Текст книги "Изоляция (ЛП)"

Автор книги: Bex-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 49 страниц)

– Вот и все, – просто сказал Драко, чувствуя, как Гермиона успокаивающе гладит его руку большим пальцем.

Он больше не мог смотреть на отца. Он подумал, что если взглянет, то закричит или потеряет самообладание. Он перевел взгляд на мать, и боль немного ослабла при виде ее мягких черт. Если бы кто-нибудь из Пожирателей смерти обратил внимание на Нарциссу, то заметил бы эмоции на ее лице, желание подойти к сыну, или слова «Я люблю тебя», обращенные к Драко через двор. Но никто не смотрел. Даже ее собственный муж.

Драко едва заметно кивнул ей, стараясь, чтобы этот жест был еле виден, позволяя Нарциссе оставаться в безопасности и не вызывать подозрений. Пока.

– Еще один член твоей семьи стал предателем, Люциус, – подначивал Волдеморт. – Должно быть, ты очень горд.

– Драко, возможно, не дождется отцовской гордости, – сказала Макгонагалл, снова разрушая заклинание тишины. – Но у него есть наша.

Драко с признательностью посмотрел на директора и сделал мысленную пометку выразить свою благодарность, если переживет этот день. Армия Дамблдора снова начала кричать и издеваться над Пожирателями смерти, и Волдеморт несколько раз прошелся взад-вперед, расстроенный потерей контроля.

– Довольно! – завопил Волдеморт, снова повторяя заклинание, а затем насмешливо указывая на тело Гарри. – Возвращаясь к главному, я думаю, будет справедливо, если вы все узнаете, что Гарри Поттер был убит при попытке спасти свою жизнь, а я…

В толпе послышались звуки движения; Драко и Гермиона повернули головы как раз вовремя, чтобы увидеть, как Невилл прорвался сквозь магический барьер с палочкой наготове. Он едва успел сделать несколько шагов, как был обезоружен и брошен на землю Волдемортом.

Все еще крепко сжимая руку Драко, Гермиона затаив дыхание слушала, как Беллатриса сообщает Волдеморту о личности Невилла – жестоко, с бессердечным смешком упоминая его родителей. Невилл поднялся на ноги, храбро стоя на нейтральной полосе между двумя армиями; Драко никогда не думал, что его так поразит какой-либо поступок Лонгботтома.

– Ты ведь чистокровный, – сказал Волдеморт. – Ты проявил отвагу и мужество. Ты будешь отменным Пожирателем смерти.

– Скорее ад замерзнет, чем я к вам присоединюсь! – крикнул Невилл, и громкое приветствие вырвалось со стороны армии Дамблдора, снова разрушая чары.

– Что ж, – сказал Волдеморт. – Невилл сейчас наглядно покажет вам, что будет со всяким, у кого хватит глупости мне сопротивляться.

Гермиона похолодела, увидев, как Волдеморт поднял палочку. Она всем корпусом качнулась вперед, слегка присела, готовая броситься в атаку и сделать все возможное, чтобы помочь Невиллу. Но когда Волдеморт взмахнул палочкой, Невилл остался цел и невредим. Вместо этого она услышала низкий свистящий звук, как будто что-то летело по воздуху, и она могла только смущенно наблюдать, как Распределяющая шляпа проскочила над их головами и приземлилась в руку Волдеморта.

– В Хогвартсе больше не будет распределения, – обратился Волдеморт к толпе. – Факультеты отменяются. Эмблема, герб и цвета моего благородного предка, Салазара Слизерина, отныне обязательны для всех. Понятно, Невилл Лонгботтом?

Волдеморт направил палочку на Невилла, и Гермиона увидела, как тот напрягся и выпрямился. Одним движением руки Волдеморт отлевитировал Распределяющую шляпу, и она приземлилась на голову Невилла, почти полностью закрыв лицо. Макгонагалл, Дин и Ли медленно продвигались вперед, шаг за шагом. Гермиона сунула руку в карман, чтобы вытащить палочку, и знала, что многие присутствующие делают то же самое.

Ее рука оставалась неподвижной в руке Драко, как в ту ночь, когда они бежали через Запретный лес, прежде чем она отослала его в дом Андромеды. Она настолько сильно сжала руку, что впилась в кожу ногтями, но отказывалась ослабить хватку. Она знала, что это лишь начало неизбежного хаоса, и хотела поддерживать контакт с ним как можно дольше.

