Текст книги "Петля Арахны (СИ)"

Автор книги: Queen_Mormeril

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

Вздохнув, Гермиона опустилась на стул возле него.

– Гарри, я… должна признаться, что пришла сегодня к тебе не просто так. Я хотела попросить тебя кое о чём, и хотя мне страшно стыдно теперь, но кроме тебя у меня больше нет никого, кто бы мог помочь мне… Дело в том, что Люциус собрался сознаться, что пытал Плеггу в ту ночь.

– Что? – Гарри порывисто сел на кровати, в глазах его отразилось изумление. – Но это же заключение в Азкабан никак не меньше, чем на…

– Ах, замолчи! – воскликнула она, прижав к лицу ладони. – В этот самый момент он должно быть уже у Кингсли, пишет явку с повинной!

– Но зачем? – выдохнул Гарри. – Я же не сказал никому о том, что он сделал. Да и Кингсли, судя по всему, решил закрыть на это глаза… Он мог избежать наказания. Как всегда!

– В том то и дело, Гарри! Люциус действительно многое переосмыслил за всё это время!.. И я должна бы быть рада этому… Нет-нет, – она перебила саму себя, – на самом деле я очень рада: то, что он сам, решил признать свою ошибку и готов ответить за неё, это так… правильно, – испустила она, – так ответственно с его стороны! И я так горжусь им, ведь он пришёл к этому решению сам – я бы никогда в жизни не посмела потребовать от него подобного!.. Но теперь моё сердце просто разрывается, Гарри! Я в отчаянии! Я просто не понимаю, что мне делать, а потому я хотела попросить тебя, выступить на его суде…

Слёзы её начали капать ему на бинт, и она зажмурилась. Могла ли она ещё каких-то четыре года назад представить себе, что будет вот так исступленно умолять Гарри защитить перед Визенгамотом человека, когда-то угрожавшего ему смертью? И имела ли она вообще на это право?..

– Конечно, – раздался голос Гарри, рука его мягко погладила её по плечу, – я сделаю это, Гермиона, о чём речь?.. Не переживай…

В изумлении глаза её распахнулись, и она бросилась Гарри на шею.

– Спасибо! – воскликнула она, крепко сжимая его в объятиях. – Я так обязана тебе… так обязана…

– Ещё хоть одно подобное слово, Гермиона и, клянусь Мерлином, – ноздри Гарри сердито раздулись, но он не успел договорить, потому как дверь вновь отворилась, и на пороге палаты появился Рон.

– Гермиона? Какой сюрприз!

– Привет, Рон! – она улыбнулась ему, выпустив Гарри из рук, и тот устало лёг обратно на свои подушки.

– Как забавно, – Рон сел на соседний с ней стул. – А я как раз сегодня вспоминал, как мы с тобой ходили навещать Гарри в лазарете Хогвартса всякий раз, когда с ним приключалось что-нибудь. Помнишь, как на третьем курсе он грохнулся с метлы из-за дементоров?

– Да, – закивала она, утирая ладонью ещё влажные глаза. – Как же это было давно…

– Вся команда испугалась за тебя тогда, дружище, – Рон потрепал Гарри за ногу. – Даже Олли не мог злиться… Ну и времечко же было. Подумать только! А вы о чём тут болтали без меня?

– Да так, – отмахнулась она. – Просто обсуждали дела…

– Но ты, – Рон прищурился, – ты ведь плакала, когда я вошёл?

– Разве что немного, – она улыбнулась.

– Скажи лучше, нашёл ли Кингсли дочь Калогеропулоса, – сменил тему Гарри.

– До сих пор, нет, – Гермиона мотнула головой. – И есть серьёзные основания полагать, что она уже мертва… Ральф упоминал, будто она была в Азии, и мы считали что это ложь, но вчера греки подтвердили эти сведения: несколько лет назад Кьянея Калогеропулос действительно ездила в Китай. Жила там какое-то время после смерти матери, однако потом след её затерялся. Нет никаких сведений, ни о том, что она вернулась на Крит, ни о том, что осталась в Китае. В Греции её объявили без вести пропавшей уже… Её ищут, но на это может уйти время. В доме Калогеропулоса сейчас ведут обыск, изучают переписки…

– А что говорит Нарцисса, – поинтересовался Рон. – Вы же допрашивали её, не так ли?

