Текст книги "Петля Арахны (СИ)"

Автор книги: Queen_Mormeril

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

– Обожаю, когда ты вот так надуваешь свои милые губки! – он тронул её за подбородок. – Однако я ведь и, правда, хотел уйти от всей этой рутины, дабы уделять больше времени тебе и Розе, а потому я абсолютно не шучу сейчас.

– И как ты сможешь уделять больше времени мне, если я буду целыми днями работать?

– Но ты же хотела этого, – он положил руки ей на плечи, – хотела управлять лабораторией, а управление Фондом откроет перед тобой без сомнения возможности куда большие!

– Но теперь я этого не хочу! Теперь я… – губы у неё задрожали, и она опустила глаза.

– Ну, а чего же ты хочешь теперь, моя лапочка? – он ласково убрал локон с её лба.

– Я хочу сидеть дома, понятно? – она взглянула на него с горечью, и слёзы брызнули из её глаз. – Сидеть дома… как чёртова домохозяйка! Я не хочу управлять никаким дурацким Фондом и даже лабораторией, потому что я не умею!.. Потому что всё, что я умею – это…

Она не смогла договорить. Вместо слов из груди её вырвался горький стон, и Люциус крепко прижал её к себе.

– Быть моей любимой девочкой, да? – губы его коснулись её виска, и Гермиона разрыдалась от этого только ещё сильнее. Люциус засмеялся: – Ну-ну, это не самое страшное в жизни, как ты знаешь!

– Ну почему я такая никчёмная, Люциус?! – всхлипнула она. – Я же была лучшей ученицей! Чёртовой надоедливой всезнайкой!..

– И ты ею и осталась, уж поверь мне! – хмыкнул он, принимаясь гладить её по голове. – Так что ничего не бойся теперь, я всё понял… Завтра утром мы вместе отправимся в исследовательский центр, где я и улажу все дела сам, хорошо?

Судорожно втянув носом воздух, Гермиона кивнула.

– Ну вот и прекрасно! – Люциус принялся стирать ладонью слёзы с её щёк. – А теперь, нам, судя по всему, уже пора к Лаванде… Не стоит испытывать её терпение, да? А то завтра нам придётся подбросить Розу ей под дверь!

– Люциус! – сжатый кулачок Гермионы ударил его в грудь, но он снова лишь рассмеялся.

***

Оставшуюся половину дня Люциус и Гермиона провели дома, с дочерью, обнаружив, что новая компания, которую та приобрела за последние дни в лице «тёти Лав-Лав» и своего нового друга «Хью-Хью», шли ей на пользу – болтала она теперь в два раза больше, впечатляя родителей резко расширившимся запасом слов, некоторые из которых, ей, правда, были ещё не по возрасту. И хотя Люциус радовался новым достижениям Розы, постоянное упоминание Хьюго в её речах, очень быстро стало ему надоедать.

– Ох, уж этот «Хью-Хью», – выдавил из себя в конце концов он, когда Роза в обнимку с Мими, уже сладко позёвывала у него на руках. Люциус при этом сидел в кресле у её кроватки, а Гермиона стояла рядом. – Надо бы мне посмотреть на этого мальчишку повнимательнее в следующий раз.

– Прекрати, – Гермиона сдавила ему плечо. – Хьюго всего шесть лет, и это даже хорошо, что у Розы появился друг, особенно после «загадочного исчезновения» мистера Бэгза из её жизни… В конце концов, Скорпиус и Лео редко у нас бывают. Альбус и Джеймс – тоже… а больше-то мы ни с кем и не дружим.

– И всё же этот Хьюго… – покачивая засыпающую Розу на руках, Люциус поднялся с кресла. – Не лучшая компания для неё. Все эти словечки… ты же её слышала: «враки», «отпад»… На каком только языке они разговаривают там с нашим ребёнком?.. Хотя, конечно! Это же Уизли… Чего я только мог ещё от них ожидать?

– Ну всё, Люциус, хватит! – Гермиона мотнула головой. – Я знаю, что твоё отношение к ним никогда не изменится, и, тем не менее, нравится тебе это или нет, а они всё же одни из немногих, кто действительно питает ещё к нам искренние чувства, в отличие от всех этих твоих Бёрков, Ноттов, Трэверсов…

– Даже не упоминай при мне этих фамилий, – Люциус оскалился и, положив дочь в кроватку, опёрся о перегородку, вглядываясь ещё несколько мгновений ей в лицо. – И всё же мне не нравится, что она может попасть под влияние подобного… плебейства.