Во дворе воцарилась жуткая тишина. Тишина и отсутствие движения – обманчивый миг покоя перед вторжением анархии. Волдеморт сделал шаг вперед, взмахнул палочкой и обездвижил Невилла с помощью Связывающего заклинания. А затем Распределительная шляпа вспыхнула пламенем на голове Невилла.

Гермионе потребовалось около двух секунд, чтобы понять, что только что произошло, но крик Невилла пронзил воздух, как стрела, и вся армия Дамблдора рванулась вперед, как одна яростная волна.

Но затем во дворе послышался другой звук. На самом деле, даже несколько звуков.

Гул новых громких голосов и топот ног эхом разнесся по территории Хогвартса, доносясь от границы школы – вне поля зрения, но быстро приближаясь. Когда Гермиона повернула голову, пытаясь определить, с какой стороны начинается давка, она увидела Грохха, который пробирался через руины, пытаясь добраться до Хагрида. Великаны Волдеморта взвыли и бросились на Грохха, а затем Гермиона услышала топот копыт, смешанный со щелчками тетивы и шипением стрел, парящих в воздухе. Кентавры направили стрелы на Пожирателей смерти, и Гермиона увидела, как четыре фигуры в черных одеяниях рухнули замертво, в то время как остальные запаниковали и бросились врассыпную.

Во время всего этого хаоса бо́льшая часть армии Дамблдора стояла как вкопанная. Гермиона и Драко были примерно в тридцати футах от Пожирателей – все еще держась за руки – и наблюдали за всем происходящим широко раскрытыми глазами.

Среди оглушительного шума и хаоса внимание Гермионы снова привлек Невилл, который внезапно заерзал, разрушая связывающее тело проклятие. Распределительная шляпа упала с его головы, и Гермиона прищурилась, когда что-то серебряное внутри поймало свет и заблестело. Казалось, теперь все смотрели на Невилла, который поднял меч Годрика Гриффиндора и стремительно бросился вперед, обезглавив Нагайну таким быстрым ударом, что Гермиона подумала, не было ли это игрой света.

Оглушительный крик Волдеморта рикошетом пронесся по Хогвартсу, когда отрубленная голова змеи закружилась в воздухе, а затем с глухим стуком упала к его ногам. Разъяренный, он направил палочку на Невилла, и Гермиона ошеломленно наблюдала, как его заклинание отскочило от магического щита, который сам Невилл не успел бы выставить.

Затем голос Хагрида прогремел над столпотворением:

– Гарри. Где Гарри?

Глаза Гермионы метнулись туда, где лежало тело Гарри – теперь там было пусто, отсутствовали даже какие-либо признаки того, что он вообще там был. Она лихорадочно осматривала двор, выискивая его среди разрозненных Пожирателей, но его нигде не было видно.

– Где же он? – пробормотала она.

– Что? – спросил Драко. – Где кто?

– Гарри. Где он?

Ее голос был заглушен хлопками крыльев, когда Клювокрыл и стая Фестралов спикировали с неба, клюя и пиная Пожирателей. Заклинание пролетело мимо ее лица, ветерком задевая щеку, и это вернуло ее к действию. Подняв палочку, она начала выбрасывать заклинания и проклятия в Пожирателей смерти, она видела, что бо́льшая часть армии Дамблдора – включая Драко – делает то же самое, но воинственные гиганты заставляли всех отступать назад в замок.

– Ну же, Грейнджер! – крикнул Драко, дергая ее за собой.

– Но куда же подевался Гарри?

– Мы должны остаться с остальными!

Пожиратели смерти и армия Дамблдора направились обратно в Хогвартс, толкая и тараня друг друга, выпуская заклинания во врагов, и многие падали на землю. Толпа была настолько плотной и неистовой, что Гермиона оказалась зажатой между несколькими парами плеч, когда они с Драко приблизились к главному входу в замок. Она чувствовала, как рука Драко медленно выскальзывает из ее руки, когда толпа отбрасывала их в разные стороны, но Гермиона продолжала держаться, вонзая ногти глубоко в кожу, изо всех сил хватаясь, и он держался с той же настойчивостью.

