Текст книги "Вспомни обо мне (СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

– Это тебе, – ласково сказал он, целуя меня в висок. – Конечно, это не букет невесты, но я надеюсь, что фиалки смогут хоть немного развеять твою грусть. Приметы приметами, но наша любовь сильнее! Я прав?

– Конечно, ты прав! – улыбнулась я, нежно целуя Эдварда в сладкие после торта губы.

Через два дня после свадьбы Элис и Джаспер снова улетели в Россию. Джасу нужно было возвращаться в клинику к своим маленьким пациентам, так нуждавшимся в нем.

Погостив еще недельку в Форксе, мы с Эдвардом вернулись обратно в Лос-Анджелес, в свою маленькую, уютную квартирку.

Жизнь быстро вернулась в привычное русло, дни сменялись днями, складываясь в недели, а затем и в месяцы.

Учеба и работа отнимали у нас практически все свободное время. Но все же я смогла воплотить в жизнь одну свою идею, давно сидевшую в моей голове: я научилась печь торты и готовить сложные, замысловатые десерты. Не сказать, чтобы мне все это так просто далось, но чего не сделаешь ради любимого!

Когда Эдвард с упоением уплетал очередной результат моего кондитерского подвига, его лицо становилось благоговейно-восторженным, а с перепачканных кремом губ не сходила блаженная улыбка. Он то и дело забавно причмокивал и постанывал от удовольствия, чем вызывал во мне мощный прилив щемящей нежности и любви, с лихвой компенсируя все мои труды, затраченные на создание очередного сладкого шедевра.

Так, незаметно пролетели еще два года нашей почти что семейной жизни. За это время мы смогли полностью «притереться» друг к другу и даже перенять друг у друга некоторые привычки.

Например, Эдвард, как и я, стал готовиться к экзаменам и зачетам, сосредоточенно бормоча себе под нос, хотя всего год назад ему требовалась полная тишина. Я же сама не заметила, как перестала оставлять в чашке недопитый чай, сразу же, можно сказать, на автомате, моя за собой бокал.

В начале третьего курса Эдвард устроился в одну довольно престижную адвокатскую контору, и свободного времени у нас стало еще меньше. Практически каждый вечер любимый просиживал над бумагами, изучая дела клиентов, выстраивая планы их защиты в суде. Я всегда с неподдельным интересом выслушивала его объяснения и доводы, понимая, что юриспруденция для него действительно родная стихия.

Я тоже училась вместе с Эдвардом на юридическом факультете, и мне это нравилось, но я не получала такого удовольствия, не чувствовала такого куража, как любимый.

А вот чем я действительно занималась с огромным наслаждением, так это постоянным обустройством нашей квартирки, в которой старалась воссоздать всеми доступными средствами кусочек Италии.

К концу третьего курса я открыла для себя несколько магазинов, торговавших антикварной итальянской мебелью, изделиями из венецианского стекла и прочими милыми вещичками, напоминающими мне о прекрасных днях, проведенных с любимым в Италии. Магазины были довольно дорогими, так что я не могла позволить себе частые покупки, но мне нравилось просто ходить по ним, словно по музею.

Однажды мне на глаза попался дорогой антикварный комод из эбенового дерева, на поверхности которого были искусно изображены пейзажи Венеции. Он был довольно массивным, но при этом выглядел весьма изысканно и представлял собой настоящий шедевр.

Я две недели ходила в магазин, чтобы полюбоваться на эту красоту, понимая, что нам с Эдвардом он не по карману. Каждый вечер любимый внимательно выслушивал мои восторженные рассказы о комоде, при этом как-то загадочно улыбаясь.

Как раз в это время в адвокатской конторе Эдварду доверили вести одно дело, которое он с успехом выиграл, за что получил внушительную премию, позволяющую нам совершить какую-нибудь дорогую и безрассудную покупку.

– Через месяц у нас будет две свободных недели, – немного подумав, начала я, – давай съездим на недельку в Италию?

– Ты читаешь мои мысли! – улыбнулся Эдвард. – Но… деньги на Италию у меня уже есть!

– Откуда? – насторожилась я.