– Да, Люциус разговаривал с ней, – кивнула Гермиона. – И сразу после этого, Кингсли добился от неё признания, что Кербероса в Азкабан привезла именно она, но действие Веритасерума быстро закончилось, поэтому он узнал не всё…

– Так почему бы не напоить её зельем ещё раз? – хмыкнул тот.

– Это нарушение прав человека, Рон! – заметила Гермиона. – Кингсли итак дал ей сыворотку правды только потому, что дело вышло на международный уровень… Однако несмотря на то, что Нарцисса сотворила – даже она имеет право на молчание. Да и к тому же, если дочь Кербероса уже мертва – признание Нарциссы в ещё одном убийстве мало что изменит для неё. Заседание суда по её делу будет через два дня и её заключение в Азкабан неминуемо.

– Греческие власти, тем не менее, не оставят это просто так, – заметил Гарри. – Если они не найдут дочь Кербероса в ближайшее время это приведёт к осложнению отношений между странами!.. Подумайте только: два года в облике одного из самых влиятельных людей магической Греции, тайно находился британский подданный – особо опасный преступник, о бегстве которого как будто бы никто и не знал! Греки непременно затребуют проведение дополнительного расследования и могут даже просить выдать им Нарциссу, что будет исключено. Кингсли никогда не сделает этого! Её просто нельзя отправлять туда – по греческим законам людям, совершившим подобное преступление, полностью стирают память и…

Не закончив фразу, Гарри покосился на Рона.

– А я вот всё никак не могу забыть о той птице, – сказал вдруг тот задумчиво. – Вы же выпустили её, не так ли?

– Птицу? – Гермиона нахмурилась, не сразу даже сообразив, о чём идёт речь.

– Ну да, – кивнул Рон, – ту несчастную синенькую пташку, сидящую в клетке у старика. Не сочтите за мою очередную странность, – он нервно усмехнулся. – Но я будто бы… понимал, о чём она щебетала тогда. Она так просила, чтобы её выпустили, так отчаянно хотела на волю. Мне было так её жаль…

– О Мерлин, Рон! – возглас Гермионы эхом отразился от голых стен палаты. – Птица! Ну конечно!

Охваченная волнением она вскочила со своего стула, и Гарри с Роном уставились на неё несколько испуганно.

– Ну конечно! – повторила Гермиона, глядя на них так, словно они не могли сложить два и два. – Ну, подумайте только! Ральф говорил, что эта птица, синеголовая тимелия – подарок дочери Кербероса из Китая!

– И? – напряжённо выдавил Гарри, бросая на Рона озадаченный взгляд.

– А что если, это вовсе не подарок, – сказала она. – Что если…

– Это его дочь! – закончил за неё Рон, он тоже поднялся.

– Не может быть, – Гарри поражённо дёрнул головой.

– Ну, сам подумай! – от нахлынувших эмоций у неё даже затряслись руки. – Зачем бы Мальсиберам вообще было таскать с собой эту птицу, если она не имела для них никакого значения?.. Она ведь везде была с ними! Постоянно под их контролем, и Ральф не выпускал её из клетки, боясь, что она улетит… Ах, Рон!

Она обернулась и порывисто заключила его в свои объятья, оставляя на щеке поцелуй, отчего он сейчас же залился краской.

– Мне надо бежать! – воскликнула она, вновь взглянув на Гарри. – Надо сообщить Кингсли! – и склонившись над ним, она тоже поцеловала его. – Я обязательно вскоре навещу тебя снова!

Он только кивнул, и Гермиона выбежала из его палаты, едва не сбив с ног доктора Шафика.

Спустя полчаса Гермиона уже была в Министерстве магии, застав министра собственной персоной выходящим из своего кабинета вместе с Люциусом. Выражение лица у последнего было абсолютно невозмутимым, будто несколько минут назад он и не вверил себя самолично в руки правосудия. Глаза его, однако, сверкнули, когда он увидел её.

– Гермиона? Что ты здесь делаешь? Мы же договорились, что тебе не стоит приезжать… Всё уже решено.

От спешки дыхание у неё перехватило и, прижав ладонь к груди, она лишь замотала головой, взглянув в конце концов на Кингсли:

– Я знаю, где дочь Кербероса, мистер Бруствер!

