Текст книги "Петля Арахны (СИ)"

Автор книги: Queen_Mormeril

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

– Чудесно, – сказал Люциус, протягивая ему свою украшенную кровавым перстнем руку. – Надеюсь, что мы с вами встретимся ещё не скоро.

– Я тоже, – произнёс тот, сейчас же спохватившись: – В смысле… Спасибо, что уделили время и полагаю, вопрос действительно исчерпан.

Он поднялся со своего стула и указал Люциусу на дверь, поспешно дёрнув ручку и распахивая её перед ним. Люциус благодарно склонил голову и вышел из комнаты дознания вон.

***

У Фрэнка не осталось сомнений, что именно Люциус Малфой возглавлял нападение на дома Марлин. После того, как он покинул комнату, Фрэнк тоже бросился в коридор и помчался к лифту, вынырнув из него через пару минут на следующем этаже. Он успел как раз вовремя – Люциус, высоко приподняв подбородок, шёл по коридору ему навстречу, так словно являлся никак не меньше, чем самим Министром магии.

– Добрый день! – поздоровался с ним Фрэнк, слегка поклонившись.

Люциус лишь скользнул по его лицу безразличным взглядом, губы дрогнули в формальной улыбке, он бросил ответное приветствие, и прошёл мимо, вовсе будто бы и не узнав Фрэнка. А быть может он и правда его не узнал, потому что в ту ночь в доме Марлин было темно или потому, что человек, столь безжалостно убивавший других людей, едва ли придавал им хоть какое-то значение. Все они были для него не больше чем скот, и он, вероятно, не утруждал себя необходимостью запоминать их лица.

Спустя два дня дело Марлин закрыли, записав Мальсибера-старшего главарём нападения, а Ральфа – подельником. Кроме этого преступления, на них обоих висело уже никак не меньше десятка других дел, а потому заключение их в Азкабан было неминуемо. Примерно за день до этого, Фрэнк попросил следователя разрешить ему ещё раз поговорить с Ральфом, что, в общем, было против правил, однако тот, сочувствуя Фрэнку, позволил сделать ему это под личную ответственность.

Когда Фрэнк вошёл в такую же скудную комнатушку для проведения допросов, в которой несколько дней назад о высоких идеалах рассуждал Люциус Малфой, он встретил там за столом весьма осунувшегося за последние дни Ральфа Мальсибера. Чёрные вьющиеся волосы его спутались и засалились, под глазами залегли тени, и он, не мигая, взирал на поверхность стола. Руки его безвольно висели меж колен, подогнутых под стул ног. Вся его фигура являла собой изломанный силуэт кем-то забытой марионетки.

– Я не буду долго мучить тебя, сынок, – вздыхая, сказал Фрэнк. – Я хотел только поговорить с тобой ещё раз напоследок, если ты не против… Ты можешь называть меня мистер МакКиннон.

– МакКиннон? – он возвёл свои лихорадочные глаза на него. – Вы дядя Марлин?

– Вообще-то, двоюродный брат, – сказал Фрэнк.

– Я учился с ней, – сказал Ральф. – Я не убивал её. Это был не я.

– Ты сделал множество других плохих вещей, Ральф. Но я пришёл не зачитывать тебе сейчас их список. Всё это ты уже прекрасно знаешь и сам… Я хочу только, чтобы ты немного поподробнее рассказал мне о Люциусе Малфое, ты ведь упомянул его тогда?..

– Малфое? – Ральф с шумом испустил воздух из своей груди. – Надеюсь… вы не сказали ему, что это я его сдал?

– Нет, – мотнул головой Фрэнк. – Да и в том месте, куда ты завтра отправишься, он до тебя уже не доберётся, поверь мне.

Ральфа затрясло. Из глаз его градом покатились слёзы.

– Я не хочу в Азкабан, мистер МакКиннон! Не хочу! – взвыл он, как маленький. – Там эти… дементоры!

Фрэнк скривил лицо. Он не испытывал к Ральфу жалости, потому как считал его наказание справедливым, однако, созерцание загубленной молодой жизни, вызывало в нём тоску.

– Почему именно я? – всхлипывал Ральф, утирая пальцами свои мокрые глаза. – Почему другие избежали наказания, а я нет?

