Текст книги "Angel Diaries - 2 (СИ)"

Автор книги: AnnaSnow

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

– Что вы творите?! – вскричал граф, попытавшись подскочить ко мне.

Не мешкая, я запустила в него поднос с остатками еды. Такое внезапно агрессивное сопротивление заставило его отойти чуть в сторону от двери, а мне дало возможность выскользнуть из комнаты. Рыдая, я кинулась бежать по коридору, слыша позади себя крики и топот ног.

Я юркнула в свою старую спальню, ныне отведённую Эммильене. К счастью ключ лежал на старом месте, поэтому дверь была быстро заперта мной изнутри за несколько секунд до того, как граф и аббат оказались возле порога. Ручка отчаянно задёргалась, а сама дверь заходила ходуном.

– Дорогая, не глупите, откройте и мы обсудим эту ситуацию, – увещевал меня аббат.

– Пошёл вон! – довольно грубо крикнула я в ответ.

– Анна, я сейчас выломаю дверь, и тогда вы ответите не только за швыряния вещами, но и за грубые речи, – попытался напугать меня Оливье.

– Только попробуйте, и я всажу этот нож для фруктов себе в живот, – выкрикнула я злобно.

Видимо, на некоторое время, мой ответ озадачил мужчин. Они замолчали, скорее всего, раздумывая над ситуацией.

– Господа, что здесь происходит? Почему вы топчитесь возле моей спальни? – услышала я удивлённый голос Эммильены.

– Моя супруга, не иначе как по старой памяти, заперлась там. У нас небольшая семейная ссора, – пробормотал Оливье.

– Небольшая ссора?! То, что вы сотворили ужасно, гнусно, я уверена, за такое на костре сжигают, – обиженно выкрикнула я в ответ.

– Как можно так непочтительно разговаривать с мужем? Откройте немедленно! Вам повезёт, если ваш супруг вас просто выпорет, а не отошлёт в монастырь, после такого поведения, – возмущённо воскликнула сестра графа.

– После того, что мой муж натворил вместе со своим другом, я с радостью приму постриг, в любом глухом монастыре, – фыркнула я в ответ.

– А что случилось? – внезапно поинтересовалась Эммильена.

– Ничего страшного не произошло, просто Анна в положении, вот и ведёт себя несколько нервно, – ответил Оливье.

– Откройте дверь и прекратите так орать, месье Жаме прописывал вам покой, не стоит вредить не родившимся ребёнку, – попытался как можно спокойнее обратиться ко мне аббат.

– Я не желаю вас видеть и слышать, вы мне противны!

Я закрыла лицо руками и заплакала.

– Мне кажется, что, возможно, мадам графиню и правда стоит оставить на время одну, дабы она успокоилась, – предложил Рене.

– Анна, подсуньте под дверь тот злосчастный нож и мы уйдём, – предложил граф своеобразную сделку.

Подумав, я посмотрела на короткий и туповатый предмет, который был воткнут в большое яблоко на блюде, посреди стола. Вытащив, я подсунула его под щель двери.

– Убирайтесь, – холодно произнесла я, и отошла от двери.

Нож быстро исчез, и вскоре послышались шаги молча удаляющихся людей.

Я же, всхлипывая, с ногами залезла на кровать, и легла, подтянув колени к груди. Рыдания душили меня, сотрясая тело, и наполняя душу отчаянием. Когда-то я мечтала о общем с Оливье ребёнке, полагая, что это укрепит брак, сделает его счастливее.

Не о таком зачатии я не помышляла или не допускала, и, уж точно, рождение дитя от Рене не входило в мои планы. Жалея себя, и проклиная судьбу, я пролежала где-то с полчаса. Мысль о том, что такое положение вещей необходимо поменять, стала навязчивой. Поэтому, подойдя к шкафу я достала тёплую накидку Эммильены, решив, что потом верну ей позаимствованную вещь.

Я посмотрела в скважину; возле двери никого не было. Взяв ключ, я осторожно открыла дверь. Коридор был пуст. Быстро затворив её, я набросила на голову капюшон накидки и поспешила вниз. Выбраться из замка я решила уже проверенным способом – через чёрный ход возле кухни. Правда пришлось зажать нос, дабы не опорожнить желудок снова. К счастью стражник и несколько слуг грелись возле камина, в самой кухне, прикрыв дверь, поэтому я смогла вновь проскользнуть незамеченной.

