Текст книги "Angel Diaries - 2 (СИ)"
Автор книги: AnnaSnow
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
– Можете рассказать или это тайна?
– Разумеется, теперь, вы – тоже член моего рода. Поэтому не вижу ничего зазорного в том, чтобы поставить вас в известность, – он приобнял меня за плечи, – Моя сестра всегда была довольно упрямой, темпераментной особой. В Париже, когда моя мать вывезла её в свет, она познакомилась с одним красивым испанским идальго. Юноша был мил, знатен, но беден. К тому же, его род вёл довольно опасную, кровавую, междоусобную вражду. Естественно, что мои родители пришли в ужас от перспективы такого брака. Они отказали юноше, но тот не думал отступаться от задуманного, и Эммильена сбежала с ним. Они вместе провели ночь в замке одного из друзей Ксавье и, собственно, вопрос о свадьбе потом стал неизбежен. Эммильена вышла за него замуж, но её отношения с родителями разладились. Она уехала с мужем в Испанию, и более не приезжала сюда. Когда убили Этьена, она приезжала в Мадрид, дабы встретиться с нами, но мой отец не захотел её видеть. Он до самой смерти считал, что она опозорила свой род. Признаюсь, она иногда вела скупую переписку с матерью и со мной. Насколько я понял из её писем, жизнь в Испании в последнее время была для неё тяжелой и опасной. Так же я знаю, о существовании у неё двоих сыновей. – Я вижу, у вас в семье все страстные натуры, – задумчиво проговорила я. – Ну, про вашу семью я могу сказать, что все ваши родные приносили себя в жертву ради других, – внимательно взглянув на меня, ответил он, – Но, прошу, вернёмся к сказке.
– …И оставил отец младшему сыну простого кота, – продолжила я сказ, – В общем, расстроился юноша. Ведь кот не прокормит его, да и денег не принесёт. Решил, что съест животину, а шкуру продаст. Услышал это кот, и говорит: «Не убивай, хозяин, я тебе еще пригожусь!».
– Эка невиданная зверина – говорящий кот! В Париже ведь можно за деньги показывать, – подметил Оливье, – Правда, не долго – пока Святая Инквизиция не прознает про одержимую бестию. – Это всего лишь сказка, – нахмурилась я. – Продолжайте, ваши говорящие твари вполне забавны… – Так вот. Кот стукнул лапой о землю, и оказался облачённым в сапоги, плащ, а на голове появилась шляпа с пером. На огороде одного крестьянина он украл капусту, затолкал её в мешок, и пошёл ловить кроликов. – Надо же, какой предприимчивый кот. Хоть и одержимый нечистым, – зевнул Оливье. – Кот поймал в лесу кроликов, и пошёл относить их в замок, к королю, – продолжила я, пропустив его комментарий мимо ушей. – Странно, что такое одержимое и непонятное допустили до монарха, – хмыкнул мой собеседник. – Кот принёс кроликов королю и заявил, что это подарок его хозяина – маркиза де Карабаса. Дар приняли. И так кот целый месяц ловил живность, и приносил её, якобы, с угодий своего хозяина. Эти подарки принимали во дворце, – продолжила я. – Видимо, король умом не отличался, раз верил говорящей зверине, да еще и ел эту дичь… – Вот как-то раз кот узнал, что король и его дочь будут проезжать по определённой дороге. Побежал он мимо тех лугов и полей, и сказал крестьянам, трудившимся там, мол, если спросят, чьи это земли, отвечайте “Маркиза де Карабаса”, иначе вас всех перережут. – И крестьяне прямо-таки поверили этому, – перебил меня супруг, – Я думаю, что они прибили бы кота камнями, либо изловили, и продали бы тому же королю, в зверинец. – Нет, они поверили коту, – фыркнув на ремарку графа продолжила я, – Далее кот, подговорив крестьян, увидел огромный и богатый замок, который принадлежал великану-людоеду. – Что за странное королевство? Говорящие коты-интриганы и свободно живущие людоеды? – удивлённо произнёс Оливье. – Ну, может, людоед особо не болтал о своём меню на каждый день, а просто там пропадали люди, – предположила я. – Ну, разве что так.... – Этот великан умел обращаться в разных зверей. Кот об этом знал. И вот, он пришёл в замок, дабы засвидетельствовать своё, якобы, почтение. Он сказал, что, мол, слышал об этой особенности, но один из его знакомых утверждал, что великан не может превратиться в мышь или крысу, – продолжила я, – Людоед решил показать своё мастерство, и обратился. – И