Текст книги "Вспомни обо мне (СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Ради всего того хорошего, что было между нами за годы брака, мне следовало отпустить его как можно скорее. Я прекрасно понимала, что рядом со мной он просто тратит бесценное время, но что-то удерживало меня от самого первого и решительного шага в сторону развода.

В моей голове звенело сотней колокольчиков «Италия», словно только одно название страны, где я была бесконечно счастлива с Калленом, могло дать сил, вдохнуть воздуха в мою грудь, опаляя светом истосковавшееся сердце.

Я мечтала показать моей – нашей с Эдвардом! – девочке город, в котором каждый уголок напоминал о нем, словно там, под палящим солнцем, на прогретой, обласканной земле я могла приблизить их друг к другу.

Закрывая глаза, я слышала звуки оперы, напевала тихонечко слова арии и ощущала шелковисто-нежный аромат лесных фиалок. Да, мои лесные фиалки были живы в моем сердце.

И сейчас оно стремилось в Италию – туда, где можно коснуться рукой прошлого, где нет тяжести мучительных воспоминаний, есть лишь шелестящая мелодия моей единственной любви.

В последние дни мне снился сон, повторявшийся с мучительной постоянностью: я брела по воде, мои ноги омывала прохладная, прозрачная, как слеза вода, что-то таинственно нашептывая, зазывая зайти глубже. Вода манила к себе, суля покой и радость, коварно обещая, что на ее глубине меня ждет мой Эдвард, я слышала его голос, он был приглушенным, будто растворенным в воде – мелодичные звуки, падающие каплями в душе.

Я хотела уйти на глубину, но что-то одергивало, я знала, что не имею права поддаться зову. Два голоса, зовущие меня – Эдвард и Мелли. Я выбирала Мелли.

Мы с дочкой уехали на несколько дней раньше Джейка: так было решено сразу, он заранее договорился о квартире.

Моя семья: мама, отец, сестра с мужем и племянником – все собрались, чтобы проводить нас. Рене была не в силах сдержать слезы: еще никогда я не уезжала от нее так надолго, впервые я увозила Мелли. Папа стоял, понурившись, в стороне, только Роуз, заключив меня в объятия, прошептала:

– Я чувствую, что в Италии все изменится. Родная, ты все сделаешь правильно.

Вдруг она отодвинула меня от себя, пристально посмотрела в глаза, а затем снова резко прижала к себе:

– Белз, отпусти Джейка! Ты несчастна с ним, как и он с тобой! – горячо прошептала Розали.

Онемев от ее слов, я не смогла спросить, как она все поняла.

– Я твоя сестра, я люблю тебя и вижу все, что происходит между вами, – успела добавить она, прежде чем к нам подошел мой муж.

Мы улетали вдвоем с Мелли, я крепко держала ее маленькую ладошку в своей руке, она была моим всем – всем, что у меня осталось на земле, что удерживало на ней. Когда самолет взлетел, в моей груди, словно что-то ожило, будто маленький солнечный луч подкрался незаметно, даря крохи тепла.

Италия встретила нас искрящимся солнцем, журчанием воды в фонтанах, воркованием сизых нарочито откормленных голубей на площадях, дурманящим ароматом распускающихся цветов и парящим над всем тягучим запахом кофе. Италия – вечная, прекрасная страна, поющая о любви и надежде, мечтах и желаниях.

Я не хотела заниматься обустройством квартиры, решив, что еще успею навести порядок, прибрать, сделать жилье домом, правда, желание обустраивать именно дом у меня не было.

Моим настоящим домом навсегда осталась та маленькая, почти крохотная, как дамский носовой платок, квартира, в которой я прожила несколько самых счастливых лет. Она был тем самым уютным уголком, который люди ищут всю жизнь.

Я мечтала показать своей девочке страну, город, который был неразрывно связан с ее отцом. Для меня стало самым важным сделать все, чтобы Эдвард присутствовал в жизни нашего ребенка. Только узнав, что его нет, я поняла, как эгоистично поступила, отняв у него малышку, сделав ее только своей.

У меня будет время корить себя, но сейчас важнее познакомить Мелли с теми местами, где мы бывали с Эдвардом, показать ей наш мир.

