Текст книги "Защитник (СИ)"
Автор книги: Шахматист чан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)
«Ведь поможет? Ведь правда?» – в один голос спрашивали молодые, возмущенные лоремы.
По–хорошему, Замок не должен был потакать этой прихоти. С одной стороны, его главной обязанностью было оберегать интересы Старших, исполнять их волю. А значит, допустить встречу молодых лоремов и почтенного гостя никак нельзя. С другой стороны, его обитатели очень любят традиции. Они их создают и старательно соблюдают. Так как же можно нарушить священную традицию гостеприимства? Правильно, никак. Значит, как только подвернется возможность, молодым лоремам надо непременно помочь с их маленькой шалостью.
***
Саске разрывался между желанием поговорить с матушкой и нежеланием оставлять мужа одного. Второе пока побеждало, и Учиха вот уже как два часа водил Наруто по самой безопасной и далеко не самой обитаемой части замка. Смотреть здесь особо было не на что, но Замок время от времени открывал их взорам что–то интересное. Показывал он то ли всякие мелочи, типа старинных гобеленов, то ли что–то масштабное, необычное, завораживающее, на что невозможно смотреть без восхищения. К таким вот диковинкам относились комнаты времени. И это было поистине потрясающе.
Замок редко баловал своих лоремов такими вот экскурсиями. Он никогда не открывал для них больше одной комнаты времени. Сейчас же он расщедрился на целых три. И ничего удивительного в этом не было. Наруто безумно нравились эти комнаты. Именно здесь они задерживались надолго. Неспешно ходили по безразмерному помещению, где отражалось прошлое. Площади, парки, скверы – и все это принадлежало городам, что остались лишь на страницах истории. Тем самым легендарным городам, что существовали еще до Перерождения.
Это не могло не восхищать. Это восхищало даже Саске – привычного и оттого равнодушного к чудесам. Что же говорить о Наруто? Узумаки всегда был щедр на эмоции. И сейчас он нисколько на них не скупился. И именно поэтому, Замок, чувствуя благодарного зрителя, щедро сыпал диковинками, извлекал из недр своей бездонной памяти все новые и новые невероятные сюжеты и картинки, и получал за это щедрое, слишком щедрое, по мнению Саске, вознаграждение.
Учиха ловил себя на том, что безумно ревнует. Ревнует своего драгоценного мужа к Замку. К тому, что Наруто так искренне восхищается… Да, тем, что поистине достойно восхищения, и, тем не менее, тем, что показывает не он. Не он заставляет глаза Узумаки сиять, не он вызывает эти невольные восхищенные вздохи.
Саске мысленно скрежетал зубами, напоминал себе, что должен быть благодарен Замку за такую богатую экскурсию. Желание крепко обнять мужа, дабы ни у кого не возникало ни малейшего сомнения в том, кому Узумаки принадлежит было огромным. Но Наруто строго–настрого запретил ему прикасаться к себе. И нарушать его приказ было чревато большими последствиями. Конечно, дорогой муж время от времени хватал его за руку, но это случалось гораздо реже, чем хотелось бы.
– Здесь холодно, – Наруто забавно поморщился и передернул плечами.
Они только что вышли из очередной комнаты с чудным подарком Замка и теперь стояли посреди широкого, тускло–освещенного коридора. Следующая дверь не спешила ни появляться, ни открываться. И неудивительно. Саске велел Замку вывести их к покоям матери. Именно велел, спокойно и внушительно, так, чтобы Замок и подумать не смел о том, что это пожелание можно проигнорировать.
Нет, Учиха не собирался навещать матушку вместе с Наруто. Втайне он надеялся, что эта прогулка утомит дорогого мужа и он пожелает вернуться в их покои, дабы подремать там пару часиков. Однако, пока Узумаки даже не думал об усталости. Напротив, сейчас он и вовсе позабыл о том, что не так давно ему хотелось спать. Вот холод его волновал. Это да. Холод и нелепые традиционные туники.
– Почему мы все еще в этом? – маг небрежно потянул край своих дорогих, но абсолютно бесполезных одежд. – Давай переоденемся.
