Текст книги "Плеяды – созвездие надежды"
Автор книги: Абиш Кекилбаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
По его знаку Юмаша развязали...
Ночью, после свидания с Абулхаир-ханом, Тевкелев возвратился к себе с двойственным чувством. С одной стороны, доводы и рассуждения хана были и логичны, и убедительны, и дальновидны. С другой... Быть может, хан затеял все это, чтобы получить богатые дары от России? Или просто запугивает его, с тем чтобы превратить в свое послушное орудие, заставить делать то, что ему, хану, выгодно?.. Тевкелев боялся быть обманутым этим хитрым, умным, необычным человеком.
Теперь, после рассказа Юмаша, Тевкелев убедился, что хан с ним не лукавил. Судя по тому, что бии смеют запретить хану встретиться с послом, враги они поистине серьезные... Ну а если допустить, что Абулхаир находится в сговоре с биями и они вместе плетут какую-то коварную интригу? Эта мысль показалась Тевкелеву не такой уж невероятной, и он решил ждать событий, наблюдать и анализировать. «Да, крепкий орешек этот Абулхаир! Сдержанный, словно выточенный из мрамора. Крепкий! Бледный, холодный. Суровый и непонятный, будто за семью печатями... Такого не запугаешь. А вдруг он был со мной искренним?»
Аул притаился в ожидании событий. Притаилось в ожидании событий русское посольство...
Со всех сторон к аулу потянулись всадники. Они не прятались и не таились, открыто, по пять-шесть человек входили в юрты. Около ханской ставки народу было со-всем мало, но люди Абулхаира не спускали глаз с аула.
Тевкелев тоже получал сведения обо всем, что творилось вокруг, ломал голову над тем, что услышал ночью от Абулхаира, и все больше и больше склонялся к тому, что тот говорил ему правду.
Большая группа всадников направилась из аула к ханской юрте. Они сошли около нее с коней; никто из ханских слуг не помог им, как обычно, не суетился; никто из ханской свиты не обнаружил радости.
Таймас приблизился к послу и произнес тихо и выразительно:
– Как бы всадники не затеяли чего худого. Уж что-то больно тихо. Я полагаю, господин посол, вам лучше не выходить из юрты, а людям нашим надо сказать, чтобы не торчали на виду, как бородавки на лице. Подождем, потерпим...
Вскоре к Тевкелеву явились посланцы хана. Они были возбуждены и напуганы.
– Господин посол, – обратился один из них к Тевкелеву, – хан просил вас передать биям подарки. Без промедления! События принимают опасный оборот. Лучше откупиться подарками...
– Пока не получу клятву в верности России, не дам ничего, ни одному человеку! – разъярился Тевкелев.
Казахи с удивлением воззрились на него и поспешно удалялись.
После полудня прибежал еще один человек от хана. Он был хмур и суров.
Господин посол, хан направил меня к вам с поручением, – чеканил он каждое слово. – Хан передает вам: «Бии могут расправиться с нами обоими, если вы не передадите им то, что им предназначается! Пока мы целы и головы наши на месте, – говорит хан, – надо спасаться от этих злодеев! Надо их умаслить, иначе им ничего не докажешь!..»
– Пока не присягнут, ничего не получат! Так и передайте всем от моего имени! – повысил голос разгневанный и в то же время испуганный Тевкелев.
Споры у хана затянулись: люди не расходились.
К Тевкелеву пожаловал новый человек:
– Меня, господин посол, послали к вам бии. Они просят вас явиться к ним, имея при себе грамоту русской повелительницы.
– Хорошо, ступай и скажи: сейчас буду! – ответил он, а сам подумал: «Ну и ну! Грамота царицы им понадобилась. Выходит, я был прав, упорствуя!»
Тевкелев в сопровождении свиты пошел на собрание казахских биев. По дороге его встретили два ханских нукера, а возле ставки поджидали два бия, которые и препроводили его в юрту.
Внутри было сумрачно. Бии уселись, образовав тесный круг. В юрте воцарилась настороженная тишина. Абулхаир и еще два человека поднялись навстречу послу, и Тевкелев вручил хану грамоту царицы. Абулхаир приложил ее ко лбу и бережно положил перед собой. Подвинулся и освободил для посла место слева от себя.
