Текст книги "Души демонов (СИ)"

Автор книги: Joseline

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц)

– Пару лет, – проскулила Клара в грудь мужу. – Что же так мало. Мало так прожила, мало осталось. Боже, господи…

Она разрыдалась мужу в грудь и схватила его за рубашку.

– Совсем ничего нельзя сделать? – с наигранным спокойствием сказал Онни. Но его волнение выдавали слёзы на глазах и подрагивающая губа.

– Нет. Совсем ничего. Даже доктора Лондона вам это скажут. Думать нужно было раньше, когда она маленькой была.

– Но мы не знали, она всегда очень сильная и выносливая была, – прохрипела Клара и всхлипнула. – Когда мы сможем забрать её отсюда домой?

– Завтра-послезавтра, – спокойно сказал доктор. – Лучше послезавтра, её нужно тут проинструктировать, провести беседу с психологом. Не каждый человек смирится с тем, что он умрёт через пару лет. А она хрупкая молодая девушка.

– Она сильная. У неё никого кроме нас, слуг, нет. Никого из родителей, только мы о ней заботимся, она справляется, она сильная…

– Посмотрим. Надеюсь, она не станет паниковать. Вы скажите ваш адрес и номер телефона, я сообщу, стоит ли задержать её, или можно будет отправить домой. Она очнётся завтра утром, сейчас она спит, ей не больно. Не беспокойтесь, езжайте домой.

– Хорошо…

Вся ночь была на нервах. Клара спала всего два часа на коленях мужа в гостиной, тройняшек беспокоить не стали, но и они рано утром всё узнали. Доктор позвонил, позвонил днём в три, рассказал, что девушка восприняла новость вполне спокойно, сказав, что встретиться с родителями, а жить и так незачем. Она не была похожа на ту, которая хочет умереть или покончить жизнь самоубийством. Просто сказала, что ей будет спокойно.

Клара и Виктор приехали в больницу ровно в то время, которое было назначено доктором. После полдника, чтобы девушка не голодала в поездке домой. Хотя дома её ждал приятный сюрприз в виде её любимых блюд.

Врач вывез Джозелин на инвалидной коляске. Дело ясное – слабость ног и рук. Её лицо не выражало абсолютно ничего, лишь ту её старую грусть. Уголки губ опущены, а веки закрывали половину глаз. Девушка глядела на землю, но голова её была поднята. Девушка держала осанку, но не смотрела ни на кого. Это очень огорчало Клару, которая по глазам хотела понять, как Джозелин справляется. Но девушка умело скрывала свои эмоции, словно ей вкололи успокоительное средство.

– Джози, ты как? – мягко спросила Клара, присаживаясь рядом с девушкой, пытаясь заглянуть в её глаза.

– Нормально, спасибо… – строго сказала та и отвернулась.

Она поглядела влево, а на её глазах стали собираться слёзы. Утром ей сказали, что ей осталось совсем немного жить. Она растерялась и не хотела верить, но лучше ей было умереть, чем оставаться со своими ощущениями. Они ожидали истерики, но наоборот, Джозелин подумала, что это хороший вариант, ведь смысл жизни теперь потерян. Нет в ней ничего и никого, кто мог бы стать смыслом. В ней никого не осталось, нет родных. И Себастьяна тоже…

– Сейчас поедем домой, – сказала Клара. – Онни приготовил тебе сюрприз. Ты рада вернуться?

– Да, – бесчувственно шепнула Джоз. – Но в больницу всё равно придётся ездить в течение… всей жизни.

Джози ухмыльнулась, думая, что пошутила остроумно. Хотела разрядить остановку, но Клара лишь нахмурилась, немного забеспокоившись о девушке. Клара перевезла её к машине, где их давно поджидал Виктор. Он пересадил Джозелин на сиденье машины, а подаренное больницей инвалидное кресло положил в багажник. Он всю дорогу хотел развеселить девушку, но она была серьёзна и печальна, как никогда. Даже после смерти бабушки её лицо не было таким… никаким. Даже тогда она быстро смирилась, зная, что все люди умирают. Но, извините, она не могла подумать, что её собственная смерть придёт к ней так скоро.

