Текст книги "Алмазный венец севера"

Автор книги: Larka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Ларка кое-как поднялся на трясущиеся ноги и с наслаждением, всей грудью вздохнул. С понятиями чести у этих воителей всё же был порядок. Раз сдалась, то всё. Тем не менее, он первым делом избавил девицу от лёгкого и тонкого, больше похожего на шпагу меча. Рукоять своенравно задёргалась было в ладони, но признав руку недюжинной силы кузнеца, обречённо затихла. Осмотрев прекрасную, хоть и слегка испоганенную святыми молитвами работу, новый владелец одобрительно кивнул.

– Теперь это мой, трофейный клинок. А вы, миледи, соизвольте снять с себя моидоспехи, – с нажимом заметил поручик.

Впрочем, снять слегка помятые и заскрежетавшие пластины той оказалось непросто – особенно после недавних кувырканий да то и дело сотрясающих всё тело лежащей воительницы всхлипываний.

– Всю жизнь только и мечтала работать на спине, – она кое-как приподнялась с изрытой обочины, а Ларка понимающе оскалился.

С немногими захваченными живьём паладинами и святыми братьями, не решившимися прилюдно отречься, не церемонились – по законам военного времени быстро и незатейливо вешали. Но вот со святыми сёстрами и воительницами всё же обходились с эдаким извращённым милосердием. На макушку жертве клали сложенную в несколько раз тряпицу – а кто-нибудь дюжий из целителей аккуратно тюкал в нужное место на темечке поленцем. Что характерно – святая придурь вылетала мгновенно, а мозги большей частью оставались на месте.

Правда, означенные потом что-то уж часто улыбались невпопад да хихикали невесть с чего. Но ох, какое же оказывалось наслаждение за бесценок – всего за одну медную монету – продать такую в один из неизменно следовавших за любой армией походных борделей! И судя по оживлённо бурлившим среди солдат и младших офицеров слухам, бывшие святые сёстры пользовались у клиентов бешеной, просто-таки неприличной популярностью…

С лязгом отвалилась и упала в грязь поцарапанная кираса. Сиротливо оставшийся наплеч и нарукавники оказались сняты раньше, и теперь девица со стонами и сдавленными проклятиями принялась избавляться от нижней части доспехов – пресловутых железных штанов, осмеянных в неизбывно циркулировавших о паладинах анекдотах. Хотя, справедливости ради стоило отметить, что седалищная часть всё же оказалась обычной, кожаной.

Ларка отдыхал, взглядом не столько изучая оказавшуюся весьма интересной конструкцию доспехов, сколько прицениваясь к паладинше. А ничего – стройненькая, словно рябинка… чёрт же её на войну потянул! Вернее, бог… вынырнув из искусно окованных сочленёнными пластинками стали сапожек, босая девица поёжилась от ночной сырости, и с глухим вздохом ухватилась за ремешки оставленного напоследок шлема…

Светлый меч с глухим лязгом выпал из ладони – однако Ларка едва отметил то самым краешком сознания. Он смотрел в это пыльное, с грязными дорожками от слёз лицо и всё холодел, холодел, словно пытался окончательно выстудить ночную прохладу.

– Ольча… Ольча, ты ли это? – однако девица с горьким недоумением лишь посмотрела на него.

– Я должна тебя знать, еретик? – она! Только она умела говорить так, с еле заметной очаровательной неправильностью уроженки гор!

Будьте вы прокляты, боги! Особенно ты, отныне вдвойне ненавистный творец, спаситель или как там тебя. Нет вам ни оправдания, ни прощения, если вы позволили такое…

Однако, не отвечали уснувшие деревья вокруг, на чёрных и молчаливо враждебных кустах не шелохнулся ни один листик. А крепкий парень в извозюканном мундире сидел на истерзанной, залитой лунным серебром дороге и зачем-то ронял на ту горькие, блистающие капли.

– Ты была моим лучшим другом… в иное время я не колеблясь перегрыз бы за тебя глотку любому осмелившемуся обидеть… и теперь враги… как же это?..