– Это невозможно, муж мой, – покачал головой Саске. Ему тоже не нравились эти ритуальные платья, впрочем, как и ряд других семейных традиций. – Пока ритуал бракосочетания не завершен, мы не можем их снять.
– Не завершен? – искренне удивился Наруто. Он остановился, повернулся лицом к Учихе и смерил его недоверчивым взглядом. – И когда, – в его голосе проскользнули то ли ехидные, то ли саркастичные нотки, – он будет завершен?
– Когда мы вернемся в «Кицунэ», – невозмутимо отозвался Саске.
О, как ему хотелось прикоснуться к мужу! Просто прикоснуться. Провести ладонью по щеке, обнять, согреть, поцеловать. Но запрет есть запрет, и пока его никто не отменял. Учиха подавил тяжелый вздох.
– И когда мы вернемся в «Кицунэ»? – продолжал выведывать Наруто.
– Когда ритуал будет завершен, – усмехнулся Учиха. Никто не запрещал ему дразнить супруга. И отказывать себе в этом удовольствии он не собирался.
– И когда… – начал было Узумаки, но буквально сразу же осекся. Недовольно фыркнул, тряхнул головой развернулся и уверенно пошел вперед, так, будто знал, куда им идти.
Саске усмехнулся и поспешил догнать мужа. В том, что коридор ведет их к покоям матери, он не сомневался. В отличие от того, что Узумаки не захочется свернуть куда–нибудь не туда.
– Мой дорогой муж, – после довольно продолжительного молчания позвал Учиха. – Ты не устал? – в его голосе проскользнули очень даже искренние заботливые нотки. – Не хочешь отдохнуть? Поспать?
– Нет, – легко и непринужденно Наруто разбил тайную надежду Саске. – Я хочу свернуть здесь, – сообщил он Учихе, уверенно делая шаг в сторону коридора, что появился справа.
– Нельзя, – невозмутимо хмыкнул Саске, и манящий неизвестностью коридор в тот же миг оказался замурованным стеной.
– Эй! – то ли обиделся, то ли возмутился Наруто. Он бросил на Учиху недовольный взгляд, и, не увидев на его лице ничего кроме насмешки, видимо, рассердился. – Мы куда–то идем? – ворчливо спросил он.
– Да, – кивнул Саске.
Замок, следуя воле своего лорема, вывел их к нужной развилке. Теперь нужно было либо отправлять Наруто в их покои, либо брать с собой к матери. Первый вариант был идеальным. Второй – не лез ни в какие рамки. Саске не хотел, чтобы их разговор с матерью кто–то слышал. Нет, у него не было никаких секретов, тем более от драгоценного мужа. И он непременно собирался все рассказать Наруто. Не сейчас, когда–нибудь потом. Ведь для каждого откровения – свое время. А час этого еще не пробил.
– А, раз так, – Узумаки как будто смирился, но тут же насторожился, остановился, обернулся, недоверчиво сощурился. – Куда мы идем?
– В покои моей матушки, – невозмутимо отозвался Саске. – Навестим ее, справимся о здоровье, получим ее благословение, поговорим.
В конце концов, говорить они могли о чем угодно и сколько угодно.
– Точно, – Наруто нахмурился и несколько раз серьезно кивнул. – Удачи, – все так же серьезно продолжал он. – Но здесь наши пути расходятся, – маг как будто расстроено развел руками. – Я безгранично уважаю твою матушку, – он в один миг стал Стражем. Спокойным, холодным, отчужденным. – Но говорить нам с ней не о чем. – Так что, – наваждение моментально развеялось, – я прогуляюсь здесь еще. Один, – уточнил он и широко улыбнулся.
– Это не…
– Не переживай! – бодро перебил его Узумаки. – Я буду вести себя достойно!
Саске внимательно посмотрел на мужа и в очередной раз напомнил себе о том, что не имеет права к нему прикасаться. О, он не сомневался, что Узумаки будет вести себя достойно. Иначе и быть не может. Однако…
– Я знаю правила! – все так же широко улыбаясь, продолжал маг. – Я, – его улыбка померкла, в глазах блеснуло какое–то странное, невеселое чувство, – часто был гостем. И…
– Ты не понимаешь, – мягко перебил его Учиха. – Здесь другие понятия. Тебе едва ли удастся кого–то оскорбить или вывести из себя. А вот тебя… – он задумчиво умолк, прикидывая в уме, что он может сделать с родней, вздумай она поднять руку на его мужа.