– Мы приехали. – Клара погладила Лин по плечу. – Просыпайся, родная…

Джозелин не спала, она смотрела на свои слабые ноги, на почти негнущиеся руки. Она ощущала боль в сердце, чувствовала несколько швов на своей груди. В груди было странное ощущение, опустошение, словно сердце вытащили. Хотя его вытаскивали, если уж на то пошло. Только она ничего не чувствовала, она умерла на секунды. И это был ад, пустота, жар, демоны…

Снова слышался писклявый голос жнеца со странным именем – Грелль Сатклифф. Слышала его разговор с кем-то по имени Рональд о её жизни, они оставили ей её, подарили шанс привыкнуть к неожиданной новости. Но лучше бы дали ей умереть. Она бы хотела встретиться с родными, обнять их, почувствовать любимый запах, увидеть мягкие глаза. Больше всего хотелось увидеть папу. Не осталось почти ни одной его фотографии, почти ни одного воспоминания. Джозелин хотела поблагодарить его за то, что не давал бедствовать ей и маме, кормил и всё же был добрым, любящим. И пусть они виделись всего пару часов в день, Джози любила его, как никого, считала его близким другом, который, не смотря на усталость, приходил поздним вечером к ней в спальню и читал сказку, пел колыбельную. Он любил маму и редко с ней ссорился. Всегда дарил улыбку любимым людям.

Дома Джозелин ожидал прекрасный ужин, а Гим, Лука и Кай украсили дом шариками и ленточками, цветами и игрушками.

Но печаль не уходила, боль просто не уходила, она росла с каждым вздохом. Девушку отвезли на её кресле в комнату и уложили на кровать, чтобы она уснула, отдохнула.

– Давай, я помогу тебе раздеться? – спросила Клара.

– Нет, спасибо. Я полежу прямо так.

– Тогда сапожки снимем, и ты полежишь…

– Сапожки тоже не стоит. Я потом могу до них не дотянуться. Я просто полежу так, не стоит беспокоиться, оставь меня одну, прошу… – спокойно сказала Джози и легла на кровать, еле натянув ноги на кровать.

– Хорошо, Джозелин. Я пойду. Если что – крикни. Дверь я закрывать не стану.

– Угу.

Джози села на кровати и поняла, что ноги приобретают силу. Это так странно. Силы то приходят, то уходят. Она спустила ноги на пол и оттолкнулась руками, чтобы встать. Вышло нелегко. Джозелин прошваркала к зеркалу и поглядела на себя – лицо бледное, синяки и подтёки под глазами, синяк на плече.

– Что это такое… – прохрипела девушка, опуская воротник.

Там был не один синяк, там их было четыре, они напоминали следы пальцев. Джози повернулась спиной к зеркалу и поглядела на синяки через плечо. Один палец она положила на один синяк, второй – на следующий. Пальцы, точно пальцы. Пальцы его. Неужели он так сильно её держал? Девушка расстегнула рубашку и оглядела всё своё тело. Синяки на талии, на лопатках, на бедре.

– Что за чёрт… – шепнула Джоз, застёгивая рубашку слабыми пальцами. Потом заметила синяк на запястье и локте.

Вскоре её ноги снова ослабли, и Джо, еле-еле перебирая ими, дошла до кровати и упала на неё.

Она кое-как притянула ноги и расслабилась, глядя в потолок. Её грудь пронзала невероятная боль, поэтому руки сжимались в кулаки. Солнце уже заходило, поэтому всего лишь часть её тела была освещена солнцем, но лицо находилось в тени. Джозелин чувствовала себя незаметной, неосвещаемая солнцем. А её взгляд был пуст, потолок казался ей куда интереснее окружающего мира. Это белое пустое место было какой-то целью, чем-то большим, более полным, чем весь пустой бессмысленный, жестокий и такой ненавистный мир. Больше ничто не радовало девушку, больше ничего. Мир стал однообразным, чёрно-белым. И какая разница была, куда смотреть? Лучше в потолок, чем на что-то более непонятное.

Прошло несколько часов, Клара пришла за Джозелин, чтобы отвезти на ужин. Джози не спала ни секунды, она даже почти не моргала.

– Ты спала? – спросила горничная, косо поглядев на сапожки девушки.

– Да, – бесчувственно, но чётко солгала Джоджо. – Что на ужин?

– То, что врач прописал. Ничего вредного…

– Понятно… – Джозелин вздохнула и опустила взгляд в пол, пока Клара аккуратно катила её кресло в столовую.