Но она знала, что их разорвут на части.

Подняв испуганные глаза, они на мгновение встретились взглядами и все поняли, прежде чем Гермиона почувствовала, как его рука выскользнула из ее ладони. Она с ужасом наблюдала, как Драко упал, мгновенно затерявшись среди людского моря.

– Драко! – звала она, но было слишком шумно. – Драко!

Тщетно она пыталась прорваться к нему, все еще выкрикивая его имя, пока толпа несла ее в Хогвартс, в Большой зал.

Драко поморщился, когда проходящая мимо толпа била его по лицу и телу голенями, коленями, а стопы оттаптывали руки. Он сумел приземлиться на четвереньки, но подняться было невозможно, так что он попытался ползти, снося тяжесть бесчисленных пинков. Каким-то образом ему удалось двигаться, и когда море из ног успокоилось, он приподнялся и прислонился к стене, переводя дыхание. Не обращая внимания на ушибленный живот, он забился в неглубокую нишу и осмотрелся.

– Грейнджер! – крикнул он, но ее нигде не было видно. – Грейнджер!

Теперь во дворе почти не осталось людей: великаны продолжали бороться с Гроххом и фестралами, вибрация их громоподобного сражения сотрясала землю. Из своего укрытия у главного входа Драко слышал, как продолжается битва в Большом зале, и видел отсветы заклинаний, танцующих на стенах. Сам бой был вне поля зрения, но Драко подождал, пока последние, оставшиеся Пожиратели смерти исчезнут внутри, прежде чем отправиться следом.

Однако, завернув за угол и мельком увидев творящийся внутри хаос, отвел взгляд в сторону и столкнулся с холодными, серыми глазами, которые были так похожи на его собственные. Очевидно, Люциус задержался в тени, подкарауливая его. Драко крепче обхватил палочку.

====== Глава 46. Пощада ======

Саундтрек:

The Dear Hunter – Son and Father

Barcelona – Response

Гермиона могла лишь наблюдать, как мадам Помфри и еще несколько человек осторожно левитировали мертвых и уводили раненых в вестибюль за преподавательским столом, подальше от опасности. Когда последнее тело – Колин Криви – исчезло за дверью, волна Пожирателей смерти хлынула в Большой зал, нападая на всех и каждого. Именно тогда Гермиона увидела поблизости Чарли Уизли, мадам Розмерту и Амброзиуса Флюма, а когда осмотрела комнату, то заметила сотни новых бойцов, в основном членов семей сокурсников и жителей Хогсмида. А потом из холла ворвалась стая домовых эльфов во главе с Кричером.

Теперь Пожиратели смерти оказались в меньшинстве. Наверное, на каждого Пожирателя приходилось по крайней мере три защитника Хогвартса, но победа была далеко не бесспорной – их навыки в Темной магии были проблемой. Темные заклинания вспыхивали и потрескивали вокруг, как фейерверк. Несмотря на это армия Дамблдора одерживала верх, и казалось, даже сам Волдеморт это понимал; его змеиное лицо вытянулось от паники, а глаза метались по Залу. Но все же он разбрасывал проклятия во все стороны, сбив двух защитников Хогвартса одним ужасным зарядом палочки.

Боковым зрением Гермиона заметила, как в комнате что-то изменилось: Макгонагалл, Слизнорт и Шеклболт словно одновременно двинулись в ином направлении, сквозь толпу, к Волдеморту. Подняв голову и пытаясь разобраться в бедламе в холле, она заметила Рона, Невилла и Кэти Белл, сражающихся с Долоховым. Рядом Ли и Симус сражались с отцом Гойла, и не слишком далеко от них она увидела Блейза, Майлза и Дина, сражающихся с Руквудом. Пока осматривалась, она встретилась взглядом с Нарциссой на другом конце Большого зала, но та отвернулась, чтобы возобновить дуэль с Макнейром. Несколько защитников Хогвартса смотрели на леди Малфой со смешанным выражением удивления и уважения, но все были слишком заняты борьбой за свои жизни, чтобы уделять ей много внимания.

– Берегись, Гермиона!