***

Металлическая опора, которой в обличье Калогеропулоса пользовался Ральф, оказалась в отеле, куда два месяца назад Люциус поселил Мальсиберов, и была вскоре доставлена в кабинет министра.

Не знавшие, очевидно, что делать с забытыми вещами столь внезапно исчезнувших постояльцев, сотрудники отеля все пять дней продержали опору в кладовке с прочим никому ненужным скарбом вспоминая о необходимости кормить птицу лишь изредка, отчего, по-видимому, она теперь совсем недвижно сидела на своей жёрдочке, уткнув блестящий клюв под крыло.

– Ну что же, посмотрим, – произнес Кингсли, направляя палочку на клетку, у которой даже не оказалось дверцы, и два прута её сейчас же изогнулись в разные стороны; птица не шелохнулась.

– Надеюсь, она ещё жива, – взволнованно произнесла Гермиона, сжимая локоть стоявшего рядом Люциуса.

– Гермиона, не была бы ты так любезна?.. – Кингсли взглянул на неё смущённо – руки у него оказались слишком большие, отчего он никак не мог её достать. – Не хочу пытаться трансфигурировать клетку, дабы не задеть её ненароком.

– Конечно, мистер Бруствер, – и она подошла к опоре, вводя ладонь меж тонких прутьев, пальцы коснулись нежного оперения. – Вот так…

Гермиона аккуратно достала птицу, и та лишь трепыхнулась у неё в руке, даже не открыв глаза.

– Она очень слаба, – прошептала Гермиона. – Она не сможет превратиться сама, мистер Бруствер!

– Ничего, положи её вот сюда, – Кингсли указал на кресло у своего стола, и когда Гермиона выполнила его просьбу, направил на птицу палочку.

Бело-голубая вспышка, ярко осветила пространство комнаты, и через мгновение в кресле появилась очень худая, невысокая женщина лет сорока, облачённая в буддийскую мантию жёлтого цвета. В чёрные как смоль волосы её были вплетены ярко-синие ленты, а в красивом греческом профиле, неуловимо всё ещё угадывалось что-то птичье.

– Мисс Калогеропулос! – ахнул Кингсли, оседая рядом с ней на одно колено и принимаясь говорить по-гречески.

Услышав, видно, родной язык, она мотнула головой.

– Позовите колдомедика! – обернулся Кингсли, и, спешно кивнув, Люциус покинул комнату.

Воцарилась тишина.

– Благодарю за помощь, Гермиона, – сдержанно произнёс Кингсли, поднимаясь с колен. – Греки решили, что Мальсиберы были нашими шпионами, и если мисс Калогеропулос расскажет им правду – это спасёт нас от серьёзного конфликта…

Гермиона лишь повела бровью. К её собственному удивлению, государственные проблемы показались ей отчего-то совсем малозначимыми сейчас. Кингсли тем временем зажал пальцами переносицу и принялся ходить по кабинету взад и вперёд.

– Я понимаю, что время совсем неподходящее, – подбирая слова, начала она, – но мне очень нужно поговорить с вами о Люциусе, мистер Бруствер…

– Время сейчас и правда весьма неудачное, Гермиона, – бросил он.

– Однако иного в ближайшее время, полагаю, и не предвидится, – заметила она, понимая, что с её стороны это было весьма отчаянной вольностью, Кингсли бросил в неё колкий взгляд.

– Что ж, я слушаю тебя, – напряжённо произнёс он, заложив руки за спину.

– Простите, мистер Бруствер, – примирительно сказала она, – однако вы же понимаете, что я просто не могу оставить всё как есть?

– Люциус сделал свой выбор, Гермиона, – строго сказал Кингсли. – И, полагаю, ты согласилась с ним, если он пришёл сегодня ко мне, хотя я и готов был в очередной раз дать ему шанс.

– Да, но, я только хотела попросить вас…

– Чтобы я убедил Визенгамот проголосовать против его заключения? – оборвал её он; Гермиона поджала губы – она совсем не так представляла себе их разговор. – Я, как ты понимаешь, не имею права оказывать влияние на членов Совета. Всё будет проведено в соответствии с законом, и единственное в чём я могу уверить тебя, Гермиона, так это в том, что наказание, которое Люциус получит за своё преступление, будет вполне справедливым.