Сейчас мой путь не лежал в сторону леса. Я направилась по большой дороге от замка, молясь, чтобы в сумерках меня никто из слуг не заметил. Ноги поскальзывались в грязи, толстым, тяжёлым слоем облепившей мои туфельки, мутная вода из луж пропитала низ юбок, но я готова была хоть вброд преодолеть болота, лишь бы скорее добраться до поместья дяди.

Месье де Бельфор – только он мог меня защитить, хотя, возможно, не зная подробностей, он мог встать и на сторону Оливье. Мне же рассказывать детали той ночи никому более не хотелось.

Погружённая в размышления о предстоящем разговоре, я не заметила, как добралась до ворот поместья. Жиль, шагавший через двор, удивлённо посмотрел на меня:

– Мадам графиня, – низко поклонился он.

– Где мой дядя? – кивнув ему, спросила я.

– Он с месье Терри поехал к месье д’Оди, тот что-то захворал, и ему нужна компания, дабы поддержать его во время болезни, – пояснил помощник управляющего.

Я вздохнула. Это означало, что барону д’Оди требовались собутыльники для пока что длительных вечеров.

– Прикажи заложить экипаж, это вопрос жизни и смерти, – крикнула я Жилю, а сама направилась в дом.

– Но, мадам, ехать на ночь глядя, разумно ли? – усомнился в моих словах Жиль.

– На данный момент просто необходимо! Поторопись, – довольно холодно отчеканила я.

Вбежав в свою бывшую спальню, я осмотрелась. Времени у меня оставалось в обрез. Довольно скоро кто-то из слуг, либо сам граф пойдёт проведать меня, и найдут лишь смятую постель и пустую комнату. Оливье не придётся долго думать, куда я могла бы податься, поэтому минут через двадцать он будет уже со своими людьми ломиться в это имение. А отсутствие дяди будет ему только на руку. В моей бывшей комнате оставалось совсем немного моей одежды, что была стара и уже мала на меня. Однако чёрная накидка пусть и была коротковатой, но всё ещё мне подходила. Не желая оставаться в вещах Эммильены, я оставила её накидку на кресле, облачившись в свою.

Затем я спустилась в кабинет дяди. К счастью тот оказался открытым. В шкатулке на столе, хранились деньги на текущие расходы. Так как прихватить нечто ценное из замка графа мне не удалось, а в дороге к моему дому, мне могли пригодиться деньги для оплаты тех же постоялых дворов, то я взяла мешочек с монетами, и быстро набросала записку, в которой обещала вскоре вернуть данную сумму.

Когда я снова вышла во двор, то передо мной стоял готовый экипаж – не самый новый, но вполне годный для длительной поездки. В качестве кучера был выбран здоровый, молодой парень, дабы отгонять разбойников в случае нападения. Кроме него, никто из остальных слуг не высказал желания поехать со мной непонятно куда на ночь глядя.

Но меня это и не волновало. Я забралась в экипаж. Кучер громко щёлкнул кнутом, и мы понеслись от имения по рытвинам в сторону дороги, ведущей к моему замку. Это был единственное место, где я могла избавиться от скверны заполняющей моё тело.

Хельга ни за чтобы не согласилась прервать моё положение из-за страха перед гневом графа, на чьей земле находилась её хижина. Мод, уже преданная своему новому господину, безусловно, откажется помогать мне в этом вопросе.

Я вспомнила, что возле моего замка, в деревушке живёт повитуха, вполне способная за пару монет прервать этот постыдный процесс. А потом, если выживу после этого «ритуала», то приму постриг в тихом монастыре в глуши, и постараюсь вытравить свою любовь к графу из сердца, стерев память о дне нашего знакомства.

Подскакивая на ухабах и погружённая в печальные думы о будущем я вздрогнула, когда экипаж внезапно остановился. Раздались крики, звуки борьбы, стоны, ржание лошадей и, наконец, звук упавшего наземь тела с ко́зел кареты.

– У вас будет минута для того, чтобы сбежать, – произнёс рядом со мной внезапно материализовавшийся отец Далматий, – На более я его задержать не смогу.