неужели великан был так туп, что поддался провокации блохастого кота, в обносках? – Представьте себе. Кот съел крысу, и теперь замок принадлежал его хозяину. – Нет, нет, дорогая. Сразу видно, что вы не разбираетесь в правовом аспекте, – перебил граф, -Замки так просто не переходят в чужие руки. На земли выдаются документы. В них прописывается род, представитель рода, коему это было даровано и за что. Земли и замок мог даровать только король, и то, этому крестьянину нужно было быть как минимум королевским бастардом, дабы получить нечто стоящее. Поэтому, этот план отпадает. – Но как же? Кот ведь должен подарить хозяину замок! Тот, якобы, случайно, встретится с королём и принцессой, представится маркизом, женится на дочери короля, – постаралась я привести свои доводы. – Мой Ангел, ну нельзя же так далеко уходить от логики. Принцесс не женят на маркизах. Если они законные дочери. У Рене, например, титул маркиза, но я сомневаюсь, что ему дадут в жёны принцессу. А тут – незнакомый человек, без бумаг, подтверждающих его происхождение…На вряд ли король мог поверить безграмотным, тёмным крестьянам, и, явно заколдованному зверю, – прервал меня Оливье, – Так что позвольте продолжить ваш рассказ. Король заподозрил что-то неладное, навёл справки, понял, что маркиза де Карабаса не существует, и приказал запороть до смерти хозяина-мошенника, который ещё и смел заигрывать с принцессой, да его зверя бесноватого. Так что сказке конец. Вы поняли, какова мораль? – обратился ко мне граф. – Все документы о происхождении и на земли должны быть всегда под рукой и в порядке? – уточнила я свою догадку. – Нет, это, конечно, тоже, но главное тут – не стоит слушать всяких говорящих котов. А если уж животина сама на себя напяливает сапоги, то надо звать священника для изгнания сей нечисти. Ну, и пить заканчивать тоже… – объяснил он. Я недовольно фыркнула. – Вы просто не любите сказки. Вас послушать, так все персонажи достойны только наказания. – Мой Ангел, ваши персонажи глупы, поэтому действовать рационально не могут. Как итог, они совершают серьёзные проступки, а за ними всегда следует наказание, – спокойно ответил мой супруг, – Я, кстати говоря, уже полностью обсох. – С чем вас и поздравляю! Я тоже, – после этих слов я повернулась к нему спиной, давая понять, что собираюсь заснуть. – Анна! Давайте уже ваш «поцелуй», я измучился его ждать! – довольно грубовато развернул он меня лицом к себе. – Я стесняюсь, – тихо проговорила я. – Кого? – не понял Оливье. – Ну, это ведь, наверное, делать грешно, – прошептала я, краснея. – С чего вы взяли? – граф улыбнулся мне, – Давайте не будем ссориться снова, и, прошу вас, моя нимфа, приступайте к тому, за что вы так любите со мной торговаться. Он поудобнее улегся, раздвинув ноги. – Прошу, приступайте к поцелую, – усмешкой произнёс он. Я медленно опустилась вниз. Простыня ниже пояса исчезла, и теперь я смогла, к своему стыду, рассмотреть то, при виде чего я всегда закрывала глаза во время нашего “осязания”. Мужское достоинство было, на мой взгляд, довольно длинным, для того, чтобы проделать описанное в той похабной книге. Я задумалась. Может, там были какие-то отсылки на то, как поступать с разными размерами этого...? – Вы что, заснули там? – услышала я несколько раздражённый голос Оливье. – Я смущена, и не понимаю, что делать, – честно призналась я. – Ну, мы с вами не раз уже целовались, так что можете действовать по тому же принципу, – подсказал мне супруг. Я вздохнула, кивнула, закрыла глаза, и, нагнувшись, лизнула кожу в том месте. Она была довольно нежной и пахла лавандой. Я повторила это несколько раз и отстранилась. – Всё, – сказала я. – Что значит «всё»?! – прорычал он надо мной, – То, что вы обслюнявили небольшой участок кожи ниже живота, не является «поцелуем»! При данном акте, вы должны покрывать большую часть кожи ртом! – Я не представляю как, – я покрылась красными пятнами, ощущая полное невежество в этом вопросе. – Просто откройте рот, и, не касаясь зубами, вберите моё «копье любви» в себя полностью, – попытался объяснить граф. – Я же задохнусь, подавлюсь… Оно… слишком большое! Да и в ширину, тоже, не миниатюрное, – возмутилась я. – А вы не болтайте во