– Я копил их целый год, – заговорщицким тоном ответил он. – Так почему бы кое-кому не купить что-нибудь очень старое и бессовестно дорогое?

– Эдвард, я действительно могу потратить деньги на комод?! – восторженно взвизгнула я.

– Конечно! – засмеялся любимый, подставляя свои губы для поцелуя.

Уже на следующий день столь вожделенный мною предмет мебели стоял в коридоре нашей квартирки, загораживая собой весь проход.

– О, Боже! Да он размером с нашу квартиру! – воскликнул Эдвард, пытаясь протиснуться мимо него.

– В магазине он казался значительно меньше, – виновато пробормотала я, безуспешно пытаясь прикинуть в уме, куда бы пристроить комод.

В спальню он поместился бы только с тем условием, что мы уберем оттуда кровать, так что единственным возможным вариантом оставалась гостиная.

– Придется передвигать всю мебель, – проворчал Эдвард, окидывая взглядом комнату и засучивая рукава толстовки.

Я искренне хотела помочь любимому в этом нелегком деле, но…

– Лучше уйди и не путайся под ногами! – грозно прорычал он после того, как я без предупреждения выпустила из рук придерживаемый мною краешек дивана, отчего тот с размаху приземлился Эдварду на ногу.

Закончили мы вынужденную перестановку далеко за полночь. Любимый обессилено опустился на пол и, вытирая ладонями мокрое от пота лицо, прислонился спиной к злополучному комоду.

– Слава Богу, что тебе приглянулся всего лишь комод, а не, скажем, шкаф, – пробормотал Эдвард, вымученно улыбнувшись мне.

Еще долго после этого он ходил, прихрамывая и все время держась за спину, кряхтя и постанывая при каждом движении, от чего я чувствовала себя крайне виноватой перед ним. Но все же великолепный в своей красоте комод, ставший украшением нашей гостиной, грел мне душу.

***

POV Эдвард.

Я шлю тебе горячие объятья,

Огонь из поцелуев, диких роз,

И страстное одно мероприятье,

По коже, от которого мороз…

Сожгу тебя одним лишь поцелуем

И лаской тела, и огнем мечты,

Друг друга нежностью прекрасной побалуем,

Из страсти создавая лишь цветы…

Боль, сковавшая поясницу, стала для меня настоящим наказанием! Она пульсировала, тянула и не давала забыть о себе вот уже три дня, а все этот проклятый комод, будь он трижды неладен! Каждое мое движение было немного скованным, я долго кружил вокруг стула или дивана, прежде чем решиться присесть, и напоминал себе столетнего старика.

Я видел в глазах Беллы искреннее раскаяние, но все же она не могла скрыть улыбку, когда я просил ее поднять с пола упавшую вилку или зашнуровать мне ботинки.

Вечером я буквально выполз из душа, и единственной моей мечтой было свернуться калачиком под одеялом, чтобы ничего не чувствовать.

– Эдвард, давай попробуем массаж, может быть, тебе станет легче? – предложила Белла, наблюдая за тем, как я пытаюсь сесть на кровать.

– А кто будет массажисткой? – спросил я, не осознавая, что в этот момент мои губы изогнулись в кривоватой улыбке, а в голосе прозвучали игривые нотки.

– Эдвард, неужели ты думаешь, что я подпущу к твоему телу кого-то? Милый, допуск есть только у меня! – так же игриво ответила Белла, помахав в воздухе тюбиком мази.

Перспектива отдать себя во власть этих маленьких ручек с проворными теплыми пальчиками была весьма соблазнительной и обещала что-то большее, чем просто массаж.

– Давай, ложись поудобнее! – скомандовала моя личная медсестра.

Последовав ее указаниям, я с удобством расположился посреди большой кровати. Белла села у моих бедер, я чувствовал тепло ее маленького тела, которое было в данный момент сосредоточено на втирании в мою спину чего-то прохладного. Ее пальчики мягко скользили, гладили, разминали, даря столь желанное облегчение. Разглаживая, поглаживая, ладошками повторяя очертания мышц, слегка сдавливая и похлопывая, любимая тихо бормотала себе под нос «рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, рельсы – рельсы». Я повернул голову, чтобы видеть ее личико, которое было таким серьезным в этот момент, а слова, слетающие с розовых губок, такими смешными, что я еле сдерживал улыбку. Она была так хороша, а ее ладошки дарили такое желанное облегчение!