От неожиданности я ахнула, но, увидев знакомого чёрного жеребца, через окно кареты, уже подъехавшего к ней, моё сердце пропустило пару тяжёлых ударов. Не видя всадника, я точно знала кто это. Призрак указал головой на другую сторону экипажа, где была дверца, и я молча переместилась туда.

В это время всадник распахнул дверь со своей стороны.

– Беги! – крикнул мне отец Далматий, и я выскочила со своей стороны, краем глаза заметив, как длинный меч пронзил призрака, а тот крепко ухватил руками за его рукоять.

Мне не нужно было повторять дважды. Подхватив юбки, я бросилась, поскальзываясь, по размытой дороге. Однако вскоре, приближающийся цокот копыт подсказал мне, что силы отца Далматия сошли на нет, и убийца продолжил своё преследование.

Несмотря на фору по времени, я, всё же, бежала медленнее. Храп жеребца был слышен практически за моей спиной. Ощущение скорого конца стало очевидным, вызвав обильный поток слёз, ибо умирала я по своей собственной глупости…

– Дорогая, пригнитесь! – крикнул появившийся рядом месье Филипп, и тяжёлый камень пролетел над моим плечом, едва я успела пригнуть голову.

Импровизированный снаряд призрака попал в руку всаднику, заставив того застонать от боли, и выронить меч. Это заставило его замешкаться, и на минуту остановиться. Но это мало что изменило и я это прекрасно понимала. Бежать в корсете, с длинными юбками было неудобно, и по скорости я явно уступала его быстрому жеребцу. Моё дыхание сбилось, ноги ныли, а бок пронзила сильная боль, заставив меня сбавить темп.

Месье Филипп с сожалением на лице стал медленно таять в воздухе, видимо, вложив в бросок все свои силы.

Тем временем убийца подобрал свой меч, и спокойно, даже не взбираясь на коня, приближался ко мне. У него были широкие, уверенные шаги, и я обречённо смотрела на приближающуюся фигуру в чёрном, которая через считанные минуты оборвёт мою жизнь.

Поэтому я с благодарностью взмолилась всем своим святым, когда услышала цокот копыт по дороге, со стороны имения дяди. Всадник подобно стреле нёсся ко мне. В нём я узнала Рене. В темноте я не могла узнать его лица, но слышала полный ярости голос, доносившийся с каждым подстёгиванием лошади, и становившийся всё ближе.

На полном ходу он выстрелил в сторону убийцы, обнажившего меч, и уже стоявшего в паре шагов, готовясь нанести решающий удар. Пуля попала в грудь мужчины.

Убийца, застонав, согнулся, и повалился на землю. Но злоба и безумная мысль всё ещё двигала им. Он медленно поднялся, опираясь на меч, и продолжил движение в мою сторону.

– Не так быстро, месье! – крикнул Рене, спрыгнув с лошади, и кинулся вперёд меня.

Аббат выбил ногой меч из рук противника, и спустя секунду мужчины сцепились на мёрзлой земле, пытаясь задушить друг друга.

Я хотела броситься к имению и звать на помощь, но в ужасе почувствовала, что ноги не слушаются меня, и я упала наземь, точно подкошенная. Я медленно поползла подальше, но вскоре слабость стала бо́льшей, парализующей движения.

Между тем неподалёку послышался цокот копыт, я услышала знакомый голос. Ещё один всадник, на белом жеребце стремительно нёсся в нашу сторону. Поняв, что подоспела помощь, я отпустила реальность. Я запомнила, как Рене удалось высвободиться, и, подобрав с земли камень, ударить им в голову убийцы. Противник осел, и Оливье, будучи совсем рядом, не дожидаясь лучшего момента, выстрелил ему в затылок.

Странные колики ощущались по рукам и ногам, на щеках… Становилось тяжело дышать и густые ветви над головой сплелись в сплошную черноту, обволакивающую меня, словно в кокон. И тишина…

Я плыла по реке, где вода была лазурной и чистой, как небо. Туман окутывал белым одеялом тихие и спокойные волны. Я испытывала блаженство, чувствуя странную шелковистую жидкость на моей коже, и периодически ощущая запах ладана с можжевельником. Только проплывающие мимо меня небольшие веточки изредка царапали ноги, но бо́льшего вреда не доставляли.

