Текст книги "Гарри Поттер и Лес Теней."

Автор книги: Constance_ice

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 78 страниц)

Гарри молчал. Для одного дня этого было слишком много.

"К тому времени в Ордене Феникса уже состояли довольно могущественные волшебники. Они могли помочь мне защитить Северуса, но я не мог им рисковать. О том, что Северус – мой сын, знал только мой старый друг Аластор Моуди. Сам я, может быть, и сумел бы остановить Вольдеморта, но стать открытой фигурой... Согласись, для директора Хогвартса такое невозможно, я был бы скован по рукам и ногам необходимостью стать символом борьбы со злом. Тайна обеспечивала мне определенную мобильность в действиях. Но Северуса я должен был уберечь, поэтому и попросил Джеймса помочь мне".

"И отец согласился?" – Гарри не поверил своим ушам. – "Они со Снейпом ненавидели друг друга!"

"С профессором Снейпом, Гарри... Дело в том, что Джеймс не знал, кто на самом деле является наследником Гриффиндора. Я хотел сказать ему, потому что осознавал: так будет справедливо по отношению и к нему, и к Северусу. Но Джеймс отказался. Он решил, что для него будет лучше, если настоящий Гриффиндор ему не будет известен. Он сказал, что в случае провала не сможет выдать секрет, которого просто не знает. Это показалось мне разумным, Джеймс получил эту роль и сыграл ее вполне достоверно".

"Значит, это правда, и вы подставили его?" – разъярился Гарри. – "Все ваши отговорки ничего не стоят, вы подставили его под удар, и это – главное! Вы могли выбрать кого угодно, но выбрали моего отца!" – Сейчас ему неудержимо захотелось ударить Альбуса Дамблдора, несмотря на то, что тот был глубоким стариком.

"Он отлично подходил для этого, был прирожденным лидером, блестящим спортсменом, чистокровным, уважаемым среди других учеников. В нем были все задатки настоящего Гриффиндора, кроме крови", – вздохнул Дамблдор и испытующе поглядел на Гарри. – "Только такой человек мог заставить Тома поверить в то, что не он один – наследник Основателя, и Джеймс сделал это. Когда он окончил школу, пошел в колледж авроров и стал членом Ордена, то ему не раз пришлось столкнуться с Вольдемортом. Он выполнил очень много опасных заданий, с которыми никто бы не справился лучше него".

"Добыть свиток Ллуда тоже было одним из таких заданий?" – хрипло спросил Гарри. Он больше не мог стоять, ноги его не держали, и он снова опустился в кресло.

Дамблдор быстро взглянул на Гарри.

"Это было особенно сложно", – согласился он и сложил руки на груди. – "Видишь ли, когда мы получили сведения о том, что Вольдеморт планирует захват Хогвартса, я понял, что этого ни в коем случае нельзя допустить. Понимаешь, Гарри, оплотами нашего сообщества являются многие организации: Министерство Магии, конечно, банк Гринготтс, даже больница Св. Манго. И, тем не менее, в решающей игре между Светом и Тьмой их можно было бы уступить врагу. Но Хогвартс – никогда. Это школа, Гарри, место, где растет наше будущее вместе с идеологией колдовского сообщества. Все рождается здесь, все новое проистекает отсюда. Вот поэтому Хогвартс нельзя было отдавать Вольдеморту ни в коем случае. Мы собрали огромное количество защитных заклятий, но этого было слишком мало, чтобы противопоставить их силу новой силе Тома Риддля... Нужно было нечто настолько неожиданное, древнее и абсолютно надежное, чтобы не было и речи о том, чтобы он приблизился к замку. Такие сильные охранные заклятия могли быть применены к Хогвартсу еще давно, еще при закладке школы. Вот в этой старинной рукописи", – Дамблдор похлопал по разношерстному собранию пергаментов Тео. – "Я нашел сведения о том, что в кабинете Слизерина в давние времена был тайник. В этот тайник, якобы, давным-давно пытались проникнуть сэр Искра Надежды, леди Длинные Косы и сэр Роберт Молчаливый, дабы узнать тайну великую о создании замка Хогвартс, как говорит автор рукописи", – Дамблдор улыбнулся в бороду. – "Но когда они уже стояли перед тайником, внезапно появился демон и унес ценнейший документ в неизвестном направлении в определенно демонических целях".

