Текст книги "Вспомни обо мне (СИ)"

Автор книги: QueenFM

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Словно почувствовав внезапную перемену в настроении отца, Мелани отстранилась от него и, заглянув ему в лицо, спросила:

– Ты уехал, потому что заболел?

Эдвард лишь кивнул в ответ, поражённый удивительной догадливостью дочери. На лице Мелл отразилось понимание, а заплаканные серые глаза стали ещё печальнее, вдруг напомнив Каллену два кусочка пасмурного, дождливого неба.

– Мой одноклассник Эндрю тоже сильно заболел. С ним произошёл несчастный случай, и теперь он не может ходить… как и ты. – Из груди девочки вырвался судорожный вздох. – На рождественских каникулах мы почти всем классом ходили к нему домой. Его мама постоянно плакала, пока разговаривала с нашей учительницей. А вот Эндрю всё время улыбался и был таким же, как и раньше, до болезни. Миссис Стейси сказала нам потом, что он очень сильная личность, несмотря на возраст.

– Да, думаю, ваша учительница права насчёт Эндрю, – грустно улыбнулся Эдвард, мягко стирая тыльной стороной ладони влажные солёные дорожки со щёк дочери.

– Ты ведь тоже сильная личность? – взгляд Мелани стал более внимательным, изучающим.

– Трудно сказать, детка. Бывают хорошие дни, когда мне кажется, что я отлично со всем справляюсь, а бывают и плохие, когда становится очень тяжело и грустно. – Каллен посмотрел вопросительно на Беллу, которая всё это время сидела на краешке дивана и беззвучно плакала. Та кивнула в ответ, давая понять, что одобряет его откровенность с дочерью.

– Теперь, когда мы с мамой будем с тобой, хороших дней станет намного больше, – голос Мелани звучал совершенно убеждённо, лишённый даже тени сомнения.

– Я тоже уверен, что так и будет! – на этот раз улыбка у Эдварда вышла счастливой, непринуждённой, затронувшей не только губы, но и глаза, неотрывно, с долей гордости, любующиеся Мелл.

Он вдруг поймал себя на мысли, что она чем-то напоминает ему Элис. Во всяком случае, только что произнесённая дочерью фраза и тон, каким Мелани её сказала, были как раз в духе его сестры. Каждая секунда, проведённая рядом с девочкой, всё больше выдавала в ней истинную Каллен, что совершенно по-особенному грело Эдварду душу, теша его отцовское самолюбие. Здесь и сейчас он в полной мере осознавал, что, фактически будучи знакомым с дочкой считанные минуты, уже любит её всем сердцем, любит беззаветно, безгранично – так, как ещё никого и никогда не любил!

***

Весь остаток дня был посвящён знакомству. Они постепенно, медленно, всё ещё чуть настороженно изучали друг друга. Параллельно с этим Эдвард показывал Мелани дом, уделив особое внимание рамкам с фотографиями, стоявшим на каминной полке. Девочка, словно завороженная, разглядывала неожиданно обретённых родственников, задавая о них, кажется, не меньше десятка вопросов в минуту. Наибольший восторг у Мелани вызвала новость о том, что теперь у неё есть целых два кузена, которые – «Ура, ура!» – младше самой Мелани.

– Старшие мальчишки обычно такие задаваки! – презрительно скривившись, охотно пояснила она отцу свой радостный возглас, чем снова напомнила ему Элис.

В самую последнюю очередь они заглянули в комнату, где стояло электронное пианино, некогда ставшее для Эдварда орудием самоистязания. Он не смог расстаться с ним, привезя его с собой в Италию, но и играть на нём старался как можно реже, хотя все последние годы инструмент всё так же с неудержимой, какой-то дьявольской силой притягивал Каллена к себе. Возможно, именно поэтому он поставил его в самую дальнюю комнату, в которой почти не бывал.

– Пианино! – с благоговейным трепетом выдохнула Мелани.

В одно мгновение она оказалась возле инструмента и любовно погладила пальчиками чёрно-белые клавиши, ненароком нажав на до-диез и быстро отдёрнув руку, когда пианино откликнулось на её прикосновение протяжным звуком.