Ещё чуть озарённое отблесками небесной благодати – а может, то и луна пыталась утешить – девичье лицо чуть нахмурилось.

– Скажи мне, только правду – я была… ведьмой в прежней жизни?

И едва парень кивнул, как ныне знатная леди горько разрыдалась.

– Значит, я и правда пила кровь невинноубиенных младенцев? – всё же, Ларка не удержался и сквозь собственные слёзы захохотал.

До боли в щеках, до судорог в животе.

– Дурында ты, Ольча… да любой крестьянин из деревни или солдат гарнизона не колеблясь отдал бы за тебя свою жизнь. Какие младенцы? Вот же глупости! Старая ведьма с Кривого Урочища признавала, что ты станешь даже лучшей целительницей, чем она – даже чем королевские лекари с патентом.

Он перекатился на колени и достал из-за пазухи тонкую каменную пластинку.

– У тебя была власть над живым и неживым – это вот ты сделала своими руками и подарила мне, когда я уезжал учиться на офицера…

Тёмный в ночи малахит лежал на крепкой ладони парня, и ёлочка кокетливо помахивала из него зелёной лапкой. Вот она испуганно дрогнула, неуверенно моргнула – пальцы Ларки отцепили амулет с кожаного шнурка и осторожно вложили в тонкие и отчего-то ледяные пальчики. И словно призрачный огонь охватил своим сияние маленькую безделку – то малахит признал свою создательницу.

– Как странно… в нём чувствуются смутные, тёмные силы – но в нём нет зла…

Вновь Ларка напомнил – да ведь и в прежней Ольче никогда не было зла! Жёсткость да, но иначе в Медных горах и не выжить. Разгулявшиеся по весне огромные медведи с ворчанием уступали дорогу, а вожак волчьей стаи тоскливым воем и ищущим взглядом испрашивал разрешения даже просто перебежать следок лесной ведьмы.

– Вспомни, как мы вели из сторожки на Шалун-горе заболевшего охотника, Ольча! Ты напоила его своим отваром, и он в полубреду вспоминал такие забавные старые песни – а мы по очереди тащили его на плече в деревню. Ещё и поспорили даже, кто по дороге насчитает больше упавших звёзд на небе.

Ещё долго он вспоминал всякие подробности, смешные или грустные, иногда не очень деликатные – однако угрюмо и внимательно прислушивавшаяся святая сестра лишь недоверчиво фыркала.

– Ладно… – Ларка наконец встал. Голова вдруг прояснилась, и в ней холодным мотыльком всколыхнулась одна-единственная мысль. Рука парня неуверенно пошарила – и швырнул под ноги скорчившись сидевшей девицы её меч. Бестрепетно он встретил её удивлённый и задумчивый взгляд, и с еле сдерживаемыми рыданиями выдохнул. – Уходи, и лучше бы нам никогда больше не встретиться. Я не признаю тебя своей пленницей, возвращаю твои слова.

Он отвернулся было да шагнул к своему так сиротливо и торчавшему в сторонке бастарду, но спохватился.

– Амулет отдай только – в память о настоящей Ольче. Ты не она, всего лишь похожа на неё, мерзкая святая сестра.

Светлая, выгоревшая под солнцем бровь поползла вверх, а с грязных девичьих губ упали в ночь горькие и нелепые слова.

– И хотела бы… но, слово произнесено. Честь дороже жизни, уж ты-то это должен понимать. Всё же, поручик, я – твоя – пленница.

Задумавшиеся о чём-то своём под полуденным солнцем кусты роз словно взорвались. С треском раздираемой ткани, теряя лоскуты юбок сквозь них вылетела мокрая насквозь гувернантка. С ошалелым видом и прыгающими губами нянька августейшего отпрыска ещё миг-другой раздумывала – не упасть ли без чувств… да хотя бы в с готовностью распахнувшиеся объятья вон того гвардейского усача – а потом подобрав хлюпающие оборки резво припустила к спрятавшимся за зеленью королевского парка службам.

– Понятно теперь, молодой человек, что такое шалость?

