Текст книги "Война мнимых богов (СИ)"

Автор книги: katzi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

– Ваше величество, я ещё ничего не слышал о вас плохого, от жителей в замке.

– Хах, да кто же раскроет себя, когда я за углом шагать могу?

– Я думаю, что вас всё-таки любят.

– Ариф, ты простак. Разве можешь ты определить тщательно скрытое лицемерие?

– Вы пренебрегаете всеми, кто приближен к вам? – негодуя сжал кулаки.

Давид озадаченно обернулся:

– Я задел тебя?

– Я не придурок, ваше величество.

– Нет, но ты не жил в таком месте как королевский дворец, – повернулся к нему, поставив кубок на стол.

– А вы не жили среди рабов. Там – каждый за себя и это я говорю серьезно. В замке некоторые держатся кучками, слушают своего лидера и полностью ему доверяют. Когда ты раб – ты никому не можешь доверять. Я часто попадал в места более жестокие чем ваш замок и сумел как-то в них выжить. У меня не было друзей не потому что мы все были плохими или я кому-то не нравился, а потому, что все мы говорили на разных языках. Только господа иногда могли жестами мне донести что-то. Я ничего не понимал и это было не по моей вине, но не смотря на это, меня пороли так, будто я догадаться был должен чего же от меня хотят. Лицемерие это часть жизни, ваше величество. В один день этот раб помогает тебе, подавая инструменты, а в другой – по приказу господина выпарывает тебя чуть ли не до смерти. Такой уж я простак? Может быть. Да, я не умею красиво писать и в искусстве не разбираюсь, но я умею выживать, ваше величество. Куда бы я не попал – я бывал в ситуациях и похуже.

– Ариф… – опечаленно протянул к нему руку и взял за рукав, потянул на себя.

Молодой человек поддался этому жесту и скоро оказался в сочувственных крепких объятиях короля, что упёрся копчиком в стол.

– Ариф… – погладил его спину, прижимаясь к плечу лицом. – Мне так жаль…

– Вы в этом не виноваты. Но вы достали меня оттуда, – оплел его руками. – Спасибо вам, – закрыл глаза, тепло прильнув к нему.

– Тебе неприятно ходить в этом? – покосился на халат.

– Что вы имеете ввиду? – отринул и посмотрел в глаза.

– Твой наряд, – осмотрел его. – Это одежда народа, где ты рабом был. Не думаю, что тебе приятно ходить в этом.

– Но вам нравится это.

– Уже не так сильно. Ариф, я не очень люблю, когда моим близким некомфортно из-за каких-то моих желаний. Я прикажу дать тебе другую одежду.

– И я буду выглядеть как любой из ваших слуг?

– Да, скорее всего.

– Но я не хочу быть таким же.

– А чего ты хочешь?

– Не знаю. Оставьте меня так. Мне комфортно. Я уже привык к этим штанам и халату. Мне нравится чувствовать как его край развивается, когда я быстро иду куда-то.

Давид нежно улыбнулся.

– Не надо менять. Я уже привык, мне нравится.

– Тогда я прикажу сшить тебе что-то похожее.

– Вам надоело видеть меня в одном и том же? – забеспокоился.

– Мне надоело думать, что мой близкий человек ходит как слуга в доме баронета. Ты в мои покои вхож, – ласково улыбнулся. – Разве может человек, вхожий в покои короля, позволить себе такую простоту? – кивнул на одежду.

– Но она такая мягкая, – начал переживать за то, что его оденут неудобно, но красиво. – Она такая лёгкая. Я не хочу чего-то другого.

– Хм, – приблизился. – Давай тебе сошьют и ты примеришь, а уже потом решишь, что тебе нравится больше? Это, – указал подбородком на рубаху, – или то, – кивнул в сторону.

– Ладно, ваше величество… – отвёл печальный взгляд.

– Мой портной ещё никого не разочаровывал, – поцеловал его в щёку.

