Текст книги "Другая жизнь (СИ)"

Автор книги: Haruka85

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Тома, молчи! – вдруг подал голос Рау.

– Я и молчал, и молчал бы дальше, но ты решил сунуть нос не в своё дело! – рыкнул Томашевский Эрику и отвернулся. – Второй мне тоже знаком. Это мой… любовник. Не постоянный. Так, пару раз… пересеклись.

– По мне, так оба тянут на ревнивых любовников, которые не смогли тебя поделить.

– Если нравится, можешь считать так, – вывод Вадима Томашевскому не понравился – слишком опасный.

– «Считать» я мог до тех пор, пока эти двое не устроили смертный бой в моём уютном, чистеньком дворике. Теперь я вынужден разобраться и наказать виновных. И начнём мы с разбора полётов – твоих. Как ты, милый мой друг, умудрился слить клуб непроверенным людям?! Ты что, не знаешь правил?! Может быть, мне и тебя наказать?!

– Меня и накажи, если угодно кого-то наказывать. Правил я не нарушал. Кирилла, действительно, привёл и рекомендовал, но фейс-контроль он прошёл без моей помощи, спроси у охраны.

– Уже спросил. Охрана пасёт его целую неделю. В который уже раз он приходит в клуб без тебя и пользует наших лучших мальчиков. Не удивлён?

– Нет. Он просто мой случайный любовник. Я не слежу за его моральным обликом.

– А стоило бы! – вызверился Вадим. – Потому что твой «случайный любовник» – натуральный извращенец, садист без тормозов. У него планка падает от безнаказанности. Он уже двоих покалечил на радостях, третий отделался лёгким испугом, а ты, белый барашек, делаешь вид, что знать ничего не знаешь?!

– Не знаю. Откуда? – не сдавался Томашевский.

– Не свисти мне тут! – яростно выпалил Вадим.

Он подошёл совсем близко и несильно хлопнул Томашевского по плечу. Сергей вздрогнул. Вздрогнул вместе с ним и Эрик и подорвался было вскочить из глубокого кресла на ноги, но секьюрити, притаившийся за спиной, тут же опрокинул его обратно. Кирилл, напротив, перекосился подобием довольной ухмылки и попытался по-хозяйски откинуться на спинку кресла, отведённого для него.

– Предложить тебе стульчик, может быть? Закатать рукава? Задрать воротник? Ну, отвечай, Тома!

Томашевский смотрел исподлобья, немного выпятив вперёд нижнюю губу. Крупные завитки чёлки на лбу и возбуждённо вздымающиеся ноздри действительно придавали ему сходство с барашком, а ещё больше – с упрямым молодым бычком.

– Ничего не знаю, – повторил он, пряча руки в карманы.

– Зато я знаю, Серёжа. Раздевайся. Показывай.

– Нет.

– Тебе помочь? – это была прямая опасность. Стражник Эрика отвлёкся всего на секундный немой вопрос хозяину, и его арестант оказался посреди комнаты рядом с допрашиваемым.

– Руки убрал от него! – мрачная угроза Эрика, казалось, произвела впечатление на Вадима, но впечатление несколько неоднозначное, учитывая взметнувшееся в воздух дуло пистолета секьюрити.

– Ох ты, какой смелый мальчик! Боюсь-боюсь! – с откровенной издёвкой оживился Вадим. – У тебя есть что-нибудь более осмысленное, чтобы донести миру?

– Оставьте Сергея в покое. Он здесь ни при чём. Это я всё придумал: влез в чужой компьютер, от чужого имени назначил свидание этому ублюдку, чтобы как следует его проучить.

– И кто же тебе, деточка, адрес клуба дал?

– Историю переписки просмотрел…

– Томашевский, что же ты свой ноутбук бросаешь без присмотра? Что же ты компромат на себя не охраняешь?

– Дурак, потому что, – вяло буркнул Сергей, по-прежнему хмуря брови.

– Дураков надо учить!

– Надо учить мудаков вроде этого Кирилла! – горячо перебил Эрик.

– Истину глаголешь, малыш. Но разве ты его ещё не проучил?!

– Не проучил! Мало! Завтра он очухается и опять возьмётся за своё?!

