Текст книги "Шахматный порядок"
Автор книги: Катя Каллен2001
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 53 страниц)
Часть II. Глава 26
Ежедневный пророк», 26 июля 2020 г.
Министерство магии может отказаться от использования дементоров?
Последние события ставят под сомнение возможность использования дементоров для казни преступников. Традиционно дементоры высасывали душу из приговоренных к смерти, после чего они вели только растительный образ жизни. Но по имеющимся слухам немецкий темный маг Освальд Штирнер изобрел способ возвращения души или пересадки некой сущности, из которой можно вырастить новую душу.
«В настоящее время нельзя точно сказать, что представляет собой этой устройство, – пояснила нашему изданию миссис Гермиона Уизли, возможный кандидат на пост министра магии. – Предполагаю, что это некая форма персидской магии, доработанная и усовершенствованная Штирнером. Пока мы не знаем ни принципы ее действия, ни радиус возможного действия. Пока от услуг дементоров для казни отказываться рано. Но если «машина Штирнера» будет эффективной, нам придется отказаться от использования дементоров и искать иные способы смертной казни. И всё же пока такой вопрос даже не стоит на повестке обсуждения».
Министерство магии продолжает внимательно следить за ситуацией на континенте после нашего выхода из Европейского Союза»
Анна Смит,
Собственный корреспондент.
* * *
Летнее солнце, не желая садиться, озарило косогор последними лучами. Вечерний запах травы и хвои создавал необыкновенный коктейль, порождая сладковатую истому от предстоящего неизвестного будущего. До вечерней росы было еще далеко, но длинные тени сосен уже упали на дорожки. Одна из них, заманчиво убегая со склона, словно сама собой звала в неизвестную даль.
– Может, пойдем туда? – спросила Кэт, поправив на ходу красный вельветовый жакет. Будучи блондинкой, она всегда отдавала предпочтение ярким цветам.
– Туда не стоит идти, там давно нет дороги, – махнул рукой Эрик. – Там дремучий лес…
– А болото есть? – с интересом подпрыгнула Кэт.
– Насчет болот не знаю, а вот клещей наверняка полным полно, – улыбнулась Клэр, шедшая во главе маленькой компании.
Альбус мягко улыбнулся, глядя на тень от сосны. Сейчас, когда страх прошел, ему все разговоры друзей казались очень детскими. Минувшие три недели прошли для него как в тумане. Он аппарировал в лес, где превратился в кота и добежал до ближайшей железнодорожной станции. Там, путая следы, он сел в поезд по направлению к Лондону и вернулся домой через Косую аллею. В ту ночь Ал не мог уснуть, мучаясь кошмарными видениями. Почему, почему это должно было произойти в такой счастливый день? В газетах на следующий день писали о ритуальном убийстве, совершенном Пожирателями Смерти, и это немного придало Альбусу уверенности. Похоже, пока он был вне подозрения. Не то чтобы кто-нибудь мог заподозрить четырнадцатилетнего мальчика, но всё же перспектива быть пойманным до сих пор его пугала.
На смену первому страху пришел ужас. В голове у Ала царила полнейшая неразбериха: он до сих пор никак не мог поверить, что убил двух человек. Однако, после некоторых размышлений, частично его раскаяние исчезло. Они же были магглами и преступниками, которые хотели убить его самого. Из разговоров с отцом Ал знал главный принцип детектива: убийца тот, на кого никогда не подумаешь. Молчать он не мог и потому решил косвенно освободиться от того, что его мучило в эти дни.
– Аврорат до сих пор волнует то убийство двух маглов, – пробормотал он. – Помните, недели три назад?
– Это очень странно, – пожала плечами Клэр. – В народе бытует мнение, что Пожиратели Смерти ненавидят магглов, но на чем основано это мнение – неизвестно.
– Как так? – хлопнул ресницами Альбус.
– Не было ни одного упоминания, что магглы их главные враги, – продолжала Клэр. – Даже не магглорожденные, а именно магглы. Волшебники из семей маглов учились в Хогвартсе наравне со всеми. В газетах было, что «учеба обязательна», а не «учеба только для чистокровок». Про маглов и вовсе речь не шла.
– Кто же это был? – просила нетерпеливо Кэт.
