Текст книги "Петля Арахны (СИ)"

Автор книги: Queen_Mormeril

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

– Мерлин упаси! И почему вы оба полагаете, что я могу руководствоваться лишь злым умыслом?

– Гермиона, видимо, уже не так в этом уверена…

– Да, с ней мне справиться удалось, – Люциус с наслаждением вздохнул.

В памяти его всплыли картинки их первой совместно проведённой ночи, её губы… Он невольно ослабил галстук и провёл рукой по волосам, вероятно, излишне красноречиво – лицо Снейпа побагровело.

– Похотливый ублюдок, – выдохнул он, пальцы его вцепились в спинку стула.

Люциус обратил на него немигающий взгляд и произнёс:

– В отличие от некоторых, я как честный человек, по крайней мере, сразу же решил на ней жениться. Ты же шесть лет водил её за нос.

– Не смей…

– Так что, это ещё большой вопрос, кто тут мерзавец и ублюдок?

– Не смей! – Снейп затряс головой. – Ещё три месяца назад ты называл её выскочкой и истеричной гриффиндоркой, а теперь, значит…

– Ну, ничего не поменялось, могу тебе сказать! – хмыкнул Люциус. – Но я обнаружил, что меня это вполне устраивает.

– Ты с нескрываемым омерзением рассказывал мне в сентябре о том, как застал её на пляже с Крамом.

– Все имеют право на ошибку, – вздохнул он и, приподняв бровь, добавил: – Это я сейчас о ней, если что.

– Какого чёрта, Люциус?

– Я не понимаю, что тебя так бесит, Северус?

– Какого чёрта, ты вдруг решил жениться на Гермионе… Моей Гермионе?!

– Ах, так вот оно что! – воскликнул тот. – Собственник! Право, ты как собака на сене… Год назад ты сам отказался от неё после шести лет ваших отношений, вышвырнув её из своей жизни. А теперь тебя не устраивает, что нашёлся человек, который решил взять, наконец, за неё ответственность? По-настоящему! Или тебя бесит, что этим человеком оказался я? Ну что ж… Тебе придётся смириться. Мисс Грейнджер, кажется, всё устраивает.

– Она просто не до конца понимает, кто ты такой…

– О, я смотрю, ты и её умственные способности ставишь уже под сомнение?

Верхняя губа Снейпа дрожала от негодования.

– Да ты же делаешь это от скуки, – прошипел он. – Тебя просто настолько впечатлила представшая на том чёртом пляже сцена, да ещё и все эти мои глупые разговоры о ней… Зачем я вообще обсуждал это с тобой?.. Как я мог забыть о том, что ты больной фанатик, которому вечно нужна какая-то идея фикс! Тебе просто стало интересно, сможешь ли ты заполучить её, по доброй воле? Тебя слишком уж раззадорило желание узнать, что в этой гриффиндорской выскочке нашёл я!

– Ты меня излишне демонизируешь, – хмыкнул Люциус. – Но здравое зерно в твоих рассуждениях всё же есть. Не спорю. Мне было очень любопытно…

– И ты всё ещё не утолил свой голод?

– Дело в том, что мисс Грейнджер оказалась гораздо интересней, чем я когда-либо мог себе вообразить. До определённого момента я думал, что ты преувеличиваешь её достоинства… и, Слава Мерлину, многое из того, что ты мне плёл тут про неё, действительно оказалось ложью!

Люциус довольно рассмеялся.

– Что ты несёшь? – выплюнул Снейп.

– О, тебе лучше не знать. Боюсь, некоторые факты шокируют тебя сильнее, чем то, что она провела свой отпуск с Крамом… И, пожалуйста, не заставляй меня вновь, рушить её чистый образ в твоих глазах.

– Ты просто сумасшедший! Я не позволю ей связать с тобой свою судьбу.

– Но, как же так? Разве не ты совсем недавно оказал влияние на её положительное решение относительно меня?

– Я уже успел пожалеть об этом…

Они помолчали. Люциус вздохнул.

– Северус, давай закончим этот фарс.

– Да, его пора завершить, – кивнул тот. – Я не позволю тебе причинить ей большую боль, чем уже возможно… Ты прекратишь дурачить Гермиону сегодня же и просто исчезнешь из её жизни.

– Никак не могу сделать этого.

– Почему же, позволь узнать?