Она инстинктивно пригнулась, и горячее проклятие лишь опалило кончики кудрей. Развернувшись, нацелила палочку и оглушила Джагсона, пока тот не успел предпринять еще одну попытку. Повернувшись, она кивнула Фреду в знак благодарности за предупреждение, но они с Джорджем были заняты схваткой с Роули.

Гермиона смотрела из стороны в сторону, ошеломленная происходящими вокруг дуэлями. С чего начать? Какого Пожирателя следует одолеть в первую очередь?

Позади нее раздался стон боли, сопровождаемый безошибочным, зловещим смешком Беллатрисы. Гермиона резко обернулась и увидела, как Луна вытирает кровь с подбородка и поднимает палочку на Беллатрису, которая попутно сражалась с Джинни. С самодовольным видом она швырнула проклятие в Джинни, а затем еще одно в Луну. Обеим удалось отразить атаку, но Беллатриса была так быстра, что у них едва оставался шанс отбиться или атаковать в ответ.

Гермиона без колебаний пробралась к ним сквозь толпу. Вездесущий голос разума в голове предупреждал, что использовать палочку Беллатрисы против нее же будет проблематично, но на этот раз она проигнорировала все доводы рассудка. Друзья нуждались в помощи, и, хотя она могла бы отрицать это, в глубине души ее тянуло к Беллатрисе. Подпитываемая негодованием и отвращением, которые гноились в ней с той самой ночи, когда Беллатриса замучила ее до полусмерти, Гермиона чувствовала жар гнева на щеках.

Она подняла палочку Беллатрисы словно свою собственную и прищурилась, готовая к бою.

Драко постучал палочкой Андромеды по бедру и склонил голову набок.

До этого он и не понимал, что в какой-то момент стал выше своего отца. Возможно, он настолько почитал его, что тот всегда казался ему больше и внушительнее. Драко также никогда не считал своего отца старым, но теперь приметил на подбородке Люциуса серебристую щетину, а в светлых волосах – седые пряди. Он выглядел совсем по-другому, но легче от этого не становилось. Маленькая часть Драко просто хотела развернуться и скрыться, чтобы вообще избежать противоборства.

Люциус молчал. Смотрел на Драко с подозрением и враждебностью, словно тот был чужаком, забредшим на его территорию. Он вытащил палочку, но, как и Драко, держал ее наготове, зажав в кулаке. Пройдясь пару раз взад-вперед, не отводя взгляда, он напоминал Драко дракона в клетке, размышляющего, является ли человек по ту сторону решетки хищником или добычей.

Драко стоял неподвижно, нетерпеливо постукивая палочкой Андромеды по ноге. Расстояние между ними было небольшим – возможно, всего пятнадцать футов, – но казалось, что оно довольно внушительное. Последний раз Драко видел отца во время суда, после пятого курса, а значит, прошло почти два года с тех пор, как они находились вместе в одной комнате. И он ощущал эти два года. На самом деле даже больше. Драко ощущал, что за два года пережил столько, что хватило бы на всю жизнь.

За эти два года Драко едва не убил человека, был признан мертвым, прятался от мира, избегая смерти, боролся со своими предрассудками, влюбился в бывшего врага, повстречал членов семьи, которых никогда раньше не знал, сражался в непрекращающейся войне и наблюдал, как умирает друг.

Неудивительно, что Люциус смотрел на него как на чужака – он им и был. Даже пятнадцатилетний он никогда не смог бы понять, в кого превратился за последние два года. Как Люциус мог хотя бы приблизиться к пониманию сделанного им выбора? И, в свою очередь, как Драко мог понять выбор, сделанный Люциусом?

Их разделяли мили. Не было ни преданности, ни сочувствия, ни любви... ни малейшего намека на понимание с обеих сторон.

Тем не менее, Драко постоянно мучила ностальгия, но она была тихой и блеклой. Все воспоминания рождали лишь одно – постоянно растущую горечь, поглощающую изнутри, как опухоль. Его матери удалось найти выход и помочь Ордену, но Люциус даже не пытался. Это мучило Драко больше всего. Отец всегда должен бороться за своего сына, но Люциус даже не пытался. Он просто стоял пассивным наблюдателем, принимая все, что требовал или делал Волдеморт, без каких-либо попыток бороться.

И он убил Тео.

Он убил Тео.

Когда Люциус наконец заговорил, Драко был уверен, что почти отбил ногу, постукивая по ней палочкой Андромеды.