Мгновение она смотрела на Кингсли, мужественно выдерживая непреклонный взгляд его тёмных глаз, и едва ли узнавая перед собой того человека, которого много лет назад, будучи ещё девочкой, встретила в доме номер двенадцать на площади Гриммо… Теперь перед ней был уже не старший товарищ, с которым она сражалась плечом к плечу против общего врага, но Министр магии, возмущённый проявленной к нему непочтительностью.

– Да, конечно, мистер Бруствер, – она опустила глаза. – Простите…

Дверь отворилась, и на пороге вновь показался Люциус. Вслед за ним в кабинет вошёл министерский колдомедик, в руках он держал несколько склянок с зельями и сейчас же принялся осматривать гречанку.

– Полагаю, вам уже незачем оставаться здесь, – произнёс Кингсли, взглянув на Люциуса; на Гермиону он больше не смотрел. – Я позабочусь о мисс Калогеропулос и напишу вам, если мне удастся получить от неё какие-то сведения.

– Конечно, – Люциус склонил голову и, взяв Гермиону за руку, вывел её из кабинета.

Она проследовала за ним почти безвольно, остановившись в конце концов у закрытой двери и отрешённо уставившись на блестящий паркетный пол коридора.

– Ты пыталась поговорить с ним на мой счёт, пока меня не было, не так ли? – спросил Люциус.

Гермиона, лишь вскинула на него испуганный взгляд, обнаруживая, что он смотрел на неё с улыбкой.

– Мой суд для него – дело принципа, Гермиона, – он медленно повёл её к лифтам. – В прошлый раз я вынудил его не сажать меня в Азкабан, понимаешь?.. Он был в ловушке. У Министерства не было денег, что заставило его поступиться принципами. Уверен – он долгие годы винил себя за это… даже когда я с его лёгкой руки стал начальником бюро. Даже когда он предложил мне возглавить Отдел… Что бы он там ни говорил о том, что жалеет о моём уходе – на самом деле моё решение покинуть Министерство сняло с его души очень большой камень, который не давал ему несколько лет подряд спать по ночам. И я, как ни прискорбно, обязан ему. Благодаря его решению я был всё это время на свободе, вновь обрёл положение в нашем новом обществе… И совсем неважно, сколько денег я «пожертвовал» на процветание этого самого общества – для Кингсли я всегда был и буду Пожирателем Смерти, которого он однажды не посадил в Азкабан.

Они остановились у лифтов, и Гермиона вновь посмотрела Люциусу в его спокойные серые глаза.

– Но это значит… – с трепетом сорвалось с её губ.

– Что у нас здесь нет поддержки – да, Гермиона, – кивнул он, положив руку ей на спину, и она вошла в открывшуюся кабину лифта.

***

Следующим утром в Малфой-мэнор, прибыл Драко, получивший из Министерства официальное уведомление о необходимости явиться в Британию для дачи показаний. На этот раз он был один – Астория осталась в Штатах с детьми, и он вероятно вовсе бы не стал появляться в своём прежнем доме, если бы не Гермиона, отправившая ему от их с Люциусом лица записку с настоятельной просьбой заехать в поместье.

И хотя Люциус знал о приезде сына, после страшного скандала, приключившегося между ними на прошлой неделе – он не предпринимал попыток связаться с ним сам, а потому, когда Драко только появился на пороге Малфой-мэнора, на долгое мгновение между ними повисло весьма напряжённое молчание, которое Гермиона не посмела прервать первой. Скромно она стояла в холле поодаль, отметив только, что таким бледным, как сейчас, видела Драко, пожалуй, всего раз в жизни – там, на школьном дворе, когда считавший себя победителем Волдеморт великодушно приглашал защитников Хогвартса вступить в его ряды.

Люциус же смерил сына весьма суровым взглядом.

– Драко, – выдавил из себя он в конце концов, что вышло у него несколько гортанно.

– Отец, – кивнул тот, стойко выдерживая этот его пронизывающий взгляд, и Люциус сделал шаг назад, впуская сына в дом; тот вошёл.

Гермиона лишь кивнула ему, и Драко в нерешительности застыл у дверей в большой зал.