Тевкелев начал свою речь:
– Абулхаир-хан, ты прислал к ее величеству императрице Анне Иоанновне своих послов Куттымбета Коштаева и Сейткула Кудайкулова. Они передали царице великой России твое послание. В нем содержалось прошение о том, чтобы императрица приняла подвластный тебе народ в подданство России. Были также высказаны заверения в том, что вы, казахи, желаете жить в мире и дружбе с народами, входящими в состав Российской империи. Ее величество императрица Анна Иоанновна явила милость тебе, Абулхаир-хан, всем киргиз-кайсацким биям, народу и войску и великодушно согласилась признать вас своими подданными. Она соизволила направить меня к вам с грамотой и поручила мне выразить уверенность, что вы будете верны присяге и долгу, будете честно служить ей. Государыня-императрица, со своей стороны, дает обещание не оставлять вас без защиты и милостей. Я прибыл сюда, чтобы из ваших уст услышать подтверждение намерения стать подданными России и ее величества императрицы, а также получить в том удостоверение в письменном виде.
Тевкелев решил не вдаваться в подробности, чтобы не распалять биев еще больше. Они выслушали его, храня мрачное молчание. Бий, который находился справа от Абулхаира, произнес с едва сдерживаемой яростью:
– Господин посол, вы пока можете вернуться к себе. Мы пригласим вас позже.
Тевкелев удалился с высоко поднятой головой. В юрте сразу же поднялись шум и крики.
– Ну-у-у, началось! Теперь сканда-а-ал разразится!.. Свалка начнется! – почесал за ухом Таймас. – Надо ноги уносить отсюда!
Он был прав: едва Тевкелев покинул собрание, там приступили к дележу добра, оставленного послом. Они вытряхнули его в середину круга и накинулись на него, словно голодные волки. В ход шли локти, кулаки и камчи... Вырывая друг у друга подарки, бии кричали, что нельзя выпускать из степи посла живым!.. Все привезенное добро, до последней тряпки, надо поделить меж собой!
Разгоряченные алчностью, бии грозились убить всех башкирских биев, сопровождавших русское посольство, всех русских, кем бы они ни были – купцами, солдатами или слугами.
«Об этом башкирским биям донес их лазутчик, затесавшийся среди ханской прислуги. Они поспешили прийти к послу и поставить его обо всем в известность.
– С самого начала показалось мне странным, что казахи безо всяких согласились принять подданство... Они ведь известные скандалисты! – начал вслух размышлять
Алдарбай.
– Однако, дорогой ага, вы же сами когда-то привели их послов в Уфу! Если у вас были подозрения, почему же не выяснили все как положено, не проверили? – с недоумением воскликнул Таймас.
– Э-э-э, если даже Абулхаиру не под силу справиться со своими подданными, чего ты хочешь от дорогого аги! Попробуй-ка, пойми их! Что за народ? – попробовал предотвратить ссору Акмулла.
Словно осуждая своих товарищей за суесловие, батыр Шима обвел их суровым взглядом из-под лохматых бровей.
– Что толку оглядываться сейчас назад? Так ведь и шею сломать можно! Давайте лучше думать, как быть! – обратился к баям Беккожа.
Рябой Отжаш ударил рукояткой камчи по колену и выпалил:
– Верно! Надо что-то делать! Кто знает, что они там надумают!
– Твое мнение, Таймас? Ты вроде знаешь казахов, не раз бывал у них с посольствами? – вставил слово Оразай.
Однако Таймаса опередил обычно спокойный и сдержанный Кидрияс Муллакаев:
– Если кто и может остановить скандал, пресечь смуту, так это Букенбай. Он и его зять и друг Есет – самые богатые и самые влиятельные люди в степи. Если мы сумеем привлечь их на свою сторону, то они смогут убедить людей принять подданство. Если же Букенбай и Есет откажутся, то положение наше, считайте, безнадежно!
– Как нам связаться с Букенбаем? Где отыскать его? —Тевкелев с надеждой ухватился за предложение Муллакаева.
