Текст книги "Три килограмма конфет (СИ)"
Автор книги: Нельма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)
Я-то, конечно, видела, в каком состоянии он до сих пор находился. По ходящим желвакам, побледневшим костяшкам вновь сжатых в кулаки пальцев и ощущению ожога, оставшегося на моей коже в том месте, где наши ладони только что соприкасались. Его злость была настолько сильной, что горячими волнами расходилась от охваченного пламенем тела, разносила вокруг запах опасности и забивалась в лёгкие едким смогом.
– Я с тебя ещё спрошу за тот случай, даже не сомневайся, – в тоне Иванова звучали стальные ноты неприкрытой угрозы, однако Натка, в отличие от меня, испуганной всё равно не выглядела. Напротив, она с каким-то неожиданным любопытством переводила взгляд с него на меня и обратно.
– Записывайся в очередь, Иванов! – фыркнула Наташа и, откинувшись на спинку стула, неопределённо махнула рукой в сторону. – Могу предложить тебе свободное местечко как раз следом за братом.
– А я могу предложить тебе меньше выёбываться, Колесова.
– Значит, поговорим после обеда, – на удивление быстро сдалась она, расплываясь в довольной улыбке.
– На обед вы не пойдёте? – недовольно уточнил он, немного расслабившись и обращаясь уже ко мне. Протянул руку и начал раскладывать мои ручки и карандаши в аккуратный и ровный ряд, сортируя от длинных к коротким и располагая чётко перпендикулярно краю стола.
Способ успокоить собственные нервы номер два. Первый – в кратчайшие сроки съесть что-нибудь сладкое, да побольше. Третий – властно вжать меня в себя, чтобы рёбра жалобно хрустнули, сопеть мне на ухо и покусывать-облизывать мочку и особенно чувствительный участок шеи сразу за ней.
Мне хватило нашей недели, чтобы выучить все его привычки наизусть. Все милые странности, от которых меня затапливало небывалой нежностью по отношению к нему, такому серьёзному, строгому, взрослому и в то же время ещё такому сущему ребёнку.
– Сегодня не пойдём, – ответила я, чувствуя на себе пристальный и как будто насмешливый взгляд Натки. Почему-то мысль о том, что она уже догадалась о наших с Максимом отношениях, ужасно меня смущала, и я невзначай ткнула её локтем в бок, надеясь, что мой намёк будет истолкован верно.
Она отвернулась, не забыв сопроводить это тихим смешком.
– Понятно, – пробормотал он, злобно зыркнув на продолжавшую улыбаться Колесову. Кажется, теперь ему стало так же не по себе от всей ситуации, как и мне, и пятерня мгновенно зарылась в волосы на затылке. – Ну, тогда ещё увидимся.
Появление Иванова в нашем кабинете напоминало интервенцию, а его уход – трусливое бегство с поля боя, не иначе. Я же одёрнула себя уже в тот момент, когда он выскользнул в коридор, сообразив, что проводила его взглядом и до сих пор бездумно пялюсь в дверной проём.
Раньше мне определённо было проще делать вид, будто нас с ним ничего не связывает.
– И как долго? – голос Наташи раздался прямо под ухом и я дёрнулась от неожиданности, не заметив, когда она успела склониться ко мне. Перевела на неё притворно-удивлённый взгляд, похлопала ресницами, приоткрыла рот для пущего эффекта, прежде чем увидела её хитрое выражение лица и поняла, что отнекиваться уже бесполезно. – Как долго вы с Максимом вместе?
Комментарий к Глава 32. Про возвращение.
Спасибо огромное всем, кто оставляет комментарии и проявляет активность.
И отбельное спасибо – за подарок. Ооооочень приятно!))