Стоявший на берегу ещё колыхающегося декоративного пруда выряженный в атлас и шелка парнишка внимательно посмотрел на своего провожатого. Усмотрев всё же глубоко спрятанную хитринку, он прыснул. Здорово! Никаких тебе "как можно, ваше высочество" и прочих занудствований.

– Весело и сравнительно безобидно?

Офицер кивнул, безуспешно пряча в усы улыбку. Ну и что с того, что принц? Мальчишка как мальчишка…

– А вот что такое – висит груша, нельзя скушать? – стоило признать, августейший хулиган с прищуром, одним так и светящимся лукавством глазом посмотрел на задавшего такую лёгкую загадку полковника.

– Всё равно груша, – с ангельским выражением на румяной мордашке ответил он.

Полковник Блентхейм, в отсутствие всяческих нянечек-горничных решившийся на такое кощунство, как закурить в королевском саду, да ещё и в присутствии принца крови, от неожиданности едва не заехал себе кресалом по пальцу. С чего бы это?

– Хм-м… а почему нельзя скушать? – он пыхнул старательно вверх первой, самой сладостной затяжкой.

– Ядовитая, наверное, – в глазах мальчугана бесенята не просто пританцовывали, они уже отплясывали с лихостью дорвавшихся до барышень и танцев удалых конногвардейцев.

Полковник от восторга захохотал и оказался вынужден даже опуститься на вычурную скамеечку под замершей в полудне сиренью.

– Мне нравится ход твоих мыслей, парень, – он восхищённо покрутил головой и некстати припомнил прошлогоднее неудавшееся покушение на короля. Обнаруживший хитроумный яд в королевском бокале старый слуга потом седмицу лежал пластом да животом маялся.

– А почему на "ты" к наследному принцу? – мальчишка повертел во все стороны головой, и лишь когда убедился в отсутствии кого-бы то ни было кроме столь же болтливых как статуи охранников, негромко поинтересовался этакой страшной тайной.

Полковник доверительно наклонился и столь же грозным шёпотом ответствовал – если сумеешь сделать для королевства хотя бы половину того, что уже сделал сейчас руководящий с высоты трона августейший папенька – вот тогда, малыш, и будет тебе почёт да уважение. Не за должность и не за королевский род, а за дела.

Тринадцатилетний принц нехотя кивнул, восхищённо взирая на причудливо вылетающие с клубочками дыма слова, и полковник с неким едва уловимым холодком где-то в животе отметил, что мальчишка светлыми волосами и серо-голубыми глазами что-то уж подозрительно ему кое-кого напоминал. Разумеется, не прежнюю королеву, дай боги бедняжке посмертия полегче. А вот если предположить, что одна волшебница в розовом всё же сумела сохранить в полной тайне такую сомнительную славу, как побывать королевской фавориткой… думать дальше полковник Блентхейм себе просто запретил…

– Так что, парень, старайся. Каждый сын должен пойти хоть на шаг дальше отца – и тогда мы почтём за честь вести в бой полки под твоим королевским стягом.

Мальчишка краем глаза уже заметил мчавшийся сюда платунг горничных-нянек с прочими камеристками, и жёлчно заметил:

– У-у, ворчалки… и послать нельзя, и оттрахать ещё рано, – полковник едва не подавился своею трубкой на столь циничные в устах мальчишки слова.

Лишь заметил негромко, что и тут надо меру знать.

– Даже твой окаянный отросток, и тот принадлежит не тебе, но королевству. Всякие девятимесячные последствия… а потом такие междоусобицы начнут проистекать, что впору хватать фамильный меч подмышку да удирать подальше – не воевать же с бабами и младенцами!

Парнишка окинул взглядом уже вовсе не обрисовывающиеся заманчиво мокрым платьем формы молоденькой фрейлины и тотчас погасил особый блеск в глазах. Зато полковник жестом остановил азартно да с оханьями ринувшихся было к августейшему чаду придворных дамочек и как бы между прочим заметил, что тут идут мужские разговоры. А несогласных с его словами…

– У меня хватит власти отправить таковых на королевскую конюшню да вразумить вожжами. Коль головы не соображают, будут страдать… гм-м, другие части тела.

