Текст книги "Петля Арахны (СИ)"

Автор книги: Queen_Mormeril

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Он многозначительно посмотрел на Снейпа.

– Конечно, полагаю, одной микстурой тут не обойтись, – кивнул тот, когда все они снова вошли в зал. – Не знаешь, что могло спровоцировать у него такую реакцию? Биттер? А может тот странный салат, которым нас почивали на ужине? Осьминог сразу показался мне подозрительным…

Люциус усадил Миреллу за стол. Они с Северусом сели напротив неё. Гермиона нервно мерила шагами зал, пока сверху из комнат второго этажа не послышался детский плач.

– Ах, Роза! – воскликнула она. – Наши крики видно разбудили её. Я пойду…

И она выскочила в коридор. В зале повисло молчание. Люциус и Северус беспокойно переглянулись.

– Это… вы, – выдохнула внезапно Мирелла, не спуская с них своих выпученных глаз, что заставило их обоих вздрогнуть.

Лицо у неё теперь было безумное и по цвету ничем не отличалось от её бордового платья.

– Что ты несёшь? – презрительно прошипел Люциус.

– Это вы! – возопила она, впиваясь руками себе в голову.

– Мирелла, мы все удивлены, подобным развитием событий, но не стоит впадать в крайности. Никто не виноват в том, что у Кербероса несварение, – холодно произнёс Снейп.

– Я слышала… Я слышала, ты спросил у него про антидот! – заверещала она, тыча пальцем в Люциуса. – Вы подлили ему что-то в биттер! Что вы сделали?! Вы что, отравили Кербероса?

– Ты не поняла, – натянуто улыбнулся Люциус. – Я спросил у Северуса про лекарство: есть ли у него какое-нибудь лекарство. Не антидот.

– Да хватит врать, Люциус! – воскликнула она, вскакивая с места. – Он же старый! Что ты будешь делать, если он помрёт у тебя в туалете, а? Лучше признайтесь сейчас, пока мы ещё можем что-то сделать! Что вы ему дали? Крысиный яд? Мышьяк? Стрихнин? Ты думаешь, греческие власти оставят это так просто? Думаешь, они не устроят расследование?.. Северус! – она взмолилась, обратив на него свои полные отчаяния глаза. – Хотя бы ты…

– Не переживай, Мирелла, – медленно произнёс тот. – Это… всего лишь слабительное.

Люциус бросил на него поражённый взгляд.

– Что? Слабительное?! – Мирелла вытаращила на них глаза, после чего вновь опустилась на свой стул и прошептала: – Вы что идиоты?

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь стонами старика, раздающимися из недр дома. Судорожно вздохнув, Люциус отвёл глаза к окну.

– Вы что не понимаете сколько ему лет? – продолжила тем временем Мирелла. Подбородок её задрожал. – Решили его уморить? Думаете, я просто так сопровождаю его? Думаете, я приехала сюда, чтобы насолить вам? Да я работаю на него! Я его си-дел-ка! –голос её стал истошным. – Он болен! Несколько лет назад его попыталась отравить собственная дочь!.. Он еле выжил!

– Но биттер он пьёт, – хмыкнул Люциус.

– Ах, да неужели ты не видел, что я каждый раз выбираю ему еду на тарелке?! То, что он выпил две рюмки настойки – ещё не означает, что он может пережить такое!

Она всхлипнула. Слёзы брызнули из её глаз неудержимым потоком.

– Мирелла, послушай, – сказал Северус. – Это произошло случайно. Это ошибка, но не переживай, я дам ему хорошее зелье и…

– Ошибка? Да вы оба в своём уме вообще? – снова закричала она. – Зачем вам потребовалось давать Керберосу слабительное? Вы что решили, что он хранит так необходимые вам деньги внутри собственного кишечника?

– Хватит орать Мирелла! – ударив ладонью по столу, сказал Люциус, и она замолчала, продолжая трястись всем телом и таращить на них глаза, как мелкая собачонка. – Мы решили… Мы решили, что он твой брат, понятно…

– Он кто? – выдохнула она. – Мой… мой брат?!

– Ну да, Ральф… Мы решили, что это Ральф, под оборотным зельем.