– Ты о своих друзьях, да? Эйвери и Снейпе? – спросил Фрэнк.

– Они мне больше не друзья! – в глазах Ральфа отразилась боль и обида. – Они предатели! Мы всё делали вместе, а наказали только меня! Это… несправедливо!

– У Снейпа протекция Дамблдора. Он вовремя сумел переметнуться в другой лагерь… Преподаёт теперь зельеварение в Хогвартсе, – из груди Фрэнка вырвался презрительный смешок. – А Эйвери… Он спас свою шкуру ценой твоей. Сказал, что и в нападении на дом Марлин участвовал именно ты…

– Я же уже сказал вам, что я не имел к этому делу никакого отношения, – судорожно вздохнул Ральф. – У меня ведь тоже есть сестрёнка, мистер МакКиннон!.. Она ещё совсем маленькая. Ей только исполнилось двенадцать; пошла в Хогвартс в прошлом году… Что с ней будет теперь, когда и меня и отца посадят в Азкабан?

– Ты должен был подумать об этом прежде, чем вступать в ряды Пожирателей.

– Вы не понимаете! – Ральф замотал головой. – Он бы не понял…

– Отец, да? – угадал Фрэнк. – Ну, только не говори, что сам ты этого не хотел. Уж прости, но после всего, что ты сделал…

– Поначалу это было забавно, – выдавил Ральф. – Это было… что-то вроде шутки. Детской шалости! Мы с друзьями просто забавлялись.

– Да-да, все вы так говорите, – вздохнул Фрэнк. – А потом плачете…

– Неужели… мне не могут дать второй шанс? – он с шумом выпустил весь воздух из своей груди.

– Погибли люди, Ральф… Вы пытали магглов, убивали магов; своих бывших школьных товарищей, их родственников и друзей…

Ральф прижал ладони к лицу и снова громко разрыдался. По лицу Фрэнка прошла судорога. Разговор этот стал его раздражать. Попытки Ральфа предстать перед ним беспечным ребёнком, едва ли отдающим отчёт своим бесчеловечным действиям, не вызвали в душе Фрэнка ничего кроме отвращения.

– И всё-таки, – нетерпеливо сказал он, – что на счёт Малфоя, а? Расскажи мне о нём. Расскажи всё, что тебе известно. Да, от Азкабана тебе уже, увы, не спастись, но у тебя сейчас есть шанс пролить свет на истинного убийцу. Человека, повинного в смерти Марлин и ещё, я уверен, ряда других невинных людей, наказание за которых, сейчас легло на чужие плечи, в том числе и твои…

– Он страшный человек, мистер МакКиннон, – сказал Ральф. – Он очень страшный…

– Ну-ну, не страшнее, уж, чем ваш мерзкий хозяин. Малфой, конечно, ещё тот подонок и мерзавец, потерявший всякое понимание границ дозволенного, но всё-таки – обычный человек. И я уверен, так же как и у всякого человека, у него есть слабые места.

– Мне о них неизвестно, – мотнул головой Ральф. – Если бы вы только знали, на что он способен. Какие гадкие вещи он творил… Он ведь возглавлял группу по отлову и пыткам магглов. Даже Тёмный Лорд удивлялся его изощрённой фантазии!

– О, это я вполне могу себе представить! Среди Пожирателей немало садистов и извращенцев, которые делают со своими жертвами такое, от чего у обычного человека волосы на голове станут дыбом. Но ты ведь и сам неоднократно принимал участие в пытках!

Ральф издал сдавленный стон, больше похожий на скуление раненного пса.

– Вы не понимаете… Он получал от этого удовольствие! По-настоящему! Он делал это не потому, что ему приказывали, а потому что он это любил!

– Уверен, что все, кто принимал участие в этом, получали от своего господства над жертвой удовольствие, в том числе и ты сам… Просто сейчас, получив наказание, тебе уже не кажется всё это такой приятной затеей, – вздохнул Фрэнк. – Как бы там ни было, а Малфой очень неплохо позаботился о том, чтобы дела его не обрели огласку. То, что он оказался хитрее других – вот неоспоримый факт! У Министерства ведь в действительности и правда нет ни одной хоть сколь-нибудь весомой улики или иного доказательства его причастности ко всему, о чём ты говоришь… Даже подельники не сдали его. Ты единственный, кто осмелился это сделать.