Вскоре я оказалась на берегу островка. Там росли огромные белые розы, которых я не видела прежде никогда в жизни. Трава была белоснежной и мягкой, словно атла́с. Сиреневая дымка клубилась над землёй, источая аромат лаванды.

Я вышла из воды, с удивлением обнаружив себя в белоснежной длинной ночной рубашке из шёлка, и распущенными по плечам чистыми и сухими волосами.

Рассматривая чудные цветы, я медленно шла по витиеватой тропинке, чувствуя, как под босыми ногами скрипит сухой белый песок.

– Вам не стоит оставаться здесь надолго. Хотя тут, безусловно, спокойно, – раздался рядом мелодичный голос, и сквозь туман проступила фигура.

Я увидела прекрасного юношу, с тёмно-русыми волосами, голубыми глазами, достаточно рослого, и черты лица которого были до боли знакомы. Он был облачён в белые шёлковые одежды.

– Где я? – спросила я у него, тщетно силясь вспомнить, где могла видеть эти черты.

– Порой это место называют своего рода Лимбом. Местом нерождённых душ. Но мы предпочитаем называть его «Зе́мли Грёз», – услышала я другой голос, и из тумана вышел второй юноша.

Его черты лица были более плавными, нежели у рядом стоящего. Белокурые волосы слегка вились, а глаза были такими же большими и голубыми. Он был похож на ангела со старинной гравюры, так же высок ростом и прекрасно сложен.

– Но ведь я рождена, – непонимающе я посмотрела на них.

– Но мы-то нет, – несколько печально ответил мой собеседник.

– Пока нет, – поправил его темноволосый юноша.

– Но кто вы? И почему я здесь, с вами? – с содроганием в голосе произнесла я.

Светловолосый юноша подошёл поближе ко мне.

– Вы сами прекрасно знаете кто мы, но не хотите этого признать. Вы просто боитесь, но прошу вас, не надо…

– Мы навсегда связаны с вами, так как мы – часть вас, – другой юноша положил мне руки на плечи, – Посмотрите на свои руки, – указал он.

Опустив глаза я увидела золотистую ленту. Тонкую, но достаточно прочную. Она опоясывала мои запястья, и тянулась к этим двум юношам. Я закрыла лицо руками, чувствуя солёный вкус собственных слёз.

Ду́ши обняли меня, гладя по волосам.

– Вы полюбите нас, как мы уже любим вас, – произнёс блондин.

– Мы хотим быть с вами. Поверьте, что сотворены мы из чистой любви к вам, причём оба, – добавил другой.

Я кивнула. Это было странно. Мы стояли втроём, просто обнявшись, в полном молчании. Осознание того, что это мои нерождённые дети, меня шокировало. Но принятие их, чувство добра и любви, источаемые ими ко мне, подействовали умиротворяюще, примиряя меня с собой, принимая факт их рождения, и погружая меня в определённого вида дрёму.

Очнулась я от странной ломоты во всём теле. Однако мне было тепло. Умиротворение, наполнившее мою душу, никуда не делось. Какое-то время я лежала с закрытыми глазами, но затем приоткрыла их.

Рука с тонкими пальцами гладила мои плечи. Взгляд скользнул в сторону, и я увидела лицо Рене. Он лежал на кровати рядом со мной, и заметив, что я пришла в себя, улыбнулся.

– Ну, вот наша инфанта и вернулась к нам. Мы уже стали переживать, – он погладил меня по голове.

Мужские руки медленно обняли меня за талию, со спины. Я улыбнулась рядом лежащему Оливье.

– С пробуждением, дорогая, – поцеловал он меня в шею.

– Что я делаю с вами в кровати? – испуганно прошептала я.

– Моя дорогая нимфа, мы не настолько извратились, как вы нас обвиняли, дабы воспользоваться вашим обморочным состоянием, – Рене похлопал меня по руке, – Вам не стоит пугаться.

– Просто нашему другу скучно было болеть в одиночестве. Всадник повредил ему руку, так что сейчас он действует только левой.

– Ну, а это довольно неудобно, знаете ли, – пожаловался аббат.

– Это навсегда?! – с ужасом спросила я.