– Это смешно, – улыбка у Узумаки была безмятежно спокойной и непривычно–теплой. – Ты ведь не думаешь, что я не могу постоять за себя? Это, – его настроение снова изменилось. Маг нахмурился, капризно поджал губы, недовольно сверкнул глазами, – оскорбительно.
– Хм, – Учиха усмехнулся, подумал немного и кивнул. – Ладно, – согласился он, – гуляй в свое удовольствие. Ни к кому, кроме меня, – на всякий случай уточнил Саске, – не подходи. И главное, не вздумай спать где придется. Когда устанешь – позови меня. Ты понял? – Учиха смерил мужа критическим взглядом. Судя по мыслям мага, его никто и не думал слушать.
– Так точно! – Наруто шутовски отдал честь и скороговоркой повторил: – Ни к кому не подходить, без тебя не спать. Я все понял, – уже спокойно продолжил он, – иди. Не заставляй госпожу ждать.
Саске колебался. В какой–то миг Наруто показалось, что Учиха откажется от визита к матери и продолжит сопровождать его и дальше. Маг уже был готов напрямую сказать, что хочет побыть один. Что сейчас он предпочтет неизвестную, пусть даже и самую страшную опасность, совместной прогулке. Если его жизнь немедленно подвергнется опасности, стоит ему остаться одному, Узумаки не колеблясь поставит ее на кон. Сейчас он был готов на все, лишь бы свободно вздохнуть. Вздохнуть и вспомнить, какова жизнь, когда рядом нет Саске. Это казалось ему очень важным.
Но ничего говорить не пришлось. Учиха тихо хмыкнул, напомнил о том, что, чтобы ни случилось, его нужно позвать, и ни разу не поверив его утвердительным кивкам, все–таки свернул в левый коридор, прошел мимо двух дверей и постучал в третью. Спустя мгновение, Саске скрылся за массивной, тяжелой дверью.
Наруто тихо вздохнул, отрицательно покачал головой, прикрыл ладонью глаза.
– Зря ты его отпустил, – голос Курамы прозвучал так четко и ясно, как будто он был где–то поблизости. – Разве ты не чувствуешь эту ненависть, холод, презрение? Разве не чувствуешь той опасности, что таит в себе это место?
– Чувствую, – едва слышно отозвался Узумаки. – Теперь чувствую.
Он действительно чувствовал. Чужую неприязнь и зависть. Недовольство и настороженность. Он готов был поклясться, что на него смотрят тысячи глаз. Тысячи разъяренных, недовольных, жаждущих крови глаз. Он чувствовал опасность, что буквально электризовала воздух. И холод, странный, незнакомый, сковывающий изнутри, тоже прекрасно ощущал. Больше рядом с ним не было его совершенного щита. Больше никто не ограждал от реалий этого места. Больше никто, пусть и невольно, не обманывал его тело. Он устал. Безумно устал. Он разбит и хочет спать. И все что ему нужно – это просто свернуть в левый коридор и зайти в третью дверь.
– Ты ведь не думаешь, что это будет просто? – скептически вклинился в мысли Стража Курама.
«Нет, – маг зевнул. – Конечно, нет».
– Знаешь, что тебе нужно сделать?
– Хм–м? – Узумаки потянулся, тяжело вздохнул и потер лицо руками.
– Позвать му… – отчего–то Курама осекся, и быстро поправился: – Саске.
«Угу, – лениво согласился Наруто. – Это будет скучно и правильно, – он усмехнулся, покачал головой и свернул направо. – Прежде чем звать на помощь, нужно попасть в беду».
– Когда–нибудь твое упрямство тебя погубит, – проворчал Курама.
Узумаки на мгновение застыл, обернулся. Его не покидало отчетливое ощущение того, что Хранитель, как бы он в действительности не выглядел, пошел за ним. И пусть позади него не было ничего, кроме тонущего во тьме коридора, все же, осознание того, что его глупую авантюру поддержали, что его не бросили одного, приятно грело душу.
