Текст книги "Орки (СИ)"

Автор книги: Урук Хромой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 44 страниц)

– Я жду.

– Щенки. Мои, прости меня, – она что-то попыталась сделать, то ли упасть в ноги, то ли кинутся на меня. Я остановил ее движением руки.

– Веди, – кто-то из самок охнул и уронил на пол что-то из посуды. Тзя деревянной походкой сходив в угол, привела двух перепуганных щенков и замерла, не выпуская их рук. Принюхавшись, я вспомнил запах. Дети Тзя. Как я совсем про них забыл. Мимо Тзя просочилась Ая и с ходу бухнулась в ноги.

– Вождь, прости нас, мы их не оставили за Воротами. Сегодня обратно отправим. Накажи нас, старших.

– Давно прячете?

Тзя сокрушенно кивнула головой.

– Больше не прячьте, не надо. Сколько еще по лагерю таких?

В землянке завздыхали и смущенно завозились самки, не поднимая глаз.

– Ясно. У нас лагерь воинов. В любой момент все, что угодно случится может. Куда вы их тогда денете? Два дня вам, потом всех собрать и отвезти за ворота к Хромому, – услышав горестные вздохи, поднял руку, – отобьем Ульриха, разрешу вернуть всех.

Опустив взгляд, посмотрел на жмущихся к матери щенков.

– Идите ко мне, -Тзя, закусив губу, подтолкнула ко мне прижавших ушки малышей, – идите.

Неуверенно оглядываясь на мать, они подошли ближе и замерли в шаге от меня. Протянув руку, притянул их к себе. Обнюхал обоих: двойняшки, разнополые, здоровые. Шерстка еще на обмялась вся, сезона два им нет. Мягкие. Боятся. Положив руки на головы, поднял лица и поймав испуганные взгляды дунул им в мордочки. Оба одинаково удивленно захлопали глазами.

– Есть хотите? Тзя, ты уж накорми нас всех, – мать с дочерью одновременно метнувшись на выход, столкнулись и вылетели на улицу. Я посмотрел на стоявшую в стороне Таур, закусившую губу и с завистью смотревшую им вслед.

– Таур, – она повернула голову и замерла, – Ру позови, общая еда у нас. Только не беги, а то вы все развалите сегодня.

Поселок Дальний хутор.

Следующая пятерка дней прошла в суете и беспокойстве для всех. Люди постепенно осознавали произошедшее и наличие совсем рядом древнего и страшного врага. Оставшиеся в виде то ли заставы, то ли сторожей полтора десятков орков, разного размера постоянно напоминали о новом порядке вещей. У отца Ируки немного в стороне от остального хутора стоял сарай. Он в нем обычно держал необмятый лен. Сейчас же его заняли под жилье заставой орков.

Ушедший Староста оставил разлад в душах, страх и робкую надежду на то, что оно как-нибудь само решится. Хутор старался жить, не замечая орков. Получалось это плохо. В повседневной жизни утром, просыпаясь с мыслью, что все это плохой сон, хуторяне прямо за порогом своих домов натыкались на орков ночного дозора, деловито идущих к своему сараю. Они проходили мимо сторонящихся и уступающих дорогу людей и ныряли в полумрак своего сарая.

Староста оставил отца Ируки старшим для общения с орками и свел его с десятником дозора, коренастым и кривоногим орком со странным и невнятно звучащим именем Чжаргх. Ростом он был едва по грудь высокому хуторянину, но шириной груди и плеч уступал ему совсем немного. На встречу он вышел из сарая в сопровождении пары орков поменьше, закутанных в отличии от него в травяные плащи и скрывающих лица широкополых шляп из тростника. Они мгновенно, тихо ступая кривоватыми ступнями, обтекли пришедших людей со спины,и замерли в неподвижности, держа в руках свои копья. Джар, как про себя прозвал десятника отец Ируки, внимательно выслушал Старосту, морща лоб и поглаживая топор, засунутый за неплохой кожаный пояс, явно работы мастеров Аллейн. Обычный плотницкий топор, что сейчас лежал прикопанный у очага в золе в доме Ируки. Подняв голову, десятник шагнул ближе к новому Старосте хутора и, глядя ему прямо в глаза, проскрипел.