Следующая глава будет большая и насыщенная, поэтому появится только к концу недели, увы. Поддержите автора пожеланиями вдохновения, так как единственная возможность для меня писать сейчас – ежедневно жертвовать парой часов сна, что даётся не так уж легко…
========== Глава 33. Про маленькие шаги навстречу друг другу. ==========
– Кажется, будто меня не было по меньшей мере год, а не месяц, – задумчиво изрекла Натка, когда Рита окончила краткий пересказ того, что произошло недавно между ней и Чанухиным, сократив эмоционально тяжёлую и насыщенную историю до нескольких обобщающих и почти нейтральных предложений, сбившись и замешкавшись только в тот момент, когда последовательность событий дошла до предположения о её беременности.
В целом, держалась Марго на отлично. Только не отрывала взгляда от чёрных носков своих туфелек и говорила тихо и быстро, зачитывая свою речь как по бумажке, а потому заметно выдохнула, когда удалось высказаться без уточняющих вопросов с нашей стороны. Я-то и так знала намного больше, чем должна была, а Колесова, кажется, просто настолько опешила, что до сих пор усердно переваривала весь объём поступившей информации, сидя в коридоре на подоконнике (можно было позволить себе подобную вольность, пока у завуча ещё три дня официального отпуска) и болтая ногами в воздухе.
К счастью, моя очередь делиться откровениями уже прошла. Подруги только понимающе кивали, когда я разглагольствовала о том, что сама не поняла, как так у нас с Максимом получилось, еле сдерживали улыбку на том моменте, где я по собственной дурости и неопытности пыталась отнекиваться от назначенного свидания, и многозначительно переглядывались, узнав, что все новогодние праздники я провела у него дома.
Вдаваться в подробности и делиться всеми аспектами наших отношений я, конечно же, не стала, как и неожиданно ловко ушла от прямого вопроса Наты, почему мы скрываемся ото всех. Потому что ответить однозначно не могла. В первую очередь – потому что я замороченная дура. А уже дальше можно было до бесконечности перечислять: он и сам вроде бы не против, на нас будут косо смотреть, непонятно, протянем ли мы хотя бы месяц, а слухи уже расползутся, да и так даже интересней…
И ещё, ещё, ещё много оправданий разной степени нелепости, ни одно из которых на самом деле не являлось хоть сколько-либо разумным.
– Наверное, теперь пора и мне выговориться, – с показательным энтузиазмом воскликнула Наташа и потёрла ладони, показывая предвкушение. Хотя по тому, как забегал её взгляд, а пальцы начали дёргать пуговицы на манжете пиджака, становилось понятно, что волнуется она настолько же сильно, насколько не хочет этого показывать.
Мы с Ритой терпеливо ждали, когда ей хватит духу начать. Не торопили, ничего не спрашивали и боролись с желанием укоризненно тыкнуть её тем, что мы очень переживали и заслуживали хотя бы одной маленькой весточки о том, что с ней всё в порядке.
– Вы уже знаете, что у Яна есть невеста и свадьба запланирована на лето? – внезапно спросила она и, не дожидаясь нашего ответа, тут же усмехнулась: – По вашим печальным лицам вижу, что знаете. Артём рассказал?
– Да, – кивнула я, понимая, что нет смысла это скрывать.
– Ну да, Тёмка один из немногих, кто подробно знал всю ситуацию с готовящимся договорным браком. Он, сестра Яна… и я, – подытожила она с едкой ухмылкой и нервно поёрзала на месте под нашими выжидающе-напряжёнными взглядами. – Не знаю, зачем я продолжала поддерживать с ним общение все эти годы. С одной стороны, это же чистой воды мазохизм. А с другой – возможность из раза в раз получать всё новые доказательства того, что нахрен мне не нужны отношения с таким замороченным ублюдком. Он же со мной вообще всем делился. Доверял. И зря…
– Почему ты мне об этом никогда не говорила, Нат? Думаешь, я бы не поняла? Осудила? – спросила Рита, покачнувшись с пяток на носок и обратно, и упрямо выглядывая в окно, чтобы не смотреть ни на кого из нас.
Я даже пытаться спросить что-то подобное не имела права. Слишком мало времени мы были знакомы, а Колесова до последнего пыталась произвести на меня впечатление человека совсем иных качеств и жизненных приоритетов, чем это было на самом деле.
