Текст книги "Война мнимых богов (СИ)"

Автор книги: katzi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Хочу поговорить с вашим сыном.

– Он сейчас спит. Узнав, что ты едешь к нам, он запланировал новый допрос на полночь. Полагаю, тогда-то он тебя и приведет к Генри.

– А без него я могу посмотреть на этого урода?

– Это очень нежелательно. Твои добрые глаза могут дать Генри надежду, а при виде Александра он хорошо осознает хрупкость своего тела. Лучше тебе идти в темницу с моим сыном.

– Мне важно, чтобы у Поднебесного лицо было относительно здоровое. Если он не признается, я собираюсь судить его. А вы сами понимаете, что измученное тело выглядит очень жалким. Гладите меня помидорами закидают, если я повешу “такого божьего одуванчика, которого незаслуженно мучали несколько дней”.

– Давид, думать о том, каким тебя видят люди это конечно хорошо, но не забывай, что ты порою должен делать то, что этим людям не нравится. Не стоит идти у них на поводу.

– Да я не иду. Просто будет весьма неприятно, если люди из нас двоих будут воспринимать Генри невиновным, а меня тираном.

– Мне кстати интересно куда делись все Поднебесные. О том, что Генри исчез в стенах моего замка знает далеко не один человек, но претензий мне ещё никто не высказал. Обычно, гневные письма приходят мне достаточно быстро, а сейчас просто пустота. Его семью не волнует куда и почему он исчез?

– Может и волнует, вот только переживать за него видимо некому. Отец его лишился разума окончательно – ведёт себя как ребенок пятилетний, а братья видимо не в очень хороших с ним отношениях, раз они мне ещё ни одного письма с вопросами не прислали. Никому до этого Генри дела нет. Разве что иностранцы за него переживать будут, так им понравилась его игра.

– Хм, достаточно иронично. Я думал их семья такая же дружная как и наша. Четыре брата в конце концов.

– Видимо нравы у них такие, родных людей предавать.

– Достаточно печальная ситуация получилась… – опустил глаза на бумаги.

– Иначе и не скажешь.

– Мы кстати забрали лебедей, что держала Марика, – взглянул на короля.

– Да? – озадачился. – Я так давно их не видел…

– Они в нашем озере сейчас плавают. Можешь взглянуть на них.

– Они всё ещё бросаются на людей?

– А они бросались? Мирные птицы ведь.

– Наверное мы про разных лебедей говорим, – поднялся. – Ладно. Я тогда пойду. Пусть Александр позовет меня, когда будет все готово.

– Хорошо. Я тогда отправлю в Ласи гонца. Пусть зять поскорее приезжает.

– Да, хорошо, – кивнул и вышел.

Не зная куда идти, он приказал седлать лошадь и позвать с собой одного из сыновей маркиза. Сопровождать короля вызвался Людовик, юноша статный, 19-тилетний, с хорошо сложенным лицом и телом. Запрыгнув на местных лошадей, молодые люди поехали к пруду, что находился в десяти минутах езды от замка. Шли они спокойно, ведя лошадей по широкой лесной тропе. Миновав более половины пути, Людовик решился заговорить: – Мы с братьями завтра на соколиную охоту собираемся. Не хотите с нами?

– Не знаю. Я подумаю над этим, – безучастно выдал тот, глядя под ноги кобыле.

– Вы устали? Можем немного ускориться. До озера осталось совсем немного.

– Нет, я просто думаю, вспоминаю, – оглядел деревья вокруг. – Я помню как тут было красиво зимой. Такие сугробы повсюду, белый сверкающий снег, Марика… – опустил голову, чувствуя ком в горле и сжатость в сердце. – Она любила кататься по снегу. Любила замотаться в плащ с меховым воротником и ходить, похрустывая снегом под ногами, собирая белые комки на подоле платья. Она не любила им кидаться, но любила не него смотреть. Она всегда любила зиму.

– Может быть, потому что она родилась зимой.

– Может быть, – пожал плечами. – Мне не хватает ее, – посмотрел вперёд. – Не хватает ее красоты и смеха, не хватает ее страсти, не хватает ее загадочности и этого величественного образа. Мне не хватает моей королевы, – уронил голову. – Моей любимой королевы… – незаметно вытер ископившиеся слезинки.