– Тии, хоон, – он ткнул в Старосту когтистым пальцем, – хак хоон. Чарга, – вновь ткнул в стоящее высоко в небе солнце, – тии, тууут, – показал на землю под ногами.

Пожав плечами на недоуменный взгляд нового Старосты, старый перевел.

– Ты как я. Теперь Староста. Утром приходишь и говоришь, что будете делать в течение дня. Он слушает, запоминает. И вы всегда будете под присмотром. Не стоит проверять, так ли это. У меня дома лежит пара таких неверящих, палками они бьют очень умело. Медленно и не торопясь говори ему, что ты хочешь сказать. Он все понимает, говорит плохо. Зубы у них мешают им говорить, как мы. Но ты его поймешь. Вы их кормите. Каждый день приносишь им продукты. Не надо стараться дрянь им давать. Нюх у них не хуже собачьего. У меня такую умную, Затина, ты ее знаешь, заставили порченую крупу съесть. Еле отпоили ее настоем. Вот как-то так. Остальное ты сам разберешь. Мне домой пора. Я к вам пока шел, думал упаду и не встану. Это им, – он кивнул на все также неподвижных орков, – все равно. Бегут и бегут. Пусть тебе помогут светлые Боги. Покосившись на орков, добавил.

– Нам всем помогут.

Проводив глазами уходящего от них к толпе уже собравшихся орков Старосту, человек и орк посмотрели друг на друга и, кивнув, разошлись в разные стороны, заниматься своими делами.

И сейчас каждое утро, Староста приходил к сараю с большой корзиной и всегда заставал сидящего не пороге Джара. Осмотрев и обнюхав принесенное, Джар выслушивал человека, дотошно уточняя, больше пользуясь жестами, чем словами, предстоящий день и, кивнув, отпускал. Теперь все знали, что где-то рядом с ними, очень тихо, ничем себя не выдавая, находятся орки. Наблюдая и не вмешиваясь.

У сарая с утра недолго горел небольшой костер, для готовки, после чего орков было мало видно и слышно. Они вообще оживали ближе к вечеру, начиная парами и тройками шнырять по хутору. Всюду заглядывая и суя нос, но ничего не трогая.

Но человек привыкает ко всему, и через короткое время труд, тяжелый повседневный труд земледельца, смыв новизну произошедшего, заслонил повседневными проблемами такое необычное событие. Только орки продолжали все также неутомимо заниматься своим делом.

Перестав обращать на орков внимание, люди стали возвращаться в повседневность, со своими нечастыми и скромными радостями. Одной из них были песни. И как-то вечером, забывшись, Дара, вытащив во двор на просушку от постоянной сырости одежду своей немалой семьи, с дочерьми развешивала ее на ограде. Поглядывая на небо, что багровело облаками намекая на завтрашний ветер, тихо запела. Ее дочери-близняшки, радостно покосившись на нее, дружно подхватили. Сидевшие в ожидании ужина на лавке у входа в дом отец с братьями переглянулись. Довольно улыбнулись. Занятая помешиванием похлебки в котле в очаге Ирука тоже замерла, прислушиваясь. Женские голоса слаженно выводили знакомый мотив.

Ирука толкнула сидевшего рядом с ней младшего брата и, сунув, ему деревянную мешалку, выскочила во двор. Ее семья увлеченно и дружно пела, славя дом, поле, небо, Светлых богов за их дар жизни и все-все то, что так дорого каждому человеку. Ирука тоже заслушалась не спуская глаз с сейчас такого красивого лица матери. Но ее невидимо потянуло и дернуло изнутри уже знакомое чувство. Она медленно повернула голову и увидела торчащие над оградой головы. Остроухие головы, головы орков. Сейчас все из дозорного десятка кто был на хуторе неподвижно стояли за оградой и напряженно слушали, поблескивая глазами и шевеля ушами. Ирука увидела того самого орка, что подарил ей то замечательное ожерелье, что сейчас было зарыто на сеновале. Встретившись с ней глазами, он дернул ухом и медленно кивнул ей. После чего вновь повернул голову в сторону поющих людей и замер, задумчиво покусывая себя за губу и усиленно пытаясь что-то уловить, мучительно морща лоб и судорожно дергая щекой.

