Текст книги "Изоляция (ЛП)"

Автор книги: Bex-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)

– Тем, что мы действительно другие, Драко, – произнесла она грустным голосом. – Мы…

– …по разные стороны баррикад, – закончил он за Грейнджер и склонил голову, пряча взгляд.

Гермиона, озадаченная отзвуком меланхолии в голосе Драко, тоже наклонила голову, повторив его движение. Сегодня ночью он выглядел озабоченным; поток вопросов струился через его сознание, и он понятия не имел, на какой из них ответить первым. Она заметила, как в попытке удержать то, что бурлило у него в голове, на его скулах заходили желваки; мысли, что были спрятаны от ее глаз, а возможно, и от него самого. Она снова увидела эту невыносимую уязвимость: в неуловимом изгибе рта или беспокойных подрагиваниях пальцев; и в этот миг задумалась – когда она научилась так хорошо его читать?

– По разные стороны, – повторила она с горечью в голосе. – Ты по-прежнему считаешь себя одним из них, Драко?

Вот тот самый вопрос…

Он проглотил комок тревоги, застрявший в горле, и прикусил язык. Именно на этот вопрос он пытался ответить с тех самых пор, как был вынужден бежать от Волдеморта; как он мог находиться на стороне тех, чей предводитель желал похоронить его заживо? Этот вопрос зрел и становился лишь громче с тех пор, как Грейнджер начала овладевать его чувствами. Все полетело к ебаным чертям, и она казалась единственным постоянным и, он осмелился допустить такую мысль, положительным аспектом в его жалкой псевдо-жизни в заточении. Он мог бы питать отвращение к тому, как реагирует на нее и нуждается в ее обществе, но не было никакой возможности отрицать, насколько одно ее присутствие успокаивает его истерзанную душу.

Да простит меня Салазар.

Это было сильнее его. Она была первой и единственной, кто заставила Драко Малфоя сомневаться в своих принципах, что были привиты ему с самого детства. Как он мог слепо верить в сумасшедшие идеалы того существа, когда оно назначило цену за его голову? Как мог искренне верить, что магглорожденные были ничтожествами, когда Грейнджер являлась самой умной ведьмой в Хогвартсе за последние несколько десятилетий? Как он мог… Как он мог притворяться, что его предрассудки все еще весомы, и не важно, насколько ему хотелось, чтобы все именно так и обстояло?

– А ты? – отрешенно спросил он и вытащил из-под одеяла руку, на которой чернела метка. – Разве это не делает меня одним из них?

Гермиона хмуро посмотрела на уродливое клеймо на белоснежной коже и удивилась, поняв, что оно ее больше не беспокоит; по крайней мере, не у него. Возможно, дело было в более мягком тоне его голоса или защитной сутулости его плеч, но она почувствовала, как раздвигаются границы в общении с ее настороженным собеседником. Она подползла немного ближе и, потянувшись, с опаской провела кончиками пальцев по все еще воспаленной коже; почувствовала азарт, когда он тут же не одернул от нее руку.

– Эта метка не определяет того, кто ты есть, – мягко произнесла она, внимательно вглядываясь в его смущенное лицо. – Точно так же, как и моя кровь не определяет того, кем я являюсь. Ты сам это решаешь, Драко. Ты, твои действия, твои мысли…

– А если я не знаю, кто я? – спросил он слегка дрожащим голосом. – Что, если я… запутался?

Невыносимая симпатия расцвела в ее груди.

– Тогда просто делай то, что чувствуешь правильным, – страстно призывала она. – А остальное приложится.

Драко приподнял бровь и перевел отстраненный взгляд на ее расслабленные пальцы, что дразнили чувствительный шрам на его предплечье. Как только Гермиона подумала, что он готов прислушаться к ее словам, Малфой хмыкнул и отстранился от ее чрезмерно соблазнительных прикосновений.

– Вы, гриффиндорцы, столь скоры найти в каждом нечто хорошее или допустить, что люди могут измениться, – презрительно бросил он с излишним весельем в голосе. – Некоторые на это просто не способны, Грейнджер…

– Но не ты, – быстро возразила она. – Только не ты, Драко.