время процесса, и дышите через нос, – прошипел неудовлетворённый супруг. Прежде чем я смогла отказаться, и спрыгнуть с кровати, он резко зафиксировал меня ногами так, что теперь я не смогла отползти. Его рука насильно наклонила меня в верном направлении. – Я вас не отпущу, пока вы не исполните своё обещание, моя прекрасная лгунья, – прохрипел он. Я вздохнула и стала действовать так, как Оливье мне рассказывал. – Да, верно действуете, моя нимфа, – через пару стонов проговорил он. К своему удивлению я обнаружила, что мои губы и язык имеют на супруга сильное воздействие. Представляя, что это долька апельсина, которую можно обсосать, только очень большая, я повторила эти действия. Рука графа прижала меня к паховой области. Стоны стали сильнее. После нескольких минут процесса я почувствовала, что он стал увеличиваться в размерах. В этот момент Оливье проговорил хриплым от возбуждения голосом:
– Выпусти его изо рта, побыстрее...
Я тотчас исполнила приказ. Оливье резко подтянул меня к себе, оказавшись сверху, и довольно резко вошёл в меня, заставив вскрикнуть. Сделав пару выпадов вперёд, он закрыл глаза, и, застонав излился в меня. – Некоторые кавалеры заставляют дам во время процесса глотать семя, либо извергают его на грудь или лицо женщины. Я же предпочитаю оставлять его там, где оно и должно находиться – в лоне. Особенно если делаю это с законной супругой. Я скривилась, представив, как это можно проглотить. – Как можно заставлять потреблять это даму? Это же мерзко! – Ну, некоторые женщины наоборот находят это хм... привлекательным. Но, опять-таки, не всегда вкус сей жидкости может прийтись по душе чаровнице. А смотреть, как вы оплюёте всю постель моим семенем, я, право, не хочу. – Если вы меня заставите такое глотать, то можете вообще забыть об этом развратном действии, – фыркнула я на это. – Ну, моя прекрасная нимфа, мне же было приятно. Вы не представляете какие ощущения нахлынули на меня, пока ваш прекрасный ротик работал так, как, в принципе, и должен в супружеской спальне, вместо пустой болтовни, – он поцеловал меня в щёку. – Знаете, та жизнь в Париже, видимо, развратила вас, – задумчиво проговорила я. – Моя наивная инфанта, этим занимаются все и везде. Сей процесс так же популярен, как и наша первая поза в брачную ночь, – он улыбнулся и привлёк меня к себе, – Знаете уже довольно поздно, предлагаю погрузиться в царство Морфея. Я согласилась на его предложение. Одев рубаху, я легла подле него, прижавшись к мужской груди. Постепенно мир вокруг меня таял. Я беспечно погружалась в тихий мир грёз, чувствуя, как сильные руки гладят мои волосы.
====== Глава 8.2 Сон и реальность ======
Сон, который приснился мне, был странным и пугающим. В нём я несла корзинку с младенцем, взбираясь в гору. Я шла, спотыкаясь, по дорожке, окутанной туманом. Внезапно я оказалась возле обрыва. Чьи-то сильные руки в это время обхватили меня, я ощутила дыхание на своей шее. Расслабившись от ощущения защищенности, я не заметила, как эти же руки слегка толкнули меня в спину. Толчок был не сильным, но я тут же полетела с обрыва в пропасть. Прижимая ребёнка к груди, я кричала, и слышала сверху злорадный женский хохот. Острые камни торчали как колья. Я и дитя стремительно приближались к ним. Вдруг на одном из выступов появился силуэт в рясе. Его руки ухватили меня. – Я не удержу обоих, – с сожалением проговорил он, – Вы или младенец? Не мешкая, я протянула ему корзину. – Нет, дорогая. Вы важнее, чем то, что и ребёнком не является, – указал он мне на пелёнки, с лежавшим в них окровавленным комком из зловонных ошмётков плоти, над которым суетно вились мухи. Подтащив меня к себе, человек взял корзину, и швырнул её в пропасть. – Нет, нет!!! Там же ребёнок, там же мой ребёнок! – кричала я, ощущая вкус горечи и отчаяния, ломаемая сильной болью во всём теле. – Беду нельзя предотвратить, но можно попытаться с ней справиться, – произнёс силуэт в рясе, и резко втащил меня в пещеру в скале. Зловещая, непроглядная тьма поглотила нас, заставив меня закричать ещё громче. – Что с вами?! Вы вопите на всё крыло! – нагнулся надо мной граф, пытаясь меня разбудить. – Ребёнок… погиб ребёнок! – прошептала я, часто заморгав.