Девушка просто клевала в тарелке. Почти ничего не съела, лишь потыкала вилкой. Аппетита тоже не было. Весь мир и сама жизнь стали бессмысленными.

– Куда тебя отвезти, моя дорогая? – спросила Клара после ужина. – В сад, к пруду?

– Нет! Только не к пруду! – подняв жестокий взгляд на женщину, крикнула Джозелин. – Я не хочу на улицу! Отвези меня в библиотеку. Почитаю…

– Хорошо.

Джозелин оставили в центре библиотеки, где она осталась в окружении только книг, бесчувственных, неодушевленных предметов.

Она проехала к давно знакомому месту, где всегда стояли любовные романы и потянулась к «Унесённым ветром», но книга была слишком высоко. Девушка вытягивала руку и чуть отталкивалась ногами от кресла. Ноги дрожали с каждым тем миллиметром, что Джо поднималась. Слабость и судороги охватили их, и Джозелин упала, так и не достав до книги. Щекой она стукнулась о ящики и скатилась по ним вниз. Дрожь в ногах прошла, только когда Лин сидела на полу, прижавшись щекой и ладонями к стеллажу. Она просто не могла пошевелиться и даже вспомнила, как была прикована к стене теми похитителями. Вспомнила Себастьяна, который тогда гладил её и успокаивал. Не волноваться, говорила себе Джозелин, но не могла сдержаться. При воспоминаниях о лице Себастьяна, о его голосе, руках, взгляде сердце Джози ныло, кололо, болело, девушка схватилась за грудь, чуть вскрикнув, и попыталась пошевелиться, но слабость не дала ей даже ногу согнуть.

Её нашла Клара через час, когда нужно было ложиться спать согласно расписанию доктора. Джози лежала на полу у стеллажа и с мешками под глазами и мокрыми щеками спала.

– Ох, моя хорошая, – почти заплакала Клара. Голос дрожал. Клара побежала в гостиную, где был Виктор. – Донеси девчушку до спальни, пожалуйста.

– Без проблем…

В эту ночь Джозелин спала беспокойно. Постоянно ворочалась. Ей снился Себастьян, которому было лет шестнадцать, он неуверенно метался где-то в темноте и разрывался между выбором между Сиэлем и Джозелин. Он метался между тенью и светом и остался в тени…

Когда Джози открыла глаза, было уже утро, солнце светило ужасно ярко и слепило девушке глаза.

– С добрым утром, – хихикнул кто-то в стороне.

Джози перевела взгляд к столу и увидела на стуле мужчину в алом.

– Красный! – крикнула она и схватила одеяло, пытаясь закрыться под ним. – Грелль Сатклифф, что тебе нужно?

– Я спас тебя. Вот пришёл навестить. Как поживаешь?

– Не лучшим образом. Я умру сегодня?

– Нет, сказал же. Пришёл навестить. Ты была так дорога Себастьянчику. Мне вот интересно, давай дружить?

– Без проблем, – усмехнулась Джо, вылезая из-под одеяла. Она даже не знала, почему согласилась.

Но жнец вызывал доверие.

========== Часть 14 ==========

13 июля 1935 год.

Это была суббота. Хороший денёк. Как раз середина лета. Лондон. Куча народа, молодые девушки и юноши, гуляющие по паркам и скверам.

Прошёл уже месяц новой жизни Джозелин. Новой – безликой, глупой, бессмысленной. Тот дом, дом Сиэля, за городом стал самым чёрным местом, которое существовало в её новом сером мире. Дом бабушки – дом, в котором она провела всё своё детство вместе с братом и родителями, он стал новым более живым пристанищем для девушки. Семья была против переезда, всё-таки экология, условия там были лучше. Но Джозелин была категорически против того, чтобы остаться там. Даже от вида из окна того дома девушку тошнило. Комната напоминала о том, как Себастьян лежал вместе с ней на кровати, качели напоминали о том, как Себастьян качал её, пруд – об уроках плавания и последнем ужине, после которого и последовала та несчастная и одновременно счастливая ночь.

При каждом воспоминании о Себастьяне, его глазах, голосе, запахе, губах, прикосновениях, сердце Джозелин кололо. Шрам словно расходился, и грудь раскрывалась на две части. Дыра росла, становилось всё хуже. Этот дом напоминал о бабушке, тут витал её запах, на большинстве фотографий сияла её улыбка. Лиззи была такая красивая, глаза горели счастьем, волосы струились до пояса. Элизабет была такой милой, хотя в чуть хитроватой ухмылке виднелась сила.