– Марика была хорошей сестрой, одной из немногих, кто не скрывал чего-то постыдного от мира вокруг.

– Она была несчастна, когда мы только поженились.

– Она никому не говорила об этом.

– Я знаю это. Однажды я сказал ей что-то… Что-то очень неприятное. Я был просто глупым, – закрыл глаза пальцами.

– Но она простила вас.

– Не сразу, – опустил ладонь. – Как иронично, но только мое пьяное тело убедило ее в том, что она мне дорога.

Он вспомнил о том, как здорово напился в свой 19-й день рождения и начал приставать к королеве прямо за столом, у всех гостей на глазах. Как бы Марика не убирала с себя его руки, король все равно тянулся к своей супруге, осыпая ее не такими красивыми, но искренними комплиментами, которые даже понять было сложно из-за этого заплетающегося языка.

– Вероятно, вы сказали ей что-то очень приятное.

– Вспоминая свои слова, мне становится за себя стыдно. Они не стоили королевы. Я ее привселюдно назвал горячей зажаренной треской, которую хочу медленно съесть, доставая все косточки голыми руками. Этот взгляд я наверное никогда не забуду. Она была в шоке. После этого она меня ещё два дня рыбаком называла.

– Хах, у нее всегда было свое понимание комплиментов.

– Потом, к счастью, я ее уже так не называл. Стыдно конечно, но все те слова, которыми я называл ее, будучи в этом неадекватном состоянии, удивительным образом заставили ее простить меня, хоть она и вспоминала иногда то неприятное, что я сказал ей раньше. Я любил ее. И хотел любить ещё очень долго. Она была так прекрасна в сумерках… Так великолепна на рассвете… Она завораживала ночью, а днём остужала мой пыл так, будто состояла из белого льда. Я никогда не найду такую же как Марика. Она была слишком прекрасна, чтобы надеяться, что в мире существует ещё хоть один такой же человек.

Они вышли из леса и осенние лучи солнца покрыли их наряды, заставляя блестеть металлы и камни.

– Я не знаю как без нее жить.

Перед глазами раскинулось плоское и широкое озеро, чья водная гладь медленно колыхалась от ветра, создавая маленькие волны, искрящие в солнечном свете. На левом берегу, будто на полуострове, заходящем в воду на несколько метров, стояла раскидистая ива, за чьими гибкими ветвями кто-то находился. Лебеди, не так давно привезенные сюда, наслаждались пространством, которым королевский прудик похвастаться не мог.

– А тут всё также красиво… – задумчиво протянул король, оглядывая просторную местность.

Из-под ивы послышался женский голос. Разобрать, что именно говорили было сложно, однако лебеди, до этого хаотично плавающие по озеру, в миг устремились к девушке, что так дружелюбно их к себе зазывала. Давид нахмурился, приглядевшись к человеку под деревом. На пару секунд он застыл, внимательно вглядываясь в этот образ, так его интересующий. Девушка была худой, скорее всего молодой, в простом темном платье с блестящей вышивкой на вороте, что игриво поблескивала, в такт волнам, с черными прямыми волосами, словно водопад стекающими по ее плечу, и со светлой кожей. Он открыл глаза и рот, сильнее сжав поводья, дабы не свалиться от шока на землю.

– Не может быть… – ошеломлённо протянули его губы, да так тихо, что спутник повернулся к нему дабы переспросить.

Но не успел Людовик открыть рот, как Давид ударил кобылу в бока пятками и встряхнул поводьями:

– Пошла!

Лошадь резко сорвалась с места, испуганно начав бежать к дереву, не понимая что же нашло на ее апатичного наездника. Сердце Давида тем временем разрывалось на куски, в то время как широкие глаза не могли оторвать своего взора от образа, так хорошо ему знакомого. Девушка спустилась на корточки и зачерпнула из деревянного ведра миску корма из овса и ячменя, подошла к воде и начала бросать пищу в воду, наблюдая за тем, как подоспевшие белые лебеди начинают ее собирать, брызгая своими клювами по воде. Она мило усмехнулась, наблюдая за всем этим. Давид честно чуть с кобылы не свалился, только различив этот мягкий смешок. Лошадь стучала по грунту как ненормальная, то и дело поднимая в воздух столбы пыли.

– Куда вы? – поспешил следом Людовик.