И я отвечала тем же, прячась под самой удобной и неприметной маской.
– Потому что дура, Рит, – в сердцах бросила Наташа, пожав плечами. – И это я не ради красного словца, а констатирую факт. Я настолько дура, что когда он рассказал, что приедет на каникулы, и предложил отлично провести время на прощание, меня чуть не разорвало от злости, негодования и… и осознания, скажем так, своей роли в его жизни. Не то чтобы я и раньше питала особенные иллюзии на этот счёт, но всё равно стало обидно, что он ко мне вот так. Только вместо того чтобы послать его нахуй с такими прощаниями, я согласилась и придумала, как ему отомстить.
Она довольным взглядом обвела наши заинтересованные лица, тут же обратившиеся в её сторону, и смущённо улыбнулась, будто и не рассчитывала на такой яркий эффект от своих слов.
– Я согласилась и всё спланировала. Пришла на вечеринку, как и было оговорено, уехала к нему домой – пришлось оставить свой телефон там, на квартире, и его забрали родители. Я догадывалась, что у Яна на этот раз всё будет очень скрытно, но не думала, что настолько: камеры повсюду, охрана, словно я приехала в гости к сыну президента. У его родителей очень и очень большие подвижки в бизнесе, и на фоне этого у них на безопасности совсем крыша поехала. И это обеспечило мне непредвиденные проблемы, но, к счастью, помощь пришла откуда не ждали. И, наверное, в первую очередь я должна сказать огромное спасибо тебе, Полина.
– За что? – замешкалась я, пытаясь уловить в её голосе сарказм и догадаться, что умудрилась натворить, сама того не подозревая.
– За то, что ты тормошила Иванова, а тот – своего брата, и, вопреки нескольким уверенным отказам, Артём всё же заявился к нам в гости, хотя было у меня чувство, что он категорически не хотел на самом деле встречаться с Яном. Но именно ему я смогла в итоге передать на хранение флешку, которую сама бы уже не смогла вынести из того дома: меня обыскали с ног до головы, как чувствовали что-то неладное. А на флешке видео с разнообразием всех способов Яна развлечься перед предстоящей свадьбой: наркотики, алкоголь и секс с бывшей подружкой. Я отправила запись родителям его невесты и ей самой.
Сказать, что мы были в шоке, – не сказать ничего. Я даже не могла понять, что именно испытываю после озвученного поступка Наташи: недоумение, смущение или какое-то странное торжество от осознания того, во что вляпался Ян, привыкший обращаться с ней, как с игрушкой, и наверняка не ожидавший такого внезапного и сильного предательства. Зато я понимала, во что вляпалась Натка, подставившись под гнев как минимум родителей самого Яна, а как максимум – его неудавшейся невесты и своих собственных.
– Мне очень жаль, Полин, что пришлось втянуть тебя в это. Я так боялась, что всё сорвётся, запаниковала и потащила тебя вслед за собой, понадеялась, что ты достаточно разумна и сбежишь оттуда, а потом очень испугалась, когда ты пошла с Ермиловым. Выскочила потом из комнат, надеялась найти тебя и отправить домой или набрать Рите, но увидела издалека Чанухина с Ивановым и поняла, что за тобой уже пришли. Теперь-то я понимаю, почему Максим вообще осмелился сунуться туда после всего.
– После чего? – настороженно уточнила я, заметив, как она дёрнулась, будто сказала лишнего. Замялась, оглянулась по сторонам, то ли проверяя, не подслушает ли нас кто-нибудь, то ли выискивая хоть один повод не отвечать на мой вопрос, но, тяжело вздохнув, всё же пояснила:
– Это же он сдал часть ребят, когда здесь начали разбираться с наркотой. Это было логично: пока все молчали, администрация цеплялась к каждому, досматривала наши вещи и обещала в принудительном порядке заставить всех сдать анализы. Потом стало бы ещё хуже. Иванов сдал нескольких, Тёмка признался сам, ещё нескольких на самом деле сдал Ян, и от нас отвязались. А когда он разошёлся с Никой, она всем рассказала, что Максим стукач, хотя тогда он именно её задницу в первую очередь прикрывал. Сама понимаешь, как теперь остальные к нему относятся.