– Они давние друзья с Таймасом! Таймас его отыщет и привезет сюда! – воскликнул Кидрияс.
Через два дня Таймас вернулся с Букенбаем. Когда Букенбай уселся на торе в посольской юрте, она вдруг показалась Тевкелеву не такой уж просторной: никогда прежде ему не приходилось встречать такого огромного человека.
– Батыр, по дороге, я уверен, вы обо всем узнали от Таймаса. Я прибыл сюда по велению моей императрицы и по приглашению Абулхаир-хана. Прибыл, чтобы принять присягу от подвластного хану народа в верности России. – Тевкелев развел руками. – Но здесь застал, неожиданно для себя, раздоры и смуту. Мы оказались в трудном положении. Никто не собирается силой тащить казахов под власть русской короны. Они сами начали это дело! Первыми повели разговор об этом... Теперь же они ведут разговоры совсем иного рода – о том, например, что поднимут руку на меня, русского посла, на башкирских баев, на всех русских. Русская царица сама никого не трогает, но и не щадит тех, кто причиняет зло ее народу. Если казахи решатся на черное дело и убьют нас, сюда прибудут пограничные отряды казаков, а также войска башкир и калмыков. Прольется кровь. Зачем она?.. Если казахи не хотят принимать русское подданство, если намерения их изменились, пусть заявят мне об этом открыто и отпустят нас с миром.
Букенбай посмотрел прямо в глаза Тевкелеву:
– А как белый царь посчитался с хивинцами, которые уложили столько русских? – сказал он то ли с упреком, то ли с сомнением.
– Хивинцы действовали как звери. Ни один народ, ни одна религия не разрешает и не одобряет убийство посла. Зло в конце концов оборачивается против тех, кто учинил зверство! – Тевкелеву был неприятен этот разговор, но избегать его он не считал нужным. – Наш царь вел войну с северными странами, когда от предательской руки пал посол Бекович-Черкасский. Хивинский хан каялся, просил у России прощения за эту кровь. К тому же вскоре на хивинском престоле оказался другой правитель. Учитывая все это, царь простил Хиву. В первый и последний раз простил. Никогда больше Россия не пощадит страну, посягнувшую на жизнь ее посла.
Букенбай кивнул головой, точно одобряя слова посла и давая понять, что он удовлетворен.
– Батыр, я наслышан о том, что вы самый влиятельный человек в казахской степи. Даже хан ничего не предпринимает без вашего согласия и совета. Сдается мне, настал момент употребить ваше влияние на народ казахский. Государыня императрица не забудет сделанного вами добра. Подайте нам руку помощи в трудную минуту! Мы отблагодарим вас по заслугам, от всего сердца. Царица явила щедрость свою, снабдила подарками для таких благородных людей, как вы!
Букенбай пропустил мимо ушей последние слова Тевкелева и только спросил коротко и сурово:
– Чего они от вас требуют?
– То-то и оно, что мне ничего неизвестно, со мной они не говорили. Но меж собой кричат, грозятся: убьем русского посла, разделим царское добро, всех посольских – русских и башкир – прикончим!
Букенбай подумал и спокойно сказал:
– Не горюйте раньше срока! Я сам с ними потолкую! Не думаю, что они причинят вам вред.
Тевкелев поднялся одновременно с Букенбаем:
– Да вознаградит вас бог за ваши слова! А мне бы хотелось отблагодарить вас за поддержку и доброе сердце.
Букенбай резко вскинул голову, нахмурился:
– Не трудитесь! Я не стану служить ради подношений и подарков! – Он решительно шагнул за порог.
«Уж не обидел ли я его невольно?» – всполошился Тевкелев.
Сердце подсказывало Тевкелеву, что на Букенбая можно положиться. Однако он решил все-таки и сам принять меры и срочно отправил в Уфу с письмом к воеводе пять дворян, пять казахов и сотню башкир.
Едва отъехали его посланцы, как Букенбай принес Тевкелеву весть о том, что на завтра намечен сбор биев и что на этот сбор будет приглашен посол.
– Вы должны держаться смело! Говорить веско и решительно. Наш народ больше прислушивается к людям дерзким и отчаянным, нежели к людям вежливым и сладкоречивым. Ни о чем не беспокойтесь! Знайте, я буду рядом!