Сомнение промелькнуло в серых глазах Малфоя, но она увидела, что сегодня он был полон решимости сопротивляться ей.

– Тебе стоит уйти, – произнес он, кивнув в сторону двери.

Она засомневалась, стоит ли ему знать о том, что она хочет остаться; пожертвовать немного гордости и признать, что с ним чувствует себя в безопасности; что в жизни не спала лучше, чем в его объятиях. Но от перспективы увидеть, как Малфой рассмеется ей в лицо и отвергнет, по коже пробежался холодок; она решила не испытывать удачу. Встав с кровати, Грейнджер направилась к выходу, но задержалась у двери.

– Знаешь, это лишь ярлыки, – прошептала она, не оборачиваясь; лишь бы тот не увидел слез, что текли по щекам. – Слизерин, Гриффиндор. Чистокровный, грязнокровка. Это не определяет то, как нам жить.

Драко изо всех сил старался не реагировать на щемящее чувство в груди. Когда она ушла, он снова взглянул на свою метку; Малфой до сих пор ощущал томительное покалывание от ее прикосновения. В этот момент он чувствовал себя таким одиноким; почти признавая, что надуманные остатки его упрямых предрассудков начали распадаться и исчезать под тяжестью ее слов. Он знал, что отсутствие Грейнджер, даже если оно продлится несколько дней, нанесет необратимый вред его запутавшемуся сознанию.

В подтверждение того, что он, наконец, поддался блаженному наступлению безумия, он прождал час перед тем, как беззвучно покинуть комнату и понять, что стоит у двери в ее спальню. Он игрался с мыслью прошептать пароль и проскользнуть внутрь, но понятия не имел, что будет делать дальше.

Жалкий задрот…

– Мы с Майклом сошлись на том, что назначим Рождественский бал на одиннадцатое декабря, – пояснила Гермиона. – Знаю, это раньше обычного, но вы упоминали, что могут возникнуть проблемы с отправкой учеников на каникулы.

– Да, все верно, – МакГонагалл кивнула. – Я решила, что будет разумно отправлять детей домой на Рождество небольшими группами в течение недели. На всякий случай. Не уверена, что использовать Хогвартс-Экспресс – это хорошая идея; в любом случае, у нас есть альтернативы. Одиннадцатое отлично подойдет.

Гермиона вздохнула и потерла глаза.

– Профессор, сколько еще будет тянуться эта нелепица? – спросила она с осторожностью. – Кажется глупым устраивать бал посреди войны…

– Вы же знаете, я желаю всех приободрить, – проговорила директриса спокойным голосом. – На данный момент Хогвартс является убежищем, и мне бы хотелось, чтобы ученики чувствовали себя здесь в безопасности…

– Но они…

– Одиннадцатое отлично подойдет, – прервала ее МакГонагалл. – Занятия закончатся десятого, а, значит, у нас с профессорами будет две недели, чтобы убедиться, что все в целости и сохранности доберутся домой. Вы останетесь в школе, мисс Грейнджер?

–Да, – грустно ответила она, – я сообщила родителям, что останусь в Норе. Они не много знают о происходящем, и я хотела бы, чтобы все так и оставалось.

МакГонагалл нахмурилась.

– Вы думали над теми заклинаниями для воспоминаний, которые мы обсуждали?

– Это крайняя мера, – протараторила Гермиона, – я не хочу использовать их, пока не останется иного выбора.

– Тогда давайте надеяться, что до этого не дойдет, – вздохнула она. – Есть хорошие новости: Нимфадора передала, что будет ждать вас, как только освободитесь.

От услышанного напряжение в лице Гермионы сменилось радостью.

– Не могу дождаться встречи, – призналась она. – Вам еще что-нибудь нужно? Или я могу…

– Разумеется, вы можете быть свободны, – тепло отозвалась МакГонагалл. – Вызвать профессора Слизнорта, чтобы проводил вас?

– Нет, не стоит, – быстро заверила она и встала с места. – Мне еще нужно заглянуть в дортуар.

– Хорошо, – кивок, – тогда увидимся завтра на трансфигурации. И, Гермиона, я ожидаю вашего присутствия на Рождественском балу.

Потрясающе.