***
Замок ликовал вместе с молодыми лоремами. Какая удача! Какая неслыханная удача! Их драгоценный гость остался один. Совсем один. Больше никто не защищает его. Он перестал быть неприкосновенным. И теперь он должен доказать. Нет, не то, что он достоин Саске, отнюдь. Куда более важную, и вместе с тем прозаическую вещь – что он достоин жить.
Замок перестал падать камнем вниз. Он неподвижно, застыл на месте, на время позабыв о внешнем, ледяном и скучном пространстве. Все его внимание сосредоточилось на начавшейся игре. Он представил себе две дюжины игральных карт и принялся старательно раскладывать свой смертельный пасьянс. Он открывал перед гостем все новые и новые коридоры, предлагал заглянуть в сотни комнат.
Гость отчасти играл по его правилам. Он с готовностью сворачивал направо, однако же абсолютно игнорировал любые двери. В комнаты без своего мужа он не заходил. То ли просто боялся, то ли его чувство опасности было заточено настолько остро, что он и близко не подходил к самым интересным комнатам, то ли еще что–то останавливало его. Как ни странно, с тех пор, как лорем Саске оставил его, Замок перестал чувствовать эмоции и отголоски мыслей гостя. Они пропали, как будто их и не было вовсе. И это в лишний раз напомнило Замку о том, что гость у них далеко не простой. Впрочем, это ни на что не влияло, ничего не значило. Игра началась и она закончится. На невидимый стол легло семь карт, осталось еще семнадцать…
***
Небо синее, как будто всю ночь шел дождь, ясное–ясное. На нем нет ни облака, ни далекой, обещающей бурю, тучи. Нет ничего. Ничто не может скрыть бледно–розовый рассвет. Он стремительно желтеет, как будто спешит как можно быстрее пройти этот неловкий момент рождения нового дня. Небо, чуть выше линии горизонта, делится на две неравные части. Одна – насыщенно–синяя, другая – чистое золото. Пройдет еще несколько минут и все снова станет скучным и обыденным. Пронзительно–синее, непривычно–холодное небо, яркое, слишком большое, ослепляющее солнце. Совсем скоро оно бросит свою глупую затею согреть это бездушное небо и обратит свой взор вниз. На мир, на людей. И, либо от большой любви, либо от глубокой, черной ненависти будет пытаться сжечь землю дотла. И так будет продолжаться долго. Очень долго. До тех пор, пока в свои права не захочет вступить ночь. Пока она не отправит в мир своих бесстрастных, неуступчивых парламентеров. Ледяные сумерки окутают мир, выгонят слишком горячее, чрезмерно–жестокое солнце и мир погрузится в темноту. И небо станет бархатной, черной парчой. Его украсит россыпь ярких звезд, и луна покажет свой бледный лик. Мир погрузится в торжественную, спокойную тишину. Невероятно–жаркий день сменит безумно–холодная ночь…
Миледи едва заметно усмехнулась и отрицательно покачала головой. Нет, здесь, в Багряных землях, так не бывает. Особенно в Таке – провинции, что понятия не имеет, что значит быть непосредственным соседом Аномальной зоны. Конечно, и досюда долетают отголоски «сумасшедших» территорий. И здесь бывает светло и днем и ночью. И здесь в самом разгаре зимы может на минутку заглянуть жаркое лето, а среди лета – выпасть месячная, а то и годовая норма снега. Но случается это так редко, что верится в это с огромным трудом.
Миледи еще несколько минут смотрела в окно. Новый день окончательно вступил в свои права, а женщина так и не поняла, как это случилось. Опять не поняла. А ведь она смотрела внимательно. Так внимательно, как только могла. Вот только видела ли? Стоит только на что–то пристально посмотреть, и память, эта наглая, неприкаянная чертовка, начинает оживать. Она не показывает ничего конкретного. Нет. Лишь чувства. Холод, голод, невыносимый жар, страх, крик. Немой крик, ведь голоса уже нет. Да и неважно, как громко ты зовешь на помощь. Никто не откликнется. И не потому, что мир полон черствых, равнодушных людей. Отнюдь. Просто рядом больше никого нет. А тех, кто был, погреб под собой беспощадный горный оползень. И то, что ты все еще дышишь, вовсе не кажется чудом. Это насмешка судьбы. Издевательство. И каждый раз, закрывая глаза, прежде чем провалиться в тяжелый, беспокойный сон, ты задаешь себе один и тот же вопрос: «А проснусь ли я завтра?».