– Вы идиоты! – взвыла она, вновь хватаясь за свои растрёпанные чёрные космы. – Да что вы за нелюди такие?! Мой брат… Ральф… – лицо её исказилось от муки. – Мой брат умер! Два года назад! А этот человек – всего лишь несчастный старик, которого вы чуть не убили!

– Ах, да ну прямо, – фыркнул Люциус. – Пожилым людям бывает полезно прочистить кишечник.

– Ах, ну тебе-то конечно виднее, – ядовито заметила та, зло уставившись на него.

Лицо Люциуса при этом вытянулось, и он уязвлено провёл рукой по своим волосам.

– С чего вы вообще решили, что это может быть Ральф? Только потому, что он задавал вам вопросы про него?

– И он постоянно пил эту свою «микстуру», – выплюнул Люциус.

– Конечно! Потому что он не может без неё жить!

– Но ты же сама писала мне пять лет назад, что хочешь вызволить Ральфа из тюрьмы. Разве нет?

Горько усмехнувшись, Мирелла закивала:

– Да я тогда миллиард раз пожалела об этой своей слабости, когда получила твой ответ. Но я была совсем одна. В отчаянии! Не знала куда мне дальше идти и у кого просить помощи. Прочитав в газете, что ты стал работать в Министерстве, да ещё и на такой высокой должности, я решила, что ты сможешь устроить ему амнистию!

– Амнистию? – выдохнул Люциус.

– Конечно! А ты что думал? Что я планировала его побег?! Находясь при этом за тысячи километров от Британии, без гроша в кармане?! И как ты там сказал, я написала тебе в письме: вызволить? Вот именно!..

– Почему ты тогда не написала об этом прямо? Не подала мне официальный запрос?

– Официальный запрос? – повторила та. – Да потому что я боялась рассекретить своё местоположение! Я не знала, как здесь в действительности обстоят дела! Всё, что мне было доступно – это венгерские газеты и слухи из которых я по крупицам восстанавливала картину того, как сейчас живёт магическая Британия! – она судорожно вздохнула и, прикрыв глаза, произнесла уже более спокойно: – Я рассчитывала лишь на твоё понимание… Решила, что спустя годы, ты хоть немного изменился… Что жизнь и время, проведённое в Азкабане, научили тебя чему-то… Как глупо было с моей стороны, ждать от тебя хотя бы крупицу понимания и добра ко мне в память о том, что нас связывало…

– Нас ничего не связывало, – металлическим тоном произнёс Люциус.

– Да, – кивнула она. – Да, тебя со мной не связывало ничего… Это я была глупой школьницей, которая без памяти влюбилась во взрослого развращённого женатого мужчину…

– Ты не была влюблена в меня! – губы Люциуса презрительно дрогнули.

– Откуда тебе было знать?! Ты думал только о том, как бы ещё поиспользовать меня в своих грязных играх. Под какого ещё мерзкого старика меня подложить себе на потеху! Ты избивал меня, ты изливал на меня всю свою нерастраченную злобу, которую привык сбрасывать, пытая магглов! А я даже не могла тебе воспротивиться! Я просто не могла, Люциус, ты был единственным, кто, по иронии, значил для меня хоть что-то… И я просто не знала, что можно жить и по-другому! Я ненавидела себя и считала, что достойна твоих истязаний, а ты пользовался этим…

Люциус посмотрел на неё с изумлением.

– А теперь ты весь такой примерный семьянин, – хрипло рассмеявшись, продолжила она. – Любитель магглов и эльфов. Просто святой человек! Муж героини войны, которую несколько лет назад ещё терпеть не мог… Никогда не забуду, что ты тогда сказал, прежде чем отправиться за пророчеством в Отдел тайн, – покачав головой, Мирелла уставилась в стол. Голос её теперь звучал утробно. – Даже я поразилась тому, до какого края ты дошёл тогда. Речь ведь шла о детях, о пятнадцатилетках!.. Помнишь, что ты сказал? – она вновь вскинула на Люциуса свои чёрные как ночь глаза и медленно произнесла: – «Там наверняка будет та маленькая, вечно сующая во все щели свой поганый нос грязнокровка, Грейнджер. Не убивайте её сразу. После того, как пророчество будет доставлено Тёмному Лорду, мы все сможем вдоволь порезвиться с ней, как в старые добрые времена»…

По лицу Люциуса прокатилась судорога, и, не желая больше смотреть на Миреллу, он бросил взгляд в другой конец зала, где была дверь. В следующую секунду глаза его расширились от ужаса: там, в дверном проёме стояла Гермиона. Она держалась за ручку, лицо у неё было окаменевшее, взгляд, обращённый в пустоту, застыл. Люциус не знал, как долго она там стояла.