А потом вновь обратился к восторженно-ошалело обретающемуся рядом принцу.

– Короче, парень, эти мои слова передашь потом отцу. Хватит тебе с бабьём общаться. Пусть король соберёт тебе компанию дворянских отпрысков обоего пола, примерно одногодков – и отдаст вам на растерзание один из своих замков…

Дальше последовало ничуть не менне интересное. А в замок помимо прочих пару-тройку крутых головорезов да магиков из проверенных, учёных и опытных – а то некто в шелках-бархатах с ложкой управляется проворнее нежели со шпагой.

– Госпожу Велерину туда же, и отныне никаких фронтов с вылазками в тылы. Надо учить и воспитывать смену – мы же не вечные? А через пару-тройку лет всю ораву милости прошу ко мне в Академию. И никаких поблажек на древность рода не будет, учти…

Судя по благодарно полыхнувшему радостью взгляду, маленький принц только о чём-то подобном и мечтал – вырваться наконец из чинной духоты условностей и дворцовых этикетов. Потому, неожиданно протянутую в знак дружбы ладонь полковник пожал встав и с изумившей даже самого себя серьёзностью.

– Нам нужен король – такой же сильный как нынешний, а вовсе не бездельник и жуир на троне. Не подведи уж старого солдата, парень…

– Браво, – как и когда на том берегу замершего тёмным зеркалом прудика оказался король с задумчивым сверх обычного канцлером, не заметил никто. Вернее, охрана как раз скорее всего и приметила – но те парни и девицы традиционно на такие темы помалкивали.

Король неслышно приложил несколько раз ладони одна к одной в знак одобрения, а затем словно мимоходом заметил, что тут кроме четверых мужчин на самом деле никого нет. Минут на десять-пятнадцать.

Стоило бы полюбоваться цветным вихрем придворных дам, прилежно улепётывающих во все стороны – однако означенные мужчины уделили сему зрелищу ровно столько внимания, сколько оно и заслуживало. То есть, мимолётный взгляд вослед. Правда, король внимательно выслушал тотчас переданные принцем слова полковника. И что самое интересное, после некоторого обдумывания, одобрил.

– Послушай, сын наш, – присев, он заглянул в лицо мальчугана и ласково взъерошил мягкие волосы. – Прости, но с этими государственными делами на тебя у нас просто не остаётся ни времени, ни нежности. Наверное, мы лучший король нежели отец.

Напоследок пошутив, что через полгода он лично проверит, как один августейший хулиган проделывает шпагой терц, Его Величество наконец отпустил парня к уроку этикета – как ни крути, а всю эту тягомотину тоже знать и уметь надо.

– Да, многие забывают, что король не земное воплощение божества, а всего лишь первый из дворян. А это много чего подразумевает, – он неожиданно грустным взглядом проводил вприпрыжку умчавшегося по посыпанной гравием дорожке парня и вздохнул. – Ладно, господа, вернёмся к нашим баранам…

А бараны оказались, мягко говоря, просто сногсшибательными. Выяснилось – только что по хрустальному шару передали известие: в расположение полка секунд-майора Мориса вот-вот прибудет верхом на коне некая паладинша – вся при всём, но без оружия. А под уздцы жеребца вёл хорошо известный господам мастер-кузнец в полюбившемся тому чине поручика. И по мнению командира полка, если он потребует у своего подчинённого соответственного с пленницей обращения, неминуемо выйдет изрядный конфуз.

– По словам Мориса, поручик скорее вернёт паладинше меч и станет с нею спина к спине против всего полка, нежели допустит чтоб ту обидели, – угрюмо закончил канцлер и поёжился. – Как меня удар не хватил, не знаю. Я так разволновался, что немедля выдернул его величество из аудиенции с гильдией купцов…

Единственным признаком того, что полковник оказался несказанно удивлён, оказалась чуть воспарившая бровь. Ну, а такую мелочь, как вопреки собственным принципам закуренная раньше часа после предыдущей трубка, уж и вспоминать грешно. Блентхейм некоторое время неспешно повозился с набивкой-раскуриванием, но его и не торопили. Летний полдень и приятная прохлада в сени королевского парка сами по себе настраивали на приятное, неспешное раздумывание, а тут ещё такое…

– А давайте пройдёмся, господа, разомнёмся-прогуляемся, – неожиданно предложил немилосердно чадящий как печь для выжига медной руды полковник, и медленно направился со своими спутниками в обход озерца.