Миновав весь этот путь, что казался правителю колоссальным, он спрыгнул с лошади прямо на ходу, лишь чудом не подвернув себе ногу. Спотыкаясь и задыхаясь, он налетел на девушку со спины будто маньяк, крепко сжав ее тело в объятиях и уронив голову на плечо. Прильнул носом к блестящим черным волосам и изящной шее, начав буквально дышать ею, чудом лишь не перекрывая девушке кислород.

– Меня обманули, – еле слышно лепетал он. – Меня одурачили, – крепко ее сжал, желая поглотить своим телом. – Ты живая, живая… Я тебя никогда больше не брошу, – не сдержал истошных слез, что стали медленно стекать прямо на ее волосы.

– Что вы делаете?! – испуганно воскликнул шурин, спрыгнув на землю.

– Никогда… – стал поспешно целовать ее затылок. – Никогда…

– Ваше величество! – подскочил Людовик. – Отпустите Веронику! – схватил его руки и силой оторвал от сестры.

– Веронику? – ошеломлённо взглянул на него.

Тот же развернул парализованную сестрицу к себе:

– Ты в порядке?

Вероника с ужасом обернулась и прилипла к старшему брату спиной, не в силах даже сказать что-то. Давид уронил плечи вместе с разбитым сердцем. Это была всего-лишь сестра Марики, так сильно на нее похожа со спины. Девушке было 15. Ни сказав ни слова, король развернулся и пошел к лошадям. Взял свою кобылу за узду, запрыгнул в седло и медленно пошел дальше вдоль берега.

– Ваше величество! – испугался Людовик.

Юноша быстро чмокнул сестру в висок, сорвался с места и мгновенно оседлал лошадь, догнал правителя. Тот к этому времени погрузился в себя так сильно, что перестал слышать кого-то и видеть кого-то. Душа его опустела, мысли исчезли, а застывшие на щеках слезы начинали медленно высыхать. Пустой взгляд и бледные щеки с покрывшимися пупырышками руками, говорили о том, что беседовать с королем сейчас просто нет смысла.

– Я хочу погулять один, – неожиданно выдал Давид, боковым зрением заметив родственника. – Я не заблужусь, не бойтесь, – встряхнул поводьями и рысью поскакал вперёд, снизив темп лишь через двадцать метров.

Проведя на пустынном берегу несколько часов, король решился ехать обратно. Прибыл он за два часа до ужина. Дав приказ накрыть стол в его комнате, молодой человек отправился к хозяину дома. Наткнувшись по дороге на более взрослую, чем прошлая, копию Марики, Давид со сжимающимся сердцем спросил есть ли у них скульптор. Девушка кивнула, сказала где его сейчас можно найти. Не без помощи, правитель нашел мастерскую художника, создающего объемные картины.

Бородатый мужчина сидел к выходу спиной, тем временем с особой тщательностью выскабливая из камня баререльеф чьего-то немолодого лица. Ваятель был далеко не молод, но и не стар, однако волосы его и подбородок уже поразила коварная седина, то тут, то там выступая на черных волосах.

– Кхм-кхм, – негромко откашлялся Давид, заходя внутрь. – Господин, я хотел бы заказать скульптуру в полный рост.

Тот быстро отвлекся от настоящего творения. Суетливо обернулся и встревоженно подскочил, осыпая пол мелкой стружкой, что собралась на подоле фартука. Работал мужчина в очках, что уже значительно покрылись пылью.

– Скульптуру? – быстро переспросил скрипучим голосом. – Мне кажется я видел вас где-то, – настороженно прищурился, взяв очки за край оправы.

– Я ваш король – Давид третий.

– Ах! Ваше величество! – тут же поклонился в пояс. – Извините, не сразу признал. Память уже не та на лица, – выровнялся, начав взволнованно мять инструмент в руке.

– Память на лица плохая? – опустил гнетущие плечи с глазами.

– Чью скульптуру вы бы хотели? Я хорошо работаю с натуры.

– Эх, с натуры не получится… Вы давно работаете при маркизе Холодном? – поднял лицо.

– Да, более 15-ти лет, – быстро кивнул, попутно моргая.

– Значит и лица его детей хорошо знаете?

– Да, можно сказать и так.

– Я хочу, чтобы вы сделали мне статую Марики. В полный рост, из мрамора. С лебедем в ногах.