– Ну, может потому что я её полюбил? – Люциус оскалился.

– Ой, да перестань! – губы Снейпа скривились от неприязни. – Ты не любишь никого кроме себя… Она для тебя просто очередная игрушка, с помощью которой ты тешишь своё самолюбие.

По лицу Люциуса прокатилась волна раздражения.

– Если бы это было так, я бы просто выставил её за дверь своего поместья сразу же после того, как потешил его, а не предлагал ей руку, сердце и своё состояние! Тебе не кажется, что это слишком уж большая благодарность за приятно проведённое время, Северус?

– Откуда мне знать, что за эти годы ты не растерял уже последние крупицы здравого смысла? Признайся, тебе просто интересно было посмотреть, согласится ли она выйти за тебя. Это же так увлекательно! Я-то знаю, что для тебя она всё ещё ничтожная грязнокровка.

Люциус вскочил со своего кресла и, упершись ладонями в стол, произнёс:

– Мне плевать кто она!.. Да, в самом начале меня снедало любопытство. Да, сперва я испытывал к ней только вожделение, но у меня и в мыслях не было пытаться предпринимать какие-то активные действия по отношению к ней только ради того, чтобы утолить этот глупый интерес. Вероятно, я бы так и не сделал никаких серьёзных попыток в этом направлении, зная, что она дорога тебе. Можешь не верить, но у меня ещё есть честь… И, если хочешь знать: Гермиона сделала всё сама.

– Скажи ещё, что она сама пришла к тебе в кабинет и предложила себя, – хмыкнул Снейп.

– Ну, – Люциус повёл бровью, снова опускаясь в кресло. – Тогда мне лучше умолкнуть…

– Что ты несёшь? Ты пытаешься очернить её в моих глазах?

– Ну вот, – Люциус вздохнул. – Я же сказал, что тебе лучше не знать о ней некоторых новых для тебя подробностей…

– Когда это случилось?

– После бала на Хеллоуин.

– И ты считаешь, что я поверю в это? Она испытывала к тебе в тот момент только отвращение и злость…

– Да, – широко улыбнулся Люциус. – Но ты видимо не представляешь, на что способны эти сильные чувства, когда они смешиваются с вожделением в тонким и расчётливом уме, каким и обладает, наша дорогая мисс Грейнджер. Готов поспорить, имей она хоть каплю чистой крови – шляпа непременно распределила бы её на Слизерин… С другой стороны, для того, на что она пошла в ту ночь, нужно немало смелости, так что Гриффиндор, пожалуй, ей всё же к лицу.

– Расскажи мне всё.

– Да нечего особенно рассказывать, – отмахнулся Люциус, весьма довольный тем, что ему удалось разжечь в Снейпе любопытство. – Она просто поняла, что я хочу её и решила мне это дать в надежде на то, что я поспособствую восстановлению её проекта в Министерстве…

– Не может быть, – выдохнул Снейп.

– Представь себе, – усмехнулся тот. – Я тоже были удивлён! А ты знаешь, как меня будоражит всё, что идёт вразрез моим собственным стереотипам.

– Следующим утром она уехала в Лондон… Неужели она провела ту ночь с тобой, взамен чего ты предложил ей оплатить проект?

– О, если бы всё было так просто! – презрительно фыркнул Люциус. – Если бы это действительно случилось так… прозаично, вероятно, мы бы сейчас с тобой вообще не разговаривали о ней.

– Как же тогда?

– Ты действительно хочешь знать? – хищно улыбнулся Люциус.

Во взгляде Снейпа промелькнуло сомнение.

– Да, – сказал он, и наконец медленно опустился на стул.

– Что ж, – сказал Люциус, не спуская со Снейпа глаз. – Она пришла ко мне, в этот самый кабинет. Заставила меня сесть в это самое кресло и, без лишних предисловий, сделала мне минет. Когда же я предложил ей перебраться в спальню, она рассмеялась мне в лицо и ушла, представляешь?.. Так меня не унижала ещё ни одна женщина!

– О, Мерлин! – Северус дотронулся пальцами до лба.

– Клянусь, я бы убил её, если бы она ещё раз попалась мне на глаза… в любом другом случае. Но минет был просто фантастический! – Люциус рассмеялся, наслаждаясь реакцией Снейпа. – Я чуть не начислил Гриффиндору баллов, право слово! Вижу, расширенный курс зельеварения, после окончания школы она усвоила хорошо.

