Текст книги "Изоляция (ЛП)"

Автор книги: Bex-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

– Нет, Драко, – она злобно покачала головой, стараясь вырваться. – Отпусти меня.

– Сначала скажи, что не так...

– Отпусти меня! – прокричала Гермиона, со всплеском злобы вырывая руку. – Ты что, не слышишь?

– Черт, да в чем твоя проблема? – разъяренно выплюнул он. – Я только спросил...

– Не надо! – возразила она, обходя его и пробираясь в свою комнату. – Я просто хочу остаться одна...

– Отлично! – заорал Драко ей вслед, подгоняемый отказом. – Хочешь быть одна? Так, блять, оставайся одна!

Гермиона захлопнула за собой дверь, пытаясь заглушить крики Малфоя, а затем быстро наложила Заглушающие чары, чтобы быть уверенной, что не услышит его, а он – ее. Если она планировала поддаться очередному приступу рыданий, то не хотела, чтобы он стал тому свидетелем. Она не могла разбираться с Драко прямо сейчас; все свое внимание она должна была сфокусировать на родителях, и она отказывалась путать свои неспокойные думы, когда маме и папе требуется каждая мысль ее беспокойного разума.

Приоритеты. Приоритеты. Приоритеты.

Она судорожно выдохнула, чтобы хоть немного успокоиться, а затем взяла книги по Чарам памяти и сложила стопкой на рабочем столе. Она перечитала параграфы бессчетное количество раз, все слова были такими знакомыми, но в последующие шесть часов ей необходимо было запечатлеть каждое из них в памяти и попрактиковаться в движениях палочки. Гермиона изо всех сил старалась сохранять самообладание и оставаться сосредоточенной, но время от времени предательские слезы капали на пергаментные страницы.

Около полуночи ее веки начали слипаться, и она мудро решила, по крайней мере, попробовать украсть пару часов сна, чтобы утром быть способной выполнить свое душераздирающее задание. Вялыми движениями она стянула с себя одежду и залезла под одеяло, мысленно повторяя информацию из книги и стараясь не думать о том, что собственные родители забудут о ее существовании еще до завтрака.

Мысли совершенно случайно перескочили к стычке с Драко, и она пожалела, что не справилась с ситуацией иначе. Сегодня ночью ей не хватало его объятий.

Драко нервно барабанил пальцами по столу.

После того, как Грейнджер покинула его в ужасном раздражении, он бесцельно наворачивал круги по дортуару в попытке спустить пар, но в итоге обнаружил себя орущим на запертую дверь в течении не менее чем пяти минут – все безрезультатно. Он не знал, что задело его больше: ее поведение или тот факт, что он понятия не имел, почему она требовала оставить ее одну, а затем изолировалась в своей комнате.

Он ненавидел быть без волшебной палочки.

Одно небольшое заклинание помогло бы ему ворваться в комнату и выяснить, что произошло. Он бы соврал самому себе, если бы не признался, что ощущал непреодолимую потребность защищать ее, потребность знать причину ее слез. Вероятность того, что кто-то причинил ей боль, будь то физическую или эмоциональную, заставила кровь гудеть в венах. Он понятия не имел, когда в нем поселилось это новое и сильное чувство – забота о ее благополучии; все смешалось с остальными желаниями, которых прежде не было, и это сводило его с ума.

Он просто хотел знать, что или кто расстроил ее; ему нужно было знать.

Малфой с горечью осмотрел свою пустую кровать.

Он проводил все меньше и меньше времени в этой комнате, и когда подобное случалось, то являлось добровольным решением в дни, когда он вспоминал, что не должен быть заинтересован в своей магглорожденной любовнице. Но в последнее время протесты в его голове и гордость вели себя весьма тихо, и поэтому мысль о ночи в одиночестве заставила чувствовать холод и тревогу.

Драко положил голову на согнутые локти и тяжело вздохнул.

У него было чувство, что сегодня ночью кошмары вновь вернутся и станут преследовать его.

