Текст книги "Вспомни обо мне (СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Руки скользнули на твердый пресс Эдварда и решили, что там их законное место. Большая ладонь накрыла мои ладошки, полностью пряча их, Эдвард выдохнул, выдох вибрировал, призывал: «Еще… еще…»

Я встала на носочки, чтобы дотянуться до изгиба шеи любимого, туда, где сейчас по бронзовому завитку волос сбегала капля воды. Оставляя россыпи поцелуев на его шее, ловя губами капли воды, я была буквально вжата в Эдварда, от этого становилось все жарче и жарче….

Он расслабил руки, мои ладошки легко выскользнули и продолжили свое путешествие по карте тела любимого. Они кружили по изгибам его бедренных костей, очерчивая запретную линию низа пресса, ощущая, как кожа его торса из плотной и упругой переходит в нежную, почти мягкую, чуть подернутую жесткими волосками.

Я чувствовала его напряжение, его возбуждение. Эдвард был весь в моей власти. Его возбуждение впитывалось в меня, вплеталось в нити, из которых я была соткана. Руки Эдварда вновь накрыли мои, поглаживая, надавливая, ведя, направляя.

– Что же ты творишь… – хрипло выдохнул Эдвард, разворачиваясь лицом ко мне.

Теперь я была во власти любимого, скованная кольцом его сильных рук. Я была окутана им подобно тому, как окутывает морская пена золотые песчинки на берегу. Теперь уже его руки исследовали меня… Искусные пальцы нежно поглаживали мою кожу, там, где его ладони задерживались немного дольше, кожа вспыхивала румянцем, превращаясь из алебастровой в дымчато-розовую.

Эдвард скользнул ладонями вниз, крепко обхватив мои ягодицы и прижав меня к себе так близко, что единственной границей между нашими разгоряченными телами были крохотные бусинки воды, которые стремительно впитывались в кожу, будто растворялись под чарами волшебства этого совершенного момента.

Одной ладонью Эдвард надежно удерживал меня, осознавая, что, если он хоть немного расслабит руку, я не удержусь на ногах и соскользну к его ногам подобно струящемуся шелку; другой ладонью он поглаживал мою спину, изучал хрупкие изгибы позвоночника, кружил вдоль линии лопаток, задерживаясь у шеи, обхватывая ее, вынуждая меня откинуть голову так, чтобы она была точно в колыбели его ладони.

Он держал меня нежно, трепетно и в тоже время крепко, как держит мать своего младенца. Взгляд любимого был устремлен в мой, пронзая, изучая, исследуя. Казалось, что Эдвард смотрит не в мои глаза, а в глубину моей души.

– Изабелла… – шептал он, – моя Изабелла…

Горячее дыхание опалило меня, когда он стали мелкими острыми поцелуями покрывать мое лицо, шею, ключицы, обхватывая губами родинку, что пряталась за моим ушком. Эта родинка была его любимицей, он нежно очертил ее контур, слегка подул и запечатлел мимолетный поцелуй.

Все так же крепко и нежно удерживая мою голову, Эдвард наклонил меня, слегка прогибая в спине, будто мы танцевали вальс, мое бедро инстинктивно взметнулось вверх по его бедру, обхватывая его, предъявляя права, прижимая его к себе еще ближе.

Любимый прокладывал дразнящую мучительно-острую дорожку из поцелуев и едва ощутимых покусываний по моей шее, полукружиям груди, уделяя равное внимание каждой, не забывая поласкать розовую ягодку соска.

Я вся обратилась в стон, единый примитивный и бесконечно прекрасный стон удовольствия и желания. Я не заметил, как умолк шум воды, и Эдвард, подхватив меня на руки, осторожно вышел из горячей ванной. Поставив меня на пол, он взял махровое полотенце и быстрыми уверенными движениями пробежался по моему телу, распаляя меня еще больше.

Я стояла, слегка покачиваясь, не в силах открыть глаза, и могла лишь чувствовать, как Эдвард вновь подхватил меня на руки, тихонечко нашептывая мне слова любви, и понес меня в спальню. Простыни были желанно прохладными после горячего пара воды, они дарили болезненное облегчение, ласкали кожу, но прохлада сатиновых простыней не могла сравниться с мягкостью атласных губ любимого.