– Ты должен быть мертв.

– Извини, что разочаровал, – спокойно сказал Драко. – Твоя вечеринка по случаю возвращения домой – полное дерьмо.

– Заткнись! – прорычал Люциус. – Какого черта ты делаешь, мальчишка?

– Не называй меня так! Очевидно, ты решил, что я больше не имею для тебя никакого значения. Почему я должен тебе что-то объяснять?

– Ты должен мне все...

– Я нихера тебе не должен!

– Не смей так со мной разговаривать, мальчишка!

– Я тебе больше не мальчишка! – яростно прокричал Драко. – Теперь я тебе никто! Ты заявил об этом минут десять назад на глазах у толпы! Помнишь?

Люциус резко втянул воздух через ноздри, морща нос от отвращения.

– Какого черта ты ожидал, когда появился здесь с этой... тварью и поцеловал при всех, как будто это приемлемо?

– Ее зовут Гермиона Грейнджер.

– Избавь меня от отвратительных подробностей.

Драко прицокнул и оглядел отца с ног до головы.

– Черт, да что же с тобой случилось? Выглядишь дерьмово. Очевидно, тебя мучил твой распрекрасный лидер...

– Я был наказан за твои ошибки! – крикнул он. – Темному Лорду пришлось наказать меня за то, что ты не справился...

– Пришлось наказать? Ты вообще себя слышишь? Насколько ты сдвинулся?

– Сдвинулся? Ты исчезаешь на год, а потом возвращаешься из мертвых с этой паразиткой, повисшей на руке, сражаешься за проклятый Орден, и у тебя хватает наглости сомневаться в моем здравомыслии?

– Ее зовут, – прошипел Драко, – Гермиона Грейнджер.

– Так вот где ты был весь прошлый год? Жил в гребаном маггловском доме с этой...

– Нет, я был здесь! Я был в Хогвартсе, а потом остался с Андромедой...

Сухой, мрачный смешок Люциуса прервал его.

– А, это все объясняет. Безумная сестра твоей матери. Надо было догадаться, что один из ее несчастных родственничков промыл тебе мозги.

– За несколько месяцев она стала для меня лучшим родителем, чем ты за последние несколько лет!

– Не надо так драматизировать. Повзрослей!

– Я повзрослел, но ты в этом не участвовал! – Драко заревел так громко, что самому стало больно. – Ты даже не подумал усомниться в Волдеморте после того, как узнал, что он угрожал убить меня? Или маму? Ты пытался выяснить, что случилось со мной после того, как узнали, что я мертв? Тебе хоть на один гребаный миг было не насрать?

Люциус переложил палочку в другую руку, Драко внимательно наблюдал за этим жестом. Рев битвы в Большом зале отвлекал его пару раз: несколько знакомых громких голосов ловили его внимание, и хватка на палочке немного ослабла. Ему следовало оставаться начеку. Движения и поведение отца были слишком непредсказуемы, чтобы вести себя беспечно.

– Мой сын умер, – резко сказал Люциус. – Я его оплакал. Насколько понимаю, мой сын все еще мертв.

Каждое слово было подобно стреле, но Драко не дрогнул.

– Тогда кто же я, черт возьми?

– Ты – ничто, – выплюнул он. – Мой сын никогда не прикоснется к грязнокровке.

– Ее зовут Гермиона Грейнджер!

– Я знаю ее чертово имя! Ведь это я опознал ее в поместье!

Драко стиснул зубы и выкрал секунду, чтобы успокоиться. Его чуть не трясло от ярости. Но нет. Нет. У него было преимущество: знание.

– Ты не помог Грейнджер. – Утверждение, не вопрос.

– Конечно же нет.

– В отличие от мамы. Она постаралась помочь Грейнджер.

Люциус даже не пытался скрыть своего потрясения.

– О чем ты говоришь?

– Ты меня слышал. У меня есть для тебя новости, отец: и твой сын, и твоя жена сражаются здесь на стороне Ордена. И она постаралась помочь Грейнджер...

– Ты лжешь...

– Она применила к Грейнджер легилименцию, увидела нас вместе и постаралась помочь ей в Мэноре. А потом, когда поняла, что я жив, отправилась к Снейпу – кстати, он тоже работал на Орден – и попросила...