На следующий день бии и вправду пригласили посла в ханскую ставку.
Едва переступив порог, Тевкелев почуял: добра не жди! Яростны были лица биев, злобно блистали их глаза. Тевкелев уверенно прошел на торь. Бии, будто их душили нетерпение и злоба, бросали ему тяжелые, словно камни, слова:
– Ты зачем пришел в нашу страну?
– Кто тебя звал сюда?
– Чего тебе здесь надо?
– Убирайся, пока цел!
Тевкелев сохранял невозмутимость, будто эти крики не имели к нему никакого отношения. Потом тихо, но решительно, так, чтобы его услышали все, сказал:
– Я прибыл сюда по вашей просьбе. По вашей... Никто не вынуждал вас отправлять послов в Россию. Об остальном вы можете узнать у Куттымбета и Сейткула. Они знают, какие требования предъявляет русская корона к своим подданным.
Тогда перекинулись бии на Абулхаира, на него обратили свой гнев:
– Разве есть у нас закон предков, по которому хан принимал бы решения, не посоветовавшись с предводителями родов? Разве кто-нибудь произносил хоть словечко о подданстве? Срывалось оно с чьих-нибудь уст? Ты что, не знаешь, какому наказанию подвергается хан, нарушающий традиции и законы предков?
Бледное лицо Абулхаира совсем побелело. Он широко открыл обычно полуприкрытые веками глаза: в них была лютая, как лезвие меча, стужа.
– Ладно, хватит горло драть! – властно прикрикнул он на биев. – Когда наступает час испытаний, приходит беда, вы все бросаетесь ко мне, что дети малые, просите: «Ты хан, спасай, веди нас, а мы как один – за тобой!..» А поступить, как оно и подобает мне, по-хански, так каждый из вас норовит схватить меня за полу чапана, схватить – и не пускать! Сразу память у вас отшибает, забываете, что я хан! Но у меня память хорошая, я помню, что я хан! Не забывайте и вы об этом! Я обязан заботиться, думать о моем народе. Даже малому ребенку ясно: если у коня есть хозяин, то конь и напоен, и накормлен, и вымыт, коли испачкался в грязи, и в ненастье и холод накрыт попоной... А дикие кони в степи, у которых нет хозяина, – какова их доля? Человек их увидит – спешит подстрелить, зверь заметит – набрасывается и задирает. Наше положение – что у диких косяков. Мы такие же неприкаянные и беззащитные, так же носимся в поисках пропитания и покоя по степи. Как нам не думать, не искать хозяина, который не оставил бы нас в беде, не дал бы умереть с голода и холода? Я нашел такого хозяина. Это русская царица. Она вняла моей просьбе и прислала своего посла. Я свой долг перед народом выполнил, моя совесть чиста. Хотите, как наши соседи, жить в мире и спокойствии, иметь крышу над головой, теплую попону в стужу, корм в бескормицу так давайте вслед за мной присягу на верность России. Если предпочитаете носиться, как и раньше, по степи, гонимые и битые, развевая хвосты по ветру, – что же, будем жить по-старому. За один бок будут рвать нас волки, за другой – шакалы. Можете убить меня: лучше лежать в сырой земле, чем грызться по-звериному.
Бим как по команде, повернулись к русскому послу, ошарашенные речью Абулхаира.
– Мы поручали хану отправить послов, это верно! Но они должны были вести переговоры лишь о союзе с русскими. О подданстве не должно было идти и речи! Это затея хана! Он признался в этом во всеуслышанье! При всех! И ты с ним заодно, это нам тоже ясно! Ты притащился сюда не только как посол, но как лазутчик, как соглядатай неверных! Чтобы все о нас вызнать, вынюхать! Как же мы можем выпустить тебя живым?
По спине Тевкелева побежали мурашки. Он отыскал взглядом Букенбая и понял, что тот кипит от возмущения. Тевкелев решил не отступать, показать характер.