Город почти не изменился, все словно замерло. Я медленно, как старушка, прогуливалась по тихим извилистым улочкам, таящим в себе море секретов. Когда-то Эдвард был моим проводником, сейчас пришла моя очередь стать им для Мелли.

Она была нетерпелива, спешила, ей хотелось увидеть все как можно скорее, быстрее объять необъятное. В солнечном свете, кружевом падающем на старинные каменные дома, танцевали ароматы воспоминаний, подчеркнутые нотами новых впечатлений.

Я говорила без умолку, указывала на каждый знакомый уголок:

– На этой площади твой папа покупал мне мороженое, оно таяло так быстро, что я мгновенно становилась липкой, перепачканной. Знаешь, он всегда смеялся, когда замечал капельку сладости на моих пальцах. Твой папа обожал немножко подшутить надо мной… Родная, посмотри, видишь, как много голубей, стоит тебе поднять ладошку с пшеном, и они слетятся к тебе на маленькое пиршество… Мелли, это оперный театр, ты ведь помнишь, я много рассказывала о нем. Твой папа любил оперу, он подарил мне звуки музыки, Мелл, я обязательно отведу тебя туда, и мы посмотрим тот самый спектакль.

Я не могла поверить своим глазам, но на углу, в самом темном местечке, продавали крохотные, как бусинки, фиалки – нежно-сиреневые бархатистые мечты леса, собранные в букетики, перетянутые шелковыми ленточками. Эдварда больше не было, но цветы, которые он дарил мне, были живы.

Купив два букетика, я прижала свой к груди, словно хрупкие цветы могли вернуть меня назад. Увы, тщетно. Мелли смешно прятала аккуратный носик с парой веснушек в фиалковую нежность, пачкаясь в пушистую желтую пыльцу, как я когда-то в мороженое.

Мы обошли все, что могли, увидели так много за один день, и дочка падала от усталости.

Солнце спряталось за горизонтом, зажглись уличные фонари, люди, завлеченные прохладой, высыпали на улицы. Все наполнилось рокотом грудных средиземноморских голосов, речью, напоминающей пение: вскрики, гул, радость, возмущение – голос толпы. Я сидела на скамейке в парке, прижав к себе задремавшую дочку, она тихонечко, словно мышонок сопела, бормотала во сне, как Эдвард.

Я наслаждалась моей тишиной среди моря людей.

На следующий день мы снова пошли гулять, а ночью, когда Мелли тихо спала на застеленном в гостиной диване, я перебирала вещи, раскладывала – занимала руки монотонной работой, чтобы не думать, однако воспоминания настойчиво атаковали меня. Я хотела забыться в Италии, но разве можно мечтать о забвении в городе, где каждый угол дышит прошлым? Невозможно!

Я словно проживала свои ушедшие дни заново, видела и слышала Эдварда, он будто вернулся ко мне – нет, я не сходила с ума, я просто кожей чувствовала его присутствие.

Впервые к боли в моем сердце присоединилось ощущение покоя, странного покоя, напоминающего штиль перед бурей.

У меня была возможность подумать, взвесить все, что случилось в моей жизни, возвратиться назад и заглянуть в будущее, представить себе, каким оно будет.

Глубокой ночью, когда на небе не видно ничего, кроме бархатистой мглы, я сидела на подоконнике, обдуваемая прохладным ветром, гонимым с моря.

Он дышал теплом, обещаниями, надеждами, в его рокочущем гуле я слышала Эдварда и говорила с ним, рассказывала, жаловалась, корила себя, его и нашу молодую глупость, самонадеянность, проклинала эгоизм, сожалела обо всем, что мы потеряли, не сберегли.

Я надеялась только на одно – где бы он ни был, Эдвард видит меня и Мелли.

***

Утром, пока солнце еще не вошло в зенит, я собрала дочку, и мы вновь вышли на прогулку: было много прекрасных местечек, оставшихся еще не увиденными.