– Чей? – удивлённо уставился Оливье.
– Мой…
На мгновенье лицо его побледнело.
– Раз вам снятся такие сны, тогда лучше будет остаться в замке. Быть может, верховая езда вам вредна? – предположил он. – Нет, ребёнок погиб, потому что вы меня сбросили со скалы, – с упрёком произнесла я, – Меня спас какой-то монах… или священник... – Что за чушь вы несёте?! Нужно поговорить с Рене; стоит выделить вам особые молитвы на ночь, дабы вы спали спокойнее. – Это просто кошмар, просто сон, – прошептала я, больше для самой себя, – Но я всё-таки с вами поеду. Оставаться одной и думать о сне – выше моих сил. Мне надо отвлечься. С этим доводом граф согласился. Да и выглядела я сегодня намного лучше. Ссадины и синяки побледнели, а пудра практически полностью их скрыла. Опухлость губ и отёчность лица сошли, хотя кожа всё ещё была бледноватой. Самое главное, мазь подействовала, и мои ягодицы более не испытывали ноющей боли. После завтрака, съеденного мною под одобрительный взгляд графа подчистую, мы направились во внутренний двор. Весна медленно, но верно вступала в свои права. Под лучами солнца снег сходил, оставляя большие проталины, хотя местами в тени всё ещё лежал толстый слой льда, и ночами грязевые лужи снова застывали. Для поездки я выбрала бордовое платье с золотистой вышивкой в виде любимых мной роз. Волосы были убраны в простую причёску, а покрывал её чёрный бархатный берет, украшенный крупными жемчужинами. Тёплая накидка с капюшоном, подбитая песцом, на ногах черные кожаные сапожки, и чёрные бархатные перчатки на руках. Из украшений простая золотая цепочка с распятием, жемчужные серьги и обручальное кольцо, которое я не снимала с момента венчания. Я взобралась на Донну. Граф приказал груму Деодату вести мою кобылу под уздцы, до самого города. Посмотрев на мой надутый вид, супруг с улыбкой произнёс: – Мадам, ваши риски должны быть сведены к минимуму. Я не стала спорить. Хотя теперь наша процессия ползла в городок Ла Фер черепашьим шагом. Мод так же отправилась с нами, следуя на коне позади Гримо. – Вас ссадят возле ворот. Пойдите, походите по улочкам, послушайте сплетни, вообще займитесь любимым делом, – приказал ей граф. Мод послушно кивнула. Наконец, мы доползли до города, входившего в собственность Оливье. Он был небольшим, но довольно опрятным; узкие улочки, однако, помойных куч не наблюдалось. Ночные горшки и помои никто не выливал на улицу, под ноги и на головы прохожим. – Для этого у них есть специальные места. За нарушение чистоты в городе жителей ждёт существенный штраф. Мне пришлось ввести этот закон после эпидемии холеры пять лет назад, когда из-за зловоний на улицах у населения развивались болезни. Знаете ли, лечить их затратно, как и бороться с эпидемией. Легче приучить их гадить в безопасном месте, нежели потом тратить уйму средств на предотвращение смертей, – пояснил Оливье. После того как Мод слезла с лошади возле ворот, мы направились к городской церкви святого Марка. Это было прекрасное строение, небольшое, но в мрачноватом готическом стиле, с аккуратным кладбищем рядом. В основном там покоились священники, монахи, и уважаемые жители городка. Остальные же обретали вечный покой на большом погосте за городом. Отец Доминик, уже отслуживший утреннюю мессу в церкви, встречал нас на паперти. – Ваша светлость, я рад вас видеть в этом прекрасном святом месте! – поклонился он графу, – Мадам, я молился за ваше здравие, после падения в озеро! Вижу, Господь внял мне, – покровительственно произнес отец Доминик, взглянув на меня. После мы зашли вовнутрь церкви. Она была поистине прекрасна; искусно расписана, со старинными витражами и запечатлёнными на них ликами святых Прованса и Франции. Здесь были скамьи из массивного чёрного дерева, стояли вазы с розами, лилиями и