– Если память мне не изменяет, у вас есть мудрая пословица: «Аяз-би, знай свою силу, муравей, знай свою дорогу». Не могу не подивиться тому, что вы, укоряя хана за забвение традиций предков, сами предаете забвению мудрость ваших предков... Вы, я вижу, не знаете или притворяетесь, что не знаете, какова она – русская держава. Россия не нуждается в случайных союзниках. Неужто вы и в самом деле считаете, что такое могущественное государство, перед которым трепещет весь мир, заинтересована в союзе с вами? Зачем вы царице? Вы – кочевой, никому не ведомый народ, живущий в дикой степи? Наша государыня не станет давать пустых обещаний о мире и союзе с вами – и тем обесценивать свою золотую корону! Ей нет необходимости бояться да опасаться вас. Что вы можете сделать великой России? А она, Россия, и подвластные ей народы – соседи ваши – могут разделаться с вами в одно мгновенье! Взгляните на вещи трезво: вы со всех сторон окружены – калмыками, башкирами, нашими казаками, сибирскими городами... А джунгары, ваши лютые враги?.. Чего вы носы задираете, чего зря кипятитесь, силенок-то у вас не осталось совсем! Нет их! Не хотите принимать русское подданство – дело ваше, никто умолять вас о том не будет! Не заноситесь чересчур, не советую! – Тевкелев намеренно упрощал, огрублял свою речь, желая, чтобы его поняли эти злобные крикуны. – У нас и без вас хватает союзников. И подданных тоже хватает. Народы – не чета вам – за счастье почитают находиться под милостивой опекой великой России! Грузинский царь, калмыцкий хан, монгольский хан, калпакский хай, удельные князья: кабардинский, кумыцкий, терской, барабинский, аксайский... Не пытайтесь сравнить себя с этими правителями и их народами!.. Если вы одумаетесь и решите принять подданство – известите меня об этом! Не желаете – отпустите меня без задержек и осложнений!
Как ни странно, Тевкелев совсем успокоился, страх куда-то исчез, и он с интересом стал наблюдать за собравшимися, ждать, как они прореагируют на его слова.
Взбудораженные бии опять зашумели, но уже потише, менее уверенно.
– Что же мы, так и будем слушать хулу?
– Что он тут болтает, неужто угрожает нам? – раздались возмущенные голоса, но их перекрыл голос Букенбая:
– Ладно, довольно чесать языками! Это говорю я вам! Меня никто из вас не посмеет упрекнуть в том, что я отлеживался под одеялами, когда на нашу землю приходила беда! – Букенбай обвел собрание тяжелым взглядом. – Если вам и не к кому придраться, если вы и не можете кого упрекнуть, так это, наверное, меня! – Букенбай сжал свои железные кулаки. – Братья, если придет лихая пора, я и впредь готов драться с любым врагом. Однако давайте-ка вспомним: в обычаях наших предков нет такого, чтобы не прислушиваться к здравому смыслу только потому, что язык без костей. Нет такого глупого обычая! Неужели мы не в силах понять, что пришло время жить иначе? Хватит нашим кочевьям бегать по прихоти врага, кочевать по прихоти тучи! Наступило время подумать о нашем завтрашнем дне. Вспомните, как мы жили все это время и как живем сейчас. Нас обложили со всех сторон враги. Если так будет продолжаться и дальше, то в один печальный час растерзают нас. Сегодня, когда решается наша судьба, а вверяю свою жизнь Абулхаиру, потому что верю ему сейчас так же, как верил, когда Абулхаир дрался с нашим кровным врагом – джунгарами. Абулхаир-хан выбрал единственно правильный путь: в такое лихое время лучше иметь сильного и надежного друга, чем быть покоренным коварным врагом. Поэтому я вместе со своим улусом принимаю подданство русской царицы и готов дать клятву на Коране – священной книге. Те, кто согласен со мной, пусть выходят сюда и дают клятву. Первым принести клятву должен Абулхаир-хан.
В юрте, где только что кипели страсти, наступила тишина.
Абулхаир вышел на середину с Кораном в руках. Он поднес его ко лбу и торжественно произнес:
– Перед аллахом подтверждаю то, что сказал русской царице. Слово мое – закон, обещание мое неизменно! – Хан снял с шеи круглую серебряную печать, поплевал на нее и решительно стукнул по грамоте, переданной ему Тевкелевым.