– Мне не очень удобно, Эдвард, можно я сяду тебе на бедра? Если будет дискомфорт, сразу скажи, – крайне серьезным тоном произнесла Белла.

Я кивнул в ответ на ее просьбу и почувствовал, как легкое тело любимой удобно устроилось чуть ниже моих ягодиц, услышал, как она глубоко вздохнула и чуть с большей силой стала разминать мою спину.

Белла бормотала себе под нос и забавно пыхтела: видимо, ее ручки начали уставать. Только я хотел сказать, что все уже хорошо, как почувствовал едва ощутимое касание мягких, словно лебяжий пух губ. Поцелуи были такими нежными, такими невесомыми, будто меня гладили перышком. Тонкие пальчики Беллы продолжали гладить мою уже горящую кожу, поцелуи и поглаживания – волшебное ощущение!

Каждая клеточка моей обнаженной кожи чувствовала легкое дыхание, невесомые поцелуи, скользящие, будто шелк. Губы касались каждого выступа на моем позвоночнике, и это посылало импульс по всему телу, будучи самым сильным ощущением, что я испытывал когда-либо.

Я был полностью подчинен хрупкой женщине, которая тонкой лаской овладевала мной без остатка. Мягкие губы, дразня, сомкнулись у основания позвоночника, и ловкая ручка скользнула под боксеры, немного оттягивая их вниз, сжимая, и сдавливая. Ладошка задержалась на нижней части моей спины, а поцелуи прокладывали дорожку всё выше.

Я лежал с закрытыми глазами, полностью отдавшись волшебным ощущениям. Краем сознания я уловил шорох падающей на пол ткани. Нежное горячее тело соприкоснулось с моей обнаженной спиной, совершая мягкие поступательные движения, я чувствовал прикосновение упругой груди Беллы, которая трогательно вжималась в меня. Любимая уже завладела всем моим сознанием, ее сладкие губки схватили мочку моего уха и немного потянули, срывая с моих губ рычание, требующее продолжения.

Я услышал тихий смешок, когда она начала прокладывать ленту из поцелуев вдоль моей шеи, помогая себе пальчиками, ноготками, а ее бедра бессовестно сжимались вокруг моих. Эта маленькая женщина решила свести меня с ума! Белла не давала мне ни малейшей возможности перехватить инициативу: как только я порывался перевернуться и схватить в объятья эту колдунью, она прижимала губы к моей коже и слегка покусывала ее, так что я тут же сдавался без боя, шепча лишь, чтобы любимая не останавливалась.

Горячее, фарфорово-хрупкое, изящное маленькое тело продолжало бессовестно скользить по мне, даря невероятное наслаждение. Ладошки Беллы уперлись в мои ягодицы и аккуратно надавили ноготками, оставляя красную ленточку следа, и эта ленточка была подобна манку, манку, призывающую к ласке и незамедлительно ее получавшего.

Когда любимая немного отвлеклась, я извернулся под захватом её бёдер и перевернулся на спину, одновременно распахнув глаза, в тот же миг встретился с горящим взглядом Беллы. Ее глаза сияли, алебастровая кожа была покрыта нежным румянцем, она была полностью обнажена, каскад тяжелых каштановых локонов скрывал ее грудь, сквозь светящиеся в свете ночника пряди кокетливо выглядывал розовый сосок, подобный розовой жемчужине. Я тут же почувствовал непреодолимое желание коснуться его кончиком языка… но у Сирены, властвующей надо мной, были другие планы.

Она склонилась к моему лицу так, что аромат ее кожи, ее волос полностью поглотил меня, кончик пальчика коснулся моих губ, обводя их контур.

– Позволь мне немного шалостей, – хрипло прошептала Белла.

Улыбка скользнула по гранатово-красным губкам, и она наградила мой рот поцелуем. Я почувствовал, как тонкие теплые пальчики скользнули вниз, стягивая с меня боксеры.

«Боже, что она задумала?!» – вихрем пронеслось в моей голове.

