Текст книги "Девочка Дьявола. Без иллюзий. Книга четвертая (СИ)_"

Автор книги: Dave Gahan Admirer Violator

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Глава 30

Мы летели из Каталонии на частном джете с Авророй, Кармен, доньей Долорес и ее дочерью Терезой. Сеньора дель Алькасар попивала бодрящий испанский “ларго” и без умолку рассказывала о том, как ей было приятно освежить воспоминания о Приорате и его винодельнях. Я сидела напротив, наслаждалась ароматным американо и, слушая ее нескончаемые рассказы, улыбалась, с удовольствием отвечая на вопросы.

Несмотря на то, что андалузскую южную жизнь можно было назвать тягучей, утомленной солнцем, а самих испанцев неторопливыми с их неизменной мантрой “маньяна” и склонностью к эпикуреизму, время в этом солнечном раю шло для меня в бешеном темпе.

Сегодня была уже среда. Ричард с доном Агустином утром вылетели в Картахену – как оказалось, там были верфи для строительства подлодок, а меня под свое крыло взяла Донья Долорес, или, как она просила себя называть, Лола.

Как и говорила Кармен, испанцы и правда были открытыми людьми – учитывая социальный уровень семьи дель Алькасар, Лола вела себя достаточно просто, а как только узнала, что моя мама ушла, как-то по-особому начала ко мне относится, будто желая не то, чтобы заменить мать, но приблизить меня к своей семье. Я была дружелюбна, искренна и благодарна этой женщине за радушие, но старалась не навязываться и держаться на расстоянии. Правда, проведя с Долорес и ее дочерью весь день, уже сама чувствовала себя более раскрепощенной.

Этому способствовала не только открытость Лолы, но и пропитанная солнцем аура Испании с ее щедрым на приветливость менталитетом и шумным темпераментом, с ее бескрайними оливковыми плантациями и виноградными лозами на склонах гор, с ее каменными жаркими мостовыми и ежечасным звоном церковных колоколов – все это проникало глубоко под кожу, попадало в кровь с каждым вдохом и новым ароматом, и ты сама уже не понимала, как становишься частью многовековой культуры и традиций.

Юг Испании в целом и Андалусия в частности, с ее слепящим солнцем, обильной зеленью, синим безоблачным небом, запахом кофе и хамона, были похожи на хитану, танцующую фламенко под гитарные переливы – яркую, раскрепощенную, экспрессивную.

Слушая рассказ Терезы о том, как они с мужем ездили на Пальму-де Майорку, где планировали купить дом, я опустила взгляд на свой сотовый и, зайдя в СМС, улыбнулась, перечитывая последние сообщения.

Как и в Азии, я решила продолжить традицию делиться своими впечатлениями с Ричардом о новых увиденных местах. Я старалась не надоедать, но все равно высылала небольшие фотоотчеты о наиболее запомнившихся местах.

Вот я у Кафедрального Собора Малаги, или, как его еще называют, однорукого собора. Ода ренесансу. Однако, в связи с тем, что его строили более двухсот лет, это явно отразилось на его архитектуре, где можно было отметить наряду с элементами готики, стили барокко и классицизма. Я прикасалась к прогретым солнцем стенам и понимала, что эти камни видели многое и многих – здесь чувствовалась многовековая жизнь Испании, эти камни дышали историей. Интересным оказался и тот факт, что храм был возведен на месте бывшей большой мечети, как символ победившего христианства, демонстрацией величия католической церкви.

Нам повезло – мы приехали как раз на службу, и мне посчастливилось услышать орган. Величественный, божественный, монументальный. Стоя на коленях посреди Собора, сложив руки в молитве, я чувствовала себя так, будто находилась внутри музыкального инструмента. Густые звуки отражались от стен и купола и создавалось ощущение, что они обволакивают меня со всех сторон.

Я сфотографировала огромные двери Собора, выполненные в готическом стиле, и отправила сообщение Ричарду:

“Я знаю, что ты не веришь в Бога. Но все же я помолилась за тебя. Понимаю, тебе это не надо, но пусть я буду той, которая всегда будет просить у Высших Сил за тебя.”

А вот я в Марбелье, наконец-то на бульваре дель-Мар, у скульптур Сальвадора Дали.