– Здорова, Джоз!

– Привет, Джо!

– Добрый день, Джоджо!

Близнецы с улыбками зашли в библиотеку.

– Привет, мальчики, – улыбнулась девушка. Её улыбка лишь иногда показывалась на красивом лице. Слишком тёмные и горькие мысли витали в голове. – Чего пришли?

– Книги! – хором ответили Гим, Кай и Лука.

– Решили…

– Поступить…

– В институт…

– О, понятно. На кого? – заулыбалась Джозелин.

– На доктора, – сказали все хором и пожали плечами.

– Все вместе. Ох, как славно. Хорошо, документы подали? С этого года собираетесь на учёбу?

– Да, – сказал Гим. – Только нужно не подвести. Мы уже давно не держали книг в руках. Придётся упорно трудиться.

– Вот мы и набираем книги, нужно готовиться.

– О, удачи. Но если что, я могу заплатить за ваше обучение, – хихикнула Джозелин и встала с кресла, поглаживая коленки. Её слабость давным-давно ушла, и теперь все функции вернулись. – Я у себя, если что.

– Хорошо! – снова сказали они.

Девушка снова сменила улыбку на грусть и медленно пошагала наверх, в ту комнату, где раньше спала Лиззи. Здесь всё ещё находились её вещи, а воздух пах её волосами. Джозелин скучала по бабушке и постоянно думала о её прекрасных глазах, ласковых словах, крепких, любящих объятьях. Она всегда была так добра, даже папа говорил о ней только хорошее.

– Приветики! Джозелин, как делишки? – вдруг спросил Грелль, и Джози подпрыгнула на месте.

– Сатклифф! Не пугай так, у меня сердце больное! – воскликнула Джозелин, сжав кулаки.

– Не кричи так, у тебя сердце больное! – развёл руками жнец.

– Хорошо! – Джоз села на кровать. – Чего хотел то? Опять душу мою забрать пришёл?

– Нет. Хотел поесть чего-нибудь. Потом погулять с тобой. Ты всё время дома сидишь, уже совсем серая стала. Тебе плохо не становится?

Девушка скучающе поглядела на алого.

– Мне всегда плохо, Грелль. Не напоминай…

– Делишки, видимо, не ахти. Накормишь красную смерть? – Грелль улыбнулся во все свои акульи зубы.

– Конечно. На кухне, должно быть что-то. Сейчас посмотрим, может, Онни приготовил. Он всегда что-то готовит.

Джозелин встала с кровати и пошла за Греллем в кухню. Жнец уже прекрасно знал этот дом и сам мог ходить по нему и любоваться юношами. Онни казался ему очень заботливым и ласковым, Виктор – сдержанным и строгим. И оба ему невероятно нравились, хотя и красного они не любили. Грелль скинул плащ и повесил его на спинку стула на кухне, тогда как Джозелин оглядывала кастрюли и сковородки в поисках еды.

– Курицу с жареной картошкой будешь? – поинтересовалась она, поворачиваясь к жнецу лицом. Естественно, будет. Куда он денется, думала девушка, закусывая губу. Больше ничего на кухне не было, и если Грелль и хотел поесть, то выбора у него не останется.

– Буду, – гордо произнёс алый и облизался при виде курочки с поджаренной корочкой и масляной картошечки.

– Держи…

Девушка поставила тарелку перед носом жнеца и положила себе, чтобы покушать перед прогулкой.

На улице уже темнело, поэтому разгулялся ветерок, и Джозелин надела штаны и пиджак. Чтобы показать свой статус, девушка стала выбирать украшения – серьги, кольца. Она рылась в камушках и золоте около пяти минут и наткнулась на… бабушкину подвеску – розу с небольшим изумрудом посреди лепестков из белого золота. Лиззи подарила девушке эту подвеску на шестнадцатилетие, а вскоре умерла.

– На долгую память, бабушка, – шепнула Джозелин и прицепила подвеску к широкому вороту пиджака. – Грелль?! Я готова! – крикнула девушка, выходя из комнаты.

Она спокойно спустилась в кухню, застав Грелля за поеданием сладкого пирога, оставленного на ужин. Ничего страшного, Онни приготовит ещё.