– Играешь? – быстро подъехав к дочке, он заглянул в её глазки, светящиеся от восторга. Та лишь грустно покачала головой и снова принялась внимательно изучать пианино.

– Я давно заметила в ней этот интерес, но почему-то решила его не поощрять, – смущённо проговорила Белла, всё это время бесшумной тенью следовавшая за Эдвардом с Мелл.

В действительности она, конечно, знала, в чём заключалась причина её нежелания заниматься обучением дочери игрой на пианино, но не говорить же Эдварду, тем более в присутствии Мелани, что всё это обернулось бы для самой Беллы совсем уж нестерпимой болью. Достаточно было и того, насколько девочка походила на отца буквально во всём.

Каллен посмотрел на Белз, и в его взгляде отразилось понимание – ему не нужно было ничего объяснять.

– Я научу тебя, если хочешь, – Эдвард положил руку на плечо дочери и легонько сжал его. С того момента, как он впервые увидел Мелл, его ни на секунду не покидало непреодолимое желание всё время прикасаться к ней, кожей ощущая её присутствие, словно где-то на подсознательном уровне всё ещё боялся, что она только снится ему.

– Правда?.. Вот здорово! – глаза Мелани, устремлённые на Эдварда, заискрились фейерверками радости.

Каллен взял руку дочки в свою и, нажимая на клавиши её пальчиками, извлёк из инструмента незамысловатую мелодию – девочка ошеломлённо замерла и, казалось, даже перестала дышать. Да он и сам волновался так, что всерьёз боялся сбиться с такта, будто сдавал экзамены перед строгим, бескомпромиссным жюри.

Сейчас Мелл до боли напоминала Эдварду его самого в тот момент, когда он, будучи ребёнком, сыграл первую коротенькую мелодию, ведомый умелыми руками Энтони Мейсона. Теперь же, благодаря всё тому же доктору Мейсону, он и сам сможет стать учителем для своей малышки. И пусть не в его силах обучить дочку плаванию и езде на велосипеде, но зато он проведёт уйму волшебных, ничем не заменимых часов рядом с ней за уроками музыки – это время будет принадлежать только им двоим и никому больше! Теперь пианино, однажды чуть было не лишившее Каллена рассудка, станет ещё одним звеном, крепко связывающим его с дочерью.

Мелодия закончилась, но даже когда последняя звенящая нота полностью растворилась в тишине комнаты, Мелани не спешила высвобождать свои пальчики из рук Эдварда, чему тот был несказанно рад греясь в тёплых лучах их удивительного единения.

В эту минуту сердце Каллена до краёв наполнилось безмятежным покоем. На душе стало удивительно светло и просторно, словно после долгих, мучительных скитаний он наконец вернулся домой – туда, где его любят и ждут. Вернулся навсегда.

***

После ужина Белла искупала Мелл и надела на неё футболку Каллена, полностью закрывавшую ей коленки. Девочка крутилась перед зеркалом, тихонько посмеиваясь и строя забавные рожицы. В какой-то момент Эдвард потерял её из виду и полностью сосредоточился на Белле, которая наводила порядок в кухне, вполголоса напевая себе под нос.

То, что Эдвард сейчас испытывал можно было смело назвать полнокровным семейным счастьем. Ещё никогда прежде он не ощущал ничего подобного. Да, в его жизни было множество тихих, уютных вечеров с родителями и Элис, но то, что он чувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение с ними. Тогда он был всего лишь одним из членов сплочённой команды – сейчас же Эдвард стал капитаном их семейного корабля, и ему нравилось чувствовать в своих руках условный штурвал. Осознание ответственности за счастье двух его маленьких девочек доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие, наполняло такой жаждой жизни, какую он не испытывал никогда прежде. Ему хотелось выйти на улицу и кричать на весь мир о своём счастье!

Представив, как выглядел бы со стороны, осуществи он вдруг своё желание, Эдвард тихонько рассмеялся, продолжая наблюдать за Беллой, убирающей в шкаф чистую посуду.