Направлением по солнышку, естественно – иные въевшиеся в кровь армейские привычки просто неистребимы. Троица описала уже полный круг, с наслаждением разминая ноги после торчания в тронной зале или заваленного срочными бумагами кабинете, прежде чем полковник задумчиво хмыкнул.

– М-да! А вот скажите мне, господа – каждый ли может гордиться, что у него есть такие друзья, которые ради него пойдут даже против короля? На верную и позорную смерть…

Его Величество посмотрел так, словно ему кто-то здесь сотню золотых задолжал.

– Должен заметить – нам не нравятся таковые слова и мысли. Но… мы поняли. Что вы предлагаете, полковник?

Блентхейм, в своё время с немалым скандалом и уже почти неминуемым разжалованием некогда отвоеваваший себе право в неофициальных беседах говорить что думает – причём с присущей военным прямотой – чуть улыбнулся при воспоминании о той буре за закрытыми дверями королевской приёмной. А всё же, его величество хоть и не раз громогласно и со стонами раскаивались в том разрешении, но потом неизменно признавали правоту неуступчивого колонеля и благодарно одаривали крепким рукопожатием.

Ну и прочие, куда более материальные и дорогие знаки августейшей приязни, само собой…

– Если я верно помню, наша армия сейчас упёрлась в Норреброгеде – город-крепость, прикрывающий выход в просторную долину реки под стенами столицы светлых, и полк Мориса один из готовящихся к штурму? – едкий саркастический смешок оказался первым ему ответом – уж если член Генерального Штаба неверно помнил таковые тонкости, то всё остальное вообще просто бред. А дважды два и вовсе невесть сколько.

Впрочем, полковник легонько раскланялся на подтверждение верно понятой шутки. Зато король небрежно оборвал привявший листик с ветки сирени (похоже, королевский садовник нынче получит горяченьких!), размял его в ладони и с лёгкой мечтательной улыбкой принюхался. И только затем величественно кивнул.

– Хорошо, согласен – если завтра крепость падёт и наша армия вопреки надеждам светлых опять выйдет на оперативный простор, пусть оный поручик делает что хочет со своей пленницей. А потом будет ему одно хитрое задание. Хотя, признаться, нам и странны такие их взаимоотношения…

Под сень королевского парка между тенистыми и остриженными в полном соответствии с предписанными канонами величавыми тисами влетел ветерок. Раздробилось и пошло рябью тёмное зеркало воды, а всполошившаяся охрана немедля потребовала у Его Величества перейти в более защищённое место. Короля и его спутников немедля окружили несколько словно из-под земли вынырнувших людей с оружием и боевой магией – и взгляды тех что-то не лучились добродушием.

А могучий и чуть подрагивающий от еле сдерживаемой мощи дух огня принялся неспешно нарезать круги снаружи – в полной готовности устроить тут маленький вулкан кому бы то ни было.

К вящему облегчению начальника охраны, это оказался всего лишь ветерок. Обычный, если таковое понятно любителям и умельцам проделывать под прикрытием таких мелочей всякие шутливые или не очень проделки. Неслышно похихикивая, шалун покружил над прудом, неприлично взлохматил сирень и удалился по своим неведомым, однако несомненно важным ветреным делам. Вот он взлетел над столицей, позабавился с поникшим над ратушей королевским стягом – расправил его, заставил туго и радостно забиться под неестественно-голубыми небесами.