орхидеями. Как я узнала, сие – дары из нашего замка. Внутри было пусто. Народ уже разошёлся, и престарелый служка убирал прогоревшие свечи, заменяя их новыми толстыми и бледными, точно луна. – Вчера, я слышал, несколько глупых и заблудших душ совершили ужасное деяние – пошли против воли вашей светлости, – проговорил отец Доминик, – Но, месье, не кажется ли вам, что, отчасти, та ведьма тоже виновна. Возможно, её деяния просто вынудили людей пойти на крайнее меры. – Насколько я помню, Хельга врачует и помогает принимать роды. До её прихода смертность в городе была высокой, а у крестьян нет средств, чтобы обращаться к платному лекарю, – спокойно ответил мой супруг. – Возможно, если бы она должно ходила к причастию, и была приветлива с духовенством, то этого бы не было, – поджав губу, ответил священник. – Поэтому надо толпой валиться в мой лес, и затевать пожар, дабы потом он сгорел? Святой отец, эти люди живут на моей земле, их кормит моя рука, за это я, прежде всего, требую послушания, а не сборищ с вилами под окнами моего замка, – зло и резко возразил Оливье. – Ваша светлость, я сердечно прошу вас помиловать эти горячие головы. Они неплохие парни, но умирать из-за старой ведьмы, разве это справедливо? – возмутился собеседник. – Погибать? Нет, что вы… Их выпорют на главной площади, и отпустят по домам, – невозмутимо ответил граф. – Благодарю вас, милорд. Вы очень добры. Их родители приходили вчера ко мне. Они смиренно просили за них, уверяли что всё это влияния пришлых монахов… Отец Доминик поведал сей факт своему господину. – Откуда эта братия? Что вы о ней знаете? – поинтересовался супруг. – Они бенедиктинцы. Говорят, что пришли из монастыря святого Бертрама, идут в иной – святого Максимина, дабы помочь там людям после эпидемии холеры… – И вы им верите? – Хоть они и имеют при себе необходимые бумаги, но довольно грубы и необузданны. Я думаю, что тот монастырь просто избавился от нежеланных братьев. Иногда такое происходит, под вымышленными предлогами, – высказал отец Доминик своё мнение. Затем, видимо, решив, что на сем его долг перед роднёй буянов исполнен, а новоиспечённые монахи – головная боль его сеньора, он стал говорить о ближайших религиозных мероприятиях. Постояв немного рядом с мужчинами, я стала медленно прохаживаться по церкви, якобы, любясь витражами, и незаметно подошла к выходу из неё. Омыв быстро руки и перекрестившись, я вышла во дворик. В помещении мне, казалось, было слишком душно, а от дыма свечей кружилась голова. Морозный и приятный воздух немного взбодрил меня. Ступени были расчищены от грязного снега и льда, так что я спокойно спустилась, и решила прогуляться по саду при церкви. Правда сейчас он выглядел довольно уныло; деревья без листвы чернели на фоне серого неба, кустарник разросся и в некоторых местах длинные ветки уже захватывали узкую дорожку. Но, все же, кто-то старался ухаживать за этим местом. Тропинка была обильно посыпана песком, дабы не скользили ноги, упавшие поломанные ветки кто-то связал толстой грубой веревкой, и отложил в сторону. Вскоре я услышала голоса, и увидела тех, кто трудился на морозе. Это был старый служка, убиравший до этого в церкви свечи, и мальчик-подросток в грязной монашеской рясе. Ноги его были обуты в сандалии, но уже не на голые ноги, а на шерстяные толстые чулки. Он ставил на землю пустое ведро, а служка показывал ему на корзинку с яблоками. Те были мелкими, местами мёрзлыми, но их вполне можно было съесть или пустить на пирог. – Вот возьми Марин, ты неплохо поработал сегодня, – старик протянул яблоки мальчику. – Но месье Фоне, вы обещали мне монету, а не перемёрзшие плоды, – скривился подросток. – Откуда же я тебе монету возьму? Тут не Париж! Пожертвования нам приносят жители продуктами и вещами, а не