– Я приду, – согласилась она через силу. – До завтра, профессор.

Гермиона с тревогой барабанила пальцами по стене возле двери Драко. Она стояла здесь уже более пяти минут и не могла понять, почему чувствовала такое беспокойство от необходимости попрощаться с ним. После их довольно напряженного разговора она сохраняла дистанцию, решив, что, возможно, в очередной раз пожалеет о возложенных на него надеждах. Но Малфой был таким настоящим... от его уязвимости все сжималось внутри, и это заставляло ее чувствовать трепет в сердце и обрушивало поток эмоций, которые она не могла понять.

Что, если я… запутался?

Услышав эти слова, она была готова разреветься. Его привычная самоуверенность мгновенно растаяла и показала, что, возможно, все ее усилия не были напрасными. Возможно, она смогла зародить зерно сомнения в его сознании, и теперь оно дало свои плоды… Или, что так же возможно, она прыгала выше своей головы. Его приступ вежливости угас столь быстро, что она начала сомневаться, не привиделся ли он ей.

– Есть ли причина, по которой ты ошиваешься возле моей двери? – его голос вторгся в мысли сквозь дверное полотно.

Глубоко вдохнув, она толкнула дверь и обнаружила Малфоя по обыкновению сидящим на кровати с одной из ее книг на коленях.

– Извини, – пробубнила она, – я помешала или…

– Помешала, ведь у меня столько планов, – ехидно проговорил он и закатил глаза. – Чего тебе, Грейнджер?

– Я ухожу в Хогсмид, – сообщила она, – но я приготовила достаточно еды, чтобы хватило на два дня.

– Тогда проваливай, – холодно выплюнул Драко. – Чего ждешь? Чертовой прощальной вечеринки?

– Не ожидала, что ты так разозлишься, – прошептала она и сделала несколько шагов в его сторону. – И я точно не знаю, на что ты злишься.

Не знал и он.

– Я не злюсь, – бросил Малфой, оправдываясь, – просто не понимаю, какого хера ты в очередной раз вваливаешься ко мне и докучаешь со своим дерьмом. Ты уже сообщила о том, что уходишь.

– Да, но я…

– Ты закончила? – отрезал он. – Возможно, у меня почти нет дел, но теми, что есть, я предпочел бы заняться без тебя.

Гермиона вздохнула и залезла в свою зачарованную сумку, в которой было сложено все, что может потребоваться ей во время пребывания с Тонкс. После нескольких попыток она вытащила небольшой стеклянный шар, в котором находилась миниатюрная копия Хогвартса, окруженная искусственным снегом. Драко выгнул бровь, когда Грейнджер положила шар на колени и, прежде чем перевести на него взгляд, задумчиво провела рукой по стеклу.

– Я его зачаровала, – медленно произнесла она. – Если встряхнуть шар пять раз, то на моих часах сработает сигнал тревоги. Еще я обновила защитные чары, поэтому, если ты вдруг попытаешься сбежать, я тоже об этом узнаю.

Ему не стоило восторгаться магическими способностями Грейнджер, но он снова поймал себя на том, что испытывает нежеланное восхищение по отношению к ней. Малфой нахмурился из-за испытываемого предательского уважения и надменно хмыкнул.

– Не нужно мне…

– Это лишь мера предосторожности, – перебила она, – на тот случай, если ты упадешь и сломаешь ногу или, может…

– Принимаешь желаемое за действительное, Грейнджер? – сказал он с легкой ухмылкой. – Ты ведь не расставила по дортуару ловушек перед уходом, а?

Гермиона почти улыбнулась, а затем положила шар перед Малфоем. Он посмотрел на изящную безделушку с отвращением и оттолкнул подальше; в этот момент Грейнджер сильно захотелось до него дотронуться. Желание накрыло ее так внезапно и быстро, что она вздрогнула и крепко сжала кулаки, стараясь не замечать узла, скручивающего ее изнутри.

– Слушай, Драко, – беспокойно произнесла она и нахмурилась, когда ее голос дрогнул, – я могу перенести встречу. Если не хочешь, чтобы я уходила, просто скажи.