А потом и сам улетел в горние выси – с тем, чтобы непостижимым человеку непосвящённому образом одним махом одолеть две тысячи лиг да приласкать светлые, с еле заметной курчавой рыжинкой волосы…

Леди Хельга досадливо смахнула упавшую на нос свенравную прядь и снова, исподлобья осмотрела вроде бы беззаботно околачивавшуюся вокруг солдатню. Находиться в середине лагеря королевского полка, и не мочь даже слова святого сказать – о-о, что же это за пытка! Тем более, что полагаться можно было лишь на непонятное расположение к себе вот этого неприлично здорового и красивого поручика означенной армии. В дороге она чуть заалевшись отвернулась от расположившегося в тылах борделя, с порога которого пышнотелая мадам с трудом наводила порядок в немалой очереди армейский нижних чинов, жаждущих гм-м… познакомиться с ещё двумя недавно пополнившими контингент святыми сёстрами.

Мало того, сразу сообразившая чего бы надо особенного мужчинам мадам распорядилась оставить новеньким их рясы, робы и клобуки – задрать такое да со всем прилежанием… похотливые мужланы почитали за особое удовольствие.

– Скажи, поручик, – она упрямо не называла своего… хозяина?.. по имени. – Если я действительно не была твоей женщиной – почему ты за меня готов вцепиться в глотку всему королевскому войску?

Ларка раздражённо дёрнул щекой. Скажи ему ещё вчера, что таковое случится, он безо вского почтения повертел бы пальцем у виска. Столько мечтал надеть офицерский мундир, надавать светленьким так, чтоб не раз кровавой юшкой умылись… Ну, сбылось. А теперь что?

Стоило признать, что дежурившая нынче по полку капитанша из первого платунга сообразила ситуацию с нескольких слов. И с переменившимся лицом немедля умчалась в штабную палатку. А сам он остался торчать на солнцепёке… лишь он и недвусмысленно обретающийся в правой руке бастард и удерживали однополчан, чтобы мгновенно не растерзать ненавистную паладиншу в клочья.

– А потому, – он хмуро посмотрел на вызывающе околачивавшихся подле пластунов из полковой разведки, и те нехотя, всем видом изображая какое же сделали одолжение, отошли подальше.

Тоже почти у каждого по одному-два стальных паладинских значка на груди… правда, те в основном из засад или сонными святое воинство резали – но тоже дело нужное. Война это не бирюльки.

Что-то из просторной, алой командирской палатки долгонько никаких известий… но, если предположить, что полковой магик со своим хрустальным шаром даль-связи обретался там же… Ларка искоса взглянул на видневшиеся невдалеке высокие каменные стены. Как-то неубедительно выглядела здесь королевская армия. Вся эта масса загорелых и потных людей, усталых лошадей и брезгливо жмущихся к старательно очищенным от святых молитв пятачкам местности духов. Поверх пирамид с оружием, палаток и навесов ввысь вздымались могучие стены. И уж святыми молитвами те пропитаны до каждой глыбы.

Впрчем, терпеливость часто приводит к успеху – в полном соответствии с древней эльфийской поговоркой, что если долго сидеть на берегу реки времени, то мимо тебя рано или поздно проплывёт труп твоего врага. Ну, перворождённым проще, они же вроде живут немеряно… полковой командир выглянул из-под полога палатки самолично.

Правда, следом объявилась и капитанша с весьма независимой физиономией. Ну, тут всё понятно – недурственно сложенная воительница имела весьма неплохие шансы после войны не метаться судорожно и не искать что-то хоть чуть подходящее на безрыбье (мужчин-то страшная нехватка обнаружится), а заполучить в законные и благоверные обладателя золотого дворянского пояса. Да пусть их кувыркаются… может и впрямь, неплохая пара выйдет…

Секунд-майор, чей шнур нового звания ещё не обтрепался на груди и по той причине чуть выделялся среди остальных, с одного взгляда рассмотрел обстановку и ситуацию. Нехотя он кивнул своей спутнице в согласие неких высказанных тою ранее слов, а затем подошёл.

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – Ларка всего на миг изобразил фигурой и лицом уставную стойку, тем временем зорко присматриваясь к окружению и по-прежнему не выпуская из вспотевшей ладони бастард – а другою держа пока что безнадёжно затихший в своих ножнах светлый клинок.