– Возьмётся, мальчик, непременно возьмётся. Горбатого могила исправит. Ты готов довершить начатое?

– Готов!

– Леонид, – обратился Вадим к охраннику, всё еще державшему на мушке группу в центре комнаты, – забирайте с Василием обоих на пустырь и выдайте мальчику пистолет. Он решит наше дело.

Василий, надсмотрщик Кирилла, склонился к самому его уху и произнёс короткое, отчётливое «пойдёмте». Произошедшее в следующую секунду не удивило разве что хозяина кабинета, который как будто того только и ждал – уселся на угол письменного стола и, скрестив руки на груди, с наслаждением отдался созерцанию.

Кирилл, вместо того, чтобы встать и последовать за охранником, как его попросили, стремительным броском вывалился из кресла на пол и растянулся во весь рост в позе морской звезды. Он взвыл неистовым плачем-стоном и залился настоящими слезами. Он рыдал, размазывая по полу густые ниточки слюны и соплей с прожилками крови. Он умолял о пощаде, как ребёнок, бесконечно повторяя «не надо», «простите меня», «я больше не буду», «я ничего не сделал», «он сам виноват». Он ползал на пузе, загребая руками и ногами неуклюже, как морская каракатица по дну большой воды, с одной, казалось, целью – оросить слезами элегантные ботинки своего нового господина.

– Нет-нет, дорогуша, я в такие игры не играю! Да и садист из тебя так себе, – Вадим брезгливо обошёл извивающееся на паркете тело. – Лёня, выносите его! Чего вы ждёте? И заткните ему глотку поскорее, в ушах звенит от этого рёва.

Леонид и Василий послушно отодрали массивное тело от пола и не без труда подхватили под мышки – Кирилл изо всех сил стремился вывернуться и цеплялся за ножки массивного стола.

– А ты чего ждёшь, мальчик? – словно бы между прочим обратился Вадим к Эрику. – Ступай следом. Оружие у тебя будет. Месть свершится – и можешь быть свободен.

– Вадим! Прекрати! Отпусти его! – торопливо проговорил бледный, как лист ватмана, Томашевский, с трудом подбирая слова.

– Которого отпустить, милый Тома? – ехидно улыбнулся Вадим. – Того или этого?

– Этого! Вадик, пожалуйста! – он умолял.

– А слабо завалиться на пол, как этот Кирюша?

– Нет, – Томашевский медленно, не нагибаясь, опустился на одно колено, – не слабо.

– Иди, мальчик! Ты же жаждал настоящей мести! – вкрадчиво начал Вадим, внимательно наблюдая сразу за обоими пленниками. – Ну! Проваливай! Чего же ты ждёшь!

– Тому.

– Что прости?!

– Я не уйду отсюда без Томы, – Эрик решительно загородил собой Томашевского.

– А вот это уже действительно интересный разговор, мальчик. В этом месте я даже повторю свой давний вопрос относительно твоего имени. Как тебя зовут?

– Эрик.

– Чудесно, Эрик. Неужели у тебя всё-таки есть мозг, и ты начинаешь вспоминать, как им пользоваться?

– Я и не забывал.

– Ошибаешься. Ведь только сейчас, впервые за всё время, наверное, ты наконец-то задумался о том, что же твоему сердцу дороже: кровавая вендетта или твой друг?

Эрик, потрясённый, казалось, просто не нашёлся, что ответить – второй раз за прошедшие сутки, и Томашевский воспользовался повисшей тишиной, чтобы снова обратиться к Вадиму, устало и просительно:

– Вадь, я один виноват. Меня и наказывай. Делай с Кириллом то, что считаешь нужным, но и в его проступках я тоже косвенно виноват.

– Наручники застёгивал? На стрёме стоял? Плётку подавал, может быть?

– Нет! Да какая разница?! Только не наказывай Эрика! Он просто поддался эмоциям. Нельзя его винить. Он ребёнок ещё!

– М-да, Томашевский… Всегда подозревал, что ты мазохист, но не до такой же степени! Может мне для тебя тоже ремень достать?

– Что хочешь, делай, только прекрати этот спектакль.

– Поосторожнее с обещаниями, Тома! Ты же знаешь, память у меня хорошая! – Вадим становился всё веселее и оживлённее, хитро склоняя разговор в одному ему ведомое русло. – Так что́, мальчик-Эрик, почему ты ещё здесь?