Не уходи…

– Если в твоей сумочке с сюрпризами больше нет никаких бессмысленных игрушек, – прорычал Малфой, – тогда я не вижу причин, чтобы ты здесь задерживалась, Грейнджер.

Она была уверена, что он сумел заметить разочарование, притаившееся за ее ресницами, которое быстро сменилось растерянностью.

– Ладно, – сказала она резко, – если ты желаешь все время оставаться таким чертовски безразличным…

– Не ожидал, что ты так разозлишься, – повторил он ее слова снисходительным тоном. – Что еще тебе нужно, Грейнджер?

– Ничего, – раздраженно бросила Гермиона, вставая с кровати. – Все никак не пойму, какого черта ты ведешь себя как последняя сволочь…

– Эй! – выкрикнул он, поднимаясь с места и хватая ее за запястье. – А какого хера ты ожидала, Грейнджер? Благодарности за паршивую штуковину, когда ты оставляешь меня одного в этой чертовой тюрьме...

– Я научилась ничего от тебя не ожидать! – выпалила она в ответ; они находились слишком близко друг к другу. – Как только я допускаю мысль, что в тебе есть хоть капля порядочности, ты даешь обратный ход и снова превращаешься в эгоистичного засранца!

– Что ты несешь…

– В тот раз, – напомнила Гермиона тихим голосом, – когда мы говорили о выборе стороны…

– Ты слишком много надумываешь, – прорычал он, защищаясь. – Ты хоть раз представляла, как это место выворачивает мне мозги.

– Не настолько, как тебе хотелось бы думать, – парировала она и сглотнула, осознав, насколько близко они стояли. – Для чего ты продолжаешь притворяться, если я единственная, кто тебя видит?

Он раскрыл рот, но так не проронил ни звука. В ее золотистых глазах он увидел нечто знакомое, что напомнило ему о дне, когда она, находясь в дурмане антигистаминного укола, поцеловала его. Искорка смелости среди бушующих нервов, что виднелась в ее тревоге; он почувствовал, как Грейнджер прильнула к нему, и плотно закрыл глаза, раздумывая, разрешить ли этому случиться: мысль сдаться и позволить ей делать все, что заблагорассудится, была столь соблазнительна. Это была последняя возможность урвать свою дозу Грейнджер; запретное желание до того, как она покинет его наедине с личными демонами. Они уже делали это, так разве еще один раз что-либо изменит?

Теплое дыхание Грейнджер, коснувшееся его лица, вернуло к реальности, и Малфой резко оттолкнул ее от себя подальше, пока она не успела к нему прикоснуться. Гермиона споткнулась, и он злобно усмехнулся, но яд в его взгляде был наигранным и вынужденным – лишь маска, помогающая скрыть полнейшую растерянность. У Грейнджер же не было времени, чтобы спрятать свое удивление и унижение: ее движения были нервными, глаза полны боли. Еще один удар сердца, и Драко с криками погнал бы ее прочь, но она развернулась и вылетела из комнаты раньше, чем тот успел набрать воздуха в легкие.

Хлопок от закрывшейся двери рикошетом пронесся по опустевшей комнате подобно удару молотка судьи Визенгамота. И вот его приговор: два дня в компании лишь собственной тени и раздумий о том, как убежать от проклятого одиночества во время ее отсутствия.

Ему следовало позволить себя поцеловать…

От морозного воздуха заплаканные глаза начало покалывать.

Гермиона стремглав неслась в Хогсмид; она столкнулась с осознанием того, что начала чувствовать к Драко то, что нельзя было назвать нормальным.

Когда она впервые его поцеловала, то пребывала в одурманенном, ошеломленном состоянии; действовала под воздействием импульса, слишком сильного, чтобы быть подавленным логикой. Но ее новая попытка снова попробовать его на вкус была иной. Она желала прильнуть к нему и испытать удачу. Это осознанное решение, которое заставило чувствовать себя отвергнутой и полностью подавленной. Мысли в голове превратились в спутанный комок, и она понятия не имела, с какого места начать его распутывать.