Стоило признать, что командир в ответ кивнул с непонятным выражением лица, а сам куда больше уделил внимания по-прежнему обретавшейся в жарком и опостылевшем седле леди.

– Расслабьтесь, – неожиданно объявил он. – Его величество разрешили судьбу пленницы оставить только на ваше усмотрение, поручик… если завтра крепость Норреброгеде падёт. Вечером, после ужина – какие будут идеи или потребуется помощь, я готов выслушать. Возможно, чем даже и помочь. Леди, надеюсь, неприятных сюрпризов с вашей стороны не будет? Честь имею.

И приложив два пальца к околышу ничуть не обретавшегося на командирской голове кивера, секунд-майор кивнул на прощание и убыл в свою палатку – просто так торчать на этаком полуденном солнцепёке рекомендовалось только больным на голову или же исполняющим какой-нибудь приказ. Зато его спутница осталась здесь и даже шагнула ближе.

– На тебя уже делают ставки – правда, всё больше против. Лишь один сержант из платунга баллист… ну, и я поставила десять золотых крон, – капитанша сердечно обняла вспотевшего от жары и таких новостей поручика, и шепнула на ухо. – А Морис прилюдно пообещал, что если ты утворишь нечто этакое и крепость падёт – он сделает мне официальное предложение. Ларка, не подведи, а? Если потребуется какая помощь, только намекни… костьми лягу!

Спрыгнувшая с коня леди Хельга всё-таки услышала последние слова. Потому выражение лица паладинши и миледи оказалось таким интересным, что в друге время и при других обстоятельствах над тем стоило бы и позабавиться. А обладательница серо-алого королевского мундира поверх спортивной фигуры непонятным взглядом осмотрела ту и лишь покачала головой.

– Для сердешной подруги пойдёт. А для других дел… худовата, да и святого духу в ней слишком уж… попечёшь себе одно место, – она усмехнулась своей шутке и с вызовом посмотрела в полыхнувшие навстречу гневом серые глаза.

Хм-м, странно – а утром были почти голубые. Впрочем, у ещё той Ольчи цвет взгляда тоже всё менялся. В зависимости от погоды, времени суток и особенно настроения – а уж то у девиц прыгает куда там козе Маньке! Ларка незаметно, как ему казалось, осмотрелся и откровенно перевёл дух. Как оказалось, разморенно притихший полк уже не обращал на диковинную гостью почти никакого внимания. Лениво курились дымки под походными котлами, потели часовые и патрули, а солдаты в тенёчке кто дремал, кто возился с доспехами.

– Ладно, не ворчите уж, леди – а славьте своего бога, что попались Ларке. А не, скажем, мне, – капитанша словно ненароком коснулась двух паладинской стали крестиков на весьма аппетитной, сейчас не стеснённой доспехами груди. – Вы ещё сами не осознали, насколько вам повезло.

Небрежно откозыряв леди, но отчего-то с тем выражением лица, с коим только и показывают язык, командир первого платунга отправилась к своим солдатам. Пораскинув кое-как ворочающимися и разомлевшими по жаре мозгами, Ларка прикинул, что надо бы и себе отправиться в свой второй…

– Ладно. Коль драки не будет, снимай своё железо и не парься, – поручик уже принял сполна порцию крепких и потных дружеских объятий. Он поручил свою… хм-м, а кого? – вниманию и присмотру одной унтерши из третьей сотни. – А пахнешь ты по-прежнему. Знакомо, хоть от святого духа и едва нюх не отшибает.

Он демонстративно и с самой гнусной ухмылкой зажал нос, да под испепеляющим взглядом леди отправился принимать дела. Оказалось, что остававшийся за него седой справлялся неплохо, да и полковые кузнецы неплохо поработали, по готовой мерке подогнанных и уже не раз испытанных в деле доспехов переоснастив платунг в добротное железо. Правда, поручик посоветовал не увлекаться разрезами на рукавах для вящей свободы движений – а вот это и это место даже прикрыть нашитой накладкой.