самоцветами, – фыркнул старик, всучил Марину корзину и скрылся в здании церкви. Парень вздохнул, откинул ведро и рассерженный побрел со двора. Но увидев меня, он поклонился. Я улыбнулась в ответ. На поясе моём висел кошель с несколькими монетами, который я взяла с собой для поездки в город. – Подожди, вот, возьми, – я отсчитала несколько монет, и протянула мальчику. Он был очень худ, но я заметила, что лицо его было с довольно красивыми высокими скулами, обветренные, но пухлые губы, прямой нос и серые большие глаза, в обрамлении чёрных густых ресниц. Кончик носа Марина был красный от холода, на тонких руках было полно царапин и синяков. Он дрожал, стоя передо мной. Возможно, этот паренёк был простужен, так как он часто шмыгал носом, а щеки его пылали болезненным румянцем. Он недоверчиво посмотрел на меня, быстро схватил монеты, и спрятал в рукав одеяния. – Благодарю вас, госпожа, – он низко поклонился мне, и поспешил со двора, прижимая корзинку к груди. Я удивилась столь мелодичному голосу Марина. Должно быть, он пел в каком-нибудь церковном хоре. Однако я никак не могла понять, почему столь тонкие черты лица мальчика показались мне знакомы. – Анна, вот вы где! – воскликнул Оливье, – Пойдемте, я вам покажу свой город. Он помог мне взобраться на Донну, и сам запрыгнул на Пегаса. Как и прежде, я, с грумом впереди, поехала. Если, конечно, можно назвать «ездой» медленное, полуживое передвижение толстой лошади, по узковатым улочкам городка. Горожане низко кланялись графу, с интересом рассматривали меня, словно я была невиданным зверьком. Впервые я видела оценивающие мужские взгляды. Несколько молодых смельчаков пожирали глазами мой стан, от чего я быстро опустила смущённые глаза. В большинстве своём, жители приветствовали меня вполне радостно и доброжелательно, хотя я не могла представить, что могло быть как-то иначе, пока впереди с гордо поднятой головой ехал граф. Крики и возгласы мы услышали уже на подъезде к главной площади города. Группа здоровых парней в крестьянской одежде окружила Марина. Они толкали парня, отвешивали ему оплеухи, пытались ударить кулаками. – Это из-за этого сморчка мой брат гниёт в графской темнице! Эта мелкая дрянь донесла в замок, что мы собираемся сжечь ведьму! – орал здоровяк с курчавыми каштановыми волосами. Он выхватил корзину с яблоками, и кинул её на землю в грязь, топча плоды ногами. – Из-за тебя, клоп вонючий, мой отец, возможно, будет повешен! – орал другой, боле субтильный парень, схвативший Марина за грудки. Тряхнув мальчишку, он со всей силы швырнул его в ту же стороны, что и корзину. Люди стали собираться вокруг них. Все с нескрываемым любопытством смотрели на избиение парня. Несколько женщин постарались вразумить драчунов, но их никто не слушал. Группа монахов с безразличием на лицах взирала, как молотили мальчика, хотя на нём было точно такое же облачение брата. – Да, что вы творите, ироды, совсем из ума выжили! – незнакомый мне старик кинулся к группе здоровяков, которые развлекались тем, что теперь пинали мальчика ногами, не давая ему подняться. – Не вмешивайтесь, месье Лурье, – равнодушно сказал один из монахов, – Это кара ему от Господа, за донос. – Да, как вы можете так говорить?! Это ведь просто ребёнок, сирота! Неужели в вас нет жалости к ближнему своему?! – заорал от негодования старик, и бросился в кучу дерущихся, в то время, как остальные и не думали помогать Марину. Но незнакомого мужчину отпихнули пинком ноги под зад, так что тот упал под хохот и улюлюканье толпы в грязный снег. От злости граф закусил губу, и сделал знак рукой своим людям. Не менее здоровые и, самое главное, обученные военному делу парни, подойдя к толпе крестьянских наглецов, с помощью кулаков и плёток отогнали их от Марина, который лежал, всхлипывая, в грязной