– Все его боятся, – выплюнул Ральф.

– Но он ведь не самый старший из Пожирателей, помимо него есть и куда более опытные прихвостни Того-кого-мы-не-называем. К примеру, вот – твой собственный отец, водился с Волдемортом ещё со школы… А Малфой ведь только заканчивал Хогвартс, когда ты и твои товарищи, поступили туда. Он даже был старостой на Слизерине – одним из лучших студентов!

– Всем было известно, что с ним лучше не связываться. Все стремились угождать ему только потому, что в противном случае, ты мог не рассчитывать на спокойную жизнь в стенах школы.

– Так уж всё было плохо? – недоверчиво хмыкнул Фрэнк. – А что же Дамблдор? Он как раз только занял пост директора в то время… Неужели он не стремился пресекать подобное?

– Слизнорт защищал его. Он был другом его отца и всеми силами выгораживал Малфоя перед Дамблдором… Что же до старика, то вы наверняка знаете что тот бесконечно верит в «скрытую глубоко внутри каждого из нас доброту»! – Ральф выплюнул это с презрением. – Вся его работа с такими, как Малфой, заключалась в долгих воспитательных беседах о чудесном поиске света, «который обязательно озарит рано или поздно любую, даже самую заблудшую душу»…

– Да уж, мы все сполна нахлебались этого его света, – сказал Фрэнк. – Надеюсь теперь, после того как по его вине погибло столько молодых людей, которым он запудрил мозги роскознями о том, что нельзя прекращать борьбу, он немного охладит свой пыл и перестанет использовать для своих целей неокрепшие умы.

– Если бы вы только видели, с каким обожанием они все смотрели на него, когда он говорил свои высокопарные речи! Про скорую победу, про то, что дружба нас всех спасёт…

– Ну, знаешь, – вздохнул Фрэнк. – В какой-то степени, он может и был прав. Если бы такие как ты, к примеру, не поддались лживым речам другого оратора, возможно, он и не смог бы обрести такую силу, а ты, в свою очередь, не готовился бы сейчас к поездке в Азкабан. Но, да теперь уже поздно об этом размышлять, – и посмотрев на часы, он произнёс: – И мне уже, кстати, пора… Спасибо, что поговорил со мной, хотя я и не получил от тебя той информации на которую рассчитывал.

Фрэнк поднялся со стула, и хотел было уже уйти.

– Мистер МакКиннон, – окликнул его вдруг Ральф, и тот нехотя взглянул на него вновь. – Можно, я попрошу вас… приглядывать иногда за ней? За моей сестрёнкой, Миреллой. Она ведь… не виновата ни в чём.

– Ничего не могу обещать тебе, Ральф, – честно сказал Фрэнк. – Ваша мать жива, и я уверен, что с Миреллой всё будет в порядке. В Хогвартсе нынче много таких как она, чьи родственники в Азкабане или умерли… Да и, – он недобро усмехнулся, – полагаю, профессор Дамблдор, сможет раскрыть во всех них свет.

После чего Фрэнк распахнул дверь и вышел в коридор.

========== Глава 20. Предатель ==========

Фрэнку так и не удалось найти весомых доказательств причастности Люциуса не только к смерти Марлин, но и к другим преступлениям Пожирателей помимо тех, что уже были официально опровергнуты следствием.

Люциус Малфой избежал наказания. И хотя Фрэнк не собирался смиряться, он понимал, что в ближайшее время ему едва ли удастся, что-либо поделать с этим: все расследуемые дела в тот период были уже закрыты, виновные сидели в Азкабане, а жизнь окружающих людей постепенно начала входить в прежнюю колею, и Фрэнку поневоле пришлось поддаться этому течению и просто поплыть по нему, коротая дни в штаб-квартире.

Следующие годы пролетели быстро. Так и не женившись, не заведя детей, Фрэнк проводил свою жизнь в череде рабочих будней и бесконечном сборе информации о человеке, которого поклялся однажды посадить в Азкабан, чего бы ему это ни стоило.