========== Глава 21 – Заключенный ==========

Через несколько часов, уже ближе к полуночи, Давида провели в подземелье. Александр, что его сопровождал, был одет максимально просто – льняные рубашка и штаны, к которым в будущем должен был присоединиться темный фартук. Открыв перед королем все двери, мужчина завел правителя в пыточную, где на время оставил одного, выйдя тем временем за обвиняемым. Давид с неприязнью оглядел помещение. Тут было темно и сыро, на двух стенах горели факелы, а на полу красовалась засохшая кровь. Застоявшийся воздух мешал дышать, а недавно умершая крыса где-то неподалеку подзывала рвоту своим насыщенным запахом. Под потолком же находились цепи, такие же как и на полу, очевидно предназначенные для того, чтобы заковывать в них людей. Также, тут стояли стол с разными приспособлениями и ножами, и очаг, предназначенный для нагрева клейма. Из коридора послышались грозные шаги, вместе с испуганным лепетанием чьих-то босых ног по холодному и сырому камню.

Давид отошёл чуть в сторону, направив к двери свой взгляд.

– Иди давай! – грубо послышалось из коридора.

В проходе показалась знакомая фигура устрашающего Александра, в чьей железной руке находились темные кучерявые волосы измученного человека в набедренной повязке, что словно животное пытался как-то идти то на двух, то на четырех, постоянно при этом спотыкаясь. Давид невозмутимо оглядел это голое существо, которое грубыми движениями начали подвешивать за руки. Генри сам на себя был не похож.

Кожа его побелела от голода и холода, начав просвечивать вены, кое-как прикрытые грязью и старым потом, от которого он не мог избавиться. Тело исхудало и демонстрировало всем его почти целые ребра, три из которых уже были сломаны и чуть смяты. Весь усеянный ссадинами, синяками, порезами, и пятью выжжеными знаками, с крупной гангреной на левой голени, он бессильно наблюдал за палачом, чуть ли не плача от этого образа, внушающего такой страх и ужас, в тандеме со своим безвыходным положением. Замки на кистях и щиколотках захлопнулись. Давид заметил потёки уже застывшей крови, обрамляющие пальцы недавнего родственника. Некоторые ногти уже были вырваны, а мелкие косточки – сломаны.

Генри заметил гостя не сразу, ведь он совсем отвык видеть за это время людей. Он даже не знал какие сутки он уже сидит в этом подземелье, сколько прошло дней, недель, месяцев. Он ничего этого не знал. В камерах не было окон, а ту немногочисленную пищу, что ему иногда давали – приносили нерегулярно. Когда он спал, когда бодрствовал тоже было непонятно. Сон и реальность в его голове смешались так, что те же пытки могли оказаться простым сном, а спасительные галлюцинации – реальностью. Человек, которого он видел строго стоящим у стены, казался ему знакомым, но откуда – Генри уже не знал. Чувства, что этот человек вызывал, также были неоднозначными. Он не знал имени своего палача и его помощника, уже не помнил себя или свою жену с ребенком. Единственный образ, с которым его разум не хотел расставаться, принадлежал Льене. Он помнил ее лицо, голос, имя и то как она двигается, как она может нежно обнимать и соблазнительно шептать, как она может смотреть на него с улыбкой и как может изящно поправлять свои белоснежные волосы. Это было всё, что он помнил о своей жизни, всё, что не давало его рассудку окончательно помутниться от этой ежедневной боли с постоянными мучениями. Это было единственное, из-за чего он всё ещё не признался в том, чего уже не помнил.

Александр зажёг угли в очаге факелом и положил на эти черные комки клеймо. Давид молча наблюдал, сложив руки за спину. Палач взял плеть. Дабы как-то разогреть собственные мышцы и зажечь огонь своей же жестокости, он начал безжалостно пороть виновного. От первого удара Генри вскрикнул, от второго горько расплакался, подняв лицо к небу. Дальнейшей боли он почти не чувствовал, так хорошо он привык к порке с ранних лет. Он только пускал крупные слезы и жалобно выл, вздрагивая от каждого нового шлепка плетью по его изможденной коже.

Наблюдая за этим минут пять или десять, Давид наконец задал вопрос:

– Порка была основным орудием допроса?

– Нет, ваше величество, – последний раз лупонул худое тело кусками кожи и встряхнул рукой.