Фото “Обнаженной, поднимающейся по ракушке”, и мое сообщение Ричарду:

“Моя Женственность, которая стремиться вверх по спирали твоей вселенной, к тебе.”

– В следующий ваш приезд обязательно поедем в Барселону, – отвлекла меня донья Долорес, обращаясь ко мне.

– Очень хочу посмотреть на архитектуру Гауди и великую "Саграда-Фамилия", – поддержала я беседу, а в моей голове уже созрел план попросить Ричарда отпустить меня в Барселону на весь день, пока он работает.

– Еще успеется, – кивнула она и добавила: – Не забудь, сегодня мы все ужинаем в девять.

– Надеюсь, дон Агустин с Ричардом успеют приехать из Картахены к ужину, – с сомнением в голосе произнесла я.

– Должны, – кивнула она. – Мой каудильо обещал.

– Каудильо? – переспросила я.

– Это титул Франко, – усмехнувшись, пояснила Тереза.

Я лишь коротко кивнула, памятуя, что тема франкизма была табу для испанцев, как предупреждала Кармен, но Лола продолжила, жестикулируя:

– В нашей семье мы об этом говорим. К слову сказать, моя семья перенесла не самый лучший период, а вот семья моего мужа была франкистами.

– Дедушка до сих посматривает на папу не по-доброму, – рассмеялась Тереза.

– Если не секрет, как вы познакомились? – спросила я, заинтригованная этой историей.

– На Святую неделю. Я уже училась в университете Малаги. Как сейчас помню, мы пошли с подружками в чирингито. Там начались танцы. Агустин подошел к нашему столику и сказал, что я танцую как истинная испанка, – ответила она, делая красивый жест рукой. – Так и познакомились.

– Мама шикарно танцует, – с гордостью в голосе произнесла Тереза.

– Дон Агустин тоже из Малаги?

– Нет, он мадриленьо. Его род знатный, – задумчиво произнесла Донья Долорес и, грустно улыбнувшись, добавила: – Его родители были против меня, да и мой отец не хотел родства с франкистами.

– Как Ромео и Джульетта, только со счастливым концом, – грустно улыбнулась я.

– Когда дедушка ворчит, мы иногда пугаем его “Влюбленными из Теруэля” и тогда он успокаивается, – усмехнулась Тереза.

– Влюбленные из Теруэля?

– Испанские Ромео и Джульетта. Реальная история, кажется, тринадцатого века, – пояснила Кармен.

– Как интересно, – поддержала я беседу, а она, увидев любопытство на наших с Авророй лицах, начала в подробностях рассказывать о печальной судьбе влюбленных.

– Жарко сегодня, – произнесла Лола, сделав очередной глоток “ларго” и, несмотря на прохладу в салоне, достала из сумочки веер. Распахнув его с элегантностью грандессы, она начала вальяжный ритуал, и я улыбнулась – еще одна красивая традиция испанских женщин.

Я завороженно рассматривала богатый ажурный аксессуар, вышитый голубым шелком, а она, поймав мой взгляд, кивнула.

– Подарок моей младшенькой доченьки на день рождения, – с любовью в голосе произнесла она.

– Очень красивый веер. Добавить кружевную мантилью, и можно позировать придворному живописцу Гойе или Алисалю.

Долорес растянула губы в улыбке, отмечая комплимент, а Аврора, сидевшая на просторном диване с буклетом “гид по Испании”, добавила:

– Тонкая работа. Я видела в одной из лавочек в Малаге шикарные платки с вышивкой такой же техники.

– Мантон-де-манила, – кивнула Донья Долорес.

– У мамы этих шалей не счесть! – усмехнулась Тереза, а Лола пустилась в увлекательный рассказ о том, что ее мама, как и сама она, большая любительница этого красивого аксессуара.

– Я вам непременно подарю по платку, – произнесла она, выставив руку в красивом жесте и, судя по ее тону, возражения не принимались.

Самолет начал идти на снижение, когда я услышала тихий, но встревоженный голос Авроры, отвлекший меня от мыслей:

– Куда мы приземляемся? Разве не в Малаге, откуда вылетали?

– По расписанию в аэропорт Гибралтара, – ответил все это время молчавший Макартур, и Кармен в подтверждение его слов кивнула.