– Какие-нибудь юнцы, возомнившие себя Пожирателями, – улыбнулась Клэр, глядя на изгородь.
Альбусу показалось, что при этих словах профессор рун внимательно посмотрела на него.
– Я помню времена, когда среди старшекурсников Слизерина была мода создавать тайные общества мстителей. Сколько произносилось громких речей, обещаний отомстить и вернуть Тёмного Лорда! Сборища в гостиной или на дне рождения заканчивались созданием очередного тайного общества, – продолжала Клэр. – Не удивлюсь, если и тут что-то подобное было.
– А что было с ними? – спросил Эрик.
– Многих посадил Бруствер во время террора, – вздохнула Клэр. Алу показалось, что она нахмурилась, словно речь шла о чем-то личном.
Косогор заканчивался. Впереди была роща. Заходящее солнце приближалось к вершинам леса. Эрик показал на тропинку и все четверо пошли за ним к сосновому бору. Земля была усыпана ковром из длинных желтоватых игл и шишек.
– Глупо это: детей ловить, – твердо проговорил Эрик. – В основном, ограничатся только разговорами. От Штирнера опасность была бы куда сильнее.
– Не стоит преувеличивать, – вскинула брови Клэр. – Я лично знакома со Штирнером. Он весьма интересный и обаятельный человек, но далекий от нас…
– Подумать только: с самим Штирнером, – ахнула Кэт. – Вы бы не могли рассказать побольше?
– Разумеется, могу, – ответила Клэр. – Я долго жила на континенте в Вене и путешествовала по Центральной Европе. – Альбусу показалось, что на губах из взрослой подруги мелькнула чуть насмешливая улыбка. – Там я и познакомилась в том числе со Штирнером. Он частично живет в Швейцарии в Берне.
– Вы дружили? – с искренним интересом спросила Кэт.
– Дружили – громко сказано. Скорее, были хорошими знакомыми. Между прочим, Людвиг очень добрый и внимательный хозяин дома, который всегда радушно примет гостя и поможет ему. Кстати, его настоящее имя – Людвиг Мангейм.
– А почему тогда он Освальд Штирнер? – спросил Ал.
Кэт с интересом вытянула шею, словно маленькая жирафа, ожидая услышать ответ на интересный вопрос. Вместо ответа Клэр достала палочку и мгновенно превратила брусок в обычную маггловскую книгу. Ребята схватили ее. На обложке стояла надпись «Макс Штирнер. Единственный и его собственность».
– Но почему тогда он Освальд, а не Людвиг Штирнер? – спросил с интересом Эрик.
Клэр улыбнулась краешками губ и, найдя на дороге другой брусок, мгновенно превратила его в чёрную маггловскую книгу. Альбус и Эрик жадно набросились на неё.
– Освальд Шпенглер «Закат Европы», – с интересом поправил очки Альбус.
– Соедините имя и псевдоним двух любимых философов Людвига Мангейма. Что получаем? – лукаво посмотрела на ребят Клэр.
– Освальда Штирнер, – пробормотал Эрик. – Магнейм решил перевести идеи этих философов в реальность?
– Вроде того, – кивнула Клэр. – Штирнер хочет полностью уничтожить глобальный мир в его нынешнем качестве. Его мечта, чтобы люди снова жили в национальных государствах, над которыми нет никакого права и никаких институтов. Ну и чтобы маленькие страны и народы не смели пищать на фоне великих держав. Вот как-то так…
– Выходит, нынешнее положение вещей настолько не устраивало, что Штирнеру не жаль его уничтожать? – нахмурилась Кэт.
– Я бы не стала все сводить к личности, – ответила Клэр. – Штирнер считает, что девятнадцатый век был золотым веком человечества. После него мир пошёл в неправильном направлении и нужно изменить вектор движения.
– А почему? Почему именно девятнадцатый? – отозвалась Кэт.
– С точки зрения Штирнера высшая форма справедливости это неравенство людей и иерархия, – ответила Клэр. – Только в такой системе государства могут создавать великие империи. Девятнадцатый век был веком империй: Британской, Французской, Российской, Германской. Они правили миром, – пояснила она детям. – Штирнеру омерзительны две вещи: подъем прав других народов и рас, которые отрицают империи и смеют трясти какие-то права, вместо того, чтобы смотреть в рот империям. И еще ему омерзительна современная массовая культура, сменившая старую классическую.