Утреннее небо было насыщенного темно-синего цвета, когда МакГонагалл аппарировала их к дому Грейнджер. Гермиона слышала отдаленный шум фургона молочника, но это был единственный признак просыпающейся улицы. Покрытые небольшим слоем снега тротуары были совершенно пусты, за исключением пары странствующих котов. Она обвела дом взглядом и нахмурилась, увидев тусклый свет за окном столовой; она знала, что родители вставали рано, и надеялась покончить со всем, пока они еще спали.

– Вы точно не хотите, чтобы это сделала я? – спросила стоявшая рядом МакГонагалл.

– Точно, – устало кивнула Грейнджер.

Минерва вздохнула и слегка сжала плечо Гермионы.

– Хорошо, – сказала она, – я буду ждать вас здесь. Если вам нужна какая-либо помощь или вы передумали...

– Я справлюсь, – сухо ответила Гермиона, делая пару шагов вперед. – Я недолго.

Она вдохнула полные легкие морозного воздуха, а затем с громким хлопком перенеслась в свою спальню. Все вещи лежали там же, где она их оставила; кровать застелена, полки пусты, осталась лишь пара безделушек, которые она не забрала в Хогвартс. Гермиона облизала губы и посмотрела на старые постеры, которые наклеила на стену еще до того, как ей исполнилось тринадцать; перевела взгляд на пятно на ковре, что осталось от пролитого апельсинового сока. Это случилось, когда она узнала, что является волшебницей. Комната была богата воспоминаниями и шепотом прошлого; болезненные эмоции в груди были прерваны каким-то урчанием у ее ног.

– Живоглотик, – с обожанием прошептала она, вставая на колени, чтобы взять на руки любимого питомца. – Я скучала, малыш.

Рыжий кот потерся о ее щеку и одобрительно заурчал, когда Гермиона крепче обняла его.

– Ты снова будешь жить со мной, – тихо сказала она и насупилась, когда услышала родителей на нижнем этаже. – Но сперва мне нужно кое-что сделать, поэтому будь хорошим мальчиком и веди себя тихо, ладно? Подождешь меня на крыльце, Глотик?

Выпустив Живоглота, Гермиона посмотрела ему вслед, а затем в последний раз взглянула на свою комнату и отправилась исполнять необходимое. Она использовала заклинание, чтобы заглушить свои шаги, и медленно спустилась по лестнице; неосознанно провела пальцами по семейным фотографиям, развешанным в прихожей.

Сзади раздался знакомый звук телевизора, и она повернулась в направлении гостиной, в которой на диване спиной к ней сидели родители; они пили утренний чай и смотрели новости. Комнату наполнял аромат подгоревших тостов, напоминавший ей, насколько неловким мог быть ее отец; мама съедала хлеб в любом случае, ведь она слишком любила мужа, чтобы жаловаться.

Гермиона замешкалась в дверях, ее накрыла волна отчаяния, но она отбросила все чувства, зная, что для свершения задуманного разум нужно оставить ясным. Она хотела закончить прежде, чем будет обнаружена и ей придется разбираться со своим разбитым сердцем от встречи с их растерянными взглядами. Сдержав всхлип, она дрожащей рукой подняла волшебную палочку и мысленно приготовилась к произнесению заклинания.

– Я очень сильно вас люблю, – выдохнула она, но голос утонул в звуке телевизора. По щеке скатилась слеза, когда она изо всех сил сосредоточилась на заклинании.

– Обливиэйт.

Она видела, как ее лицо пропадает с фотографий, и могла поклясться Годриком, что чувствовала, как стирается из памяти родителей. Зная, что у нее остались считанные минуты до того, как в их сознании устоится новая ложная информация, она сделала шаг в их направлении. Желание броситься к родителям и обнять было опустошающим, и ей потребовалась каждая толика самообладания, чтобы устоять на месте.

Вместо этого она поднесла ладонь к губам и послала им воздушный поцелуй.

– Обещаю, как только все закончится, я найду вас, – выдохнула она, стоя за их спинами, затем опустила голову и направилась к выходу.

Вот и все...

Ни семьи. Ни Гарри с Роном. Война.

На мгновение она задержалась, чтобы оплакать свое детство и семью, которая даже не знала о ее существовании.