– Белла, что ты делаешь? – прохрипел я в ее приоткрытые губы.

– Тшш, тебе будет приятно, – прошептала она, лукаво улыбнувшись, глядя на меня сквозь пушистые ресницы.

Ее взгляд… она никогда не смотрела на меня так! В ее глазах плескались смущение, желание, дерзость и любовь. Взгляд Беллы завораживал, подчинял, не давая возможности ей перечить, но у меня и не было даже капли такого желания! Я лишь хотел чувствовать жар ее тела, ласки ладошек и тепло губ.

Белла стала медленно, убийственно медленно спускаться по моему телу все ниже. Вот ее бедра завладели моими коленями, а ручки стали вычерчивать только ей одной известный узор на моем животе, он переплетался, путался, розовые ленточки, остававшиеся после ноготков, сплетались, устремляясь вниз. Пальчики замерли, будто решая, что им делать дальше: спускаться к запретному или вернуться к несмущающему простору моей груди.

Я взглянул на Беллу: она застенчиво прикусила губку, в ее глазах читались одновременно любопытство и опасение, но, видимо, первое взяло верх, и ее ладошка коснулась меня там, где я отчаянно желал почувствовать ее.

Пальчики неторопливо прошлись вдоль всей его длины, сомкнувшись вокруг, окольцевали его, словно фарфоровый браслет. Я не мог оторвать глаз от маленькой руки, которая овладевала мной в этот момент. Изящные пальцы Беллы сжимались, чуть надавливая – это было остро, почти болезненно приятно, пальцы скользили, путешествуя по неизведанной ранее территории, узнавали новые чувствительные места, повторяли извилистые пути синеватых вен, а когда розовый ноготок задевал вены чуть сильнее, я вздрагивал.

Обхватывая меня сильнее, она добилась стонов острого, чистого удовольствия. Волны блаженства накрывали меня, делая дыхание рваным, заставляя веки смыкаться, а руки сжимать простыни.

Гладкое влажное тело Беллы спустилось ниже, я почувствовал упругость ее груди, остроту сосков. Ладошки вытворяли безумства с ним, я сходил с ума от наслаждения, но окончательно разум покинул меня, когда мягкие и нежные, словно тафта, губы коснулись его, а затем к ним присоединился и острый кончик язычка. Пальцы заигрывали с ним, а губы ласкали, ручка вновь сомкнулась у самого его основания, я почувствовал тягучее, мучительное удовольствие и сквозь стиснутые зубы прохрипел:

– Поцелуй… поцелуй его, еще, сильнее…

Губы Беллы обхватили его, скользя вверх-вниз, они были шелковистыми, горячими, и им подыгрывали зубки, они легонько сжимались, делая твердую плоть еще тверже. Губы ласкали, а пальчики любимой шаловливо пробегались по моему телу. С каждой секундой мне требовалось всё больше и больше ощущений, я стал ненасытен…

Шелк губ сомкнулся вокруг меня, будто лента связалась в тугой узел и невыносимо медленно поднималась вверх, по всей его длине, легкий поцелуй – и в игру вступил острый кончик язычка Беллы, он прикасался остро, жаля будто пчела, и незамедлительно заглаживая место укуса. Любимая играла с ним, играя со мной.

Когда наслаждение стало практически невыносимым, я разжал кулаки, выпуская простыни, и перехватил хрупкие фарфоровые запястья Беллы, заставляя ее взглянуть на меня. Наши взгляды встретились, я потянул колдунью к себе на грудь, заманивая ее к своим губам и рукам.

– Маленькая, иди сюда, – прохрипел я.

Белла посмотрела на меня затуманенными страстью глазами сквозь длинные ресницы и, приподнявшись, стала приближаться ко мне. Я сомкнул руки вокруг тонкого стана, прижимая свое сокровище как можно ближе. Она крепче сжала ножки вокруг моих бедер, я чувствовал жар ее лона, ее желание. Мои ладони накрыли ее бедра, направляя, подталкивая, вжимая в себя, требуя немедленного соединения.