– Но классическая культура была доступна немногим, – удивился Альбус. Разлитый в воздухе медовый аромат липы казался густым, словно пчелы принесли тягучий мед.
– Именно так, – кивнула Клэр. – И Штирнер ответил бы вам: «А зачем делать её доступной всякой шушере?»
– Но почему шушере? – все ещё недоумевала Кэтрин. – Все имеют право на мнение и культуру. Каждый народ должен стремиться к процветанию.
– Штирнер вам ответит, – продолжала Клэр. – «А почему, дорогая мисс Забини, голос полуграмотного грязного негра должен значить столько же, сколько голос профессора – знатока политики?»
– В таком случае он в чем-то прав… Если ты ничего не смыслишь в теме, то лезть спорить глупо, – отозвалась Кэт.
– Или, – продолжала Клэр, – почему какая-то девица-активистка смеет рассуждать о политике в присутствии историка или политолога-профессионала?
– Кайли прямо, – прыснул Эрик.
Альбус скривился от ярости при одной мысли об этой грязнокровке, которая имела наглость не помалкивать, а лезть, куда ее не просят. «Зато мне не все равно!» – повторяла она. «Хоть бы дрянь правда выпороли бы унизительно разок», – с отвращением подумал Ал.
– При такой позиции да. Это было бы глупостью, – вздохнула Кэт. – А откуда у Штирнера такое стремление к неравенству, интересно?
– Штирнер считает это высшей формой справедливости, – ответила Клэр. – Как и два его учителя.
– Прямо нацизм какой-то, – удивился Эрик.
– Вот! – подняла палец Клэр. – Мы подходим к самой сути. Нацизм и борьба с нацизмом – это для Штирнера омерзительные последствия двадцатого века. А в девятнадцатом веке неравенство было нормой. Лорд Солсбери мог спокойно с трибуны парламента сказать об индийцах: «А тараканов еще больше – что с того?» Сейчас так сказать нельзя. А Штирнер хочет, чтобы это снова стало не нацизмом, а нормой, усвоенной с молоком матери. В самом конце девятнадцатого века француз Гюстав Лебон спокойно писал о неравенстве рас и праве силы, не думая ни о каком нацизме. Штирнер хочет, чтобы снова было также, – ответила пояснила Клэр.
– Для этого надо отменить принцип равенства народов и рас и вернуть колониализм, – оживился Альбус, пригладив скошенную траву мыском ботинка.
– Да. Штирнер этого и хочет, – кивнула Клэр. – Если Франция сильнее Гвинеи и может ей поживиться, так отчего бы не поживиться?
– Если Франция хочет делить Китай, то почему бы и не разделить? – ввернул Эр.
– Да, – кивнула Клэр. – Если может, пусть делит. Или, если Китай достаточно силен, он вышвырнет французов ко всем чертям.
– Со стороны Китая это было бы понятно: страну защищал. Раз уж Франция нападает, – хмыкнула Кэтрин.
– Победитель получает все, – ответит вам Штирнер. – Сила и ум дают право более успешным господствовать над неуспешными. Вот логика Штирнера, – пояснила Клэр.
– Как в эпоху каких-то Опиумных войн… – протянула Кэт. Альбусу показалось, что у него немного кружится голова от чудесного запаха клевера.
– А если я родился в бедной семье, что тогда? – спросил Эрик.
– Штирнер тебе ответит: «Рви подмётки, спи по четыре – пять часов в сутки, грызи науки и иди в бой. Порви изнеженных и слабых без пощады. Или отступи и признай своё поражение».
– Но если я буду так жить, у меня не будет ни молодости, ни девушки… – замялся Эрик.
Кэт прыснула.
– Что же, таков твой удел. Ненависть к тем, к кого это есть – лучший стимул порвать их в клочья по Штирнеру, – добавила Клэр.
– Он словно намертво застрял в девятнадцатом веке. Вот все изменилось, а Штирнер нет.
