Текст книги "Алмазный венец севера"

Автор книги: Larka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

Майорша – а в кресле у камина обреталась именно она – вместо ответа посмотрела эдак долго, оценивающе. И лишь потом, словно делая одолжение, дёрнула щекой.

– Вольно, – голос у неё оказался всё тот же. Если гаркнет в ухо, долго потом оттуда эхо да звон выковыривать пальцем будешь.

Простецкая чаша в её руке вернулась на стол, а госпожа комендант снова принялась рассматривать Ларку с неким хмурым неудовольствием.

– Ну что ж… парней к себе не заманиваешь, это уже вроде обнадёживающе. Вроде исправляться начал, – наконец выдавила она. – Но и другую половину тоже не жалуешь – а в весёлый дом ни разу не наведывался. Девятый отряд, впрочем…

Что это был за отряд, в голове ровным счётом ничего не обнаружилось. А потому Ларка живо захлопнул рот и навострил уши – вдруг эта мымра ещё чего сболтнёт любопытного? Но гостья уже замолчала и лишь неодобрительно покачала головой.

– Ты мне непонятен, а этого я не люблю, – ну наконец-то прозвучали хоть чего-то стоящие слова!

В доме снова воцарилась тишина. Всё так же посапывал в камине огненный дух, беззаботно положив головёнку на тлеющее полено. Мерно и чуть вызывающе цокали старинные часы в углу – это громоздкое и требующее дважды в день подзавода сооружение Ларка изучил досконально. Несколько раз предлагал Бельче переделать, но та упрямо стояла на своём. Дескать, от покойного мужа досталось, а тому трофеем с фрегата светленьких – благоверный в своё время на королевском флоте до боцмана грот-мачты дослужился.

Точно так же позвякивали спицы в руках самой старухи. Скрючившись в кресле так, словно норовила придвинуть рукоделье к подслеповатым глазам, Бельча вроде и относилась ко всему безучастно – но в то же время напоминала: я здесь, и это мой дом.

Тем временем майорша решилась сломать уже ставшую ощутимой и тягучей паузу. Заметила, что никаких перспектив служебного роста у некого поручика не существует – тот может хоть до посинения торчать здесь. Но ни в вылазки, ни в другие возможности отличиться его и на выстрел из баллисты не подпустят…

– Ну и, кому молчим?

Ларка легонько усмехнулся.

– А ваше превосходительство ничего не спрашивали.

Старшая по званию вроде бы небрежно заложила пальцы обеих рук за свой золочёный дворянский пояс и с вызовом посмотрела в глаза: ты ведь об этом подумывал? Так вот, якобы парень – можешь и не мечтать!

Поскольку даже это не проняло по-прежнему стоящего перед нею молодого человека, майорша опять неодобрительно покачала головой да вновь погрузилась в свои думы.

– Быть может, объявить тебя пособником светлых? Главное, слушок пустить – а уж доказательства подстроить можно.

Вот даже до чего дошло? Ларка сначала встревожился было. И лишь чуть погодя сообразил: да эта выдра просто запоёт от счастья, если он надумает удариться в бега или же схватится за оружие! Вон уже, чуть не мурлыкает в предвкушении…

– Сделайте одолжение, ваше превосходительство – и я с удовольствием посмотрю на вашу казнь.

Старушка из своего угла блеснула глазами. При желании старая кошёлка за лигу всё зорко могла углядеть, а уж неприятности куда дальше чуяла. Но всё же, промолчала.

– И что же тебе… – майорша не успела договорить.

Рука поручика снимала с каминной полки сияющие значки и один за одним небрежно швыряла на колени комендантши. Иногда те сталкивались, звякали – а на едва сохраняющем бесстрастность лице женщины мелькали сполохи отражений полированного железа.

– Здесь нет Священных Сов… – она рассмотрела все. – Ах ну да, они ж только по весне вернутся, на дежурство заступят.

Взгляд офицерши стал откровенно другим.

– Докладывали мне лазутчики и патрули, что в горах трупы раздетые попадаются… почему железо не сдал в канцелярию как боевой трофей? – голос её быстро обрёл утерянную было сверлящую жёсткость.