В этот день город словно подшучивал надо мной: я постоянно блудила, путая улицы, от перспективы основательно заблудиться меня спасало лишь знание итальянского, воспоминания о том, куда надо идти. И все же раз за разом мы с дочерью оказывались не в том месте, куда шли. Я расстраивалась, пытаясь выйти из бесконечного лабиринта домов, но улицы упорно вели меня по только им ведомым маршрутам.

Я стояла, сжимая ладошку Мелли в своей руке посреди узкой, уютной улочки, усеянной аккуратными домами: опрятные витые балконы, закрытые резные ставни, никакого пляшущего на веревках белья, цветы в глиняных кадках, из приоткрытых окон раздавались тихие мелодичные голоса и вырывались ароматы свежесваренного кофе со взбитыми сливками – обеспеченное спокойствие.

Оглядываясь по сторонам, я пыталась понять, в какой проулок нам свернуть, чтобы поскорее выйти на площадь, ведь уже близился вечер. Вдруг что-то привлекло мое внимание: белоснежная занавеска на одном из окон дрогнула, словно кто-то поспешно прикрыл ее – человек или же невидимая рука ветра. Я понимала, что неприлично рассматривать чужие окна, но все же не могла не подойти ближе, присмотреться. Зачем мне это было нужно? Трудно сказать, ведь прежде я никогда не страдала чрезмерным любопытством. Какая-то неведомая сила, равная земному притяжению, влекла меня к этому чужому дому все ближе, ближе и ближе…

Мое сердце упало в груди, словно подбитая на лету птица, оно трепыхалось в агонии, стало трудно дышать. Я вдруг увидела того, кого не было, не могло быть! Он ушел, простился со мной навсегда! Скорее всего, мое глупое, истосковавшееся сердце решило сыграть злую шутку, добить, даря призрачные, как дымка над морем, иллюзии. Но, Боже мой, я действительно видела непокорные бронзовые волосы, в которых играло солнце, и светлую кожу – образ, навсегда запечатленный в памяти, ожил в моем растерзанном воображении.

– Мама, мама, пойдем! – Мелли резко дернула меня за рукав, заставляя обернуться.

– Сейчас, родная, одну минутку, – рассеянно взглянув на дочку, пробормотала я.

Не в силах прийти в себя от увиденного, я снова, как завороженная, обернулась на дом, но наткнулась взглядом на закрытое окно. В голове пронеслось горькое: «Изабелла, тебе все привиделось, показалось!»

Всю обратную дорогу меня не покидало болезненное ощущение, что я сама нарисовала себе Эдварда, ведь он умер, мой единственный, любимый мужчина на Небесах, и я не могла его увидеть в этом доме, за той занавеской! Его не может быть на этой Земле!

И все же с несвойственной для себя решимостью я пообещала себе, что вернусь в этот дом. Мне нужно было понять, что происходит: или это я сошла с ума, или мир перевернулся с ног на голову.

========== Глава 22. Медленно вальсируя на краю вселенной ==========

Добей меня, во мне иссякли силы.

Я – чёрный труп, – лежу у ног твоих.

Всё облетело, отцвело, остыло…

Лишь пара чёрных крыл,

Да сердце между них…

Танцуем танго… танцуем любовь… танцуем танго, любовь моя…

– Девочки, просыпайтесь! Ну же, сони, вставайте! – жизнерадостный голос Джейкоба вихрем ворвался в спальню, прогоняя остатки сна, медленно витающие в прогретом ярким утренним солнцем воздухе, которое беззастенчиво пробиралось сквозь окно.

Мелли, уснувшая вчера в моей кровати, немедленно вскочила на ноги, разбежалась, пружиня матрац, и с криками: «Джей-Джей!» прыгнула ему на руки. Тот ловко подхватил ее, прижал к себе и закружил по комнате. Уже в следующую минуту оба с хохотом повалились на кровать, едва не раздавив меня, не желающую так просто расставаться с гостеприимными объятиями мягкой постели.

Растревоженная вчерашним видением в окне незнакомого дома, я смогла задремать лишь под утро, и сейчас чувствовала себя совершенно разбитой. Глядя на эту парочку, резвившуюся у меня под боком, я почувствовала в груди острый укол совести: ну как, как я могу лишить их этого, поставив точку в нашем с Джейком браке?! Мой брак, вернее, все, что с ним связано, отразится не только на мне, но и на моей дочери, сильно привязанной к отчиму, на Джейке – на всех! Эта мысль совсем не прибавила мне настроения, вызывая стойкое желание засунуть голову под подушку, но вместо этого я храбро стянула с себя одеяло и улыбнулась растрепанному мужу.