Я усилием воли распахнула глаза и замерла, очарованная открывшейся мне картиной: Эдвард, полностью обнаженный, склонялся ко мне, медленно, томно, так, что я могла почувствовать морок, накрывающий нас. На его теле блестели капли воды, переливающиеся в приглушенном свете спальни, которые спешили, предъявляя свои права, отвоевывая у меня частичку внимания Эдварда, будто желали его так же сильно, как и я. Одна особо шустрая капля скользнула вдоль его упругого пресса, устремляясь все ниже, акцентируя мое внимание на трогательной линии загара, кожа ниже этой пикантной линии была немного светлее… заманчивее.

– Изабелла… – выдохнул Эдвард, накрывая мое тело своим.

Я почувствовала его тепло и блаженную тяжесть, влагу бессовестных капель, которым пришлось потесниться, уступая всю полноту владения мне.

– Изабелла… моя Изабелла… – бормотал любимый, и мое имя, слетающее с его губ, звучало в каком-то особом, музыкальном ритме.

Я чувствовала Эдварда всем своим существом, ощущала всем своим телом, его губы, его руки… Губы любимого совершали кругосветное путешествие по мне, сейчас они упивались упругой плотью моей груди, то лаская поцелуем, то жаля острыми касаниями языка, то оставляя легкие укусы, то пробуя розовую жемчужину соска. Губы уступили ладоням, продолжая свое путешествие, задерживаясь на мягкости живота, устремляясь все ниже и ниже.

«Поцелуй… поцелуй… поцелуй… еще… еще…» – стонало и пело мое тело, сердце отбивало аллегретто, сменяясь на стокатто и вновь ускоряясь в аллегретто. Поцелуи кружили, большие ладони Эдварда гладили мои бедра, властно удерживая их, приподнимая, разводя, подчиняя его желанию.

Моих сил хватало лишь на то, чтобы иногда приоткрывать глаза и затуманенным взором смотреть на то, как любимый, дирижируя, творит оркестром моего тела симфонию желанных ему звуков. Вот он обхватил мою щиколотку, приподнимая ногу, поглаживая большим пальцем костяшку, пробегая вдоль стопы, слегка царапая, срывая с моих губ хихиканье. Мне хотелось выдернуть ножку из крепкого браслета его рук, но Эдвард не позволил мне этого. Вот восхитительный браслет скользнул выше, поглаживая вдоль всей ноги, задерживаясь под коленом, гладя перламутровую кожу. Вдруг оковы сжались сильнее, любимый рывком притянул меня ближе к себе, согнул мою ногу в колене и прижал к моей груди, раскрывая меня как диковинную раковину, распахивая для себя.

– Обними меня, Изабелла… – прохрипел Эдвард.

Я расцепила пальцы онемевших рук, которые, оказывается, все это время судорожно сжимали сатин простыней, комкая и сминая их, и обхватила спину Эдварда, приподнимаясь, устремляясь навстречу единственно желанной цели.

– Еще, обними еще… – слетело с его губ.

Я с силой обхватила его бедро той ногой, что не была прижата к моей груди, вплетаясь в него. Мы были подобны кусту шиповника: сцепленные шипами, спутанные молодыми салатовыми веточками, наполненные дурманящим ароматом сотен крохотных полупрозрачных роз. Шипы царапались, оставляя тонкие красные нити, соединявшиеся в причудливый узор, завязываясь в единый тугой узел.

Эдвард создавал наш общий ритм: слаженный, ровный, идеальный, где не было ведущего и ведомого, мы были равны, шли в унисон к нашему общему краю, падая в пропасть вместе.

В комнате было так тихо, что можно было услышать, как за окном весенняя листва подпевает легкому ветру, как ведут неспешную беседу ночные мотыльки, сетуют на жизнь сонные птицы – ночь жила своей единственно ей известной таинственной жизнью.

В этой волшебной тишине мы лежали вплетённые друг в друга, заботливо укутанные в тонкую простынь, которую обернул вокруг нас Эдвард наподобие кокона, так что из-за голубого сатина выглядывала лишь моя голова, плечи и руки, которые я сцепила на шее любимого.