– Давайте я сделаю набросок какой вы хотите ее видеть?

– Да, давайте.

Мужчина быстро оставил инструмент на своем месте и убежал в другой конец мастерской. Скоро вернулся с дощечкой, на которой был закреплён лист, и с карандашом. Предложил королю присесть на чистое место, сам уселся напротив на другой стул. Бросил щиколотку на колено и установил на ногах дощечку, приготовился рисовать.

– Как она должна стоять? Или сидеть?

– Стоять, – печально ответил. – И стоять не как Мадонна. Да, Марика была хорошей, но я не хочу видеть ее святой.

– А как она должна стоять? Какую эмоцию вы хотите видеть? – стал рисовать очертания фигуры.

– Эмоцию… Я хочу смотреть на нее и понимать, что она меня любит. Я не знаю как у нее получалось доносить это через глаза.

– Вы хотите видеть ее нежной?

– Отчасти. Она была и холодной, и нежной одновременно. Она могла строить из себя непреступную деву, но едва я целовал ее шею, как она тут же таяла, не в состоянии что-то сделать с собой. Я хочу видеть ее холодной, сдержанной и в тоже время жаркой, страстной, любящей. Она могла выразить все это в одной позе.

– В какой?

– Она вот так вот становилась, – поднялся, – складывала вот так руки, – перехватил кисть, – и просто смотрела на меня, будто ожидая, когда я сам подойду и поцелую ее. И не забудьте про ее корону, – указал на рисунок. – Когда она была в ней – она была настоящей королевой. Даже я становился простым лакеем при ее величественном взгляде.

– Значит стоя, вот так руки, – быстро рисовал тот, – корона, волосы, глаза… – показал королю. – Так?

Тот скривился:

– Дева Мария какая-то… Марика была не такой. Я даже не знаю как вам ее изобразить. Я просто хочу видеть ее живой, снова… – отрешённо упал на стул.

– У ее величества были какие-то привычки?

– Она любила мерять разные украшения и своих лебедей. А ещё говорить постоянно, что мы короли и нам все можно. Она в хорошем смысле имела ввиду. Я скучаю по ней…

– Ваше величество, давайте я сделаю вам три разные скульптуры?

– Разные?

– Я постараюсь сделать Марику снова живой и вы заплатите только за то, что вам понравится.

– Для меня деньги не проблема, – пожал плечами.

– Я не хочу брать с вас больше того, что вам придется по вкусу.

– Верните ее к жизни… Это всё, что я прошу.

– Я постараюсь, – учтиво кивнул.

– В таком случае, я буду ждать, – поднялся и вышел, опустив голову.

Придя к себе на лёгкий перекус, молодой человек не мог и куска в рот положить. Устало взглянул на Арифа, что стоял под стенкой как единственный слуга здесь, и тяжело вздохнул.

– Голодный? – кивнул на него.

– Не критично, ваше величество, – поклонился.

– Иди ко мне, – показал глазами на место возле себя.

Тот кивнул, подошёл и стал внимательно слушать дальнейших приказов.

– Мне плохо, – с гнетом высказался король, положив на его поясницу руку. – У меня будто сердце вырвали, – подтянул его ближе и упёрся могучим лбом в худой живот. – Так пусто внутри. Так ужасно пустынно… – прижал его к подлокотнику, закрывая уставшие глаза и погружаясь лицом в хлопковую ткань рубашки. – Утешь меня, – болезненно сжал халат на его спине.

– Но как, ваше величество? – взволновался слуга. – Вы так печальны, – положил руки на его плечи, – вы так измучены болью. Что я могу сделать, дабы успокоить вас?

Давид поднял уставшее лицо:

– Отдайся мне.

– Вы думаете это поможет?

– А ты будешь перечить мне?

– Нет, ваше величество, но я искренне переживаю за вас.

– Отдайся. Я хочу этого, – сполз ладонью на упругую ягодицу.

– Это утешит вас?

– Немного.

– Я постараюсь дать вам то, чего вы хотите, – наклонился, решаясь прикоснуться к его губам своими.

– Я благодарен, что ты есть у меня, – еле слышно проговорил Давид, прежде чем закрыть глаза и прильнуть к нему, сжав ягодицу в руке.