Тяжёлый вздох сорвался с моих губ сам по себе, не спросив разрешения. Максим ни разу даже не намекнул о том, какую роль сыграл в разразившемся скандале, и уж тем более не стал уточнять, на какой риск пошёл, чтобы забрать меня с квартиры. Неужели боялся, что я не пойму или начну его осуждать? Даже после того как я смогла принять новость о том, что он сам употреблял наркотики?
– Поль, ты что-то совсем из-за этого загрузилась, – пробормотала Натка и только нахмурилась после моей неубедительной попытки улыбнуться.
Совсем не хотелось ей признаваться, что услышанные только что новости выбили меня из колеи и заставили в который раз заново взглянуть на тех людей, которых, как я самонадеянно считала, хорошо знала и понимала. А теперь мне нужно было немного времени, чтобы заново придумать всем не самым хорошим поступкам достойные оправдания, найти для странного поведения логичные объяснения или просто смириться и принять всё так, как есть, без обнадёживающих иллюзий.
Поступок Наташи я отчасти понимала, отчасти одобряла, отчасти – отторгала всем своим существом, чувствуя какую-то брезгливость и обречённость, стоило лишь вспомнить всё, что мне стало известно об их с Яном отношениях. Об их болезненной созависимости, взаимной изощрённой ненависти и попытках так или иначе отравить друг другу жизнь.
Но я и представить себе не могла, как бы сама поступила на её месте. Может быть, тоже захотела бы отомстить ему за всё, через что пришлось пройти в прошлом. Может быть, напротив, сделала бы всё возможное, лишь бы не встречаться с ним больше ни за что и никогда, и сожгла бы все мосты, ведущие обратно в ад. Может быть, пробовала бы просто жить дальше, без оглядки на старые ошибки.
– А Артём в курсе, что именно он помог тебе вынести из дома Яна? – внезапно спросила Рита, и в ожидании ответа я даже дышать перестала. Если Колесова таким образом подставила его, то Максим точно её убьёт, когда обо всём узнает.
И я, если честно, не уверена, что попытаюсь его остановить.
– Да, я всё ему рассказала. Он, конечно, был не в восторге от моей идеи, но отговаривать всё равно не стал. К тому же, был за ним один должок, – передёрнула плечами Наташа, и меня обдало волной жара и смущения, которые удалось так удачно скрыть за повышенным вниманием к громко переговаривающимся одноклассникам, появившимися в конце коридора. Я проводила их взглядом вплоть до входа в наш кабинет, лишь бы как можно дольше не оборачиваться и не смотреть в лицо подруги, чей грязный секрет стал мне случайно известен.
***
Пока Слава прочно обосновался в доме у Максима, у нас не оставалось почти ни одной возможности не то что побыть наедине, но даже поговорить друг с другом без слушателей. В гимназии приходилось довольствоваться редкими минутами смазанных и торопливых поцелуев в гардеробе, в ещё не успевшей заполниться перед футбольной тренировкой раздевалке, на опустевшей к концу занятий лестнице. Мы перекидывались тоскливо-скучающими взглядами на переменах, поедали друг друга жадным взглядом во время обеда и смеялись глазами, картинно прощаясь около ворот.
Потому что спустя каких-то двадцать минут и миллион взмахов крыльями засевших в моём животе бабочек мы уже обнимались у меня в подъезде, где я всегда покорно ждала его, уткнувшись носом в запылённое окошко между вторым и третьим этажом и сгорая от нетерпения.
Это были самые прекрасные, приятные, незабываемые моменты каждого дня: почти грубо прижатая к стене спина, покрывающаяся мурашками от каждого чувственного прикосновения, холод нежно проводящих по лицу пальцев, отогревающихся на моей шее незадолго до того, как мне пора было заходить в квартиру, и губы, способные вытворять невероятные и восхитительные вещи. Не только целовать, как в первый и последний раз в жизни, а ещё шептать, пылко и будто задыхаясь, настолько правильные и желанные слова.