Аврора ничего больше не сказала, но, поймав ее встревоженное состояние, я повернулась к иллюминатору.

Я внимательно присмотрелась к мысу, куда мы приближались, к серому длинному полотну с ярко-белыми указателями, и ахнула от удивления – единственная взлетно-посадочная полоса уходила в море.

– Должно хватить, – послышался спокойный голос Макартура, и я, бросив на него быстрый взгляд, улыбнулась, отмечая, что он хотел успокоить не на шутку встревоженную Аврору.

Как и сказал Макартур, полосы нам хватило, чтобы приземлиться, но когда я увидела в иллюминаторе, как мы заворачиваем у края взлетно-посадочной полосы, тоже немного испугалась, что сейчас джет пойдет под воду.

Уже в машине я откинулась на удобное сидение и, наслаждаясь тишиной, выдохнула – весь день слушая рассказы моих новых испанских знакомых, я ни на секунду не оставалась одна, что немного мешало прислушаться к себе и своим ощущениям после знакомства с очередным новым местом.

Достав сотовый, я рассматривала фотографии, сделанные на винодельне, и улыбалась, вспоминая рубиновое вино с плотным, терпким вкусом, насыщенным фруктовым ароматом и солнцем.

Исследуя эти новые ощущения, которые я непременно собиралась положить в свой фотоальбом памяти, я все еще чувствовала привкус вина на губах, которое бежало по моим венам вместе с кровью и давало неимоверную силу, пропитанную солнцем и солью земли.

Рассматривая фото с бокалом тягучего темно-красного эликсира, я улыбнулась – иногда, находясь в жестких тисках своего мужчины, я как никогда ощущала себя красным густым вином, которое он пил, впитывал, высасывал из меня каждую ночь и утро.

Я вспоминала, как он любил ставить на моей груди и шее засосы или укусы – то малое проявление эмоций Ричарда, на которые с недовольством смотрела Аврора, пока я нежилась у бассейна. Иногда мне казалось, что он хотел меня выпить всю, до дна, высосать из меня жизненную энергию, после чего я чувствовала себя совершенно обессиленной. Но я не возражала – я щедро дарила ему себя и хотела верить, что благодаря этому он был таким бодрым и мог работать в режиме нон-стоп многие часы.

Еще ощущая на кончике языка привкус темного рубина, я глубоко вздохнула, вспоминая нашу с Ричардом ночь, его терпкий мужской запах на своем теле, его горячую ладонь на моей груди, рот на шее, а в голове уже возникал ворох мыслей, который, закружив, словно водоворот, начал вырисовывать строки, словно волны. Сначала они были неровными, с хаотичным всплесками разной длины, но постепенно мысли становились все размеренней, и вот уже слова ажурно вились в арабеске, создавая неповторимый узор из рифм.

Быстро, чтобы не забыть, я начала записывать в телефоне родившиеся строки, опасаясь, что я упущу ту тоненькую нить связи с творческим началом, а мои пальцы порхали по клавиатуре со скоростью света, записывая вслед за мной рождение стиха, выравнивая рифму.

Наконец, поставив точку, я остановилась и, перечитав результат своих душевных усилий, улыбнулась.

Прикрепив к этому стихотворению одно из моих фото на винодельне, я без колебаний отправила послание Ричарду.

Ты меня пьешь, как вино, по глоткам,

Дай Бог, я хотя бы Шато Лафит,

Я всё содержимое вен отдам,

Это тебе всё принадлежит.

Ты меня пьешь иногда, как родник,

Жадно, жажду свою утоляя,

Ритмично двигается кадык,

Пей, родной, я сама умоляю.

Ты меня пьешь, я в тебя протекаю,

Под кожу твою я желаю поглубже,

Вплетаюсь, вгрызаюсь и прорастаю,

Ты пей. Я твоя. Ты очень мне нужен.

И где-то во тьме твоей дотянувшись

До центра, дотла обжигающего,

Я становлюсь не только дающей,

Но временно и поглощающей.*

________________________________________

* Автор стихотворения Shape of My Heart.

Глава 31

– У вас все в порядке? – отвлекла меня Аврора от мыслей и я, взглянув на нее, поняла, что она, вероятно, поймала мое состояние творческого вдохновения.