Зато глаза Ларки откровенно смеялись и даже издевались.

– Какое железо, ваше-ство? Какой бой? Голова у вас случайно не болит? Ничего такого не было – всё приснилось вам.

Майорша досадливо поджала губы. В самом деле – доказательств никаких… а этот поручик, похоже, нынче так стал богат, что способен купить весь королевский суд вместе с прокурорами и адвокатами. Уж считать и делать выводы она умела.

– Какое оружие вы предпочитаете? – сначала та не поняла, пару раз хлопнула светлыми до невидимости ресницами.

– Парные клинки-братники… средние, – и её ладони словно сами собой изобразили соответствующее движение блок-перевод-выпад.

И всё же, за долю мгновения Ларка увидел за этими руками продолжение. Хищный высверк рассекающей стали. Прекрасную пару коротких прямых мечей, которые он на днях преподнесёт втихомолку этой стерве – в подарок… Он даже сумел углядеть характерную выемку на эфесе, куда эта любила укладывать большие пальцы рук. От кошеля золота или мешочка самоцветных камней эта стерва с негодованием отвернётся… но посмотрим, сучонка, сумеешь ли ты отказаться от такого…

– А, слыхал, – он заставил себя кивнуть и для виду перевёл разговор на другое. – Я больше булавой да бастардом мастак работать.

Взгляд майорши можно было смело вставлять учебным пособием в справочник по физиогномике – столько в нём читалось недоверия и подозрительности. Даже страх можно там было смело различить.

Ситуацию спасла старая Бельча. С оханьем да причитаниями она подхватилась, принялась суетиться – чугунок-то с травяным отваром остыл совсем. Опять же, крендельки маковые… короче, майорша оказалась вынуждена молча проглотить свои сомнения и довольствоваться угощением.

Усталые ноги уже начали подрагивать – а от обернувшего наконец всё тело тепла стали слипаться глаза. Но отчего-то именно сейчас майорша словно спохватилась.

– Сядь, не маячь там… – и то оказались последние услышанные в этот вечер Ларкой слова.

Едва он погрузился в крытое волчьей шкурой кресло да откинулся на спинку, как тотчас всё мягко и неслышно куда-то отодвинулось. Уплыло мягкое тепло и мерцание камина, растворился в тишине подсвечник с тремя огоньками над ним – и недоумённо глядящие сюда женщины.

Да пропади оно всё… и оно послушно пропало.

Проклятый туман! Впечатление ежедневно и ежечасно оказывалось таким, словно карабкаешься в гору – а следом неумолимо поднимается серая и до ватности неслышная завеса. Как неумолимый весенний разлив, она затапливала низины всё сильнее и сильнее. И всё, что оставалось, это лезть и лезть вверх.

Лишь до ломоты стиснув руками виски и до звона напрягая волю, Ларка ещё мог вспомнить, как он в середине лета приехал сюда. Или то было в конце? Что за напасть… а есть ли там что, наверху? Тоже мне, гора познания! Конечно, есть – да только, там боги живут. И чтоб вскарабкаться туда, на вершину, десяти жизней не хватит…

Отдышавшись, разогнав так и наплывающие перед глазами зелёные пятна, он нашёл в себе силы прислушаться. Оказалось, Бельча ворчала не посто так, а с умыслом. Дескать, их благородие поручик так затёрли и изорвали давеча свой мундир, что штопать или чинить уже нет никакой возможности.

– Ладно, старая, не бухти. Лучше скажи… – старуха с готовностью закивала, и дислокация лавки лучшего (и скорее всего, единственного) в этом городишке портного скороговоркой вползла в ухо.

Пришлось Ларке запрыгнуть в вычищенные домовёнком сапоги да ради спасения от этого ворчанья податься по указанному адресу.

Весна, судя по всему, оказывалась не за горами. Где-то совсем рядом, за углом – что-то уж ярко нынче светило солнце, да как-то особенно резво квирркали с небес чайки. И при разглядывании всего этого благолепия настроение поднялось настолько, что парень и сам не заметил, как ноги доставили своего хозяина к нужному месту.