Живоглот преданно ждал у двери, его голова с волнением была склонена набок. Грейнджер взяла его на руки, прижала к себе изо всех сил и бросила последний скорбный взгляд на дом, который покидала навсегда. Легкие горели от сдерживаемых всхлипов; увидев МакГонагалл, она выпрямилась, желая выглядеть сильной.

– Вы быстро справились, – сказала профессор и протянула руку, чтобы погладить кота. – Как все прошло?

– Нормально, – расплывчато ответила Гермиона. – Как и ожидалось.

– Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – соврала она и задрала подбородок, чтобы скрыть истинные чувства. – Нужно возвращаться, пока нас не хватились.

Грейнджер извинилась и со всех ног рванула в комнату, отчаянно желая очутиться в одиночестве и сбежать от сочувствующих взглядов, которые МакГонагалл бросала на нее с тех самых пор, как Гермиона изменила память своим родителям. Она хотела запереться в своей комнате и рыдать, пока не почувствует себя лучше. Но, как только она вошла в дортуар, ноги подогнулись, и она сползла на пол у входной двери, не имея сил подняться.

Живоглот сразу спрыгнул с рук. Грейнджер подтянула колени к груди и, обняв их, склонила голову, сдалась неизбежности и позволила рваным всхлипам вырваться наружу.

Ее верный питомец уткнулся в нее мордой и озабоченно мяукнул, но она не обратила никакого внимания; она лила слезы, уткнувшись в джинсы и желая, чтобы угасла парализующая боль в груди.

В таком состоянии и нашел ее Драко – потрясенную и сломленную; он замер от увиденного. Тающие предрассудки сражались с новообретенными чувствами, но очередной надрывный всхлип заставил его броситься к ней, даже не успев осмыслить свое действие или подвергнуть его сомнению. Он присел возле нее и изучил обеспокоенным взглядом, выискивая хоть какой-то намек на причину ее мучений, но единственной выбивающейся из окружения деталью был жалкий кот, копошащийся у ее ног.

– Ты ранена? – с сомнением прошептал он, но Гермиона не выдала никаких признаков того, что осознает его присутствие. – Грейнджер, что случилось?

Никакой реакции. Ничего.

Он собрал каждую кроху имеющегося терпения и отодвинул с ее лица сбившиеся кудри. От выражения муки, исказившего ее черты, внутри все скрутило; это чувство было для него совершенно незнакомо.

– Грейнджер, – позвал он снова, – что такое?

По-прежнему молчание.

Раздраженно выдохнув, он неосознанно успокаивающе погладил пальцами ее шею.

– Гермиона, – он вздохнул, – скажи, что мне сделать?

Наконец он что-то заметил; небольшой проблеск в ее убитом горем взгляде, который дал понять, что она его слышит. Он затаил дыхание, когда она повернула голову в его сторону и, пытаясь справиться со сбившимся дыханием, тихо произнесла:

– Моя… комната.

– Хорошо, – ответил Драко, нежно беря ее за руку, которую перекинул через плечо, а затем приобнял за спину и подхватил под колени. Он встал с пола, увлекая ее за собой, и направился к ее комнате. Каждый ее вздох и всхлип вибрацией отдавался в его груди; он бережно отнес ее в спальню и уложил на кровать, а сам присел с краю. Гермиона повернулась к нему спиной и подтянула колени к груди.

– Я... я хочу остаться одна, – обрывисто прошептала она; Живоглот вскочил на кровать и уселся в изножье.

Драко поджал губы.

– Грейнджер, не думаю...

– Прошу, Драко, – прохрипела она.

Тень отчаяния в ее голосе заставила вздрогнуть; он согласно выдохнул, встал и пошел к двери. На миг задержался у выхода, через плечо посмотрел на Гермиону, со страхом осознавая, что никогда прежде так не... заботился о ком-либо. Срази его Салазар, он ничего не мог с этим поделать.

Устало качнув головой, он закрыл за собой дверь и нахмурился, услышав доносящиеся из комнаты рыдания; они будут преследовать его весь остаток дня.

Было три часа ночи, когда Драко решил, что с него хватит. Целый день, состоявший из бесконечно долгих часов, он терялся в догадках, перебирая каждое возможное объяснение скорби Грейнджер, пока голова не начала раскалываться от боли, а терпение – исчезать.