– Как видите, это не самый действенный способ. Уродца часто лупили в детстве и юности. Он почти не восприимчив к такому наказанию.

– Да, я заметил. Бью я его для того, чтоб проснулся, – отложил инструмент на стол. – Виновный постоянно хочет спать.

– Пробовали лишать его сна? Я однажды несколько дней не спал, так чуть рассудка не лишился. Если тоже самое провернуть с ним – я почти уверен, что можно будет чего-то добиться.

– Хм, никогда не думал об этом, – взглянул на правителя. – Я предпочитаю больше физические наказания, – подошёл к очагу. – Вы более гуманны, ваше величество, – взглянул на нагретый до красна металл.

– Я бы так не сказал, – беспристрастно выдал, наблюдая за шурином.

Александр взял клеймо и решительно направился к телу. Прижег одно из сломанных ребер. Генри в ужасе завопил, начав извиваться будто живая змея на сковороде. Спокойно выслушав весь этот крик, что скоро перешёл в отчаянный плач, Давид подумал что и эта пытка недостаточно болезненная для зятя.

– И это не работает, – категорично выдал. – Что вы с ним ещё делали?

– Ногти вырывал, мышцы резал, – обернулся.

– Дух его вы угнетали?

– Он уже угнетен, – взглянул на дрожащее тело.

– Но не сломлен. Есть причина, почему он до сих пор молчит.

– Возможно. Но рано или поздно он заговорит, – с силой прижал горячее клеймо к низу живота.

Заключённый выкатил ошеломленные ужасом глаза, издав при этом до такой степени болезненный и отчаянный вопль оглушающий всех, что на секунду Давиду стало его жалко. Король быстро отбросил эти мысли о пощаде.

– Такая боль с ним не работает.

– Со всеми работает. Рано или поздно он откроет свой рот и во всем признается, – отложил остывшее клеймо в огонь. – Он такой же человек как и все, – взял небольшой нож. – И боль испытывает также, как и все, – присел у его ног на корточки и взял одну ступню в руку. – Когда-то его дух всё же сломается, – залез концом лезвия под большой ноготь и медленно надавил.

Генри весь покраснел от боли и залился слезами от отчаяния, изможденно при этом закричав Богу, что его явно не слышал. Давид отвёл взгляд от пальцев, что стали испускать кровь.

– Продолжайте без меня. От этих криков я оглохнуть могу, – прочистил ухо.

– Конечно, ваше величество, – кивнул ему Александр. – Если он начнет говорить, я сразу же передам вам.

– Отлично, – слегка кивнул ему, взглянул на зятя, такого же несчастного как святые на картинах и вышел.

Уснуть король не мог ещё полночи. На следующий день, подумав над этой ситуацией ещё немного, его величество сели за стол и стали писать приказ, в котором говорилось о перевозке Генри в столицу и о суде, который должен был над ним случиться. “Если бы не его высокородность, уже давно бы стены замка своей тушей украшал”. Кроме этого, было написано отдельное письмо, где правитель добавил пару мелочей, таких например как вручение зелёной ленты и указания портному, по поводу Арифа.

Чуть ближе к полудню, молодой человек встретился со свояченицей и ее мужем. Разговор проходил наедине, обсуждался принц, замок в который собирались перевезти малыша, а также охрана, няньки, кормилицы. К счастью, оказалось, что эта свояченица сама не так давно родила – в апреле, и что ее кормилица с радостью и честью будет выкармливать королевского отпрыска. Давид же отнёсся к этому вопросу скептически. “У Антуана уже две кормилицы поменялось. А что если эту он не примет?” Решили, что настоящая кормилица поедет со свояченицей, дабы убедиться, что малыш новую хорошо примет. Ежели он ее отвергнет – кормить будет та же, что и сейчас. Также, король сильно надеялся на материнскую любовь родственницы к своему малолетнему племяннику. Она была немало похожа на Марику и Давид настоял на том, чтобы малыш часто ее видел, игрался с ней и слышал ее голос. Он надеялся, что так он сможет заменить сыну родную мать. Решив, что на этом всё, отец отправился к ребенку. Пока няньки собирали детские вещи и любимые игрушки, Давид отчаянно пытался наладить отношения с родной кровью, что его до сих пор не принимала. Сразу после обеда, баронет с супругой сели в карету и уехали, забирая королевского сына как в последний раз. Давид с трудом смог с ним расстаться. После, он дал распоряжения по поводу Генри, собственного экипажа, отправил гонца с письмом и приказом обратно в столицу.