– Закрой свой грязный рот! – свирепо воскликнул он, вскакивая, и, выхватив палочку, наставил её на Миреллу.

Та только зажмурилась, издав жалобный стон. Снейп тоже поднялся со стула и, вытащив из недр мантии свою палочку, направил её на Люциуса, готовый, очевидно, предотвратить возможную трагедию.

– Довольно, – металлический голос Гермионы прокатился по залу. Она сделала несколько шагов. – Люциус, сядь на место.

Медленно, всё ещё дрожа от гнева, он повиновался. Снейп устало опустил сжимавшую палочку руку.

– Мисс Мальсибер, – Гермиона обратилась к Мирелле, тоном полным достоинства. – Я приношу вам и господину Калогеропулосу извинения от моего лица и лица моего мужа.

Губы Люциуса нервно дрогнули.

– Не стоит, миссис Малфой, – выдохнула женщина.

– Нет, – твёрдо сказала Гермиона. – Мне стыдно, что в моём доме, произошёл подобный инцидент. Ко всему прочему, я прошу у вас лично прощения за выдвинутые в ваш адрес обвинения и приношу вам извинения за проявленное к вам неуважение.

– Я принимаю ваши извинения, миссис Малфой, – ответила та. – Спасибо…

Гермиона, натянула на лицо вежливую улыбку и, не взглянув больше ни на кого из присутствующих, покинула зал.

Дрожа всем своим телом, едва ли сдерживая клокот в груди, Люциус снова медленно поднялся со своего стула, после чего пулей выскочил вслед за ней.

– Гермиона, – воскликнул он, когда она уже вошла в их спальню. – Что это всё значит?

Не позволяя ей закрыть за собой дверь, он тоже вошёл в комнату.

– Я не хочу это обсуждать Люциус, – произнесла она, избегая его взгляда.

– Нет, мы должны поговорить сейчас, – жёстко сказал он. – Пока… не стало слишком поздно…

– Слишком поздно для чего? – она вскинула на него свои глаза. В них стояли слёзы. – Слишком поздно для того чтобы набраться смелости и признаться мне, что Мирелла была твоей любовницей? Хотя я и так поняла это с самого первого дня… Или слишком поздно, чтобы сообщить мне о вашем с Северусом намерении напоить Кербероса слабительным?.. Слишком поздно для того, Люциус, чтобы рассказать мне, как ужасно ты поступал с женщиной, с которой у тебя была любовная связь?

– Там не было никакой любви!

– Тем более! – выплюнула Гермиона.

На мгновение между ними повисло молчание.

– А это… то что она сказала в конце… Это правда? Это правда, Люциус?! – срывающимся голосом воскликнула она. – Ты, правда, так сказал тогда, про меня, перед битвой в Отделе тайн?

– Да, – отчётливо ответил он, глядя ей в глаза.

– Ах, – Гермиона ухватилась за живот, согнувшись пополам, будто от боли, отворачиваясь от него.

– Но это было… Это было тогда, – выдохнул Люциус.

– Да-да, я понимаю, – заговорила Гермиона, проводя пальцами по своей шее. – Понимаю… Пытаюсь понять…

Одной рукой она опёрлась о стену.

– И что? – спросила она. – Что бы было, если бы вы действительно тогда победили нас? Захватили меня в плен… Что бы ты сделал со мной, Люциус? Изнасиловал? Пустил бы по кругу всем своим дружкам: Долохову, Эйвери, Мальсиберу? Фенриру Сивому, может быть?..

– Гермиона, – прошептал Люциус. – Не стоит сейчас разгонять себя из-за того, что, слава Мерлину, не произошло… Я был тогда не в себе… Я…

– Не могу, – Гермиона замотала головой, отчаянно хватая ртом воздух. – Меня просто тошнит… Не могу!

Она бросилась в ванную комнату и склонилась над раковиной, не сумев сдержать приступ. Люциус кинулся вслед за ней. Он хотел было прикоснуться к ней, но не решился.

– Уйди, – выдохнула она.

– Гермиона.