Глаза Снейпа прожгли Люциусу лицо.

– Ты же понимаешь, что мы говорим сейчас о твоей будущей жене?

– Ну, я же говорю о её прошлом… В конце концов, кто я такой, чтобы осуждать её или, упаси Мерлин, ревновать? Ты знаешь, что в моей жизни были вещи и пострашнее того, что моя будущая жена, была когда-то твоей любовницей. Могу только сказать тебе спасибо, за то, что так хорошо подготовил Гермиону к появлению в её жизни меня, – он отвесил Снейпу реверанс.

– Люциус, я просто не уверен, что она до конца понимает, с кем связалась, – подрагивающими пальцами Снейп помассировал виски. – Полагаю, всё произошедшее между вами после того её… отчаянного поступка, она воспринимает несколько иначе чем ты.

– Каким же образом?

– Я… я не знаю, – выдохнул Снейп, и Люциус поймал себя на мысли, что впервые в жизни услышал от него эти слова. – Я просто не хочу, чтобы она снова испытала боль и разочарование. С неё хватит и того, что доставил ей я…

– Ты такой эгоист, – Люциус скривился. – Тебе никогда не приходила мысль, что она не фарфоровая кукла с умным механизмом в голове, которую нужно поставить на полку и сдувать с неё пылинки? Гермиона живая женщина! Она настоящий сгусток чувств! В ней столько страсти…

Последние слова вырвались из груди Люциуса почти со звериным рычанием. Снейп судорожно вздохнул.

– Я больше ничего не хочу знать о ваших…

– Я говорю сейчас не о её теле, Северус, хотя и оно у неё чертовски соблазнительное; я говорю о её душе, с твоего позволения… Там столько эмоций, столько жизни! И я могу позволить ей раскрыть всё это, понимаешь? Я хочу, раскрыть это!

– Ты уверен, что она не надоест тебе через пару месяцев? Где гарантия, что раскрыв её, ты не обнаружишь, там, под всеми этими эмоциями и чувствами, что-то не совсем соответствующее твоим ожиданиям?

– Гарантии нет никогда. Но в данном случае, я готов пойти на риск. У меня просто нет выбора, если хочешь! Моя собственная душа, очевидно, встретила в её лице что-то очень близкое для себя…

– По-моему эти сантименты с твоей стороны неуместны…

– Я бы полностью был с тобой согласен в этом, если бы не один небольшой нюанс, – Люциус поднял в воздух палочку и произнёс: – Экспекто Патронум.

Из палочки выскочила серебристая выдра. Она сделала круг по кабинету и растаяла в воздухе. Лицо Снейпа вытянулось от изумления.

– У тебя такой же патронус? – поражённо прошептал он.

– Твоё выражение лица того стоило, – усмехнулся Люциус. – Кто бы мог подумать, да? Надеюсь, теперь ты веришь мне? Ты же сам прекрасно знаешь, что это такое… Кстати, всё хотел узнать, не изменился ли за эти годы твой?

– Нет.

– Всё ещё лань?

– Всегда…

– Так не пытайся же встать теперь у меня на пути.

– Не буду, – Снейп мотнул головой, погружаясь в задумчивость.

– Спасибо, Северус, – сдержанно кивнул Люциус. – Я, поверь, удивлён не меньше тебя… Мог ли я подумать, ещё тогда, много лет назад, впервые встретив её в книжной лавке Флориш и Блоттс с семейством Уизли, что эта двенадцатилетняя дочь магглов, будет для меня значить хоть что-то? Мог ли я представить себе, когда она сражалась против меня со своими друзьями в Отделе Тайн, что когда-нибудь я ужаснусь мысли, что мог навредить ей в тот день? Мог ли я представить, что эту наглую девчонку, корчившуюся в моём доме под пытками Беллатрисы, я буду желать назвать своей законной супругой, абсолютно наплевав на то, что стану при этом предателем крови?

– Я понимаю, – кивнул Снейп. – Но ты должен знать, что Гермиона очень непроста… Патронус, конечно, дал ей понять, что твоим чувствам можно верить, а кроме того, она охвачена собственными эмоциями, но она не забыла всего, что ты перечислил только что. То доверие, которое она проявила к тебе – ещё очень зыбко, и от тебя потребуется много самообладания, дабы не подорвать его…

– И я готов принять этот вызов! – с жаром произнёс тот.