На пороге кухни возникла Мелл, держа в руках потрёпанную книжку о пиратах, которую прошлым летом забыли племянники Каллена.

– Я думала, что ты уже спишь, – улыбнулась Белла, оглядывая худенькую фигурку дочери, потерявшуюся в отцовской футболке.

– Я подумала, что, может быть, мне кто-нибудь почитает? – вдруг смутившись, прошептала девочка.

Белла прекрасно знала, что уже около года Мелани сама читала перед сном, считая себя достаточно взрослой, так что эту неожиданную просьбу дочери она сразу расценила, как хитрый ход, чтобы подольше побыть рядом с отцом. Белз уже хотела было попросить Эдварда заняться просьбой девочки, сославшись на ещё незаконченные дела на кухне, но тот сам выказал инициативу, забирая у Мелл книгу и первым направляясь в сторону комнаты, которую обычно занимали Алекс и Роберт, когда гостили у него вместе с Элис.

Мелани запрыгнула на постель и завозилась под одеялом, устраиваясь поудобнее. Эдвард вплотную подъехал к кровати и принялся выразительно читать какую-то сказку про смелого пирата, избороздившего все пять океанов, – совершенно неподходящее для девочки чтиво, но, судя по тому, как внимательно смотрела на него Мелл, похоже, ей нравилось.

– Там ведь есть картинки? – вдруг спросила она, а когда Каллен согласно кивнул, добавила: – Мне бы хотелось смотреть на них во время чтения.

Намёк оказался настолько очевиден, что не понять его было совершенно невозможно. Эдвард перебрался на кровать к дочери, что из-за охватившего его волнения и смущения заняло намного больше времени, чем обычно. Глядя в этот момент в лицо Мелл, он больше всего боялся увидеть на нём жалость или даже досаду от того, что не смог в полной мере оправдать её представления об отце. Однако, к величайшему своему счастью и облегчению, Эдвард не нашёл там ничего подобного – Мелани смотрела на него спокойно, с терпеливым ожиданием, словно не замечая его физического недостатка или же воспринимая тот как данность.

Когда Каллен наконец лёг рядом с дочкой, та снова завозилась, прижимаясь к нему и устраивая голову на его плече, чтобы было удобнее заглядывать в книгу. Не удержавшись, он коснулся губами её макушки и вновь оказался окутан фруктово-молочным ароматом каштановых кудряшек, в которых сейчас, в свете ночника, отчётливо выделялись бронзовые пряди.

Когда через полчаса Белла заглянула в комнату, отец с дочерью уже крепко спали. Голова Мелл мирно покоилась на плече Эдварда, а ножка была закинута ему на ноги. Одна рука Каллена обнимала девочку, а другая свисала до самого пола, задевая пальцами раскрытую книгу, валявшуюся рядом.

Белла бережно укрыла Эдварда и Мелани одеялом, сбившимся на сторону, и простояла, не двигаясь, минут пять, просто любуясь их безмятежными во сне лицами, настолько похожими, что это казалось чем-то выходящим за грань реальности. Два самых дорогих и горячо любимых ею человека наконец обрели друг друга, пусть и с опозданием на целых восемь лет.

– Господи, спасибо тебе за них, – смахнув набежавшие на глаза слёзы счастья, прошептала Белла и, немного поколебавшись, всё же выключила ночник.

***

Мелани проснулась и открыла глаза – первое, что она увидела, было лицо всё ещё спящего отца. Девочка мысленно сравнила его с фотографиями, с которыми не расставалась целую неделю, то и дело рассматривая и любуясь ими. Да, на них он был гораздо моложе, но всё равно тот папа, что сейчас лежал рядом с ней, казался ей гораздо красивее, роднее, ведь он был настоящим! Ожившая мечта, как самый прекрасный подарок из всех, которые ей когда-либо приходилось получать, – восторг и счастье, заставлявшее её сердце биться быстро-быстро, намного быстрее, чем во время бега.