У орков за спинами выросло еще несколько темных силуэтов в широкополых шляпах. Растолкав впереди стоящих, они на мгновение замерли, потом как по команде, сняли шляпы. Стоявший впереди всех рослый орк, помотав косичками, хрипло и протяжно закричал, оборвав песню. Люди вскочили на ноги и только сейчас, увидев темную стену орков у ограды, дружно подались к дому. От бегства внутрь него их удерживало только узость дверного проема.

Орк с косичками продолжая что-то кричать, тыкая в людей рукою с зажатым в нем копьем. Его поддержали негромким рыком пришедшие с ним, остальные молча слушали. Закончив свою речь, высоким воем, орк-самка запрыгнула на ограду и улетела кувырком на землю от удара древком копья по ногам от знакомого Ируке орка. В следующий момент в толпе орков началась сумятица. Кто-то лез через ограду, рыча и воя, кто-то уже, перепрыгнув через нее, сбивали и толкали лезущих. При этом они выли, рычали и дрались, не применяя пока оружие. За спиной у Ируки придушено заскулили мать с сестрами и её за шиворот потащили в дом. Больше она ничего не увидела, и что происходило дальше, ей рассказали братья, оставшиеся защищать вход в дом.

В ходе короткой потасовки орки разделились по обе стороны ограды на три группы. Большая спокойно и заинтересовано наблюдала за происходящим. Трое пришедших позже вместе с рослой самкой громко ругались на четырех орков, стоящих во дворе, закрывая собой дорогу к дому. Те в ответ молча трясли головам и недвусмысленно потряхивали копьями в лапах.

Поорав друг на друга, через ограду во двор перелез один орк и закатил долгую речь, тыкая в людей, небо, землю, стуча себя в грудь и размахивая оружием. Выслушав его, старший из уже стоящих во дворе что-то коротко рыкнул и под дружный вой всех орков стал скидывать с себя одежду. Его противник повторил за ним раздевание и по двору в полном молчании всех зрителей, и людей и орков, закружилась пара бойцов осторожно приглядывающихся друг к другу. Оба невысокие и широкие в плечах, немного отличающиеся по цвету кожи. Одетые только в набедренные повязки, босые и сутулые, крепко сжимая широкими, когтистыми лапами свои копья, они легко кружились по двору, короткими тычками прощупывая своего противника. Легко отскакивая и уклоняясь, сбивая атаки врага встречным движением копья. Они больше прыгали, чем сражались, не обращая внимание на то, что самка, все это начавшая, выла и ругалась, глядя на них. Они негромко переговаривались и дружно отскочили друг от друга, услышав крик, раздавшийся за оградой. Сквозь расступившуюся толпу прошел быстрым шагом старший орк оставленной в поселке заставы в сопровождении пары своих воинов. Легко перепрыгнув через ограду, он разразился долгой тирадой, сопровождая ее энергичными жестами. Слушая его, орки вдруг дружно рухнули на колени, злобная самка что-то попыталась сказать и рухнула от удара древка копья. В ходе короткой перепалки часть орков, разоружив и связав, погнали к их сараю. Во дворе остался старший дозора и четверо орков, в том числе один из поединщиков. Еще немного на них порычав, старший дозора подошел к отцу Ируки и проскрипел.

– Эти, шдеесь. Шшить. Да.

После чего, развернувшись, убежал к своим воинам. Растерянно посмотрев на своих домочадцев, отец Ируки пожал плечами и шагнул к оставшимся оркам. Подойдя ближе, недоуменно развел рукам.

– Как же мне с вами говорить?

Надевающий свой плащ поединщик поднял голову от завязок и, блеснув острыми зубами, неожиданно ответил.

– Кховорит, – поводив медленно перед лицом руками, добавил, – тхак.

Рядом с ним стояли еще трое орков. Когда-то высокий для орков, а сейчас горбатый и сутулый так, что огромные кисти рук доставали почти до земли, старый орк со слезящимися глазами. Широкая и горбатая самка, судя по косичкам на голове, одетая в широкий плащ из тростинка. И судя по всему подросток, достаточно высокий и худой, что было видно даже через широкий плащ. Все четверо с копьями с каменными наконечниками, твердо стоящие мозолистыми, широкими ступнями на утоптанной земле двора.