Фрэнк следил за Люциусом всюду: где тот бывал, что ел и что пил, с кем играл по пятницам в магический вист, кого приглашал на свои субботние «Званые вечера», слухи о которых, нет-нет, да и пробегали в кулуарных разговорах. И хотя, лорд Малфой, очень тщательно оберегал свою личную жизнь от посторонних глаз и ушей, за следующие пятнадцать лет Фрэнку удалось собрать о нём и его семье несколько увесистых папок, содержавших как его собственные заметки и наблюдения, так и многочисленные вырезки из газет, которые он любовно коллекционировал всё это время.

Влияние Люциуса тем временем на Министерство магии и, в частности, министра, Корнелиуса Фаджа, разрослось благодаря его бездонному кошельку и людям, охотно питавшимся из него, до неимоверных размеров. Ни у кого, к примеру, не возникало сомнений, что погром, учинённый в лагере болельщиков на Чемпионате мира по квиддичу 1994 года, был делом, в том числе и его рук, однако, в штаб-квартире даже не заикнулись о необходимости проведения соответствующего расследования.

Когда же в середине 1995 года, после Турнира Трёх Волшебников в магическое сообщество только просочились слухи о возрождении Волдеморта, и мракоборцы, в числе прочих разделились на два лагеря – тех, кто верил подросшему сыну Поттеров и тех, кто – нет, Фрэнк занял собственную позицию. Ему было плевать на Тёмного Лорда, но он ликовал при мысли, что Люциус решит вспомнить былое и возможно промахнётся где-то, растеряв за годы праздной жизни хватку.

Фрэнк наблюдал и ждал. Пока в начале 1996 года один из невыразимцев – Бродерик Боуд, работавший в Отделе Тайн, при странных обстоятельствах и, как ходили слухи, в ходе наложенного на него заклятья Империо, не лишился рассудка, а затем и вовсе не был задушен в больнице Святого Мунго ростком дьявольских силков, посланным ему кем-то в качестве подарка. Шестое чувство подсказывало Фрэнку, что к этому делу мог приложить свою руку и Люциус, однако, он не спешил совершать каких-либо смелых выводов, а тем более действий. Магическую Британию к тому же тогда поразило другое куда более значимое событие – массовый побег десяти Пожирателей Смерти из Азкабана, среди которых были Лестрейнджи и Ральф Мальсибер. Отец последнего не дожил до того дня.

Обстановка накалилась до предела. Всё повторялось вновь: Пожиратели снова были на свободе, и ответственность за их освобождение была возложена на плечи Сириуса Блэка, что лично Фрэнк считал смехотворным. Все же предпринимаемые Фаджем попытки урегулировать ситуацию, были направлены в большей степени на спасение его изрядно уже трещавшей по швам репутации, нежели на поиски и отлов беглецов. Штаб-квартира в то время гудела от возмущения, но министр, пригрозивший оставить без работы каждого несогласного, быстро охладил пыл мракоборцев, среди которых не было в тот момент достаточного единения, дабы решиться на организованный бунт…

А потому, уже в июне, как гром среди ясного неба, для Фрэнка и остальных прозвучала новость о нападении Пожирателей на Министерство магии, после которого Люциуса в считанные дни посадили в Азкабан.

Подобно тому, как в одночасье перевернулась жизнь человека, ещё пару дней назад с хозяйским видом разгуливавшего по коридорам министерства, она изменилась и для Фрэнка. Вопреки всякой логике, он не испытал от столь стремительно произошедшего события вожделенного удовлетворения или радости. Напротив, когда прошло первое чувство ошеломления, он ощутил себя растерянным, раздосадованным, даже обманутым…

Все эти месяцы, пока в воздухе витало тревожное ощущение приближавшейся бури, в воображении Фрэнка, именно он должен был стать первым, кто отследит уготованную в ней Люциусу Малфою роль. Фрэнку не терпелось приступить к сбору новой информации, проведению собственного большого расследования, которое должно было стать завершающим аккордом в столь долго и кропотливо сочиняемом им все эти пятнадцать лет реквиеме по самому своему главному врагу. Но всё случилось иначе – быстро и совершенно без его участия.