– Да, в полном, – улыбнулась я и, чтобы ее отвлечь от своей персоны, спросила: – Вам понравилась поездка?

– Очень! – загорелись ее глаза. – Было интересно узнать, как делается вино. А какие просторы, столько зелени. Запах какой пряный, сладкий.

– Да, думаю, в пору урожая, там еще живописнее, – поддержала я ее.

– А что такое каудильо? – внезапно спросила Аврора. – Постеснялась спрашивать у Кармен.

– Предводитель, вождь, – пояснила я, а про себя подумала, очень хороший титул для моего Дьявола в испанском антураже, нужно запомнить.

В машине воцарилась тишина, а я вновь перевела взгляд на свои послания Ричарду, желая воссоздать в памяти увиденное.

Я перелистнула свой фотоальбом и оказалась в музее Кармен Тиссен с его невероятными работами испанских художников XIX века.

“Порочность. Фатальные женщины в современном искусстве” – прочитала я на стене название одной из экспозиций и, улыбнувшись, ступила в этот темно-красный храм воспевания похоти.

Я ходила по залам, изучала великолепные полотна с обнаженными женщинами в чувственных позах и осязала темную тягучую энергетику порока. Если в скульптуре Сальвадора Дали “Обнаженная в движении вверх” я увидела полет к небесам, в космос своего мужчины, то здесь я отчетливо почувствовала парение вниз – красивое падение в пропасть к своему Дьяволу на крыльях, нарисованных великими художниками.

Мне хотелось прикоснуться к мантилье обнаженной испанки, воспеваемой Сулоагой, с его сочной гаммой красок в сочетании со строгостью испанской классической школы.

Я желала поправить грациозной обнаженной натурщице испанскую шаль на полотне Донгена с его страстным фовизмом, но больше всего мое внимание привлекла “Ночь Евы” – одна из работ знаменитого Массеса, великого колориста и представителя движения арт-деко. В свое время его “Обнаженная Саломея” наделала очень много шума в одной из лондонских галерей, вплоть до того, что ее сняли с экспозиции. Но талант всегда найдет дорогу к признанию и успеху. Критики называли его работы лирической драмой, торжеством язычества и тонкого интеллектуализма. Что ж, они были правы. С жадностью изучая его “Ночь Евы”, я чувствовала себя так, будто сама позировала художнику, настолько точно эта картина перекликалась с моим внутренним ориентиром, настроенным на моего мужчину. Каждую ночь в объятиях Дьявола я чувствовала именно подобное искушение, и моя чистая Ева трансформировалась в порочную Лилит.

Облизнув губы, я улыбнулась и, сфотографировав картину, отправила Ричарду вместе с сообщением:

“Квинтэссенция соблазненной Евы. Декаданс, созданный Дьяволом”.

– Что там за ужин у вас намечается в девять вечера? На открытом воздухе? – опять меня отвлек голос Авроры, и я вновь вскинула на нее внимательный взгляд.

– А вы не поедете?

– Нечего мне там делать, – махнула она рукой.

– Не знаю. Но это не официальный прием. Кармен проинформировала, что форма одежды свободная, но нарядная, ресторан где-то на берегу моря недалеко от Сотогранде, – пожала я плечами. – Ричард сказал, что подъедет сразу туда.

– Прохладно на улице, у моря в особенности. Одевайтесь потеплее, – то ли предлагала, то ли настоятельно советовала Аврора.

– Надену свое голубое платье до пят с расклешенной юбкой, – кивнула я и, вспомнив о засосе на шее, добавила про себя: “И его высокий воротник хорошо скроет отметины Ричарда”.

– Это то, которое вы купили в Малаге? С тонкой вышивкой “ришелье”?

– Ну да, – подтвердила я и спросила: – Вы мне сделаете прическу?

– Как по мне, к этому платью лучше подойдут распущенные волосы.

– В образе хитаны? – рассмеялась я.

– Еще одно непонятное слово…

– Цыганка, – пояснила я, и Аврора кивнула в знак одобрения моего образа.