– Как давно это было? – горько усмехнулась Миледи.
Тихо вздохнув, она отрицательно покачала головой. Память – дивная штука. Отчего–то все самое плохое, страшное, обидное можно восстановить до мельчайших деталей, а светлое и радостное помнится всего лишь ярким, светящим мягким пятном. И, как ни старайся, не вспомнить никаких деталей, уточнений, в конце концов, подтверждений! Ничего. Помнишь только тепло, ласковое, доброе, спокойное. И на сердце становится легко–легко. Как, наверное, бывает только у детей…
Подоконники в комнатах «Двойного» довольно высокие. Но это вовсе не значит, что подле должен стоять кавалер, который поможет сначала взобраться на него, а потом слезть отсюда. Миледи легко спрыгнула на пол. Босые ноги утонули в мягком, ворсистом красно–черном ковре. Женщина потянулась, бросила короткий взгляд на не заправленную кровать и слегка поморщилась. Нет, и сегодня нет. Она не будет заправлять постель. Это слишком… проблематично.
– Проблематично, – вслух повторила она. – Проблематично, – Миледи неопределенно хмыкнула и кивнула. – Точно…
Удобное словечко напомнило ей о подопечном. О том, что она продала его словно безделушку. Нет, Миледи не чувствовала угрызений совести. Она не обвиняла себя в своем поступке. Если бы ей еще раз предложили обменять Шикамару на помощь демона, того же, или другого, она бы согласилась. Конечно, поколебалась, посомневалась, но согласилась. Ей самой нередко приходилось становиться платой в чужих спорах. Никто не спрашивал ее согласия. Ей приходилось самой отстаивать свои честь и жизнь. Отстояла. Выжила. И, как считала, имела полное право требовать подобного от других.
Нет, ее беспокоила отнюдь не судьба Шикамару. Демон, которому она его пообещала. Вот уже три дня прошло с тех пор, как они разговаривали с демонессой, а та так и не дала о себе знать. Как будто она вовсе не была заинтересована в Нара.
Миледи хмыкнула, прикрыла глаза и постаралась со всей тщательностью вспомнить разговор с демоном. Каждое слово, каждый вздох или хмык. «Демонесса что–то сказала о первом взносе, – припомнила она. – Что это?»
Ответ никак не находился. Миледи старательно, слово за словом восстанавливала в памяти разговор, и чем больше деталей вспоминала, тем меньше была уверена в том, что провела успешные переговоры. Уходя из неприятной магической лавки ей казалось, что она добилась успеха. Сейчас же, тщательно все обдумав, Миледи засомневалась в этом. Раньше она не сомневалась в том, что демон принял ее условия. Конечно, поставил встречные, без этого никуда, это было ожидаемо, и, тем не менее, соглашались с ней. Теперь же женщине казалось, будто согласилась она. Согласилась на невесть что, и нет ничего – ничегошеньки! – что могло бы подтвердить или опровергнуть действия демона. Фактически она заключила Договор без Договора.
– Это абсурдно! – воскликнула женщина. Села, тряхнула головой, прогоняя назойливые мысли и вопросы, на которые не было ответов, и решительно встала с кровати.
Машинально подняв с пола одеяло, Миледи одернула ночную сорочку и подошла к большому, во всю стену, зеркалу. Она рассматривала себя крайне редко. Внешность в ее жизни, как ни печально это признавать, играла самую последнюю роль. И все же иногда этого хотелось… быть красивой, женственной, желанной. Чтобы прохожие оглядывались вслед, чтобы кавалеры, все–все, без исключения, восхищенно вздыхали, и на балах наперебой приглашали на танец.
