Текст книги "Приключения Вехтора (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)
– И не вздумай это открыто оспорить! – жёстким, холодным тоном тихо обрезал он её очередную попытку что-то возразить. – Иначе нас просто убьют, тут же. И никакое моё мастерство, или ваша стрельба из арбалетов, нас не спасут. Тут народ суровый и на расправу скорый. И их тут много. Чихнуть не успеем, как вздёрнут за шею на ветку. А то и на кол не сочтут за труд посадить. Не шути с этим.
– Это я что? – злобно посмотрела на него Маня, начиная приходить понемногу в себя. – Может, я ещё должна и демонстративно, на глазах у всех, ещё и спариваться со своими мужьями, всеми тремя одновремённо?
– Жить захочешь – спаришься, – жёстко отрезал Корней, глянув на неё злым, полыхнувшим гневом взглядом. – Но, к нашему счастью, в настоящий момент это совсем не обязательно, – тут же поторопился он её успокоить. – Здесь это, как раз, никого не интересует. Но, официально, перед всеми, статус твой и свой мы будем поддерживать. Так что вставай, пей свой кофий и не вздумай забыть, кто ты такая есть. Веди себя соответственно.
– Кофий, мэм, – необычно чопорно и торжественно проговорил, стоявший тут же, рядом с её кроватью Сидор, с исходящей паром кружкой на маленьком, расписном блюдце и с полотенцем, перекинутым через руку.
– Спасибо, – растеряно проговорила спросонья Маня, устраиваясь, полусидя в кровати и принимая из рук Сидора парящую кружку.
– А вот благодарить, не стоит, – тут же оборвал её сидящий напротив мужик. – Амазонки редко кого благодарят. И никогда это не относится к их мужьям.
– Да уж, Маня, ты давай, избавляйся от своих вредных привычек всегда говорить 'спасибо' за любую мелкую услугу, – тут же добавил Димон, вставая в её ногах и вытягиваясь чуть ли не во фрунт. – Мы тут насмотрелись вчера порядков, принятых в их обществе, – добавил он полушёпотом, – и нам здесь совершенно не нравится. Надо сваливать и ждём только тебя.
– Что это за гадость! – чуть ли не в полный голос заорала Маня, успевшая за время его речи рассеянно отхлебнуть глоток того пойла, что только что подал ей Сидор, так и продолжающий стоять, рядом с её кроватью.
– Ваш кофе, мэм, – тут же уточнил Сидор, криво ухмыляясь. – Или, точнее, то, что они им называют. Дрянь редкостная, но о-очень дорогая и престижная. Как на Вас, мэм, смотрели ваши собеседницы, когда Вы рассказывали им о том, как мы, Вам, мэм, подаём кофий в постель. Это надо было видеть, – Сидор восхищённо покрутил головой.
– Сидор, скотина, – поморщилась Маня, – прекрати мэмкать и вежливо выкать. У меня от твоего мэмканья ещё больше голова разболелась.
– Не могу, мэм. – тут же перестал улыбаться Сидор. – По статусу, не положено. Тут, один такой, вчера тыкнул своей госпоже, так теперь на колу корчится. Можете подойти к окну, посмотреть. Он там, – Сидор кивнул в сторону настежь распахнутого окна, из которого до Мани доносились какие-то невнятные звуки, напоминающие редкое мычание коров.
– А ну, – грозно нахмурила свои брови Маня, – живо все отвернулись, мужья чёртовы. – Кто посмеет глаз скосить, сама, лично, на кол посажу, – грозно добавила она, вскакивая с кровати, как только все отвернулись.
Торопливо, трясущимися руками натянув аккуратно сложенные на стуле рядом с кроватью штаны, застегнув рубашку на все пуговицы, она старательно заправила её в брюки, и, приведя себя, таким образом, в относительно приличное состояние, зашлёпала босыми ногами по чисто вымытым половицам в сторону окна.
– Что это?! – тихим, каким-то невыразительным, полным ужаса голосом, выговорила, чуть ли не по слогам, Маня. – Что это такое, я вас спрашиваю? – начиная повышать голос, требовательно спросила она, уставившись гневным взглядом на спины так и не повернувшихся к ней лицом, друзей.