Когда ее тело сплелось с моим, то дрожащий вздох удовольствия слетел с ее припухших гранатовых губ, Белла запрокинула голову, выгнув спину, даря мне возможность завладеть ее грудью и сомкнуть рот на розовой ягодке соска, пробуя его сладость на вкус. Одной рукой я поддерживал ритм движений наших тел, а другой ласкал бархатистую кожу Беллы, не отрываясь от сладкого блаженства ее груди.

Наши тела кружили на смятых простынях, души парили в раскаленном воздухе, руки ласкали, губы шептали сумбурные слова любви, стоны возвещали о приближение экстаза…

Маленькая изящная нимфа сплеталась в танце страсти со своим любимым, как сплетаются под горячим солнцем виноградные лозы, налитые дурманящим сладким виноградом, покрытым полупрозрачным матовым налетом… сладкая, пьянящая Изабелла…

========== Глава 10. Любовь ножом по горлу провела ==========

До двухнедельного отпуска Эдварда оставалось всего три дня. Билеты в Рим были уже куплены, номер в гостинице забронирован, план наших итальянских каникул полностью разработан моим любимым стратегом. В романтическое путешествие мы ехали всего на неделю, а перед этим планировали несколько дней погостить у моих родителей, но нашим планам не суждено было осуществиться…

– Ммм… кто звонил? – сонно пробормотала я, потягиваясь.

– Мой отец, – ответил Эдвард, снова ложась рядом со мной и целуя меня в висок. – Они с мамой наконец нашли подходящий вариант с домом, так что в ближайшие дни планируется грандиозный переезд.

Полтора года назад Карлайлу предложили хорошую работу в одной из клиник Нью-Йорка, и так как в Форксе их с Эсми больше ничего не держало, он согласился. Родители Эдварда сняли квартиру недалеко от нового места работы Карлайла, но миссис Каллен, привыкшая к тихой и размеренной жизни, так и не смогла до конца примириться с суетой и бешеным ритмом мегаполиса. Поэтому они решили, что переедут в пригород Нью-Йорка, как только найдут какой-нибудь милый и уютный домик, окруженный зеленью, но так, чтобы Карлайлу было не слишком долго добираться до клиники.

– Он попросил помочь им? – догадалась я.

– Да, одним им не справиться, чего только стоит библиотека Карлайла! – закатил глаза Эдвард, но при этом в его голосе звучала огромная любовь и уважение к отцу.

– Значит, мы не поедем в Форкс? – расстроено прошептала я и, закусив нижнюю губу, отвела глаза в сторону.

– Это будет неправильно, – он притянул меня к себе и крепко обнял.

Я с готовностью уткнулась лицом ему в грудь, закидывая свою ногу на его бедро.

– Ты не виделась с родителями уже полгода, и если сейчас не поедешь к ним, то сможешь повидаться с ними не раньше Рождества, а это еще почти полгода, – продолжал говорить Эдвард. – Только представь, как расстроится Рене, ведь она так ждет тебя!

– Предлагаешь мне ехать одной? – потершись носом о голое плечо любимого, поинтересовалась я.

– Подумай сама! – воскликнул он и продолжил тем тоном, каким обычно выступают адвокаты в суде, пытаясь убедить присяжных в своей правоте: – У нас есть свободная неделя перед поездкой в Италию. Ты едешь к своим родителям, как и было решено с самого начала, а я еду к своим, чтобы помочь им с переездом. Через неделю я приезжаю за тобой в Форкс, и мы отправляемся в Рим. По-моему, это идеальный план!

– Ты не учел одной очень важной детали: я с ума сойду без тебя за эту неделю! – по моей щеке скатилась случайная слезинка, которая удивила даже меня саму.

Да, за последние три года мы не расставались с Эдвардом ни на день, но ведь это всего лишь одна неделя, которая пролетит незаметно рядом с родителями.

В тот момент я не могла найти объяснения своей реакции на короткую и, возможно, даже полезную разлуку с любимым. Уже позднее я поняла: это было как раз то, что принято называть «шестым чувством».

– Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось, чтобы ты поехала вместе со мной в Нью-Йорк, – ласково улыбнулся Эдвард, подушечкой большого пальца стерев с моей щеки непрошеную слезинку, – но я слишком люблю и уважаю твоих родителей, чтобы так огорчать и разочаровывать их.