– Кто бы мог подумать, что Люциус Малфой, прожив полвека захочет измениться, ради магглорожденной Гермионы Грейнджер, – хмыкнул Снейп.

– Я не собираюсь менять себя, Северус, – ядовито сказал Люциус. – Я собираюсь сделать так, что она полюбит меня таким, какой я есть.

– Ты уверен? – Снейп приподнял бровь. – Потому что измениться будет действительно проще, чем заставить её полюбить тебя таким, какой ты есть.

– И всё же, я рискну, – Люциус закинул ногу на ногу, оправив лацканы пиджака.

– Не заставляй только её саму меняться слишком сильно, в угоду тебе.

– Я этого и не хочу. Я уже был женат на женщине, полностью сообразной моему видению мира. Однако видение это всё же претерпело за годы немало трансформаций. Я достаточно самоутвердился за свою жизнь, и мне уже не требуется, чтобы женщина находящаяся рядом безропотно во всём соглашалась со мной…

…

Громкий треск, какого-то отвратительного маггловского механизма, вывел Люциуса из задумчивости. Лицо Снейпа растворилось в дымке воспоминаний, и он раздражённо обернулся на шум, с презрением окинув щуплого юношу стоявшего за барной стойкой и забрасывающего апельсины в агрегат для выжимания сока. К удивлению Люциуса, привокзальное кафе оказалось уже полным людей, а мерзкий кофе в его чашке совсем остыл и, взглянув на висевшие над выходом часы, он обнаружил, что утро давным-давно наступило. Быстро поднявшись со своего места, Люциус покинул кафе.

Перейдя улицу, он дошёл до вокзальных касс и, выстояв уже немалую очередь, купил два билета на поезд до Парижа. Это были обычные билеты на обычный маггловский поезд. Гермиона давно хотела вот так просто, на поезде съездить с ним в Париж, но он отказывался: для путешествий, они обычно пользовались порталами и трансгрессионными тоннелями. Согласно купленным билетам, поезд должен был умчать их в столицу Франции уже вечером этого дня.

Покинув вокзал, Люциус не поспешил уйти из маггловской части Лондона, а напротив, отправился в самый его центр, обнаружив, что там вовсю готовился какой-то фестиваль или парад: вокруг сновали странные магглы в разноцветных одеждах с флагами наперевес. Люциуса, в его мантии с тростью, пока он продирался через весь этот бедлам, несколько раз окликнули приветственными возгласами. Раздражённый без меры, он, в конце концов, добрался до своей следующей цели – ювелирного магазина, где купил самое дорогое бриллиантовое колье, какое только смог обнаружить. Затем он пошёл в цветочную лавку и купил роскошный букет, столь любимых Гермионой, белых роз, самых крупных какие только смог отобрать продавец.

Люциус, признаться, не часто дарил Гермионе цветы. Как и многие маги, он считал, что преподносить в виде подарка лишённые жизни растения, было несколько противоестественно… Он предпочитал приобретать цветы в горшках, дабы они потом могли жить и благоухать в его оранжерее или саду, но Гермиона, он знал, была бы не против и такого «романтического» жеста с его стороны.

Вооружившись всеми этими покупками, он наконец перенёсся в Малфой-мэнор. Люциус надеялся, что ещё успеет застать Гермиону дома, однако, они разминулись. Она уже отправилась в исследовательский центр, как раз перед его появлением.

– Мистер Бэгз, – скомандовал Люциус, водружая тяжёлый букет на стол. – Мы с миссис Малфой сегодня уедем в путешествие буквально на пару дней. Собери нам некоторые вещи. Положи в чемодан то вечернее платье Гермионы, которое она ещё не надевала… Ну, знаешь, синее с открытой спиной. И какой-нибудь мой парадный фрак.

– Конечно мистер Малфой, – расплылся в улыбке эльф. – А миссис Малфой уже осведомлена о путешествии? Она ничего не сказала мне…

– Нет, она не осведомлена, – процедил сквозь зубы Люциус. – Сейчас я приму душ, переоденусь и отправлюсь к ней в лабораторию, чтобы сообщить об этом.