Примерно в тоже время проснулся Александр. Лишь узнав о том, что король наконец в замке и что он не занят ничем страшно-важным, шурин послал к нему своего лакея, дабы тот узнал, когда к его величеству можно будет прийти и поговорить. Лакей был юношей юрким, худым и невысоким, словно пчёлка кружащим вокруг своего устрашающего господина.

Быстрыми шагами подойдя к двери его величества, молодой человек настороженно посмотрел по сторонам, выискивая других людей в этом коридоре. Причиной беспокойства было доносящееся изнутри едва слышное мычание, похожее на заглушенные стоны. Юноша аккуратно прильнул к двери ухом, пару секунд послушав эти соблазнительные ноты. Беспокойно посмотрел по сторонам вновь и, убедившись, что никого здесь нет, припал глазом к щели между дверью и стеной. Юношеское любопытство к сексу было сильнее страха наказания за такое нарушение правил. Пристроившись у щёлки поудобнее, он наконец поймал тот угол, при котором было что-то видно. Тонкая полоса света, открывающая лакею спальню самого короля, показала сначала кровать и чьи-то обнаженные ступни. Юноша ничком облизал губы, начав покрываться румянцем. Сама мысль о подглядывании за чьим-то сексом будоражила его воображение и тело, а то, что это король – вообще крышу сносило! Молодой человек чуть подвинулся в сторону, при этом чувствуя, как в его штанах что-то начинает медленно твердеть. Постепенно, он оглядел оба тела, запечатлив все происходящее будто это был сон. Он видел несчастного слугу, что лежал на спине, обнимая правителя руками и ногами, при этом свесив скрасную голову с края кровати. Правитель же создавал среднего темпа фрикции, печально глядя на разгоряченную шею и подбородок, практически лёжа на подчиненном и облачая его своими руками, скрывая от внешнего мира. Лакей глядел на все это с неподдельным интересом и возбуждением, впитывая каждую секунду данного действа, как будто он сам там участвовал.

Прошло менее десяти минут, как Давид сделал последний толчок и с глубоким дыханием вышел из Арифа. Наклонился к нему, нежно поцеловал в налитую кровью шею и встал с кровати, начав одеваться. Знакомый однако ещё приходил в себя. Он раскинул в стороны руки с коленями и закрыл уставшие глаза, в то время как грудь его, с разбрызганным семенем у сердца, вздымалась и опускалась от глубокого дыхания. Молодые люди не проронили ни слова на протяжении следующих пяти минут. Лакей же прошел дальше по коридору, думая зайти к его величеству каплю позже, когда он оденется.

– Ариф, вставай, – взглянул на него частично одетый король.

– Ваше величество… – тихо начал он, всё ещё остывая. – Вы сделали мне хорошо…

– Хм, – нежно усмехнулся. – Я вижу. Но у тебя есть работа, которую голышом ты выполнять не сможешь.

– Ваше величество, – поднял голову, взглянув на короля в другом конце комнаты, – я утешил вас?

– Немного, – застегнул манжеты. – Одевайся, Ариф. Мне нравится твое тело, но я не хочу, чтобы ты был в таком виде постоянно.

– Конечно, ваше величество, – расслабленно улыбнулся ему и поднялся, вытер грудь краем полотенца, что лежало неподалеку и скоро облачился в свой обычный наряд.

Наблюдая за подчинённым, Давид невольно заметил как тот изменился в движениях, они стали как-то легче и расслабленнее. Застегнув последние на кафтане пуговицы, король приблизился к столу, где всё ещё его ждал перекус, не способный хорошо насытить перед ужином, и взял пару кусков сыра. Запивая их вином, правитель вновь взглянул на подчинённого, что к этому времени уже надевал лёгкий халат.

Внутрь постучали. Оба взглянули на дверь. Слуга поправил воротник.

– Заходите, – нейтрально выдал король, опуская руку за следующим куском.

Внутрь зашёл юноша. Уловив характерный запах, он ничком усмехнулся и тут же подавил эту неловкую улыбку, поклонившись его величеству практически в пояс.

– Ваше величество, – выровнялся, глядя на него. – Александр Холодный хочет узнать когда вы сможете принять его для того, чтобы поговорить о заключённом.

– Да пусть сейчас приходит, – положил в рот кусок сыра. – Я не занят.

– Хорошо, – снова поклонился тот, отходя назад и скоро выровнялся, направился к выходу.