Он знал, что должен был... оставаться понимающим и чутким, если хотел докопаться до причин такого поведения Грейнджер; в странный миг приступа заботы Малфой приготовил ей чашку чая. После третьей попытки он остался доволен результатом и с дымящимся напитком в руках открыл ее дверь; тревожное чувство зародилось внутри, когда он увидел ее на кровати.

Гермиона сидела, укутанная в толстое одеяло. Припухшие губы дрожали; несомненно, она по привычке кусала их, как и всегда, когда тревожилась. Она сидела ссутулившись, но выражение ее лица заставило Драко вздрогнуть. Плач прекратился, хотя щеки блестели от старых слез; взгляд был затравленным, прекрасно сломленным, словно неживым. Взяв себя в руки, он приблизился к ней, ставя чай на прикроватную тумбочку, и присел напротив нее на кровати; она смотрела сквозь него.

– Послушай, Грейнджер, – начал он более резко, чем хотел. – Прекращай. Ты же сильная.

Гермиона даже не моргнула.

– Что случилось? – снова попробовал он. – Дело... дело в Поттере и Уизли?

В ответ – тишина и все тот же остекленевший, ничего не выражавший взгляд.

– Черт побери, Гермиона, – прошипел он, беря в ладони ее лицо, заставляя посмотреть на себя. – Прекращай. Скажи, что случилось?

Она закрыла глаза, и Драко с нарастающим волнением сжал челюсти. Он уперся своим лбом в ее, нежно стирая пальцами с ее щек следы скорбных часов, а затем позволил губящей гордость правде вырваться наружу.

– Вернись ко мне, Грейнджер, – еле слышно прошептал он. – Я... – «Прости меня, Салазар». – Ты нужна мне.

Он ощутил небольшую волну облегчения, когда она раскрыла глаза и посмотрела на него; не сквозь него. Ее ресницы, все еще влажные от слез, подрагивали; она облизала губы, и он не решился заговорить из-за страха, что она вновь вернется в коматозное состояние.

– Мои мама и папа даже не знают, кто я такая, – наконец пробормотала она, и Малфой в замешательстве нахмурился. – Магглов... убивали, и мне пришлось сделать все, чтобы они оказались в безопасности...

Драко не произнес ни слова, потому что понятия не имел, что может сказать. У него были вопросы, но инстинкты подсказывали, что следует подождать, пока ее разум обретет покой, тогда он сможет узнать у нее хоть какие-либо подробности. Малфой неловко поерзал на матрасе; даже в лучшие времена утешение не было его сильной стороной, поэтому он подумал, что, возможно, действия принесут большее облегчение ее боли, нежели неуверенные слова.

Он придвинулся к ней настолько близко, что они соприкоснулись носами, усадил к себе на колени, наверное, немного резко, а затем обнял. Гермиона прильнула к его груди, словно стараясь раствориться в нем или разделить его тепло. Потянувшись вперед, он взял чашку чая и вложил в руки Грейнджер.

– Попей, – сказал он, – ты сегодня даже не ела.

Он внимательно смотрел, как она поднесла питье к губам, сделала неуверенный глоток и задумчиво хмыкнула, а после бросила на него смущенный взгляд.

– Что? – спросил он.

– Ты неплохо завариваешь чай, – медленно произнесла Гермиона и почувствовала, как он довольно ухмыльнулся ей в волосы.

– Ловлю тебя на слове, – сказал он, крепче сжимая ее в объятиях. – Грейнджер, я...

– Знаешь, что самое худшее, – перебила она голосом, в котором смешались страдание и обида. – Я никогда... никогда не думала, что в состоянии кого-либо ненавидеть; то есть по-настоящему ненавидеть... настолько, чтобы желать смерти.

Драко съежился от ее резкого тона, но решил, что правильным будет дать ей высказаться и освободить перегруженный разум. Его пальцы играли с ее кудрями, пока он слушал ее задушевные признания.

– Волдеморт уничтожил столько жизней, скольких лишил детства, – продолжила она; подняла голову и заглянула ему в глаза. – Гарри, Невилла, – начала перечислять Гермиона, дотронувшись до его руки и тихонько сжав ее, – даже тебя.