"Тео и об этом написал?" – не поверил своим ушам Гарри.

"О, у этого господина был чрезвычайно возвышенный стиль и завуалированная манера выражаться, но, в общих чертах, насколько я понимаю, он все же отражал действительность. Главное: в документе содержалось точное описание местонахождения тайника. Я проинструктировал Джеймса, вручил ему времяворот и плащ-невидимку, и он отправился за свитком в 11 век".

У Гарри вновь защемило сердце. Как бы упорно он ни подозревал в речах Альбуса Дамблдора двойное дно, именно старый директор дал ему возможность хоть раз в жизни увидеть собственного отца во плоти. Всего несколько секунд. Но эти мгновения Гарри запомнил на всю жизнь.

"И вы смогли расшифровать свиток", – выдохнул он. – "Поэтому Вольдеморт так и не решился напасть на Хогвартс, да?"

Дамблдор молчал. Потом он поднял глаза на Гарри и вздохнул.

"Нет, мальчик мой. Дело в том, что это произошло как раз накануне того рокового дня, когда... Джеймс добыл свиток, он сообщил мне это совой, но послать такой ценный артефакт вместе с запиской не решился. Он написал, что спрятал его в надежном месте, откуда достать свиток сможет только он сам".

"Значит, свиток Ллуда теперь утерян?"

"Боюсь, что так".

"И Вольдеморт хотел уничтожить меня потому, что думал, будто я – последний из Гриффиндоров? Потому, что он не знал, что это вы и ваш сын?"

"Да, Гарри. Если бы я мог хотя бы после гибели твоих родителей признать, что ты не являешься наследником Гриффиндора, то, наверное, твоя жизнь была бы куда счастливее и безопаснее. Но, к сожалению, я понимал, что развоплощение – это еще не конец Тома Риддля. Он бы обязательно вернулся, а значит, наша борьба была не закончена. Поэтому я и присматривал за тобой все эти годы на расстоянии, не привлекая к тебе лишнего внимания, хотя больше всего на свете я бы обрадовался возможности самому растить тебя. К сожалению, семья твоей тети оказалась надежным, но не слишком приятным убежищем", – Дамблдор наклонился еще ближе к Гарри. – "Я слишком виноват перед тобой", – прошептал он. – "Но я хотел защитить тебя, Гарри. И мне удавалось это много лет. С переменным успехом, конечно, но все же ты остался жив. Я никогда не простил бы себе, если бы с тобой произошло то же, что и с твоим отцом".

Гарри отвернулся к окну. Ему было почти больно, голова не хотела работать: он сегодня слишком многое пережил и слишком устал. Он повернулся к темному окну, за которым шуршали, скользя по стеклу, сухие, скорченные осенние листья. Этот звук мешал ему сосредоточиться и безумно раздражал. Очень хотелось спать, хотелось лечь, закрыть глаза – и на него вновь накатилось предательски соблазнительное желание забыть, забыть, забыть... Он почти физически ощущал, что логическое мышление в нем точно отключилось, подумал о том, что бы посоветовала ему в такой ситуации Валери и вдруг испугался: он осознал, что в их разговоре с Альбусом Дамблдором что-то было не так, но что именно – не мог понять.

"Вы что-то скрываете", – наконец проговорил Гарри, пристально разглядывая директора. – "Я знаю это, я это чувствую, но не могу понять, что именно и насколько это важно".

"Чувствуешь?" – Дамблдор спокойно посмотрел на Гарри поверх очков.

"Да", – негромко подтвердил Гарри. – "Но я понимаю разницу между скрыть, умолчать и солгать. Интересно, что делаете сейчас вы?"

Лицо Дамблдора по-прежнему внешне не выражало никаких эмоций. Только глаза сузились, точно желая прочитать что-то в мыслях Гарри.

"Не надо", – сварливо отрезал Гарри. – "Не пытайтесь пробовать на мне свои штучки! Я просто хочу знать правду! Разве это преступно? Я хочу знать много вещей, я хочу знать все и я..."