Придя в свою комнату, он просто рухнул на кровать. Ариф сидел в стороне, на простом стуле и под стенкой, играясь с чёрно-белым котёнком.

– Ваше величество, что случилось? – обеспокоенно взглянул на него.

– Ошибки. Ошибки… Сплошные ошибки! – вскочил. – Опять! Опять, Ариф! – с гневом посмотрел в глаза.

Слуга вжался в стул, тем временем как котенок убежал и испуганно спрятался под кроватью.

– Какие ошибки? Что случилось, ваше величество?

– Опять! Я опять их совершаю! – подошёл к столу, схватил кубок и с яростью бросил его на пол, расплескав повсюду вино.

– Но что случилось? – подскочил Ариф. – Давайте я исправлю, – стремительно подошёл и взял его за плечи.

– Я идиот! – отбросил его руки.

– Что за ошибка? Ваше величество, – взялся за сердце, напуганный всем происходящим.

– Марика тоже смотрела на меня так, будто видит в последний раз! Второй раз я не допущу, чтобы это случилось! – стремительно вышел и практически вылетел во двор.

Там собирался седлать коня посыльный, но лишь услышав за своей спиной грозное “Стоять!”, он остановился. Давид подбежал к нему как ошпаренный, рывком сел на скакуна и, двумя ударами по рёбрам приструнив озадаченного жеребца, развернул его к воротам, встряхнул поводьями, сильно ударил пятками по ребрам и вскрикнул, заставляя животное шевелиться. Никогда он ещё так быстро не стартовал на незнакомой лошади. Буквально вылетев за ворота, он тут же повернул налево и стал гнать несчастного скакуна так быстро, как только он мог. Оставляя за собой пыльное облако на грунтовой дороге, он летел сравнимо ветру, завлекая с обочин пожелтевшие листья.

Нагнав карету только через 15 минут и совсем неблизко до города, он тут же преградил дорогу бурой четверке и спрыгнул, будто настоящий разбойник. Запыханный и испуганный, с угрожающим и холодным взглядом он буквально ворвался к свояченице. Они с мужем сидели испуганно, настороженно вытаращив на короля свои глаза. Напротив сидела кормилица с малым ребенком на руках.

– Извините, но я больше не хочу расставаться с моим первенцем, – решительно выдал правитель и забрал ребенка на свои руки. – Он поедет со мной в столицу. Лариса, можете седлать лошадь, на которой я приехал, я пойду пешком, – прижал малыша к сердцу и вышел, отправился по обочине обратно.

Все присутствующие настороженно переглянулись. Кучер спрыгнул со своего места и взял взъерошенного коня за узду, освободив своим скакунам дорогу.

Вернувшись обратно вместе с сыном, которого он только что отправил чуть ли не в последний путь, Давид с облегчением выдохнул, передав его в руки одной из нянек.

– Пусть приготовят два экипажа, – начал одному из лакеев. – Для меня и нянек с кормилицей. Я через пару часов хочу выехать обратно в столицу.

Тот поклонился, убежал. Давид вернулся в покои, где уже навели порядок. Лишь он вошёл, Ариф тут же подскочил, прижимая пищащего котенка к груди.

– Ваше величество, что случилось? Что за ошибку вы совершили? – зверёк тем временем взобрался на его плечо, будто человек был деревом.

– Не совершил, – подошёл к столу и налил вина. – Надеюсь, что не совершил, – поспешно отпил. – Я доверяю своей большой семье, но почему-то не сегодня, не сейчас. У меня было слишком плохое предчувствие по поводу этой поездки в Дубовую рощу. Мы скоро выезжаем, Ариф. Можешь перекусить, пока будут готовить экипаж, – отпил еще.