– Плебейства?! – Гермиона воскликнула это уже с едва скрываемым раздражением; Люциус отчаянно зашикал на неё. – Ах, да слышишь ли ты себя? Если чистокровные Уизли и Брауны для тебя плебеи, то… кто тогда я?

Он поморщился.

– Можно быть чистокровным, но плебеем и… нечистокровным, но… не плебеем, – с расстановкой высказал он.

– Ну, премного благодарна! – она театрально поклонилась ему. – Хоть так!

Мускулы на его лице дрогнули, и он отвёл взгляд. Гермиона тоже отвернулась, принимаясь массировать пальцами свои горячие виски. Этот день начал набивать ей оскомину. И почему всё время с самого утра они с Люциусом только и делали, что спорили по всяким пустякам, вместо того чтобы радоваться и праздновать свою победу?..

– Послушай, – Люциус подошёл к ней, беря с осторожностью за руку. – Давай не будем ругаться из-за этого сейчас. В конце концов, я не против, чтобы Роза проводила с Хьюго… какое-то время, однако, ты же понимаешь, я не могу позволить, чтобы моя дочь якшалась с…

Задохнувшись, Гермиона бросила на него ошеломлённый взгляд. Он замолчал. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга, пока, с шумом втянув носом воздух, Люциус не прикрыл глаза.

– Гермиона, я…

– А может, это даже и неплохо, а? – спросила внезапно она, пытаясь избавиться от накатившего на неё вдруг наваждения: лица брызжущей слюной Нарциссы и её последних, адресованных ей гадких слов, о том, что Люциус так никогда и не сможет до конца смириться с её маггловским происхождением, как бы он ни пытался доказать всем обратное. – Неплохо, что кто-то может показать Розе мир и с другой стороны этого поместья?.. В конце концов, не всё же ей слушать твои россказни про вашу «уникальную кровь»!

Глаза Люциуса сверкнули, и он выпустил её ладонь.

– Откуда ты?..

– А что, ты думал, я не узнаю?.. – она ни на секунду больше не спускала глаз с его помрачневшего лица. – Не узнаю, о чём ты рассказываешь нашей полуторагодовалой дочери в моё отсутствие?

– Я не говорил ей ничего плохого, только…

– Достаточно, Люциус, хватит! – она грубо его оборвала, и в комнате повисла тишина, которую сейчас же разорвал оглушительный детский плач.

Метнув в Люциуса последний гневный взгляд, Гермиона бросилась к Розе, принимаясь утешать её и слыша, как за спиной громко хлопнула дверь.

***

Спустя четверть часа, когда ей наконец удалось вновь успокоить Розу, Гермиона стояла в их с Люциусом спальне, вглядываясь отрешённо в чернеющий за окном лес. Этот воскресный день оказался таким долгим, а страсти будто бы и не желали утихать – в руках она держала пришедшее ей несколько минут назад из Хогвартса письмо.

– Я разослал указания на завтра, – голос вошедшего в комнату Люциуса вывел, однако, её из задумчивости, и она порывисто обернулась, с тревогой встречая его взгляд – он был таким холодным сейчас, – так что, утром в исследовательском центре нас будут ждать…

С мгновение они смотрели друг на друга, после чего Люциус принялся снимать с шеи галстук.

– Северус прислал, – Гермиона показала ему письмо.

– Что-нибудь важное?

– Прошлой ночью он получил послание от того самого мастера зелий из Мексики, который и порекомендовал нам Алонзо…

– Неужели? – Люциус надменно хмыкнул.

– Да, и… он просил передать нам его глубочайшие извинения за то, как всё вышло, – Гермиона положила письмо на стол. – Написал, что никогда не поручился бы за Луиса, если бы подозревал в нём подобные склонности.