– Шшить, – орк постучал себя по груди и обвел своих товарищей рукой, – Туут.

Подошедшая к мужу Дара прижалась к его плечу спросила.

– Что, они будут жить здесь?

– Похоже, что так. Они нас защитили. Если я все правильно понял. Надо бы их накормить.

Он показал на дверь дома и неуверенно произнес.

– Входите, гости.

Внимательно слушавший орк помотал головой и проскрипел.

– Бходиит, – помотал отрицающе головой и показал на навес для сена, – шшить.

– Хорошо, пойдем.

Устроив неожиданных гостей, Староста сел на грубую табуретку у очага и надолго замолчал. Орки быстро съели все, что им принесли и исчезли в тени навеса. Утром Старосту сопровождала пара орков с его двора. Старик и самка остались у дома. Вернувшись после полного дня работы на поле, он застал дома перепуганную жену с младшими детьми. Увидев мужа, она метнулась к нему и горячо зашептала.

– Я с тобой в поле пойду. И детей возьмем. Не могу я здесь быть. Эта тварь из-под сена с меня глаз не спускает. И старик целый день в тени у сарая просидел, только ушами шевелил.

Посмотрев вслед прошедшим под навес оркам, Староста вздохнул и, погладив жену по волосам, поправил ей платок и, глядя в глаза, тихо произнес.

–Дара, никуда ты не пойдешь. Сыро там, поморим детей. Тут ветерок обдувает, сносит всякую дрянь с болота летящую. Все ты и сама знаешь. Всем нам тяжело, ты у меня сильная. Самая лучшая.

Дара ткнулась ему в грудь головой и, прижавшись, замолчала и, помедлив, оторвавшись от него, уже твердо посмотрела ему в глаза. Кивнув, пошла в дом, опустив плечи. Смотревший ей вслед и, морщась как от боли, Староста, опустив глаза, увидел стоявшую рядом и с интересом смотревшую на него Ируку.

– Ты как, дочка!

– Все хорошо. Я могу им отнести еду.

Присевший перед ней отец, положив ей руку на плечо, спросил.

– Ты их и правда не боишься?

Ирука радостно закивала в ответ головой. Поймав ее за подбородок, отец помолчал и согласно и благодарно кивнул.

Еще через короткое время она несла корзинку, что ей снарядила ее мать, старательно прячущая заплаканные глаза. Подойдя к навесу, она услышала какие-то звуки. Осторожно подойдя ближе, заглянула в проем. В полумраке орки сидели полукругом на полу, внимательно слушали негромко говорившего старого орка. Сидя в тени, он медленно проговаривал слова человеческого языка, часто неправильно и невнятно. Но Ирука услышала обрывки разговоров ее матери, споры и мелкие ссоры ее старших сестер, считалку, что напевает ее младший братишка, когда у него есть время для игр.

Немного еще послушав, она неожиданно даже для себя шагнула в проем и, перехватив оттянувшую ей руки корзинку, произнесла.

– Корова, правильно говорить корова.

В ее сторону обернулись четыре удивленных лица с острыми ушам. Старший из орков, приподняв руку, поманил девочку и, подвинувшись, похлопал рядом с ним по рассыпанному сену.

– Туут.

Ирука, подойдя, осторожно села рядом и поставила корзинку.

Ей, подвинувшись, уступил еще немного места худой подросток-орк, с интересом покосившийся на нее. Сидевшая с другой стороны самка, побрякивая костяными браслетами, наклонила голову по-птичьи, разглядывая ее.

Сидевший напротив, скрестив ноги, старый орк, повесив до пола широкие, мозолистые лапы, смотрел на нее когда-то темными, а сейчас поблекшими глазами. Его лицо пересекали глубокие морщины, длинные острые уши с поникшими кончиками, были покрыты седым волосом. На лице были видны несколько давно заживших шрамов, во рту не хватало нескольких зубов. Почти белые волосы завязаны в два пучка и свисали по обе стороны вытянутого лица. Сейчас он внимательно и с интересом вглядывался в ее лицо. Наклонившись немного вперед, он, пожевав губами, старательно проговорил.

– Гроваа, – и ободряюще кивнул девочке.

Посмотрев на настороженно смотрящих на нее орков, Ирука медленно и внятно повторила.