– Ты прав, – попыталась улыбнуться я, – мне и самой очень хочется повидаться с ними, жаль, что нельзя одновременно быть сразу в двух местах!

– Какая же ты у меня еще маленькая, – ласково улыбнулся Эдвард, целуя меня в макушку.

Оставшиеся дни до отъезда прошли в обычных хлопотах, какие бывают перед тем, как люди уезжают в отпуск: сбор чемоданов, оплата всех счетов, наказ соседям поливать цветы и прочие мелкие дела, отчего-то отнимающие кучу времени и сил.

Все эти дни меня не покидало чувство тревоги, которая только усиливалась по мере приближения дня отъезда. На какое-то время я забывалась, погружаясь в привычные заботы по дому, но потом меня вдруг что-то останавливало, я замирала от ноющего чувства в груди, ощущая, как сердце начинает бешено колотиться, словно ему, как птице, тесно в клетке. Я старалась не показывать Эдварду своего состояния, но тот, наверняка, заметил, что со мной творится что-то неладное (чего только стоило то количество посуды, что я по своей неосторожности переколотила за эти дни). Он старался быть со мной особенно нежным, ласковым и предупредительным, в надежде, что это поможет мне взбодриться, но его попытки так и не увенчались успехом.

Весь вечер накануне отъезда я металась по квартире, не в силах найти себе место и едва сдерживая слезы, для которых, казалось, не было особой причины. Собранные чемоданы стояли возле двери, и одного взгляда на них было достаточно, чтобы меня охватил очередной удушливый приступ паники.

Сегодня я, как никогда нуждалась в ободряющей улыбке Эдварда и его сильных, но таких ласковых руках, однако тот сам беспрестанно хмурился, сдвигая брови у переносицы, и выглядел каким-то задумчивым, даже далеким.

Казалось, что сам Лос-Анджелес тоскует сегодня вместе с нами, проливаясь на землю холодным ливнем и заунывно подпевая за окном порывистым ветром – совершенно небывалая погода для последних дней июля.

Я стояла возле окна и вглядывалась в холодную темноту ночного неба, затянутого непроглядными тучами. Чтобы хоть как-то унять нарастающую тупую боль в груди, я представила себе чарующую Италию и нас с Эдвардом, гуляющими по ее улочкам, залитым теплым, ласковым солнцем. Но стоило только очередному порыву ветра вперемешку с дождем обрушиться на оконное стекло, как волшебная картинка вмиг рассеивалась в моей голове, уступая место тревожной реальности, и я снова упрямо пыталась воссоздать ее, собирая по кусочкам, словно пазл.

***

Эта ночь последняя

Вдаль уносит сны,

Долгие мгновения,

Краткие часы.

Ни к чему напрасные,

Нам сейчас слова,

Напоследок ласками

Напои сполна.

Так, чтоб в пропасть нежности

Падала любовь,

В бездну неизбежности,

В даль прощальных снов …

Эту ночь последнюю,

Эту ночь любви, -

Горькие мгновения,

Милая прости …

POV Эдвард

Ночь была холодной. Заунывная песня пронизывающего ветра за окном навевала тоску и застывала холодной льдинкой в сердце. Ветер то затихал в плаче, то срывался рыдающими всхлипами, он будто оплакивал то, что не дано понять, вознося в высь небес прощальный плач.

Белз стояла напротив окна, теребя край шторы, – она не любила задергивать их на ночь, но сегодня вид за окном угнетал. Я сидел посреди разобранной ко сну постели и больше всего хотел, чтобы она зашторила окно и присоединилась ко мне. Я отчаянно нуждался в любимой, в её близости и поддержке.

Где-то глубоко внутри меня кружил ледяной вихрь, окутывая сердце снежным шлейфом, заставляя его болезненно сжиматься, то замедляя, то ускоряя свой бег в отчаянном желании тепла. Моим теплом была Изабелла. Больше всего я хотел позвать её, но почему-то не мог вымолвить ни слова, заворожено наблюдая, как тревожно любимая вглядывается в темноту за окном, прислушиваясь к плачу ветра, как вздрагивает в ознобе, ощущая вместе со мной ледяное дыхание странной ночи, пронизывающее душу сквозь уютное тепло нашей спальни. Казалось, эта ночь бесконечна – она никогда не поприветствует рассвет, не коснется его рукой, облаченной в black velvet.