– Нарцисса бы никогда...

– Она знала, что я был с Грейнджер, но ей было все равно. Твоя собственная чертова жена отвернулась от тебя, потому что знала, каким невменяемым ты стал!

Левый глаз Люциуса дернулся.

– Нет, я бы знал...

– Ты бы ничего не знал! Ты ничего не замечаешь, отец! – Он замолчал, чтобы перевести дыхание; его грудь тяжело вздымалась. – Ты что, не понимаешь? Ты. Теперь. Один.

– Заткнись!

– Я не стану! – закричал Драко. – Мама бросила тебя, потому что знала, что ты откажешься от меня, когда узнаешь о Грейнджер! Она знала, что ты отвернешься от собственной плоти и крови, и все из-за твоей бездумной преданности этому конченому существу, которого ты называешь Лордом!

В глазах Люциуса мелькнула паника.

– Она никогда не предаст меня, – прошептал он себе под нос.

– Ты в этом уверен? Что-то не похоже, – Возможно, было жестоко насмехаться, но Драко было все равно. – Неужели ты всерьез думаешь, что мама предпочла бы Волдеморта мне? Своему собственному сыну? Нет! Потому что она не такая, как ты!

– Она бы не предала.

– Почему же? – огрызнулся Драко. – Потому что ты ее муж? Из-за преданности? Где, черт возьми, была твоя преданность семье, когда ты привел Волдеморта в нашу жизнь? Какого хрена ты вообще решил втянуть нас в это дело? Ты поставил его выше нас!

Краткий проблеск сомнения, который озарил лицо Люциуса, исчез, и на его место вернулась холодная ненависть. Он был в ярости, но за ней также проглядывала и… пустота. Леденящая душу безучастность, которая, как и всякий последний, упорный свет внутри Люциуса, погасла.

– Не припомню, чтобы кто-нибудь из вас жаловался.

– Мне было пятнадцать, и я…

– Да, а теперь тебе семнадцать, и ты предатель по крови. И не просто предатель крови, – усмехнулся Люциус, – а чертов любитель грязнокровок.

– Верно, – сказал Драко, решительно кивая. – Я действительно люблю ее.

– О, умоляю...

– И ты можешь стоять здесь и сколько хочешь отрекаться от меня, но я все еще твой сын...

– Это не так...

– Я все еще Малфой и единственный наследник. – С каждым словом Драко видел, как лицо отца все больше и больше наполняется яростью, но он продолжал: – И я заявляю тебе сейчас, Люциус, что вся эта Малфоевская чистокровная чушь с промыванием мозгов заканчивается на мне.

Ноздри Люциуса раздулись, губы приоткрылись, обнажая сжатые зубы, но он ничего не произнес.

– Ты меня слышишь? – подтолкнул Драко. – Со всеми ненавистью и ложью, которые проходили через поколения Малфоев, покончено. Навсегда.

Драко был так поглощен своей тирадой, что не заметил, как Люциус дернул палочкой в дрожащей руке.

– А когда все закончится, – продолжил Драко, – и ты будешь гнить в какой-нибудь одиночной камере в Азкабане, надеюсь, в тебе останется хоть капля рассудка, и ты поймешь, что это твой сын разорвал порочный круг! И что в мире за пределами твоей камеры я продолжаю род Малфоев! И если у тебя появятся внуки, то они, вероятно, будут полукровками!

Очевидно, это замечание стало для Люциуса последней каплей. Как чиркнувшая спичка, он мгновенно оживился, источая опасность, кипя от ярости, и вытянул руку с палочкой, целясь прямо в грудь Драко. Но Драко быстро среагировал. Адреналин так сильно стучал в его ушах, что он не уловил заклинание, выплюнутое Люциусом, но это не имело значения: Драко поднял палочку как раз вовремя, чтобы обезоружить отца быстрым Экспеллиармусом. Его палочка – все еще горячая и заряженная – очутилась в руке Драко, а затем он бросился вперед и выпустил заклинание, прижимая Люциуса к стене.

Длинными, громкими шагами Драко подошел к Люциусу, схватил за мантию Пожирателя и приблизился к нему так, что у того не было выбора, кроме как посмотреть ему в глаза. Сердце Драко бешено колотилось в груди, громко и так сильно, что казалось, будто кости вибрируют с ним в унисон. Драко потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями; он тяжело дышал, но не мог понять – причина в спешке последних минут или ярости.