– Пошли, – опершись на дверной косяк, хмуро сказала Джозелин, прерывая восхищение жнеца по поводу десерта.

– Сейчас, две минуты, – цокнул зубами Грелль, запивая кусок чаем. – Сама-то не хочешь?

– Ни капельки. – Девушка прошла к столу и села напротив алого, глядя на него с наивной улыбкой. Он был таким милашкой, когда совершенно ни о чём не думал, увлечённый едой или рассказами о чём-нибудь интересном.

Сделав пару глотков, Грелль отодвинул тарелку и сладко потянулся, улыбнувшись фирменной улыбкой. Джозелин привыкла к ней…

– Теперь можно идти, – сказал Грелль, поправив пушистые пряди красных волос. – Да поскорее, а то Уилл ещё вызовет. Работать сверхурочно, будто я и так мало работаю.

– Видимо, он работает больше, если выпустились вы в одном году, но он сейчас начальник, а ты обычный подчинённый, – спокойно сказала девушка и почувствовала, как заныл её шрам. Словно госпожа и дворецкий. Не её дворецкий.

– Начальник – подчинённый. Неплохо, скажу я тебе!

– Извращенец, – усмехнулась Джоз и облизала давно высохшие губы.

– Идём уже, а то ты бледная…

Девушка усмехнулась и пошла к выходу, слыша стук каблуков Грелля сзади. Он шёл молча, пока они не оказались на улице. Отчего-то в нём проснулось восхищение. Жнец стал вспоминать необычные истории, происходившие с ним в Лондоне, как умоляли его оставить жизнь, а он не мог, потому что в книге ясно написана дата смерти и никаких приложений. Джозелин думала, почему она-то выжила? В первый раз, когда дыхание прервалось, и в лёгкие попадали только граммы воздуха, кроме кашля ничего не получалось, всё необычайным образом прошло. Так было всегда, все синяки, царапины, ушибы и переломы проходили с невероятной быстротой. Как у её отца. Это в них играла демоническая кровь. И почему во второй раз, когда она почти умерла, Грелль оставил ей жизнь, а не она себя спасла? Что случилось в тот момент, когда разбилось её сердце? Почему она вдруг ослабла? Что высосало её демонические способности? Или это из-за сердца, и это был его план…

Ничего странного с Джозелин за последний месяц не случалось, ничего странного, кроме появления Грелля в её новой серой жизни. Лишь он, алый жнец, дарит ей яркий свет и спасает из пучины вечной депрессии, мыслях о смерти, её одиночестве и обречённости.

Прогулка затянулась. Джозелин замёрзла, идя по Тауэрскому мосту, который должны были разводить через полчаса. С реки дул сильный ветер, Грелль всё не умолкал, поэтому девушка даже не слушала его. Он говорил о дне открытия этого моста, как он был там, и Джозелин невольно задумалась, сколько ему лет? Выглядел он не старше двадцати пяти, но даже жнецы стареют, так что тогда он выглядел моложе. Если сейчас ему дашь двадцать пять, то на год он стареет лет за двадцать-тридцать, рассуждала Джозелин. К краям моста стали подходить служащие, обычно предупреждающие людей о раскрытии моста. Но они всего лишь стояли, ждали точного времени.

Волосы Джозелин разлетались в разные стороны, она стояла у перил и смотрела на тёмную воду, которая призывала её к себе, как и вся остальная тьма. Джозелин давно уже осознала, что к свету тянуться нет смысла, она не постигнет рая с такой кровью и несчастной историей первой любви. Девушка предпочла остаться в тени, нигде, в пустоте. Река бушевала, волны словно пытались схватить девушку и втянуть в свою глубину, избавить от боли, несбывшихся надежд, нереальных мечтаний. Девушка протянула руку к воде и будто бы почувствовала маленькую холодную капельку на пальчике, хотя вода была далеко. Капли были холодными, но холод не причинял неприятных ощущений, он манил, словно был единственным выходом затушить тот внутренний пожар, что месяц назад разгорелся в груди Джозелин, который не гаснет, а растекается по всему телу.

Себастьян… Он оставил её одну здесь. Этот пожар из-за него! Вся боль, не утихающая истерика, слёзы, сумасшествие – всё именно из-за него. Но Джозелин простила, хотя он и не задумывается сейчас об этом, она знала, что простила его.