Я могла четко слышать биение его сердца: «Стук-стук, стук-стук…» – воистину самые прекрасные звуки из всех, что я слышала на этом свете!

Когда я робко целовала обнаженную грудь Эдварда, его сердце ускорялось, и ровное сердцебиение вмиг сменялось на громкое и частое стаккато, спокойное «стук-стук» начинало отбивать веселое «тук-тук-тук-тук!!!» Это приводило меня в трепет, заставляя мое сердце подпевать в унисон!

Эдвард тихо целовал мои влажные после душа волосы, перебирал спутанные каштановые пряди, пропуская их сквозь пальцы.

– Твои волосы пахнут так дурманяще! – прошептал он мне на ушко. – Так сладко и так тобой!

– Да, это мой шампунь! – кивнула я, тихонечко засмеявшись.

– Нет, маленькая, это только твой аромат, я даже помню, когда впервые почувствовал его, – улыбнувшись, возразил Эдвард, а после паузы добавил: – Это произошло, когда ты упала в столовой, нам было тогда по одиннадцать лет.

Я удивленно подняла голову с груди Эдварда, заглядывая ему в глаза.

– Я тогда подал тебе руку, – продолжал меж тем любимый, – поднимаясь, ты встряхнула головой, и я почувствовал аромат твоих волос. Он не изменился с тех пор, я узнаю его из сотен других!

Я с немым восхищением смотрела на любимое лицо. Я так и не привыкла, что Эдвард знает все обо мне, знает всю меня, помнит все, предугадывает.

Подтянувшись так, чтобы мое лицо было точно напротив лица Эдварда, я коснулась кончиком пальца его колючего подбородка, чтобы он посмотрел мне в глаза.

– Ты удивительный, ты единственный, я навсегда и полностью твоя! – исступлённо прошептала я.

Я продолжала поглаживать щетину, покрывающую его подбородок, пальчик коснулся того места, где пульсировала вена, я накрыла поцелуем это местечко, замирая, вдыхая его запах, обнимая Эдварда руками все крепче, так, будто он мог ускользнуть.

Отчего-то мне вдруг стало страшно и тревожно на душе, я прижалась к любимому так, как прижималась в детстве к маме, когда боялась чего-то.

– Эдвард, ты нужен мне, – едва слышно прошептала я.

Мне не надо было повторять просьбу дважды: Эдвард тут же погладил мою щеку большим пальцем, обхватил ладонью мое лицо и притянул к себе ещё ближе, распахивая кокон простыней, обнажая меня для него.

Когда его тело накрыло мое подобно ангелу, закрывающему белоснежными крыльями от всех невзгод, я почувствовала себя так хорошо, тепло, дома, полностью растворившись в объятиях любимого, тая в его ласке, страсти, любви.

Наше второе неспешное воссоединение было чувственным и наполнено упоительной нежностью и негой…

Утро ворвалось в наш новый день звенящими солнечными лучами, которые стучали в окно, напрашиваясь впустить их в комнату, солнечные зайчики скользили по лицу, заставляя жмуриться и улыбаться. Было так чудесно лежать в объятиях Эдварда! Он еще спал, и это дарило мне радостные мгновения, когда я могла просто любоваться им.

Я тихонечко погладила колючую щеку и прошептала:

– Доброе утро, мой родной!

========== Глава 9. Бесконечность любви ==========

Берегите Любовь,

Берегите ВДВОЁМ,

Ведь она так нуждается в этом!

А сберечь одному всю Любовь не дано,

Как весне не дано царить летом.

Берегите Любовь,

Берегите ВСЕГДА,

Чтобы было на сердце уютно!

Ведь на сердце уютно у нас лишь тогда,

Когда знаешь Любовь поминутно.

Первая годовщина нашей совместной жизни с Эдвардом совпала с одним грандиозным событием – свадьбой Розали и Эммета.

За прошедший с окончания учебы год они окончательно обосновались в Вашингтоне, сняли приличную квартиру в центре города, Эммет получил долгожданное повышение на службе, и наша сладкая парочка наконец решила придать новый статус своим отношениям.