– Я не уйду без Томы, – сурово вынес свой вердикт Эрик.

Вадим, как будто того и ждал, осклабился и театрально захлопал в ладоши.

– Молодцы, мальчики! Ну вот мы наконец-то и разобрались! Поднимай-ка, Эрик, обратно на ноги своего друга сердечного да вези домой, пока он не загнулся прямо у меня в кабинете. А ты, Серёжа, намотай-ка поводок покороче, пока твоя верная псина снова кого-нибудь не покусала.

Томашевский крепко ухватился за протянутую Эриком ладонь и встал.

– Спасибо, – хмуро кивнул он Вадиму, не смея по-настоящему поверить в неожиданное избавление, – нам и правда пора, до свидания, – он ненавязчиво потянул Эрика к выходу.

– Тома… – тихий оклик Вадима остановил Томашевского уже в дверях. – Подожди Эрика снаружи, пожалуйста.

– Что? – насторожился Сергей. – Мы уже попрощались!

– Эрик, всего на пару слов, – настойчиво повторил Вадим.

====== “Тамарочка” – Глава 10 ======

– Тома, насчёт такси не беспокойся, вас отвезут, – Вадим вышел из своего кабинета сразу вслед за Эриком, подхватил обоих своих гостей под локти: одного – под правый, другого – под левый – и подтолкнул к выходу. – Я провожу.

– Зачем это? Мы сами… – возразил Томашевский и по мере продвижения попытался высвободиться, впрочем, безо всякого успеха.

– Воу, воу, дорогой, где же твои знаменитые манеры? – поддел Сергея хозяин заведения. – К чему артачиться? Твой приятель не пройдёт дальше первого патруля, а ты вообще едва дышишь.

– Если бы не ты, я мог бы спокойно отлёживаться дома. Понятия не имею, для чего ты заставил меня приехать.

– Давай будем объективными, я тебя не звал. Ты сам подорвался при первом же намёке на вот это непобедимое, как топор, обстоятельство, – Вадим ощутимо пихнул в бок Эрика. – Заметь, если бы не я…

– Понял, понял. Ты незаменим, твоя помощь неоценима, – тот редкий случай, когда Томашевский не скрывал и даже не пытался скрывать раздражение.

– Это верно, Томка, за тобой должок… – странно симметричная и оттого, должно быть, неприятная улыбка на чересчур худощавом лице с рельефными скулами.

Все черты лица Вадима Барышева были такими – правильными, пропорциональными, одновременно притягательными и отталкивающими. Второе – в большей степени, чем первое. Томашевский не понимал, как человек с подобной внешностью мог работать моделью, пусть даже в прошлом. Хотя, если судить объективно, годы никак не сказались на Вадиме, и при каждой новой встрече Сергею, как и в первый день знакомства, чудилось в его образе нечто инфернальное.

Может быть, секрет крылся в довольно необычном цветотипе Вадима – он был рыжим. Рыжие, как известно, запросто будят в окружающих недоверие, особенно, такие – не энергичные огненно-рыжие, не загадочные каштановые или, наоборот, светлые, пшеничных оттенков, навевающие воспоминания о знойном августе, а невнятные, тусклые, цвета сырого песка.

Вялыми, тягучими завитками пряди отросших волос свисали до самых лопаток, едва прихваченные в небрежный хвост тонкой кожаной тесёмкой с парой нанизанных на неё круглых деревянных бусин и создавали явный диссонанс с дорогим классическим костюмом, галстуком и элегантными оксфордами. Глаза Вадима на бледном веснушчатом лице с красноватыми веками, короткими, белёсыми ресницами и надменно изогнутыми, светлыми бровями казались пустыми – прозрачными и почти бесцветными, как талая вода в весенней, затянутой редкими льдинками лужице. Губы – пухлые, затейливого рисунка, словно окрашенные ягодным соком, резко контрастировали с тоном лица и выдавали натуру хищную, не чуждую порока.

Сама фигура Вадима – высокая, астеничная, с длинными руками, худыми ногами и тонкими, подвижными пальцами вызывала у Томашевского ассоциацию с богомолом, а точнее, с самкой богомола, которая безжалостно отгрызает головы своим нечаянным любовникам.