– Корова, – и показала рожки, добавив, – муу.

Орки дружно, негромко фыркнули, оживленно переговариваясь знаками. После чего второй орк, что уже казалось сто лет назад подаривший ей бусы, похлопал себя по груди, глухо брякнув костяными бусами, негромко произнес.

– Чага.

Ирука протянув руку, дотянулась до него и, постучав по руке, перевела.

– Орк.

Покивав ей в ответ, старик-орк повторил несколько раз это слово и, приняв из рук самки принесенный им хлеб и отломив кусок, в полной тишине протянул его Ируке.

Отправленные на поиск младшей сестры старшие сестры-двойняшки, заглянув под навес, застыли с открытыми ртами от увиденного. Ирука сидела в компании жующих орков и что-то им рассказывала, помогая себе руками. Серьезно слушающие ее орки, не переставая жевать, кивали, что-то уточняя знакам и редкими словами, иногда по нескольку раз повторяя за нею слова незнакомого им языка. Наконец сообразив, что они увидели, обе сестры в основном занятые мечтами о женихах из Большого и обычно не очень интересовавшиеся окружающим, обе синхронно пискнули и бросились бежать в дом. Вечером Староста, уведя Ируку в сторону от горящим от любопытства домашних, расспросил ее о произошедшем. Услышав, что она учит их говорить, покивал головой и погладил ее по волосам. После чего все домочадцы получили необычно строгое от обычно мягкого отца и мужа указание не мешать Ируке в ее общении с гостями. Через пару дней любопытство угасло, и все с радостью передали все контакты с орками младшей сестре.

Пользу от этого Староста почувствовал очень быстро, когда его постоялец, достаточно внятно смог объяснить, что Вождь распорядился помогать им в работах, и также быстро довел до Старшего заставы, что и как будет делать поселок. Поселок получил от заставы ежедневных помощников, молчаливых и старательных. Орки, почти не останавливаясь на отдых, трудились на полях и вырубках, с благодарностью получали оговоренную плату продуктами и исчезали в своем сарае.

Жившие у него на дворе орки работали на его поле и у его дома.

Зайдя в очередной раз под навес, Ирука застала там самку орков, посмотрев на нее, она встряхнула плечами и ее горб, разделившись под плащом на две части, упал на пол и, сверкнув на нее глазами, превратился в две мохнатые зверушки, что, присев на задние лапки, уставились на нее. Немного выше колена стоящей рядом самки, они, плавно и тихо двинувшись, прижались к ее ногам, охватив их тонкими и гибкими лапками с крохотными коготками. В ее сторону по обе стороны голов поднялись и развернулись мохнатые и заостренные уши. Огромные глаза темно-карего цвета в обрамлении длинных ресниц с интересом и опаской ее разглядывали. На мохнатых и подвижных мордочках быстро сменялись очень понятные гримасы сначала страха, потом удивления и острого интереса. Один из зверьков, вытянув черные губы трубочкой что-то прочирикал и, испугавшись своей храбрости, еще плотнее прижался к своей защитнице.

Присев к ним ниже, она что-то тихо произнесла и, показав на Ируку пальцем, ободряюще оскалилась. Повернув к ней лицо, проскрипела.

– Не боятся, они интересно. Тии интересно.

И поманила ее рукой.

Большой Лагерь.

Каждодневная беготня из лагеря в лагерь. Море проблем и вопросов просто топили меня в своем многообразии, и я почти перестал замечать, что происходит вокруг. И буквально на третий день после операции Углука меня на бегу позвали. Молча. Встав на месте, я повернул голову и посмотрел на навес, под которым положили Углука. Фыркнув, зашел за плетенную стену и наткнулся на взгляд Углука. Он полусидел, опираясь на стену, и устало смотрел на меня. Подойдя к нему, сел на скамью рядом с его столом.

– Как ты?

– Я стал короче.

Мы посидели молча. Рядом со мной, на той же скамье сидела и шаманка. Она-то меня и позвала.

– Что дальше, Вождь? – Углук провел рукой по лежащему рядом клинку в ножнах.