Ровно в девять часов я в сопровождении Макартура стояла у ресторана на берегу моря. Как оказалось, Лола зарезервировала клуб под названием «Trocadero», мы были приглашены на ужин, больше похожий на дружеско-семейный, и сейчас меня окружала масса незнакомых людей. Столы были сдвинуты к одной стене и открывали через французское окно шикарный вид на вечернее, темнеющее в багровых отблесках море.

Гости, не стесняясь, уже вовсю ели холодные закуски, пили сангрию и разговаривали так громко, что уже через минуту в ушах звенело от испанской экспрессивной речи. Лола, увидев нас, тут же пошла нам навстречу, в очередной раз меня расцеловала и, вручив бокал с ледяной сангрией, начала знакомить со всеми присутствующими. В этот раз услуги Кармен очень пригодились, так как многие не говорили по-английски, и это даже немного радовало, потому что я была избавлена от половины вопросов, посыпавшихся от дружелюбных, но совершенно не знавших, что такое личное пространство, испанцев. Здесь были и пожилые пары, и пары среднего возраста, и молодежь, и даже дети, которые носились по террасе и кричали, что было мочи. Меня представляли как “новию” мистера Барретта, гости улыбались, радостно меня обнимали, но иногда казалось, что на меня смотрели, как на заморскую диковинку, которую все хотели пощупать и расцеловать.

– А что такое “новиа”, – тихо спросила я у Кармен.

– Невеста, – не задумываясь, ответила переводчица, и я смутилась.

– Но я не являюсь невестой Ричарда, – поправила я ее, не желая недоразумений.

– Об этом можете не волноваться, – успокоила меня Кармен. – Независимо от намерений, любая девушка, встречающаяся с парнем, зовется невестой, а ее парень женихом.

– Как в старину, – улыбнулась я.

– Да, вы правы, можно сказать, это шлейф из прошлого, – кивнула Кармен, а к нам уже приближалась Лола с девушкой-тинейджером.

– Это моя младшенькая, Лурдес, – познакомила она нас, а девушка поприветствовала меня на ломаном английском и замолчала.

– Вот, не хочет учить английский! Теперь пусть пожинает плоды своей лени, – усмехнулась Лола и, сжав щеку Лурдес, сладко ее поцеловала.

В этом простом и в то же самое время эмоциональном жесте было столько любви, беспокойства и заботы матери, что я невольно улыбнулась.

– Мужчины уже вернулись из поездки. Но сейчас они на верфи в Сан-Фернандо. Как оказалось в Картахену приехал еще один партнер дона Ричарда, и сейчас они что-то обсуждают в офисе, – кивнула Долорес.

“Наверное, мистер Госс приехал”, – подумала я, памятуя, что именно с ним у Ричарда были дела в области производства подводных лодок.

– Как только подъедут, будем подавать горячее, – между тем громко проговорила сквозь шум ресторана Лола.

Я посмотрела на часы, которые уже показывали половину десятого, и спросила:

– Ничего, что дети не спят? Не поздно?

– Mi cielo, наши дети гуляют с нами до тех пор, пока мы сами не идем спать, – улыбнулась она.

– Замечательная традиция, – улыбнулась я в ответ, наблюдая как мальчишка лет десяти гонялся за девочкой такого же возраста между столиков, и по их лицам было видно, что они совершенно счастливы.

– Кстати о традициях! – сжала она мое плечо и протянула коробку, обернутую подарочной бумагой. – Это тебе подарок, чтобы было что вспомнить об Испании.

Несмотря на то, что гости хором говорили между собой, все повернулись в мою сторону, а я, смущаясь и краснея от столь пристального внимания, открыла крышку и затаила дыхание. В коробке лежала шикарная шелковая шаль ярко красного цвета с тончайшей вышивкой, а рядом кружевной веер в тех же тонах и с таким же шелковым орнаментом.

– А это сеньорите Авроре, – добавила Лола, передавая мне еще одну коробку в пакете.

“Господи, это же стоит целое состояние…” – хотела выпалить я, но тут же прикусила язык, понимая, что подобные реплики не к месту.

– Огромное спасибо! – поблагодарила я, осторожно прикасаясь к вышитому цветку, а Лола, совершенно счастливая, тут же распорядилась: – Ну-ка достань, примерь, тебе должно пойти.