«Как он посмел быть столь неосторожным? – в гневе и отчаянии думал Фрэнк. – Как он посмел так небрежно провалить дело, которое ему доверил его мерзкий, возродившийся Лорд, в то время как всё играло сейчас в его пользу? Как он мог позволить несовершеннолетнему школьнику поразить себя простеньким обездвиживающим заклятьем?». Тот вожак, тот двадцатисемилетний полубог, рассуждающий об истинных смыслах бытия, которого помнил Фрэнк, которого однажды возненавидел Фрэнк, никогда бы не допустил столь жалкого исхода.

Груды синих папок, содержащих бесконечные газетные вырезки, заметки и рассуждения Фрэнка, пытавшегося проводить параллели, додумывать отсутствовавшие в его коллекции факты и прочие имевшие отношение к персоне Люциуса Малфоя атрибуты его своеобразного поклонения, в одночасье стали бесполезны, а потому Фрэнк решил уничтожить их. Собрав всё это в один большой ящик, он выставил его на заднем дворе дома своих родителей, с которыми и коротал век, желая сжечь. Он уже направил на него свою палочку и почти произнёс заклятье, но… рука его дрогнула, и он опустил её. Фрэнк не смог вот так разом перечеркнуть свою собственную жизнь, пусть она теперь и была уже абсолютно бессмысленна. А потому он забрал ящик назад, в дом и отнёс его на чердак в самый дальний и пыльный угол, забыв его там.

Вторая магическая война развернулась в Британии тем временем в полную силу, и Фрэнка, памятуя его прежние заслуги, командировали в Уэльс, где вновь определили в местный штаб тренировать новобранцев, так что на несколько месяцев он полностью погрузился в это занятие, будто бы и вовсе перестав думать о Люциусе, Марлин и даже самом себе.

Быть может, так бесславно и прозаично всё бы для Фрэнка и кончилось, не усугубись обстановка к середине следующего года ещё сильнее. Альбус Дамблдор погиб, а набравший прежнюю мощь Волдеморт обрушился на Министерство и освободил своих не самых удачливых, но всё-таки верных приспешников из Азкабана. Среди них был и Люциус.

В ту ночь, когда это случилось, Фрэнк был уже далеко от эпицентра событий. Он был в лихорадке, он метался в своём походном спальном мешке в бреду, не находя покоя. Всё его естество будто бы поразила агония и где-то глубоко в ней, в этом разъедающем его душу болезненном мандраже, породилась странная, ликующая надежда. Надежда на то, что для него ещё не всё было потеряно, что годы его кропотливого труда были потрачены не зря и что ящик, пылящийся на чердаке в доме его родителей, мог сослужить ему предназначенную службу.

Когда Руфус Скримджер, очередной министр магии был убит, Фрэнку, как и многим другим служащим, пришлось решать, на чьей стороне он был. Одни примкнули к сопротивлению, другие – залегли на дно, дух третьих был сломлен и они, в страхе за свою жизнь и жизнь близких, предпочли подчиниться и сдаться на милость Пожирателей… Фрэнк выбрал второе. Подчинению он бы предпочёл смерть, а в сопротивление – просто не верил и быть сторонником последователей выжившего из ума и столь своевременно почившего старика не желал, а потому, забрав родителей, он двинулся в Ирландию к родственникам, где и решил дождаться окончания войны.

Фрэнку не было стыдно и он, вопреки всему, не чувствовал себя трусом, потому как у него в этой войне была совсем другая миссия: он должен был остаться в живых, дабы при положительном исходе и падении Волдеморта предъявить новому министру все имеющиеся у него данные о Люциусе Малфое, став свидетелем его уже окончательного и бесповоротного заключения в Азкабан.

А потому, как только война и правда кончилась в пользу сторонников магглорожденных, а новым министром стал Кингсли Бруствер – мракоборец, к которому Фрэнк, впрочем, не питал излишне тёплых чувств, ввиду его преданности Дамблдору, он тут же вернулся в Англию, с целью возвратить своё прежнее место в изрядно поредевшей штаб-квартире и претворить задуманное в жизнь.

Вопреки оптимистичным ожиданиям Фрэнка, осуществить это оказалось не так-то просто. Новый министр, обладавший весьма принципиальным характером, не жаловал бывшим мракоборцам, давшим во время войны задний ход, их прежние места, даже несмотря на катастрофическую нехватку квалифицированных кадров. И всё же, спустя некоторое время, когда Кингсли, очевидно, понял, что в некоторых случаях ему всё же придётся пойти на компромисс, Фрэнка приняли на его прежнее место, как и многих других.