Букенбай, Есет, Кудайназар и еще двадцать семь баев из Младшего и Среднего жузов последовали его примеру. Остальные наблюдали за этой церемонией, стиснув зубы.
Тевкелев принимал присягу и подносил царские дары тем, кто поклялся в верности русскому престолу.
Потом все сели на коней и покинули ханскую ставку. Всадники словно закрыли собой горизонт. Они удалялись медленно, опустив головы, двигались тесными рядами. «О боже, такие способны на все! Как бы нам не распрощаться с жизнью в этой неприютной земле!» – Тевкелев испуганно перекрестился.
Большой аул обезлюдел, притаился, замер, как дом, из которого вынести мертвеца.
Медленной чередой прошли четыре дня. На рассвете пятого дня примчался ханский слуга Байбек Аглук и, соскочив с коня, выпалил:
– Господин посол! Беда! Ряды недовольной знати растут! Бии запугивают людей, перетягивают их на свою сторону угрозами! Против нас настраивают. Хан велел сказать: надо что-то предпринимать. В первую очередь необходимо задобрить кое-кого подарками. Они, противники наши, передал хан, пусть действуют угрозами, а мы – дарами и лаской! Пусть, передал хан, посол пришлет шестьдесят аршин сукна, пятьдесят аршин красного ситца, двадцать шкурок выдры, сорок шкурок ондатры, двадцать красных кож, пять кусков парчи, пять шкур лисиц, три куска китайского шелка...
Тевкелев отправил Райбека обратно к хану, но без даров.
На третий день после этого к вечеру появился Букенбай. Он, как мог, утешал Тевкелева.
– Не обращай ты внимания на этих крикунов! Покричат, побрыкаются и успокоятся!
Тевкелев поблагодарил Букенбая, обещал особо доложить о нем ее величеству императрице.
Уехал Букенбай и словно унес с собой тишину и остатки покоя.
Средь белого дня прискакали какие-то всадники и стали с гиканьем хлестать камчами по груженым посольским телегам. А ночью налетели опять, носились, не давая никому уснуть: наутро русские недосчитались нескольких коней.
И так изо дня в день.
Спустя несколько дней Байбек принес совсем тревожные вести от хана: «Бии совсем озверели. Утихомирить их можно лишь богатыми дарами. Если промедлим, быть беде! За подарки перед великой царицей я сам отвечу».
Тевкелев приказал спешно отсчитать и передать хану все, что он требовал. Обстановка не сулила ничего хорошего... Он решил, что надо больше прислушиваться к советам хана.
Между тем люди Абулхаира поймали двух неизвестных джигитов, когда те пытались угнать посольских коней. Хан распорядился заковать джигитов в кандалы. Оказалось, что они из рода жаппас. Бий Баймурат решил бросить клич, собрать войско и разгромить ставку хана и посла.
К Тевкелеву прибыл сам Абулхаир и, не тратя времени на традиционные приветствия, прямо с порога осведомился:
– Слышали, господин посол, новость? Что будем делать?
– Как далеко находится сейчас Букенбай? – ответил Тевкелев вопросом на вопрос.
– Отсюда не менее трех дней пути.
– Нужно срочно послать к нему гонца.
– Отправить-то мы отправим... Только успеет ли гонец?
Хан послал к Букенбаю человека и велел перевезти русское посольство поближе к его ставке. Однако это распоряжение выполнить не успели.
Едва сгустились сумерки, аул на Мантюбе покрыла густая пыль. То был Баймурат со своими людьми: всадников было видимо-невидимо.
Тевкелев собрал русских и башкир:
– Наступил час испытания. Не посрамим чести матушки-царицы и России. Не дадимся злодеям живыми. Казаки и башкиры окружили юрту посла тесным кольцом. Все они были при оружии – кто с винтовкой, кто с саблей или копьем. Всадники приближались с оглушительным шумом, с громкими криками. Баймурат носился от ханской юрты к посольской как бешеный, изрыгая проклятья и угрозы:
– Если вы не вернете нам наших джигитов и не дадите плату за их наказание – пощады не ждите! Срок вам – до полуночи. Сокрушу все, спалю все дотла! Твоего посла, Абулхаир, утащу с арканом на шее! Ответ перед русской царицей придется держать тебе, Абулхаир! Тебе, а не мне!