Сергей познакомился с Барышевым, когда тот был немногим старше его нынешнего – лет двадцати пяти, не больше. Теперь казалось, всё произошло так давно, что обстоятельства, имеющие отношение ко временам их первой встречи, можно смело отнести в разряд неправды: кануло в Лету наивное, беззаветное чувство к Равацкому, да и сам профессор почти исчез с горизонта; студенческая нищета сменилась относительной защищённостью начинающего и небезнадёжного бизнесмена; оказались поверженными романтические идеалы и подростковые комплексы, но Томашевский, как и прежде, чувствовал себя не в своей тарелке, стоило Вадиму появиться рядом.

Барышев, как назло, почти всегда незримо курсировал на периферии личного пространства Сергея, напоминая о себе невзначай то вскользь оброненным словом, то неожиданным звонком или вызывающим сообщением в социальной сети, то пристальным взглядом, то неясного значения улыбкой и не упускал возможности подколоть, тронуть за живое, спровоцировать на глупую оплошность. Они никогда не обменивались новостями или контактами, и Томашевский старался не задумываться, откуда о нём известно столько подробностей. Они не были ни друзьями, ни даже приятелями, да и быть не могли – слишком разные по сути, образу жизни, ценностям, материальному положению и возможностям, но врагами тоже не стали.

Равацкий не единожды предупреждал: «Держись подальше от этого парня, он опасен, поверь», – и Серёжа верил, пытался обходить Барышева стороной, но ровно с той долей успеха, которую тот сам допускал.

Сергей не мог смириться с мыслью, что категорически невзлюбил человека с первого взгляда только из-за его пугающей внешности и пытался найти иные причины. Барышев не был агрессивен или неуравновешен, но говорил много и неспроста, был хитёр, изворотлив, склонен к лицедейству и казуистике. Несмотря на свою природную интуицию, Томашевский никогда не был уверен в истинном смысле слов Вадима и собственной интерпретации причинно-следственных связей в поступках. За все эти годы Сергею так и не удалось понять, чего от него добивается Вадим.

Неопытным юношей восемнадцати лет Томашевский попал в клуб по протекции профессора и довольно долго воспринимался там исключительно в роли его постельной игрушки – не слишком приятное амплуа, но тогда это было совершенно неважно. Серёжа не строил иллюзий на свой счёт и был уверен, что окажется вышвырнут из «Cherry Pie» в тот же день, как расстанется с Равацким, однако ошибся – когда разрыв с профессором оказался слишком очевиден, чтобы продолжать визиты в одиночку, Вадим позвонил сам с приглашением в роли постоянного гостя. Томашевский, отчаянно скрывая смущение, пытался объяснить, что работа в службе эскорта не интересует его, а клиент с пустыми карманами не интересен самому заведению. В ответ тут же было получено клятвенное заверение, что никто ни к чему принуждать его не станет, а бармен всегда готов налить завсегдатаям порцию «Мохито» за счёт заведения.

Сергей всегда был немного склонен к опрометчивым поступкам, поэтому принял приглашение на свой страх и риск. Не откладывая дела в долгий ящик, он отправился в клуб в тот же вечер, и, о чудо, строгий дядечка на входе посторонился и пропустил его без лишних вопросов. Барную стойку Томашевский предпочёл обойти стороной и отправился прямиком на танцпол, не занимая места за столиком. «Началось!» – запоздало напрягся он, когда минут через сорок чья-то властная рука обхватила его поперёк талии и потащила за собой.

– Молодец, что пришёл! Я рад, – загадочно блеснул глазами Вадим и подтолкнул Сергея к низкому диванчику в VIP-зоне. – Обживайся, дорогой, чувствуй себя как дома.

– В смысле?! – лицо Томашевского испуганно вытянулось от мысли, что попался так глупо, и из клуба его больше не выпустят. Его мозг уже лихорадочно работал в поисках путей спасения, когда Барышев от души захохотал:

– Да не переживай ты так! Никто тебя здесь не держит силой! Обрати внимание, все мои мальчики работают здесь исключительно в своё удовольствие!

– Я уже ответил, что такая работа не для меня.