Мелл осторожно высвободила руку из-под одеяла и дотронулась до чуть колючей отцовской щеки, провела пальцами вдоль остро очерченных скул, коснулась наметившихся в уголках глаз морщинок и в довершении «поиграла» с упавшей ему на лоб прядью волос, накручивая её на палец и снова отпуская.

Сколько раз Мелани представляла себе этот момент, но реальность превзошла все её ожидания! Да, ей было невероятно жаль, что папа заболел и теперь не может ходить сам, но те сила, уверенность и надёжность, что тёплыми волнами исходили от него, не позволяли ей воспринимать инвалидную коляску, как серьёзный недостаток, способный по-настоящему разочаровать. Вся та любовь к созданному матерью образу папы, что всю жизнь теплилась в её маленьком детском сердечке, вспыхнула сейчас ярким пламенем, обращённым на лежащего рядом отца из плоти и крови. Мелл прижалась к нему и зажмурилась от удовольствия.

– С добрым утром, Карамелька, – хриплый спросонья голос Эдварда застал девочку врасплох. Её первым порывом было отстраниться, но вместо этого она ещё плотнее прижалась к нему, крепко обняв его рукой.

– С добрым утром, – сквозь улыбку прошептала она и после небольшой паузы добавила: – Папа.

Это, всё ещё непривычное для него, слово сладкой болью отозвалось в груди, вызывая радостную улыбку и ускоряя пульс. В действительности Эдвард проснулся ещё от самого первого прикосновения дочери, но предпочёл притвориться спящим, не желая так быстро расставаться с удивительным ощущением тёплых пальчиков, робко изучающих его лицо, – это пробуждение без преувеличения было самым прекрасным в его жизни!

– Как насчёт завтрака? – спросил Каллен, нежно погладив розовую спросонья щёчку девочки.

– Я за! – Мелл села на кровати, пружиня матрац. – Но сначала нужно умыться и почистить зубы!

– Конечно! – подтвердил Эдвард, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, вызванную назидательным тоном дочери.

Уже через полчаса они были в кухне и решали, чем бы им удивить всё ещё спавшую Беллу, помимо очевидного разгрома, который неизбежно останется после их кулинарного подвига.

– Можно испечь блинчики, – доставая из нижнего шкафчика ёмкость с мукой, предложила Мелл.

– Ты умеешь?

– Сама я, конечно, никогда их не пекла, но всегда помогала маме и видела, как и что нужно делать. – Мелани продолжала методично извлекать из шкафчиков и холодильника нужные ингредиенты.

В эту минуту она впервые напомнила Эдварду Беллу, за чьей вознёй в кухне он мог наблюдать часами, получая от этого самое настоящее эстетическое удовольствие, словно от посещения спектакля или просмотра авторского фильма, где главную и единственную роль исполняла самая прекрасная в мире женщина – его Изабелла.

– А что, если растопить шоколад и добавить его в тесто? – наткнувшись на стратегические запасы сладостей, задумчиво спросила Мелани. – Получатся шоколадные блинчики.

– Даже не знаю. Ты думаешь, так делают? – с сомнением протянул Эдвард, никогда особо не разбиравшийся в кулинарии, если, конечно, не считать процесс поглощения её результатов.

– Не знаю, можно же попробовать… Мама говорила, что ты любишь шоколад, вот я и подумала… – девочка запнулась и замолчала. Выглядела она сейчас донельзя расстроенной.

«Какой же я идиот!» – мысленно выругал себя Каллен. Было совершенно очевидным, что в действительности Мелл хотела порадовать не Беллу, а именно его, Эдварда, и только такой кретин, как он, мог не догадаться об этом сразу.

– Конечно же, мы попробуем! И я даже уверен, что у нас получится нечто грандиозное и умопомрачительно вкусное! – воскликнул Каллен, стремясь исправить свою ошибку. Приблизившись к дочери, он улыбнулся, ласково стукнув кончиком указательного пальца ей по носу, и подмигнул. – К тому же всё, что сделано из шоколада, в принципе не может быть невкусным!

– Это точно! – рассмеялась она и подмигнула ему в ответ.