Миг-другой он в сомнении разглядывал побелевший, выеденный солью домик с такой облупленной вывеской, что надо было обладать слишком уж буйной фантазией дабы признать в этом недоразумении лавку портного. Впрочем, бабка всё передала верно, да и ноги не заплутали в пяти здешних улицах и дюжине переулков – обнаруженное место оказалось именно тем, куда молодой поручик и стремился.

Хозяин в пару слов уразумел, что от него требуется. Заверив, что у него шьются-обшиваются все господа офицеры и их жёны, тощий как жердь портной проворно снял с парня мерки.

– Поскучайте четверть часа, господин поручик, – Ларка счёл приглашающий к креслу жест ничуть не оскорбительным, потому примерно указанное время и провёл там, листая потрёпанные и засаленные модные журналы на столике – и с куда большим удовольствием потягивая сок из запотевшей чаши.

– Прошу примерить, господин поручик, – хм-м, оказывается, и здесь при нужде умели работать быстро?

Ларка взглядом отодвинул бросившеося было вслед за ним служку. Вот ещё! Не калека и не больной – да и не их благородия изнеженные…

Изображение в большом зеркале качнулось, обозрело парня пристальным и чуть недоверчивым взглядом. Словно примерялось взглядом прежде чем решить – рубануть или стукнуть по темечку?

– Да вполне, – он уже хотел было совсем выйти из примерочной, но по своей привычке проверять всё попытался осмотреть себя сзади.

Ну да, как же – всё-таки в талии он не сгибался и не проворачивался подобно той худущей из труппы бродячих лицедеев… но чтобы он да не нашёл выход из положения? Замучитесь ждать!

Рука чуть приоткрыла дверцу высокого тёмного шифоньера сзади. Во всю высоту там было прикреплено ещё одно зеркало – и вот в отражение-то его отражения в главном зеркале Ларка попытался увидеть себя с тыла.

Мир сначала легонько покачнулся, когда в каком-то особом положении перед глазами возник бесконечный, уходящий в дымку ряд зеркал и дверей – и недоумённо глядящих оттуда поручиков в новеньких серо-алых мундирах. Но самое что непонятное – в голове на тот же краткий миг что-то дёрнулось, обозвалось тупой болью…

Чем бы оно ни было, но в глазах от того на мгновение будто посветлело.

Рамка обычного, слегка потусклевшего с одного края горела неземным огнём. Так и хотелось коснуться ладонью этого прямоугольника, надавить мягко – и открыть дверь в неведомое…

Пот катился градом. Какой-то мерзкий и ледяной – Ларка смахнул его с лица и упрямо прислушался к колотящемуся сердцу. Что-то такое вещало оно… да за буханьем в висках не разобрать. И тогда он медленно, страшась невесть чего, вновь протянул руку к дверце шифоньера. Ну же, не трясись, душонка! Ещё чуть – в отражении заметались ряды образов, выгнулись дугой. И словно в такт колышащимся и кривляющимся теням, в голове начала разливаться знакомая боль.

– Во хрень какая… – он сам не узнал этот хрип, вырвавшийся вместо голоса из пересохшего горла.

Нет! Стоять на пороге тайны и устрашиться? Это для слабаков – а к таковым парень после некоторых событий решил себя всё же не причислять. Иногда позволительно оказаться слабым. Когда ранен, или превратности судьбы прижмут неодолимым грузом. Не грешно оказаться слабее кого-то или чего-то, но грешно не желать стать сильнее.

Говорят, перед каждым человеком расстилаются тысячи дорог. Незримых, неощутимых – но вряд ли кто задумывался, какой же из них ступать. Как судьба сложится, куда ноги несут, всяк находит своё оправдание.

Но как быть, когда они вдруг высвечиваются перед взором огненными тропами? И вдруг осознаёшь, что тебе нужно выбирать. Лишь одну – здесь и сейчас. А схади подталкивает нетерпеливое время…

Сердце колотилось словно после хорошей тренировки с клинком или булавой. Да и по спине уже стекали капли страха. Или всего лишь тело готовилось к нешуточной драке? Да божечки ж мой, с кем? С отражением самого себя в зеркале? Неужто он страшнее святого рыцаря?