Приглушенный свет комнаты делал все немного сюрреалистичным. Я смотрел на Изабеллу, стоящую всего в паре метров от меня, и чувствовал: она далеко, там, где я никогда не смогу протянуть ей руку, ощутить ее тепло, вдохнуть ее особенный запах, коснуться шелка кожи, оставить невесомый поцелуй на краешке ее черных ресниц, запутаться в каскаде каштановых локонов. Она была рядом и одновременно бесконечно далека от меня. Это странное и жуткое ощущение, ведь Изабелла была моя, вся до кончиков крохотных розовых ноготков на пальчиках изящных ступней. Белла была смыслом моего существования, и моя жизнь – вся, до последнего вздоха и прощального удара сердца – принадлежала только ей.

Я вглядывался в застывшую фигурку, чувствуя, что в этот ночной час наша жизнь странным и непонятным образом меняется, подчиняясь роковому велению судьбы. Не понимая причин этого, я твёрдо знал лишь одно: она нужна мне!

Любимая, будто прочтя мои мысли, разжала кулачок. Тихий вздох разрезал тишину, ее руки взметнулись к плечам, обняв их, пальчики подцепили ворот халата, пробежались вдоль его кромки… Я закрыл на мгновение глаза, а открыв их, увидел перед собой Изабеллу в первозданной красоте. Она все еще стояла ко мне спиной, напротив закрытого окна. Через плотный атлас штор просачивался слабый свет, освещая нежную кожу цвета свежих сливок, замирая в плавных изгибах её тела, задерживаясь в трогательных ямках над ягодицами, вплетаясь в тяжелые локоны волос, которые сейчас казались черными, как вороново крыло. Я видел каждый изгиб, линию, бусины позвоночника.

Любимая плавно повернулась ко мне, ослепляя совершенством своей красоты. Я вдруг увидел новую Изабеллу, казавшуюся немного старше: ночь дарила ей свои тайны, шепча невиданные секреты, не было больше девочки – была женщина, желанная, любимая, единственная.

Не в силах отвести от нее глаз, я упивался роскошным видением. Взгляд Беллы встретился с моим, румянец окрасил ее лицо, подобно розовой заре, она смущенно отвела глаза, прячась за полукружием ресниц.

Любимая тихо подошла к постели и замерла. Я опустился на колени, отчаянно желая прикоснуться к своему божеству и разогнать непонятный холод, вьющийся вокруг сердца. Мы замерли друг против друга. Изабелла закрыла глаза, ее кожа была гладкой, мягкой и теплой – я чувствовал это кончиками пальцев, дотрагиваясь до нее. Мои руки с благоговением прикасались к Белле, мне хотелось одним рывком схватить ее, обнять так крепко, как только смогу, но всё, на что хватало моих сил – это слегка касаться атласной кожи цвета сливок.

Я чувствовал, как под моей ладонью, остановившейся на округлой мягкости груди любимой, отбивает ритм ее сердечко, быстрый и четкий, словно звон кастаньет. Ее грудь была восхитительной: округлая, соблазнительная, уютно помещавшаяся в мою ладонь, увенчанная бархатистой ягодой соска. Я задел его пальцем и услышал, как Изабелла задышала чаще, ритм ее сердца ускорился, а с розовых губ слетел прерывистых стон. Она поддалась вперед, почти падая в мои объятья. Я подхватил ее, и, прижимая к себе, увлекая в манящее тепло постели, накрывая ее обнаженное тело своим – наконец, Изабелла была целиком моей, подо мной, окруженная мной и моим теплом, заключенная в кокон моей нежности, обласканная моими поцелуями.

Она распахнула глаза, и я утонул в их глубине, видя, как темнеет ее взгляд, и начинают трепетать ресницы. Я обхватил ладонями лицо любимой, нежно поглаживая персиковую бархатистость щеки, обвел контур рубиновых губ, легонечко коснулся кончика носа, слегка щекоча. Белла забавно сморщила носик и улыбнулась – моё сердце сладко сжалось в груди, холода, царившего в нём, больше не было: его затопил океан любви.