Как только в поле зрения показались «Три метлы», Грейнджер стерла рукавом следы слез и постаралась взять себя в руки. По крайней мере, восторг от встречи с Тонкс поможет утопить часть вопросов о Драко; она зашла в бар и робко улыбнулась. Вокруг шныряли постоянные посетители, но она не обратила на них никакого внимания, поскольку заметила мудрый взгляд мадам Розмерты. Та заговорщицки кивнула Гермионе и незаметно передала через барную стойку ключ. Грейнджер, не теряя ни минуты, побежала вверх, чтобы увидеться с подругой.

– Ну, наконец-то! – просияла Тонкс, как только Гермиона ворвалась в комнату. – Я уже начала думать, что ты потерялась.

– Как же я рада тебя видеть! – воскликнула она, бросаясь обнять Нимфадору, но остановилась, когда заметила небольшую округлость ее живота. – Ох, Тонкс! Уже все заметно!

– Познакомься с пузожителем, – сказала она с озорной улыбкой. – Сразу хочу предупредить, что сейчас я на стадии обжорства, так что если засечешь меня, прячущуюся в углу и пожирающую бутерброд с мармитом [2] и джемом, просто не обращай внимания.

Гермиона слабо улыбнулась, и это была единственная реакция на шутки Тонкс, которые обычно вызывали смех. Сцена их с Драко перепалки, когда его губы находились на расстоянии одного вдоха, стояла перед глазами, от чего во рту все пересохло, а на сердце потяжелело.

– Гермиона, что-то случилось? – спросила Тонкс. – Ты выглядишь такой измотанной.

– Все в порядке, – сорвалась скорая ложь, – просто мне не хватает Гарри и Рона.

– Конечно, не хватает, – она понимающе кивнула и тепло улыбнулась. – Но у тебя ведь остались друзья, с которыми можно поговорить. Как дела в Хогвартсе?

Гермиона не сдержалась и вздрогнула.

Все сложно…

Драко зло вглядывался во тьму.

Час был поздний, и нужный свет не проникал в лишенную окон гостиную, наполненную тишиной, что оглушала; громкое напоминание о том, что ее не было рядом. Аромат Гермионы начал угасать, дортуар казался до жути пустым; все, что он делал последние несколько часов, так это не сводил глаз с дурацкого снежного шара.

От него требовалось лишь потрясти уродскую штуковину, и Грейнджер бы вернулась; тогда он смог бы украсть несколько поцелуев, как и следовало сделать до ее ухода.

Он схватил магический предмет и с громким ревом швырнул его о стену. Он наблюдал, как шар разбивается, а затем развернулся и с учащающимся дыханием направился к комнате Гермионы. Пробормотал пароль и, с жадностью втянув воздух в спальне, мгновенно успокоился.

Да, это Грейнджер… определенно, Грейнджер.

Он критично осмотрел обстановку, надеясь обнаружить приличную коллекцию личных вещей, но за исключением нескольких фотографий, ожидаемого красного покрывала и впечатляющей коллекции книг их спальни были одинаковыми.

Драко мрачно начал рассматривать снимки; задержался на одном, изображавшем Грейнджер с ее никчемными полудурками, которых она считала хорошей компанией. Он положил все рамки лицом вниз, чтобы не пришлось на них смотреть, и, присев на кровать, начал рассеянно водить руками по покрывалу. Веки налились свинцом, и он, убаюканный сильным ароматом Гермионы, что блуждал меж подушек и простыней, откинулся на спину. Если бы он уснул здесь, окруженный умиротворяющим шепотом ее присутствия, разве кто-нибудь узнал бы об этом?

– Да пошло все!

[1] Lutra, lutra – (лат.) выдра.

[2] Мармит – пищевой продукт, липкая, темно-коричневая и очень соленая паста с отличительным, стойким ароматом. Мармит можно сравнить по вкусу с соевым соусом.

====== Глава 14. Желание ======

– Нет, – Тонкс покачала головой, – Письмо, которое мальчики прислали Ремусу, почти ничего не объясняет. Но какая разница? Главное, что он уничтожен.