"Тогда тебе будет достаточно всего лишь задать мне вопрос", – Дамблдор откинулся на вытертую бархатную спинку кресла и выжидательно посмотрел на Гарри. Парень замолчал, ошеломленный неожиданным согласием директора. Спустя столько лет умалчиваний и скрытности он давал ему карт-бланш.

"Я могу спросить о чем угодно?" – неверяще осведомился Гарри. Его пальцы нервно теребили обивку подушки на кресле. Феникс почему-то тяжело вздохнул на своем золотом шесте и внимательно посмотрел на него.

"Да".

"И сколько угодно?"

"Все мое время в твоем распоряжении", – подтвердил Дамблдор.

Внезапное согласие Дамблдора открыть все карты озадачило Гарри настолько, что он тут же задал совсем не тот вопрос, который до этого рвался у него с языка.

"А мама знала, что отец – не настоящий Гриффиндор?"

Дамблдор завозился в кресле, вытаскивая из-под себя помявшуюся полу мантии.

"Думаю, она понимала это с самого начала", – наконец, ответил он. Аккуратно разложив помявшуюся мантию на коленях, Дамблдор продолжил. – "Твоя мать, Гарри, обладала одним удивительным качеством: без всяких способностей к мыслечтению она умела читать в сердцах людей лучше любого ментолегуса. Я помню, как на выпускном вечере она пришла ко мне, нет, просто ворвалась ко мне в кабинет, и накричала на меня", – Гарри широко раскрыл глаза и Дамблдор с печальной улыбкой кивнул. – "Да, это правда. Почти как ты сейчас. Она заявила, что я не имел права так подставлять Джеймса, да-да, ты тоже говорил именно это. Что я нечестно поступил с Северусом, поставив на его место человека, которого он ненавидит всеми фибрами души. То, что Северус – мой сын, она тогда не знала, думала, что я – его опекун, как это было со многими другими ребятами-сиротами, которые учились в Хогвартсе, таковы уж были правила, если у детей не оставалось близких родственников. Как Лили догадалась, что он – Гриффиндор, мне точно неизвестно. Возможно, он сам рассказал ей. Твоя мама, Гарри, всегда заботилась о младших и более слабых, всегда относилась к людям с такой теплотой, что ей поверяли свои секреты почти все ее друзья и знакомые. И, нужно отдать ей должное, она всегда сохраняла их в тайне. В тот раз она просто не выдержала. Лили требовала, чтобы я избавил Джеймса от этой роли, чтобы Северусу было разрешено объявить о том, кто были его предки. Она многое сказала мне тогда, и я, признаюсь, услышал мало приятных вещей" – Дамблдор задумчиво забарабанил пальцами по столу. – "Лили говорила, будто я манипулирую Северусом и Джеймсом, как хочу. Что я ищу свою собственную выгоду, которая ей неизвестна. Что я – не лучше самого Вольдеморта", – он тяжело вздохнул.

"И что вы ей ответили?" – Гарри вновь почувствовал укол в сердце при мысли об отце и снова вскипел от ярости. – "Клянусь, она была права насчет вас!"

"Не спеши с выводами, Гарри", – мягко поправил его Дамблдор. – "Сейчас ты, как и твоя мама в тот день, за пеленой собственной обиды и разочарования просто не видишь серьезности ситуации. Я объяснил ей, как и тебе, всю серьезность положения в магическом мире, попытался сказать, что понимаю, насколько несправедливой кажется эта ситуация, но иначе поступить нельзя, потому что в данном случае справедливостью необходимо поступиться ради будущего!" – он тяжело вздохнул. – "Но, боюсь, что мне так и не удалось убедить ее. Она не хотела признать, что реальность часто заставляет нас жертвовать даже частичкой своей собственной души ради того, чтобы спасти гигантское количество людей. Отдельные люди, отдельные души значили для нее куда больше. Как по-женски. Но я понимаю ее. Если бы я был моложе, то, возможно, согласился бы с ней, но у меня не было другого выхода, как продолжать идти по избранному пути".