Что же касалось Люциуса, то здесь Фрэнк решил быть ещё более напористым. Ему было известно, что сразу после финальной битвы семейство Малфоев добровольно развернуло белый флаг, сдавшись на милость нового правительства и согласившись сотрудничать с министерством, первоочередной задачей которого был отлов всех беглых Пожирателей. По наводке Люциуса в первые же дни мракоборцы поймали немало его бывших соратников, а потому до некоторого времени благородное семейство оставили в покое, наложив на них домашний арест и позволив дожидаться своей очереди в поместье, без возможности покидать его куда-либо. Все имевшиеся в Малфой-мэноре трансгрессионные тоннели были аннулированы, камины отключены от общей сети, а по периметру антитрансгрессионного барьера – выставлена стража.

И хотя сомнений в том, что Люциуса рано или поздно будут судить не возникало, Фрэнк всё же тревожился, что наказание его может оказаться не достаточно строгим, а потому, как только Кингсли восстановил его в прежней должности, он не преминул затребовать у министра аудиенции, сообщив, что обладает настолько важной информацией об одном из Пожирателей Смерти, что поделиться ею может только лично с ним и ни с кем более. Сообщение это, очевидно, всколыхнуло в мистере Бруствере интерес, а потому он не отказал Фрэнку.

На беседу с министром Фрэнк отправлялся как на праздник. В тот день он надел свою самую лучшую мантию, вышедшую, правда, из моды лет уже, должно быть, пятнадцать как, но всё-таки вполне ещё парадную; зачесал на голове волосы так, чтобы образовавшаяся за последние годы на её макушке проплешина была менее заметна и даже прикрепил на грудь дарованный ему после Первой магической войны знак отличия, заслуженный им за свою самоотверженную борьбу. Словом, Фрэнк сделал всё, дабы придать своему виду и доводам, которые он собирался преподнести Кингсли, ещё больше весу, чем они имели, и мистер Бруствер, надо сказать, увидев Фрэнка во всём этом облачении, принял его весьма радушно с широкой улыбкой и многозначительным взглядом, каким только бравый солдат может наградить старого вояку.

– Ну что ж, Фрэнк, проходи, садись, – сказал Кингсли, когда тот был уже в его кабинете. – Вижу ты в приподнятом настроении?

– Как не быть, мистер Бруствер, как не быть? – блаженно улыбнувшись, произнёс Фрэнк и сел на приготовленное для него кресло у стола министра. – Такая радость – конец очередной войны. Нам ли с тобой, дорогой мой друг, не знать, как это волнительно…

– Да, что правда, то правда, – кивнул Кингсли, опускаясь не за свой стол, а в другое кресло – напротив Фрэнка, дабы разговор их был не столь официальным. – Волнений предостаточно. Министерство в весьма плачевном состоянии, как ты понимаешь: людей не хватает, ресурсы исчерпаны, но мы не унываем. Ничего. Главная победа нами одержана – разберёмся и с остальным!

– Всё так, всё так! – энергично закивал Фрэнк. – Надо только переловить этих мерзких разбежавшихся по своим норам тараканов и жизнь наконец наладится!

– А ты, старина, я смотрю, что-то мне как раз про одного из таких тараканов и принёс? – усмехнулся Кингсли, кивнув в сторону толстой и изрядно потрёпанной синей папки, которую Фрэнк сжимал в своих пальцах. – Судя по размерам, правда, там досье никак не меньше, чем на дюжину Пожирателей!

Фрэнк невольно выпятил грудь вперёд.

– Заверяю вас, мистер Бруствер, это лишь малая доля всего, что у меня в действительности имеется! – гордо сказал он. – Но я решил принести вам сегодня только самое важное, дабы вы не тратили слишком много своего драгоценного времени!

– Прекрасно, прекрасно! Времени у меня и, правда, теперь в обрез. Не помню, честно говоря, когда уж и спал-то в последний раз – хвала восстанавливающим зельям! Так значит это информация о ком-то особенном?