– Ясно, сэр, – кивнул тот. – Желаю, чтобы миссис Малфой смягчилась к вам.

– Ах, ну спасибо, – усмехнулся Люциус, настроение его при этом отчего-то повеселело и он, даже сказал мистеру Бэгзу: – Вот увидишь, она смягчится!.. Ни одна женщина не устоит перед такими крупными бриллиантами.

Хмыкнув себе под нос, домовик вышел из комнаты, а Люциус пошёл приводить себя в порядок, перед ответственным и весьма романтичным в его воображении разговором с Гермионой, согласно которому он, во всём блеске наведённого благообразия, должен был явиться в лабораторию посреди рабочего дня и при всех зельеврах, среди которых, конечно будет Алонзо, одарив её букетом и алмазным колье, возможно даже встав на одно колено, попросить у неё за всё прощения и пригласить в Париж. Отказать ему она просто не могла.

Спустя два часа, Люциус, уже совсем воодушевлённый, трансгрессировал, сжимая в руках букет в исследовательский центр. Время неумолимо близилось к обеду, и спешащие на перерыв сотрудники, которых он встречал в коридорах, приветствовали его, оглядывая с немалым удивлением. Он радостно здоровался с ними.

Когда Люциус добрался до лаборатории Гермионы, то не сразу открыл дверь. Сперва он взволнованно поправил галстук, расправил плечи и вздохнул, предавая лицу невозмутимый вид, после чего надавил на ручку.

К немалому разочарованию Люциуса, лаборатория оказалась абсолютно пуста. Зельевары, очевидно, уже отправились на обед, а потому, поджав губы, он просто вошёл в помещение. Положив букет на один из лабораторных столов, Люциус сделал несколько шагов и отварил дверь в соседнюю комнату, где теперь была теплица. Там тоже было пусто, после чего он решил пойти в кабинет Алонзо и дождаться возвращения Гермионы с обеда там. Букет он при этом в растерянности оставил на лабораторном столе.

Выйдя в коридор, он подошёл к двери кабинета Алонзо и, взявшись уже было за ручку, расслышал, раздающиеся оттуда голоса. Один из них принадлежал Луису, а второй… был голосом Гермионы. По телу у Люциуса отчего-то прошли мурашки. Ощутив в очередной раз укол ревности, он приник к двери и как можно аккуратнее приоткрыл её.

Картина, которая предстала перед Люциусом, в следующий момент, заставила его глаза расшириться от ужаса: Гермиона, в своей серой лабораторной мантии с эмблемой Фонда, стояла, опершись бёдрами о стол Алонзо, тогда как он сам стоял перед ней на одном колене, отчаянно сжимая в своих руках её руки.

– Ах, мистер Алонзо, встаньте, прошу, встаньте, – взволнованно мотала головой Гермиона. – Что вы делаете?

– Миссис Малфой, – он смотрел на неё снизу вверх. – Гермиона… Пожалуйста! Позволь мне помочь тебе!

– Ах, Луис, не нужно! – она зажмурилась, пытаясь высвободить руки из его цепких пальцев. – Отпусти меня!

– Нет! – с жаром воскликнул он. – Нет, я не могу! Позволь мне спасти тебя от него, вытащить из этой трясины! Я не могу больше смотреть на то, как он изводит тебя, как иссушает с каждым днём!

– Зачем, зачем тебе это, Луис?! – стенала она.

– Потому что я люблю тебя, Гермиона! – выдыхал он. – Я безнадёжно болен тобой с самого первого дня, как только ты пришла в мою лабораторию в Америке… Я понял, что не могу прожить без тебя и мгновения! Именно поэтому я и попросил перевести меня в Лондон. Это было абсолютное безумие с моей стороны, я знаю! Но я уже тогда видел, что он не тот, с кем ты можешь быть счастливой, он уже тогда пренебрегал тобой…

– Ах, нет, замолчи! – всхлипнула Гермиона, отворачивая лицо и начиная вырывать свои руки из его пальцев с удвоенной силой, хотя и безуспешно. – Не мучай меня! Я не могу…

– Я ничего не прошу, мне не нужно ничего! – с жаром произнёс он. – Только позволь мне помочь тебе. Только кивни!.. Просто кивни мне, Гермиона, покажи, что ты согласна и я стану твоим вечным стражем! Я никому больше не позволю причинить тебе боль… Пожалуйста! Просто дай мне хотя бы один луч надежды.