Всем кулинарным процессом безраздельно правила Мелани, а Эдвард лишь выполнял её чёткие указания, не забывая при этом внимательно следить за тем, чтобы дочка не обожглась или не порезалась. Из них вышла отличная, слаженная, хоть и не слишком аккуратная команда.

Полностью поглощённые своим общением друг с другом, они и не заметили, как разбили пару яиц, усыпали весь пол толстым слоем муки из перевернувшейся на бок ёмкости, а в качестве завершающего штриха опрокинули бутылку с подсолнечным маслом. Когда и почему Эдвард с Мелл оказались перепачканы растопленным шоколадом вообще осталось для них неразрешимой загадкой. Смеясь, они пытались стереть с лица друг друга липкие коричневые разводы, но только ещё больше увеличивали масштабы шоколадного бедствия.

Несмотря на все эти коварные преграды, блинчики всё же были испечены. Самый первый Мелани протянула Эдварду, предварительно подув на него, чтобы остудить. Замерев, она с тревогой наблюдала за тем, как он откусывает добрую половину свёрнутого в трубочку блинчика и, прикрыв глаза от гастрономического удовольствия, медленно разжёвывает его.

– Это потрясающе! – с набитым ртом воскликнул Каллен, ни капли при этом не погрешив против истины. Возможно, дело было в том, что блинчики приготовила его дочь, а возможно, Мелл попросту унаследовала от матери кулинарный талант. Так или иначе, но Эдвард действительно считал, что вышло очень вкусно.

– Серьёзно?

– Конечно! Сама попробуй! – Эдвард взял с тарелки ещё один блинчик, подул на него, свернул трубочкой и протянул дочери. Намеренно или нет, но та в точности повторила весь его процесс снятия пробы.

Окинув взглядом кухню, Эдвард присвистнул и попытался вспомнить, каким цветом был паркет, ставший теперь совершенно белым с жёлтыми вкраплениями яичного желтка в районе холодильника и масляными разводами в области варочной панели, которая, в свою очередь, залитая растопленным шоколадом, тоже выглядела весьма красноречиво. Вся эта катастрофа вдруг напомнила Каллену их с Беллой сексуальные игры на кухне, случившиеся ровно неделю назад, – острое желание поцеловать любимую женщину разом обожгло его, раскалённой лавой растеклось по губам, отчаянно скучающим по сладкому ротику Белз.

– Господи помилуй! – словно в ответ на мысленный призыв Эдварда в кухне раздался громкий возглас обескураженной Беллы. – Что это?!

– Это блинчики! – делая выразительные знаки глазами, охотно пояснил Каллен. – Между прочим, шоколадные!

– Мы сами испекли! – с гордостью в голосе добавила Мелли.

– Я почему-то так и подумала, – всё ещё не придя в себя, пробормотала Белла, осторожно ступая на заснеженный мукой паркет.

– Мы хотели сделать тебе сюрприз. Попробуй! Очень вкусно! – предложил Эдвард и вдруг рассмеялся, сначала тихонько, но потом всё громче, всё веселее.

Через несколько секунд безудержно хохотали уже все трое.

***

После завтрака и уборки кухни, занявшей битый час, все вместе отправились на прогулку. Они неспешно бродили по согретым солнцем улочкам, постепенно продвигаясь к центру города, сливаясь с многочисленными туристами. Когда Мелл начинала уставать, Эдвард сажал её к себе на колени. Пару раз он прокатил девочку на максимальной скорости, на которую была способна электроприводная коляска, – дочка смеялась крепко обхватив руками его шею.

За последние два года добровольного отшельничества Каллен сильно отвык от пристальных взглядов прохожих и поначалу чувствовал себя неуютно, словно вышел из дома совершенно голым. К счастью, это липкое, неприятное ощущение быстро сошло на нет.

Конечно, Эдвард и дальше продолжал замечать направленные в их сторону взгляды, среди которых встречались не только любопытные и сочувствующие, но и полные презрения, однако теперь они отлетали от него, словно пули от брони, не причиняя никакого вреда. То счастье, что дарили ему дочка и любимая женщина, стало для Каллена надёжным, непробиваемым щитом, сделав его почти неуязвимым. Сейчас он знал, что, несмотря ни на что, его жизнь всё же удалась, возможно даже в большей степени, чем у тех, кто бросал на него косые взгляды. Всё остальное не имело и не могло иметь никакого значения.