– Ну что ж, очевидно, мексиканский мастер зелий, весьма недооценил влияние денег и власти на людей его сорта…

– Он отказался от него, – добавила она. – Сказал, что больше не будет оказывать Алонзо поддержку. Но и не только он. Луис был возвращён в Мексику с позором… Дело получило огласку: люди настолько были возмущены, тем как сын работорговцев ославил их перед лицом магического народа Британии, что властям не осталось ничего иного, кроме как немедленно подвергнуть Алонзо собственному суду, по решению которого он был изгнан из магического сообщества и пожизненно лишён права творить магию, где бы то ни было. У него отобрали и сломали палочку и… отправили жить в бедное маггловское поселение, где-то в глуши.

– Что же он будет там делать, позволь полюбопытствовать?

– Продолжать варить зелья, я полагаю. Целебные мази, да притирки для местных жителей за ночлег и еду.

– Какая незавидная участь, – выплюнул он. – Кто бы мог подумать… А я ведь и правда мог сделать из него звезду зельеварения!

– Вот только не говори, что тебе его жаль! – Гермиона мотнула головой.

– Конечно, нет, – Люциус бросил рубашку на кровать. – Сукин сын получил то, что заслужил. Я сожалею лишь о том, что пригрел на своём животе такого ядовитого гада!.. Хотя, я не буду до конца честным, если не скажу, что мне всё же несколько досадно от того, что бесспорные таланты Алонзо будут пропадать отныне среди мексиканских пустынь. И всё же я никогда не забуду тот день, когда увидел тебя с ним… в его кабинете…

Гермиона вспыхнула до самых кончиков своих ушей.

– Вот только это была не я, Люциус! – воскликнула она – ей стало вдруг так обидно от его слов. – Это была не я, а… Нарцисса!..

Люциус метнул в неё краткий взгляд, а затем принялся расстёгивать ремень.

– И, поверь мне, это единственное, что останавливает меня сейчас от желания поехать в Мексику и лишить Алонзо не только его «волшебной палочки», но и жизни, – выплюнул он. – Удивительно на самом деле, что я не сделал этого в ту же секунду!.. Стоит признать: им с Нарциссой удалось полностью растоптать меня тогда…

– Да, как ты вообще мог? – она уже не могла остановить клокот в своей груди. – Как ты мог поверить в то, что я могла поступить с тобой подобным образом? – Воздух со свистом вошёл ей в горло, и она сжала кулаки, пытаясь преодолеть боль, которая разнеслась от ключиц по всему её телу. – Вот так предать тебя!

Люциус замер. Губы его дрогнули, и он повернул к ней лицо. Она не могла даже моргнуть в этот момент, сказать ещё хоть слово. Всё тело её будто парализовало от обиды и негодования.

– Гермиона, я… – он дёрнул головой.

И несколько мгновений они так и стояли в тишине, глядя друг на друга, пока лицо Люциуса скованное напряжением, не расслабилось, и, глубоко вздохнув, он не опустился медленно перед ней сперва на одно, а потом и на другое колено. Гермиона смотрела на это с недоумением. Всё происходящее казалось ей каким-то дурацким затянувшимся на целый день сном.

– Прости меня, – произнёс вдруг он, отчего у неё даже приоткрылся рот.

– Люциус, ты что?..

– Прости, я… действительно, так виноват перед тобой.

– Пожалуйста, встань! – выдохнула она.

– Нет, я… не могу, – он мотнул головой. – Не могу, потому что мне никогда не забыть и не искупить тот момент, когда ты… невинная предо мной, увидев, как я был ослеплён в тот день, бросилась мне в ноги; как умоляла меня поверить тебе. Поверить в то, что ты была чиста передо мной, тогда как, это не ты, а я… я должен был вот так пасть к твоим ногам, вымаливая прощенье, за то, что посмел усомниться в тебе. За то, что хотя бы на одну секунду позволил этим грязным осквернителям, опорочить тебя в моих глазах…

– Люциус, – преодолев наконец своё оцепенение Гермиона кинулась к нему, и он протянул к ней руки, обхватывая её за бёдра. – Ну, пожалуйста, встань… Я не злюсь на тебя… я…

– Моя удивительная, – он уткнулся лбом ей в живот, и она стала гладить его по голове, – моя непорочная, моя чистая… Как я мог допустить хотя бы одну только мысль о том, что ты могла предать меня?.. Как я мог… Всю свою жизнь, всеми своими силами я, пытался отыскать одну лишь единственно значимую для меня в этом грязном мире вещь – чистоту… И я нашёл её в конце концов в тебе, Гермиона. Только ты одна и есть моя истинная, моя торжествующая чистота!