А ведь, страшнее. Чего уж тут лукавить – Ларка хрипло матюгнулся сквозь зубы, ещё так и не решаясь ни на что – паладина ему сейчас было бы одолеть куда проще и легче. А вот попробуй перебори самого себя. Вон он, стоит по ту сторону почти невидимой и невоспринимаемой сознанием поверхности. Сильный, красивый и уверенный в себе поручик. Ещё и нахально ухмыляется в ус, злыдень.

Или то под приподнявшейся губою скалятся волчьи клыки?

Зеркало пошло рябью, задрожало вместе с дверцей – так сильно затряслась придерживающая его рука. И всё же, оно успокоилось, застыло словно уснувшее под полуднем горное озерцо. Чуть повернулось, ещё… есть! В голову точно ширнули то ли раскалённой спицей, то ли и вовсе кочергой. Да так, что Ларка едва не согнулся и лишь глухо застонал, хватая воздух непослушным ртом. Но всё же, где-то на донышке души он нашёл каплю сил – отвернуть лицо в сторонку и взглянуть вновь – искоса, исподволь.

Вот оно что… недаром говорят, что магия зеркал боится. Находились, правда, сильные волшебники, которые могли зеркало обмануть или перехитрить. Или даже зачаровать. Но вот на такой оборот дела никакой магии не напасёшься – если первое отображение парня в ряду самих себя же ничем таким не отличалось, то на всех последующих вокруг его головы плавали две туманные кляксы. Извивались, мельтешили судорожно – и в такт их суете в мозгах словно прокатывались лавины тупой боли.

Так, это уже серьёзно. Кто-то сильное проклятие наложил – или два. Даже обнаружить вышло скорее всего случайно… Ларка не думая потянулся рукой и цепко ухватил в пятерню задёргавшееся под пальцами пятно. Не сразу, не вдруг, но он приноровился.

Ощущение оказалось такое, словно выдираешь сам себе мозги. И всё же он тянул, медленно и осторожно, пока со слышным лишь ему треском что-то такое удалось от себя оторвать.

Изображения в зеркале дрогнули, затуманились и расплылись. Ах нет, то всего лишь от боли на глаза навернулись слёзы… поискав по сторонам, неподвижный парень таки обнаружил предмет, на который можно было бы временно сбросить добычу. Перевести до поры, как говорят магики – а потом уж и исследовать или уничтожить. Забытая неизвестной дамочкой перчатка, надушенная до такой степени, что едва не ходили селезёнки, скорчилась и зашипела сердитым котёнком, когда на неё обрушилась неизвестная гадость.

Ещё и пальчиками матерчатыми с вышивкой зашевелила…

Со второй кляксой пришлось повозиться дольше. Не раз и не два Ларка останавливался, замирал, уже едва сдерживаясь чтобы то ли взвыть от боли, то ли бросить всё и оставить как есть. И всё же, пришёл момент, когда боль в голове исчезла. Резко, словно погасшая под порывом ветра свеча, она неприятно трепыхнулась в ладони – и оказалась брезгливо стряхнутой на дамскую перчатку.

Прохлада. Ощущение почти такое же, как когда отходишь от пышущего жаром горна и вываливаешься в двери, чтобы разок-другой глотнуть свежего воздуха. В глазах не то чтобы посветлело… вокруг зеркала обнаружилась простенькая резьба на дверце, на ногте правой руки заусенец, а в ухе нестерпимо засвербело.

Дёрнувшись было почесать зудящее место, Ларка замер. Мир вдруг стал простым и ясным – не тот что вокруг, а тот привычный и уютный мирок внутри себя, в котором от восхода до закатаобретается родное и привычное Я.

– Ну ничего себе! – откуда-то из пустоты нахлынули воспоминания.

Они легко и послушно скользили словно отполированные чётки меж пальцев. И по мере того, как где-то в душе неуверенно разгорался почти померкший свет, на незримых полках кладовой обнаружилось всё то, что не то чтобы казалось забытым… потерянным навсегда.