Заметив, что Мелани жарко и неудобно в школьной форме, Эдвард предложил им с Беллой зайти в бутик с детской одеждой, на что те согласились: Мелл с огромным энтузиазмом, Белла же без особой радости. Этот небольшой шопинг, по идее, не должен был занять много времени – в итоге у них ушло на покупки больше двух часов.

Мелани перемерила уйму одежды, с нескрываемым наслаждением крутясь перед зеркалом, как прирождённая модница. Белла с тоской взирала на это зрелище и явно мечтала поскорее вырваться из удушливого мира разнаряженных манекенов, улыбчивых продавцов-консультантов и стройных рядов с вешалками. Первый час Эдвард с восторгом взирал на свою малышку, явно унаследовавшую от тёти Элис определённый набор генов, отвечающих за любовь к шопингу. Однако под конец даже он изрядно утомился и, видя терзания дочери, не знающей, на чём остановить свой выбор, просто попросил продавцов завернуть им всё, что она перемерила. Те ошарашенно переглянулись и тут же спешно ринулись исполнять его просьбу, время от времени кидая в их сторону подобострастные улыбки, будто боясь, что он вдруг передумает.

Полностью проигнорировав ворчания Беллы по поводу того, что такими темпами дочка быстро избалуется, Эдвард усадил к себе на колени счастливую Мелли, облачённую теперь в белоснежное хлопковое платьице в красный горох, и написал на бумажке адрес, по которому курьеру следовало доставить их внушительные покупки.

Пообедав в ресторанчике под открытым небом, они вновь продолжили свою затянувшуюся прогулку и вернулись домой, лишь когда солнце стало клониться к горизонту, насквозь пронзая небо своими последними золотистыми лучами.

– У меня ноги «гудят», – уже лёжа в постели, пожаловалась Белла.

– А у меня спина «отваливается», – улыбнулся Эдвард. – Но всё равно это был самый счастливый день в моей жизни.

– И в моей, – прошептала Белз, нависая над Калленом.

Она запустила пальцы ему в волосы и нежно поцеловала его в губы. Руки Эдварда тут же легли ей на спину и властно притянули Беллу к нему. Однако неожиданно распахнувшаяся дверь спальни заставила их резко отпрянуть друг от друга – в комнату залетела Мелли, облачённая всё в ту же отцовскую футболку, несмотря на купленную днём пижаму.

Девочка запрыгнула на кровать и удобно угнездилась между смеющимися родителями, с обожанием поглядывая то на одного, то на другого.

– Вы такие классные! – улыбнулась она. – Я люблю вас!

– И мы тебя очень любим! – хором отозвались они и, переглянувшись между собой, добавили: – Карамелька!

Мелли тихонько засмеялась, сонно хлопая глазками. Она пыталась отчаянно бороться с атакующим её Морфеем, но уже через десять минут спала крепким сном, повернувшись лицом к отцу и положив ладошку под щёчку.

– Она лучшее, что случилось в моей жизни. – Эдвард убрал со лба дочери отсвечивающую бронзой прядку волос и нежно коснулся губами её виска. – Спасибо, – глядя с любовью на Беллу, прошептал он. – Спасибо тебе за нашу девочку.

========== Глава 31. Обещаю ==========

Любовь – она бывает разной.

Бывает отблеском на льду.

Бывает болью неотвязной,

Бывает яблоней в цвету.

Бывает вихрем и полётом.

Бывает цепью и тюрьмой…

Мы ей покоем, и работой,

И жизнью жертвуем самой!

Но есть ещё любовь такая,

Что незаметно подойдёт

И, поднимая, помогая,

Тебя сквозь годы поведёт

И будет до последних дней

Душой и совестью твоей.