– Люциус, ну, прошу тебя… – склонившись над ним, она обхватила его лицо, и он возвёл к ней свои серые глаза – самые её любимые глаза.

– Ты ведь даже себе и представить не можешь, что ты сделала со мной, – прошептал он. – Какой властью ты надо мной обладаешь! Тебе удалось сотворить со мной то, о чём мечтали многие… женщины, Министры магии, Тёмный Лорд! Все они хотели, чтобы я был полностью подчинён их воле! Стал их рабом, тогда как сделать это удалось лишь тебе одной… Стоит тебе только взглянуть на меня, как демон, довлеющий всю мою жизнь над моей душой затихает, лишается своих сил, обнажается до самых своих костей, не желая больше ничего и никого, кроме как смиренно сидеть подле твоих ног вот так, как я сейчас…

– Люциус, – дрожа, повторила она.

– Я твой раб, Гермиона, – испустил из себя он, – полностью покорённый тобой, моя единственная чистота!

Он закрыл глаза, и, судорожно втянув носом воздух, она тоже опустилась перед ним.

– Нет, Люциус, нет! – она принялась покрывать поцелуями его лицо. – Ты не мой раб. Ты… ты мой муж! Мой муж! Единственный человек, ради которого я только и существую на этом свете! Единственный человек, которого я только и могу, что боготворить день ото дня бесконечно, каждой частью своего естества с благодарностью и благоговением… Если бы ты только знал, как я слаба и бессильна в моменты, когда меня охватывает страх, что я могу потерять тебя… И мне так стыдно сейчас перед тобой!

– Гермиона, – он мотнул головой.

– Я так обидела тебя сегодня… – она заплакала, – вновь усомнилась в тебе… Я… Люциус, прости меня! Я совсем ведь не хотела попрекать тебя за то, что ты рассказывал Розе о её семье.

Люциус вздрогнул и, отстранившись от неё, вгляделся с изумлением ей в глаза.

– Да, – она закивала. – Да, я… я совсем не против этого, Люциус! Она ведь твоя дочь и ты имеешь полное право рассказывать ей о своём роде всё, что только посчитаешь нужным, в том числе и про кровь, потому как эта кровь, она… – сжав его руки, Гермиона оставила на них свои мокрые поцелуи, – она ведь и, правда, самая прекрасная на этой Земле! Но только прошу тебя… Прошу – без контекста! – плечи её беспомощно сжались. – Не забывай, пожалуйста, что и моей крови, какой бы она ни была, в ней ровно столько же, сколько и твоей…

– И я бесконечно счастлив от этого, – выдохнул он; веки его дрогнули, и Люциус порывисто заключил Гермиону в свои объятья, принимаясь гладить по голове. Горячие губы его коснулись её мокрой щеки, и Гермиона расслышала, как он прошептал ей на ухо, совсем тихо: «Спасибо».

========== Глава 32. Роза ==========

На Малфой-мэнор давно уже опустилась ночь. Подхватываемый порывами ветра дождь отчаянно хлестал в окна – осень пыталась отвоевать свои права у никак не желавшего уходить в прошлое знойного лета, тогда как в уютной спальне на втором этаже старого поместья, двое людей, полностью поглощённых друг другом, наслаждались чудным мигом своего единения.

– Люциус! – имя его подобно бабочке слетало с дрожащих губ Гермионы, она так давно не чувствовала этого полного, не омрачённого тяжкими терзаниями наслаждения. И как же было ей хорошо теперь, когда она знала, что он полностью, всецело принадлежал только ей, и что никто не мог уже даже попытаться забрать его у неё.

Она сидела на нем. Прямо у него на лице, впившись пальцами в изголовье кровати, запрокинув голову назад. Тело её вздрагивало и извивалось, от того, как умело он доставлял ей удовольствие. Руки его сжимали её бедра, язык и губы ласкали все самые чувствительные точки, пока она не задохнулась от полностью застлавшего её сознание экстаза, замерев на миг, без остатка отдаваясь этим удивительным ощущениям, после чего дрожа ещё, сползла рядом с ним на подушки.