Женщина провела рукой по коротким синим волосам. А ведь они могли быть длиннее, до самого пола! Но она обрезала их. С длинными волосами слишком много мороки. В долгих походах от них нет никакого проку. И Миледи безжалостно от них избавилась. То, что осталось, едва ли прикрывало бледную шею.
Бледную. Кожа у Миледи была практически белой. Она моментально сгорала на солнце. Это доставляло массу неудобств, особенно в жаркие дни. На фоне белого, как будто больного, лица выделялись большие, необычного орехового цвета глаза. Раньше, им часто делали комплименты. Раньше, когда Миледи еще не начала скрывать лицо. Пока не обзавелась лабертом под нижней губой. На ее исторической родине это считалось тем еще преступлением. Женщина и прокалывает губу. Немыслимо!
Миледи усмехнулась воспоминаниям. Старательно не обратив внимания на изящную стройную фигуру с маленькой, аккуратной грудью, женщина потянулась за гребнем. Несколько минут она тщательно расчесывала, непослушные, густые волосы. Куда больше времени потребовалось для того, чтобы вплести в них светло–синий цветок–оригами. Старая, детская привычка, от которой Миледи даже не думала отказываться.
Покончив с прической, женщина снова посмотрела в зеркало и усмехнулась бледными губами. Прекрасно! Восхитительно! Идеально! А теперь цветок надо снять и переодеться. Потом можно будет по той же старой привычке чуть–чуть подкрасить глаза лиловой краской.
Именно так, нарядившись в пышное, ярко–синее платье, Миледи и сделала. Чуть–чуть подкрасила глаза, снова с боем вплела в непослушные волосы цветок–оригами и скрыла все свои старания под шляпой с длинной вуалью. И это тоже была дань старой привычке. Здесь, в Багряных землях, ее никто не знал. Здесь были другие правила, другие понятия красоты. Здесь, да и вообще уже больше нигде не было тех, кто мог бы осудить ее, оскорбить, попытаться обидеть. И, тем не менее, Миледи старательно скрывала свое лицо. От некоторых привычек, особенно тех, что наживаются горьким опытом, невозможно избавиться.
Настенные часы пробили девять. Миледи на мгновение растерялась. Недоверчиво посмотрела на часы и даже как могла близко подошла к ним. Она до последнего сомневалась и лелеяла надежду, что глаза обманывают ее.
Нет. Не обманывают. Девять. Уже девять! А ведь всего пару минут назад светало! Как быстро летит время! Как долго она собирается. Но все, что ни делается, все – к лучшему. Теперь не придется ждать. Миледи вышла из комнаты, заперла за собой дверь.
«Все–таки я погорячилась, – думала она, приподняв подол юбок, поднимаясь по лестнице, – не стоило снимать еще одну комнату только из–за того, что его забавляет вся эта неопределенность…»
Женщина поднялась на самый верхний этаж, скользнула хмурым взглядом по комнате, в которой ровно три дня назад оставила практически в гордом одиночестве поразительно беспечного господина и символично постучала в соседнюю дверь. Та открылась незамедлительно. Как будто ее обитатель только и делал, что ждал гостей.
Какузу слегка наклонил голову в своеобразном поклоне–приветствии и отошел в сторону, позволяя гостье зайти в комнату. Здесь было светло и пусто. Несмотря на то, что в комнате формально уже довольно длительное время обитало двое, помещение вовсе не казалось обжитым. Создавалось впечатление, что сюда зашли на минутку. Присели на аккуратно заправленную кровать, поговорили и разошлись. И это тоже было отчасти верным. Шикамару приходил в эту комнату только для того, чтобы немного посидеть якобы на своей кровати и уйти. Пришел он и сегодня.
Миледи улыбнулась подопечному. То, что он не видит ее улыбки, нисколько не волновало женщину. Негромко поблагодарив Какузу за галантно предложенный стул, онa присела на его край и внимательно посмотрела на Нара. Тот казался спокойным и даже расслабленным. Но Миледи прекрасно чувствовала, как внутренне собрался юный маг. Он был готов. Готов ко всему. Женщина усмехнулась. Это тоже осталось никем незамеченным. Впрочем, эта усмешка не предназначалась никому.