– Не надейтесь, моя дорогая инфанта. Месье Жаме сказал, что через пару недель рука придёт в норму. Противник всё же ударил меня мечом плашмя, – он накрутил мой локон на свой палец.

– А так как вы здесь довольно громко стонали без сознания, метаться между двумя капризными больными у меня, право, не было сил. Поэтому я предложил Рене составить вам компанию, – заключил Оливье.

– А как же слуги? Слухи по всему Провансу? – с иронией спросила я.

– Уверяю вас, моя дорогая, сейчас все обсуждают совсем иное – внезапную кончину месье де Лаваля-старшего, – мрачно ответил граф.

– Представитель властей будет здесь через пару дней, дабы засвидетельствовать, что граф умер в результате несчастного случая, от сердечного приступа, – добавил Рене.

– Несчастного случая?! Да он же тут разъезжал, и убивал людей, как заправский скотобойни! Не пожалел даже сына своего! – воскликнула я.

– И тем не менее, я готов держать пари, что официальной причиной его смерти будет несчастный случай, – фыркнул аббат.

– Это нам на руку. Ведь иначе мы с Рене предстанем перед судом. А если королевский прокурор будет разбираться с азов причины, то всплывёт инцест – причина убийств, что попахивает отлучением от церкви Дидье и его матери, – добавил Оливье.

– А как вы так быстро нашли меня в лесу? Ведь никто не видел, как я уходила из замка, – спросила я Оливье.

– К главным воротам прискакал Дидье с раной и весь в крови, заявив, что на них с братом напал всадник в чёрном. Он смог ускакать, но убийца сильно задел его плечо. Де Лаваль-младший находится в нашем замке, и пока не в курсе об участи своего отца, – пояснил граф.

В это время я почувствовала сильный приступ тошноты, и, как можно скорее выбравшись из кровати, побежала в уборную, где полностью опорожнила желудок.

– С вами всё в порядке, дорогая? – крикнул мой супруг, стоя возле двери, дождавшись пока звуки расставания с пищей прекратятся.

– Ужасное состояние, – пробормотала я, решив заодно справить и нужду, вспомнив, что я длительное время не делала это, как и не ела.

– Вам что-нибудь нужно? – спросил Оливье.

– Отвар Хельги от тошноты. И я хочу есть, – ответила я, омывая лицо холодной водой из кувшинчика, что стоял в комнате.

Граф оставил нас с аббатом, отправившись отдавать указания слугам.

– Идите же сюда, что проку прозябать возле окна, – усмехнулся аббат, и указал на место возле себя, – Вы до сих пор испытываете ко мне ненависть?

– Нет, ненависти я к вам и ранее не питала. Скорее, это неприязнь, – ответила я, но все же подошла поближе к кровати.

Мои ноги и правда становились ледяными, хотя на каменных плитах по́ла лежал красивый толстый ковёр. Подумав, что пикантнее близости с Рене ситуация вряд ли уже станет, я забралась обратно в постель и накрылась одеялом.

– Вы продрогли. Руки ледяные, как и всё тело, – несмотря на мой возмущённый взгляд, аббат провёл ладонью по моей руке, и спустился на талию и бедро, – Вам нельзя простужаться, пока вы в деликатном положении. Лихорадка вам опасна, – он притянул меня к себе.

Я не вырывалась. Тело Рене было тёплым и это подобие объятий прекрасно избавляло от окоченения и холода.

– Я, право, не знаю как относиться к этой ситуации. Она меня пугает, – прошептала я, ощущая как здоровая рука Рене гладит моё плечо.

– Вы о наших новых взаимоотношениях?

Я кивнула.

– Ну… Вам сто́ит всего лишь полюбить меня, – начал он.

– Но измена мне противна. Я сама не могу представить Оливье в объятиях другой женщины – мне это больно, – перебила я его.

– А кто тут говорит об измене, моя инфанта? – собеседник придвинул меня поближе, и зарылся в мои волосы, – Если бы вы обманывали Оливье, встречаясь со мной за его спиной, и, не дай Бог, скрыли бы, что дитя от меня, выдав его за графского наследника – это была бы измена, уход от брачной клятвы. А так… ваш супруг сам выбрал вам любовника, разрешил связь, и готов признать ребёнка, который по факту не будет его. Он сам предложил вам это, несмотря на законы общества. Не это ли великое проявление чистой любви к вам?