Люциус не чувствовал себя. Он весь обратился в глаза и слух – бесплотное существо, вовлечённое в странную, страшную для него картину, которая никогда не могла бы явиться ему даже в кошмаре. Так, обратившись этой эфемерной и лишённой прочих чувств субстанцией, он смотрел, смотрел на неё, как она медленно, давая волю сочащимся из её глаз слезам, кивнула. В следующее же мгновение Алонзо с неистовым пылом бросился покрывать её руки поцелуями, так словно он припал к рукам святой девы.

Люциус медленно отошёл назад и также тихо закрыл дверь. Отчего-то ему вспомнилось детство. Когда ему было лет двенадцать, летом, на каникулах, он учился играть в воздушное поло и один из этонских крылатых коней отца, к которому Люциус неосторожно подошёл сзади, напугав, лягнул его задним копытом в грудь. Удар тот был настолько внезапный, что Люциус, упавший на сырую землю, не сразу даже понял, что же с ним произошло… Вечером, отец убил того пегаса.

Люциус пошёл по коридору прочь. Без оглядки. Без мыслей. Без чувств.

Когда же он трансгрессировал в Малфой-мэнор, то обнаружил, что дома его ожидал гость. К удивлению Люциуса, – если он вообще был способен сейчас удивляться, – это был Гарри.

– Мистер Поттер, чем обязан? – любезно поинтересовался он, пытаясь улыбаться как можно более непринуждённо.

Гарри, который ожидал Люциуса за столом, подскочил к нему. Лицо его выражало крайнее беспокойство.

– Мистер Малфой, у меня мало времени, но мне вам нужно кое-что сказать! Простите, что прибыл к вам в дом вот так, без приглашения, но мне удалось раздобыть некоторую информацию, которая смогла бы вероятно пролить нам свет относительно знакомства мисс Мальсибер и господина Калогеропулоса. Я несколько раз писал Гермионе, но она ответила, что ей это уже не интересно… Но, как же так? Я, конечно, слышал, что у вас произошёл какой-то неприятный инцидент с этим греком, но…

– Ах, мистер Поттер, – вздохнул Люциус. – Боюсь, это, действительно, уже не актуально для нас. Господин Калогеропулос больше не имеет намерения нас спонсировать…

– Но мистер Малфой! – воскликнул Гарри.

– Я бесконечно благодарен, вам, мистер Поттер, за то, что вы потратили своё время и обнаружили некую информацию…

– Вы даже не поинтересуетесь, что это за информация? – лицо Гарри вспыхнуло от раздражения.

– Более того, – улыбнулся Люциус. – Я не желаю слышать даже малейшего упоминания об этих людях в своём доме.

– Что ж, – растерянно протянул Гарри. – Я просто… У меня просто есть основания полагать, что Мирелла была в Британии два года назад… И что она была не одна, а в сопровождении Кербероса и что они, возможно, навещали её брата в Азкабане перед самой его смертью.

Губы Люциуса дрогнули, он смерил Гарри недоверчивым взглядом. После чего лицо его вновь стало равнодушным, и он произнёс:

– Увы, это уже никак не может мне помочь…

– Прекрасно, – зло выплюнул тот, вытаскивая из-за пазухи синюю папку с эмблемой министерства. – Но, я всё же оставлю вам эти документы. Здесь собрано то, что я нашёл… Вдруг, вам станет интересно…

– Благодарю, – холодно сказал Люциус.

Гарри бросил папку на стол, после чего, больше не взглянув на него, уверенно направился к камину и растворился в его недрах.

Судорожно вздохнув, так словно все эти глупые десять минут разговора, ему приходилось сдерживать невыносимую боль, Люциус согнулся пополам, прижав руку к своей груди, и медленно опустился в кресло. Взяв графин с огневиски, он стал пить прямо из его горла, понимая, однако, что это не могло затопить ту громадную чёрную пустоту, в одночасье охватившую всю его душу.