– Пожалуйста, Люциус, уйди! – она всхлипнула, судорожно протирая рот.

– Ты же обещала…

– Обещала? – вскрикнула Гермиона. – Что не буду осуждать тебя? Ты поэтому меня попросил тогда об этом? Ах! Что ж… Я и не осуждаю тебя, Люциус! Я просто не понимаю тебя! Я пытаюсь! Правда… Но, не могу… пока… Не могу.

В следующий момент Люциус развернулся и покинул ванную комнату, а затем и их спальню, аккуратно закрыв за собой дверь. Не спеша, он прошёл по коридору второго этажа и спустился по широкой парадной лестнице на первый, после чего, уверенно распахнул дверь в большой зал. Ни Миреллы, ни Снейпа там уже не было. Над каминным порталом, однако, висело небольшое облачко пыли от летучего пороха. Скривившись от отвращения, Люциус проследовал к туалетным комнатам, обнаружив там Миреллу. В дрожащих руках она сжимала бутылку с микстурой.

– Убирайся, мерзавка! – осипшим от потрясения голосом сказал Люциус. – Убирайся из моей жизни раз и навсегда! И забери с собой этого чёртового плешивого шарлатана! Я не знаю кто он такой… Но я знаю, что вам обоим было надо! Вы собирались разрушить мою жизнь. Ты собиралась уничтожить меня. Отомстить! Но я раскрыл твой план… Я знаю, когда мне собираются мстить! Я чувствую это нутром, вот здесь! – Люциус оскалился, тараща на неё глаза и ударяя себя кулаком в солнечное сплетение. – И я не позволю тебе довести дело до конца. Убирайся…

– Ты болен, Люциус! – Мирелла устало покачала головой, прижавшись спиной к стене. – Ты не заслужил того, что имеешь и в особенности своей жены… Как бы я ни относилась к грязнокровкам, но в отличие от тебя у неё хотя бы есть достоинство. Своего же ты, увы, никогда и не имел…

С этими словами она распахнула дверь в туалет, откуда слышались уже совсем тихие страдальческие стоны Кербероса. Люциус сейчас же грубо оттолкнул Миреллу в сторону и с отвращением оглядел помещение, увидев испуганного и сжавшегося на унитазе старика. Рядом стоял мистер Бэгз. Он бросил на Люциуса неодобрительный взгляд.

– Пошли бы вы все к чёрту! – выплюнул Люциус, яростно захлопывая дверь.

***

– Гермиона, – спустя полчаса, когда Мирелла и Керберос, наконец, покинули его дом, Люциус стоял под дверью собственной спальни и стучал костяшками пальцев о её деревянную поверхность. – Нам всё-таки надо поговорить…

– Да, – выдохнула та, распахнув дверь. Глаза у неё были заплаканные, и она быстро протёрла их пальцами. – Да, надо…

Люциус зашёл в комнату, однако, он едва ли понимал, что должен был сказать теперь, а потому, между ними повисло натужное молчание.

– Что ж, – прерывисто вздохнула Гермиона. – Они ушли?

– Да, – кивнул он.

– Люциус, я, – начала она. – Я не знаю, как нам быть. Нам… с тобой. Как?

– Что ты имеешь в виду? – губы его дрогнули.

– Ах, – Гермиона прижала к своей голове ладони.

– Полагаю, тебе лучше отдохнуть сейчас, – осторожно предложил он, приблизившись к ней, – и мы поговорим позже… утром.

– Нет! Нет, мы должны решить это сейчас, потому что я не знаю, до чего я смогу додуматься к утру! – она с отчаянием вцепилась пальцами в ткань рубашки на его груди, и он осторожно сжал её руки в своих ладонях.

– А чего ты хочешь сейчас? – спросил он.

– Я бы хотела это всё забыть, Люциус! – выдохнула она. – Миреллу и то, что я услышала… Правда! Просто продолжить жить дальше…

– Давай так и сделаем, – прошептал он.

– Я не знаю получится ли у меня… Не знаю!

Из глаз её снова потекли слёзы.

– Ну-ну, – Люциус аккуратно погладил её по голове. На секунду, на какую-то страшную долю мгновения, он вдруг представил себе, что возможно прикасается к ней так в последний раз, отчего у него даже перехватило дыхание. – Я всё понимаю… Я должен был рассказать тебе обо всём этом раньше…

– Да, – кивнула она. – Да, должен был! Почему, почему же ты не рассказал?