– Ну что, красавицы, скучали по мне? – щекоча Мелли пятки, не своим голосом пробасил он.

– Скучали, скучали! – захихикала дочка, пытаясь вырваться.

Спустя минуту Джейкоб ослабил хватку, и малышка выбежала из комнаты, звонко шлепая по полу босыми ногами.

– И ты скучала? – муж лег рядом, подперев голову кулаком, и заглянул мне в глаза.

– Конечно! – обманчивые слова с легкостью сорвались с моих губ, я даже не подумала, а они уже улетели в воздух. Но что еще я могла ответить?! Что в последние дни все мои мысли были настолько поглощены Эдвардом, что я даже ни разу не вспомнила о Джейке?! Он в одно мгновение ушел из мыслей, сердца, словно был незначительным, тем, кого можно забыть, не задумываясь. Но и это было не так: забывать о нем я не хотела, Джейкоб был моим другом – другом, которого я не хотела бесследно терять.

– У тебя появился румянец на щеках, и глаза снова блестят, – его указательный палец нежно очертил линию моей скулы и замер на подбородке. – Мы правильно сделали, что решили переехать сюда.

– Да, правильно, – эхом отозвалась я, снова вспомнив лицо Эдварда за паутиной занавески. У меня было стойкое, ничем не подкрепленное убеждение, что все, происходящее сейчас, правильно, словно судьба стала сама решать, как ей распорядиться нашими жизнями.

– Когда мы уже будем завтракать? Я хочу есть! – требовательный голосок Мелл, появившейся в дверях спальни, заставил Джейкоба подняться с кровати и, схватив девочку под мышку, спуститься в кухню.

За столом они оживленно болтали, решая, куда нам сегодня пойти и чем заняться. Я же молча наблюдала за ними и, сгорая от стыда, придумывала подходящий предлог, чтобы остаться одной и снова отправиться к тому дому, где вчера мне привиделся Эдвард.

Джейкоб стал расспрашивать Мелли о том, куда мы с ней ходили и что успели увидеть за те дни, пока его не было. Дочка принялась обстоятельно отвечать на его вопрос, загибая пальчики на своей руке. Внутренне сжавшись, я готовилась к тому, что она вот-вот скажет что-нибудь о своем папе, когда-то бывавшим здесь вместе с мамой, но, к моему удивлению, этого не случилось. Осознанно или нет, но Мелл умело избежала какого-либо упоминания о своем отце, словно он был нашей с ней маленькой тайной. Я с облегчением перевела дух, отчего чувство вины перед мужем резко возросло во мне раза в три. Мне было горько и стыдно, но в тоже время мысль о том, что мой Эдвард остался только моим и нашей дочери, грело душу. Я понимала, что Джейк не тот, кто должен знать о моих метаниях, он не заслужил этого. Для Мелли отец всегда был тем, кого она хранила в своем маленьком сердечке, даже не видя, не зная, но чувствуя с ним какую-то неосязаемую связь. Что бы ни делал Джейк, он всегда оставался Джей-Джеем.

После завтрака Мелл убежала переодеваться для прогулки, а мы с Джейком остались в кухне, чтобы убрать со стола. Блэк насвистывал какую-то веселую мелодию, передавая мне грязную посуду. Я слышала за своей спиной его шумное дыхание, его шаги, слышала, как он открывает и закрывает холодильник, ощущала вибрацию в воздухе от движений Джейкоба. Мне вдруг стало тесно. Тесно и душно, словно здесь для меня не осталось места. Безудержной силой меня влекло Туда, быстрее, как можно быстрее! Хотя я понятия не имела, что и кто меня там ждет. Да и ждет ли?!