Наверное, стоило так болезненно сдерживать собственную невыносимую тягу к нему у всех на глазах, чтобы вечером тонуть в бесконечно повторяющихся «скучал, как же я по тебе скучал».
В целом, мы все удачно делали вид, что за последние месяцы ничего не произошло и ничего не поменялось. Общались все впятером, как в середине осени, ели за одним столом в школьном буфете, иногда выбегали в курилку на заднем крыльце в самых неожиданных комбинациях, хотя постоянно курил до сих пор только Слава, а Рита лишь изредка дёргала у него сигареты, не стесняясь приходить за ними даже в кабинет математического класса.
А порой, когда я дрожала от холода и адреналина от опасения оказаться застуканной в курилке завучем, Максим демонстративно затягивался и неотрывно смотрел мне прямо в глаза с немым вызовом. Знал ведь, паршивец, как сильно мне хотелось вырвать эту дрянь из его пальцев и яростно втоптать в снег, но такое поведение никак не укладывалось в рамки тех дружеских отношений, что мы поддерживали у всех на виду.
«Мне нужно чем-то занимать свои губы в течение дня, чтобы дотерпеть до вечера», – ехидно комментировал он мои нерешительные попытки как-то обсудить его внезапно проявившуюся дурную привычку. И мне не оставалось ничего иного, кроме как захлопнуть рот и смириться с таким раскладом.
Ему же приходилось мириться с постоянной компанией Наташи и балансировать на тонкой грани сарказма, не скатываясь в глубокую яму агрессии по отношению к ней. И мне не надоедало благодарить его за это изо дня в день: нашёптывая «спасибо» между поцелуями за первым же укромным уголком, крепко сжимая его ладонь, когда никто не видит, или убирая с его плеча несуществующую пылинку и при этом случайно задевая шею, чуть поглаживая её костяшками пальцев.
Мы не делали ничего особенного, но какие-то слухи, домыслы, сплетни всё равно начинали просачиваться и занимать умы наших одноклассников. Таня Филатова изощрялась в стремлении побольнее задеть меня своими ехидными замечаниями о том, что, как бы я ни старалась, привлечь внимание Иванова мне всё равно не светит. Что было очень странно и даже смешно, ведь именно он с самым невозмутимым видом мог прийти к нам в кабинет и торчать возле меня всю перемену, впрочем, общаясь при этом исключительно подколками, как в старые и не-добрые времена.
Намного хуже пришлось Марго, на чью долю выпала вся волна негатива: презрительный прищур Димы, вышедшего с каникул с огромной кровавой коркой на нижней губе, оставшейся после её укуса, лютая ненависть со стороны местных звёзд, быстро прознавших, на кого Мистер Идеальный Мудак променял их подружку Светку, а заодно косые взгляды большей части учеников нашей параллели, с удовольствием перетиравших любые вновь выдуманные подробности любовного треугольника Чанухин-Анохина-Романов.
Её нейтрально-дружеское общение со Славой на фоне всех домыслов и пересудов имело эффект бомбы с отсроченным запуском. Потому что все надеялись увидеть хоть какие-нибудь подтверждения самых смелых и нелепых теорий происходящего, будь то очередная драка, громкое выяснение отношений или хотя бы вскользь брошенная укоризненная фраза. Но за две недели ни разу не произошло ничего из ряда вон выдающегося, более того, сам Чанухин своим безукоризненно-отстранённым и лишённым всяких эмоций отношением к Рите и поразительным хладнокровием при встречах с Романовым доказывал абсурдность всех придуманных сплетен.
Они с Марго и правда общались как приятели. Даже не как друзья, которые искренне заинтересованы жизнью друг друга, готовы обсуждать общие интересы и вместе заниматься любимым делом часами напролёт или могут без веской причины прогуляться вместе до дома после уроков. Через эту обманчиво-стандартную стадию своих взаимоотношений они уже прошли осенью, а теперь их связывали какие-то странные, импульсивные порывы, выглядевшие естественно со стороны, но вызывавшие недоумение у нас, знающих настоящее положение дел.