Она обратила на него свои мокрые, медовые глаза.

– Я хотел оградить тебя от этой грязи… Я оберегал тебя.

– Но у тебя не получилось! – из груди её вырвались рыдания. – Не получилось, Люциус!

– Гермиона, – он заключил её в свои крепкие объятия, настолько крепкие, что она не могла бы вырваться из них, как бы ни захотела. Люциус прижал губы к её голове, и тело её сотрясали рыдания, громкие и горькие. – Прости меня, моя любимая девочка. Прости меня, моя хорошая…

– Я же так люблю тебя, Люциус! – всхлипывала она приглушённо, прижатая к его груди. – Я же не знаю, как мне жить без тебя!

– Я и не отпускаю тебя, – повелительно сказал он. – Слышишь меня? Ты же помнишь, что это только я в этом доме принимаю такие решения, да?

Она закивала.

– Вот и хорошо, – вздохнул он. – Вот и хорошо…

– Но как мне с этим жить? – вновь простонала она. – С тем, что ты мог причинить мне когда-то боль?!

– Ничего, – утешающе проговорил он, баюкая её в своих руках. – Ты сможешь… Ничего не бойся. Я с тобой, я рядом… Ты же смогла жить с тем, что я Пожиратель Смерти, что я пытал магглов?.. Теперь ты знаешь, и кое-что ещё, но это ведь не отменяет всего того, что есть между нами, не так ли? Не отменяет Розы и нашей любви? – Гермиону снова сотрясли бессильный рыдания. – Ну-ну… Вот увидишь, всё это только укрепит нашу связь… Мы станем только ближе.

Гермиона стала затихать. Люциус медленно высвободил её из своих железных объятий, и она выскользнула из его рук, ослабевшая. Он помог ей прилечь на кровать, а сам сел рядом с ней, проводя пальцами по её бровям, массируя ей лоб.

– Вот так, – шептал он. – Ничего страшного не произошло, мы просто будем жить дальше, как и жили, не так ли?

Она только кивнула.

– И ты простишь мне мою, очевидно, неудачную попытку оберечь тебя от информации, которая смогла доставить тебе столько переживаний, да?

Она тихо всхлипнула и снова кивнула.

– А я, в свою очередь, прощаю тебя за твоё сегодняшнее поведение, – прошептал он, целуя её в висок и щёку. Брови Гермионы дрогнули и, приоткрыв глаза, она взглянула на Люциуса с удивлением. Он только улыбнулся ей и, всё ещё поглаживая её по голове, добавил очень спокойно и вкрадчиво: – И я надеюсь, что впредь ты никогда и ни при каких условиях не позволишь себе ставить меня на место в присутствии посторонних людей, а уж тем более приносить кому бы то ни было извинения от моего лица, хорошо?

Снова прикрыв глаза, Гермиона медленно кивнула в третий раз.

========== Глава 11. Куст ежевики ==========

Люциус проснулся. Утро было пасмурным, отчего в комнате всё ещё было темно. Повернув голову, он посмотрел на неё… Она уже не спала, пристально разглядывая его своими блестящими в полумраке глазами. В памяти всплыли картинки прошлой ночи, и Люциус тяжело вздохнул, признавая, что всё вчера, не считая благотворительного ужина, прошло совсем не так, как он планировал.

Он вспомнил и их с Гермионой разговор, если так можно было назвать ту мелодраматическую сцену, случившуюся по вине Миреллы, не без удовольствия подумав, что, несмотря на все козни этой мерзкой интриганки, ей не удалось добиться желаемого: Гермиона ещё лежала в его постели, а значит, всё было не так уж и плохо…

Люциус смотрел ей в глаза, в очередной раз поражаясь тому, какой удивительной, какой необычной она была и, что он совершенно не знал, о творящихся сейчас в её голове мыслях и том, чем мог закончится для них обоих сегодняшний день.