Драко выдохнул и посмотрел на их сплетенные пальцы.

– Грейнджер...

– Я ненавижу его, – яростно выплюнула она, и по щекам снова заструились слезы. – Я так сильно его ненавижу.

– Дыши, Грейнджер, – непреклонным тоном произнес Малфой, слегка обрадованный услышать, что в ее голосе вновь появляется жизнь. – Выпей еще чаю.

– Спасибо, – внезапно сказала она, и Драко от удивления вскинул голову, – что выслушал. Теперь... я чувствую себя немного лучше.

Малфой кивнул в ответ, ощущая неловкость, и нахмурился, когда увидел, как предательская слеза упала на его ладонь. Слушая их сердца, звучащие в унисон, он поднял голову и оставил легкий поцелуй на ее губах. Очевидно, что ее тоска быстро не пройдет, но он знал, что в свое время Грейнджер убежит от печали, потому что она была слишком сильна, чтобы потеряться в сокрушительном бездействии.

– Чем хочешь заняться? – тихо спросил он.

– Я устала, – призналась Гермиона, ерзая в его объятиях; взгляд говорил, что она собирается спросить о чем-то, что, как она знала, ему не понравится. – Останешься со мной, пока я не усну?

Драко заколебался, но затем медленно кивнул; лег на кровать, осторожно притянул к себе Грейнджер и, позволяя ей прилечь у себя на груди, проливать слезы на его свитер, накрыл их одеялом. Лениво перекинул руку через ее талию и осознал, что они никогда прежде просто так не спали – без выматывающего послеоргазменного блаженства.

Если когда-нибудь в будущем его спросят, он ответит, что именно в этот момент он осознал, что его чувства к Грейнджер стали настоящими, до невозможного опасными. Они стали настолько сильными, что, он мог честно признаться, для него была безразлична ее нечистая кровь.

Его действительно это больше не заботило.

====== Глава 21. Шрамы ======

Саундтрек:

Radiohead – Nude

Placebo – Running Up That Hill

Placebo – I’ll Be Yours

Драко медленно пробуждался, разбуженный кошачьим урчанием; он озадаченно изогнул бровь, когда понял, что место рядом на кровати пустует – лишь в изножье дремал кот.

Проигнорировав кота, он приложил ладонь на место Грейнджер и почувствовал, как остатки тепла ее тела щекочут кожу. Еще не совсем отойдя ото сна, он перевернулся на другой бок и увидел Гермиону, сидящую у окна; ее силуэт выделялся на фоне ослепительного золотого света утреннего солнца. Малфой прищурился и сел, посмотрел на ее уставшее, напряженное лицо и нахмурился, заметив рассеянный взгляд.

Она была во вчерашней одежде, на лице – следы пролитых слез, голова покоилась на коленях, прижатых к груди. На губах остались следы от постоянных покусываний, рот был искривлен в траурном изгибе, глаза отекли и воспалились. Все, что она делала, – смотрела в окно.

И не шевелилась.

Почти не дышала.

Он внимательно осмотрел в ней каждую деталь, обдумал и постарался определить, что делать. Мерлин свидетель, он не имел ни малейшего понятия, как облегчить ее страдания, но потребность сделать хоть что-нибудь уже пробралась под кожу; он даже не сопротивлялся ей.

Малфой приподнял бровь, когда Гермиона тяжело выдохнула вблизи стекла и, подняв руку, начала выводить бессмысленные узоры на запотевшей поверхности.

Грейнджер рассеянно провела пальцем по стеклу, нахмурилась, когда осознала, что делает. Они с матерью оставляли друг другу небольшие послания на зеркале в ванной, когда Гермиона была еще маленькой; приятные мелочи, как «Я люблю тебя» или «Спокойной ночи».

Рука безвольно упала, когда Гермиона прочитала написанное: «До скорой встречи».

Она тряхнула головой, когда расплывчатый голос Драко вторгся в ее сознание, и она вернулась в реальность.

– Что?

– Ты хоть сколько-нибудь спала? – озабоченно спросил он.

– О... – выдохнула она. – Немного... Достаточно...

– Что-то не похоже, – сухо сказал он, откинул одеяло и сел на краю кровати. – Тебе нужно отдохнуть.