Ведь у него всегда есть возможность одолжить запасной карандаш у кого-нибудь из своего класса, а не подниматься ради этого к ней в кабинет. И не так уж сложно найти для похода в курилку компанию чуть более подходящую, чем лишь изредка одалживающая у него сигареты Анохина, с недавних пор любые слова в их разговоре с удовольствием заменяющая на тишину и колечки дыма, ловко вылетающие изо рта.
А у неё не так много проблем с французским, чтобы день ото дня находился какой-то очень важный короткий вопрос, из-за которого нужно срочно влететь в математический класс порывом прохладного ветра, склониться над сосредоточенным Славой, без запинки выдающим правильный ответ, и вихрем унестись обратно, словно её там никогда и не было.
– Значит, сегодня у вас свидание? – заговорщическим тоном спросила Наташа и радостно улыбнулась, когда я смущённо кивнула в ответ.
Сегодня мы оказались на обеде одними из первых и, сидя за своим привычным столом, могли себе позволить бесцеремонно разглядывать до сих пор толпившихся в очереди учеников, а заодно и открыто разговаривать друг с другом, пока поблизости никого не было. Колесова кривилась, крутя в руках огромное ярко-зелёное яблоко, любезно вручённое ей мамой в качестве обеда – с тех пор как она вернулась от Яна, ей давали мизерные копейки карманных денег и пытались перевоспитать всеми доступными методами, включая психолога, ежевечерние разговоры «по душам» с крайне раздражёнными её поступком родителями и даже насильственным приучением к правильному питанию.
К счастью, моя мама не стала заниматься подобной чепухой, и столь полюбившиеся шоколадные конфеты появлялись в карманах моей куртки и на дне сумки как по расписанию, отныне выступая не только моим тайным средством снятия стресса, но и посильной помощью Натке, которая, как она сама утверждала, уже даже во сне видела картошку фри и румяную сладкую булочку.
– Это не совсем свидание. Скорее праздник в честь официального окончания очередного срока моего домашнего ареста, – я покосилась на Риту, последние несколько дней ещё более задумчивую и отрешённую, чем обычно. Наташа нашёптывала мне, что причина наверняка в стремительно приближающемся дне всех влюблённых, а Марго отбивалась от вопросов, оправдывая своё состояние просьбой завуча подобрать подходящую музыку для дискотеки в честь этого праздника, будто не понимая истинный смысл высказываемых Наткой предположений.
Я-то всё понимала. Испытывала лёгкое волнение в связи с этим дурацким и всегда прежде столь ненавистным днём, но чувствовала, что это – идеальная возможность сделать шаг вперёд в наших отношениях с Максимом. Предложить ему перестать скрываться, сделать что-нибудь такое, после чего наши истинные отношения и так станут ясны, дождаться каких-нибудь решительных действий с его стороны… да что угодно, лишь бы переступить уже ту грань собственного страха, на которой я топталась больше месяца, сжирая себя живьём день ото дня.
Возможно, Марго ждала четырнадцатое февраля с похожими надеждами, рассчитывая как-нибудь прояснить их с Чанухиным запутанные отношения. Она могла сколько угодно отпираться от очевидного и твердить, что всё давно кончено, но меня не покидала уверенность, что это абсолютно не так. Даже моего непродолжительного тесного знакомства со Славой стало достаточно, чтобы уверенно утверждать: он бы не тратил силы и время на поддержание видимого нейтралитета с той, кого захотел бы навсегда вычеркнуть из своей жизни.
Для людей вроде него вообще не проблема одним махом отказаться от того, кто ещё вчера значил слишком много. Вынести обвинительный приговор, назначить казнь и привести её в действие, ни на миг не усомнившись в своём решении. Это про таких, как он, обычно говорят с восторгом, завистью и осуждением: выбирает головой, а не сердцем.