– Да! Наконец! – улыбнулась Клэр. – Хоть кто-то его понял. Штирнер считает двадцатый век лишним и ненужным веком, который надо зачеркнуть и забыть навсегда.
– Штирнер считает, что жизнь неизменна? – вскинул брови Эрик.
– Я болтала с ним, когда мы бродили в горах Тироля, – вздохнула Клэр. – Он что-то сказал о евреях. Я ему ответила, что сейчас так нельзя шутить. «Почему?» – пожал плечами Штирнер. «Потому что был Холокост и истребление немцами шести миллионов евреев». «А, давно пора забыть и относится к этому как к походам фараона Рамзеса Второго», – фыркнул Штирнер.
– Любопытно, – задумчиво пробормотал Эр. – Штирнер считает, что это уже далекое прошлое?
«Но у людей ещё болит! – сказала я. – Эти разговоры о немецкой вашей вине…»
«Плевать, – пожал плечами Штирнер. – Надо забыть и жить как прежде. Как в 1880 году…»
«Но у маглов уже погибла классическая культура». – заметила я.
«Так надо вернуть!» – с жаром ответил мне Штирнер.
«Вы снова хотите вернуть мир неравенства людей, всевластиям белой расы, мир, упакованный во фраки с бабочками и классические платья?» – удивилась я.
«Да… да! Да!» – с жаром ответил мне «герр Освальд».
«Сейчас в мире распространяться американские ценности демократии и политкорректности», – снова улыбнулась я.
«Теперь вы понимаете за что я ненавижу эту страну и ее народ? – тихо сказал Штирнер. – Именно он больше всего мешает моей мечте».
«Это утопия», – вздохнула я.
«Утопия… Утопия… – Штирнер задумчиво сорвал и подарил мне цветок лаванды. – Уничтожьте завтра ООН и его международное право, уберите Америку в ее нынешнем качестве, и моя мечта почти автоматически станет реальностью!»
– Но это невозможно, – не выдержал Эрик.
– Я сказала Штирнеру примерно также, и он кивнул.
«Американцы начинают борьбу с терроризмом. Они вводят цензуру и усиливают пограничный контроль. Это бьет по их свободам и международному праву, не правда ли? Значит, это приближает мою мечту. Американцы ломают международные договоры по разоружению, значит, они рушат международное право, и приближают мою мечту. Англичане, вы, вышли из Европейского союза. Значит, вы против международных организаций. Вы восстанавливаете пограничный контроль с остальной Европой – значит, вы за мою мечту!»
– Отец! – Эрик обернулся шума куда-то в сторону.
– Где? – спросил механически Ал. Внизу тянулись заросли акации вперемешку с давно отцветшими кустами сирени. Переплетясь, они создавали удивительную «живую изгородь», за которой словно начинается что-то таинственное: то, до чего трудно добраться.
– Я-то старый лесовик, по шагам могу определить, – закивал головой Эрик. – Вон, сучья хрустят и иголки…
Скрип сухих игл и шишек становился в самом деле все отчётливее, пока наконец не стала видна поджарая фигура в темно-сером пиджаке. Мистер Теодор Нотт спокойно шёл по лесу с трубкой с руке.
– А кукушка уже не кукует… – заметила Клэр, отчего-то прищурившись на солнце.
– Улетела. Кукушки в июле улетают, – пояснил с улыбкой Эрик. – Отец часто гуляет по лесу один под вечер, Говорит, так ему думается лучше.
– Правильно, – улыбнулась Кэтрин. – Это помогает отдохнуть и собраться с мыслями.
Альбус улыбнулся. Он искренне симпатизировал отцу Эрика, который к нему всегда относился не как к мальчишке, а как к равному собеседнику и желанному гостю.
– А, молодёжь, – махнул им рукой мистер Нотт. – Хорошо, что не пошли на болота, там не долго и заблудиться без проводника!
– Вы куда-то ходили, мистер Нотт? – спросил Альбус. Сейчас отец друга казался чуть более худым и подтянутым, чем обычно, хотя за год складки на лбу стали отчетливее.
– Пока просто подмечал места для будущей охоты, – охотно ответил отец Эрика. – Охота еще только в сентябре, но подумать стоит уже сейчас. Эр, ты когда научишься охотиться с арбалетом? – полушутя спросил он сына.