Свадьба… я всегда думала, что это торжественно, красиво, шумно и необыкновенно хлопотно. Вокруг море людей, суета, всплески радости, слезы тайком, и все это оплетено тончайшей паутиной серебристо-искрящегося счастья.

Мы с Розали стояли друг напротив друга в ее бывшей комнате, у огромного зеркала. Моя всегда уверенная в себе и немного холодная старшая сестра плакала, как маленькая девочка, расправляя несуществующие складки на шелковом платье благородного оттенка Шампань. Ее свадебный наряд был очень изысканным, сшитым на заказ, с отделкой из ирландского кружева на тон темнее самого платья, выгодно оттенявшего алебастровую кожу Розали, подчеркивая совершенные плавные линии ее фигуры, делая мою сестру изящной и хрупкой.

– Роуз, родная, прекрати плакать, мы уже два раза поправляли тебе макияж, – с трудом проговорила я, через зажатые в зубах шпильки, которые вынимала по одной и подкалывала ими тяжелую кружевную вуаль, скрывающую каскад тщательно уложенных кудрей.

– Я не могу, Белла! – в очередной раз всхлипнула Розали. – Не знаю, почему плачу, ведь я так счастлива!

Я прикрепила последнюю шпильку, расправила кружева и аккуратно обняла сестру за плечи. Роуз впервые выглядела растерянной и беззащитной, с нее будто слетела вся ее самоуверенность. Я начала тихо гладить руки Розали, одетые в длинные перчатки.

– Роуз, конечно, ты счастлива, но ты переживаешь, боишься ответственности – это нормально! – заглядывая ей в глаза, твердо произнесла я. – Прекрати все обдумывать, сосредоточься на мысли, что у алтаря тебя ждет твой ненаглядный Эммет. Родная, не думаю, что он будет счастлив, видеть тебя заплаканной, еще подумает, что тебя за него силой выдают!

– Белла, неужели он может так подумать? – забавно округлив глаза, встревожилась Розали.

– Если ты не прекратишь рыдать, то да! А потом передумает на тебе жениться! – подлила я масла в огонь.

– Он так не сделает, – побледнев, прошептала Роуз.

– Нет, конечно, не сделает! Эммет без ума от тебя, и всем известно, как долго он добивался твоего согласия на брак! – рассмеялась я, обнимая сестру за плечи.

Роуз мгновенно прекратила плакать, будто внутри нее щелкнул маленький выключатель. Она уверенно вздернула подбородок, снова став прежней Розали, и произнесла привычным волевым тоном:

– Белла, срочно поправляем мой макияж!

Смеясь, мы снова засуетились, проверяя, все ли приметы соблюдены.

– Подвязка на месте! – уверенно сказала сестра, приподняв подол платья.

На ее бедре красовалась изысканная штучка из кружева и ленточек, которая точно была предназначена, чтобы свести кого-то с ума.

–Что-то старое! – воскликнула Роуз.

Я как раз крепила к вырезу ее платья бриллиантовую булавку – единственную драгоценность нашей семьи, передававшуюся по женской линии из поколения в поколение, которую непременно надевали в день свадьбы.

– Что-то голубое! – сказала я, указав на фрезии в букете Розали.

– Что-то дареное! – с благоговением прошептала Роуз, коснувшись браслета на руке – подарка наших родителей к свадьбе.

Мы взглянули друг на друга и с удовлетворенным вздохом в один голос произнесли:

– Теперь все в порядке!

В дверь настойчиво постучали: не дожидаясь приглашения, в комнату вихрем влетела Элис и принялась носиться по комнате, что-то бормоча себе под нос.

Мы с Роуз удивленно уставились на нее, не смея вмешиваться в действо, разворачивающееся перед нашими глазами: Элис в момент активной деятельности нельзя прерывать – это чревато!

– Так! – резко остановившись, воскликнула она, вытянув вперед указательный пальчик. – Вы обе закрылись здесь и даже не удосужились позвать меня! Нет, еще тебе, Роуз, я могу это простить, но ты, Белла, как ты могла так поступить со мной?!