– Значит, хорошо живёшь – вот и весь сказ!

Томашевский на такой вывод лишь с сомнением пожал плечами. Он не считал, что живёт хорошо, надрываясь на нескольких тяжёлых подработках вроде разгрузки фур или ночного бдения у кассы в грязной забегаловке, чтобы оплатить общежитие и хоть как-то питаться, но бедствовал, действительно, не настолько, чтобы «в своё удовольствие» торговать телом.

– Я оставляю этот столик за тобой. Бронируй его, когда соберешься расслабиться у нас.

– Это VIP-зона? – как бы невзначай уточнил Сергей.

– Всё о деньгах печёшься, Томка?! – снова засмеялся Вадим. – Ждёшь, когда настанет час расплаты?!

– Он рано или поздно настанет. Я не настолько идиот, чтобы верить в благотворительность.

– Правильно делаешь, детка, правильно! Но всех тонкостей моего дела не улавливаешь; может, оно и к счастью. Понимаешь ли, мой друг, в качественном вишнёвом пироге обязательно должна быть правильная вишня. Большую часть ягод кладут внутрь и съедают почти не глядя, не всегда обращая внимание даже на вкус – его можно замаскировать, например, сахаром. Другая часть – меньшая, служит украшением и нужна, в первую очередь, для того, чтобы возбуждать аппетит! Глаз не обманешь! Ты, мой хороший, идеально подходишь на эту роль. Отдаваться на съедение или нет – решать тебе. По крайней мере, на территории клуба ты в безопасности.

– То есть мне не нужно делать ничего… такого?

– «Такого»?! Ох, Тома-Тома, если ты такой фанат товарно-денежных отношений, приходи ко мне лично. Хоть днём, хоть ночью. Я спишу любые твои долги. Ради такой чудной вишенки… – голос Вадима окрасился пошлыми, мурлыкающими интонациями.

– Ч-что?! – Сергей едва переборол желание отодвинуться.

– Я уже сказал, это не обязательно. Повторять мне лень, – Вадим в одно мгновение переключился на сухой деловой стиль, а спустя секунды Барышев снова продолжал с придыханием:

– На самом деле, моя голубая мечта… – он отпил из принесённого официантом бокала и картинно закатил глаза. – Голубая. Мечта. Ха-ха. Увидеть тебя в группе моих танцоров, – неожиданно бурный хохот.

Томашевский совершенно не поспевал за сменой масок на лице хозяина клуба и окончательно растерялся:

– Я не умею танцевать стриптиз… – Сергей растерялся настолько, что совсем забыл о своём принципиальном отношении к подобному ремеслу.

– Ха-ха, ты уже начинаешь мыслить в верном направлении, малыш! Как легко заморочить тебе голову! Ещё чуть-чуть, и ты сам захочешь попробовать! Кстати, за ночь можно заработать столько, что на месяц с чистой совестью забудешь о разгрузочно-погрузочных работах и сможешь спать спокойно! Ты не создан для того, чтобы работать на износ. А насчёт твоего неумения… Ты на танцполе такое вытворяешь…

– Какое?

– В общем, если выйдешь на сцену и станцуешь так, как делаешь это обычно и время от времени будешь скидывать с себя одежонку по мелочи, публика будет в восторге.

– Я не хочу! – от возмущения Сергей мотнул бокалом и опрокинул половину мохито себе на рубашку.

– Кто бы сомневался, милый! «Не хочу» – твоё жизненное кредо!

– Моё жизненное кредо – «надо»!

– Это значительно упрощает дело, потому что мой девиз – «Поживём – увидим»! – Вадим ловко, как кузнечик, вскочил на ноги. – Ну! Бывай, дорогой!

Слова своего Барышев не нарушил: ни разу ни к чему не принуждал Томашевского, но тем не менее, девиз его полностью оправдал себя. Серёжа полностью уверовал в него, когда решился станцевать стриптиз на публике. Это был тот случай, когда Томашевскому в очередной раз пришлось сказать себе «надо» – иным способом быстро заработать сразу на новый ноутбук, взамен безнадёжно испорченного, и предварительный взнос за съёмное жильё не представлялось возможным, а оставаться в общежитии после заселения новых соседей становилось просто опасным – второго шанса отбиться от гоп-компании могло не предоставиться.