Сейчас он очень боялся её спугнуть. Рассматривая Гермиону теперь, Люциус думал только о том, не хватил ли он лишку прошлым вечером с давлением на неё в момент её глубокой эмоциональной уязвимости, и не сочла ли она его безобидное желание оставить за собой право решающего голоса, намеренным посягательством на свободу её личности? Какая опасная и в тоже время интересная это была игра…

Так, они лежали, неотрывно глядя друг другу в глаза несколько минут, пока Люциус не протянул руку к её прекрасному, обрамлённому непослушными, спутанными кудрями лицу. Ладонь коснулась щеки, пальцы проникли в волосы, задевая её очаровательное ушко. Он медленно провёл ими по краю его раковины. Гермиона вздохнула, и, повернув голову, оставила на его ладони поцелуй. Губы Люциуса сами собой изогнулись в улыбке, всё нутро его исполнилось покоем и радостью, и он настойчиво притянул её к себе.

– Покорная, значит? – прошептал он ей на ухо, когда она была совсем рядом. Когда её горячее тело прижалось к нему, распаляя внутри нестерпимый огонь.

Гермиона ничего не ответила. Она только прильнула к нему, покрывая влажными поцелуями его шею и плечо.

– Моя радость, – он лёг на неё сверху, наваливаясь всем своим весом, раздвигая её ноги и вонзаясь в неё.

Сдавленная в подушках, – лицо прижато к его груди, – она могла только судорожно вздыхать, ловя вожделенно приоткрытым ртом крупицы попадающего к ней воздуха. Руки её, отчаянно цеплявшиеся за его спину, дрожали от неудобной позы. Мог ли он когда-нибудь представить себе женщину безупречнее неё?

В следующее мгновение он выскользнул из неё, отползая назад и, схватив за ноги, вытащил Гермиону на середину кровати, позволяя ей, наконец, свободно вздохнуть, раскинуть руки, с благоговением глядя, как вздымается её грудь, как изгибается её тонкий стан и проступают под нежной кожей рёбра. Стопы её изогнулись, икры напряглись, и она развела коленки в стороны, шире, открывая его взору самую свою, сочащуюся любовью к нему суть.

Люциус навис над ней, упершись одной рукой в матрас рядом с её ухом, а другой обхватил свою изнемогающую плоть, с наслаждением глядя, как со сладких губ её сорвался стон, стоило ему вновь ворваться в неё, растворяясь, испепеляясь в ней без остатка.

***

– Что ж, очевидно, нам больше не стоит рассчитывать на греческие деньги, – вздохнув, сказал Люциус уже за завтраком, читая газету, когда Гермиона, завершив свой утренний туалет, тоже вошла в столовую.

Выглядела она как никогда прекрасно. На ней было надето домашнее платье фиалкового цвета с глубоким, притягательным декольте; волосы забраны наверх, в ушах серьги с аметистами.

– Ты сегодня изумительна, – сказал Люциус, не в силах оторвать от неё восхищённый взгляд. Она улыбнулась ему и тоже села за стол. – Вот только молчалива…

– Я просто слушаю тебя, дорогой, – сказала Гермиона.

Люциус сощурил глаза и поджал губы, после чего медленно спросил:

– Всё в порядке?

– Конечно. Что может быть не так? – взмахнула она рукой.

– Ну, я полагал… после вчерашнего… – нервно облизнув губы, Люциус сделал неопределенный жест рукой.

– Ах, ты про это, – улыбнулась она. – Не беспокойся. Я решила, что не стоит зацикливаться на пустяках. В конце концов, прошлое на то и прошлое, чтобы оставить его там, где ему и место. Вот, пусть и вчерашний день останется всего лишь вчерашним днём…

На мгновение в комнате воцарилось молчание.

– Что ж, – протянул Люциус, всё ещё не сводя с неё пристального взгляда. – Это действительно так… Так значит, ты решила «не зацикливаться»?

– Да, – кивнула Гермиона, улыбнувшись ещё шире.

– И ты… не злишься на меня?

– Почему это я должна на тебя злиться? – она округлила свои глаза.

– И у тебя нет никаких вопросов… которые тебе бы хотелось задать мне в свете всего произошедшего?

Гермиона продолжила смотреть на него с непониманием.

– Подойди ко мне, – сказал Люциус.

Она покорно встала со своего места.

– Что-то не так, Люциус? – спросила она, остановившись рядом с ним.

Он вздохнул. После чего, медленно, взяв её за подбородок, притянул к себе и поцеловал. Гермиона чувственно прикрыла глаза.

– Я поиграю в эту игру вместе с тобой, – прошептал он.

– В какую игру? – снова удивилась она.