– Нет, все в порядке, – пробормотала она; Драко ненавидел, какой отстраненной она казалась. – В любом случае я сейчас не усну...

– Не говори, что ты в порядке, когда и так ясно, что это не так, – обругал он, возможно, слишком резко. – Это чертовски бесит.

– Но я...

– Помолчи, – пробурчал Малфой, – понять не могу, почему вы, гриффиндорцы, скрываете все за долбаным позитивом, радугами и единорогами?!

– Я не...

– Ты ведь чувствуешь себя потерянной, верно? – резко спросил он. – Словно все мысли идут кувырком и ты не знаешь, как тебе быть.

Гермиона беззвучно произнесла:

– Я... как...

– Если ты еще не заметила, мы с тобой в одной лодке, Грейнджер, так что я в курсе, насколько это хреново.

– В одной лодке? О чем ты...

– Меня считают пропавшим еще с июня, – напомнил он невозмутимым тоном. – Уверен, родители считают меня мертвым; гниющим в яме, выкопанной одним из твоих.

Она вздрогнула.

– Драко.

– Это так, – перебил он, окинув ее предостерегающим взглядом. – Какую еще правдоподобную историю мог сочинить Снейп, чтобы оправдать мое отсутствие?

– Прости, – искренне прошептала она, – я не осознавала, что уже прошло столько времени. Но возможно, Снейп...

– Даже если он сказал, что я пропал, спустя столько времени меня все равно посчитали бы мертвым, – повторил он и вскинул голову, когда она нахмурилась. – Не смотри на меня с жалостью, Грейнджер. Я же не по-настоящему мертв...

– Но, может...

– Я смирился, Грейнджер, – произнес Драко, заставив ее замолчать, – как и ты смиришься с новыми обстоятельствами. Но тебе нужно выкинуть из головы все дерьмо насчет «я в порядке».

– Драко...

– Сейчас мы примем душ, – строго начал он, вставая с кровати, и нахмурился, поймав ее взгляд. – Давай, Грейнджер, подъем.

– Драко, – она устало вздохнула, склонив голову, – не думаю, что я в том состоянии, чтобы…

– Я ничего не говорил о сексе, – перебил он, подходя к ней с мрачным видом. – А теперь давай…

– Драко, я просто хочу остаться здесь…

– Херня! – выплюнул он, схватил ее за руку и дернул так, что поднял на ноги. – Не заставляй тащить тебя силой!

– Отпусти, Драко! – прорычала она, пытаясь вырваться. – Мне больно.

Его решимость дрогнула, но все же он не ослабил хватку, не обращая внимания на ее мольбы и протесты. Он осознавал, что был груб, но старался оставаться равнодушным, ведь сейчас это было столь необходимо. Возможно, Грейнджер этого не видела, но ей это нужно. Нужно ему.

Он ухватил ее крепче, как только она спустила ноги на пол и вцепилась в его руку.

– Прекрати сопротивляться, – бросил он, второй рукой надежно охватывая ее талию. Гермиона изо всех сил размахивала руками и ногами. – Блять, Грейнджер…

– Оставь меня, – слезы обиды катились по щекам. – Разве может что-то изменить этот проклятый душ? Я не буду...

– Перестань, – прорычал он, когда наконец выволок ее из спальни. – Поверь, бездействие сделает все только хуже.

– Я сказала, что в порядке! – проорала она. – Опусти меня!

– Нет! – прокричал он в ответ, заталкивая ее в ванную комнату и закрывая за собой дверь. Он проглотил неприятное чувство, застрявшее в горле, когда понял, что она снова плачет; но это не сломило его намерений. – Только посмей приблизиться к двери, и я затащу тебя назад, чтобы до тебя наконец-таки дошло.

Он старался держаться, когда она отошла в сторону и начала изучать его настороженным взглядом. Действительно ли она верила, что он причинит ей вред? Он нахмурился и покачал головой, стараясь скрыть обиду; подошел к душу, включил, рукой проверил температуру воды – все это время он в зеркале наблюдал за Гермионой.

– Это глупо, – пробормотала Грейнджер под нос, – ты сам глуп...