Вспоминался тот вечер часто, как это обычно и бывает с теми событиями, которые хочется вычеркнуть из жизни. После долгих бессонных ночей и нервозных будней Томашевский научился смеяться над собой, над прошлым и постепенно стал воспринимать своё выступление как забавное приключение, но тогда… Он не помнил в своей жизни страха и стыда более жгучего, чем испытанные в тот раз.

Несколько порций крепкого алкоголя, подсунутые сердобольными мальчиками из группы подтанцовки и опрокинутые залпом на голодный желудок, едва ли добавили храбрости, однако на подиум Серёжа всё-таки вышел: зажмурился, сказал себе «надо» и шагнул к шесту. «Представь, что ты танцуешь для одного-единственного!» – шепнул ему кто-то перед началом шоу – он точно не помнил, кто это был. Какая разница, если придумать персонального зрителя не получилось, потому что того самого «единственного» просто не существовало. Голова начала кружиться, и глаза пришлось открыть, чтобы банально не потерять ориентацию в пространстве: упасть в бушующее море похотливых взглядов, животных стонов, грязных прикосновений, похабных улыбок – всё равно что выкупаться в помойной яме. Чужие руки протянулись со всех сторон в попытке прикоснуться.

«Что я творю?! Это когда-нибудь закончится?» Музыкальная дорожка тянулась дольше вечности. Он улыбался и танцевал, стараясь не слышать рёв толпы: «Соберись, Тома! Надо!»

Барышев ждал у входа в гримёрку. Томашевский попытался вспомнить, видел ли его в числе зрителей, но в голове плыло так, словно сразу весь выпитый ром поступил прямым переливанием в вену. Он едва помнил себя. Взгляд Вадима – разочарованный и презрительный подсказал ответ.

– Что ты творишь?! – Барышев прямо на ухо прошипел тот вопрос, который Сергей задавал сам себе все прошедшие сутки.

– Твоя голубая мечта. Уже не актуально? Я опоздал?

– Как же это я сразу-то не сообразил, что ты для меня стараешься? – съязвил Вадим. – Только ты не учёл одну малость: я предпочитаю приватные развлечения, – губы Барышева кривились, глаза пылали раскалёнными углями, и он был страшен, как никогда прежде.

«Ты развлечение, Тома. И даже не приватное», – возразить самому себе было совершенно нечего, и Сергей просто вперился взглядом в угол.

– Если я не выйду после перерыва, мне не заплатят?

– Так ты опять о деньгах? Что, так припекло?!

Томашевский угрюмо молчал.

– Во что ты вляпался, говори!

– Понятно. Значит, не заплатят.

– Наркотики?! Покажи руки! Живо!

Томашевский вскрикнул и попытался вырваться, когда его руки оказались вывернуты сгибами локтей к свету.

«Зря позорился», – отстранённо пронеслось в пьяном мозгу Томашевского за секунду до того, как у него созрела ещё одна идея:

– А если я станцую специально для тебя?

– Не пойдёт. Либо ты рассказываешь честно, что произошло, и получаешь свой заработок, либо уматываешь к чёртовой бабушке, потому что оплате подлежит только полностью отработанная смена. И прикройся уже, – в лицо Сергею полетел сдёрнутый с плеч Вадима пиджак, источающий ароматы дорогих духов и роскоши.

Первым побуждением Томашевского было встать и уйти. Вторым – плюнуть на гордость и вывалить Барышеву всё как есть. Он предпочёл здравый смысл: закутался плотнее в ткань, ещё хранящую тепло чужого тела, и заговорил, с трудом подбирая слова.

Сергей так и не понял, поверил ли его рассказу Вадим: с точки зрения циничного сводника, подобного сорта проблемы, скорее всего, выглядели полным абсурдом. Так или иначе, обещанные деньги были выданы. Причём сумма показалось Томашевскому сопоставимой не с заработком стриптизёра-новичка, а с ночной выручкой целого клуба.

Ясно, что правдой это быть не могло, потому что финансовые потоки в «Cherry Pie» крутились просто сумасшедшие, только всё равно для студента из глубинки это было очень много.