"И направить по нему тех людей, которых вы сочли нужными?!" – запальчиво крикнул Гарри. – "Вы подставили не только моего отца! Я чувствую, что у вас за душой есть еще немало грехов: вы отправили нас в прошлое, зная, с чем нам предстоит там столкнуться. Ведь правда? Я прекрасно помню, что летопись, которую составил Тео, вы просматривали как раз перед этим! Я думаю, вы знали, что мисс Валери погибнет там. Знали, что наше соглашение с Эльфами будет нарушено, знали, что будут умирать люди..."

"Да", – просто ответил Альбус Дамблдор. – "Это война. И тот, кто играет белыми в этой игре, должен жертвовать многим, пусть это причиняет боль и им, и ему. Поверь, это действительно было нелегко для меня самого, но и Джеймс, и Валери были взрослыми людьми и могли сами выбирать свою дорогу. Они могли не участвовать в этой войне, но они согласились играть по ее правилам, Гарри, а на войне не обойтись без жертв. Твой отец понимал всю опасность для себя и своей семьи, но все равно согласился воевать на нашей стороне. И профессор Эвергрин – тоже. Хотя она была куда большей индивидуалисткой, чем Джеймс, между ними мне всегда виделось нечто общее".

"А как же Снейп?" – где-то в самой глубине сердца, где уже давно и бесспорно жило уважение к Северусу Снейпу, заменившее собой ненависть и постепенно вытеснявшее острые уколы зависти, прорезавшие душу Гарри с тех пор, как он узнал, кто на самом деле является потомком Гриффиндора; где-то в самой его глубине Гарри ощущал, что во всей этой тяжелой истории хуже всего пришлось не его отцу, а самому Снейпу. Снейпу, который был вынужден наблюдать, как наиболее ненавистный ему человек занял место, принадлежащее ему по праву, а устроил это его собственный отец.

"Северус?" – плечи Дамблдора чуть заметно поникли. – "Он сложный человек. И я, как его отец, не могу не признать, что большинство этих сложностей он создает себе сам. Но таков уж он есть. Кровь – великая вещь, Гарри. Пусть профессор Снейп половину своей жизни провел в Слизерине, у него гриффиндорская душа. Насколько я понял, ты уже убедился в этом сам".

"Но разве это – это – по отношению к Сне... к профессору Снейпу не по... плохо?"

"Ты хотел сказать – подло?" – Дамблдор вновь встал из кресла и, подойдя к камину, протянул к нему длинные иссохшие пальцы, покрытые веснушками. Зябко повел плечами. – "Нет, не извиняйся", – добавил он, видя, как Гарри неловко завозился на подушках кресла. – "Я согласен, со стороны это выглядит ужасно. Но у меня есть оправдание, Гарри, хотя, понимаю, для тебя оно может ничего не значить. Я хотел спасти последнего Гриффиндора".

Дамблдор выпрямился, но зрительно, как показалось Гарри, он все равно выглядел уставшим сгорбленным стариком. Сто пятьдесят лет. Величественность, которой он всегда восхищался в Дамблдоре, куда-то незаметно исчезла. И, несмотря на всю свою недавнюю ненависть к этому человеку, ненависть за то, что он подставил его отца, за то, что он ужасно обошелся с Северусом Снейпом, за то, что управлял и манипулировал другими людьми, Гарри не мог не согласиться, что иной раз любовь к детям может заставить людей совершить совершенно немыслимые поступки.

Оно помолчали. Дамблдор отвернулся от Гарри, потирая озябшие ладони, и снова протянул их к пламени камина. Гарри сидел за столом, подперев лицо кулаком. Злость – странно! – уходила куда-то далеко; оставалось лишь чувство, что еще ничего не закончилось. Война продолжается. И открыты еще не все тайны.

"Ты хочешь еще о чем-то спросить меня?" – наконец, нарушил молчание Альбус Дамблдор.

"Да", – Гарри наморщил лоб. – "Я не понимаю – как? Как пергаменты Тео Квинтуса оказались у вас? Как попал к вам меч Гриффиндора? Их же украли", – он хотел сказать "сегодня ночью", но понял, что прошло уже куда больше времени. – "И как вы узнали, что Гриффиндор – ваш предок? Мне известно, я видел", – Гарри чуть покраснел, вспомнив свою эскападу с Мысливом Валери Эвергрин. – "Я видел, что вы, профессор, – латент! Как в таком случае вам могло стать известно, как звали вашего предка-волшебника?"