Только на этот раз, кажется, что-то пошло не так. И у хладнокровного Славы, привыкшего к выверенным и продуманным действиям, и у переменчивой Риты, мало чем – и кем в том числе – интересующейся дольше пары недель.
– Вообще-то, я и не надеялась, что в этот раз моё наказание ограничится месяцем. Мы с мамой до сих пор не поговорили толком и дома стараемся даже не оставаться вдвоём в одной комнате, потому что сразу как-то не по себе становится, – призналась я и быстро оглянулась, по инерции выискивая среди калейдоскопа лиц хмурого Иванова, чьё настроение испортило решение директора так и оставить под знаком вопроса его пребывание на должности капитана футбольной команды. – Но она на удивление легко и быстро согласилась, когда я отпросилась погулять, несмотря на то, что впереди ещё два учебных дня, а вернусь домой я наверняка очень поздно.
– Иногда родители понимают больше, чем мы думаем, – тихо заметила Рита, сделав маленький глоток чая и потупив взор, когда мы с Колесовой удивлённо уставились на неё. – Люська мне призналась, что мама уже несколько раз просила её со мной поговорить «как психолога». А мне-то казалось, что я не вызываю никаких подозрений.
– Может, не стоит отказываться? Всё же, помимо своего образования, она ещё и твоя сестра, – мне не хотелось давать Марго советы, но многочисленные упоминания об отличных результатах работы с психологом, которые я слышала от Максима, заставили меня не раз пожалеть, что после смерти Кости мне не хватило духу тоже согласиться на предложение пройти терапию.
– Люся и так обо всём знает, – печально отозвалась Марго, подушечкой указательного пальца обводя кромку чашки и напряжённо вглядываясь в чуть подрагивающую чайную гладь. – Только помочь советом она не решается. У неё же у самой свадьба в августе. И очень пугающее влечение к лучшему другу жениха.
– Ты сейчас точно про Люсю? – уточнила Натка, уверенным движением отложив ненавистное яблоко в сторону от себя и задумчиво почесав кончик носа. – Как же её так угораздило…
– А как нас всех угораздило? – резонно возразила Анохина и, мельком взглянув в сторону видневшейся издалека рыжей макушки, грустно улыбнулась.
– И то верно, – кивнула Колесова, ненавязчиво дёргая меня за рукав блузки и заставляя отвлечься от восторженного созерцания высокой и широкоплечей фигуры стоящего рядом с Чанухиным Максима, которого я не видела уже больше двух часов и поэтому готова была облизать взглядом с ног до головы.
Всё же никакая переписка не могла заменить возможности просто прикоснуться к нему невзначай, проходя мимо, или задохнуться от счастья при виде его широкой искренней улыбки и милых ямочек на щеках.
Даже его сурово поджатые от недовольства губы мне хотелось неторопливо и нежно целовать, одновременно с тем перебирая пальцами короткие и шелковистые волосы у него на затылке. А потом спрашивать тихо: «Ну и кто из нас ещё бука?», зная, что после этого его наверняка прорвёт на долгий и подробный рассказ обо всех скопившихся проблемах, которые он до последнего старался держать при себе, чтобы не загружать меня.
– Поль, если ты продолжишь так на него смотреть, то это будет более показательно, чем встать у входа в гимназию с плакатом в руках «я без ума от Иванова», – хихикнула Натка, проигнорировав мою недовольную мину.
– Что, это правда так сильно заметно?
– Да, – хмыкнула Наташа.
– Очень, – вторила ей слабо улыбающаяся Марго.
– Ой, вот могли бы меня и поддержать. Как-нибудь, – пробурчала я, нервно разглаживая складки на своей юбке и не понимая, куда теперь деть свои мешающиеся руки и испуганно бегающие глаза.
– Я поддержу тебя в чудесный миг, когда ты сядешь за этот стол, выдохнешь и объявишь нам, что вы с Ивановым больше не будете страдать хуйнёй и прятаться от всех, – в её голосе я услышала лёгкий укор, совсем не вяжущийся со ставшими уже привычными перепалками между ней и Максимом.