Каменка… Милка… Академия, полковник и Велерина… отчего-то всплыло строгое и чуть настороженно поглядывающее лицо Ольчи, а рядом суетливо затарахтел о какой-то ерунде Лёнчик.

Если бы портной сдуру или по глупости заглянул бы в примерочную, то обнаружил бы господина поручика сидящим прямо на полу и тихо содрогающимся с залитым слезами лицом. Однако на своё счастье, мэтр оказался слишком занят с никак не дающимся заказом супруги канонира из крепости, оттого сунуть голову под кулак кузнеца попросту не догадался.

– С-суки… – парень кое-как, пошатываясь, встал.

Кабинка вдруг показалась ему тесной. Настолько, что он едва сдержал почти неодолимое желание рвануть ворот новенького мундира – настолько тот его душил.

И всё же, Ларка вновь приотворил деревянную дверцу шифоньера в нужное положение и ещё раз придирчиво осмотрел господ поручиков. В левом ухе тоненько эдак что-то попискивало – но с такой мелочью можно было уже разобраться и потом.

Едва он помнил, как заказал по той же мерке ещё один мундир, сыпанул не глядя серебрушек. И покачиваясь словно пьяный ринулся вон под недоуменным взглядом изрядно озадаченного портного…

Сколько Ларка себя помнил, за него всегда кто-то решал. Старшие ли в деревне, или староста Хведот, задумчиво почёсывая пегую бородёнку. В особо важных случаях своё веское слово молвил их милость барон. Но вот пришла пора жить своим умом – и вот тут-то уже страшновато. Не ошибиться бы. Или то упрямо шептала своё привычка раба?..

Заготовка чуть остыла и уже отзывалась на удары тугой неподатливостью. Потому он поднёс её ближе к глазам, осмотрел и сунул в раскалённое нутро горна.

– Немного нагрей, да без глупостей, – буркнул он шурующему внутри огненному духу, и занялся пока второй поковкой.

В тесноватой и закопчёной кузнице, расположенной в самом углу тесного крепостного двора, сегодня наверняка впервые во время работы гулял чистый воздух. Никакого угля – выгнавший взашей не совсем трезвого кузнеца Ларка недолго думая впихнул в горн ничуть не возражавшего огневика. Похоже, тому уже приходилось заниматься подобной работёнкой, потому что жар стелил ровно, умело.

А в бадье вместо грязной воды, в которой обычно остужали или закаливали раскалённые поковки, сегодня болталась водяница. Плескалась игриво, всё подглядывала уважительно и испуганно на озарённого отблесками ненавистного пламени кузнеца, которому и отказать-то невозможно…

– Годится, – Ларка кивнул и вынул заготовку из пасти потешно и важно надувавшего щёки огненного духа.

Инструменты свои разобидевшийся хозяин кузницы трогать запретил – но ими парень работать и побрезговал бы. Бронзовые молоты и молоточки, чеканы и киянки, даже клещи – всё оказалось в, мягко говоря, запущенном состоянии. Давно не пороли… впрочем, кузнец здешний не подневольный, вот и работал кое-как.

Не за страх.

Но с другой стороны, обзавестись хорошим комплектом железных инструментов Ларке мысль как-то доселе не пришла. Уж слишком сильно запудрила мозги госпожа Велерина… при одном только воспоминании о неизменно чистенькой волшебнице в розовом его разобрала злость. Настолько, что он едва не испортил заготовку слишком сильным ударом – отчего-то в нежном сиянии раскалённого железа ему почудилась её ухмылка на красивых губах. Э-э, нет, так нельзя!

В общем, если бы кто догадался заглянуть в кузницу этим вечером, то оказался бы озадачен вовсе не малость. Один только вид крепкого парня, работавшего с раскалённым железом голыми руками, мог бы довести созерцателя сего зрелища до философии или даже меланхолии.

Но если бы чуть позже наблюдатель узрел, как кузнец вместо молота ударял по железу то кулаком, то чуть нежнее – раскрытой ладонью – тогда уж без сомнений в здравости собственного рассудка наверняка бы обойтись не удалось. Ибо поковка покорно воспринимала удары и постепенно принимала ту самую, видную лишь в воображении форму. А парень подправлял что-то пальцами, примеривался взглядом, и принимался работать опять.