Дамблдор широко улыбнулся и встал перед камином во весь рост. Какой-то портрет на стене душераздирающе зевнул.

"Я все ждал, когда же ты спросишь меня об этом. Ведь для тебя все случилось только сегодня. Для меня же прошло ровно пятьдесят лет".

"Пятьдесят лет?" – не понял Гарри.

"Да, Гарри. Пятьдесят лет с того дня, когда я, еще не старый волшебник, – по сравнению с тем, которого ты видишь сейчас, конечно, – поступил работать в Департамент Тайн нашего британского Министерства Магии. К тому времени я, к сожалению, был уже известен: истек год с того момента, как я смог победить великого Темного колдуна Генриха фон Гриндельвальда", – Дамблдор нахмурился. – "Неудобная популярность, Гарри, которую довелось вытерпеть тебе, ничто, по сравнению с тем раздражающим почитанием, которое начали оказывать мне после окончания Второй мировой войны. Колдуны на улицах бросались пожимать мне руки, ведьмы протягивали мне своих детей, чтобы я их поцеловал, газеты с надоедливой регулярностью рвались брать у меня интервью. Я тогда преподавал в Хогвартсе Трансфигурацию, но даже в школе мне не давали прохода, дети вместо занятий вновь и вновь требовали, чтобы я в подробностях рассказывал им, как я победил Гриндельвальда, другие преподаватели смотрели на меня или с восхищением, или, что чаще, с завистью. В таких условиях мне было весьма тяжело работать. Я решил ненадолго оставить преподавание и поискать возможность сделать что-то полезное там, где мне никто не смог бы в этом помешать своим назойливым любопытством. Я подал заявление в Министерство Магии. В те дни любой отдел Министерства мог встретить меня с распростертыми объятиями, если бы я пожелал там работать; отдел по связям с магглами, департамент международного магического сотрудничества, отдел внутренних волшебных дел, где тогда начинал работать Аластор Моуди, – все вырывали меня друг у друга и обещали мне золотые горы. Наиболее влиятельные фракции Министерства намекали на то, что поддержат меня, даже если я захочу претендовать на пост Министра Магии. Но я решил, что наибольшую пользу смогу принести в отделе Тайн".

"Так вы тоже работали специалистом по расследованию особо тяжких преступлений сил Зла?" – удивился Гарри. – "Как профессор Эвергрин?"

"Нет-нет", – усмехнулся Дамблдор. – "Эта должность в то время тоже смогла бы стать моей, если бы я захотел. Но я всегда был больше ученым, чем, например, не дай Мерлин, оперативным работником или администратором. Меня куда больше интересовала экспериментальная часть исследований отдела, поэтому я стал внештатным сотрудником лаборатории, которая занималась исследованием свойств Времени".

"Вы работали с времяворотом?" – изумился Гарри.

"Скажем так, я изучал много проблем, связанных с его использованием", – уклончиво заметил директор. – "К тому времени в магической науке существовало много теорий, многие из которых колдуны беззастенчиво воровали из магловских учебников физики и научных монографий. Но проводить эксперименты с временными протяженностями и даже изменять прошлое, чтобы добиться определенных результатов в будущем, пока не осмеливались. Эту почетную обязанность возложили на меня, вероятно, полагая, что в случае ошибки в работе результаты будут признаны моими недочетами, а не ошибками самого отдела. Но меня это устраивало, потому что, во-первых, до поры до времени никто не вмешивался в процесс исследований, а во-вторых, отдел Тайн тщательней всего сохранял конфиденциальность, связанную с его сотрудниками и их разработками. Поэтому меня со временем прекратили преследовать журналисты, газеты – писать о моих хобби и тех людях, которых видели со мной на улице. Меня забыли. Это было как никогда кстати".

"А чем вы занимались в отделе?" – заинтересованно спросил Гарри. Связь прослеживалась уж слишком явно. – "Или это секретно?"