– Что это было? – пробормотал он между судорожными вдохами. – Авада?

Люциус зарычал в ответ, и Драко заметил кровь на его зубах; было похоже, будто он сильно прикусил язык. Сделав шаг назад, он отпустил мантию Люциуса и позволил заклинанию крепко прижать его к стене. Кончик палочки Люциуса все еще светился остатками незавершенного заклинания, и угасающий огонек был зеленым, но не глубоким, густым зеленым Смертельного проклятия. Драко поднял палочку Андромеды, направил на палочку отца и пробормотал:

– Приори Инкантатем.

Мгновение спустя Драко повернулся к Люциусу с устрашающе спокойным выражением лица.

– Неужели? Заклинание забвения?

Люциус молчал.

– И, по-видимому, довольно сильное, – сказал Драко. – Достаточно сильное, чтобы поджарить мне мозг и поселить в Мунго. Твоя палочка все еще теплая.

По-прежнему никакого ответа.

– Ты ведь собирался полностью стереть мою память? Ты собирался стереть меня.

Люциус все еще отказывался произнести хоть слово, и сдержанность Драко дала трещину. Рванув вперед, он крепко сжал в кулаках отцовские одежды, дернул на себя, а затем с силой ударил спиной о стену.

– Говори! – заорал он ему в лицо. – Скажи что-нибудь!

Люциус хмыкнул, но медленно поднял голову и уставился на Драко тусклым, ужасающим взглядом.

– Лучше вообще никакого продолжения рода Малфоев, чем грязное.

Во второй раз за день Драко почувствовал, как слезы жгут глаза, но, в отличие от предыдущего, они не пролились. Это были злые, жгучие слезы, которые больно было сдерживать, но он сумел. Вот и все; последний – и на этот раз действительно так – удар. Маленький мальчик внутри него понял, что не осталось ни единой надежды на примирение. Все просто... исчезло. Здравомыслие и рациональность Люциуса, уважение и восхищение Драко, их отношения как отца и сына... все исчезло. Окончательно.

Но он не чувствовал потери. Ни тоски, ни надежды больше не было. Ни намека. Вместо этого поверхность его существа пронзил знакомый и почти успокаивающий укус ярости. Она пришла спокойной и устойчивой волной, согревая лицо и охлаждая все остальное. Он снова схватил отца за грудки. Крепко.

– Это ты убил Тео?

Казалось, Люциуса сбил с толку этот неожиданный вопрос.

– Что ты...

– Это ты убил Тео? – закричал Драко.

Леденящий душу блеск понимания проник в его глаза, верхняя губа презрительно скривилась.

– Теодор Нотт встал у меня на пути.

Драко резко вдохнул.

– На пути падающей стены? Или твоем?

– Моем, – без колебаний и сожаления ответил Люциус.

Драко выдохнул, но его грудь оставалась напряжена и сдавлена. На мгновение ему показалось, что он задыхается. Болезненные воспоминания о смерти Тео на холодном полу Большого зала проникли в сознание, атакуя, как кошмары, которые оживали и разыгрывались перед глазами. Он крепко зажмурился. Темнота была лучше этих воспоминаний.

Он обливался потом и дрожал от напряжения, которое пришло с проявлением сдержанности; ему ужасно хотелось ударить отца, но в этом не было ни смысла, ни достоинства. И если бы он ударил Люциуса один раз, то, наверное, не смог бы остановиться. Он открыл глаза.

– Почему?

Люциус облизал окровавленные зубы.

– Почему? Потому что я видел, как этот неблагодарный мелкий ублюдок убил своего отца.

Драко почувствовал тошноту: кислотное пламя рвоты обожгло горло, зрение затуманилось. Он не знал, что сказать. Слова приходили и уходили, не задерживаясь, и он не мог уцепиться ни за одну конкретную мысль в наполненном сумбуром сознании.

Но он знал.

Каким-то образом, на каком-то уровне, он знал – или, по крайней мере, предвидел, – что смерть Тео была преднамеренной. Несчастный случай оказался бы слишком легким исходом. Слишком справедливым. И, как давно понял Драко, все редко бывает просто и честно. Как сказал Тео много лет назад: «Жизнь – дерьмо, а потом ты умираешь».