На прощание занятно подмигнув Арифу, он вышел. Слуга вздрогнул после такого.

– Мне кажется он что-то знает, – опасливо взглянул на короля.

– Что именно? – непринужденно отпил.

– Чем мы занимались только что, – обеспокоенно поправил рукава.

– Хм, попробует кому-то сказать – головы лишится. Такие правила в этом доме. Хочешь? – указал глазами на фрукты.

– Только если вы не против.

– Нет, ешь, – отошёл в сторону и сел на край кровати.

Ариф недостаточно уверенно подошел к блюдам и взял одно красное яблоко. Откусил, да так, что весь сок у него по губам расплескался. Чавкая и сёрбая тем, что уже было во рту, он суетливо втянул все соки в себя.

– Какие сочные… – с набитым ртом выдал, чуть ли не задыхаясь от той сладкой кашицы внутри.

Давид наблюдал за ним нейтрально, держа в руке наполовину пустой кубок и ни о чем при этом не думая.

Александр прибыл очень скоро, так, что Ариф даже доесть свое яблоко не успел.

– Ваше величество, – поклонился мужчина властителю, заходя внутрь.

Слуга тут же обернулся и суетливо, с набитым яблоком ртом поклонился ему, испуганно спрятав огрызок за спиной. Давид, наблюдая такое, даже не улыбнулся. Ариф выровнялся, стал быстро прожевывать и проглатывать то, что делало его щеки такими круглыми. Проглотил большие куски, с широкими глазами глядя на мужчину и шмыгнул носом, быстро вытер рот рукавом. Он больше походил на испуганного десятилетнего ребенка, укравшего яблоко, чем на королевского слугу. Александр оглядел его с пренебрежением. Ариф снова быстро поклонился и будто угорь выскочил в дверь, в проходе успев юрко повернуться и поклониться королю. Как только дверь закрылась, находящиеся внутри посмотрели друг на друга. Холодный снова поклонился.

– Почему он ничего не говорит? – вдруг сказал Давид, все таким же безучастным голосом.

– Генри? – выровнялся.

– А нас может связывать кто-то ещё? – отпил вина. – Маркиз говорит, что этот придурок молчит и все отрицает.

– К сожалению да, ваше величество.

– Почему? Мне рассказывали, что вы, Александр, достаточно жестоки, чтобы добиться от человека любого признания. Так почему же он молчит? Вы по какой-то причине обходитесь с ним мягче чем с остальными? – поднялся. – Или ваш отец соврал, говоря мне о ваших талантах? – подошёл к столу и налил ещё вина.

– Ваше величество, – расстерялся тот, услышав это неожиданное обвинение, – я этому мальцу готов был член отрезать, ли ж бы он заговорил.

– Что вас остановило? – взглянул на него, беря кубок в руку. – Он собирался убить меня. Вы недостаточно преданы короне, Александр?

– Никак нет. Вы мой зять. Как я могу идти против моего родственника? Остановило лишь то, что он благородных кровей.

– Хм. Эта благородная кровь не такая уж и благородная как мы все думали. Почему его дух не сломлен? Почему он не сдался и не признал вину, не выдал поддельников?

– Я сам не нахожу ответа на этот вопрос, – пожал плечами, будто он был не опытным палачом, а простым слугой, ничего не понимающим в пытках.

– Я хочу знать, что вы с ним делали. Как он страдал?

– Я могу показать его вам. Но будьте готовы к тому, что увидите.

– Вы его сильно изуродовали?

– Лицо я старался не трогать. Отец сказал, что оно ещё может быть полезно.

– Попытки побега были?

– Нет. Он ведёт себя так, будто уже приготовился к смерти.

– Я хочу увидеть его. Маркиз сообщил мне, что вы собирались устроить этой ночью новый допрос.

– Да, это так. Мой лакей как раз должен приготовить инструменты.

– Поднебесный говорил что-то существенное во время пыток?

– Ничего конкретного. Кричал о том, что невиновен.

– Я могу посмотреть на него до пыток?

– Это нежелательно. С ним сейчас общаются врачи.

– И это мое присутствие должно дать ему надежду? – поднял бровь. – Вы к нему врачей пускаете.

– Только для того, чтобы его мучения не окончились раньше времени.