Люциус продолжил ласкать её. Губы его, доставившие ей столько радости, скользили по её покрытой влагой груди, плечу, ключице, пока не добрались до рта, и она принялась целовать их с благодарностью, ощущая на них свой собственный терпкий вкус. Широко раздвинув её обессиленные ноги, Люциус вошёл в её пульсирующую ещё, податливую плоть, и Гермиона прижалась к нему, дрожа от охватившего всё её тело восторга.

– Я люблю тебя, – губы её трепетали. – Как же я тебя люблю, Люциус!

– Моя вкусная, – шептал он. – Моя чувственная…

Гермиона захлебнулась стоном. Тело его было такое жаркое, такое напористое. Губы её прижались к его крепкой шее с натянувшимися венами, и она стала водить по ней языком.

– Хочу его в рот, Люциус, в рот! – простонала она, посасывая мочку его уха, и, он мгновенно выскользнул из неё, хватая Гермиону за ноги и вытаскивая на середину кровати, после чего навис над её лицом.

Горячая головка непреклонно скользнула внутрь её распахнутого рта, упираясь в нёбо и глубже, почти лишая Гермиону возможности дышать. Изнемогающая плоть его беспрестанно тёрлась о её язык, и она принимала её, всю обмазанную собственными соками с вожделением.

– Да, моя сладкая! Да, моя радость! – Бедра его дрожали. – Вот так! Возьми… возьми всё. Без остатка.

И она всё взяла. Всё до капли. Она так любила этот момент – его наслаждение. Он задержался в ней, опершись одной рукой об изголовье, а другую возложив на свою вздрагивающую от учащённого дыхания грудь, и в лице его, слабо освещаемом отблесками молний, Гермиона видела исступлённое, почти самозабвенное упоение. Он аккуратно погладил её по покрытому испариной лбу, а потом вышел из неё, ложась рядом и прижимая Гермиону к своему плечу.

– Восхитительно, – выдохнул наконец он, спустя молчанье.

Небо над Малфой-мэнором стонало от раскатов грома, капли бились в окна с ещё более отчаянной силой. Распухшие губы Гермионы продолжали скользить по его коже.

– И как бы мы только жили с тобой без этого пять лет? – Расслышала вдруг она.

– Ах, Люциус, – Гермиона крепче прижалась к его взмокшему телу. – Я не хочу даже думать об этом больше!

– А я… я вот всё никак не могу отделаться от мысли, что мог бы сейчас быть совсем не здесь, – он повернул к ней лицо, и в полумраке она различила блеск его глаз.

– Могу только сказать, что если бы это и случилось, то в Азкабане я бы стала очень частой гостьей, – Гермиона погладила его по щеке, – особенно в тех самых приватных комнатах для супругов…

– Фу, – Люциус улыбнулся. – Мне противна даже мысль, что нам пришлось бы заниматься любовью в месте столь мерзком.

– Ни одно место, где царит наша любовь, не может быть мерзким.

– И всё же я рад, что она царит сейчас в нашей спальне, – он крепче прижал её к себе. – Да и… боюсь, в Азкабане я не был бы для этого в подходящем настроении.

– Ну, – она провела рукой по его груди и ниже, – твоё настроение было бы уже исключительно моей задачей.

– И я не сомневаюсь, что ты справилась бы с ней самым наилучшим образом. Тебе всегда удаётся это мастерски… Никогда не забуду ту жуткую неделю, когда ты истязала меня с утра до ночи, притворяясь примерной женой!

– Ах, это я-то тебя истязала?! – Гермиона приподнялась на локтях.

– Конечно, – выплюнул он. – Чего только стоил этот твой остекленевший взгляд и фальшивая улыбка… А я всё равно не мог даже сопротивляться тебе!

– Ах, бедный, – она забралась на него сверху, склоняясь над ним. Губы её, едва касаясь, заскользили по его виску и щеке. – Вот трагедия, когда дома тебя ждёт то наложница, то гейша… то «шлюха из китайского квартала»!

Пальцы её сдавили Люциусу соски, отчего он поморщился.

– С другой стороны, та неделя очень чётко позволила мне кое-что для себя понять. – Он аккуратно снял её руки со своей груди, целуя их по очереди.

– Что же это, позволь узнать?