Домыв последнюю чашку, я резко повернулась к Блэку:

– Может, вы погуляете с Мелл вдвоем? – на одном дыхании выпалила я. – Я так устала за последние дни. Хочется побыть немного одной, просто посидеть где-нибудь на лавочке, подставив лицо солнцу, или неспешно побродить по городу… только я, Италия и больше никого…

Джейк замер посреди кухни и удивленно взглянул на меня, словно впервые увидел, но тут же улыбнулся и медленно приблизился ко мне.

– Конечно, Белз, все, что захочешь, – он улыбнулся еще шире и привычным движением заправил мне волосы за уши, вскользь погладив щеку. Нежно и с любовью.

Сама не знаю почему, я порывисто обняла мужа, крепко обхватив руками его шею. Вероятно, чувство вины во мне дошло апогея. Все перемешалось во мне: вина, чувство благодарности за прожитые годы – за хорошие, на самом-то деле, годы, – моя нелюбовь к нему, но огромное чувство уважение и нежность, которая сопровождала наш странный брак, моя любовь к Эдварду, не ставшая меньшей за эти годы – как я могла меньше любить того, кто был всегда в моем сердце.

– Спасибо! – выдохнула я, уткнувшись носом ему в шею. Что именно подразумевала я в эту минуту, известно одному Богу.

– Не за что, родная, – его пальцы пробежались вдоль моего позвоночника и крепче прижали меня к себе.

Неожиданно мне пришло в голову, что со стороны все это выглядит не более чем давно заученная игра, в которой каждый привычно играет отведенную ему роль. Не более.

Эта внезапная мысль смогла хотя бы на время притупить во мне едкое чувство вины. Переведя дух, я наконец смогла вздохнуть свободнее и даже, не прилагая никаких усилий, чмокнула Джейкоба в щеку.

***

«Немногие, наверное, понимают, как прекрасно находиться в объятиях другого, когда хочется замереть и не двигаться часами. Конечно, есть такие, но их меньшинство. Чтобы по-настоящему оценить объятия любимого человека, надо прежде узнать, каково без них…»

Стивен Кинг «Роза Марена»

Белла с трудом нашла тот самый дом. Ей казалось, что она совершенно точно запомнила вчера дорогу, но, попав в лабиринт узких итальянских улочек, девушка поняла, что заблудилась. Белз то замедляла шаг, всматриваясь в так похожие друг на друга дома, то, поддаваясь какой-то необъяснимой панике, снова ускорялась, почти срываясь на бег.

Волнение настолько захлестнуло ее, что она не заметила, как прошла мимо… почти прошла мимо, но что-то вдруг заставило девушку остановиться. Белз показалось, будто кто-то окрикнул ее – она оглянулась, растеряно обвела взглядом пустынную в час сиесты улицу и только сейчас узнала оставшийся позади дом из белого камня. Большой и добротный, увитый диким тягуче-зеленым виноградом, он был практически братом-близнецом всех остальных домов на этой улице. Единственное, что его отличало, – это большие окна, забранные коваными решетками, занимавшие добрую часть стены. Сейчас решетки были распахнуты настежь, и ветер игриво трепал невесомые белоснежные занавески, надувая их подобно парусам, отчего дом напомнил Белле величественный корабль – корабль своей мечты, который она так долго ждала, стоя на берегу жизни.

Она вдруг почувствовала себя Ассоль – девочкой из старой книжки, каждую минуту жизни ждавшей на берегу свои алые паруса, свою мечту, которая непременно должна была однажды стать реальностью. Ее принц, ее надежды должны были быть воплощены.

Сердце девушки встрепенулось в груди и пустилось вскачь. Она сделала несколько нерешительных шагов к дому, не сводя глаз с открытых окон, и замерла в метре от высоких кованых ворот. Со вчерашнего дня Беллу неудержимо влекло сюда, с таким отчаянным упорством она искала сегодня этот дом, но сейчас, когда до ее цели оставался всего один шаг, вся решительность куда-то улетучилась, оставив после себя лишь смятение и неуверенность. Она вдруг стала робкой, нерешительной, сомнения кружились вокруг нее подобно стае белых птиц.

Вся эта ситуация вдруг показалась Изабелле до смешного абсурдной. Ну, в самом деле, что она скажет людям, живущим здесь?! Они, наверняка, сочтут ее сумасшедшей и, пожалуй, будут правы!