– Уже? Я думал мы вечером поедем.

– Нет. Сейчас.

– Ваше величество, – снял с плеча котенка, – разрешите мне его с собой забрать? – показал лохматый комок королю.

Давид небрежно взглянул на животное:

– У нас полно котов в замке.

– Ваше величество, – сделал печально-просящие глаза, в то время как пушистый начал пищать на правителя.

– Ладно, бери, – отвёл взгляд. – В конце концов я тебе зелёную ленту готов дать, – отпил вина. – А ты тут просто кота взять хочешь.

– Зелёную ленту? – озадаченно прижал котенка к себе. – В каком смысле?

– Чуть позже узнаешь.

В дормез они погрузились чуть более чем через час. В обычную же карету сели няньки с кормилицей. По прибытию, Давид первым делом распорядился чтобы Антуана определили в его старую детскую и установили возле него самую лучшую охрану. После такой длительной поездки, малыш сразу же уснул, так что проконтролировать отвергает он отца еще или нет, Давид не смог. Переодевшись, отправился к подданным и совету, по дороге к трону получив от Филиппа короткое письмо, принесенное голубем. “Ваше величество, Вы очень удачно забрали у нас Антуана. В лесу, через который мы ехали, обосновались разбойники, от которых нам чудом удалось откупиться”. “Хм, – подумал Давид, садясь на трон. – Моя интуиция ещё ни разу не подводила”. Ариф, тем временем, поел сам и покормил своего нового друга, что уже истошно пищал от длительного голода.

Не на слушании крестьян, но на совете, Давид с шокирующим удивлением встретил Наану, что без настроения извинилась за опоздание и села на свое место.

– Наана! Где ты была? – воскликнул правитель, тут же отвлекшись от бумаг.

– Фух, – подперла голову руками. – Ты не представляешь как сложно изловить этих сирен. Я думала я сдохну там, – опустилась на стол.

– Расскажи, что было!

– Много чего было. Море взбесилось, когда мы начали ловить их. Такие волны поднялись… Мне казалось они все корабли в портах побьют. Я никогда ещё таких волн не видела.

– Но тебе удалось избавиться от сирен? – взволнованно выдал на нее.

– Да… – протёрла глаз. – Более десятка сжечь пришлось, чтоб остальные испугались и наконец-то покинули наш залив. Я надеюсь за такое, ты выделишь черным стадо коров или овец. Они немало намучались, как чайки прыгая в эту воду и пытаясь словить этих мразей. Господи, это кошмар какой-то.

– Но теперь всё в порядке?

– Да, – с усилием подняла голову, придерживая ее руками. – Синие уплыли в море, а испуганные сирены сбежали по дну. Мне кажется они осознали, что этот берег не лучшее место для их охоты.

– Спасибо. Я очень тебе благодарен.

– А мне за что? Черным “спасибо” оформи.

– Конечно. Филипп, – взглянул на него, – пусть загонят к вулкану стадо коров и оставят их там. Не думаю, что драконы сразу всех съесть смогут.

– Будет сделано, ваше величество, – кивнул тот и начал что-то писать.

– Какие ещё вести ты принесла?

– Вести… Смерч, что пронесся летом, много всего разрушил…

– Да, я уже выделил сумму на восстановление.

– Нет, я про огороды. Людям есть, что есть?

– Люциус, – взглянул на средних лет мужчину, – на юге у людей достаточно пищи? Если нет – пусть отправят туда продуктов с других регионов.

Тот кивнул.

– А у вас какие вести? Произошло что-то интересное за мое отсутствие?

– Знаешь, – взглянул на нее король, – тебя так долго не было, что много всего успело случиться.

– Например?

– Например то, что через три дня будет суд над Генри. Этот олух меня предал.

– Над Генри? – вскрикнула Наана. – Давид! Как ты можешь? Это же твой зять! Отец твоего племянника!

– Кстати о нем, – взглянул на Филиппа. – Убить ребенка. У таких людей как Леона и Генри не мог родиться нормальный потомок.

– Убить ребенка?! – вскочила дракониха. – Как ты можешь?! Это же ребенок!