– Удивил ты меня, Серёжа. Не ожидал. Теперь одевайся и вали домой, Буратино, да не забудь купить азбуку. Я проверю, – в сердцах выговаривал Вадим. – Постарайся больше не наживать себе проблем, я тебя умоляю. А если уж случится что, прежде чем бросаться в омут головой, приди сперва ко мне.

– Спасибо. Я всё отдам. Не сразу, конечно…

– А кто сказал, что ты мне должен?

– Разве нет?

– Ты заработал. Когда действительно окажешься в числе должников, я не премину оповестить, запомни…

Томашевский запомнил хорошо. После той истории он приложил все силы, чтобы не наделать глупостей и не подставить самого себя снова. Он всегда был начеку. Особенно, с Вадимом. Каждую секунду нынешнего вечера Томашевский ожидал подвоха, а Вадим словно бы дожидался шанса устроить тот самый подвох. И вот, наконец, настал момент истины – Вадим нашёл повод засчитать «должок».

– Какой должок?! – Тома даже не пытался изобразить любезность.

– Да! Какой-такой должок?! – по обыкновению грубовато влез в разговор Эрик.

– Поживём – увидим… – мечтательно зажмурился Барышев, а у Томашевского неприятно похолодело за грудиной.

– Разве мы не договорились, что у тебя нет ко мне претензий?! – определённо, Рау решил не оставлять Томашевскому ни единой возможности ответить за себя.

– Договорились, – утвердительно кивнул Вадик, – с тобой. С Томой – нет.

– Как это?! – начал снова встревать Эрик.

– Не твоего ума дело, пацан, – надменно прервал гневную тираду Эрика Вадим и указал на стоящий под фонарём тонированный «джип». – Вам налево, мне направо – вот и до свидания, – он скрылся в недрах клуба, как хорёк в своей норе, ничуть не заинтересованный в задержке отъезда беспокойных гостей.

Необходимое было сказано. Сергей Томашевский привык платить по счетам – дело принципа.

«Попался…» – он всегда знал, что если даст повод, то уже не отделается лёгким испугом, как случилось в первый раз.

====== “Тамарочка” – Глава 11 ======

«Должок» – это слово не давало покоя, засело занозой под ногтем и болезненно дёргало где-то в той области души, где должна бы у нормального человека обитать совесть. Эрик всегда с особой гордостью демонстрировал отсутствие оной окружающим и сам искренне сомневался в её наличии, но сегодня уже не в первый раз всерьёз задумывался о том, где она шляется и почему появляется только для того, чтобы наказывать. Нет бы для начала объяснить своему подопечному вероятные последствия некоторых его порывов.

Заноза уколола с новой силой, услужливо подсовывая воспоминания о том, что были и предупреждения, и объяснения, и даже тщетные попытки помешать. Эрику было плевать на них тогда, плевать и сейчас: тому хлыщу, определённо, стоило вломить по первое число.

Тупая и наглая рожа безмозглого качка мгновенно встала перед глазами. Смазливая, впрочем, рожа, и фигура что надо, и деньжата водятся – по тачке сразу видно.

«Вот значит, какие тебе нравятся, Тома? Мажорики с большими бицепсами и дорогими тачками?!»

Эрик презирал таких, предпочитал жить скромно, как все, хотя денег, скопленных отцом за годы дальнобоя хватило бы не на одну такую «бэху». Батя не раз на полном серьёзе предлагал купить хорошую машину, даже пытался хитростью затащить в автосалон, словить на живца, так сказать, рассчитывал, что перед осязаемым соблазном сын не устоит, но Эрик оставался непреклонен: решил заработать сам, и на этом точка.

Кирилла Эрик никак не счёл бы достойным своего внимания, если бы не Тома. Только сознание, что вот это напыщенное ничтожество сперва умудрилось втереться в доверие к его Томе, а после посмело поиздеваться над его Томой, превратило презрение в слепую ненависть.

– Простите за беспокойство, вас, случайно, не Кириллом зовут? – как можно вежливее поинтересовался Эрик – вдруг ошибка?

– Случайно – Кириллом, а что? – с вызовом ответил качок и сам не понял, что по неосторожности высек искру.

Именно этой крохотной искры и не хватало Эрику для куража:

«Да ты ещё и хамло!» – он воспламенился мгновенно – и понеслось.