А что, если?.. Нет, нет, это невозможно! Белле так страшно было поверить в то, что вчера она действительно видела Эдварда, но еще страшнее было разочароваться, убедившись в том, что он ей лишь привиделся. Как она сможет пережить все это?!

На секунду в голове девушки мелькнула шальная мысль: «Убежать! Убежать, пока не поздно!» Но следом за этим она представила, как неопределенность и сомнения с новой силой начнут терзать ее, и, глубоко вдохнув, сделала последний шаг.

Белла положила руку на витиеватую кованую ручку ворот – раскаленный на солнце металл обжег ей кожу. Эта короткая вспышка боли мгновенно отрезвила девушку, лишая ее последних сомнений.

Уже в следующую минуту Белз стояла в центре небольшого дворика, выложенного брусчаткой и украшенного двумя красивыми клумбами, занимавшими почти половину свободного пространства. Махровые розы распустили свои бутоны под ласковым солнцем, на их шелковисто-тонких лепестках еще блестели капли росы, замысловатый аромат витал в воздухе. Точно такие же розы любила Эсми. Как странно, что любимые цветы матери Эдварда украшали этот маленький двор. Совпадение? А если нет?..

С бешено колотящимся в груди сердцем девушка приблизилась к крыльцу, показавшемуся ей странным, но из-за вновь охватившего ее волнения, она так и не смогла понять, что же именно было не так с этим крыльцом. Белла протянула дрожащую руку и нажала на кнопку звонка, на какое-то время перестав дышать. Она слышала мелодичную трель, разлетевшуюся по дому, но никто не спешил открывать ей дверь, заставляя ее нервно переступать с ноги на ногу.

Мысленно досчитав до ста, Белз снова нажала на кнопку звонка, но ее призыв вновь не нашел отклика.

Девушка закусила губу, едва сдерживая слезы разочарования. Она готовила себя к чему угодно, но только не к тому, что дома никого не окажется, и мучавшие ее вопросы так и останутся без ответов. Последний раз переступив с ноги на ногу, Белла развернулась и сделала один шаг к выходу, но тут же замерла на месте, услышав, как за ее спиной тихонько скрипнула входная дверь.

Кажется, ей понадобилась целая вечность, чтобы заставить себя обернуться. Целая вечность, вдруг разделившая ее жизнь на «до» и «после». И то, что было «до» – все эти восемь лет, пронизанные болью, – в эту секунду стерлось из памяти, испарилось, словно ничего и не было, как не было ничего вокруг: только Белла и тот, на кого она сейчас смотрела, но почти не видела из-за пелены слез, застилавшей ей глаза.

Эдвард…живой…настоящий…родной…любимый…близкий…единственный…тот, кого она любила с детства, кого не смогла забыть, тот, кого не смог вытеснить из ее сердца всей своей любовью и пониманием Джейк. Эдвард… всегда был только он…

Ноги девушки вдруг сделались ватными, став непригодными для того, чтобы удерживать на себе вес ее тела. Белла медленно опустилась на пыльную брусчатку, пытаясь осознать реальность происходящего, слезы переросли в безудержное рыдание.

Но в эту минуту не одной ей затуманивали взор и разум слезы. Тридцатилетний мужчина, прикованный к инвалидной коляске, замер в дверном проеме и горько плакал, словно мальчишка, только что разбивший вдрызг коленки, даже не пытаясь остановить или скрыть свои слезы.

То, что сейчас происходило, казалось Эдварду всего лишь сном или злой шуткой разыгравшегося воображения. Но по мере того, как он безотрывно всматривался в любимое лицо, осознание реальности происходящего приходило к нему, заставляя измученное долгими годами одиночества и боли сердце сладко сжиматься. Изабелла… Белла… его маленькая девочка… далекая прекрасная мечта, от которой он сам когда-то отказался, тем самым раз и навсегда потеряв право называть ее своей, быть частью ее жизни, но так и не забывший, не разлюбивший. Да, Эдвард лишил себя права быть частью жизни Белз, но она так навсегда и осталась неотъемлемой частью его жизни, даже не подозревая об этом. Как он мог забыть единственную женщину своей жизни, имя которой сопровождало каждый его день?! С мыслями о ней он просыпался и засыпал, она была спутником в его снах, словно ее бестелесный призрак всегда стоял за спиной.