– Наана, – посмотрел в ее зелёные глаза, – тебя не было слишком долго. Многое успело измениться.

– Да! Ты изменился! Ты стал жестоким! Убивать своих родных! Какое кощунство!

– Хм. Они мне не родня. Было большой ошибкой выдавать Леону за Генри. Оба жестокие и самонадеянные. Оба меня предали.

– Они не могли!

– Оказалось, что могли. Наана, это разговор в никуда. Давай обсудим то, что происходит сейчас, а не то, что произошло в прошлом.

– Нет! Ты, – указала на него, – монстр! Я не дам тебе судить Генри!

– Не забывай, что я тут король и только я решаю умереть ему или остаться в живых. И я уже сделал свой выбор.

– Ты чудовище!

– Не такое страшное, как ты думаешь.

– Да как же! Ты значительно страшнее, чем я думаю!

– Ты ошибаешься.

– Сильно в этом сомневаюсь!

– Нильс, – взглянул на крепкого мужчину в чем-то наподобие мундира, – проводите Наану за дверь. Я хочу продолжить совет в тишине.

– Да, ваше величество, – кивнул тот и поднялся, подошёл к дракону.

– Не надо! – отбросила его руки. – Сама выйду! Не так уж приятно слушать человека, что детей ни за что убивать собрался! – с отвращением посмотрела в королевские глаза и двинулась к двери, вышла.

Давид с облегчением выдохнул.

– Ну что же, сирен больше нет, – взглянул на Августа, – и это значит, что снова можно отправлять всё, что мы производим, морем. Наконец-то. А то казна уже немного опустела, – оглядел всех. – И надо с этим что-то делать.

Нильс сел обратно.

– Но вы уверены, – начал Филипп, – что стоит убивать вашего племянника? Ведь это действительно ещё ребенок.

– Филипп, – взглянул на него, – я просто хочу избавиться от этого отродья. Можете его не убивать, но я отрекаюсь от него. Это не моя кровь и на трон никаких прав отныне у него нет. Мне эта семья Поднебесных уже поперек горла стоит, – с неприязнью посмотрел вперёд. – Лишить их места в правительстве. Эти люди ненадёжны. Они предают и убивают. Я не хочу видеть их рук в каком бы то ни было правительственном органе. Я даже сомневаюсь стоит ли им и дальше доверять управление Винолией.

– Они уже достаточно долго управляют теми землями… – задумался Юлиан.

– Это ещё не значит, что они будут там сидеть вечно. Лишить графа Поднебесного права управлять теми землями. Вызвать ко мне его сыновей. Пусть присягнут короне по второму разу. Я хочу видеть их лица. Если я замечу хоть каплю сомнения на их лицах, если я почувствую даже лёгкий намек на их неверность – отрубить головы. Мне всё равно на их происхождение. Они – гнилые и я должен знать как глубоко эта гниль смогла пробраться.

– Да, ваше величество, – кивнул Филипп.

– И найти нового казначея, – взглянул на пустое место. – Мне нужен человек здравомыслящий и честный.

– Конечно, – поддакнул полный мужчина.

Тем же временем, пока продолжал идти совет, разгневанная услышанным Наана, спустилась на первый этаж. “Нелюдь. Как он может думать о том, чтоб убивать родных? Как можно лишить жизни ребенка? Он очень изменился за эти месяцы”. Ариф тем временем также находился на первом этаже. Молодой человек как раз шел из лаборатории к Савве, что неизвестно как простудился и совсем не хотел расставаться с теплым одеялом, под которым он прятался словно крот. В руках слуги находилось два лекарства – от жара и от насморка, которые он намеревался отдать больному. А под ногами петлял чёрно-белый котенок, постоянно пищащий о том, чтобы его взяли на руки. Ариф глядел на это создание не без улыбки.

Неожиданно для него, с лестницы, ведущей наверх, спустился красный рогатый дракон со сложенными на спине крыльями. Лекарь тут же выронил все препараты, схватил на руки взъерошенного кота и прижал его к груди, тем временем опасливо вжимаясь в стену. Наана лишь неприветливо покосилась на этого неизвестного и продолжила путь к темнице. Котенок испуганно зашипел ей вслед. Ариф скрыл напуганное животное халатом, не в силах отвести взгляда от этой страшной ящерицы.