– Здравствуй, Шикамару, – наконец заговорила она. Ее голос звучал ровно и спокойно. – Надеюсь, ты хорошо отдохнул. Потому что с этого дня мы займемся обучением.
И в этом не было ничего удивительного. Постдипломная практика подразумевала это. Обучение, освоение, оттачивание. Можно было и освежать в памяти, и исследовать, и изобретать. Одним словом – изучать.
Сейчас, когда Узумаки скрылся от чужих глаз, когда время в каком–то смысле остановилось, и больше не нужно никуда бежать, что–то решать, можно заняться понятными, очевидными вещами. Можно и нужно выполнить, хотя бы отчасти, взятые на себя обязательства. Да и для общего дела это будет на благо.
– Сегодня, – после небольшой паузы вновь заговорила Миледи, – мы займемся изучением материи. Простые обыватели часто путают этот раздел магии с алхимией. Им, – она позволила себе улыбнуться, – это простительно. А вот магам, – строго продолжала женщина, – непростительно не знать разницы между этими двумя совершенно разными вещами.
Шикамару машинально кивнул. Наверное, ему нужно было отказаться от обучения. Нужно было еще вчера подать жалобу в Академию, сказать, что его наставник ничему его не обучает.
«Нет! – одернул себя Нара. – Нет. Я не могу отказаться от обучения. Мне никто не позволит уйти. Возможно, я мог отвергнуть ее предложение тогда, на распределении, но не теперь».
– Разницы нет, – вслух сказал он. Грубое заблуждение. Он давно убедился, что это не так. Но его наставнице знать об этом вовсе необязательно.
– Ты так думаешь? – искренне удивилась Миледи. Она явно не ожидала таких слов от подопечного.
– Я в этом уверен, – хмыкнул Шикамару и мысленно усмехнулся. Он сыграет в эту игру. Сыграет и выиграет. Иначе и быть не может. Ведь поражение хуже смерти.
***
Наруто стоял посреди широкого, едва освещенного коридора и задумчиво рассматривал резную дверь с яркой, золотой ручкой. Любопытство требовало заглянуть внутрь. В глубине души у мага теплилась надежда, что ему посчастливится попасть в еще одну комнату времени. Что, зайдя сюда, он увидит если не древнейшую историю, то сравнительно молодую, новую. Что случилась всего каких–то несколько тысяч лет назад. Ведь это тоже немалый срок. Мир за это время сильно изменился. Очень сильно.
Узумаки потянулся было к заманчиво блестящей ручке, но, в последний миг, одернул руку и тряхнул головой. Нет. Это не его любопытство. Ему не интересно, что скрывается за этой дверью. И знать он этого не хочет, Вот спать – это да. Это он бы с радостью. Но он обещал Саске, что не будет спать где придется. Да и холодно здесь. Пока двигаешься – это еще терпимо. Но как только остановишься, расслабишься – тут же замерзнешь.
Наруто тихо хмыкнул и неспешно пошел вперед. Перед глазами все еще виднелась та самая дверь, в которую он не пожелал зайти. Маг недовольно фыркнул, прикрыл глаза, и, внимательно вслушиваясь в тишину, уверенно пошел вперед.
– Я тебе уже говорил! – ворчал Курама. – Я чувствую все, что и ты. И это касается не только удовольствия. Твоя усталость – моя усталость. Мы не делим это пополам. Мы просто это чувствуем! Ну же! Открой свои упрямые глаза! Ты устал. Безумно устал. Я так никогда не уставал! Хватит бродить здесь. Зови Учиху.
«Отстань», – мысленно фыркнул Наруто.
Звать супруга он не собирался. У него и в мыслях не было делать что–то подобное даже тогда, когда он отчитывался Саске в том, что прекрасно понял все его наставления. Нет, наставления были просты и понятны. Он их даже запомнил. И, если потребуется, так и быть, прибегнет к ним. Но случится это в самом крайнем случае. Когда усталость станет настолько невыносимой, что ноги откажутся его держать или у него не хватит сил защититься. Только в этих двух крайних случая, он позовет Саске. А до тех пор, пока он может идти, пока его жизни ничегошеньки не угрожает, он будет искать сам. Искать Саске.