– Могу я… посмотреть? – спросил он и, когда Люциус взмахнул рукой – распахнул дверь.

При свете дня поле разразившейся здесь битвы производило немалый эффект, и Гермиона заметила, как у Драко в первое мгновение даже перехватило дыхание. Поражённо он принялся озираться по сторонам, обводя взглядом изуродованную мебель и делая несколько неуверенных шагов. Под ногами его скрипели осколки взорванных стёкол. Люциус застыл позади, в молчании с заложенными за спину руками. Он не спускал с сына глаз.

– Столько крови, – выдохнул Драко, останавливаясь у того места, где тяжело раненый Ральф боролся с Люциусом.

– Да, а вон те следы мои, – произнёс тот, указывая ему пальцем на противоположную стену. – А вот здесь лежала связанной Гермиона, а вон там… вокруг стола лежали двенадцать отравленных мракоборцев.

Драко испустил судорожный вздох, коснувшись пальцами своего заблестевшего от испарены лба.

– А где была Роза в тот момент? – спросил он.

– Я как раз отнесла её в детскую, – ответила Гермиона, – буквально за несколько минут до нападения.

– Да, в комнату, где целые сутки перед этим прятались Плегга и Ральф, – заметил Люциус.

В зале вновь воцарилось молчание.

– Быть может, нам стоит уйти отсюда? – предложила Гермиона. – В столовую, к примеру, или…

– В мой кабинет, – Люциус бросил на Драко ледяной взгляд, и тот покорно проследовал за ним к выходу.

Гермиона помедлила, решив, что Люциус хотел поговорить с сыном наедине.

– Ты тоже, Гермиона, – он замер вдруг в дверном проёме.

– Я?.. Но вам, быть может…

– Ты тоже, – сквозь сжатые зубы, повторил Люциус; уголок губ его нервно дрогнул. – Пожалуйста.

Она только склонила голову и, когда спустя минуту все они вошли в его кабинет, поспешила расположиться на своём любимом красном диванчике у книжного шкафа, невольно вжимаясь в угол. Напряжение, царившее между Люциусом и Драко, было сейчас ощутимо почти физически.

– Садись, – Люциус указал сыну на стул перед своим столом и тот покорно выполнил его просьбу.

Сам же Люциус подошёл к шкафу и, достав оттуда графин с огневиски, наполнил два бокала. Гермиона бы тоже выпила сейчас, но ей он не предложил. Один бокал Люциус протянул Драко, и тот взял его нетвёрдой рукой. Они молча выпили. Люциус осушил свой залпом, сейчас же обновив.

Несколько мгновений он стоял напротив сына, слегка опираясь бедром о стол позади себя.

– Когда два года назад, с твоей лёгкой руки к нам в дом, якобы из Америки, прибыл мистер Бэгз – ты был осведомлён о том, кем на самом деле является этот домовик? – медленно, выговаривая каждое слово, спросил Люциус.

– Нет, – выдохнул Драко. – Я… понятия не имел! Когда он пришёл ко мне, дабы получше узнать о своих будущих хозяевах, у меня даже и мысли не возникло!

– И ты не узнал в нём домовика Паркинсонов? У тебя не промелькнуло никаких сомнений на его счёт?..

– Нет, – вновь замотал головой он. – Я, честно, даже и подумать не мог! Я считал, что… Я же ведь никогда должно быть и не видел домовика Пэнси! Он ведь… Какое мне было дело до него, в конце концов?

– Нарцисса была на вилле в тот день, когда ты разговаривал с Бэгзлем?

– Да, – Драко опустил голову. – Да, она…

Люциус сделал глоток.

– Послушай, пап, – Драко поднялся, отставляя едва тронутый бокал и делая по направлению к отцу шаг; глаза Люциуса, однако, сверкнули, и Драко замер на месте. – Я правда ничего не знал. Я… клянусь тебе. Я не подозревал о её намерениях… Не мог даже вообразить!

Вновь осушив бокал, Люциус со стуком поставил его на стол позади себя и, вздохнув, приблизился к сыну, тяжело опуская руки ему на плечи, отчего у Драко даже подогнулись колени.