– Не знаю. Я никогда ранее не испытывала к вам влечения, и уж о ребёнке с вами не помышляла, – честно призналась я.

– Ну, моя дорогая девочка, неужели же существование бездетной, в отчаянии, будучи в постоянных ссорах с Оливье на этой почве, лучше? Если бы не этот ритуал, ваш организм оставался бы подобно пустоцвету. А так вы познаете радость материнства вдвойне и дети будут, безусловно, красивыми и умными. Мы поговорили с вашим супругом по поводу юридической стороны ситуации. Официально отцом обоих детей будет Оливье. Своему наследнику я передам свои земли и титул на основе степени дальнего родства. Ну и ваш муж обещал меня удостоить чести быть крёстным отцом обоих малышей…

– Вы так уверены, что дети будут мужского пола?

– Конечно, этот ритуал подразумевал рождение исключительно мальчиков.

В этот момент в комнату зашёл граф. Он задёрнул полог кровати, чтобы нас с Рене не было видно, и только тогда позволил слугам внести подносы с едой, и поставить их на стол. Когда прислуга молча удалилась, он одёрнул его снова, и поставил поднос на кровать передо мной.

– Приступайте к трапезе, нимфа. Вам надо хорошо питаться.

Уговаривать меня не пришлось, поэтому я буквально набросилась на еду.

– Ешьте медленнее, а то подавитесь, – пробормотал граф.

– Дорогая, вы всегда едите горчицу ложками? – удивился Рене, глядя как я обильно покрываю бриошь острым соусом.

– Когда она в положении, то да, – усмехнулся Оливье.

– Кстати, я забыла рассказать о последних словах Кристофа, – спохватилась я, вспомнив главное, и вытерев рот салфеткой, пересказала их.

– Что ж это многое объясняет. По крайне мере, причину убийств, – кивнув, ответил Оливье.

– Хотя некоторые факты всё ещё вызывают вопросы, – заметил Рене.

– Да. Пока Анна борется с голодом, я предлагаю собрать и проанализировать, всё, что мы узнали, – предложил граф.

Мы с аббатом согласно кивнули, и я продолжила уничтожать курицу вместе с горчицей.

– Как верно узнала Анна от нашего общего знакомого отца Далматия, – при этих словах я приподняла бровь, но промолчала, – Всё началось несколько поколений назад, когда не совсем умный, жестокий человек вступил на путь кровосмешения. Потомки его усугубили это дело, и в итоге всё дошло до женитьбы на собственной дочери, – начал мой супруг.

– Надеюсь, что если у нас будет дочь, то вы с ней не сотворите подобное, – усмехнувшись, вставила я.

– Ну что вы, мадам, я лично прослежу, чтоб такого не случилось, – улыбнулся мне Рене.

– Дорогая, я ещё не совсем спятил, дабы опускаться до подобной мерзости, – возмутился граф, – К тому же, де Лавали не один десяток лет совокуплялись с близкими родственницами, и, видимо, у них это вошло в привычку…

– Но, тем не менее, де Лаваль наплевал на доводы рассудка, сошёлся с дочерью, и тут природа грубо отомстила ему, забирая всех младенцев, что рождались в браке, а потом подкинув ему настоящего урода в физическом плане, – продолжил Рене.

– Да, но слуга с христианской душой и алчным разумом не убил младенца. Я подозреваю, что он знал нестабильный характер хозяина довольно хорошо. Что, если через пару дней де Лаваль бы спохватился, и решил отменить приказ? А вину возложил бы на слугу, обвинив того в убийстве? Отчасти поэтому Онора продали в труппу. Думаю, если в Париже навести справки, то можно узнать, что это существо жило под мужским именем, и было преуспевающем актёром, – заметил Оливье.

– Я уже узнал об этом, – подал голос аббат, – Когда ездил к Камилле, то застал в её доме очередного фаворита нашей весёлой вдовы. Человек этот молодой, большой сплетник, крутится при дворе. Я спросил на счёт нашего Онора. Мне показалось, что такой пронырливый шевалье может его знать, и я оказался прав. Наше существо пользовалось популярностью в столице. Правда поговаривали, что он занимается сводничеством – мол, сводит свою сестру Онорину с богатыми людьми за деньги, – усмехнулся Рене.