Только перевалило за полночь, как джигиты Баймурата набросили на юрту Тевкелева волосяные арканы и стали раскачивать ее. Юрта заскрипела, сдвинулась с места. И тут подоспел посланец Абулхаира.
– Стойте! Стойте! Батыр, твои джигиты освобождены! – возгласил он.
– То-то же! Испугались, в штаны наделали! – сквозь зубы процедил Баймурат. Его войско торжествующе загоготало... Утром русские недосчитались еще пятнадцати коней: видимо, Баймурат посчитал их платой за своих джигитов, подвергшихся унижению.
Посольство перебралось поближе к ханской ставке. Тайком от всех Тевкелев отправил гонцов в Уфу. Дни сменялись днями. Наступил ноябрь. Третьего числа вихрем налетели какие-то всадники и осыпали стрелами юрты, в которых жили русские и башкиры. Солдаты открыли стрельбу. Один из разбойников кулем свалился с коня. Остальные подхватили его и с воем, причитаниями и плачем ускакали прочь. Однако не забыли прихватить с собой семнадцать коней и трех верблюдов...
Через два дня после этого к стоянке Абулхаира прикочевал вместе со своим улусом Букенбай.
Букенбай вместе со своим двоюродным братом Кудай-назаром пришел к Тевкелеву. Посол и батыр встретились как старые друзья.
– Не бойся! Теперь я рядом, уж как-нибудь защищу тебя и твоих людей. Пусть только сунутся! – Букенбай погрозил своим громадным кулаком кому-то незримому.
Растроганный Тевкелев обнял Букенбая.
Он и все посольские почувствовали себя увереннее. Тевкелева опять потянуло на простор, он стал чаще выходить, гулять в окрестностях, подниматься на караульный холм.
Степь изменилась, будто приуныла. Холмы, надутые, как бока сытого ягненка, пожелтели. Еще недавно серебрившиеся под лучами солнца озера потемнели. В густых прибрежных камышах все замолкло: обитатели их, видно, скрылись куда-то, унесли с собой веселую возню и бодрые радостные звуки. Потянулись на юг птичьи стаи.
Потемнели, впитав осеннюю влагу, белоснежные кошмы на юртах. Тевкелев любил наблюдать, как хлопотали женщины, готовясь к зиме. Руки их так и мелькали, плетя циновки, раскатывая на их поверхности пышную шерсть, уминая ее, смачивая, опять катая, сваливая, – и все это, чтобы получить войлок. Потом неутомимые руки снова мяли, уплотняли, скручивали войлок, чтобы он превратился в плотную теплую кошму.
Природа и обитатели аулов готовились к зиме... К чему готовить себя и своих людей ему, Тевкелеву?
Никто больше не изъявлял желания принять присягу на верность России. Может быть, размышлял Тевкелев, самым лучшим было бы сесть на оставшихся коней и под покровом ночи двинуться в обратный путь? Однако пропустят ли их через степь? Сомнительно! Если предположить, что им удастся ускользнуть от разбойников, то что ждет его дома? Только не распростертые объятия. Какие-уж там распростертые объятия, если он, посол, не справлялся со своей миссией?..
Как бы эта негостеприимная степь не оказалась моим последним пристанищем! – тяжко вздыхал Тевкелев. – Как бы не кончились здесь мои дни, не оборвалась здесь моя жизнь, полная скитаний, лишений и тревог! Меня и моих подчиненных вполне может постигнуть участь Бековича-Черкасского. У того хоть было огромное, хорошо оснащенное войско. Сгинем тут, и никто не найдет следов наших! Не упустит, боюсь, этот упрямый, отчаянный народ добычу – перережут нас как баранов, а добро царское поделят между собой...»