– Убить его надо, – отпил вина. – Но перед этим надо добиться признания.

– Несомненно, ваше величество.

– Ладно. Когда вы сможете показать его мне?

– После ужина, ближе к полуночи. Я пришлю к вам своего лакея.

– Я хочу лично увидеть как вы его допрашиваете.

– Будет сделано, ваше величество, – кивнул.

– Идите, – кивнул на дверь. – Я хочу пока что отдохнуть.

– Хорошо, – поклонился. – Отдыхайте, ваше величество, – направился к двери и вышел.

Давид же взглянул на вино.

– Хм, молчит он. Пусть ещё помучается. Я-то знаю, что ты виновен, – сделал глоток. – А на суде и невиновных к смерти приговорить можно. Так что твоя судьба уже решена, – опустошил бокал залпом.

Ариф, после выхода, стал ждать за дверью, упираясь в стену копчиком и поспешно доедая яблоко, которое было слишком сладким, для того, чтоб его просто выбросить. Он кусал и жевал быстро, так, чтобы точно успеть до выхода этого мужчины из королевских покоев. Задыхаясь и чавкая, он не заметил, как к нему тихо подкрались и взяли за предплечье. Слуга аж подпрыгнул, выронив огрызок из рук.

– Хах, – тихо и потешно усмехнулся лакей Александра. – Как тебя зовут?

– Ариф, – испуганно выдал тот, не успев все прожевать.

– А я Константин, – взял его за руку и пожал. – Один из сыновей барона Га́фрии.

– Ваша милость, – поспешно ему поклонился, с усилием проглатывая непрожеванные куски.

– Хах, не надо, – поднял его, взяв за плечо. – Я так понимаю ты из-за границы? И́мри?

– Меня туда перевезли в детстве.

– Хах, да, я вижу, что на имрианцев ты не похож.

– Вы что-то хотели?

– Конечно, – определенно улыбнулся, от чего Ариф покрылся холодным потом и мурашками.

– Ч-чего же, ваша милость?

– Этой ночью я буду занят, но следующим вечером, я хотел бы встретиться с тобой. Наедине…

– Для чего? Вам нужна помощь?

Тут вышел Александр и, только увидев своего лакея, разозлился, строго его окликнув:

– Константин! Что ты делаешь тут?!

Тот сразу же отпустил королевского слугу и поклонился господину, избавившись от улыбки:

– Простите, ваше сиятельство.

– Опять слуг развращаешь? Иди инструменты готовь! Сегодня его величество удостоит нас своим визитом! – подошёл и схватил его за воротник, подтянув к лицу. – Не дай бог, какой-то нож будет недостаточно наточен. Я самолично тебя на цепях повешу.

– Бегу исправляться, – поспешно кивнул тот.

– Не бежишь, а летишь, – отпустил его.

– Лечу, ваше сиятельство, – быстро поклонился и побежал к лестнице.

Оставшиеся переглянулись. Александр с пренебрежением отвёл глаза и угрюмо пошагал в другую сторону. Ариф провел его взглядом. Схватил огрызок, отлетевший в сторону. Резким движением заскочил к королю, ловко закрыл дверь и, стремительно поклонившись властителю, быстро к нему подошёл, положив остаток яблока на край стола.

– Велите отправить меня в столицу, – спустился на колени.

– В смысле? – нахмурился тот, всё ещё держа бокал в руке. – Ты мой слуга. С чего я должен отправлять тебя обратно?

– Ваше величество, – умолял он глазами, – мне не нравятся порядки этого дома. Тот слуга, что узнал о наших деяниях, пугает меня.

– Как? Шантаж? Хм, не на того нарвался. Я его в порошок сотру, – отошёл к кровати и сел на ее край.

– Нет, ваше величество, – поспешил за ним на коленях. – Он возжелал меня, но я не хочу этого. Ваше величество, мне страшно, что он решит сделать все силой. Зная себя, зная свой покорный нрав, я просто не смогу дать достойный отпор сыну барона.

– Ариф, – серьезно начал тот, – помнишь, что я сказал тебе, когда ты обосновался в моем доме?