С такой сладкой, несомненно приятной мыслью Джозелин сделала шаг вперёд…

Грелль заговорился. Он осматривал мост, восхищался им, вспоминал прошлое:

– А знаешь, Себастьян убил тут ангела. История очень интересная, я подробностей всех не знаю, но… – жнец повернулся к Джозелин, но её не было. Но шагов он не слышал, если бы ушла, она бы предупредила. Что тогда случилось?

Алый поглядел в разные стороны, мост совсем опустел, толпы людей уходили и уезжали с него в разные стороны. А он забыл, что обычные люди его не видят, когда он говорит о работе. Значит, Джозелин где-то среди них, догадался Сатклифф и хотел позвать девушку, но вдруг послышался громкий всплеск воды, и Грелль подбежал к перилам моста. Белый шарфик плавал по тёмным волнам, а Джозелин нигде не было видно. Теперь он точно понимал, что она сделала.

Паника – первое, что возникло в нём. Он не понимал, что делать, но уже через секунду плыл по Темзе, пытаясь нырнуть, не задевая очки. Грелль глотнул побольше воздуха и окунулся в воду с головой. Обзора не было, вода была мутная, видно всё максимум на метр. Но ближе ко дну, вокруг становилось всё светлее, что было странным, и Грелль заметил тело девушки. Она, окружённая ярким светом, медленно падала на дно, её лицо было умиротворено, волосы стремились вверх, направляемые сильным течением. Джозелин опускалась, словно упавший листок на землю.

И вот она оказалась на дне, а Грелль заставлял себя плыть к ней, хотя течение уносило его от неё. И вот, он достиг своей цели и взял девушку на руки. Он отдался течению, и оно унесло его вверх.

Жнец всплыл, и увидел пароход, который плыл на него с громким шумом.

– Что ты будешь делать! – громко выругался Грелль и стал грести в сторону одной рукой, держа девушку в другой.

Выбраться из реки было трудно, особенно с девушкой в руках, но он сделал это.

Он положил её на тротуар, на котором не было ни одного человека. На помощь звать некого, поэтому Грелль первым делом проверил пульс и сердцебиение бедной Джозелин. Тишина…

Она умерла.

========== Часть 15 ==========

– Что мне делать? – плакал Грелль, сидя на гробу в лавке Гробовщика. Он смотрел на бледное лицо девушки. Её губы больше не алые, губы высохли, кожа похолодела. Небольшой синяк на руке виднелся хуже прежнего. Она тогда ударилась о стол.

– Сообщить родственникам, – посмеялся Гробовщик, заваривая чай.

– Да нет у неё никого. Только слуги одни.

– Скажи слугам. Они, наверное, были близки. Пускай скажут, какого рода похороны будем устраивать.

– Хорошо… Они, наверное, не спят, беспокоятся, куда она делась. А она тут, умерла, – всхлипнул алый. – Ничего не понимаю. В книге её смерти нет. Может, она не умерла?

– А что же тогда случилось.

– Не знаю. И души её нет. Меня Уилл убьёт. Что же делать?

– Сообщать родственникам, – рассмеялся Гробовщик. – Я бы поторопился.

– Хорошо, иду. Положи её в удобный гроб, пожалуйста.

Грелль ушёл, растерянный и напуганный. Паника поселилась в его мозгу. Ещё никогда ему не было так страшно из-за смерти человека. Эта смерть была необычной, души он не получил, погиб близкий друг. Раньше смерть людей приносила ему удовольствие, тем более, если были моря крови – это была его работа. Но сейчас работа была не на первом месте для него. Сейчас ему было важно рассказать всё слугам, увидеть их реакцию, выдержать их слёзы.

Клара была в шоке. Она не могла ничего сказать минут семь, а просто в ступоре стояла и глядела на Грелля. В шоке был каждый. Им казалось, что с психикой Джозелин всё хорошо, что она вполне спокойная, и никогда не стала бы поступать так – лишать себя жизни. Они не знали причины, не догадывались о той душевной боли, что была у Джозелин последний месяц. Они не понимали, чего ей это стоило. Думали, что они сделали что-то не так. Клара дала Греллю деньги, которые копила на воспитание ребёнка, которого мечтала родить. Но похороны девушки, которую она считала любимой дочуркой, были важнее. Женщина намеревалась придти в лавку Гробовщика утром.