– Век живи – век учись, – весело отозвался Эрик.
– Вот… – ответил отец. – Век учись, но пора бы и научиться. Возьмите, например, наше министерство: я сегодня получил письмо от моего старого друга мистера Малфоя, что Уизли все же назначат министром магии.
– Надеются, что Уизли будет жесткой? – скептически подняла брови Клэр.
– Само собой разумеется, – мистер Нотт показал гостям путь вниз по косогору и повел их за собой. – Но в условиях конфликта со Штирнером им нужно имя. Сильное имя. Подруга Гарри Поттера, сильная рука, которая сплотит страну… Ну и прочая лабуда… Да, – усмехнулся он. – Лабуда, которая угрожает изрубить в капусту…
– Почему угрожает? – растерялся Эрик. – Если начнется война, она должна организовать сопротивление.
Альбус шмыгнул носом. Пахло прелой травой, хвоей и яблоками. Синее вечернее небо казалось, рождая смутные воспоминания о сладком меде и клевере, которым его угощал Эрик. Сладость летнего вечера словно поселяла в груди надежду и смутную тревогу перед тем, что предстоит впереди.
– Какое же сопротивление может организовать Грейнджер? – хмыкнул отец. – Поорать что-то про права эльфов и грязнокровок? Расчет делается на то, чтобы взять Штирнера «на понты». А вот если старина Освальд на понты не возьмется, то тогда…
– А что тогда? – нетерпеливо спросила Кэтрин.
– Вряд ли Штирнера испугает множество громких слов про права, это было бы глупо, – кивнула Клэр. – Да и не сказать, что невинные жертвы, судя по той же самой Гермионе.
В воздухе пахло листьями и цветами. Березы стояли нарядными и незабываемо красивыми. Изумрудные листья, будто окрашенные волшебной кистью, слегка дрожали от дуновений ветра.
– Уизли… – Мистер Нотт достал трубку и стал набивать ее табаком. – Уизли все воображает, что перед ней будут недобитые сторонники Темного Лорда. Но Штирнер это ей не бывший пожиратель в бегах. За Штирнером огромные ресурсы и злость немецких магов. Это будет конфликт совершенно иного уровня.
– Отец говорил, что маглорожденные спорят: помогут ли маги маглам в освоении космоса, – многозначительно и немного ехидно вставил Альбус.
– Космоса? – переспросил мистер Нотт. – Вот уж на что Штирнеру точно плевать, так это на космос. Штирнер хочет мира вечно враждующих национальных государств, как сто лет назад, а отнюдь не космоса. Чтобы всякая мелкая шушера не пищала о своих правах, а послушно исполняла волю вышестоящих. Иначе будут пороть, – серьезно добавил он.
– Именно, – кивнула Клэр. – И Штирнер никогда не планировал помогать магглам.
– А зачем это Штирнеру? – спросил Ал, прищурившись на заходящее солнце.
– Гм… хороший вопрос… – мистер Нотт выпустил кольцо дыма. – Он, как я понимаю, считает, что рост культуры и знаний возможен только в иерархическом обществе, равенство людей – это упадок и деградация.
– Уизли нам говорила, что так считали Гриндевальд и немецкие нацисты, – весело сказала Кэт.
Мистер Нотт сокрушенно поднял глаза к небу.
– Я ведь учился с Грейнджер в одном классе, – тяжело вздохнул он. – Мне всегда хотелось сказать, что Грейнджер дура…
– Грейнджер лукавит, – фыркнула Клэр. – Легко строить из себя всепрощающего ангела на словах, а самой выслушивать разнообразную чепуху с претензией на истину в последней инстанции было бы весьма неприятно. Ни про какой, однако, нацизм, Грейнджер в отношении самой себя не вспомнит.
– Да что мы вообще, Мерлин, знаем про этот нацизм? – с жаром спросил Нотт. – Мы лучше разбираемся в делах Арабского халифата или Древнего Вавилона, чем Третьего Рейха. Оригинала плана «Ост» об уничтожении славян не нашёл никто, оригинала Ванзейских протоколов об уничтожении евреев тоже. Где эти документы? – пыхнул он. – «Застольные разговоры Гитлера» изданы Пикером через пять лет после войны, дневники Геббельса нашли какие-то солдаты в Берлине. Что там считали нацисты, дело темное.