Высотская Ольга

Сентябрь 2012

Сентябрь – время меланхолии, когда в пестрящую зеленью картину природы осень-художница постепенно, мазок за мазком, умело добавляет золотистых красок, и ветер исподтишка меняет свой музыкальный репертуар, отдавая теперь предпочтение более протяжным и заунывным песням, звучащим под аккомпанемент мелкого моросящего дождя. Солнце, и так редко балующее собой Форкс, пропадает вовсе, будто вместе с птицами улетает в тёплые края. Небо, словно тяжело перенося расставание с дневным светилом, наливается тёмными слезливыми тучами, становится настолько тяжёлым, что, не выдерживая собственного веса, низко нависает над крохотным городком штата Вашингтон.

И всё-таки это прекрасное время, когда воздух делается чище, прозрачнее, от чего дышится так легко и свободно, словно становишься на несколько лет моложе, скидывая с плеч все проблемы и заботы последних лет. Самое лучшее время для прогулок, когда шуршащая под ногами первая опавшая листва нарушает звенящую тишину застывшей в неподвижности природы, а ветер, напитавшийся влагой, приносит с собой чуть горьковатый аромат хвойной смолы.

И Эдвард, и Белла любили осень, а особенно – начало осени в Форксе, поэтому, не раздумывая, решили, что их свадьба должна состояться в первых числах сентября, когда смена времени года уже ощущалась, но бесконечные затяжные дожди ещё не завладели городком целиком и полностью.

Мысль променять солнечный итальянский город на пасмурный американский городок пришла в голову обоим, но Эдвард первым озвучил её, тут же встретив со стороны Беллы полное одобрение. Эти две точки на карте значили для них очень много: одна – стала лейтмотив их любви и снова свела вместе после долгой разлуки, другая – познакомила и подарила прекрасные годы по-детски беззаботного счастья.

В пользу Форкса говорила тяга Эдварда к тихой, размеренной жизни вдали от шумной толпы и желание быть поближе к родным, чтобы Мелани всегда чувствовала себя частью большой семьи с любящими её бабушками и дедушками.

Ещё одним аргументом в пользу возвращения на родину служил Джейк и его стремление видеться с Мелл как можно чаще – останься они в Италии, это стало бы трудновыполнимой задачей, что больно задело бы не только чувства Джейкоба, но и Мелани.

И последней «гирей», перевесившей чашу весов с Форксом, стало возвращение Элис с детьми и мужем в Америку: Джасперу предстояло взять на себя всю заботу о новом детском реабилитационном центре своих родителей, открывавшемуся в Нью-Йорке.

Теперь вся семья могла находиться хотя бы в пределах одной страны.

Джейк настолько обрадовался их решению вернуться в Форкс, что даже вызвался взять на себя организацию переделки старого дома Калленов, когда в одном из телефонных разговоров, касающихся Мелл, Эдвард между делом пожаловался на то, что, похоже, им ни за что не успеть к началу нового учебного года. Каллен не стал отказываться от неожиданной помощи, так что к середине августа дом был полностью готов, а отношения Эдварда и Джейка постепенно стали умеренно приятельскими.

Единственной ложкой дёгтя в этой бочке мёда оказалось категоричное нежелание Блэка хоть как-то взаимодействовать с Беллой, не считая необходимого общения, связанного с бракоразводным процессом, который, в свою очередь, прошёл достаточно легко и быстро.

– Ему просто нужно время, – каждый раз утешал её Эдвард, видя, насколько болезненно она это воспринимает.

Белла лишь кивала в ответ, пытаясь выдавить из себя улыбку и понимая, что ей не остаётся ничего другого, кроме как ждать – терпеливо ждать столько, сколько потребуется.

***

Пятое сентября, выбранное днём свадьбы, оказалось на удивление тёплым. Солнца, конечно, не наблюдалось, но и дождя серое, точно в цвет глаз Эдварда, небо не предвещало, так что сооружённый на заднем дворе Свонов навес был спешно демонтирован – именно этот шум ранним утром и разбудил Беллу, сумевшую задремать лишь на рассвете.

Волнение внезапно охватило её ещё накануне вечером, когда она ушла из дома Калленов, ставшего теперь их с Эдвардом, чтобы по традиции провести последнюю перед свадьбой ночь в доме своих родителей.