– Что я должен сам выживать? – опустил плечи, раскрыв опечаленные глаза. – Но ваше величество…

– Что ты моя собственность, – жёстко перебил. – Да, ты уже не раб и имеешь достаточно свободы, иногда даже больше, чем требуется, но ты – мой. Ты верен только мне. И слушаешь ты только моих законов. Мне без разницы кто этот другой слуга, если он посягнет на то, что принадлежит мне – я голову ему отсеку.

– Вы пугаете меня, ваше величество, – робко подобрал руки к себе.

– Я защищаю тебя, Ариф.

– Но вы снова говорите о том, что я ваша собственность… Ваше величество, я ваш верный слуга, но…

– Я имел ввиду то, что ты мне дорог и что делить я тебя с кем-то не собираюсь.

Тот застыл, анализируя услышанное.

– Ариф, ты не раб и ты это знаешь. Сам я рабу не отдался бы. Не прими на свой счёт, но король не может себе позволить такой близости, это недостойно моего величия.

– Но… Когда я был рабом…

– Давай не будем о прошлом? Ариф, если кто-либо посмеет обидеть тебя так, что сам ты справиться не сможешь – я лично заступлюсь.

– Ваше величество, – испугался, – но разве это правильно?

– А то, что мы только что делали тут правильно? – кивнул на кровать. – Ариф, жизнь полна чего-то неправильного и я часто этим неправильным грешу. То про совет забуду, то от государственных дел на неделю уйду. Пусть раскроются все карты, Ариф, но то что я делаю, я делаю не из-за козней, а потому что считаю это необходимым.

– Ваше величество, – жалобно упал на пятки, – тогда разрешите мне ночевать завтра здесь. Я боюсь этого слугу. Вы поймите – я побоюсь отпираться, побоюсь, что потом он мне сделает что-то. Разрешите мне спрятаться возле вас, разрешите убежать от этого молодого человека.

– Разрешаю, – вздохнул. – К сожалению, меня в свое время никто от такого же человека не спас…

– Вас возжелал какой-то слуга? – чуть приподнялся.

– Нет. Мой рыцарь. Я был тогда ещё совсем молодым и неискушенным. Он убедил меня в том, что женщины ужасны и противны. Он сделал меня своей игрушкой, от чего я не мог избавиться ещё много лет, – поднялся и подошёл к столу, дабы налить вина. – Если бы не он – может быть я бы никогда и не стал таким, – с горечью отпил.

– Но, если бы вы не стали таким, вы бы не купили меня, – с печалью поднялся.

– Да, не купил бы. И женился скорее всего на ком-то другом. Я был бы плохим королем, Ариф.

– Почему? – чуть подошёл.

– Да только мой страх, что люди захотят меня свергнуть из-за моих пристрастий, заставляет меня делать их жизнь лучше. Если бы не Карл – я был бы совсем другим королем. Возможно, моя судьба сложилась бы совершенно иначе.

– Вы жалеете об этом?

– Не то что бы… Я слышал люди меня любят. Хм, а многие даже знают о том, с кем я могу проводить свои ночи… Да, некоторые хотят меня убить за это, некоторые за то, что я мешаю взойти им на престол, а некоторым я могу не нравится из-за своей великодушности и жестокости. Хм, может быть меня кто-то презирает за то, что я не воюю и люблю в замке сидеть. Я не знаю. Народ мой разный и люди в этих землях живут разные. То, что я вижу – не внушает доверия, – залпом отпил полкубка.

– Но почему? К вам уважительно относятся.

– Мне льстят. Да, никому неприятно слышать о себе что-то плохое, но и постоянно слышать хорошее не очень хорошо. Я хочу знать, что окружающие считают в моем поведении плохим. Может быть, людям не нравятся какие-то мои приказы или мое отношение к ним, может быть, они хотели бы завоевать соседние земли и расширить мою власть на другие народы, а может они просто драконов выгнать хотят. Может им не нравилась Марика или не нравлюсь я, может быть они возненавидят моего сына и будут презирать меня, ведь я собственную сестру убил. Я не знаю, Ариф. Мне постоянно льстят, всегда говорят в лицо что-то хорошее. Я ничему не могу доверять, ведь кто-то из них непременно знает о моих пристрастиях и при этом молчит, скрывая за любезной улыбкой ненависть. Лицемерят почти все, а в разговоре со мной – уж точно. Ведь… Кто осмелиться сказать королю, что у него петрушка в зубах застряла? Хах. Да никто не осмелится, – рывком опустошил бокал.