– По сути да, – кивнула Клэр. – Принято считать, что это дурно, но само понятие нам практически незнакомо.
– Кстати, Гриндевальда посадили в сорок пятом году в тюрьму Нурменгард, где он сидел до девяносто восьмого года, – продолжал мистер Нотт. – Где протоколы его допросов?
– Тьма, – вздохнула Клэр.
– Если там планировались чудовищные злодеяния, так дайте мне эти протоколы: я стану ещё более злым врагом Гриндевальда, – хмыкнул Нотт.
– А почему, на ваш взгляд, ни одного не сохранилось? Выходит, это выгодно? – подключилась Кэт.
– Видимо, было что прятать, – ответил мистер Нотт.
– Уизли говорила, что нацисты хотели выселить четырнадцать миллионов поляков, – сказала Кэт.
– Только документов нет об этом, – заметил мистер Нотт. – А вот реально выселили всех немцев из Восточной Европы после войны.
– По-сути да, у нас нет подтверждений, – добавила Клэр. – Мало ли, кто что хотел. Не факт, что желаемое воплотится.
– А их чудовищные лагеря, где они убивали военнопленных маглов? – продолжала Кэт.
– Кхм… Во-первых, военнопленных по условиям Женевской конвенции 1929 г. обязаны содержать в специальных лагерях и выдавать им спецодежду. Во-вторых, Германия жила в условиях тотальной торговой блокады и бомбежек: самим есть было мало что… А в третьих, военнопленные месяцами были в окружении и, бродя по лесам, почти ничего не ели. Когда немецкие солдаты их кормили, они умирали от еды. Потому что для них еда уже ядовита. Их надо с ложечки выхаживать, – продолжал мистер Нотт.
– Ничего себе, – явно потрясенная, пробормотала Кэтрин.
– Ну и четвёртое. Германия до сих пор платит компенсации узникам лагерей. Это сколько же им лет сейчас? За девяносто? – снова набил он табак в трубку. – А все живы после таких жутких лагерей…
– Маглы бы сказали, что вы оправдываете нацизм, мистер Нотт, – рассмеялась Клэр.
– Гм… опять это идиотское морализаторство: оправдываю, не оправдываю, хороший, плохой… Я изучаю явление. Главное для исследователя что: честность или политграмота?
– Меня тоже всегда это смешило: хорошие люди, плохие люди… Это где же они видели человека без достоинств? А без недостатков? – весело улыбнулась Клэр.
Ребята рассмеялись. Альбус тоже улыбнулся вместе со всеми. Пахло прелой берёзовой листвой, мхом на подгнивших брёвнах, лесными лужами и ручейками. А еще пахло макушкой лета, уже начавшего поворачивать на осень. Ал старался убедить себя, что все произошедшее было случайной глупостью, которая не будет иметь продолжение. Эрик и Кэт казались ему сейчас детьми.
– Я читал «Майн Кампф» – там нет нигде ни одной фразы, что нужно истреблять какие-то народы или сжигать их, – продолжал мистер Нотт.
– А о чем там? – быстро спросила Кэт.
– Довольно скучная и занудная книга в семьсот страниц. Рассказ о жизни, политике, в чем кайзер прав, в чем кайзер не прав, спор с какими-то местными националистами Германии, фамилии которых никто из нас давно не помнит… Да есть намерение идти на Восток завоевать жизненное пространство, но есть и ругань в отношении Франции.
– Ну вот видите, завоевывать хотел, – укусила его Клэр.
– Не забывайте, что всего каких-то восемь лет назад распалась великая империя Габсбургов, где под властью немцев и венгров жили чехи, поляки, русины, хорваты и черт в ступе, – пыхнул он. – Всего за восемь лет до написания этой книги!
– Ну, а Россия? – спросил Альбус.
Маленькая тропинка убегала вглубь лесной чащи, словно маня пойти куда глаза глядя, хотя скоро в воздухе уже должна была появиться вечерняя дымка.
– Мой друг, не забывайте, что в России тоже всего за восемь лет до написания этой книги был свергнут император – этнически чистый немец и его жена – чистая немка. Посмотрите на русское дворянство – сплошные немцы, равно как инженеры и военные.