Опустошив графин примерно на четверть, Люциус с грохотом поставил его на стол, почувствовав вдруг, слева в груди ужасную резь, похожую на то, будто черви начали жрать его плоть заживо. С удивлением и даже любопытством, Люциус обнаружил, что уже испытывал это чувство в своей жизни однажды. Всмотревшись в прошлое он, правда, так и не смог припомнить, что за событие вызвало его в первый раз…

Люциус прикрыл глаза. Перед внутренним взором его опять замелькали картинки из детства, только совсем ранние и едва ли оформленные, в носу отчего-то возник запах сырой земли и холодного камня. Так пахло в склепе на их семейном кладбище, там за рекой… Больше ничего.

Резь эта, однако, была хуже, чем все страдания, пережитые им когда-либо уже в сознательном возрасте. Азкабан, война, Волдеморт – всё можно было пережить, и Люциус с радостью вновь прошёл бы это, если бы они избавили его от того, что он испытывал сейчас.

Медленно поднявшись с кресла и покинув большой зал, он пошёл в свой кабинет. По пути туда, в коридоре ему встретилась леди Фелиция. Она спокойно куда-то плыла в пространстве по своим делам, но Люциус, не ожидавший встретить её здесь, отшатнулся от неё к стене почти в ужасе.

– Ах, Люциус, – она оглядела его своим призрачным и будто бы несколько насмешливым взглядом. – Вижу, мы с тобой теперь похожи: стрела настигла и твоё сердце… Твоя мать будет рада, наконец, узнать об этом. Я ей передам.

Люциус ничего не ответил, и Фелиция медленно продолжила свой путь. Губы его дрогнули и в следующую секунду он, оттолкнувшись от стены, ворвался в свой кабинет, судорожно закрываясь на ключ, так, будто это могло оградить его от проникновения сюда призраков или кого-то другого, кто мог бы помешать ему, прожить его горе…

Тяжело опустившись в своё кресло и упершись невидящим взглядом в стол, Люциус вздохнул, с изумлением обнаруживая, что ещё мог дышать. Как вообще он мог дышать? Как он смел дышать?

Перед взором его пронеслось заплаканное, искажённое мукой лицо Гермионы, её напряжённые руки в цепких пальцах этого мерзкого афериста Алонзо, стоявшего у её ног, и то, как она вымученно кивнула ему…

Люциуса трясло. Каждый мускул его тела сковало судорогой. Ноздри раздулись. Всё нутро его в одночасье будто бы охватило адское пламя, сжигающее органы, расплавляющее кости, вспенивающее его чистую до отвращения кровь: он ненавидел себя. Он хотел уничтожить себя. Он не понимал, как ещё позволял себе жить, после всего, что сделал с ней за эти три года. После того, как довёл её до такого!..

Думала ли она тогда, принося ему у алтаря в саду Малфой-мэнора свои клятвы, вверяя ему свою судьбу, что спустя столь недолгое время будет готова так низко пасть, лишь бы спастись из этой душной усыпанной алмазами клетки, в которую собственноручно заточил её он, в неумолимом желании заставить её покориться и полюбить его таким, какой он был? Да и в праве ли он был вообще требовать от неё, полюбить такое страшное чудовище?..

«Как только ты выносишь себя, Люциус?» – пронесся в его сознании отдалённый насмешливый шепот.

– Не знаю, – выдохнул он. – Не знаю…

***

Душное полуденное солнце, затянутое плотно висящей в воздухе белой дымкой, тускло освещало пустынную улицу одного из бедных пригородов Лондона. Вдоль по ней, небыстро, оттирая от рук собственную кровь углом своего простого ситцевого платья, брела Гермиона. Ноги её болели от ссадин, которые она получила только что, едва не сломав себе шею на прогнившей подвальной лестнице одного из здешних заброшенных зданий.

И зачем она только поехала сюда, совсем одна? Как она могла поступить столь безрассудно, забыв об опасностях, скрывавшихся за подобными «вызовами»? Ей даже не пришло в голову, что записка, которую она получила этим утром, могла быть лишь чьей-то неудачной шуткой или, и того хуже, ловушкой… И почему она вечно так стремилась спасти всех несчастных, жертвуя даже собственной безопасностью?..

Она не подумала о Розе… Она даже не удосужилась сообщить ему! Что если бы с ней и, правда, случилось здесь что-то плохое?.. Такого он бы ей точно уже никогда не простил.