– У тебя дальше выздоровление и много забот о своем роде, – я остановил его вопрос, подняв руку, – ногу я тебе сделаю, заживет то, что осталось и по мерке сделаю. Бегать ты не сможешь, но ходить обязательно. Ешь, спи, выздоравливай, буду заходить.

Я протянул ему руку, и мы, пожав их, кивнули друг другу.

– Мне пора.

За мной вышла и шаманка. Мы молча отошли подальше, и как-то само получилось, что оказались возле столов кухни, мгновенно опустевших. Так же молча сели и еще немного помолчали.

– Зачем я тебе?

– Зачем... – я потянулся и, откинувшись на стол, посмотрел в небо, – хочу поручить тебе вызов Темного.

Шаманка подпрыгнула и, вскочив, стала передо мной.

– Ты сам себя хоть слышишь? Позвать Темного из небытия. Чем, зачем, для чего?

– Зачем? Попросим его нам помочь, – я теперь старательно разглядывал свои когти.

– Ты хоть понимаешь, что ты просишь?

– А ты? – я перевел глаза на нее и помолчал, – ты хоть знаешь, как это делать? Или ты только зубы лечить можешь?

Зашипев, шаманка приблизилась ко мне и подняла к лицу когтистые лапы, я сверкнул на нее глазами и мерзопакостно оскалился. Она, помедлив, схватила себя за волосы и, что-то бормоча, закружилась на месте. Понаблюдав за ней еще немного, окликнул ее.

– Ты закончила? Если да, то сядь.

Остановившись, она молча села рядом.

– Слушай внимательно и отвечай. Ты знаешь ритуал?

– Да.

– Знаешь, что для него нужно?

– Да, жертву, живую.

– Хорошо. Ты уверена, что сможешь призвать именно его, а не мелкого демона из развоплощенных, как в логове уруков?

– Да, – она поежилась, – даже не могла подумать, что ты меня так остановишь. Должен был бежать и вопить.

– Извини, – я мерзко хмыкнул, – не знал. Значит, сможешь.

– Этого не делали сотни лет. Ты думаешь, что мы позовем, и он придет? А если не придет?

– А ты постарайся. Награда может быть не малой.

– Или такой большой, что от нас ничего не останется.

– Тогда все проблемы и закончатся.

– Я не могу, я просто боюсь.

– Тогда я сам тебя в жертву принесу, – я покосился на замолчавшую шаманку и продолжил, – на твой зов и твою кровь кто-нибудь и придет, такой-то подарок. Жрица Темного. Хватит паниковать, делай свое дело. Получится – хорошо, не получится – призовешь кого-нибудь еще. Они, – я кивнул в сторону держащихся подальше орков, – всему рады будут. Они верить должны. Верить. По-настоящему. Для того с тобою и вожусь.

Она молчала так долго, что я уже стал прикидывать каким образом ее тащить обратно в нору. Потом она заговорила.

– Я сделаю то что ты сказал. И с радостью посмотрю как тебя порвут на части те кто услышит наш зов.

– Угу, оба порадуемся. Позовешь кого надо и все получится. Трех хватит для призыва? – она кивнула, – сейчас пойдешь и скажешь всем, что мы сделаем. И проведи инициацию воинов. Знаешь как?

– Да. Зачем ты меня спрашиваешь, если ты все про меня знаешь? Как подумаю, вспомню, – она передернулась изможденным лицом, – что ты всю мою жизнь видел, жить не хочу. Знай, Ходок, самым радостным днем для меня будет тот, когда ты умрешь.

– Ну, ты у меня в очереди на покойники не первая, радуйся. Но взаимно. Я тебя тоже терпеть не могу. Иди, иди. Amigelle travillu. Tuuna.

Всхлипнув, она с ужасом посмотрела на меня и почти бегом бросилась к колодцу. А я сел поудобнее в ожидании.

Поселок Дальний хутор.

С этого дня жизнь Ируки разделилась на две части, приходя домой, она занималась домашними делами, мысленно находясь в сенном навесе.

В тот раз, с трудом преодолев изумление от увиденного, она замерла, боясь спугнуть эти маленькие существа. А они в свою очередь, тоже на спешили к ней, предпочитая разглядывать ее с расстояния. Собравшиеся на вечернюю трапезу орки вели себя как обычно, тихо переговариваясь о произошедшем за день, она так же привычно включилась в ежевечернюю беседу, чувствуя гордость от такого уважительного отношения. Зверьки так и не отошли от самки и, сидя рядом с ней, только шевелили мохнатыми ушками, прислушиваясь к словам.