Спустившись в подземелье, Наана узнала, что Генри привезут только вечером. Вспыльчиво покинув темницу, девушка отправилась в его покои. Зашла, осмотрелась. Внутри было пусто, на столике виднелась записка, прижатая к дереву кувшином. Подойдя к ней и прочтя несколько простых слов, Наана немало озадачилась. “Хм. И что бы это значило?” Решив не трогать непонятную записку, девушка решила дождаться приезда Генри в замок и любыми способами освободить его, ведь в то, что он мог предать короля, она совсем не верила.

День для нее шел медленно, словно черепаха или улитка, проходя всего пять минут за целую вечность. Уже после заката, где-то в девять часов вечера, ворота замка снова открылись, дабы пустить внутрь закрытую карету без окон, чей вид больше напоминал коробку на колесах, чем нормальное средство передвижения. Александр спрыгнул с козел, где сидел кучер и подошёл к двери непримечательного экипажа. Отпер дверь, вошёл внутрь. Одним ловким ударом в живот обезвредил Генри, надел ему на голову мешок и силой вывел наружу. Молодой человек был сродни грязному рабу, которых Давид видел на рынке – грязные и худые люди в старых лохмотьях, что с трудом перемещали свои бренные тела, не способные на радость. Заключённого повели в темницу. Бросив его в одной из камер, гости тут же удалились, с намерением успеть занять номера в хорошей гостинице, пока она не закрылась. О прибытии молодого человека, Наана узнала сразу, но вот идти она к нему осмелилась только после полуночи. Превратившись в обычную женщину тридцати лет, она надела самое незамысловатое платье, взяла мечошек с волшебной пылью, который повесила на пояс, и вышла из своей комнаты. Беззвучно спустилась на первый этаж, прошла по лестнице в подземелье и, наткнувшись на задремавшего часового, подула на него блестящей пылью, что усыпила его минимум на 10 часов. Прошла вниз. Камеры находились по обе стороны недлинного коридора. Заглянув в первую, через окошко для подачи обеда, во вторую и третью, Наана обнаружила знакомого в четвертой. Тот пятнадцатилетний мальчик, которого она вылечила от немоты пять лет назад, сидел в углу словно запуганная мышь, подобрав все лапы и хвост с согнутому туловищу. Мешка на его голове не было и он не спал, но тот взгляд, что застыл на его лице, был абсолютно пустым и непричастным. Казалось, Генри находится сейчас совсем в другом мире. Девушка быстро огляделась. Часовой спал крепко, изредка похрапывая. Вернувшись к двери, Наана приложила к замочной скважине руку и с лёгкостью отперла тот замок, что держал несчастного в заперти. Послышался щелчок. Заключённый тут же посмотрел на дверь. Та тихо и медленно открылась.

– Генри, – настороженно прошептала Наана, заглядывая внутрь, – давай, – поманила рукой, – иди ко мне. Ты успеешь сбежать за эту ночь.

Молодой человек опасливо прижался к углу. Этот темный силуэт, обрамленный подрагивающим светом факелов не вызывал у него доверия.

– Ну же, Генри, – тихо прошла девушка внутрь, протягивая ему руку.

Заключенный настороженно оглядел ее косым взглядом и медленно, словно запуганный пес, прошел вдоль стены к другому углу.

– Генри, – повернулась гостья к телу. – Я освободить тебя хочу, – ступила к нему.

Тот неприветливо сжался, выгнув спину подобно кошке, что взъерошивает шерсть при виде опасности. Он не знал этого человека, не понимал чего она хочет и что собирается с ним делать. Генри забыл ее. Покосился на распахнутую дверь. На гостью. На дверь, снова на гостью. Наана хоть и поняла его намерения, но двигаться как-то не осмеливалась, хотя действовать нужно было быстро.

– Пошли, – протянула ему руку. – Генри, я освобожу тебя.