Появление Беллы во дворе Каллена было для него равносильно тому, как если бы сам ангел спустился к нему с небес. Не отдавая себе отчета, Эдвард протянул к ней руку – жест безмолвной мольбы о прощении и желания прикоснуться хотя бы на мгновение. И он был услышан, понят без слов.

Наконец сумев взять себя в руки, девушка поднялась на ноги и стала медленно приближаться к Каллену, постепенно, шаг за шагом узнавая и открывая для себя сидящего перед ней мужчину, который хоть и был ЕЕ Эдвардом, все же стал другим.

Белла сразу заметила инвалидную коляску, но лишь пройдя большую часть пути, осознала, ПОЧЕМУ он сидит в ней, и поняла, что странность крыльца заключается в наличии пандуса.

Девушке показалось, будто огненный шар взорвался у нее в груди – обжигающая боль разлилась по всему телу, стало трудно дышать, но она упорно продолжала сокращать расстояние, разделявшее их. И вот Белз уже крепко сжимает в своей руке горячую, чуть шероховатую ладонь Эдварда, протянутую ей.

– Белла… – хриплый шепот Каллена теплой волной наслаждения прошелся вдоль ее позвоночника. Повинуясь не минутному порыву, но самому заветному желанию последних восьми лет своей жизни, Изабелла опустилась перед ним на колени и заглянула ему в глаза.

Сейчас она заметила еще одно изменение, случившееся с ЕЕ Эдвардом: несмотря на то, что в эту минуту в его взгляде сквозили любовь, теплота, нежность и робкая надежда на счастье, в глубине этих темно-серых глаз навсегда поселились такие тоска и безысходная боль, что даже не в ее силах было изгнать их оттуда.

Белла порывисто прильнула к Эдварду, обвив руками его шею, и тут же оказалась в тесном кольце самых родных в мире рук. Боже, как же она жила без них столько лет?! Ей было сейчас так хорошо, тепло и уютно, что она могла бы сидеть так часами, не двигаясь и почти не дыша. Это было так правильно, будто она наконец вернулась домой после долгих лет скитаний, вернулась именно тогда, когда уже отчаялась найти единственно верную дорогу. Изабелла словно возвратилась на годы назад, вся боль утраты, растерзанные в клочья надежды были стерты, излечены, она вновь была той девочкой, мир которой был сосредоточен только на Нем, в Нем, с Ним…

– Прости… прости… – беспрерывно шептал Каллен, уткнувшись лицом в ее макушку, вдыхая ни с чем не сравнимый аромат ее волос. Он поймал себя на мысли, что если ему снова придется расстаться с Беллой и прожить остаток жизни без нее, то он, не раздумывая, готов отдать все отведенные ему годы в обмен на лишние пять минут рядом с Белз здесь и сейчас.

Сколько они так просидели у открытой двери – никто из них не знал: время будто замерло, ошеломленное внезапным счастьем этих двоих.

– Давай зайдем в дом! Пошли! – наконец Эдвард нехотя отстранил от себя Беллу и вопросительно заглянул ей в глаза. Больше всего на свете он боялся сейчас того, что она просто развернется и убежит, а он даже не сможет ее догнать и остановить.

– Да-да, конечно! – Изабелла поднялась на ноги и слабо улыбнулась, смахивая с ресниц последние слезинки. В ее голове вертелась тысяча вопросов, но она не собиралась задавать их вслух, только не сейчас. В эту минуту девушке было достаточно того, что Эдвард жив, что она видит его, касается, все остальное было не важно и могло подождать.

Дом оказался просторным и очень уютным. Солнце, щедро светящее в огромные окна, заполняло все пространство теплотой и золотистым светом, а откуда-то из глубины негромко звучала «Melodramma» Andrea Bocelli – песня их первого с Эдвардом свидания, которое он устроил для нее много лет назад. Единственной особенностью интерьера, сразу бросавшейся в глаза, было отсутствие шкафов и настенных полок – все вещи лежали и хранились так, чтобы Каллен мог без проблем дотянуться до них.