– Скажи, – небрежно произнес Люциус, прерывая мысли Драко. – Ты поступишь так же?

– Что?

– Ты собираешься повторить его поступок? – спросил он. – Вы двое заключили какой-то жалкий пакт предателей крови, чтобы убить своих отцов?

Драко задумался. Он действительно это сделал. Воспоминание о Тео пронзило его, как молния – его друг сидел напротив и спрашивал: «Как думаешь, ты сможешь убить своего отца?» Драко знал ответ и тогда, и сейчас. Он вспомнил, что сказал Тео: «Я бы сделал то, что было необходимо».

– Нет, – сказал Драко, с сожалением качая головой. – Поверь мне, часть меня хочет, чтобы я смог, но... я не такой как ты. Я не убийца.

– Тогда что именно ты намерен со мной делать?

Драко промолчал. Он снова поднял палочку отца, схватил ее обеими руками и переломил. Или, по крайней мере, попытался. Дерево было слишком крепким, чтобы сломать его полностью, но оно треснуло и раскололось, повиснув безвольно на сердцевине, как сломанная рука. Непригодная. Бросив ее через плечо, Драко снова посмотрел на разъяренного Люциуса.

– Ты был прав в одном, – медленно произнес он. – Я не твой сын. Теперь уже нет.

Левый глаз Люциуса снова задергался.

– Но все остальное, что ты мне рассказывал... о магглорожденных, магглах и прочем, все это было ложью. И ты... ты убил моего друга...

Драко вздохнул, сделал несколько шагов назад и взмахом палочки Андромеды выпустил заклинание, приковывающее Люциуса к стене. Казалось, Малфой-старший на мгновение был ошеломлен этим жестом, но его горькое, мертвенно-бледное выражение быстро вернулось на место.

– Если ты сейчас войдешь в Большой зал, тебя убьют или схватят прежде, чем отправят в Азкабан, – сказал Драко обманчиво ровным тоном. – И я могу заверить тебя: если предстанешь перед судом, я приду и помогу навсегда запереть...

– Ах ты, сопливый кусок...

– Я еще не закончил! – рявкнул он. – Ты мне не нужен. Я не желаю тебя в своей жизни. У меня есть близкие. Грейнджер, и мама, и Блейз, и Дромеда. А ты? У тебя никого нет, именно этого ты и заслуживаешь.

Ноздри Люциуса раздулись, и он беспокойно переступил с ноги на ногу.

– Я хочу, чтобы ты исчез, – твердо сказал Драко. – Я больше не желаю тебя видеть. Я хочу, чтобы ты пропал. Я хочу, чтобы ты... вычеркнул себя из моей жизни.

– И куда именно ты хочешь меня отправить? – спросил Люциус.

– Мне все равно. Теперь ты для меня никто.

Бросив последний жесткий взгляд на человека, которого он никогда больше не назовет отцом, Драко развернулся и побежал к Большому залу. Позади него кричал Люциус, требуя, чтобы он вернулся, но Драко продолжал бежать. С ним было покончено. Окончательно и бесповоротно покончено. Когда рикошетом разносящиеся по залу звуки битвы заглушили крики Люциуса, что-то подсказало Драко, что он никогда больше не услышит его голоса.

Но он все равно не оглянулся.

Гермиона была в беде. В настоящей беде.

Палочка Беллатрисы оказалась гораздо более непослушной, чем она ожидала: даже использование оберегающих чар было проблематичным. Неспособная полностью защитить себя, она уже получила синяк под глазом и несколько кровоточащих ран от безжалостных заклинаний Беллатрисы; у нее даже не было шанса попытаться атаковать. Беллатриса оказалась слишком быстра и умела даже против них троих. Со своими опытом и силой она была практически неприкасаема.

Взмахнув своей новой палочкой, Беллатриса ударила Луну прямо в живот и отбросила назад примерно на двадцать футов. Хихикая с нескрываемым ликованием, она развернулась и ударила Джинни заклятием, которое полностью выбило из той воздух, и Гермиона могла только наблюдать, как она закатила глаза и рухнула на пол, потеряв сознание.