Дрались отчаянно, на убой. Кирилл брал силой, массой тела, Эрик – скоростью, умением, настроем. Он не чувствовал ни боли, ни крови – только жажду уничтожить.

– Какого хрена тебе нужно, сопляк?! – прохрипел Кирилл, когда Эрику, наконец, удалось повалить его лицом вниз.

– Ненавижу гомиков!!! – рыкнул Эрик, норовя расквасить противнику нос об асфальт, но вместо этого стёсывая в кровь, как о наждачку, щёки и подбородок.

– Тебе нужен был я! Зачем?!

– Так я тебе и сказал! Думай! Как додумаешься, скажи «пылесос»! Только это нихрена не сработает! – Эрик с силой вывернул предплечье Кирилла за лопатку и надавил коленом.

Ещё чуть-чуть, и сустав должен был выскочить из суставной сумки, но манёвр давался с трудом – тренированные мускулы подавались туго.

Охрана подоспела совершенно не вовремя. Эрик чувствовал себя буквально в миллиметре от победы, когда оказался вздёрнутым вверх и опрокинутым на землю в той же позе, что и поверженный враг. Эрик был готов к тому, что его изобьют, сдадут в полицию на худой конец, но ему лишь отвесили пару тяжёлых пинков в живот, скрутили руки и поволокли внутрь клуба.

Вадим – как-то его назвали ещё и по отчеству – Эрик не запомнил – назвался хозяином клуба. Тощий, инфернальный тип похожий на кобру, умудрившуюся выпрямиться и встать во весь свой двухметровый рост – очень высокий, очень худой и гибкий, даже причёска его отдалённо напоминала расправленную складку змеиного капюшона. В отличие от Кирилла, Эрик уставился на него во все глаза, не испытывая ни малейшего страха, лишь любопытство. Парень казался почти ровесником и ничуть не походил на воображаемый образ элитного сутенёра – махонького, обрюзгшего дядечки лет пятидесяти, мерзкого и откровенно смешного в попытке начесать на лысину жидкие, длинные прядки седеющих волос.

Вадим был другой: подвижный, умный, манерный, но не лишённый чувства юмора и способности различать оттенки серого.

Говорить Эрик отказался наотрез, но и без его подсказок Вадим, кажется, знал Томашевского, и неплохо, судя по тому, как быстро он сделал выводы из невнятного описания Кириллом «конфетного Серёжи», который был хорошеньким брюнетиком и «тем ещё шалуном».

На этом месте Эрику почти удалось вывернуться из рук некстати расслабившегося секьюрити. Не получилось, он получил хороший тычок под рёбра и оказался усаженным в мягкое, глубокое кресло, из которого не вдруг-то выскочишь. Жаль, уж очень руки чесались ещё разок от души съездить по надменной физиономии, с которой даже хорошая трёпка не стёрла бы отпечаток похоти. Вадим тем временем понимающе хмыкнул и вытащил из кармана телефон. Вызываемый абонент не спешил снимать трубку, и если дозвониться предстояло до Сергея, то всё выглядело логично: перед уходом Эрик не только основательно подчистил содержимое его контактов, но и на всякий случай проверил, точно ли отключен звук, чтобы никто не потревожил его сон. Стоило выбрать режим «Полёт» или вовсе вырубить питание, чтобы уж наверняка. Нет, стоило вынуть аккумулятор и забрать его с собой. Впрочем, жалеть о чём-либо было поздно, Вадим невесть как умудрился дозвониться:

– Тома, милый, это ведь ты? – с издёвкой растягивая слова мурлыкнул Вадим.

«Тома!» – Вадим не ошибся в своём предположении, с лёгкостью опознал «конфетного Серёжу», описанного извращенцем. Вот в этот самый момент совесть и уколола Эрика впервые после драки. Тома должен был остаться в стороне, должен был спать до утра на своём продавленном диванчике, дышать пылью с побитого молями ковра на стене и ничегошеньки никогда больше не услышать о покалечившем его садисте. Не получилось, Тома мгновенно сорвался в путь.

– Да-да-да, точно! В клубе его называли Томой! Это он! – тем временем облегчённо изливался Кирилл, по всей видимости решивший, что правосудие отныне на его стороне.