Эдвард ехал впереди, показывая ей дорогу, он что-то говорил, но Белла не слышала слов – лишь звук его голоса, ласкавший слух. Она глупо улыбалась и кивала головой, когда тот оглядывался на нее через плечо, и слушала… слушала… впитывала каждый звук, слетающий с его губ, запоминала, прятала в себе, чтобы не забыть, не отпустить, сохранить.

В гостиной в глаза девушке бросилась большая черно-белая фотография в рамке, висевшая на стене. На ней были запечатлены Каллен, двое мальчишек лет пяти и женщина с короткими волосами, лица которой не было видно. Все четверо весело дурачились, лежа на полу. По всей видимости, мальчики щекотали Эдварда, усевшись на нем верхом, тот хохотал, запрокинув голову, и пытался отбиться от них одной рукой, второй же сам щекотал лежавшую рядом с ним женщину, которая тоже смеялась, закрыв лицо ладонями. Короткое мгновение счастья, так удачно пойманное и навечно запечатленное объективом фотоаппарата.

Что-то больно кольнуло в груди Беллы. Вероятно, ревность? А что, если Эдвард – чей-то любящий муж и счастливый отец двух сыновей?! Вдруг то, как он ее встретил, его слезы и их объятия на крыльце дома – это просто минутная слабость перед внезапно нахлынувшими воспоминаниями?!

– Это Элис и ее сыновья-погодки, Александр и Роберт, – с заигравшей на губах улыбкой пояснил Каллен, проследив за взглядом Белз. – Фото было сделано прошлым летом. К сожалению, они приезжают из России не чаще двух-трех раз в год.

– Это Элис?! – недоверчиво переспросила Белла. – Что она сделала со своими волосами?!

Эдвард пожал плечами в ответ и засмеялся. Боже, как же долго она не слышала его смеха, невозможно долго, будто целую жизнь!

Сделав еще несколько шагов вглубь комнаты, девушка заметила знакомую книгу, лежавшую на полу возле журнального столика.

– Ты тоже читаешь этого автора? – Изабелла наклонилась и взяла в руки увесистое издание в пятьсот с лишним страниц. – Мне очень нравятся его книги!

Ей показалось, что есть нечто особенное в том, что, даже потеряв друг друга на много лет, живя в разных точках Земного шара, они с Эдвардом по-прежнему читали одни и те же книги, слушали одну и ту же музыку, в эту минуту наполнявшую собой весь дом.

– Нет, не совсем… – немного помедлив, отозвался Каллен, и его бледные щеки окрасились легким румянцем, – я пишу…

– Пишешь? – Белз в недоумении посмотрела на него, затем снова перевела взгляд на книгу в своей руке и машинально провела указательным пальцем по выпуклым буквам, сложенным в имя автора – «Эдвард Мейсон».

Три года назад, блуждая по книжному магазину, Изабелла зацепилась взглядом за это имя, привычно отозвавшееся болью в сердце. Тогда она купила дебютный роман неизвестного ей автора, написанный в жанре судебного триллера, запоем прочла его меньше, чем за два дня, и с тех пор стала ждать нового произведения Эдварда Мейсона, чтобы снова буквально «проглотить» его за считанные часы. Белла прочла все четыре его книги, пыталась найти в интернете хоть какую-нибудь информацию о нем, но смогла узнать лишь то, что вмиг обретший популярность автор ведет замкнутый образ жизни где-то в Европе, использует псевдоним и никогда не появляется на публике, действуя через своего агента. Далее шли домыслы и сплетни, наверняка, не имеющие ничего общего с действительностью. Однако девушке никогда и в голову не могло прийти, что ЕЕ Эдвард может иметь к этому хоть какое-то отношение!

– Я просто влюбилась в эти романы и их героев, заочно влюбилась в Эдварда Мейсона! – взволновано прошептала Белла, прижав к груди увесистую книгу. – Удивительно, что ты стал писать, но не удивительно, что в этом жанре: суды, преступления и адвокатские расследования – это всегда было твоим. Но тот Эдвард, которого я знала, хотел не писать об этом, а сам заниматься всем этим!