"Вообще-то, совершенно секретно, но тебе я могу открыть эту тайну", – подмигнул Дамблдор. – "Мой проект для бюрократов Министерства назывался длинно и скучно, зато отчетность они требовали редко, что устраивало меня во всех отношениях. Периодически проводя эффектные демонстрации для мало что в них понимающих министерских чиновников, на деле я занимался захватившей меня идеей: узнать, кем были мои настоящие предки. Ты, Гарри, конечно, сможешь меня понять, как никто другой. Мы с братом выросли в абсолютно маггловской семье, разве что более доброжелательной, чем семейство твоих дяди и тети. На склоне лет обнаружив у себя неожиданно проявившиеся магические способности, я больше всего на свете желал узнать, от кого мне они могли передаться, да еще и в таком объеме: ты, наверное, знаешь, что латенты обычно обладают гораздо более внушительным потенциалом, чем дети, рожденные в обычных колдовских семьях. Эксперименты с времяворотом могли исполнить мою мечту".

"Помнишь, что ты увидел, когда смотрел в волшебное зеркало на первом курсе? Своих родителей, Гарри. Я тоже хотел увидеть тех, кому обязан своей магией. Мне пришлось долго совершенствовать те образцы времяворотов, которыми располагал отдел Тайн. Это были маломощные экземпляры, постоянно дающее сбои, опасные для нас. Я испытал более полутора десятков образцов, прежде чем смог добиться успеха – надежности очередной опытной модели", – директор забарабанил пальцами по столу. – "И вот тогда я понял – пора!"

"И вы – видели Годрика Гриффиндора?" – поразился Гарри. Он изумленно подался вперед, его глаза расширились от удивления. – "Прямо так, сразу оказались рядом с ним?"

"Не сразу, конечно, нет. О, Гарри, сынок", – мечтательно протянул Дамблдор. – "Если бы ты мог видеть все то, что видел я... Больше тридцати поколений!"

"И все – Гриффиндоры?!"

"Нет, конечно. Мужская линия прервалась приблизительно через двести пятьдесят лет. У последнего Гриффиндора, который жил при Эдуарде III, были уже только дочери. Позже, вернувшись, я нашел в одной маггловской хронике упоминание о том, что некий Джон Гриффиндор участвовал в битве с французами при Креси и оказал чудеса храбрости. Он женился на магглорожденной девице из рода Арундэллов, а три их дочери весьма удачно вышли замуж и постепенно растворились среди магглов. Времена случились такие, что с маглами было лучше не ссориться: постоянные войны с Францией и Шотландией, политические интриги и полное разорение страны, вечные подозрения в ереси или колдовстве сильно попортили тогда жизнь колдунам. То, что дочери Джона оказались женами графов и баронов, сыграло свою печальную роль: мужья запретили им даже думать о волшебстве из опасения, что это может навлечь беду на их семьи. Сам Джон Гриффиндор, весьма талантливый волшебник, до самой смерти скрывался в имении младшей дочери, Лионеллы, которая была замужем за третьим сыном лорда Лэтимера. Ее дети, в отличие от детей ее старших сестер, учились в Хогвартсе, но особых высот не достигли, поэтому правнуки Гриффиндора выросли, почти ничего не зная о колдовском мире. Внуки и правнуки старших дочерей Гриффиндора прожили недолго, а в период войн Алой и Белой Розы оказались во враждующих лагерях", – вздохнул Дамблдор. – "Под предлогом войны они истребляли друг друга в надежде получить наследство, однако выжили лишь потомки Лионеллы, унаследовав все земли родственников. Наши предки приобрели богатство и власть, но потеряли магию, и это продолжалось, пока в 1846 году не родились мы с братом. Я начал путешествие с рождения своего отца и таким образом продвигался все дальше и дальше. Не представляешь, Гарри, как сложно было распутать все кровные связи. Возвращаясь обратно, я всякий раз отправлялся в отдел Древних Рукописей, листал маггловские церковные книги, а когда находил сведения об очередных потомках Гриффиндора, то заносил всю информацию в картотеку. Может быть, когда-нибудь я покажу тебе, сколько же всего Гриффиндоров породил Годрик!" – глаза Альбуса Дамблдора загорелись. – "Приходилось отслеживать даже рождение детей, которые жили не больше суток. Многие погибли во время эпидемий чумы и при великом Пожаре, многие уехали в Америку. Но все эти сложности оказались ничем по сравнению с потрясением, которое я испытал, когда в середине 14 века вошел в неприметный флигель за воротами захудалого замка и услышал, как высокая рыжеволосая женщина выговаривает здоровенному обрюзгшему старику за то, что он позорит их семейство постоянными играми в кости с замковой прислугой и просаживает деньги на петушиные бои. Старик оказался тестем хозяина замка и отцом этой суровой леди. А звали его – Джон Гриффиндор", – триумфально закончил старый волшебник.