– Не ожидала услышать такое от тебя.
– Да я же понимаю, что Иванов так бесится, потому что поступила я тогда, как эгоистичная сука. Это значит, что я дерьмовая подруга, а он – хороший парень, – спокойно пояснила Натка и тут же выставила вперёд ладонь, заранее прерывая мои зарождающиеся попытки что-то ей возразить или придумать для неё ещё несколько слабеньких оправданий. – Хороший парень исключительно для тебя, Поль. А по жизни он заносчивый говнюк и дико раздражающий тип.
Замолкла она как раз вовремя: Слава и Максим подошли к столу и сели на свои места, обменялись загадочными взглядами и дружно ухмыльнулись, даже не пытаясь как-нибудь это скрыть.
– Я же говорил: нас обсуждают, – самодовольно кинул Иванов Чанухину, наконец разорвав повисшее над столом подозрительно-провокационное молчание. Наверное, мне должно было стать очень стыдно, но вместо этого с губ сорвался приглушённый смешок.
Да, попались мы с поличным и совсем по-глупому, поэтому особенного смысла отрицать очевидное уже не было. К тому же, под прожигающим насквозь взглядом Максима я терялась, забывала как дышать и ёрзала на месте как будто от смущения, а на самом деле – от нетерпения.
Об одном аспекте нашего долгожданного свидания (всего-то второго за полтора месяца бурных отношений) я предпочла умолчать и перед подругами, и перед ним. У моих родителей достаточно редко совпадали ночные дежурства в больнице, и такие дни я не особенно любила – в квартире было неуютно и тревожно оставаться одной по ночам и сон всегда выходил прерывистым и беспокойными. Но сегодня мне точно не будет страшно спать.
Если, конечно, спустя столько времени вынужденного отлучения друг от друга нам вообще предстоит заснуть.
У мамы я отпрашивалась, нацепив наиболее самоуверенное и наглое выражение лица, на какое вообще оказалась способна. Пошла ва-банк, открыто признавшись, что собираюсь гулять с Максимом (и получила саркастичное «ты, наверное, хотела сказать с Ритой?») и добавив многозначительно, что он проводит меня до квартиры (а вот тут во взгляде матери открыто читалось «ты, Поля, последний стыд потеряла!»). Не знаю, чем я в итоге заслужила её согласие, но звучало оно обречённо и вымученно, хотя мне даже не пришлось использовать заранее припасённые для откровенного шантажа аргументы.
Впрочем, несколько раз за последние дни я замечала смятение на лице мамы, причины которого прояснились только вчера вечером, когда после долгого-долгого созерцания моей до неприличия мечтательной физиономии она пробурчала «мы с твоим отцом, кстати, надеемся обойтись без внуков ещё хотя бы лет пять» и оставила меня на кухне в компании недоеденной тарелки супа, покрасневших щёк и состояния полнейшего шока. Ах, да, и облегчения от того, что мне не стали читать двухчасовую лекцию про предохранение, как поступили когда-то давно с Костей.
Тяжелее всего стало умолчать о своих грандиозных планах перед Ивановым, и мне бы ничего не удалось, если бы он сам не держал в секрете то место, куда мы должны отправиться сегодня после уроков. Сладкий трепет охватывающего меня предвкушения так удачно получалось списать только на ожидание его сюрприза, без упоминания своего собственного.
С самого утра он смотрел на меня слишком открыто и пристально, жадно и жарко, почти развратно, и от этого внизу живота всё скручивалось морским узлом. И в голове нет-нет да мелькала шальная мысль послать к чёрту всю эту красивую мишуру свиданий, требовавшую соблюдения хоть какой-то дистанции между нами и приличного поведения на людях. А мне до жути хотелось вести себя неприлично. Прямо так, чтобы кожа горела от воспоминаний и сотни мурашек бегали по рукам, когда наши взгляды вновь будут пересекаться, и чтобы в глубине его кристально-голубых глаз снова мерцал тот лукавый огонь, от которого меня из раза в раз бросало в жар.