Элис обиженно надула губы и добавила:

– Пока я, наивная, занималась украшением двора, вы вдвоем тихо наслаждались самым интересным! А я так хотела принять участие в облачение Роуз в платье!

Она выглядела такой разочарованной и даже расстроенной, что нам с сестрой стало очень стыдно перед подругой.

– Элис, дорогая, мы не хотели тебя задеть, – тихо сказала я, подходя к ней и беря ее за руку, – я звала тебя, но ты была так увлечена, командуя всеми во дворе.

– Да, я увлеклась, но ты должна была быть настойчивее, Белла! – голос Элис звучал все обиженнее.

– Элис, ты не все пропустила, сама свадьба еще впереди! – вмешалась в наш разговор Роуз и ласковым голосом добавила: – Ты сделала самую главную работу! Кто, кроме тебя, смог бы превратить наш задний двор в произведение искусства?! Ты – волшебница!

– Тебе нравится?! – голосок Элис был уже не таким грустным и обиженным, сейчас в нем звучали едва уловимые нотки самодовольства от проделанной работы.

– Конечно! А как же иначе! – расплываясь в своей самой широкой улыбке, подтвердила моя сестра.

Мы подошли к распахнутому окну, из которого открывался вид во двор, на один день превратившийся во что-то необыкновенное.

Море роз, лилии, фрезий и жасмина создавало симфонию ароматов, окутывавшую водоворот шелковых лент, обвивающих импровизированную беседку, где и будет проходить само венчание, длинные скамьи, расставленные вдоль прохода, усыпанного кремовыми лепестками. Все было идеально, даже погода благоволила нам в этот день: небо было девственно чистым, без намеков на облака.

Мы стояли, обнявшись, и мечтательно вздыхали каждая о своем. Я была погружена в мечты о том, как однажды я буду идти по такому же длинному проходу, вся в белом, навстречу к своему единственному – к Эдварду.

Мы с любимым часто обсуждали вопрос о браке, но проблема была не в том, жениться ли нам, а лишь в том, когда. В итоге мы сошлись во мнении, что идеальным вариантом будет женитьба сразу после окончания учебы.

– Девочки, нам пора! – в мои мечты ворвались голоса наших с Роуз родителей.

Я взглянула на маму и папу – в их глазах отражалась целая гамма эмоций: в них светились гордость за свою красавицу-дочь, тревога и грусть из-за расставания, надежда на то, что судьба будет к ней благосклонна и радость от того, что их девочка нашла свою судьбу…

Мы с Элис вышли из комнаты, оставив Розали наедине с родителями.

Я стояла рядом с Элли, мы как подружки невесты были одеты в шелковые платья нежно-голубого оттенка, дополненные лентами в тон к нему, обхватывающими наши запястья, и букетиками фиалок, закрепленными в наших волосах. С другой стороны стояли Эдвард и Джаспер, облаченные в черные смокинги. Мы переглядывались и улыбались друг другу.

Ребята подбадривали Эммета, который впервые за все время, что я его знала, стоял, молча, а на его лице прекрасно читалось, как сильно он волнуется. Эм забавно переминался с ноги на ногу, чем напоминал мне пингвиненка-переростка.

Моих ушей коснулся его сдавленный шепот:

– А вдруг Роуз передумает?! Что я буду делать, если она поймет, что я ее не достоин?! – в голосе Эммета звучали те же панические нотки, что часом ранее я слышала от Розали.

Я тихонечко подозвала к себе Эма, поднялась на носочки, что, на самом деле, мне не слишком-то помогло: парню все равно пришлось наклониться, чтобы я смогла прошептать ему на ухо:

– Не волнуйся, она точно не сбежит!

Видимо, мои слова прозвучали так уверенно, что лицо Эммета озарилось самой широкой и радостной улыбкой, что я когда-либо видела.

Первые звуки музыки возвестили о появлении невесты. Все стихло, погружаясь в торжественное ожидание. Я не могла отвести глаз от сестры, которая медленно шла по проходу под руку с нашим отцом! Было видно, как сильно волнуется Чарли, но на совершенном лице Роуз сияла ослепительная улыбка. Она шла уверенно, с высоко поднятой головой, гордо расправив плечи, и была царственно-прекрасна, плывя навстречу своему суженному, подобно белому лебедю.