А занятный материал, это железо! Едва только удалось нащупать нужную степень нагрева, чтобы балансировать на грани между твёрдоеи жидкое, как работа пошла…

Так вот, насчёт решать. Не просто ведь так всё случившееся с Ларкой произошло. Госпожа Велерина хоть и баба, да не из тех, у кого семь пятниц на седмице. Да и полковник впечатления недотёпы отнюдь не производил. И что теперь делать, если бежать то куда, обдумать да взвесить следовало хорошенько.

Ведь из всего набора Академии только с ним таковые мытарства и приключились…

Водяница с готовностью захихикала, когда кузнец наконец сунул в её бадью багрово светящийся готовый клинок. На краткий миг она вся озарилась тусклым сиянием. Но против ожидания, не зашипело, не взвился пар. Уж хорошего духа воды просто так не пронять, какой-то железкой раскалённой – водяница поглотила жар железа мгновенно, даже не поперхнувшись.

– Или ещё сильнее остужать? – она небрежно махнула прозрачным хвостом, и в подставленную ладонь Ларки вылетел холодый клинок.

– Нет, не надо, а то хрупкий будет, – тот уже почти освоился с таким диковинным для кузнецов медного королевства железом.

Одна заготовка для пары оказалась готова, следовало браться за вторую. И то сказать, нужно сделать почти такую же – но наоборот. Не просто по форме, но и по характеру. Ведь не просто так подобные клинки назывались братники. Братья. Работа сложная, такую только опытный кузнец и осилит, ведь на самом деле у металла, да и у готового оружия своя душа есть. Сумеешь вдохнуть её в клинки, значит будет дело. И такое парное оружие ценилось куда дороже одиночного, потому как каждый кузнец хоть и делал почти одинаково, да только лишь с виду.

Любой опытный мечник-фехтовальщик сразу брак или недоделку почует. Не так поют, не так рубят – вроде и движения ими правильные делаешь, и силу прикладываешь, а в бою толку чуть…

– Ничего, будет то что надо, – признаться, Ларка делал братники как для себя. Словно для себя, если б он ростом и руками был как госпожа майорша – и никак иначе. И если душа кузнеца во время работы поёт, значит и воин то ощутит… а уж комендантша рожей и фигурой не очень-то вышла, значит чин и дворянский титул выслужила не одним местом, а за реальные заслуги.

Левым клинком водяница с каким-то сипением поперхнулась.

– Что-то не то в нём, – неохотно булькнула она и брезгливо швырнула поковку едва Ларке не в лицо.

Вот уж характерец! Недаром они и форму предпочитают почти женскую, да и все владеющие Силой признавали – что-то такое неистребимо бабье в повадках духов воды есть. Обволочь собою, поглотить в себя… Ларка пристально осмотрел, вчувствовался в поковку и вздохнул. Ну точно, железо в одном месте недоковано. А значит, надо переделывать…

Над крепостью и сонно умолкшим городишкой уже давно высыпали звёзды. Разноцветные и шалые, они перемигивались, болтали меж собою на неслышном и неведомом языке. И вообще, вели себя невообразимо нахально.

Ларка вышел на крыльцо домика, неловко хлопнув дверью. Покорно дожидающийся у бабулиной лавочки дух обрадованно встрепенулся – в руке человека виднелся пакет с тем, вкуснее чего не бывает в целом мире. Красная ртуть!

– На, держи – заслужил, – парень с лёгкой улыбкой на вспотевшем лице смотрел, как сгусток огня с вожделением принюхался к небольшому свёртку, а потом вместе с ним втянулся в щели меж вымостивших двор камней. На радостях даже поблагодарить забыл…

– Я такую дрянь всё равно не ем, – меланхолично отозвалась вольготно разлёгшаяся в ведре водяница, которая с небывалым комфортом и почётом прибыла сюда в руке человека, а потому до сих пребывала в несколько ошарашенном состоянии.