"И тогда вы и поняли, кто..." – начал Гарри, но Дамблдор его перебил.

"Нет-нет, Гарри, это была лишь выигранная битва, но не победа. Это лишь подстегнуло меня. Я решил, что увижу и самого Годрика, чего бы это мне не стоило. Я стер в кровь ладонь, на которой раскручивал подвеску времяворота, но, наконец, достиг одиннадцатого века. Я знал, где находится Хогвартс, но рельеф местности с тех пор сильно изменился, а для аппарирования это очень важно. Но я не мог просто так бродить по английским и шотландским дорогам, в те времена это было очень опасно. Мой плащ-невидимка не всегда надежно меня защищал, поэтому лучше было просто прикинуться одним из туземцев. Поэтому я частенько путешествовал под видом обычного бродяги, а иногда и прокаженного. Кстати, этот способ был самым беспроигрышным – мало кому хочется связываться с прокаженными, и желающих меня побеспокоить обычно не находилось. Но сейчас мне срочно требовался попутчик, который, при случае, мог бы меня прикрыть", – Дамблдор замолчал и испытующе взглянул на Гарри.

Взгляд этих странно сверлящих его голубых глаз заставил Гарри сперва похолодеть от пронзающего мозг, как искра, осознанного понимания – полного понимания! – всей истории, в которой он внезапно почувствовал себя лишь одной из спиц в колесе бесконечно вращающегося времени. Ободом была его судьба, а погонщик сидел сейчас перед ним и терпеливо ждал, когда он, Гарри, увидит то, что до этого не мог видеть. Во всей полноте, во всем безумии, и – парадоксально! – в удивительной, ювелирной закономерности, которая накрепко соединила прошлое и будущее. Какой бы силой я ни обладал, подумал Гарри, глядя на свое ошарашенное отражение в причудливых полумесяцах очков Альбуса Дамблдора, она не может быть больше той, которая доступна человеку, сидящему напротив. Человеку, пронизавшему время насквозь ради своей мечты.

"Это были вы?" – кратко осведомился Гарри.

"Да".

"Вы защитили Джеффри Монмута от разбойников и нашли предлог отправиться с ним?"

"Да".

"Тот страхолюдный старикан... Это была маскировка? Вся эта грязь и вонь и... и вши, и старые, полусгнившие тряпки?"

"Да".

"А я еще думал, откуда мне знаком этот запах", – хмыкнул Гарри, покачав головой. – "Точно так же пахнет от вашей вазочки с леденцами, которая всегда стоит у вас на столе! Так меч Годрика и книгу Тео взяли – вы?"

"Да", – глаза Альбуса Дамблдора блеснули странным удовлетворением.

"И когда вы стали свидетелем нашего разговора с Годриком, а потом, могу спорить, когда я сбежал, профессор Снейп говорил об этом с ним – своим предком! – вы узнали какие-то подробности о том, кто мы такие. И кто он такой".

"Я назвал своего сына Северусом, Гарри", – тихо заметил Альбус Дамблдор. Седая прядь выбилась из-под пурпурного колпака, расшитого звездами, и в антураже Великого Мудреца скользнуло что-то более земное и человеческое. – "Уже одно это свидетельствует о том, что я поверил. Я знал, что когда-нибудь мне придется отправить в прошлое группу детей во главе с моим сыном ради их спасения. И я это сделал. Сегодня".