Чарли вложил ладонь Розали в ладонь Эммета и, стараясь скрыть от присутствующих предательскую слезу, наигранно беззаботным тоном произнес:

– Береги ее, люби, уважай! Она достойна всего самого лучшего, и я верю, что ты сделаешь ее счастливой!

Под нежные переливы мелодии были произнесены клятвы: вечные слова о верности и любви, заботе и уважении, преданности и понимании, о том, что муж принадлежит жене, как и жена мужу, что бы ни случилось, и в болезни, и в здравии они – единое целое.

Золотой обод кольца скользнул на изящный пальчик Розали, ознаменовав начало новой жизни.

Я неотрывно смотрела в глаза Эдварда, мы вели немой диалог, губами повторяя слова клятвы новобрачных, давая друг другу обеты любви и верности.

С моих глаз скатилась слеза, когда Эдвард одними губами прошептал:

– Люблю…

Свадьба стремительно неслась своим чередом: звенел хрусталь, играла музыка, все были охвачены эйфорией счастья, царившей в небольшом внутреннем дворике нашего дома.

Я смотрела на танцующих родителей: они казались совсем молодыми, папа все так же неуклюже переставлял ноги, грозя оставить Рене без новых туфель, а мама звонко смеялась каждый раз, когда Чарли попадал не в такт. Рядом с ними кружили в танце Эсми и Карлайл, которые были мне вторыми родителями, я обожала этих замечательных людей, любивших меня, словно родную дочь, и подаривших мне Эдварда!

Я стояла и ждала любимого: он разговаривал с Джаспером, пока Элис где-то носилась в очередном приступе бурной активности.

– Белла! – звонкий голосок Элли отвлек меня.

Она приехала два дня назад, но из-за хлопот со свадьбой у нас не было никакой возможности поговорить с ней. Суетясь и бегая по дому, мы с подругой пересекались лишь время от времени и находили свободную минутку только для того, чтобы обняться и, кажется, уже в сотый раз прошептать, как же скучали друг по другу. А ведь мне так много хотелось спросить у нее, рассказать ей, поделиться всем тем, что произошло за время её отсутствия.

Присев на скамейку, стоявшую рядом, и перебивая друг друга, мы стали взахлёб обмениваться новостями. Я с удивлением слушала рассказ Элис о том, как ей живется в России. Узнала о жутких морозах, белом пушистом снеге, напоминающем лебяжий пух, который в ясную и солнечную погоду искрится на солнце, как горсть бриллиантов, про снежинки, похожие на муар, сотканный из серебристо-белых нитей, как они таят от тепла ладоней, превращаясь в прозрачные капли чистой воды. В сильные морозы стекла в домах за ночь покрываются белым кружевным узором, сквозь который ничего не видно, и чтобы посмотреть на улицу, Элис в первое время стояла, уткнувшись кончиком носа в стекло, дыша на него, развевая паутинку инея.

В России удивительная, не похожая ни на что весна: она стремительно врывается в жизни людей, сгоняя старушку зиму с насиженного места, принося с собой особый аромат, он кристально чистый и свежий, будто в нем воплощены благоухания всех трав и цветов мира! Все вокруг просыпается, начиная звенеть, жизнь ускоряется, незаметно тает снег, сквозь трогательные островки которого, пробиваются первые цветы.

Элис с восторгом рассказывала о первой поездке в метро, когда сквозь гул голосов она кричала Джасперу, а он ее не мог услышать, и все волновался, что они с ней потеряют друг друга в толпе, поэтому не отпускал ладонь Элис ни на секунду. Когда она в своей манере пыталась вырваться вперед, Джас хватал ее за пояс, удерживая рядом. Элли, смеясь, рассказывала, что в этот момент походила на сошедшую с ума от счастья болонку, скачущую на поводке.

Подруга с упоением рассказывала о том, что Москва огромная и сумасшедшая: машины, люди, звуки разных языков, Элис в первое время не могла понять, когда же говорят по-русски, особенно в метро. Она с уверенностью сказала, что столица России – самый интернациональный город из всех, что она когда-либо видела.