– Да-да, совершенно особенном, мистер Бруствер! Самом скользком и изворотливом гаде, каких только видывал свет! – воскликнул Фрэнк, приподнимая папку так, словно в ней хранилась информация не меньше чем о местонахождении Святого Грааля. – Тут вся, тщательно и кропотливо собранная мною за последние пятнадцать лет информация о Люциусе Малфое!

Лицо Кингсли отчего-то внезапно помрачнело, и он посмотрел на Фрэнка теперь очень внимательно.

– Малфое? – губы его дрогнули.

– Именно, – выдохнул Фрэнк. – В своё время я поклялся прижать этого гада! И вот, пришёл этот час! Теперь ему уж точно не отвертеться! Он полностью себя закопал за последние годы, но дабы утвердиться в том, что наказание его неминуемо я всё же чувствовал себя обязанным передать всю скопившуюся у меня информацию штаб-квартире! Вся она здесь, – он любовно погладил папку пальцами. – И я с гордостью вверяю её вам.

Он протянул папку Кингсли, и тот забрал её у Фрэнка с некоторым сомнением. Не произнеся больше ни слова, министр положил папку себе на колени и, открыв, стал просматривать лист за листом. Он смотрел и смотрел… Фрэнк наблюдал за этим процессом с благоговением. Внутри он трепетал, сердце забилось чаще. У него даже стали подрагивать руки, ладони взмокли, и он незаметно отёр их о свою мантию: наконец исполнилось то о чём он столько времени мечтал!

Минута проходила за минутой, Кингсли стал листать страницы чуть скорее, он стал пролистывать по два, а затем должно быть и по десять листов. Конечно! Информации было море! Море имён и событий, море уникальных фактов, и Фрэнк ждал, что министр вот-вот поднимет свою голову и поздравит Фрэнка с великолепной и сложной работой, которую тот проделал, скажет, что все эти данные будут непременно прикреплены к личному делу Люциуса и сыграют свою великую роль, когда на одном из заседаний суда будет решаться его судьба.

Наконец, Кингсли решительно захлопнул папку. Мгновение он ещё молчал, не отрывая глаз от потёртой эмблемы министерства на ней.

– Фрэнк, – вздохнул наконец он, обращая на него глаза. – Я помню то дело – бедная Марлин. Я так сочувствую тебе и всей твоей семье…

Это было, признаться, совсем не то, что Фрэнк ожидал. Он не нуждался в сожалении, он давно пережил свою утрату и хотел, чтобы Кингсли оценил проделанную им работу не со стороны его горя, но как великолепный образец детективного расследования.

– Уверяю, – сказал Фрэнк, несколько нахмурившись. – Моё решение начать собирать информацию о Малфое, было связано не с одной только Марлин, но и с сотнями, не побоюсь этой цифры, других невинных людей, которые годами страдали от действий этого страшного человека. Он должен поплатиться за все свои дела. Сейчас ему, конечно, уже не избежать правосудия, но всё это, что собрано в папке, полагаю, поможет Министерству засадить его в Азкабан теперь уже точно на всю оставшуюся жизнь.

– Собранная здесь информация безусловно, очень… информативна, – медленно, взвешивая каждое слово, произнёс Кингсли. – Тут есть даже… данные о том, когда и какие мантии Малфой покупал в магазине мадам Малкин… Я даже не знаю, что сказать, право…

– Ну, там есть не только это, – вспыхнув, проговорил Фрэнк. Его очень оскорбило то, что Кингсли заострил своё внимание на подобном факте. – Там есть информация и об этих его «Званых вечерах», на которых по заверениям очевидцев, творилось сущее… бесстыдство!

Кингсли вздохнул на этот раз очень тяжело.

– Я хочу, чтобы ты понимал, Фрэнк, – сказал он, – что мы судим Пожирателей Смерти сейчас за их преступления против магического сообщества, за… участие в нападениях на магглов, за пытки магов, за пособничество Волдеморту, но не за их моральный облик…

– Но ведь очевидно же, что Люциус был среди тех, кто совершал все эти перечисленные вами преступления! Вот, – Фрэнк подскочил на своём кресле, сдвинувшись на самый его край, и, выхватив синюю папку из рук Кингсли, начал её листать, – Вот например: в августе 1992 года Люциус Малфой частенько захаживал в магазин Горбина и Бэркеса, что в Лютном переулке, дабы сбыть имевшиеся у него в то время тёмномагические артефакты в немалых количествах, среди коих были предметы, чётко указывающие на…

– Достаточно, достаточно Фрэнк, – оборвал его Кингсли, приподняв ладонь. – Я понял тебя. Ты проделал очень кропотливую работу – это правда. Столько лет… Боюсь даже представить, сколько времени ты тратил на это…

– Все эти годы! – патетично сказал Фрэнк, расправив плечи.