– Это не Спутник, а сплошное издевательство, – простонал Курама. – Ну и куда ты идешь? – без особого интереса поинтересовался он. Ответа не последовало, впрочем, Хранителя это нисколько не задело. – Хоть бы попросил открыть дверь, – проворчал он. – Интересно же, что там спрятано…
Наруто остановился. Ему как–то не пришло в голову, что можно попытаться открыть дверь чужими руками. Это было в стократ безопаснее, чем прикасаться к заманчиво–блестящей ручке самому.
Маг открыл глаза. Назойливая дверь все еще преследовала его. Разве что несколько изменила свое расположение. Была не справа, а слева. Узумаки медленно повернулся к ней и неуверенно попросил:
– Откройся.
Дверь незамедлительно подчинилась. Бесшумно отворилась, открывая взору чьи–то невероятно богатые покои. Здесь все, начиная от трех стульев с высокими спинками, стола, кровати, пары полок и заканчивая сервизом, стоящим на столе было из чистого золота. Наруто хватило одного взгляда, чтобы понять это. Сомнений в том, что он видит подделку, у мага не было. Роскошная комната. Пожалуй, обладай он хотя бы одним предметом отсюда, и безбедная, абсолютно независимая от Саске жизнь была бы ему обеспечена. Узумаки разочаровано хмыкнул. Подумать только! Ради этой ерунды распаляли его любопытство. Обидно даже.
– Роскошно, – оценил Курама, – но скучно. Зови Учиху.
«Чтобы сказать ему об этом?» – скептически подумал Наруто, осторожно обходя открытую дверь.
– Чтобы, – наставительно отозвался Хранитель, – сказать ему: «Я устал», упасть в его объятия и заснуть младенческим сном.
«Ты хочешь упасть в его объятия? – опешил Наруто. Он остановился и осмотрелся, стараясь глазами найти своего такого явного, но по–прежнему невидимого собеседника. – Зачем?»
– Я хочу, – фыркнули в ответ, – чтобы это сделал ты. Мне объятия твоего, – Курама выделил последнее слово, – мужа ни к чему.
– Хм–м, – задумчиво протянул Узумаки и поежился. Ему показалось, что в коридоре стало холоднее. Это было отличным поводом… Нет, не позвать Саске, – сдвинуться с места. Возможно, даже немного пробежаться. Совсем чуть–чуть, так, чтобы окончательно не устать и вместе с тем немного согреться.
– Да что ты делаешь, неразумное дитя! – рассердился Курама. – Куда бежишь? В твоем–то состоянии!
«Заткнись», – отмахнулся от него Узумаки, уверенно пробегая мимо очередной, в этот раз металлической, двери и сворачивая на ближайшем повороте.
В новом коридоре было на порядок теплее. Маг остановился, тихо вздохнул, осмотрелся. Здесь тоже царил полумрак, а справа заискивающе–поблескивая маячила очередная дверная ручка.
– Откройся, – попросил Узумаки. И дверь незамедлительно отворилась. Эта оказалась деревянной, с замысловатой резьбой и грубым профилем то ли барсов, то ли львов.
Комната, в которую предлагала зайти гостеприимно распахнутая дверь, тонула во тьме. Свет наверняка бы зажегся, переступи Наруто порог комнаты. А дверь, скорее всего, со зловещим скрипом закроется. А свет, если он, конечно, появится, осветит страшные места пыток. Или снова покажет золото. Или еще что–нибудь в этом духе. Проверять это не было никакого желания.
– Выглядит опасным, – хмыкнул Курама. – Зайдешь?
Наруто фыркнул. Руки сами собой сжались в кулаки. Маг раздраженно тряхнул головой. Как же он надоел! Почему бы ему не помолчать? Не поспать? Он же так устал!
– Давай, – не чуя беды, а, может, старательно ее игнорируя, или, того хуже, провоцируя, говорил Курама, – заходи внутрь, осматривайся там, и зови, наконец, Учиху!
– Свет, – это слово Наруто как–то удалось прорычать. – В этой комнате есть свет?