Однако нашлось в ее рассказе место и жалобам. Месяцев через шесть после переезда на Элис напала тоска и апатия, несмотря на учебу на медицинском факультете РУДН, ей не хватало общения. Подруга жаловалась на то, что иногда от потока иностранной речи ей хотелось кричать или затыкать уши, только бы не слышать непонятные слова, которые сливались в единый гул, как будто у нее в голове шумел рой пчел.

Элис с только ей одной свойственным рвением учила русский и латынь, ей всегда легко давались языки, и сейчас, улыбаясь мне, она с легкостью произнесла несколько фраз по-русски.

С грустью в глазах Элли рассказывала о своей работе в клинике родителей Джаспера, где она трудилась на общественных началах, помогая в силу своих знаний, одновременно учась и узнавая много нового. Самое главное, что в словах подруги, вернее сестры – Элис была для меня второй сестрой – ни разу не прозвучало ни единого слова сожаления – она была счастлива. Джаспер любил ее и поддерживал так, как только мог: учил вместе с ней лекции, помогал готовиться к экзаменам, делал ее жизнь насыщенной и интересной.

Когда я дала Элис в полной мере высказаться, то тут же сама попала под натиск ее вопросов. Теперь пришла моя очередь рассказывать о нашей совместной жизни с Эдвардом.

Я говорила о том восторге, что испытала, впервые увидев нашу квартиру, как я удивлялась и радовалась тому, что любимый сделал все сам, как он заботился обо мне, а я о нем.

Я делилась тем, как мы привыкали к самостоятельной жизни, смущаясь, говорила, как замечательно просыпаться и засыпать в объятьях его рук, встречать рассветы и закаты, просто завтракать и ужинать, пить кофе и готовиться к экзаменам – все вместе.

Наше уединение с Элис было прервано Эдвардом и Джаспером, которые, видимо, уже наговорились и теперь желали получить танец от своих дам.

Любимый галантно протянул мне руку, приглашая на тур вальса, слегка склонив голову и призывно улыбаясь мне. Я с готовностью положила свою ладошку в его раскрытую ладонь, и последовала за ним на танцевальную площадку. Уже начало смеркаться, и шатер для танцев был освещен гирляндами маленьких фонариков, мерцающих в такт музыке. Эдвард уверенно обхватил мою талию и закружил под переливы «Венского леса» Штрауса.

Вечер плавно перетек в теплую летнюю ночь, пришло время бросать свадебный букет невесты. Все незамужние девушки, в числе которых была и я, выстроились в ровный ряд. Под свист мужчин и аплодисменты женщин Роуз повернулась к нам спиной и, выкрикивая «раз-два-три», перекинула через плечо букет, плавно и точно приземлившийся в распахнутые руки Элис, которая с некоторым недоумением и восторгом тут же прижала его к себе, ища глазами в толпе родное лицо Джаспера.

Меня окутало легкое разочарование: я всегда верила в примету, что следующей выйдет замуж та, которая поймает букет невесты. Но я тут же постаралась запрятать свои неприятные чувства как можно глубже и, отбросив грустные мысли, крепко обняла взволнованную подругу.

После букета пришла очередь бросать подвязку. Без смеха невозможно было наблюдать за тем, как огромный Эммет крутит с недоумением в глазах пикантный элемент женского туалета и переспрашивает у Роуз, действительно ли он должен его кидать – он хотел бы оставить его себе! После нескольких минут переговоров вперемешку со смехом и кокетливыми угрозами со стороны Розали подвязка была брошена и поймана Джаспером.

Это событие привело Элис в состояние, близкое к помешательству от переполнявших ее эмоций. Джас приподнял свою любимую, пребывающую в эйфории, и, звонко смеясь, закружил ее. Все присутствующие с умилением наблюдали за ними, искренне радуясь их счастью, от которого они светились изнутри, словно два солнышка.