– Послушай, сынок, – облизнув губы, сказал он; пальцы его стали поглаживать Драко шею. – Шесть дней назад, двое сбежавших из Азкабана Пожирателей Смерти, один из которых дурачил меня на протяжении последних двух месяцев в облике греческого мецената, напали на наш дом с целью убить меня и Гермиону… Мы были на таком вот волоске, – он сложил указательный и большой пальцы прямо у сына перед лицом. – Вот на таком, понимаешь?..

– Клянусь тебе, пап, – произнёс тот дрожа. – Клянусь! Я ничего не знал…

– И если ты мне сейчас врёшь, – добавил Люциус, большой палец его надавил Драко на кадык. – Хоть в чём-нибудь…

– Нет-нет, я не вру, папа. Не вру, пожалуйста, поверь… Я… – лицо у него покраснело от напряжения, на лбу вздулась вена, – я ничего не знал о её планах. Если бы я только знал! Поверь, я бы…

Губы Люциуса скривились, он смотрел сыну в глаза, как хищник перед прыжком. Драко продолжал лепетать своё.

– Люциус, – тихо обратилась к нему Гермиона, приподнимаясь с диванчика; внутри у неё всё трепетало. – Если он говорит, что не врёт – значит, так оно и есть…

Люциус посмотрел на неё внимательно, после чего, глубоко вздохнул и выпрямился, убирая руки с плеч сына. Отвернувшись от него, он вновь наполнил себе бокал, и Драко, будто бы полностью лишённый сил, опустился на свой стул.

– Что ж, хорошо, – заключил Люциус, отпивая огневиски. – Этот вопрос закрыт. Я больше не спрошу тебя о нём. Но теперь меня беспокоит другое, Драко. Скажи мне, дорогой мой и единственный сын, по какому праву, девять дней назад пребывая гостем в этом доме, ты позволил себе за моей спиной, называть меня деспотом и тираном, предлагая моей жене тайно уехать от меня на другой континент?

Драко вздрогнул. Он обратил на отца изумлённый взгляд, а потом мельком бросил его на Гермиону, и, та в испуге лишь замотала головой, показывая, что Люциус об этом узнал не от неё.

– Я лично слышал ваш разговор тогда, – металлическим голосом произнёс Люциус, угадав мысли сына.

– Я был рассержен на тебя, папа, – признался Драко. – Прости! Я, конечно, не должен был говорить такое Гермионе, ты прав! Но ты прогнал меня тогда из этого дома, и я был в ярости!..

Губы Люциуса дрогнули от неприязни.

– Шесть лет назад ты сам демонстративно отказался от этого поместья, от жизни здесь, от… меня. Заявив, что по горло сыт моим наследием и в гробу видел всё, что окружало тебя последние двадцать два года твоей жизни. Ты захотел уехать, и я позволил тебе сделать это, простив тебе всё, что ты мне тогда сказал. Разве было не так?

– Да, – кивнул Драко. – Да, всё было именно так. И я благодарен тебе за то, что ты не стал препятствовать нашему с Асторией переезду, что… понял меня тогда. Но в прошлый раз ты отказался от меня! Сказал, что я тебе больше не сын!

– И ты решил, что можешь советовать моей жене бросить меня? Отнять у меня дочь? Обещать «провернуть всё быстро» и втайне от меня?

Драко потупил взгляд. Дрожащая рука его сжалась в кулак. Люциус презрительно хмыкнул.

– Что ж, если тебя так задел тот факт, что я выгнал тебя, быть может, ты в состоянии сейчас повторить Гермионе те же самые слова, которые сказал ей в тот день, только уже вот так, в моём присутствии? Ну же, давай! Я не стану отказываться от тебя во второй раз!

– Н-не нужно, – губы Драко дрогнули, и он снова бросил взгляд на Гермиону.

Густо покраснев, она отвернулась.

– Повтори, что ты сказал тогда, – процедил сквозь зубы Люциус, ладонь его негромко ударила крышку стола.

– Я… я не помню точных формулировок, – выдохнул Драко. – Я говорил всё это на эмоциях. Я не преследовал цели расстроить ваш брак. И… ты же знаешь, я всегда был за вас, пап! – он дрожал уже всем телом. – И я… прошу у тебя прощения не только за то, что сказал Гермионе, но и за то, что насмехался тогда над тобой за столом, на глазах у неё и Астории. Я не должен был так поступать с тобой, не должен был осуждать тебя за твоё прошлое, ты прав – это было непозволительно и низко с моей стороны! Прошу, прости меня.

Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Подбородок у Люциуса приподнялся, и он с шумом втянул носом воздух.

– Что ж, я прощаю тебя, Драко, – изрёк наконец он, – и, в свою очередь, приношу свои извинения за то, что отрёкся от тебя. Это было излишне с моей стороны, признаю. И я забираю свои слова назад – ты мой сын и… твоя невоспитанность – исключительно моя собственная вина.

Из груди Гермионы невольно вырвался стон. Вероятно, излишне громкий, потому как оба они обратили на неё глаза. Она лишь прижала ладонь к своим губам.

– И тебе не кажется, что сейчас уже слишком поздно заниматься моим воспитанием, а папа? – ядовито заметил Драко, кивнув в её сторону.

– А я пригласил сюда, на наш с тобой разговор, Гермиону не для того чтобы устроить тебе воспитательную выволочку при ней, – сказал Люциус. – Ты прав, ты уже слишком взрослый, дабы я пытался учить тебя хорошим манерам. Однако я попросил Гермиону поприсутствовать здесь сейчас лишь для того чтобы она вовремя связала мне руки, если бы я всё-таки решил задушить тебя ненароком… Потому как, в противном случае, вместо пары лет в Азкабане, мне бы точно светило уже никак не меньше двадцати.

Повисла пауза. Гермиона не решалась сделать больше и вздох.

– Что это значит? – удивился Драко. – О чём ты говоришь?..

– В ту ночь я не сдержался и пытал Плеггу, – ответил Люциус, – в чём я и признался Кингсли вчера днём. Поэтому, через неделю после Нарциссы – будет и мой суд…

– Не может быть! – Драко привстал со стула.

– И до тех пор, – продолжил Люциус, делая несколько шагов по комнате, – мне необходимо передать вам обоим дела. Через несколько дней я встречусь с юристом и полностью перепишу Фонд со всеми его активами на Гермиону.

– Что? – воздух наконец проник ей в лёгкие.

Глаза Драко сверкнули, и Люциус, остановившись, смерил его внимательным взглядом.

– Ты же не против, такого положения вещей, сынок?

– Нет, – сказал он, отходя к стене. – Это… ваш Фонд.

– Твоя должность главы американского филиала останется, конечно, за тобой, – добавил тот. – И я надеюсь, что ты справишься с ней теперь и без помощи матери.

По лицу Драко пробежала судорога, но он более ничего не сказал.

– Но Люциус! – Гермиона вскочила с дивана, ощущая, каким невыносимо тесным был ворот её платья; он повернул к ней голову. – Ты даже не обсудил это со мной! Я… я не смогу! Как я буду… Это же целый Фонд! И почему ты так уверен, что это действительно необходимо? Ты же сказал, что есть шанс…

– Я всё уже решил, Гермиона, – приблизившись к ней, произнёс он; ладонь его скользнула по её пылавшей от волнения щеке. – Сейчас я просто ставлю вас обоих перед фактом. Через три дня Фонд полностью перейдёт в твоё владение, потому как сделал я его для тебя и управлять им… в моё отсутствие, тоже должна только ты, потому что только ты единственная, способна сделать это правильно.

– Ах, да почему ты так уверен? – воскликнула она. – У меня даже лабораторией не получилось управлять! Ты же сам знаешь, как они называли меня!

– Лаборатория была просто не твоим масштабом, – губы его дрогнули в нежной улыбке. – А вот чтобы управлять Фондом, способности дьявольских силков будут как раз впору, моя дорогая, вот увидишь.

– Но я не хочу! – подбородок у Гермиону задрожал. – Не хочу управлять им без тебя, Люциус! Зачем мне Фонд, если ты будешь в Азкабане? Как я смогу помогать другим людям, если никто не хочет помочь нам с тобой? Если после всего хорошего, что ты сделал для них, все они только и ждут твоего провала?!

– Ну-ну, – Люциус прижал её пальцы к своим губам. – Мы с тобой должны быть выше них. И я уверен, что ты несмотря ни на что сможешь продолжить дело, которое мы начали, ради Розы, ради наших с тобой идей, ради нашей любви… Да и к тому же, за делами время пролетит быстро – ты даже не заметишь как. А потом я снова буду с тобой.