– Немцы двести лет Россией правили, – добавила Клэр.
– Да они там сидели со времен Петра Великого! Посмотрите теперь под этим углом зрения на слова Гитлера про господство немцев над славянами, – пожал плечами отец Эрика. – И не забудьте, что за два года до этого сами русские убрали слово «Россия» из названия своей страны и заменили ее никому не понятной аббревиатурой из четырех букв. У русских удивительное раздвоение сознания. Они проклинают немцев за экспансию на восток, но при этом превозносят времена Российской империи, где правили немцы, как золотой век, этакий утерянный рай.
– Интересно, почему? – подключился Эр.
– В Санкт-Петербурге вам, например, расскажут, что набережную с египетскими сфинксами построил архитектор-немец Тон в правление императора Николая i. тоже немца, при котором роль премьер-министра выполнял немец Корф, – улыбнулся мистер Нотт. – Ну а после войны с Гриндевальдом их власть объявила немцев извергами и зверями, победа над которыми так велика. Но это очень интересная тема…
– А, говорят, немцы маглы в этом году на праздник Победы иллюминацией написали «Спасибо!» – сказала Клэр.
– Конечно, написали, – невозмутимой ответил мистер Нотт. – Надо же им как-то жить в нашем мире? Пока пишут – пока мы хозяева этого мира. А вот когда мы ослабнем… или что-то произойдёт…
– Наверное, да, – кивнула Кэт. – При таком раскладе конфликтовать бессмысленно, и важно приспособиться к новым условиям.
– А вот представьте, – улыбнулся ей Теодор Нотт словно любимой племяннице, – что русские и американцы сцепятся в Сирии напрямую. Как поведут себя немцы?
– Присоединятся к кому-то из них? – нахмурилась Кэт, пытаясь сформулировать ответ.
– Или воспользуются случаем и отменят ограничения, наложенные на них после войны, – невозмутимо закурил трубку мистер Нотт.
– Вполне логично, – кивнула Кэт.
– А вот Клэр нам рассказала про ее беседу с ним, где Штринер хотел полностью вернуть девятнадцатый век! – Рассмеялся Эрик. – Чуть ли не креолиновые платья.
– Может, у него было хорошее настроение в тот день, и он решил с ней пошутить. Может, решил подразнить нашу мисс Чайри, как немец англичанку, – весело ответил Нотт. – Впрочем, я в своё время об этом крепко наспорился с мистером Малфоем, моим школьным другом, – вдруг тепло улыбнулся мистер Нотт. – Он германофоб и не переваривает все немецкое.
– Что так? – с лёгкой улыбкой отозвалась Кэтрин.
– Английский патриотизм… Память о нашей войне с Гриндевальдом… стандартный набор обвинений. Помню, как Драко сиял, что мы выходим из Европейского союза. Впрочем, скоро стемнеет, нам пора поворачивать домой.
– Правда, пора, – осмотрелась Кэт. – Спасибо за познавательную информацию.
Альбус прищурился на тёплое заходящее солнце. Если магловскую историю написали победители, то почему не могли извратить историю магов? Вполне возможно, что ни Лорд Волдеморт, ни «Пожиратели смерти» вовсе не были теми злодеями, какими их рисовали. Кто рисовал? Его родня? При одной мысли о ней Альбус неприязненно и сухо хмыкнул.
* * *
Альбус вздрогнул, услышав за окном сильный шум ветра. Сейчас он снова был один и ощущал тоскливый внутренний ужас. Днем он старался больше быть с друзьями, говорить и улыбаться по мере сил, чтобы перекрыть страж впечатлениями. Но вечером, оставаясь один на один с собой, Ал вновь ощущал тоскливый ноющий страх перед поимкой.
Он содрогнулся при одной мысли о его возможном разоблачении и обратил взгляд на книгу, которую держал в руках. «История Хогвартса» – он всё никак не мог её дочитать. Пролистав половину страниц, он нашёл ту, на которой остановился, и снова углубился в чтение. Но вскоре Ал понял, что сейчас он просто не в состоянии воспринимать какую-либо информацию. Раздражённо вздохнув, он захлопнул книгу и уставился в окно.