Наконец отзвучали последние тосты, напутствия, пожелания, и мы с Роуз и Элис поднялись в комнату, чтобы помочь моей сестре переодеться для свадебного путешествия. Втроем мы быстро справились с ее платьем, Розали аккуратно открепила бриллиантовую булавку с корсажа, раскрыв мою ладонь, вложила в неё семейную реликвию и прошептала, порывисто обняв меня:

– Белла, очень скоро она понадобится и тебе! Не переживай, что не ты поймала букет, это не важно! Я видела, как вы с Эдвардом смотрели друг на друга во время церемонии и повторяли слова клятвы – вы всегда будете вместе, вы уже единое целое, настоящая маленькая семья! И совсем скоро я буду помогать тебе облачаться в свадебный наряд!

Все гости, родственники столпились во дворе, провожая Эммета и Роуз. Мама тихонечко плакала, обнимая сестру на прощание, Чарли стоял в сторонке, явно стесняясь того, что его глаза тоже были на мокром месте. Родители Эммета давали последние наставления своему сыну, и я в который раз удивилась, как такая крохотная женщина, как миссис МакКарти, родила такого здоровяка. Эм был похож на отца: у того тоже была привычка шутить, смеяться и балагурить, делая всех вокруг немного счастливее.

Я стояла рядом с Эдвардом и махала рукой вслед машине, увозившей Роуз и Эммета. Любимый обнимал меня за плечи, и мне было так спокойно в его объятиях, я была окутана им, его запахом, теплом его рук и пиджака, который он заботливо накинул мне на плечи, заметив, что я начала дрожать от ночной прохлады.

– Нам пора, родная, нельзя больше стоять на холоде: ты совсем замерзнешь и можешь заболеть! – ласково прошептал он, целуя меня в висок.

Дом был полностью погружен в тишину, все давно разошлись по своим комнатам и мирно спали после бурно проведенного дня, а мы с Эдвардом тайком пробирались на кухню.

Одновременно проснувшись ночью, мы решили устроить себе небольшой перекус и сейчас осторожно крались на цыпочках по коридору, как два воришки, точно зная, что в недрах огромного холодильника спрятаны остатки свадебного торта!

Когда заветная цель в виде остатков роскошного сливочного торта была достигнута, мы с удовлетворенным вздохом откинулись на стулья, зажав в руках одну тарелку на двоих, и схватились за десертные вилки, позабыв даже согреть чай.

Я была голодна из-за того, что в свадебной суете напрочь забыла о еде, а Эдвард был сладкоежкой и никогда не отказывался от кусочка чего-нибудь сладкого.

Некоторое время мы в полной тишине наслаждались уединением, скрашенным вкусом сливок, марципана, шоколада и меренги. Было слышно, как тикают часы в гостиной, и мне казалось, что в этом мире нет никого кроме нас двоих.

– Белз, – прервал тишину голос Эдварда, – ты как?

– О чем ты? – недоуменно спросила я.

– Родная, я заметил, как ты расстроилась из-за того, что букет поймала не ты, – тихо ответил он.

Я посмотрела на него в немом вопросе, и Эдвард тут же пояснил:

– Я видел, как ты мгновенно поджала губы, а на твоем лбу пролегла глубокая морщинка – так бывает, когда что-то или кто-то огорчает тебя.

Уже в который раз удивляясь наблюдательности любимого, я вздохнула и прошептала:

– Я не знаю, почему я так отреагировала, просто мне действительно очень хотелось поймать букет невесты… – мой голос предательски дрогнул, выдавая всю степень моего расстройства. Я понимала, что это было по-детски глупо и наивно, но ничего не могла с собой поделать.

– Белла, подожди минутку, я сейчас вернусь, – сказал Эдвард, скрываясь за дверями гостиной.

Я сидела и задумчиво ковыряла вилкой в торте, вдыхая тонкий, едва ощутимый аромат ванили, подчеркнутый ноткой шоколада и оттененный легким горьковатым запахом миндаля.

Когда ароматы смешались в единую гамму, в их палитру неожиданно ворвался новый, свежий, очень легкий запах. Я не спутала бы его ни с каким другим – ночная фиалка! Оторвав взгляд от тарелки с остатками торта, я увидела перед собой Эдварда, который протягивал мне крошечный букетик нежных фиолетово-сиреневых цветов, перевязанных тонкой белой лентой.