Меня будто отпустили невидимые путы, я быстро покрывал поцелуями любимое лицо, не пропуская ни единого кусочка, целовал уголки губ, линии скул, шелк ресниц, тихонечко покусывал мочку уха, крадясь к прячущейся за ним черному агату родинки, обхватил ее губами, обожая и нежа. Я сходил с ума от ощущения горячего тела подо мной, слыша дыхание любимой, чувствуя, как ритм её сердца сливается с моим, начиная отбивать единую слаженную мелодию. Наши сердца слились в едином слаженном дуэте: два голоса, равные в своей красоте, силе и страсти. Маленькие ладошки Беллы держали меня крепче любых тисков, движения были немного хаотичными, но ласковыми и сильными. Любимая гладила мою спину, царапала, тянулась все ближе и ближе, стремясь к единению тел и душ. Я уткнулся в изгиб ее шеи, бормоча слова любви, шепча, что для меня никогда и никого не было и не будет, кроме нее!

Нежно целуя ее ключицы, ласкал углубления над ними, проводил вдоль их изящных линий кончиком языка, задевая зубами, посасывал бледную прозрачную кожу, следуя вдоль пульсирующей вены на белоснежной шее, возвращался к ямочке ключиц, устремляясь к груди. Я ласкал губами желанную упругую плоть, согревал дыханием, дразнил гранатовые пуговки сосков, обводя их ореол языком, задевая, прикусывая, перекатывая их между зубами … сводил свою любимую с ума, овладевая ее телом, сознанием, сердцем и душой, отдавая всего себя.

Изабелла извивалась в моих руках, с её губ слетали стоны, вскрики, она молила не останавливаться, не отпускать, подарить ей ещё больше моих ласк и поцелуев. Мои руки исследовали ее тело, я гладил ее бока, немного щекоча вдоль ребер, срывая переливы смеха, ласкающего мой слух.

Я увлеченно прокладывал влажную дорожку поцелуев на мягкости ее плоского живота, устремляясь ниже, оставляя цепочку бледно-розовых меток, словно лента опоясывающих ее от бедра к бедру. Она дрожала в моих руках, ее хрупкое тело пело для меня. Мои руки обхватили ягодицы Беллы, приподнимая их, раскрывая для меня, для вьющихся лент поцелуев, которые беззастенчиво устремлялись к тончайшей матовости кожи внутренней поверхности бедер, где сливочный цвет мягко переходил в цвет темных палевых роз.

Она была горячей, маняще упругой, касаясь ее языком, я вызывал волну дрожи, которая овладевала всем телом Изабеллы, заставляя выгибать спину, судорожно обхватывать меня ногами, сцепляя оковами на шее, хвататься за простыни. Но лучшим был звук, слетающий с ее рубиновых губ, когда я обхватывал ее женственность губами, слегка посасывая, дразняще обводя кончиком языка, легонечко дуя, и вновь обхватывая губами, чувствуя ее край, лаская, ощущая, как она замирает в моих руках, чтобы в следующий миг, рассыпаться на миллионы искрящихся осколков.

Когда утихла первая дрожь, лента моих поцелуев вновь обвила ее бедра, завязалась узлами в ямочках под коленом, там, где был маленький синяк – она ушиблась сегодня утром – лента вилась к щиколоткам, обнимала их подобно арабскому браслету, устремляясь к каждому пальчику. Моя маленькая совершенная девочка, моя ночная фиалка. Ладони гладили ее бедра, губы ласкали розовые ступни: вся она была подернута румянцем.

– Эдвард, – я услышал, как она тихо звала меня, устремляя ко мне руки, увлекая в плен столь желанных объятий. Ее зов стоном отозвался в каждой клетке моего тела – не знаю, возможно ли любить сильнее?

Тонкие пальчики запутывались в моих волосах, мягкие теплые губы едва ощутимо ласкали меня, я чувствовал её сладкое дыхание, тихие стоны и жар хрупкого тела подо мной. Ноги Беллы сомкнулись в замок на моей талии, бедра приподнялись, вжимаясь в мои, я поддерживал ее под ягодицы, не оставляя и миллиметра пространства между нами.