Все гости одобрительно закивали, и я, все еще заливаясь краской и становясь одного цвета с подарками, достала платок и накинула поверх плеч.

– Настоящая испанка! – послышалось со всех сторон, кто-то зааплодировал, а я, все еще смущаясь, обняла Лолу в знак искренней благодарности.

Чтобы не обидеть хозяйку, я так и осталась сидеть в этой яркой красной шали, с которой гроздьями свисала красивая бахрома, как внезапно все пространство залили звуки гитары и яркие протяжные голоса.

Я повернула голову ко входу и замерла – в нашу сторону шли три потрясающе красивые женщины в ярких нарядах, хлопая в такт и вытанцовывая фламенко.

Под разливистые гитарные напевы началась феерия красок, гости тут же подхватили ритм и хлопая, начали подпевать испанским грациям.

– Боже, это невероятно красиво! – тоже хлопая в такт шептала я Лоле, не смея отвести глаз. – Я думала, танго один из самых эмоциональных танцев, но теперь понимаю, что фламенко ни в чем ему не уступает.

– На самом деле это не фламенко, а севильяна, – кивнула Лола.

– Севильяна?

– Народный танец из Севильи. Его считают разновидностью фламенко, но моя мама всегда считала это заблуждением.

А между тем, к танцующим испанским грациям уже присоединилось несколько женщин из числа гостей, и наш ресторан превратился в народное испанское гулянье.

Рассматривая, как грациозно и легко двигались совсем не худенькие испанки, я покачала головой.

– Это, наверное, неимоверно сложно. Но Боже, как они двигаются, сколько грации и достоинства, – продолжала я петь оды этому заводному танцу. – Сколько страсти и эмоциональности!

– Эти движения знают все с детства, – покровительственно улыбнулась хозяйка.

– Да, для этого нужно родиться испанкой, – улыбнулась я, завороженно наблюдая за очередным арабеском.

– Хотите я вас научу?

– Нет, что вы, я не смогу так, – замотала я головой, а про себя добавила “я уже один раз потанцевала на пьяную голову в чужой стране, и из этого ничего хорошего не вышло”.

Но как оказалось, донья Долорес слова “нет” не принимала.

Она встала из-за стола и, приняв горделивую позу, протянула мне руку.

– Я хочу вас научить истинно испанскому народному танцу. Вы против?

Ситуация сложилась неловкая – я понимала, что мой отказ был бы совершенно бестактным и мог обидеть и Лолу, и ее гостей, и всю Испанию вместе взятую с их радушием.

“В конце концов, я танцую с самой хозяйкой этого вечера, что со мной может произойти?

Дружеская атмосфера. Я в длинном закрытом сарафане, а не в короткой тунике. Всё очень достойно!”

– Только ненадолго… – кивнула я, вставая со своего стула, и, поправив шаль, пошла за доньей Долорес.

Все что происходило потом можно было назвать одним словом – экспрессией. Всеобщий задор, танцующие женщины в ярких нарядах, неповторимый испанский мажорный лад, разливающаяся по моим венам сангрия, горделивый прогиб спины, плавный узор рук – все это соединялось во мне воедино и давало совершенно колоссальный и неожиданный результат. Казалось, тело в этот момент переплеталось с испанской гитарой и занималось с ней любовью, а я уже была не Лилит-Евой Харт, а кем-то совсем другой – босоногой цыганкой, танцевавшей на центральной площади у фонтана.

– У вас хорошо получается! – между тем подбадривала Долорес, танцуя напротив меня, пока я старалась копировать ее движения.

Уже чувствуя ритм и понимая, что куплет подходит к концу, я, на секунду закрыв глаза, сделала очередной оборот, а мои волосы вместе с юбкой вихрем закружились в унисон моим движениям, обвивая меня, словно лепестки цветка. Накинутая на плечи шаль превратилась в алые крылья, и я, в такт последним аккордам, щелкнула пальцами словно кастаньетами, когда почувствовала на себе чей-то взгляд.

Я резко обернулась и застыла – у входа в ресторан стоял Ричард со спокойным выражением на лице, что вместе с плотно сомкнутыми губами говорило о его недовольстве, а рядом с ним стоял Назари – небрежно засунув руки в карманы, он не скрывал довольного вида и улыбался во весь рот.