«Убийцы не заслуживают права читать», – ядовито подметил кто-то внутри него.
Внезапно у Альбуса возникло забавное и в тоже время мрачное видение: он сам с двумя миниатюрными человечками на каждом плече. Один был в белоснежных одеяниях и с крыльями ангела, а другой – маленький и злобный, в красных одеждах, с хвостом и рожками. Сейчас говорила его совесть. С тех самых пор, как он вернулся с той злосчастной прогулки, в голове у Альбуса спорили два голосочка, и к тому же ему снились кошмары страшнее всех предыдущих.
Протерев очки, Ал глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он никак не мог выбросить всё из головы: их глаза… ужас, застывший в их глазах… Конечно, одна его часть находила безропотный страх убитых хулиганов очень приятным, но другая половина содрогалась при одном воспоминании об этом.
– Прекрати об этом думать, идиот! – велел он сам себе. Образ только стал более чётким, как никогда. – Чёрт возьми, – пробормотал Ал.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть мелькающие образы, но видения становились такими яркими, что просвечивали даже сквозь сомкнутые веки. Они не заслужили такой страшной смерти… «Конечно, заслужили! – гневно подумал Альбус. Но его сознание не могло смириться с этой мыслью, и воспоминание о полных ужаса глазах убитых маглов продолжало изводить его.
Альбус вздохнул. Лучшим лекарством от навязчивых мыслей было поработать. Он не хотел будить хозяев и потому быстро достал мантию-невидимку. Затем, осторожно открыв дверь, вышел из спальни. Для освещения ему вполне хватало бы палочки. Птицы на обоях привычно порхали с ветки на ветку, и Ал был рад им, словно старым друзьям. Библиотека Ноттов находилась этажом ниже. За окном шумел ветер, нагибая верхушки деревьев так, словно угрожал их вот вот сломать. Осторожно спустившись по ступенькам, Ал миновал гостиную и прошёл маленькую столовую. Затем, использовав заклинивание, прошёл через галерею.
Напротив большого книжного шкафа во всю стену стояла зеленое кресло. На маленьком столике виднелась пепельница в форме индийского слона: несомненно, мистер Нотт недавно здесь читал. Вот всяком случае в комнате ещё стоял запах табака. Ал зажег палочку и, наколдовав светящийся синий шар, начал рассматривать коленкоры книг.
Альбус прищурился. Некоторые были посвящены генеалогии, некоторые формам родовой магии, некоторые историческим событиям. Ал до конца и сам не мог понять, что именно он ищет, хотя смутно осознавал свою цель. Наконец, его взгляд упал на фолиант, где говорилось о что-то о смерти. Сгорая от нетерпения, Ал схватил книгу.
Дрожа от нетерпения, Альбус открыл книгу Макса Штирнера, так поразившую Людвига Мангейма. Раскрыв наугад последнюю страницу, он сразу впился, а текст глазами:
«Я – собственник моей мощи, и только тогда становлюсь таковым, когда я сознаю себя Единственным. В Единственном даже собственник возвращается в свое творческое ничто, из которого он вышел. Всякое высшее существо надо мной, будь это бог, или человек, ослабляет чувство моей единичности, и только перед ослепительными лучами солнца этого сознания бледнеет оно. Если я построю свое дело на себе, Единственном, тогда покоится оно на преходящем, смертном творце, который сам себя разрушает, и я могу сказать: Ничто – вот на чем я построил свое дело».
Альбус решил во что бы то ни стало прочитать столь интересную книгу до конца. Автор, казалось, был прав: если на фоне общей массы ты наиболее талантлив и интеллектуален, имеешь все задатки действительно прославиться, почему бы и не признаться в этом самому себе? С радостью схватив книгу, Ал отправился к себе.
* * *
Через пару дней Эрик пригласил Альбуса пройтись в берёзовой роще. Альбус с интересом принял предложение друга: и шанс отвлечься от воспоминаний и приятное времяпровождение. Начало августа выдалось засушливым. Эльфы сбивались с ног, поливая сад, но это мало помогало. Несмотря на всё происходящее, воздух был прохладным, а матовое солнце грело как-то слабо.