– Раздевайся, – строго произнес он, стягивая майку через голову, – или снова начнешь вести себя как последняя стерва?

Она бросила на него полный протеста взгляд, затем изможденно вздохнула и начала медленно расстегивать рубашку. Драко невозмутимо смотрел на нее, быстрым движением снимая брюки и белье; вырвал у нее из рук свитер и с нетерпением отбросил в сторону, а после, не дожидаясь Гермионы, рывком стащил с нее джинсы и нижнее белье.

Грейнджер резко втянула воздух и попыталась отступить, но он успел ухватить ее за запястье.

– Черт, да что с тобой не так?

– Я не собираюсь тратить на тебя весь день, – холодно прошипел он и развернул ее, чтобы расстегнуть бюстгальтер прежде, чем она снова начала возникать.

Малфой боролся с искушением полюбоваться ее наготой; она стояла перед ним, такая же бесконечно соблазнительная, как и в первую ночь, что они провели вместе. Каждый сантиметр ее медовой кожи принадлежал ему, и нравилось ей это или нет, он нуждался в заботе о ней, поэтому должен был завершить начатое. Его тело жаждало ее, но, несмотря на это, он взял себя в руки и потянул ее в душ.

– Давай, – сказал он и закатил глаза, почувствовав, что она колеблется. – Ну, ладно. Тогда будет по-плохому.

Она взвизгнула от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и, сжав зубы в попытке игнорировать обнаженное извивающееся тело, встал под дождь из что-то тихо нашептывающих капель воды. Сладкий пар окутал их подобно вуали, и Драко безмолвно пожелал, чтобы она забыла обо всем в этом успокаивающем туманном коконе.

Реальность являлась препятствием.

Всегда вставала на их пути, мешала покою в их тайном убежище вдали от остального мира.

Вдали от войны.

От его прошлого.

От всего.

Он осознал, что прижился в этом убежище, несмотря на все свои попытки сопротивления. В этом месте реальность казалась лишь забытым воспоминанием. Здесь он был с ней.

Что же он станет делать, когда...

Он почувствовал, как она толкнула его в грудь, и опустил ее на ноги.

– Во что ты играешь? – с горячностью спросила Гермиона. – Отпусти меня...

– Нет, – отказался он, не выпуская ее из-под струй воды. – Тебе это нужно...

– Не говори, будто знаешь, что мне нужно, – прошипела Гермиона, – не смей говорить, как я должна справляться...

– И что? – спросил он подначивающим тоном. – Будешь весь день сидеть в комнате и хандрить?

– Я не хандрила! – громко возразила она. – Заткнись, Драко!

– Тогда прекрати быть такой жалкой! – продолжил он. Гермиона понятия не имела, насколько прекрасна была в этот момент: ее шоколадные кудри обрамляли лицо, спускаясь на плечи кофейными ручьями; она не давала ему покоя. – Сопливые истерики в духе мелкой хаффлпаффки не исправят положение!

– Я знаю! – выплюнула она, отталкивая Драко. – Разве ты не понимаешь, что я знаю?

– Тогда прекрати ныть!

– Когда ты впервые здесь появился, то вел себя как угрюмый придурок, так что прекращай быть лицемером! – выпалила она. – У меня есть все права, чтобы быть расстроенной! Я же человек!

– Тогда какого хера ты врешь, что ты в порядке?! – резко спросил он, нависая над ней. – Давай, Грейнджер! Отпусти себя! Зачем говорить, что ты в порядке, когда это не так?

– Потому что я не знаю, что еще мне делать! – прокричала она; боль исказила ее лицо, грудь высоко вздымалась. – Что еще мне делать, Драко? Я ни черта не могу!

Вот оно. Кричи, Грейнджер.

– И это чертовски больно, ведь так? – проревел он в ответ, возненавидев себя, когда увидел, как Гермиона закрыла глаза. Но она нуждалась в этом. Он знал. Он знал ее. – Ты ничего не можешь с этим поделать...

– Замолчи!

– Ты беспомощна...

– Замолчи!

– Ты совершенно ничего не можешь с этим поделать! – прокричал он так громко, что горло опалило огнем. – Прими это, Гермиона! Ты ничего не...

Она отвесила ему пощечину. Изо всей силы.