Тот вскочил будто укушенный, грубо отбросил ее руку и вылетел в дверь, будто за ним уже гнались. Яркий свет факелов на секунду остановил его, заставив прищуриться, закрывая глаза рукой, но вскоре, заключенный снова сорвался с места и размашистыми шагами побежал на выход. Казалось, он знает все эти дороги, но откуда – он не понимал. Вверх, налево, прямо. Оступился и с грохотом упал, имея ошибку перенести на больную гангреной ногу слишком много веса. Тут же подскочил. Не понимая куда он бежит, двинулся к лестнице, при этом явно хромая и спотыкаясь, падая на каменных ступенях.

– Что за шум? – послышалось грозное сзади.

Замок спал. И только этот шлепок голым телом о камень, смог разбудить безмятежную стражу. Генри подскочил, в который раз упав на колено, схватился за перила и с помощью больных рук вытащил себя на следующий этаж. Слева послышался грохот доспехов. Заключенный, сам не понимая что он делает, прижался к стене, избегая попадания на глаза этим воинам. Те прошли быстро, грозно и тяжело, проверяя коридор на наличие неизвестных. Генри подождал, пока они исчезнут с поля зрения. Взошел на этаж, покрутил головой. Неизвестно что именно, но его потянуло вслед за воинами – направо. Опасаясь любого лишнего звука, он шел тихо, почти беззвучно, ощущая холод благородного камня под ногами всем телом. Прогулка эта была не такой долгой. Миновав два поворота, Генри пристал к одной из дверей. Дождался, пока стража удалится так далеко, чтобы не было слышно дребезжания их доспехов. Взялся за ручку. Рывком открыл дверь и вошел.

Он оказался в своих покоях, но в данный момент, эта комната казалась ему совершенно чужой. Огляделся. Кровать… Перед глазами начали проплывать какие-то образы. Льена. Это блаженное тело, что словно лепесток розы украшал непримечательное до этого ложе. Эти прозрачные длинные ноги, что при попадании на них света начинали сиять как звезды или как нежное пламя свечи вечером в спальне. Эти белоснежные волосы, спадающие на одеяло и подушки, будто водопад свисающие вниз, к земле. Этот невозможный образ прекрасной женщины заставил его скованную грудь снова расшириться, он заставил снова ощутить свое сердце, свое присутствие, свою душу. Генри приложил руку к груди, что одухотворенно стучала по руке, будто желая раскрыться для той птицы, что заключена в клетке из ребер.

Неизвестно по какой памяти, но он нашел свечу, спички, зажег маленькое пламя и поместил эту палочку воска в подсвечник. Вместе со светом огляделся. К сожалению, тут никого не было. Заключенный подумал, что это покои этой прекрасной дамы и она наверняка скоро вернется, обрадуется ему. Он не помнил ее грустной. Он вспоминал только улыбку на губах и глазах, когда их взгляды встречались. Пока девушки не было, молодой человек решил присесть за стол. Его мучала жажда, а там как раз стоял кувшин, предположительно с питьем.

Поставив рядом с собой горящую свечу, он взял было сосуд и заглянул в него. К сожалению, тот был пуст. Очевидно, вино, простоявшее уже несколько дней на открытом воздухе, просто вылили. Опечаленно вздохнув, молодой человек отставил кувшин в сторону. Заметил записку. Сразу понять, что там было написано, оказалось сложно, так что он взял послание в руки. Сквозь просвет свечи также мало, что было понятно. Подвинув огонек к себе, он наконец смог понять смысл чернил на бумаге. “Я не вернусь”.

Генри не понял почему, но в его душе неожиданно настала такая пустота, которой он в жизни не чувствовал. Он будто растворился в пространстве, будто стал этим кувшином без вина или воды, стал пустой чернильницей без пера и смысла. Он вышел на балкон.

Случайный ветер колыхнул его кудрявые волосы, что так недавно наслаждались прекрасной белой рукой, в них погруженной. Взгляд его потерял смысл. Он забыл себя. Забыл мир. Забыл жизнь.

Встал на перила. Ступил вперед. Другие услышали лишь шлепок тела о камень, расторгший эту мертвенную ночную тишину.