***

Суд Нарциссы проходил в закрытом порядке. Люциус попросил Кингсли не устраивать из него представления, сказав, что в полной мере удовлетворит интерес журналистов и праздных зевак во время собственного слушания, а потому на разбирательстве по её делу присутствовали лишь члены Визенгамота, представители греческого посольства и люди, имеющие непосредственное отношение ко всему случившемуся, а именно Гермиона, Люциус и Драко, который желая остаться не узнанным, сел на самый дальний ряд, за спиной широкоплечего волшебника, накинув на голову капюшон.

Ровно в десять утра, двери отворились, и Нарцисса подобно королеве прошествовала в зал в сопровождении двух стражников. Руки её связаны сейчас не были и, остановившись возле грубого деревянного кресла с массивными цепями, она оглядела повелительным взглядом присутствующих.

– Подсудимая сядьте, – произнёс Кингсли.

Нарцисса не шелохнулась.

– Миссис Малфой, – с расстановкой снова обратился к ней он. – Я прошу вас занять вот это место.

Конец его палочки указал на кресло, и, слегка улыбнувшись, Нарцисса покорно воссела на него, так словно это был её трон.

– Судебное заседание по делу номер 506 от 30 августа 2008 года объявляю открытым, – сказал Кингсли. – Разбирается дело леди Нарциссы Малфой, 1955 года рождения, проживающей в поместье Блэк в графстве Оксфордшир, обвиняемой в организации злонамеренного сговора против членов магического сообщества и организации побега двух пожизненно заключённых Пожирателей Смерти из Азкабана, что привело к гибели гражданина иностранного государства. Заседание ведёт: Кингсли Бруствер, министр магии; Гестия Джонс, глава Отдела магического правопорядка, Сьюзен Боунс, первый заместитель министра. Свидетельства по данному делу были рассмотрены Визенгамотом на предварительном слушании, проведённом в закрытом порядке, и внесены в протокол, копии которого имеются на столах у каждого члена Совета. Согласно протоколу подсудимая не признала за собой вины. Показания подсудимой, а также свидетельства защиты прикреплены к протоколу. Предварительное решение о наказании подсудимой в случае признания Визенгамотом её вины – двадцать пять лет заключения в Азкабан в сектор «О». В дополнении к имеющимся в протоколе данным, сегодня перед Визенгамотом также предстанет ещё один свидетель, после чего обвиняемой будет предоставлено право последнего слова. От защиты на данном заседании подсудимая отказалась. Имеются ли у кого-нибудь возражения или комментарии к вышеизложенному?

Кингсли обвёл взглядом оставшихся безмолвствующими представителей суда, после чего вновь посмотрел на Нарциссу.

– Вам всё понятно, миссис Малфой?

– Да, – надменно изрекла она.

– Есть ли у вас какие-то вопросы к суду?

– Нет, – голова её слегка качнулась, и она отвела свой скучающий взгляд в сторону.

– В таком случае, суд приглашает в зал заседания свидетеля обвинения: мисс Кьянею Калогеропулос.

Стражник, стоявший у выхода, распахнул дверь, и на пороге появилась тщедушная фигура гречанки. Плечи её были сгорблены, голова слегка втянута в них, согнутые в локтях руки, казались неуклюжими, словно она ещё не привыкла к их человеческой форме – она прижимала их к бокам, подобно стеснённым клеткой крыльям. Взмахнув палочкой, Кингсли наколдовал для неё стул, и, боязливо оглядываясь по сторонам, она села на самый его краешек, будто на жёрдочку.

– Скажите, мисс Калогеропулос, – обратился к ней Кингсли, – удобно ли вам разговаривать с нами по-английски или вы предпочли бы, говорить на греческом?

– Нет-нет, – Кьянея мотнула головой. – Я вполне могу и по-английски. Я знаю ваш язык.

Она говорила с сильным акцентом.

– Прекрасно, – кивнул тот. – Что ж, в таком случае, дабы соблюсти формальность, я вынужден ещё раз спросить вас, действительно ли ваше имя Кьянея Калогеропулос?