– А так, как у нашего деятельного гермафродита сестры не было, то на самом деле мерзостным совокуплением занимался он сам в парике и с румянами на скулах, – усмехнулся мой супруг.

– И вот, это «чудо природы» внезапно узнаёт правду о своём рождении. Как узнал – это большой вопрос, но сие знание погнало его в Прованс. Возможно он пытался потребовать свой титул, вместе с признанием. Может, просто деньги, – продолжил граф.

– И как только он не испугался бешеного нрава де Лаваля? – удивилась я.

– Поэтому, я думаю, что к своему отцу он тогда приезжал не один, а в компании, скажем, например, своих дружков или покровителей. Де Лаваль бы не посмел убивать его зная, что за стенами замка Онора ждут ещё люди. Ведь убийства большого количества человек бросилось бы в глаза, – ответил мне аббат.

– И тут на сцену выходят наши жадные девицы. Они прислуживали в замке, и, возможно, стали свидетелями разговора странного юноши и его родителя. Я полагаю, что де Лаваль отдал Онору какую-то сумму. Девицы же решили подзаработать и стали шантажировать, но не графа, а именно нашего актёра.

– Тот отдал им те деньги дабы они замолчали? – высказала я догадку.

– Да, но тут есть интересный момент; Онор решил сделать их своими сообщницами и отомстить отцу. Вскружить так быстро голову Кристофу ему бы не удалось, поэтому я допускаю, что в свой первый приезд он заприметил робкого и молчаливого сына графа, узнав, что тот ещё и наследник земель. Тогда Онор превращается в очаровательную даму и начинает налаживать отношения с юношей. Скорее всего, девицы, после отбытия Онора в Париж, передавали Кристофу полные страсти письма от его дамы сердца. Наш актёр наверняка щедро платил им за это, используя их безмерную жажду наживы, – продолжил Оливье.

– Затем, видимо, ему предоставилась возможность встретиться где-то с Кристофом. Например, в соседнем городке, куда поездка юноши не вызвала бы у де Лаваля подозрения, и он смог понести от собственного брата, – Рене аж передёрнуло при этих словах.

– Да, похоже, что ребёнок был актом возмездия. Думаю, что в дальнейшем Онор хотел им бы шантажировать всё семейство, или добить их, поведав всем о природе зачатия, – кивнул супруг.

– Он поехал с труппой актёров, чтобы встретиться вновь с Кристофом и, надо думать, предложить план побега. Мне мерзостно даже допустить это, но и брак, – Оливье налил себе в кружку вина, и сделал большой глоток.

– Но де Лаваль не иначе как что-то заподозрил в поведении Кристофа, и проследил за ним. Я представляю, как его чуть удар не хватил, когда он увидел эту «даму». Думаю, несмотря на платье, парик и косметику, он всё же узнал Онора, – кивнул на это аббат.

– Поэтому месье де Лаваль, решая прекратить постыдную связь Кристофа, а заодно понимая, что Онор не отстанет от них, подделывает почерк своего сына, и выманивает запиской это «чудо природы» в лес, подальше от своих земель. Где и убивает, – мрачно резюмировал супруг.

– Но зачем отрубать голову, да ещё и мечом? Зачем кромсать так тело? – не поняла я.

– Видимо хотел, чтобы Онора долго опознавали. Или в раж вошёл, и заодно считал себя правым вершить суд над своим ребёнком, ведь меч – это ещё и один из инструментов палача, – ответил мне Оливье.

– Он убил его, но не знал о сообщницах, которые вовсе не захотели бросать «золотую жилу». Девицы наверняка решили соблазнить Кристофа, и соревновались в том, кто раньше сможет родить от него ребёнка. Возможно они пытались договориться с ним о свидании.

– Но судя по всему, с этого момента де Лаваль контролировал полностью и усиленно личную жизнь старшего сына. Я выскажу догадку, что послание Кристофу было расплывчатым, и граф подумал, что речь идёт о Оноре. Поэтому вместо своего сына, который, конечно, не получил эту записку, приехал его отец и убил девушек. А чтобы запутать следы, разбросал их тела по округе. Ну и, может, пытался запугать оставшихся сообщников Онора. Он же не знал сколько их, – продолжил повествование аббат.