Правда, Ларка ничуть не забыл ту мерцающую туманную гадость, которую так обожали все окрестные Академии духи воды. И глиняная кружка из его ладони ткнулась водянице под нос.

– А ничего… да нет, просто прелесть! – та оценила лакомство вмиг. Заключив остатки светящегося тумана в прозрачные водяные ладони, она тут же превалилась через край ведра и впиталась в землю. – Спасибо, чувствующий!

– Завтра к вечерку пусть ваши старшие подойдут, – вновь облекший свои плечи в мундир поручика Ларка вместе с ним словно надел на себя непрошибаемую солидность, надёжность. – Четверо, по одному каждого.

Вновь краешком выглянувшие из-под земли духи недоумённо переглянулись. Тут же поморщились, словно узрели какую непристойность – уж водяные и огненные никак не дружат – а потом эдак неопределённо кивнули и сгинули окончательно.

Наверное, к лучшему, что лишь ночь и приметила какую-то мягкую, всепрощающую улыбку, мелькнувшую на губах человека. А сам он ещё долго вертел в руках нарочито чуть грубоватые поковки. Примеривался так и этак, слушал – что шептал его пальцам своенравный металл. И лишь потом мастер решился.

Лопатка из чулана, которой старая Бельча работала в саду, когда её не особо донимал ревматизм, оказалась в руке кузнеца, а сам он прошёл в самую тёмную тень за кустами спящих роз, под растущий в углу двора старый тутовник. И вот здесь-то, повинуясь какому-то внезапному наитию, Ларка и закопал неглубоко оба клинка.

Духи земли, воды и воздуха! Придите сюда, погрызите чуть это непокорное железо!

Озарение пришло неожиданно. Как ни очищай материал, а вдоволь всякой дряни в нём всё равно останется. Но волей мастера примеси – посторонние и магические – вышли в поверхностный, тонкий слой металла. И теперь Ларка собирался сделать то, о чём слыхал однажды, казалось ещё в той, другой жизни.

Коль найдёшь на старом пепелище тронутый ржавчиной топор или клещи – вернее этого инструмента не бывает. Ржа как раз и съедает вместе с железом всякую дрянь. А вот с медью таковые фокусы не проходят…

Духи понятливо закивали. Да что ж тут непонятного – изъесть верхний слой добротных поковок, примерно на толщину древесного листа. И сделать за ночь то, на что в обычных условиях уходили годы. Наутро чувствующему только и останется, что подполировать лезвия да приделать на клинки рукояти.

Последние-то он ещё утром заказал старому оружейнику из крепости. Тот поначалу в лице переменился, когда Ларка на пробу и как образец показал дареную Ольчей рукоять кинжала. Дескать, не настолько хорош я… но обещал тоже сделать неплохие – раз в подарок высокому начальству надо.

И ухмылявшаяся чему-то на небе луна подмигнула. Серебристым лучиком пощекотала сквозь ещё голые ветви тайное место. И словно дожидаясь именно этого сигнала, духи воды, земли и воздуха принялись за почётную, доверенную им работу.

Словно ожили, засновали тени – то целая ватага чуть не лопающихся от важности земляных образовала круг и повела медленный, едва заметный хоровод. Неспешная, томная, вечная как горы песня неслышно потекла над уголком сада. И как только потайное место оказалось накрыто туманом отчуждения, иными чародеями признаваемым за нереальность, в круг скользнули вода и воздух. Словно две сестры, они принялись поглаживать и ласкать два слабо мерцающих в пустоте клинка. А те в ответ стали неохотно покрываться тёмным, чуть рыжеющим налётом.

– Давай сильнее! – шумнула на них водяница, невесть зачем обернувшаяся вокруг услужливо склонившейся ветки дерева и приглядывавшаяся к делам внизу. – Чувствующий ведь не для себя ладил – для женщины человеков.

Земляные духи чуть ускорили своё движение, сделали явнее неслышный человеку несведущему грозный шёпот, от которого по их прихоти или желанию произрастали или же разравнивались горы. Сползались ядовито-туманной дымкой подземные токи, чтобы затем обернуться рудными гнёздами и жилами, россыпями серебра-злата или гроздьями драгоценных каменьев.