– Наверное, ты права, – отрешенно согласилась Гермиона. – Мне бы хотелось быть более полезной, и, возможно, если бы я знала, как они уничтожили медальон…

– Ты прекрасно справляешься, – заверила Нимфадора. – Все идет хорошо: Министерство держится, мы избавились от еще одного крестража. Не пойми меня неверно, все могло бы быть еще лучше…

– Намного лучше, – вздохнула она, убирая волосы с лица. – Я должна была отправиться вместе с ними…

– Твои таланты полезнее в Хогвартсе, рядом с МакГонагалл, – сказала Тонкс. – У ребят все получается, да и Орден хочет, чтобы один из вас оставался поблизости…

– Знаю, – Гермиона устало нахмурилась и потерла глаза. – Просто не уверена, насколько я вообще здесь полезна. Все, что я делаю, так это занимаюсь организацией Рождественского бала и выполняю всякие обязанности старосты, которые совершенно бессмысленны.

– Ты не можешь винить МакГонагалл в том, что она старается всех приободрить, – Тонкс пожала плечами. – По-моему, Рождественский бал будет тебе полезен. Помню, как ты повеселилась на Святочном. Тебя уже пригласил какой-нибудь знаменитый болгарин?

Гермиона почувствовала, как на лице появилась улыбка.

– Нет, никаких болгар, – пробормотала она, – но Майкл спрашивал, не составлю ли я ему пару.

– Что за Майкл?

– Майкл Корнер, – сказала она и задумчиво цокнула языком. – Думаю, он заговорил об этом лишь потому, что мы оба Главные старосты. Надеюсь, это единственная причина.

– Почему? – спросила Тонкс, выгибая бровь. – Он идиот?

– Нет, он вполне милый, – ответила Гермиона, – просто…

– Тебе нравится другой.

Драко…

Гермиона вскинула голову и диким взглядом уставилась на Тонкс; паника сдавила грудь.

– Что? – начала заикаться она. – О чем ты?

– О Роне, – улыбнулась Нимфадора со знающим видом. – Мы все видели, насколько благожелательны друг к другу вы были на свадьбе. Да ты и сама говорила, что он тебе нравится.

– Ах, Рон, – выдохнула Гермиона с облегчением, накрывшим ее освежающей волной. – Да, конечно.

– Гермиона, ты в порядке? – с беспокойством спросила Тонкс.

– Все хорошо, – неуверенно прошептала она, – просто я плохо сплю на новом месте.

Это была не совсем ложь; она проснулась посреди ночи, вот только скрипучий матрас не имел ничего общего с ее бессонницей. Долгие минуты она смотрела на часы, ожидая, почти надеясь, что вот-вот сработает сигнал тревоги. Это так нервировало… лежать в кровати и знать, что его не было в другой спальне; от заката до рассвета ее мысли крутились вокруг него.

Тонкс находилась в соседней комнате, но Гермиона все равно чувствовала себя одинокой; она пыталась представить, как Драко справляется с ночным уединением в Гриффиндорской башне. После того раза, когда она осталась у Джинни и он попытался сбежать, она ожидала чего-то… но, раз ее часы по-прежнему молчали, у него определенно все было в порядке; это немного беспокоило.

Сегодня занятия закончились раньше, и Грейнджер решила проведать Малфоя, но воспоминания о попытке поцеловать его, услужливо представшие в сознании, заставили ее передумать.

После обеда и неспешной прогулки по окрестностям Хогсмида, где уже начали проглядываться первые признаки Рождества, они с Тонкс обсуждали войну, а также многие другие темы, но мысленно Гермиона постоянно возвращалась к Драко.

– Ты же знаешь, мы с Роном не вместе, – сказала Грейнджер немного агрессивным тоном. – Мы просто друзья.

Нимфадора нахмурилась.

– Он тебе не нравится? Я думала…

– Я тоже так думала, – призналась она, – но я решила, что нам лучше остаться друзьями. Он… нравится мне не настолько…

Тонкс усмехнулась и понимающе похлопала Гермиону по спине.

– Никто не заставляет тебя любить Рона. Нет – так нет…

– Ваши с Ремусом отношения… многие не одобрили? – осторожно спросила Грейнджер. – Из-за того, насколько вы разные.

– Многие поспешили нас осудить, – задумчиво произнесла Тонкс, – и Ремуса это заботило больше, чем меня. Но да, у нас были стычки с любопытными негодяями, которые не могли найти лучшего применения своему времени.