– А то, моя радость, что я просто не имею права уставать…

В комнате повисла недлинная пауза.

– Уставать? – Гермиона не сразу даже поняла, что он имел в виду. В следующую секунду, однако, губы её расплылись в широкой улыбке, и она заливисто рассмеялась. – Ну, Люциус, ты что, серьёзно? Тебе ли об этом думать вообще?!

Ладошки её вновь упёрлись ему в грудь, и, сдвинув бёдра ниже, она настойчиво потёрлась о его спокойную сейчас плоть.

– Ну, мне всё-таки уже не тридцать, знаешь ли, – он сжал её ягодицы. – Хоть мне и льстит твоя реакция…

– Ах, если бы ты только знал, как мне сладко с тобой, то и думать бы забыл о подобных глупостях! – Гермиона прильнула к нему с ещё большим жаром, начиная покрывать поцелуями лицо.

– Ну, именно потому я и…

– А-а! – поражённо задохнулась вдруг она, отчего Люциус даже вздрогнул, удивлённо воззрившись на неё. – А не потому ли ты ушёл тогда из нашей спальни в другую комнату на целую неделю?!

– Ах, Мерлин! – он прикрыл глаза. – Ну, разве что отчасти. Я ведь и, правда, был тогда ужасно истощён. Морально, конечно же… Да и полагаю, нам обоим требовалось немного подумать.

– Немного подумать? – ладони её яростно надавили ему на грудь, и воздух с шумом вышел из его лёгких. – Да ты хоть понимаешь, что та неделя стала самой страшной для меня за всю нашу семейную жизнь?!

– Да, неужели? – он фыркнул. – А как же прошлая неделя, когда меня должны были посадить в Азкабан?

– Нет! – ногти Гермионы впились ему в кожу, и он осторожно взял её за запястья. – Та, неделя была самой ужасной, потому что… когда ты ушёл в другую комнату, я поняла, что всё зашло слишком далеко, что я больше не могу чувствовать тебя, когда сплю, понимаешь? Когда все проблемы дня уходят, а разум больше не может влиять на моё тело и… оно просто стремится к тебе, вот так, как сейчас, – она вновь потёрлась о него с наслаждением ощущая, как тело Люциуса отзывается на её прикосновения. – А потом, спустя дни, когда ты наконец пришёл ко мне среди ночи, я готова была всё забыть!

– Если тебе станет от этого легче – я долго тогда ещё корил себя за то, что не остался с тобой до утра…

– Почему ты вообще так поступил тогда? – дрожа ещё от нахлынувших эмоций, спросила она.

– Я… просто идиот! – Люциус порывисто сел, отчаянно сдавливая Гермиону в своих руках. Губы его принялись с жадностью целовать её, и она изогнулась, теснее прижимаясь к нему. – Однако я… я ведь следил за тобой тогда.

– Следил? – подобно эху повторила она.

– Да я просил этого… мерзкого гада показывать мне тебя в зеркалах пока ты была в лаборатории или где-то ещё.

– Что? – Гермиона отпрянула от него, как ошпаренная, на этот раз.

По лицу Люциуса прошла дрожь.

– Прости. Вероятно, мне стоило признаться в этом раньше.

– И как часто ты делал это, позволь спросить?

– Довольно часто, но… именно так они и манипулировали мной.

– Ах, ну, конечно, – она запальчиво кивнула, – нашёл, как оправдаться!

– Я не говорю, что в этом не было и моей собственной вины, – он примирительно взял её за руку. – Я знаю, что это было неправильно и… мне стыдно, если тебя это утешит. Я также обещаю, что никогда больше не буду поступать подобным образом.

– Ну ещё бы! – ноздри Гермионы раздулись. – Так вот, почему ты так бесился тогда из-за Алонзо!.. И что, много ты там увидел?

– Я всего лишь видел, свою любимую девочку, – ладонь Люциуса прикоснулась к её щеке, – которая была самой собой со всеми, кроме меня, отчего я ужасно страдал.

– И поделом!

– Позволь же мне искупить эту вину, – Люциус вновь осторожно приманил её, Гермиона не сопротивлялась, и он положил её на спину, принимаясь ласкать пальцами грудь.

– О, тебе очень придётся постараться на этот раз!