– Ну, хорошо, – заключил Люциус, вновь обращаясь к газете, в которой была большая статья о прошедшем благотворительном ужине.

Гермиона не двинулась. Она осталась стоять рядом с ним, покорно сложив руки. Люциус посмотрел на неё с недоумением.

– Можешь сесть, – сказал он, добавив, с некоторым волнением: – И позавтракать…

Кивнув, Гермиона проследовала на своё место.

***

После завтрака Люциус удалился по делам. Вчерашний благотворительный вечер позволил неплохо пополнить запасы Фонда, однако, очевидный срыв планов относительно денег Калогеропулоса, вынуждал его пересмотреть будущие проекты.

Домой он вернулся уже поздно вечером. Мистер Бэгз суетился с ужином, а Гермиона сидела в большом зале, играя с Розой. Когда Люциус вошёл туда, на лице её заиграла счастливая улыбка. Она оставила дочь среди игрушек и подошла к нему, заботливо помогая ему снять пиджак.

– Как твои дела, муж мой? – спросила она, всё также лучезарно улыбаясь.

– Гермиона, ты всё ещё продолжаешь? – Люциус взглянул на неё с изумлением.

– Продолжаю что?

– Прекрати, – прошипел он.

– Прекратить что? – удивилась она и беспокойно спросила: – Тебе что-то не нравится, любимый? Я делаю что-то не так?

– Ах, – Люциус только беспомощно махнул рукой, отчеканив: – Ну что ты, дорогая, всё прекрасно!

Лицо Гермионы вновь озарилось этой наигранно радостной улыбкой.

– Была сегодня в лаборатории? – поинтересовался он, отчаянно пытаясь вывести её на нормальный диалог.

– Конечно, нет! – картинно возмутилась она. – Что же бы я там делала?

– Варила зелье для Рона, например, – подавляя, зарождающееся в нём раздражение, сказал Люциус.

– Ну что ты, у меня совсем нет времени на такие глупости! – Гермиона рассмеялась, будто он сказал сущую нелепицу.

– Чем же ты занималась весь день, позволь спросить?

– Ждала тебя, конечно! – улыбка её стала кровожадной.

Люциус бросил вилку на тарелку. В комнате повисла пауза, после чего, взяв себя в руки, он кивнул и, вновь взглянув на Гермиону, произнёс:

– Я не против, если ты будешь «ждать меня» днём… в лаборатории. Поэтому… поезжай завтра туда и вари там зелья.

– Как скажешь, любимый, – отчеканила она.

– Вот и прекрасно, – выдохнул он, после чего трапеза их продолжалась в молчании.

Уже после ужина, когда Роза была уложена, и Люциус, приняв душ, вошёл в их с Гермионой спальню, она предстала перед ним на кровати в умопомрачительном новом белье, из чёрного кружева и атласных лент. Картина эта была настолько прекрасна, что Люциус даже невольно облизнулся, медленно подходя к ней.

– Вот так, значит, ты решила? – выдохнул он, забираясь на кровать.

– Решила что? – невинно спросила Гермиона.

– Решила мучить меня, да? – он провёл ладонью по её лицу.

– Тебе что-то не нравится, муж мой? – губы её припали к его груди, руки раскрыли полы халата.

Люциус лёг на спину, не в силах сопротивляться её нежности.

– Хватит, меня так называть, – прошептал он, поглаживая её по голове.

– Как скажешь, мой… господин? Повелитель?

Люциус, однако, не смог ничего ответить. Гермиона уже оседлала его, позволяя ему проникнуть в себя так глубоко, что он только задохнулся от наслаждения.

***

Так прошла неделя. Гермиона продолжала строить из себя покорную жену, которую Люциус из-за занятости заставал, впрочем, только за завтраком и уже вечером, перед сном. Всякий раз, при этом, она встречала его в новом белье или каком-нибудь неожиданном образе. Это были гейши, венецианские куртизанки, восточные наложницы; раскрепощённые, неистовые, сладострастные… Но стоило только Люциусу попытаться заговорить с ней о чём-то обыденном, как Гермиона сию же секунду превращалась в улыбающуюся фарфоровую куклу, не лучше Мими, достучаться до которой у него не хватало сил. И если вначале он старался не обращать на это внимания, полагая, что ей самой через пару дней надоест этот маскарад, то спустя неделю, он уже чувствовал, как его начинало трясти мелкой дрожью, всякий раз, стоило ему только взглянуть в её, мало что теперь выражающие стеклянные глаза.