Набравшись смелости, Ирука спросила, уже привычно свернув пальцы в жесте уважительного вопроса в сторону старого орка по имени Уттан.

– КТО?

Удивленно дернув ухом, тот ответил незнакомым знаком и разглядев ее удивление, ненадолго задумался. Остальные орки, прекратив жевать, молча ждали. Еще немного подумав, он, пожав плечами, обратился к остальным. Безмолвная перепалка, в которой приняли участие все орки, затянулась минут на пять и закончилась короткой фразой воина.

– Я, схазат. Тиии, – он, ткнул в девочку когтем, – кхак Дарра. Только, – он показал знак мало и добавил, – они, – коготь ткнул в строну зверьков, – кхак Унаа. Урука уже знала, что это имя самки этой семьи.

Урука помолчала, обдумывая и кивнув, уточнила.

– Дара моя мама. Унаа – мама, – и она показала на зверьков.

Орки, дружно оскалившись, закивали. А подросток по имени Та, сморщив нос, повторил за ней.

– Унаа – мама.

И зафыркал, затыкая себе рот, остальные недоуменно покосились на него и дружно принялись фыркать. Даже Уттан, дернув ухом, растянул свой рот в оскале, показав, что зубов у него большая нехватка, и затрясся в беззвучном смехе. Отсмеявшись, они все дружно насели на нее, выясняя вопрос взаимоотношений внутри семей людей. Выяснив, что все жившие с Урукой являются родственниками, тихо и дружно засвистели, выражая свое отношение.

– Дара – мама, – Уттан показал знак большого уважения, и за ним его повторили остальные. После чего все орки как-то дружно задумались, о чем-то усиленно размышляя. Урука, чутко уловив их настроение, больше не спрашивала, заслужив очередной испытывающий взгляд из-под седых бровей от Уттана. За время их общения он был уже не первым.

А утром вышедшую как обычно раньше всех Дару ждали все орки семьи Уттана. Увидев их, она было попятилась, но старик тихо скрипнул.

– Не бояттча, – и, шагнув ближе, протянул ей костяное ожерелье, наподобие тех, что носили все самки заставы, только более вычурное и красивое. После чего, поклонившись, орки дружно разбежались по своим делам. Ошеломленная Дара, постояв у дверей, нырнула в сонное тепло дома, постояла мгновение, тиская ожерелье и тряхнув головой, направилась на девичью сторону дома. Вытащив из дома упирающуюся спросонья Ируку, она ткнула ей под нос ожерелье и спросила.

– Уром орки подстерегли, вот это дали.

Ирука, сонно моргая, посмотрела на подарок, взяв его из рук матери покрутила и вернула его со словами.

– Красивое.

И совсем было направилась в дом. Но не удовлетворенная ответом мать ее поймала и снова развернула к себе лицом.

– Почему, зачем??

Досадливо поморщившись, Ирука на мгновение задумалась и спросила.

– Вот так делал, когда отдавал ??

Она быстро скрутила пальцами пару замысловатых фигур и, получив неуверенный ответ, добавила.

– Точно подарок, со всем уважением, ну и там пожеланием, чтобы все у нас хорошо было. Носи мама. Красивое ведь.

Припрятав подарок, Дара до вечера была сама не своя и при первой же возможности, поймав пришедшего с поля мужа, утащила его за дом. Сбивчиво рассказав и продемонстрировав подарок, замерла с опаской глядя в хмурое лицо мужа, что задумчиво крутил в руках злосчастное ожерелье. Ничего не сказав, вечером он отловил Ируку и долго ее расспрашивал. И только ночью, гладя по волосам прильнувшую к нему жену, тихо сказал.

– Ирука говорит, что это тебе такой знак отличия от орков, по-соседски. За то, что ты у меня такая мать хорошая. За детей. Только ты его не носи пока. Вещь-то, конечно, мастера делали. Но кто его знает из чьих костей сделано, – выслушав жаркий щепот встревоженной Дары, по-доброму улыбнулся и, прижимая к своей груди, прошептал в ухо, – не надо пока в очаг его. Пусть будет, вещь и правда красивая. Спи, поздно уже.