– А я старательный, – кончик его языка коснулся её всё ещё плотно сжатых губ.

– А не устанешь? – она едко хмыкнула вдруг. – А то завтра тебе ещё будить меня, как ты мне обещал, а потом ещё весь день вести за меня дела Фонда, а там и ночь опять и снова утро… а тебе-то уже не тридцать!

Люциус даже замер. От изумления у него приоткрылся рот. С мгновение он смотрел на Гермиону. Глаза сверкнули.

– Маленькая негодница! – только и выдохнул он, хватая её за плечи, после чего Гермиона едва сумела понять, что же произошло: тёмное пространство комнаты вдруг перевернулось вокруг неё, и она обнаружила себя уже лежащей животом у Люциуса на коленях – руки прижаты к пояснице, лицо утыкается в подушки. И как он только сделал это так быстро?

– Люциус, отпусти! – вскричала она, пытаясь избавиться от его как никогда железной хватки.

– А я-то, видно, и забыл совсем, что тебя надо воспитывать, – сверху зазвучал его невозмутимый голос.

– Ну в самом деле! – она вновь предприняла попытку вырваться, но он только сильнее придавил её к себе – рёбра заныли.

– Тихо-тихо, – он погладил её по голове, и она присмирела. – Совсем отбилась от рук, моя сладкая, да?..

Придавленная лицом к кровати, Гермиона лишь сердито втянула носом воздух, ощущая, как пальцы Люциуса медленно заскользили уже по её ягодицам, проникли в ложбинку меж них.

– Ну, ничего, – он принялся массировать её. – Теперь-то я это исправлю. Научу мою вкусную девочку быть вежливой и послушной…

– Люциус, – из груди Гермионы вырвался угрожающий рык.

– Да, теперь я… всё исправлю, – тихо добавил он, и тело её вздрогнуло в следующий момент от того, что ладонь его со звонким шлепком опустилась ей на ягодицы.

Вздох изумления замер у неё на губах. Боли не было. Он шлёпнул её совсем легко, Гермиону, однако, полностью ошеломил сам факт, осуществлённого над ней столь наглого действа. Жар охватил лицо.

– Люциус! – вскричала она, принимаясь извиваться в его руках с ещё более отчаянным рвением, отчего он только крепче сжал её запястья.

– Будешь сопротивляться – отшлёпаю по-взрослому, – раздался его леденяще спокойный голос, и пальцы вновь заскользили меж ягодиц, доставляя Гермионе почти возмутительное сейчас удовольствие.

– Ну, Люциус! Ну, как так можно?! – всхлипнула она. – Это ты тут следил за мной в зеркалах всё это время, потворствуя гнусным планам наших врагов, а не я! Так что это…

Слова застыли у неё на губах – он повторил это вновь. Снова шлёпнул её! На этот раз чуть сильнее – Гермиона ощутила покалывание.

– Непослушная девчонка, – выплюнул он, дрогнувшим от едва уже сдерживаемого возбуждения голосом, и ладонь вновь рассекла воздух. А потом ещё и ещё раз. Кожа вспыхнула. После чего он настойчиво погрузил пальцы ей во влагалище. Гермиона подалась им навстречу.

– Отпусти мне хотя бы руки, – простонала она, и Люциус мгновенно выполнил её просьбу, помогая ей устроиться наконец у него на коленях поудобнее, после чего с упоением ухватился за её ягодицы обеими руками, сжимая их с силой, растягивая в стороны. Возбуждённое дыхание его обожгло её распалённую кожу, а затем он шлёпнул её ещё несколько раз.

Расплывшись в предательской улыбке, Гермиона прикусила губу.

– Как же я люблю тебя, моя радость! – вскочив с места, Люциус навис над ней – член его упёрся Гермионе в шею и, уткнувшись в промежность ей лицом, он принялся тереться о неё носом, кусать, вылизывать с исступлённым вожделением. – Как люблю! Никто и никогда не будет любить тебя так, как я!..