воде, закрыв голову руками. – В темницу этих идиотов! – рявкнул Оливье указав на тех, кто недавно издевался над сиротой и стариком. – Вы же, братья, если не хотите быть выпоротыми здесь же, на площади, должны в течении десяти минут покинуть город. Я жду, – процедил он. – Милорд, позвольте вам объяснить. Это всё происки той ведьмы, она... – начал с наглой улыбкой толстый монах. – Молчать! – крикнул граф. Охрана подошла к монахам вплотную. Наверняка вид оружия, да ещё и в руках высоких крепких мужчин, подействовал отрезвляюще. Поджав губы, и что-то бурча под нос, они поплелись к одному из амбаров, где, видимо, были сложены их пожитки. Всё же, среди них выделялся один высокий молодой монах. Взгляд его был несколько безумен. Он порывался что-то сказать моему супругу, но остальные братья быстро схватили его под руки, и оттащили. Все они молча ушли, покидая город с негодованием и проклятьями на устах. Кряхтя, старик встал, и отряхнувшись от снега подковылял к мальчику, всё ещё стонущему в грязи. – Ну-ну, Марин… Они ушли, и более не будут издеваться над тобой. И тех драчунов прогнали тоже, – он медленно помог пареньку подняться. Губа у Марина была разбита, на скуле красовалась большая гематома, а без того заношенная ряса была сплошь в грязи, и местами сильно порвана. Теперь даже старый мешок выглядел бы на нём достойнее. Старик прижал к себе мальчика, но тот не переставая плакал, закрыв лицо руками. К своему ужасу, на лицах остальных горожан я не видела особого сочувствия. Слышала одни лишь проклятья в адрес ушедших монахов, теперь обвиняемых во всех невзгодах. Побитые отошли на расстояние, и присели на старую бочку. Рядом был сугроб с чистым, не тронутым грязью и солнечными лучами снегом. Старик стал протирать им лицо мальчика и руки. – Ничего, у меня есть сегодня лепёшка и бекон. Я составил гороскоп мяснику, поразил его этим… Так он меня угостил. По моим подсчётам, холод продержится ещё дольше. А значит, дороги не совсем раскиснут, по ним будет легко идти. Мы быстро придём в ту обитель, куда ты был послан, – приговаривал он. Я направила свою лошадь к ним. – Простите, с мальчиком всё в порядке? Он не сильно пострадал? – сочувственно спросила я старика. – О, мадам графиня, – старик быстро подскочил, и поклонился. – Марина сильно избили, но травмы вроде бы не сильные. Думаю, переломов нет, только ушибы. Правда, его мучает жар и простуда, но они были ещё до избиения, – доложил мне собеседник.
Подросток сильно закашлял и согнулся пополам.
– Я знаю, что этого мальчика зовут Марин. А как вас? – Ох, простите, совсем забыл о манерах. Я Антонин Лурье, астролог, математик, ну, и философ немного. Интересуюсь всеми естественными науками. – Вы учёный?! – с изумлением окинула я взглядом его бедную, грязную одежду. – Увы, мадам. Не все учёные живут при дворе короля или преподают в Сорбонне. Но я читаю лекции, хожу по университетам… Брёл в сторону Испании, посетить их университеты и прочесть лекции по философии меня пригласил друг. Но дорогой меня обокрали; деньги и вещи – всё пропало. Благо, один из крестьян дал мне даром тёплую одежду, за составление гороскопа для новорождённого сына. На этом же пути я встретил этих братьев, а на одном из постоялых дворов – Марина. Его сопровождающий занемог и помер, но мальчика нужно было доставить в другую святую обитель. Она в той же стороне, что был и путь тех проходимцев. Мы с ним сдружились, я оберегал Марина от них, – рассказал он мне вкратце и о себе, и о подростке. – А где вы остановились в этом городе? – спросила я. – Ранее нам выделили старый амбар, но после случая с братьями, боюсь, нам не дадут там оставаться, – с сожалением закончил Лурье. – Дорогая, что тут у вас случилось? – подъехал к нам граф.
Я сомневалась всего лишь несколько секунд.