– Не берёт, сестра! – водяница на миг прильнула к клинкам и тут же отпрянула. – Чувствующий наш хороший мастер, добротно сделал.

Откуда-то из самой глубины мелькнула быстро приближающаяся яркая точка. То на один лишь зов прибыл задремавший было меж раскалённых пластов камня огненный дух. Хватило одного только взгляда присматривавшей за работами водяницы на дереве, чтобы вызванный на помощь понятливо кивнул, а потом быстро цапнул вдруг раскрывшейся пастью оба клинка. Надкусил, заставив железо просиять гневными сполохами – и тут же на раскалённую поверхность обрушилась вода и воздух.

Только так работу этого чувствующего и можно угрызть…

А наверху домика спокойным сном хорошо поработавшего мастера спал человек. Легонько улыбался чему-то во сне, и специально приставленный дух воздуха легонько обвевал эфирными дуновениями его лицо. Гордился честью охранять покой чувствующего – и оттого старался бережно, нежно. Навевал самые мягкие и приятные сны, водил душу спящего неведомыми тропками. Отворял любые, недоступные иным дверцы и склонялся в услужливом поклоне.

Угодно сюда? Изволь, чувствующий…

Мария фон Браухич с самого утра обреталась в каком-то взбудораженном настроении. Но скорее в приятном – по всему телу так и пробегала сладковатая дрожь непонятного волнения, а на щёки иногда сам собою вымахивал непонятный румянец.

– Бог мой, неужто на меня весна так действует? – едва слышно, сквозь зубы проворчала майорша и комендантша королевской крепости, и изо всех сил попыталась нахмуриться да принять грозный вид.

Получилось, видимо, из рук вон плохо. Солдаты и их командиры, отрабатывавшие учебную тревогу "захвачена угловая башня", ни разу не сбились и даже – уму не постижимо! – полностью уложились в поистину драконовские временные рамки. Между прочим, ужатые и установленные самой госпожой майоршей.

Усатые солдаты и сержанты весело скалились, потели, гремели медью и вообще носились как угорелые – но с толком. И приглядевшаяся комендантша прославленной в войнах крепости Марыч не нашла даже, к чему придраться. Горжа плотно перекрыта, оба выхода из башни тоже, подкрепление прибыло вовремя. И даже малый платунг арбалетчиков ощетинился тупыми рылами своих орудий с крыши равелина. А особая штурмовая группа рубак и магиков для контратаки уже нацелилась на вход в захваченную башню, чтоб живо вычистить ту от неприятеля.

– Ну что ж – кажется, я таки воспитала из вас неплохих солдат, – снисходительно усмехнулась Мария фон Браухич.

И по гордо выпрямившейся фигуре сигнальщика, поднявшего на мачте флаг отбой, за лигу оказывалось видно – командир доволен!

– Поднять второй флаг – добро, – госпожа майор отвернулась от изумлённого сигнальщика, чтобы тот не увидал опять заливший щёки бывалой амазонки румянец, а пуще того, некую смущённую улыбку.

Потому солдат прилежно оповестил гарнизон крепости вторым флагом – командование выражает своё удовольствие!

А её превосходительство с дробным топотом сапог сбежало с наблюдательной башенки и едва сдерживаясь, чтобы не пуститься вприпрыжку, направилось по галерее в свои покои. В свои тридцать два Мария считалась опытным офицером и бывалой рубакой. Но положительно, нынче окружающая природа что-то уж очень такое необычное нашёптывала.

Вслед за стуком в дверь комнаты сунулся денщик. Тут же подхватил нетерпеливо скинутые сапоги хозяйки, взамен поставив на половичок другую пару. А запылённые утащил чистить – командир крепости всегда должна выглядеть опрятно и образчиком для подражания…

Вот так, босая и не успевшая пригладить щёткой растрёпанные на ветру короткие волосы, Мария фон Браухич и встретила медведем вломившегося в двери поручика.

– Что надо? – комендант крепости даже не сочла нужным наорать на этого… впрочем, особо и не за что пока. – Вон, очередные увольнительные и чеки на жалованье на полке лежат.