Седоусый сержант с неприкрытым облегчением перевалил обратно на вернувшегося из госпиталя командира все эти казавшиеся неподъёмными хлопоты да вернулся в свою сотню. С другой стороны, чего ж тут непомерного? Если просто нести службу, а не шустрить да подсиживать кого в намерениях выслужиться, то не так уж оно и тяжко… но в голове раскалённым радужным мотыльком билась одна и та же мысль: ну и задачки же подкидывает его величество! Чтоб ему чирей на неудобном месте вылез – как на трон садиться, так непременно ойкать.

Если не матюгаться сквозь августейшие зубы…

Замечали ли вы вдруг на себе взгляд кота, сидящего с неподвижностью статуэтки и смотрящего на вас с этаким непонятным спокойствием? Какой-то слегка чужой, исполненный непонятной мудрости и выжидательного лёгкого презрения. Так и мерещится, что известно усатому-полосатому нечто этакое, недоступное нам… люди знающие говорили – на самом деле это не мы им хозяева. А коты почитают людей живущими подле себя, но по непонятной причине относятся с чуть брезгливым терпением. Ради детишек, что ли…

Во всяком случае, кое-как поплескавшаяся в ручье и по той причине ощутившая себя несказанно легче леди Хельга невесть с чего припомнила то ощущение. В самом деле, её новый господин (у-у, какой же стыд!) недвижно сидел скрестив под собою ноги – и казалось, что потусторонний взгляд его вовсе даже не приметил вернувшейся от ручья и севшей напротив ещё вчерашней непримиримой противницы. Нет, наверняка заметил – выражение чуть сузившихся глаз определённо стало чуточку иным.

– Надеюсь, ты не станешь экономить на мне те деньги, что относишь в полковой бордель? – осторожно и с затаённой надеждой высказанные леди слова на самом деле означали… да понятно что.

– Что ж, надейтесь, миледи – этого я вам запретить не в состоянии, – следовало заметить, что означенная знатная дама досадливо закусила губку – ответ оказался столь же непрост и двусмыслен, как и вопрос.

А всё же, стоило признать, что ситуация сложилась просто идиотская (ох, прости мя за словцо, пресвятая дева) – и в классическое понимание уже давно известных и возможных отношений он-она ну просто никак не лезла. "Хоть бы тебя наши угрохали, мерзавец!" – впрочем, Хельга вовремя спохватилась – тогда её участь сразу же могла бы из незавидной стать вообще ужасной. Даже и думать о том не хотелось.

Но тогда… просить небесного покровителя о жизни и успехе для этого непонятного офицеришки? Против своих друзей и учителей… ох Спаситель, как же всё это гнусно и запутано!

– Ну и что вы там, леди, видали за краешком вечности? – и миледи снова призналась себе, что этот вопрос застал её врасплох. Много чего видела. Впрочем, это всё слишком интимно. В смысле, личное – даже мягкие и доброжелательные святые сёстры-братья слишком глубоко в душу не лезли.

Дальше последовало ожидаемое и всё же оказавшееся неожиданным. Оказалось, сидящий неподвижно поручик в своё время изучал в их Академии святое писание (противника и образ его мышления надо знать!) В кратком объёме и урезанном виде, естественно – потому-то красивейшая Песнь Песней или откровения Ефросиаста и не оказали на ум еретика своего обычного воздействия…

– Я обещала, что не стану разводить тут, как кое-кто выразился, поповской пропаганды, – невесть с чего леди Хельга обиделась и замолчала. Лишь потом она сообразила, что только этого якобы старый друг и добивался. Тишины и спокойствия своим неведомым, однако несомненно кровожадным и языческим мыслям.

Давно прошедший полдень с его обедом, кое-как затолканным в протестующе ворочавшийся по этой жаре и духоте желудок, уже почти склонился к закату. Но пока что, облегчения то не принесло – зной и почти недвижный воздух всё так же кипятили потихоньку в голове лениво, кое-как по сему поводу ворочавшиеся там мысли. Ларка сидел и смотрел не столько на нахально обозначившуюся перед взором пленницу, сколько куда-то очень далеко.