А уже в следующую секунду схватила и набросилась с поцелуем.

Делай, что нужно, чтобы...

Она целовала, кусала, лизала, насыщалась им.

Драко почувствовал, как она ногтями впилась в кожу головы и в кулак зажала волосы, притягивая его ближе. Так близко, как только могла. Он ощущал потребность, клокотавшую внутри нее, и сделал то, что намеревался. Он и сам не уступал: целовал, кусал, сжимал в своих объятиях.

Она – его.

Он заставил себя не потерять самообладание. Сейчас она была важнее всего. На какой-то момент осознание этого ужаснуло его.

Хриплый стон Грейнджер проскользнул по его языку и вернул в настоящее. К ней. Прижимаясь ближе, он вжал ее в стену и опустил руку между их телами, просовывая между ее бедер. Глубоко войдя в нее двумя пальцами, большим пальцем он массировал ее клитор, заставляя Гермиону дрожать; он проглотил ее вздох и крепко поцеловал. Достаточно крепко, чтобы ощутить вкус крови. Ее крови, своей крови. На вкус все едино.

– Возьми все, что нужно, – хрипло прошептал он между тяжелыми вздохами.

Впиваясь ногтями в его плечи, Гермиона бедрами вторила движениям его пальцев, ободренная его словами, слишком поглощенная, чтобы сопротивляться. Годрик, она любила его умелые руки – в своих волосах, на своей коже, внутри себя, – и прямо сейчас они приносили ей идеальное наслаждение, заставляя все тело трепетать.

Но этого было недостаточно.

– Еще, – выдохнула она, надеясь, что он поймет ее просьбу.

Драко немедленно убрал руку и, подхватив под бедра, закинул ее ноги себе на талию. Он не доверял себе. Пока нет. Он не может сейчас потерять голову. Он был настолько возбужден, что мышцы болезненно пульсировали от напряжения. Она никогда еще не вела себя так – совершенно раскованно, позабыв о нервозности, позволив страсти взять над собой верх; это было чертовски возбуждающим. Но ему нужно было оставаться в здравом уме. Сейчас главным была она.

Она. Она. Она.

Гермиона вновь разорвала поцелуй.

– Драко, – простонала она, – прошу...

Зажав ее нижнюю губу между зубами, чтобы задушить ее стон, он приподнял Грейнджер немного выше, обхватил член рукой, и в тот момент, когда вошел в нее, Гермиона крепче сжала его ногами, углубляя проникновение. Драко резко выдохнул от такого неожиданного и даже бесстыжего движения, но именно это и было ей нужно: позволить инстинктам взять верх, отказаться от голоса разума.

Отказаться от обдумывания.

Отказаться от всего, кроме боли и зова плоти.

Она хватала его за руку, шею, лицо – за все, что помогло бы ему стать еще ближе. Раствориться друг в друге. Она охватила его ногами, словно тисками, прижимая к своему сладкому теплу так плотно, что Драко вздрогнул. Ослепляющая похоть. Необузданность. Полная откровенность. Он вбивался в нее, руководствуясь отчаянными ее движениями, рождая ритм из взаимных толчков и звуков соприкасающихся влажных тел. Все быстрее и быстрее.

Неистово.

Яростно.

Дико.

Чертово трение. Везде: от их скрежещущих зубов, глухих ударов бедер и царапающих рук; все было затянуто влажным паром и эхом стонов. И Гермиона была живой; извивалась, чуть не сбивая с ног, пытаясь обрести освобождение. Обрести огонь. Она издала приглушенный стон, когда он снова толкнулся бедрами.

– Да, так, – выдохнула она, приоткрывая губы и поднимая голову. – Поцелуй меня в шею.

Драко тотчас зарылся в изгиб ее плеча и прикусил шею. Он знал все ее чувствительные точки: под линией челюсти, прямо за ухом... она царапала его спину, подтверждая то, что он уже знал. Ее стоны стали громче, больше не теряясь между губ, подгоняя его ближе к краю.

И это было правильно.

Это было правильно, потому что он ощущал, как ее мышцы начали сжиматься вокруг него, и томные вздохи Грейнджер зазвучали на пару тонов выше.