При мысли о Люциусе у Гермионы отчего-то очень сильно кольнуло в сердце, и она остановилась на мгновение, согнувшись пополам, не в силах продолжить путь…

Оглядывая окружавшие её теперь неопрятные старые склады и заброшенные кирпичные дома с побитыми стёклами, Гермиона ощутила себя вдруг маленькой глупой овечкой, которая забрела слишком далеко в незнакомые горы на чужой и весьма обманчивый зов, сделав тем самым какую-то очень непоправимую ошибку…

Ей надо было домой. Больше всего на свете она хотела сейчас в Малфой-мэнор. К нему… Сил для трансгрессии на столь дальнее расстояние у неё, однако, уже не было, а потому, достав трясущимися пальцами палочку, Гермиона переместилась обратно в исследовательский центр.

========== Глава 15. Слабость моя ==========

Первым, что увидела Гермиона, вновь войдя в уже пустующую лабораторию, был огромный, благоухающий букет белых роз, который лежал на одном из рабочих столов. Она медленно приблизилась к этому большому красивому букету и взяла его в руки, уже понимая, кто его сюда принёс…

Букет был такой тяжёлый и ароматный; Гермиона с удовольствием опустила лицо в эти свежие благоухающие бутоны, наслаждаясь их нежным прикосновением к её коже и сладким, пьянящим запахом, отчего охватившие её в пригороде Лондона дурные мысли невольно стали рассеиваться и она улыбнулась. В саду Малфой-мэнора было множество розовых кустов, а она всё равно, странным образом любила их вот так, срезанными. Было в этой жертве природы, в угоду её удовольствия что-то притягательное, и она никак не могла отказаться от неё. Более того – она была так необходима ей сейчас…

Этот день был очень странным. Хотя Гермиона уже и не могла припомнить, когда её дни не были странными, а события вчерашние: скандал с Драко и откровенный разговор с Люциусом и вовсе, казалось, должны были выбить её из колеи, чего на удивление не произошло. Нет, Гермиона, конечно, переживала, и из-за расстроенных отношений Люциуса с сыном и из-за их собственных расстроенных отношений, но за последнее время она так уже устала от всех этих страданий, что будто бы отпустила их.

Она также ловила себя на мысли, что высказанные вчера ею Люциусу в глаза переживания, которые она сдерживала столько времени, позволили ей будто бы освободиться, наконец, от лежавшего на её плечах груза, и она даже сожалела теперь, что не сделала этого раньше… Быть может, в таком случае, они избежали бы многих случившихся потрясений?..

Как бы там ни было, а этим утром, гораздо сильнее её волновал тот факт, что Люциус не ночевал дома. До самого рассвета она буквально не находила себе места, едва ли сумев сомкнуть глаза и выдохнула с облегчением, только когда с первыми лучами сова принесла ей записку от Снейпа в которой была всего одна строчка: «Он был у меня».

Гермиона переживала за Люциуса. Драко всё-таки поступил с ним жестоко и, зная о том, как сильно он любил сына, она испытывала к нему теперь жалость и сострадание. Ей было даже досадно, что из-за всех этих дурацких перипетий она не смогла его просто поддержать… как ей в действительности того хотелось. В сердце её, несмотря на все пережитые горести было ещё много любви и доброты, которыми она могла поделиться с ним. Вопреки всему. Вопреки его ужасному характеру и невыносимому желанию вечно оставлять последнее слово за собой. Неужели, в конце концов, она не могла проявить милосердие и простить его за это? Пусть даже, за все эти дни, он так и не смог попросить у неё прощения. Пусть, вероятно, даже и не понимал, что она ждала от него именно это… Она ведь видела, что он страдал и сам.

В конце концов, он любил её. Да, вот такой вот своей безумной и не всегда мягкосердечной любовью, но он её по-настоящему любил. Как мог, как умел, как его научили… И она выбрала эту любовь сама, добровольно. Она любила эту его дикую, первобытную любовь к ней, и ей не нужно было больше ни чьей другой любви. Ей не нужны были даже его извинения, в таком случае, потому как она любила его не за них и не за его умение соответствовать её ожиданиям или способность подстраиваться под неё. Она просто любила его. Безусловно. И даже если бы завтра он решил закрыть Фонд, сказав, что не намерен больше тратить деньги на благотворительность, она не стала бы его любить меньше, о чём и собиралась сказать ему сегодня вечером, поставив наконец точку под всей этой вывернувшей их обоих наизнанку ситуацией.