***

Следующим утром, отведя Розу к Лаванде, Гермиона и Люциус отправились в исследовательский центр, где были встречены сотрудниками с немалой теплотой. Гермиона даже растрогалась, когда все они, собравшись в приёмном холле, начали скандировать им поздравления о выигранном суде, а зельевары вынесли из лаборатории целый котёл огненного грога, за распитием которого Люциус и ввёл собравшихся в курс текущих дел, устроив после этого большое совещание для руководителей основных подразделений Фонда и впервые представив Гермиону им в качестве главы. После чего удалился в свой кабинет, дабы отправить несколько важных писем и провести собеседование с человеком, которого собирался поставить на место Алонзо.

Гермиона при этом осталась в лаборатории. Кандидата, которого Люциус собеседовал сейчас, она порекомендовала ему сама, избрав его из числа бывших некогда у неё в подчинении людей, а потому и присутствовать при этой их очной встрече у неё совершенно не было желания. Прочие зельевары тем временем ушли на обед, так что у Гермионы появился редкий шанс побыть наконец в лаборатории наедине с собой и мысленно попрощаться с очередным местом её провала на профессиональном поприще.

Открыв, однако, полку с личными вещами, несколько подавленное настроение её сменилось вполне праведным возмущением: кто-то совершенно точно залезал за прошедшие дни в её шкаф, в спешке даже не захлопнув за собой как следует дверь. На самом видном месте, к тому же, между её лабораторным журналом и мантией стояла небольшая коническая колба с бледно-фиолетовой жидкостью, которую сама Гермиона здесь оставить точно никак не могла. Рядом лежал сложенный пополам пергаментный лист, на котором она обнаружила всего одну строку:

«Это то, что нужно – оно сработает».

Почерк этот Гермиона узнала совершенно точно, он принадлежал Алонзо, и изумлённый взгляд её вновь упал на колбу: неужели это было то самое зелье, над которым они с ним вместе работали последние недели, так и не успев довести до ума? Луис, очевидно, сделал это без неё. Уже перед самым концом, или, быть может, даже после. В тот день, когда он позорно сбежал после своего мерзкого представления с Нарциссой, никакой колбы здесь, во всяком случае, ещё не было – Гермиона помнила это, а значит, он и правда приходил сюда, когда его уже искали, рискуя быть пойманным…

Дверь хлопнула.

– Что ж, этот малый и правда весьма неглуп!.. – Люциус сделал по комнате несколько шагов. – И как я не замечал его раньше?

Гермиона обратила на него встревоженный взгляд, и он нахмурился.

– Что-то случилось?

– Это… то самое зелье, Люциус! – схватив колбу с полки, она показала ему её. – То, над которым мы с Алонзо работали – для Рона! Он доделал его и… оставил для меня! Он видимо приходил сюда уже после, понимаешь?

– Что? – в глазах Люциуса мгновенно вспыхнул огонь. – Дай сюда!

Едва не прыгнув на неё, он попытался вырвать колбу из её рук, но Гермиона увернулась.

– Нет, Люциус! – она поражённо взглянула на его обретшее вдруг свирепость лицо.

– Я сказал, отдай мне колбу! – рявкнул он, предпринимая новую попытку добраться до неё, отчего она даже обежала стол.

– Нет! Люциус, это же всего лишь лекарство! Ты что?

Раздутые ноздри его трепетали. Налившиеся кровью глаза метали молнии, но он только сжал кулаки, бросив взгляд на стол и оставленную на нём Гермионой записку.

– Гермиона. Поставь, пожалуйста, колбу, – он глубоко вздохнул.

– Люциус, я не понимаю, – она совсем опешила.

– Это же… это может быть опасно, – голос его дрогнул. – Пожалуйста. Это… может быть очередная ловушка. Яд, взрывчатое зелье… что угодно! Мы должны пригласить Северуса. Если ты не сделаешь то, о чём я тебя прошу, я буду вынужден достать палочку…

Гермиона вздрогнула. Взгляд её вновь обратился к колбе в её руках, но уже с ужасом. Волнение Люциуса наконец стало ей понятным. Перед глазами проплыли минувшие события: похожая односложная записка, так ловко выманившая её из лаборатории и едва не ставшая фатальной для них обоих. Неужели жизнь так ничему и не научила её?.. И как она только могла продолжать быть столь доверчивой?..

С небольшим стуком колба опустилась на стол.

– Вот так! – Люциус мигом схватил Гермиону за руку, оттаскивая в другую часть лаборатории. – И не смей больше трогать никакие неизвестные тебе колбы с зельями, это понятно?