Идя обратно Грелль рассуждал о Сиэле и Себастьяне. Он не знал, нужно ли сообщать им. Сиэль, по рассказам Джоджо, был её дедушкой, и пусть таким маленьким. Себастьяна, по её рассказам, она не любила, да и зачем рассказывать дворецкому о её смерти. Грелль написал и отправил письмо Сиэлю с просьбой не рассказывать Себастьяну ничего. И не брать его с собой.

Затем Грелль вернулся к телу Джозелин, которое лежало в красивом гробу с красной атласной подкладкой, голова её была на белой подушечке, обшитой красными блестящими нитями. Лицо её было умиротворено, руки бесчувственно лежали по бокам. Ногти были чёрными, а пальцы чуть согнуты, словно Джозелин что-то хватала. Да, в последние секунды своего существования, она должна была хвататься за жизнь, как и все остальные, хоть и была самоубийцей. Может быть в последние секунды она поняла, как жизнь ей дорога.

– Эх, жаль будет её резать, – опечалился Гробовщик. – Симпатичная девушка.

– Только попробуй её порезать, просто приукрась её и всё.

– Хорошо, как пожелаешь. Хотя она и так красивая, всего лишь подрумянить щёчки, чтобы она была как живая.

Ближе к обеду привезли алые розы, которые пожелала Клара. Джоз любила красные розы и очень жалела, что они быстро вяли. Клара снова плакала, не могла поверить в смерть девушки, держала её за руку и умоляла очнуться. Клара сама взялась переодевать девушку, приготовила платье – подарок Элизабет – белое с рисунком, напоминающим фиолетовые кружева, с бабочками и цветочками. Ноги оставила босыми. Лицо Джозелин стало румяным, губы алыми, глаза выделили шоколадными тенями на этом белом лице.

– Моя девочка маленькая, – зарыдала Клара снова.

– Вам пора отдохнуть, идите домой, – тихо и печально сказал Грелль, положив руку Кларе на плечо. – Похороны уже завтра утром. Отдохните. Подготовьтесь.

– Х… хоро… хорошо, – всхлипнула Клара. – Мистер Грелль. До свиданья. Вы-то появитесь?

– Несомненно.

Клара ушла, напоследок погладив девушку по волосам. Даже Гробовщик был грустным, что было ему несвойственно.

– Какая грустная улыбка на её лице, – сказал он. – Очень красивая девушка. У неё очень знакомое лицо.

– Может, ты хоронил её родителей? – пожал плечами алый. – Года два назад умерла её мать, а года четыре назад – отец. Может, помнишь их лица…

– Да я не о том. Пора выкладывать розы, чтобы они раскрылись к похоронам. Это будут идеальные похороны. Я уже нашёл прекрасное место на кладбище, достойное её. Как и хотела её служанка.

– Угу.

Следующий час ушёл на то, чтобы алые розы, самые прекрасные в Лондоне розы, заняли своё место вокруг тела девушки. Когда всё было закончено, Грелль просто ахнул. Никто не посмеет и слова плохого сказать, глядя на такое прекрасное мёртвое тело девушки. Джозелин лежала в свободном гробу в белом платье с фиолетовым кружевом, закрытые глаза были отлично выделены на бледном лице, губы алые. Она, в свои семнадцать, была такая взрослая, и умиротворённое выражение лица Джоз было прелестным. Ресницы лежали на румяных щёчках. Руки лежали на груди, сцепленные в замочек, волосы разбросаны над розами, грудная клетка не шевелится.

– Себастьян меня убьёт, если узнает, – прошептал Грелль, схватив себя за шею. Он его удушит.

– Будут двойные похороны? Прекрасный праздник! – воскликнул Гробовщик и засмеялся. – Для меня! Ха-ха-ха!

– Иди к чёрту!

– Хорошо… Ха-ха-ха! Я пошёл…

И Гробовщик ушёл. Куда-то. Но его смех ещё долго был слышен Греллю. Он с грустной миной окинул помещение взглядом, затем развернулся и пошёл к двери, стуча каблуками и нарушая всю мёртвую тишину. Послышался протяжённый стон, и Грелль замер, заметив колыхание тени на стене. Жнец развернулся на каблуках, но всё было точно также. И вдруг рука Джозелин сжалась в кулак, затем расслабилась. Грелль подпрыгнул на месте и звонко взвизгнул:

– Ох, Боже ты мой!!! Как так?!