– Ты когда-нибудь сомневалась в своих чувствах?

Тонкс вздохнула и задумчиво похлопала себя по коленям.

– Я знала, что люди не сочтут это нормальным, – призналась она спустя какое-то время. – Наверное, проще было бы иметь отношения с ровесником, но это не тот вопрос, в котором ты можешь выбирать. Все происходит само собой.

Гермиона склонила голову и нежно улыбнулась.

– Оно того стоило? – спросила Грейнджер. – Неодобрительные взгляды и…

– Да, черт возьми! – воскликнула она. – Слушай, во время разгорающейся войны, да еще и в ожидании ребенка, лондонские сплетники – это наименьшая из твоих забот. Плюс, если бы я проигнорировала свои чувства к Ремусу, то сожалела бы об этом до конца жизни.

Гермиона закусила нижнюю губу и задумчиво хмыкнула.

– Пожалуй, время слишком ценно, когда завтра может наступить конец света.

– Звучит немного пессимистично, – Тонкс дружелюбно подмигнула, – но ты права, жизнь слишком коротка. У тебя уже есть кто-то на примете, Гермиона? Боишься, что ребята не одобрят?

Грейнджер поджала губы.

– Вроде того.

– Я его знаю?

Твой двоюродный брат.

– Нет, – она покачала головой. – Он… учится на моем курсе и не очень нравится Гарри и Рону.

Не совсем ложь.

– Они переживут, – заверила ее Тонкс и пренебрежительно махнула рукой. – Так какой он?

Гермиона на миг задумалась, чтобы собраться с мыслями. Общение с Тонкс было настолько открытым и доверительным, что Гермионе приходилось быть осторожной, чтобы не взболтнуть лишнего.

– Он кретин, – выпалила она, отметив вспышку веселья в глазах Нимфадоры, – он неисправимый, сложный и совершенно не слушает ничего, что я говорю…

– Это типично для мужчин…

– Он груб, – Гермиона уже не могла остановиться, – упрям, жесток и холоден…

– Также весьма знакомо…

– А иногда он меня так злит, что единственное, чего мне хочется, так это придушить или швырнуть в него проклятием!

Тонкс прочистила горло, пряча смех, и с мудрой улыбкой на лице принялась изучать Грейнджер.

– Но?

Гермиона сглотнула и почувствовала подступающие слезы.

– Но он прекрасен, – грустно прошептала она, – совершенно растерян и до невозможного ужасен, но есть нечто, что я нахожу прекрасным. Не могу объяснить.

Было так странно и чудесно рассказать кому-то об этом; разумеется, она опустила все неприглядные подробности о своем слизеринском соседе. Нимфадора с сочувствием наблюдала за ней, заправляя за ухо пару прядей фиолетовых волос; она выглядела весьма довольной признанием Гермионы.

Если бы ты знала…

– Ты знаешь, что он к тебе испытывает?

Грейнджер сникла и опустила голову.

– Он сказал, что ненавидит меня…

– Вы когда-нибудь целовались? – продолжила осмелевшая Тонкс.

Гермиона почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец.

– Несколько раз, – тихо пробормотала она, – но они были… импульсивными и недолгими…

– И кто кого поцеловал?

– Ну, – замялась Грейнджер. – Я… в первый раз, но потом он поцеловал меня дважды.

Тонкс игриво улыбнулась.

– Как по мне, звучит весьма многообещающе.

– Нет, – ответила Гермиона, разочарованно морща нос, – все намного сложнее. Когда я попыталась поцеловать его в последний раз, он меня оттолкнул, и я даже не знаю, действительно ли он мне нравится. Просто… есть то, что…

Грейнджер замолчала, и Тонкс ободряюще кивнула.

– Продолжай, – настояла она, – ты же знаешь, что можешь рассказать мне что угодно.

– Есть то, что причиняет мне боль, – закончила Гермиона дрожащим голосом. – Он постоянно… возводит между нами стену, и я не уверена, что смогу пробиться сквозь нее. Я пытаюсь, но каждый раз, когда думаю, что добилась чего-то, он все рушит; и я не знаю, остались ли у меня силы действовать дальше…

– Гермиона…

– Я все еще вижу проявления другого человека, – продолжила она, слезы текли по щекам, – и, думаю, это именно то, что меня… привлекает, но я…

– Гермиона, – снова перебила ее Тонкс, – это нормально. Похоже, что он немного запутался. Он изменится.