И вот теперь, когда Белз, замерев, сидела перед зеркалом, в то время как Розали «воевала» с её волосами, используя в качестве оружия шпильки, предсвадебный мандраж, кажется, достиг своего апогея. Из страны зазеркалья на Беллу смотрела явно полоумная девица с раскрасневшимися щеками, с то и дело подрагивающими, словно от нервного тика, губами и лихорадочно блестевшими глазами – в то, что это её собственное отражение, верилось с трудом.

Белз коснулась пальцами щеки – та оказалась горячей, словно от резко подскочившей температуры. Пальцы девушки медленно спустились вдоль открытой шеи, затем коснулись старинной бриллиантовой броши, которую час назад приколола к её платью Роуз со словами: «Я же говорила, что однажды она тебе понадобится!» Затем подрагивающая ладонь Беллы прошлась по белоснежным мягким кружевам шантильи, украшавшим лиф её платья – странная девица в зеркале в точности повторила все эти манипуляции. Сомнений больше не осталось – увы, но это действительно было её отражение.

Белла вздохнула и, закрыв глаза, попыталась хоть немного расслабиться. Она мысленно прокрутила в голове последний месяц, прошедший в приятных и волнительных предсвадебных хлопотах – всем, начиная с цветов и заканчивая праздничным меню, Белз занималась самостоятельно, не прибегая к чьей-либо помощи. Однако со свадебным платьем она долго не могла определиться и в итоге, собравшись с духом, обратилась за советом к Элис, которая, как никто другой, разбиралась в подобных вопросах.

Взглянув на оба варианта, между которыми шёл выбор, та пришла в ужас, но не столько от фасонов, сколько от их дымчато-голубого цвета: Белла искренне считала неуместным выходить замуж в классическом свадебном платье, учитывая все обстоятельства, включавшие в себя и наличие восьмилетней дочери.

– Мой брат заслуживает невесту в белом, – прищурившись, резко бросила Элис, но тут же, словно опомнившись, уже мягче добавила: – И ты тоже этого заслуживаешь.

Не решившись спорить, Белла согласилась с ней, полностью переложив ответственность за выбор свадебного наряда на её плечи, о чём впоследствии ни на секунду не пожалела: белоснежное платье с изящным кружевным лифом, плотно облегающим тонкий стан Беллы, и струящееся к низу мягкими шифоновыми волнами, выгодно подчёркивало её природную женственность и хрупкость, придавая ей сходство с миниатюрной фарфоровой статуэткой.

Почувствовав себя немного спокойнее и увереннее, Белла открыла глаза и, чуть повернув голову в бок, посмотрела на Мелани, красующуюся перед ещё одним зеркалом в кремовом кружевном платье с фиолетовым атласным поясом, и на Элис, умело вплетающую фиалки ей в волосы.

– Какая же ты красавица! – с искренним восхищением воскликнула сестра Эдварда, закончив колдовать над причёской племянницы.

Элис присела рядом с Мелл на корточки и обняла её за плечи – Белла увидела, как в зеркале отразились их одинаковые взгляды, полные кокетства. Даже если бы она сама день и ночь усиленно тренировалась, то всё равно не смогла бы даже близко повторить этот взгляд, данный им самой природой.

– Элис, ты закончила? – громкий голос Розали заставил Беллу вздрогнуть от неожиданности. Не дожидаясь ответа, сестра раздражённо продолжила: – Помоги мне. У неё такие густые и тяжёлые волосы, что я не могу с ними совладать. Уже погнула несколько шпилек, но всё бесполезно – не выходит ничего, достойного невесты.

– Конечно! – Элис подошла к ним и встала позади Беллы.

Их взгляды пересеклись в зеркале, и та растянула губы в сдержанно-дружелюбной улыбке, почти не отразившейся в её серых глазах. Впрочем, злости, обвинения или осуждения в них тоже не было. Скорее, Элис смотрела на Беллу внимательным, изучающим взглядом, словно пыталась найти в ней что-то… или кого-то… возможно, ту, которая однажды стала ей почти сестрой?