Тевкелев чувствовал себя одиноким, всеми покинутым, никому не нужным здесь, на самом краю света... Он мучился оттого, что не было ни вестей, ни помощи из Уфы, его одолевали мысли о том, дошли ли его люди, донесли ли правду до своих о бедственном положении посольства? Наверное, там, на родине, что-то предпримут, что-бы их спасти. А пока вся надежда была на Букенбая. Отозвался, прикочевал со своим улусом сюда! Загадки задает степь... Почему этот батыр идет наперекор своим соплеменникам? Почему готов защищать чужаков?.. Непонятный, чудной, странный народ...
Нашлись люди, принявшие русское подданство, их мало, но они есть, и никто не смог заткнуть им рот или запретить поступить по-своему. Ведь присягнули же тридцать человек, не испугались, не озирались со страхом по сторонам!
«Недаром гласит народная мудрость: много ям и рытвин в незнакомом месте. Не похожи казахи ни на один другой народ, с которыми сводила меня судьба. Надменные и наивные, грубые и добрые, жестокие и равнодушные. Ругаются, поднимают голос на самого хана! Пожалуй, здесь у хана ничего нет, кроме титула и, наверное, богатства. Нет подлинной власти... Чуть что – он гонит гонцов к Букенбаю. Чем же определяется здесь влияние и власть? Скорее всего реальной силой и богатством. Интересно, сколько в степи людей, подобных Букенбаю? Неспроста Абулхаир твердит мне: «Удастся задобрить влиятельных людей – остальные сами пойдут за ними». Неужели казахи так жадны до чужого добра? Или просто любят похвастаться друг перед другом подарками как символами почета и уважения, им оказываемого?»
Однажды к Тевкелсву неожиданно прибыли Абулхаир-хан, Букенбай и Кудайназар. Они были на этот раз не одни – с ними еще трое незнакомых мужчин, похожих друг на друга как две капли воды: все большеглазые, с мясистыми носами. Того, что выглядел постарше, звали Кара-батыр, имена остальных не задержались в памяти Тевкелева.
Посол угостил их русским обедом, и, судя по всему, он им очень понравился. Букенбай жевал со смаком сдобный хлеб, испеченный по особому рецепту с сахаром и перцем, и приговаривая:
– Ох-хо-хо! Эти русские, оказывается, тоже кое-что умеют... – И при этом добродушно похохатывал.
Когда же принесли кипящий самовар, Абулхаир не выдержал и попросил посла:
– Будете, господин Тевкелев, уезжать на родину, оставьте нам эту штуку на память. Мы будем бережно хранить ее и вас вспоминать.
Гости пили чай с наслаждением. И чем больше стаканов они выпивали, тем заметнее светлели их лица, тем разговорчивее и добрее они становились.
Тевкелев был несказанно доволен.
Беседу начал Букенбай, чувствовавший себя у посла своим человеком:
– Вы, господин посол, извините нас за беспокойство, которое вам причинили. Казахи как дети, не разберутся толком что к чему, что хорошо, а что плохо: шумят, скандалят... Потом каются, не знают, как загладить вину.
Букенбай, видно, опасался того, что русский гость составит себе превратное представление о его сородичах, которых он хоть и клял, и ругал, но любил преданно.
– Все это происходит оттого, что живем мы не как другие народы: каждый сам себе хозяин на своем холме, – включился в беседу Абулхаир. – Вот и привыкли обо всем судить сами. Однако не стоит нам раньше времени отчаиваться. Надо терпеливо ждать и действовать осмотрительно, без спешки. Не надо скупиться на сладкие речи, жалеть ласковых взглядов. – Абулхаир сделал большой глоток чаю.
– Мы всегда будем рядом с тобой, господин Тевкелев! Поддержим и словом, и делом! – подхватил нить беседы Букенбай. – Завтра строптивцы превратятся в овечек, сами за тобой побредут, вот увидишь! Мы и пришли к тебе затем, чтобы сказать это!
– Спасибо вам, – ответил посол. – Если еще кто-то захочет стать нашими подданными, я никому не откажу, даже самым строптивым. – Он улыбнулся. – Никто не будет обойден добротой и милостью нашей государыни. Нy а коли есть такие, кто не имеет желания оказаться под покровительством России, что ж, на то их добрая воля! Ни за кем не стану бегать «с развевающимися полами», так, кажется, любите говорить вы казахи? – еще шире улыбнулся Тевкелев.