– Но почему Бриджитт решилась шантажировать его? – не поняла я.

– Бриджитт тупа и самоуверенна. Ей удалось подлезть под любвеобильного Дидье, который окучивал всех подряд молодых особей женского пола графства , ввиду молодости и горячности. Она владела некой информацией о делах в замке де Лавалей через своего любовника. Не исключаю, что во время убийства её подруг, маска могла попросту сползти с лица графа. А может, девица сама сопоставила некие факты, и, решив потребовать деньги за своё молчание, предложила графу встретиться, – ответил мне Оливье.

– Да, но де Лаваль её убил в чаще. Стало быть, выпытав перед этим необходимую информацию, – предположила я.

Мои собеседники согласились с таким выводом.

– Когда вы встречались с Мари, всадник скорее всего был в чаще над окровавленным телом Бриджитт. Вы могли помешать ему её «разделать», – граф потёр переносицу, и сел рядом со мной, – А возможно, что девушка вообще была жива, но, скажем, оглушена. Это, кстати, более вероятно. Поэтому он и загнал вас в озеро, зная, что остальные будут заняты лишь вашим спасением.

– Но мы могли утонуть, и помощь бы не подоспела, – возмутилась я.

– Вы думаете, что де Лавалю-старшему до вас было дело? – усмехнулся аббат.

– Вы правы. Наверное наши жизни его совсем не занимали, – согласилась я.

– В любом случае, обнаружив тело Онора, мы стали опрашивать местных аристократов на предмет опознания. И он вынужден был приехать, ведь его отказ вызвал бы подозрения, – продолжил граф.

– Но зачем было брать Кристофа? Не легче ли было приехать одному, и сделать недоумевающее лицо при виде тела? – спросила я.

– Во-первых, Дидье уже видел труп. Его тащить на опознание не было нужды. Опять-таки отказ молодого человека приехать с отцом выглядел бы странным. Да и возможно, что де Лаваль хотел преподнести сыну урок. Мол, смотри, что бывает с теми, кто против меня. Может, надеялся, что Кристофа это напугает, и он будет послушен его воле, – предположил Оливье.

– Но Кристофа это только подстегнуло к побегу. Исходя из того, что Дидье прибыл в замок, он намеревался поговорить с братом о происках отца более спокойно. Но всё же, зачем было убивать своего сына? – подала я голос.

– А де Лаваль-старший его по сути и не убивал. Когда Дидье метался в бреду, то я сравнил его рану с той, что нанёс наш всадник Рене. Так вот, рана юноши нанесена не мечом, а стилетом, – холодно произнёс Оливье.

– Стилетом? Ничего не понимаю! Всадник всегда использовал меч, – пробормотала я, взяв новый бриошь.

– Верно, только вот беднягу Кристофа смертельно ранил собственный брат, с которым тот решил встретиться в чаще, и довериться. Ведь умирающий так и не сказал вам имени убийцы. Дидье всегда завидовал своему хво́рому старшему братцу. А тут ещё девица от него на сносях, с которой он хочет соединиться законно – это же новое препятствие в виде будущего наследника, сына Кристофа.

Гримо навёл справки – Дидье менял любовниц, как перчатки, но бастардов у него не было. В их городке он услышал о том, что младший сын графа перенёс в детстве какую-то болезнь и та убила силу в его семени, – ответил мне Оливье.

– Это ужасно! Получить удар кинжалом от человека, который казался тебе близким, – воскликнула я.

– Я думаю, что де Лаваль предугадал план Дидье, и отправился вслед за ним, дабы защитить Кристофа, но не успел. Его младший сын пустил в ход оружие. Старший уже изошёл кровью. Он не догоняет Дидье, хотя, имея такого маститого испанского жеребца, мог это сделать. Но он увидел вас. Вы нагнулись, и Кристоф что-то вам шепчет… Что это? Бред умирающего? А если он прямым текстом рассказывает, кто его убил и за что? Ведь более детей мужского пола у графа нет. Он принимает жесткое решение – добить Кристофа, и расправиться с вами. Скорее всего, он видел, как вы спрятались, но спешил прекратить муки сына.