Судьба Валери Эвергрин была предопределена много лет назад. Гарри сжал челюсти.

"Я понимаю, почему вы сделали это, профессор", – он нервно потер лоб. – "Хотя ничто на свете не заставит меня вас оправдать. Но вы же знали, что это может быть чревато изменением будущего! Разве это не было слишком рискованно? Кто знает, может быть, то, что Вольдемортов оказалось двое, что Меланхольная Миртл тоже раздвоилась, – последствие вашего поступка?" – это прозвучало так, словно Гарри в чем-то упрекал директора. Но, странно, того пиетета, который раньше Гарри испытывал к Альбусу Дамблдору, уже не было, точно юноша стоял сейчас не перед могущественным добрым волшебником и директором школы, где учился Гарри, а перед равным себе. Неужели неизмеримая мощь магии настолько меняет отношения между людьми, мелькнуло в голове у Гарри. Но, странно, Дамблдора это нисколько не смутило. Постоянно подчеркивая разницу в положении между профессором Снейпом и Гарри, когда парень зарывался, сейчас он никак не реагировал на подобные откровенно хамские выпады. Разве что легкой улыбкой.

"Гарри", – негромко заметил Дамблдор. – "Ты начинаешь говорить, как Гермиона Грэйнджер".

Гарри не ответил, только покраснел. Он совсем не был уверен, что это комплимент.

"Но это хорошо. Это доказывает, что ты научился рассуждать логически, как взрослый человек. Просто ты еще не в силах оценить результаты всего, что произошло с тобой за этот день, или, я должен был сказать, за этот год... " – задумчиво продолжил Альбус Дамблдор. – "Но, думаю, что сейчас у тебя на руках все факты, которые могут помочь пролить свет на те события, непосредственным участником которых ты стал", – точно не обратив внимания на то, как резко помрачнел Гарри, он довольно откинулся на спинку кресла и нарочито небрежно заметил. – "Ну же, Гарри. Подумай как следует, откуда мог взяться второй Том Риддль? Не зря же профессор Эвергрин учила тебя, что логика – это главное. Колдуны часто ей пренебрегают, но это большая ошибка. Итак, какие у тебя предположения?"

Гарри подпер кулаками щеку и начал думать. За окном в непроглядной тьме противно хлестал холодный ноябрьский дождь. Сон, только что туманно сеявшийся над Гарри, куда-то испарился, но логика в голову не шла. Решать тонкие задачи этой смертельной игры (а то, что это была именно игра, игра-головоломка, Гарри не сомневался) не слишком хотелось. Мыслями Гарри все еще утопал в дилемме – простить ли директора? Или его, старого манипулятора, нужно ненавидеть за то, что он... убил моих родителей?

Безумие.

Поставь себя на его место, точно прозвучал голос Валери у него в уме. Кто здесь пострадал больше всех? Кто больше всех мог пострадать? Дамблдор прав, думал Гарри. Да, он поступил не слишком чистоплотно, да, он подставил моего отца, но как бы я поступил на его месте, если стоило выбирать между моим родным сыном и по сути дела чужим человеком? Я бы, по меньшей мере, проклял себя, чтобы не делать такой выбор. Но это – слабость. А Дамблдор, кажется, вполне осознает, на что ему пришлось пойти и какие последствия это вызвало. Решив, что мой отец тот, кто ему нужен, Вольдеморт убил его, но то, что я как-то сумел ему противостоять еще в годовалом возрасте, наверное, укрепило его в мысли, что теперь наследник Гриффиндора – я. Поэтому Дамблдор так заботился обо мне, прятал все эти годы – ужасные годы! – у магглов: чтобы никакой темный чистокровный убийца не нашел меня там. Может быть, ему даже хуже, чем мне. Дамблдор все эти годы молча носил в себе это знание. Поэтому он относится ко мне – чего уж греха таить – не так, как к другим ученикам, потому что чувствует себя виноватым за то, что случилось с моими мамой и папой. И те идиотские случайности, которые со мной происходили, вроде философского камня или сражения с василиском, были основаны на уверенности Вольдеморта, что ему нужен я. Кстати, только что мелькнула, кажется, какая-то полезная идея? Черт, уже забыл...