– Оливье, это месье Лурье, он астролог. А это бедный парень Марин. Они ведь пропадут в этом городе, где им абсолютно все не рады, – начала я. – Так пусть уходят туда, где им будут рады, – перебил раздраженно граф. Я нагнулась к нему. – Оливье, это моё первое желание: они поедут с нами в замок. Мальчик болен и может умереть, – тихо проговорила я. – Может, вы всё-таки предпочтёте новые платья из тех тканей, что уже везут сюда? – попробовал переубедить меня граф. – И не подумаю. К тому же, я всегда интересовалась звёздами, – улыбнулась я ему. – Мадам, наверное, Стрелец по гороскопу? – подал голос старик. – В какую пору приходится этот знак зодиака? – спросила я. – С двадцать третьего ноября по двадцать второе декабря, – быстро ответил Лурье. – О, вы угадали! День рождения у меня тридцатого ноября! – удивилась я. – У Стрельцов чувство справедливости всегда развито больше, чем у иных знаков. Марин, нам повезло встретить прекрасно представителя этого знака, да ещё в первой декаде, – радостно отозвался Лурье. – Что, ж они могут поехать с нами, – недовольно вздохнув, ответил граф. – Отлично! Я за вещами. Марин, жди меня здесь, – старик довольно быстро кинулся к амбару, видневшемуся в конце улицы. – Как только мы приедем в замок, тебя осмотрит месье Жаме, наш лекарь, – начала было я, улыбаясь мальчику. – Нет! – воскликнул он. – Почему же? – поразилась я. – У меня нет денег, чтобы ему заплатить! На те, что вы мне дали сегодня я могу прожить то время, когда буду в пути, – ладонь Марина метнулась к рукаву, но монет там не оказалось; в материи зияла большая дыра. – О, нет! – застонал парень, и засопел от обиды. – Не нужен Жаме, и не надо. У нас пока ещё есть Хельга, можешь сходить к ней. В замке тебя накормят. Ты сможешь помыться и поспать, – спокойно произнёс граф, внимательно разглядывая Марина, – Твои родители живы? – внезапно спросил он. – Умерли, ваша светлость, – ответил мальчик, потупив взор. – Понятно, – граф устремил взгляд к амбару. Лурье вернулся с двумя заплечными мешками. – Вот, это вещи мои и мальчика, – пояснил он. Марина и астролога с их пожитками распределили по лошадям позади стражи. Вскоре мы медленно выехали из города. Мод ждала нас возле ворот, и заняла привычное место позади Гримо. По возвращении в замок, Антонин и Марин были препровождены в крыло для слуг. Спустя час уже умытый мальчик в чьих-то старых, но чистых штанах, рубахе, которая висела на нём, и одолженных кем-то башмаках, сидел на кухне, и быстро поглощал горячую похлёбку с хлебом. Месье Лурье расположился на лавке рядом с ним, он напутствовал мальчика, видя, как тот чуть ли не давится едой: – Не торопись, иначе поперхнёшься, да и живот может заболеть. Марин кивнул, но было видно, что он с трудом сдерживается, дабы не накинуться на поставленную перед ним еду снова. – Вот, я взяла у Хельги настойку от жара, – сказала подошедшая Мод, и поставила кувшинчик перед мальчиком, – Если не поможет, месье Жаме даст согревающую мазь, – добавила она. – Благодарю вас, сударыня, – коротко поклонился Лурье, – Марин, ты, по крайне мере, уже не умрёшь, – довольно проговорил он, похлопав мальчика по руке. – Может, ты расскажешь побольше о себе, Марин? – спросила я, подходя поближе к столу, за которым он сидел. – Ну… Мне тринадцать лет, своих настоящих родителей я не знаю. Меня вырастила женщина по имени Катерина и её муж Гийом. У них не было своих детей, я жил с ними до семи лет, а потом Катерина скончалась от лихорадки. Её супруг впал в отчаянье, и решил постричься в монахи. Меня он вначале направил жить к сестре своей жены, но она быстро вернула меня назад, так как я был лишним ртом в их семье. Я подвязался проводить Гийома до монастыря, на его постриг, да там и остался. Настоятель монастыря, отец Аркадий, разрешил мне остаться у них, хотя постриг принять не дал, сказав, что я слишком юн, и не смогу в должной мере осознать свои действия. Но я там был в качестве послушника, работал с братьями, правда, в основном в лазарете и в библиотеке. – Так ты обучен грамоте? – раздался с порога голос Оливье. – Да, месье. Я умею читать и писать по-французски, знаю латынь, обучен счёту, читал много об истории и географии Франции и Италии, – ответил мальчик. – А о твоих настоящих родителей у тебя ничего не осталось? – спросил граф.