– Но что, если…

– Делай то, что чувствуешь для себя правильным, милая, – посоветовала она, и Гермиона вспомнила, как говорила похожие слова Драко. – Хочешь чая перед сном?

– Лучше горячий шоколад.

Драко сидел на холодном дощатом полу, рассеянно теребя остатки снежного шара, что оставила ему Грейнджер. Невольно порезавшись, он втянул воздух сквозь сжатые зубы и стал наблюдать, как на пальце выступает кровь. Он критично осмотрел красную каплю и вспомнил день, когда в ванной комнате было так много крови, и не только его; холодок пробежал по спине.

Кровь Грейнджер была точно такой же.

Настал момент чертового осознания, и он видел в этом причину каждого последующего затруднительного положения и прозрения, что наступило во время ее отсутствия. Сокрушительным фактом было то, что Грейнджер обладала всем, чем он восхищался: ум, здравомыслие, сила, а еще и то, что он не мог уловить. Она просто была… хороша.

Если бы я была чистокровной, но оставалась прежней личностью, ты бы с той же поспешностью отрицал все случившееся этим утром?

С тех пор, как она ушла, он беспрестанно думал над ее словами; каждая фраза, что заставила сомневаться в предрассудках, эхом отзывалась в его голове, но он крепко держался за надуманный шепот морали своей семьи. То, что когда-то казалось столь очевидным, теперь было ненадежным и размытым. Ему нравилось винить ее во всем, хотя он пришел к выводу, что в его убеждениях должны были быть некие бреши; но от этого не становилось легче.

Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.

Он зажмурился. Ошибки… Астрономическая башня. Конечно, если бы он был полностью уверен, что принципы Волдеморта верны, ему было бы несложно справиться с этим заданием. Возможно, именно тогда он начал во всем сомневаться…

Знаешь, это лишь ярлыки. Слизерин, Гриффиндор. Чистокровный, грязнокровка. Это не определяет то, как нам жить.

Ей было легко говорить. Вместе с печально знаменитой фамилией ему достались ожидания, и она даже представить не могла, под каким давлением он жил. Малфой был уверен, что Поттер растрепал ей все о его падении в туалете в прошлом семестре, но это было лишь мелкой крохой от его смятения. Случалось, что он расшвыривался всеми известными ему невербальными заклинаниями и кричал, раздирая легкие. Блейзу и Панси доводилось видеть несколько приступов его слабости, но никто не наблюдал его подлинного краха. Даже до получения задания Драко находил себя вглядывающимся в свое отражение и размышляющим: жизнь полная ненависти – не слишком ли для него?

Для чего ты продолжаешь притворяться, если я единственная, кто тебя видит?

Потому что если он не будет этого делать, что ему останется? Он был лишен богатства, магии, статуса. Если он откажется от того, каким его создавали, он превратится в ничто.

Некоторые на это просто не способны, Грейнджер…

Но не ты…

– Твою мать, – прорычал он, пряча лицо в ладонях.

Ты попросил меня остаться. Я… я хотела остаться.

Он никогда еще никого так не целовал: подобно мятежному взрыву, что заставил его почувствовать себя свободным и раскованным. Он прекрасно знал, кого целует, знал, что ему не стоит к ней прикасаться, но в тот момент ему было все равно. При ближайшем рассмотрении, ему и сейчас было все равно. Поблизости не было никого, кто бы обругал его за подобные мысли, а так же за то, что он делал, идя на поводу у своих чувств...

Просто делай то, что чувствуешь правильным.

Слишком опасно, но и чересчур соблазнительно.

Жалкая правда заключалась в том, что он скучал по ней, и не только как по некоему отвлечению; он скучал по ней, как по человеку. По ее голосу, по ее небольшим причудам, ее огню… по всему. Завтра она вернется, вот только он не знал, во сколько. Это могло случиться ранним утром. Посему решение провести ночь в ее кровати было рискованным; это был еще один ощутимый удар по его гордости.