Море работы, навалившееся на поселок, не оставляло свободного времени никому. Целыми днями все, кто хоть как-то мог работать, гнули спины на полях и делянках. Ирука почти не виделась с орками, быстро передавая им еду и перекинувшись парой слов, бежала помогать взрослым. Повседневный тяжелый труд вытеснил всякое любопытство вязкой, обволакивающей усталостью вечной гонки труда и времени.

А орки как с цепи сорвались, они или исступленно работали, или также яростно занимались с оружием. Часто они дружно срывались по только им понятным сигналам и уносились прочь из поселка по каким-то своим делам, не появляясь день, два. Постепенно все привыкли и перестали замечать это, слишком занятые повседневными делами

Поэтому в очередной раз возвращаясь с поля со своей семьей, они даже не повернули головы на неожиданный шум, раздавшийся с соседнего двора. А он там все усиливался и усиливался. Чужой двор он и есть чужой, раз шумят, значит, так и надо.

Но в следующий момент Ируку, как толкнуло и она едва не упала от испуганного парного крика в ее голове. Шатнувшись, она замерла с закрытыми глазами. На нее обернулись сестры и хором, неуверенно позвали мать. Вся семья остановилась, с ужасом наблюдая, как Ирука, покачиваясь, гримасничает, прогоняя по своему лицу волны страха и ужаса. Уронившая в пыль дороги свои грабли Дара упала на колени перед дочерью и, ухватив ее за узенькие плечи, затрясла, пытаясь испуганным голосом докричаться до нее. Остальные столпились рядом, беспомощно переглядываясь. Сестры, глядя на рыдающую в полный голос мать тихо плакали, братья хмурились и беспомощно перетаптывались, сжимая до хруста кулаки.

Закусивший губу отец, вдруг шагнул и со словами .

– Давай-ка я, дочка, тебя домой отнесу.

Попытался подхватить ее на руки. Открывшая глаза Ирука плеснула из них на него море холодной ярости и, ужом вывернувшись из его рук, что-то невнятно прошипев, кинулась в сторону усиливающегося шума. Не обращая на крики родных ни малейшего внимания, она за несколько мгновений, помогая себе руками, буквально перелетела через улицу и, не останавливаясь, перемахнула через ограду соседа.

Замолчавшие от изумления ее родные, дружно выдохнув, бросились за ней. Отец с братьями дружно полезли на заскрипевший и зашатавшийся забор, а женская часть, покидав инструменты и корзинки, дружно помчались к воротам.

Раздавшийся в голове Ируки парный крик ужаса и страха ее просто оглушил. Перед глазами побежали парные образы. Сплетаясь, гася друг друга, вновь вспыхивая, эти образы наполнили ее сознание картиной попыток двух живых существ спастись от преследования страшного врага.

Яркое, режущее и выжигающее глаза Солнце, замкнутое пространство, наполненное беспорядочным нагромождением непонятными сооружений из ужасно пахнущих мертвых деревьев. Земля, утоптанная почти до состояния камня, без травы и страшно загаженная пахучими следами жизнедеятельности множества разных животных. Часть из них беспорядочно метались по всей этой страшной местности, с громкими криками бросаясь в разные стороны. Еще больше наполняя все окружающее запахом страха и летящих из них экскрементов.

Но и этого было мало, вместе с ними метались еще несколько существ. Огромные, громко топающие, размахивающие своими лапами и пытающиеся не поймать, а ударить множеством корявых предметов, страшных и с виду очень увесистых, если судить по тяжелым ударам, что эти чудовища раздавали направо и налево. Уши закладывало от множества самых разных звуков, мечущихся вслед за живыми их источниками в этой ловушке.

Почти непрерывные крики животных, мерный, вибрирующий вой пары громадин, что немного в стороне приплясывали в странном танце на гулко отдающейся земле у одной из куч мертвого дерева. И самое страшное, три или больше, в глазах постоянно они мелькали двоясь и мешаясь в кучу, крупных твари, что с режущим уши ревом, беспорядочно колотили в разные стороны своими дубинами, пытаясь успеть за теми, кто сейчас отчаянно звал на помощь.