– Что так? – выйдя из соседней комнаты, спросил Гробовщик и посмотрел на гробы. В его руках было печенье.

– Она шевелится! – указав пальцем на девушку и подогнув колени, запаниковал алый жнец. – Такого просто не может быть!

– Мертвец ожил? Как печально. Праздника не будет?

– Но мертвяки не оживают! – воскликнул Грелль, замахав руками. – Они не просыпаются! Такого просто не может быть! – алый подошёл к гробу и посмотрел на лицо девушки. Оно уже не казалось ему таким спокойным. Оно было хмурым, словно Джозелин что-то не нравилось.

Из губ девушки снова раздался тихий стон, еле слышный, но зашевелилась шея. Джоз повернула голову влево и нахмурилась ещё больше.

– Я же говорил!

Джозелин открыла губы и сделала глубокий вдох, затем распахнула глаза. Первое время они оглядывали место, розы, потолок, затем уставились на Грелля. Девушка глядела на него, не отрываясь, словно привыкая, затем снова нахмурилась. Губы она прикрыла, затем облизалась.

– Что происходит? – хриплым голосом спросила она, снова поглядев в потолок.

Её глаза как-то неестественно заалели, голова нагнулась к плечу. Всё тело, кроме головы не шевелилось.

– Откуда я знаю, что происходит? – выкрикнул жнец. – Ты мне объясни, что случилось…

– Не помню, я видела воду. Много воды. Кругом одна вода. Затем какой-то шум, темнота, и я здесь. Почему так резко видно? – Девушка снова осмотрелась, приподняла голову и глянула на гробы, стоящие вдоль стен. – Это гробы?! – воскликнула она, резко села и в мгновении ока оказалась у стены, сидящая на корточках и глядящая по сторонам. По её коже шли мурашки, в груди была непривычная пустота, хотелось есть, но при мыслях о еде, возникало безразличие.

– Да. Мы собирались тебя похоронить, – пожал плечами Грелль.

– Что?! – завизжала Джозелин и встала. Равновесия не было, поэтому она упала на стену и облокотилась на неё. – Да как вы… что… зачем вообще?

– Ты целые сутки не дышала, у тебя не было сердцебиения и пульса. Все думали, что ты умерла!

– Сутки? Без пульса? Не дышала? – воскликнула девушка, разглядывая свои руки, трогая лицо. Она паниковала, дышала быстро, кусала губы. – Что с моими руками?!

– Демоном девчушка стала вдруг. Ха-ха-ха! – воскликнул Гробовщик, хлопнув ладошами. – Как неожиданно!

Девушка резко подняла на него глаза, а Грелль снова подпрыгнул.

– Кем? – запищал он. – Не может такого быть!

Джози облокотилась на стену и плюхнулась на пол, обнимая колени. Глаза её смотрели на Гробовщика, который шустро подходил к ней, затем склонился над ней, взял ручку и осмотрел. Джозелин не понимала, как он видит всё за чёлкой.

– Точно, демон, – хихикнул он. – Так и есть!

Девушка вздрогнула, и её глаза снова заалели. Она сделала глубокий вздох и почувствовала странный запах, который манил её. В животе заурчало, боль пронзила живот, и Джоз согнулась, обняв живот.

– Кушать хочет, – хмыкнул Гробовщик.

– Чёрт, демон в городе… Уилл заставит меня покончить с ней. А я не смогу. Вот куда делась её душа…

– Теперь она будет питаться чужими, чтобы жить. Молодая ещё, научиться ей надо. Только кто её научит?

– Никто. В Лондоне нет демонов. По крайней мере, жнецы о них не знают. Сама как-нибудь справится, научится, ничего с ней не случится. А с Уильямом я разберусь.

Джозелин, внимательно слушая их разговор, гладила свой живот и облизывала губы, потому что они засохли. А неприятное присутствие помады на них просто надоедало. Она не могла поверить, что стала демоном. Особой разницы в ощущениях она не чувствовала сейчас, но вспомнила, что было, когда глаза открылись. Видно всё до мельчайших подробностей: каждая пылинка, каждая паутинка была заметна ей. И даже сейчас в тёмной комнате она видела всё так отчётливо, как не видела ещё никогда. Кожа на её руках была гладкая, белая, ногти ровные, недлинные, наверное, острые.