– Боюсь… Малфой не заслужил такого, – сказал Кингсли, не спуская с него глаз.

– Это было не ради него. Это было ради… справедливости и торжества правосудия!

– Что ж, – пригладив бровь, Кингсли снова аккуратно взял у Фрэнка из рук папку и положил её на свой стол. – Я… позабочусь о том, чтобы некоторые, имеющиеся здесь, наиболее… весомые данные были подшиты к его делу. Я бы с радостью поговорил с тобой об этом ещё, но к несчастью, мне необходимо возвращаться к делам Министерства…

– Да-да, конечно, мистер Бруствер, – кивнул Фрэнк. – Я всё понимаю! На вас возложена сейчас такая ответственность!..

Он поднялся с кресла и Кингсли последовал его примеру.

– Спасибо тебе за небезразличие, – сказал он, тронув Фрэнка за локоть.

– Рад стараться, мистер Бруствер! Я может и не смог быть здесь, с вами на передовой в последние два года, но вы видите, я занимался не менее важным делом, я обязан был осуществить иную миссию…

– И я в полной мере оценил это, будь уверен, – кивнул тот. – Благодарю за службу.

Он подвёл Фрэнка к двери и распахнул её перед ним.

– Вы всегда можете положиться на меня! – с жаром сказал Фрэнк, отдавая ему честь.

Кингсли расплылся в белозубой улыбке и отдал ему честь в ответ, после чего закрыл за ним дверь, оставляя Фрэнка в коридоре и полном удовлетворении собой.

***

Решающее открытое заседание Визенгамота по делу Люциуса случилось в конце лета 1998 года. И Фрэнк был в числе того немалого количества служащих, кто жаждал присутствовать на этом событии, а потому, к десяти часам утра, самый большой зал заседания, какой только имелся в Министерстве был уже битком набит людьми, чьи беспокойные голоса сливались в один сплошной угрожающий рокот. Рокот этот многократно усилился, когда дверь в зал приоткрылась в очередной раз, и на пороге, сопровождаемый стражником, показался подсудимый.

Фрэнк, который не видел Люциуса воочию вот уже несколько лет, не смог не поразиться тем существенным переменам, которые произошли в его облике за это время. Он даже не поверил сперва своим глазам, решив было, что в зал ввели кого-то другого. Этот исхудавший, неопрятный человек со сгорбленными плечами и запавшими глазами, просто не мог быть тем самодовольным выхоленным аристократом, которого помнил Фрэнк. Очевидно, подобные мысли возникли не у него одного, потому как многие присутствующие, когда первая волна разговоров угасла, замерли в немом изумлении, воззрившись на подсудимого, после чего зал буквально взорвался новым куда более возбуждённым гвалтом.

Люциус вздрогнул и, приподняв немного подбородок вверх, окинул взбудораженных зрителей прищуренным взглядом. Уголок его губ растянулся в слабой презрительной усмешке, и Фрэнк понял, что нынешний облик его был ничем иным, как досадным замешательством, в которое он был поневоле введён произошедшими трудностями. Сам же Люциус Малфой никуда не исчез… Он был по-прежнему там, внутри, под этой простой чёрной мантией, небрежно надетой поверх засаленного плохо сидящего на нём сюртука, под этими утратившими свой блеск, неаккуратно причёсанными светлыми волосами, под этой серой неухоженной щетиной на впалых щеках… Фрэнку даже подумалось, что Малфой мог преднамеренно не приводить себя перед заседанием в порядок, надев самое, должно быть, своё убогое одеяние, желая тем самым показать окружавшей его толпе, ликующей и мнящей себя победителями, пленившими свирепого льва, что им это удалось, что он был загнан в угол, что он был лишён всего, а они – были на вершине принадлежавшего когда-то ему пьедестала.