С другими людьми Гермиона оставалась прежней. Люциус знал об этом, потому как снова просил мистера Бэгза время от времени показывать ему её в зеркалах, пока она была в исследовательском центре. Он заставал её при этом в разных ситуациях: за созданием зелья в лаборатории, обрезкой растений в теплице или обедом в общей столовой… Всякий раз она была окружена другими людьми, зельеварами в основном и вела себя с ними абсолютно непринуждённо. Раздражало Люциуса ещё и то, что где бы Гермиона ни была, всякий раз, тут как тут, возникал Алонзо. Он помогал ей резать ингредиенты и вежливо отодвигал стулья, а когда её однажды обрызгало кипящим зельем, роняя на своём пути колбы, бежал к ней с бинтом наперевес дабы помочь обработать кисть, на которую попало несколько капель. Пока он старательно накладывал повязку на её, весьма незначительный ожог, Гермиона улыбалась. И улыбка её была совсем не тем, приводящим Люциуса в исступление искусственным оскалом, но простым и искренним выражением признательности.

Очередным вечером, когда Люциус не без содрогания зашёл в свой собственный дом и прошёл в большой зал, где по обыкновению на столе для него был уже накрыт ужин, он с удивлением нашёл, что Гермиона не встречала его. Не удосужившись даже поинтересоваться у мистера Бэгза, где же она была, потому как ему осточертело смотреть на её восковое лицо, он просто сел за стол и приступил к трапезе. Спустя некоторое время, когда он почти уже закончил есть, дверь отворилась, и она вошла в зал. Одета Гермиона на этот раз была в лёгкий халат китайского шёлка, волосы забраны наверх; чрезмерно яркий макияж был почти непристойным.

– Ах, ты уже пришёл, мой дорогой, – улыбнулась она, гордо прошествовав по залу и вальяжно опустившись на диван. – Как прошёл твой день?

– Как обычно, – буркнул он. Губы его дрогнули от раздражения. Ему невыносимо захотелось смыть с её лица это вульгарное безобразие и, вторя её раскрепощённой манере, он закинул локоть на спинку стула, насмешливо полюбопытствовав: – Ну, и кто ты сегодня? Шлюха из китайского квартала?

Гермиона едва заметно вздрогнула, бросив на него острый взгляд, после чего, вновь безмятежно улыбнувшись, произнесла, проведя пальцами по своей груди, оголяя её:

– Если тебе так хочется, мой господин.

– Мне бы хотелось, чтобы ты прекратила этот цирк и, наконец, обсудила со мной всё, что происходит между нами, нормально, – выплюнул он, сжимая в руке десертную ложечку так сильно, что она согнулась.

– Я не понимаю, – мотнула она головой. – Что я делаю не так?

– Гермиона, – выговорил он, откладывая ложку в сторону. – Может, хватит? Я понял, что ты наказываешь меня, но довольно. Давай поговорим.

– Хорошо, – кивнула она, с ногами забираясь на диван. – О чём ты хочешь поговорить, любимый?

Из недр груди Люциуса вырвалось звериное рычание, которое он подавил.

– Как проходят твои исследования, к примеру? – спросил он.

– Ой, это так скучно! – она махнула рукой. – Как хорошая жена, я не могу нагружать тебя такими глупостями.

– А мне и не нужна хорошая жена! – взревел он, ударяя кулаком по столу. – Довольно!

Гермиона только томно вздохнула и легла на спину. Одна её нога соскользнула на пол, другую она закинула на спинку дивана, проникая руками себе в промежность и начиная ласкать себя, после чего, обратив свой похотливый взгляд на Люциуса, она простонала:

– Не хочешь присоединиться ко мне?

Лицо его искривилось, однако, он поднялся со стула и, приблизившись к ней, присел рядом.

– Гермиона, – прошептал он, глядя ей в глаза и стараясь не обращать внимания на её густо накрашенный гадкой ярко-красной помадой рот, призывно открывающийся всякий раз, когда она входила в себя своими пальцами. – Хватит вести себя так…

– Как? – выдохнула она, хватая его за плечи и притягивая к себе.

– Как продажная девка, – выдохнул он.