– Это такое наказание здесь, за неуважение к своей госпоже, – тусклым голосом откликнулся Димон, так и не повернувшись к ней. – Так что, Маня, здесь не шутят. И если говорят, на кол, то это и значит, на кол.
– И вы, скоты, на это вчера смотрели и не вмешались? – презрительно проговорила Маня, сморщив свой носик. – Да-а, – протянула она, – от вас, ребята, я такого не ожидала.
– Направо посмотри, в глубь двора, дура, – тихо бросил ей Сидор, внешне больше никак не прореагировав на оскорбление и так же, как Димон, даже не обернувшись. – Видишь лошадушек под седлом? Это патруль, – пояснил он Маше, что-то невнятно промычавшей в ответ на его предложение. – Он здесь отвечает за правосудие. И наказывает виновных сам, без всякого суда, в соответствии с общими уложениями и со своими собственными понятиями об оскорблении и защите чести и достоинства амазонок.
– А теперь посмотри налево, – продолжил он. – Видишь кучки мусора, валяющиеся возле кухонных ворот? Это те, кто вчера попробовал им посопротивляться. То, что собаки ещё не обглодали. Хорошие здесь собачки Маня, – тихо проговорил он, – прожорливые.
– Что здесь происходит? – так же тихо откликнулась наконец-то Маня, справившись с тошнотой, подступившей к горлу от мерзкого зрелища, наблюдаемого ею во дворе.
– Если Вы, госпожа, обратили своё внимание, то рядом с тем несчастным, есть ещё парочка кольев. Как раз для таких прытких, какими вы посоветовали быть Сидору с Димоном, – раздался холодный, злой голос Корнея, всё так и сидевшего на прежнем месте, и, до того, молча наблюдавшего за реакцией Мани на зрелище за окном. – Не думаю, что кому-либо из здесь присутствующих хочется разделить участь того бедолаги, – кивнул он в сторону окна.
– Может, свалим отсюда, по-тихому, – неожиданно трезво и спокойно спросила его Маня, отворачиваясь от окна.
– Не выйдет, – тихо ответил ей Корней, внимательно глядя на неё. – Вы, госпожа, ещё не допили свой кофе и не совершили утренний туалет. А ещё надо представиться начальнику патруля. Да и нас, заодно, представить, а то мы и так, на волоске висим и живы лишь потому, что нас, благодаря Вам, – склонил он голову и совершенно серьёзно, без всякой насмешки, посмотрел ей в глаза, – прекрасно здесь уже знают по вашим откровенным рассказам.
– И, большая просьба, – продолжил он, наблюдая, как Маня, вернувшись к постели, попыталась, было, начать прибирать постель, – никаких действий прислуги.
Подойдя к ней вплотную, он осторожно вытянул из рук замершей от удивления Мани одеяло, которым она хотела, было, застелить кровать и осторожно отодвинул её в сторону.
– Для того вы и содержите трёх мужей, чтобы самой не прибираться, – пояснил он, без малейшей улыбки глядя ей прямо в глаза.
– Всю жизнь мечтала, чтобы за мной застилал кровать такой шикарный мужик, – тихо, на грани слышимости прошептала себе под нос Маня и добавила, когда Корней повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. – А сейчас это что-то не вызывает у меня энтузиазма.
– Вас ждёт патруль, Госпожа, – так же тихо и чуть слышно, откликнулся Корней, невольно наклоняясь к ней близко, близко и глядя ей в упор прямо в глаза.
– Э – э, – тут же разрушил всё очарование момента вклинившийся между ними Димон. – Нежности потом, а сейчас надо представиться патрулю и попытаться побыстрей свалить отсюда, пока до нас тут не добрались какие-нибудь дамочки.
– Не дай бог захочется какой из них проверить достоверность твоих Маня рассказов.
Следующий час Маня медленно и основательно вживалась в роль. Потратив битый час времени на туалет, она старательно наводила макияж и прихорашивалась, гоняя всех троих своих мужиков по всему трактиру за любой мало, мальски нужной ей мелочью. И только когда она посчитала, что достаточно готова к встрече с патрулём, она медленно и величаво выплыла из своей комнаты на балкон, опоясывающий по кругу центральный зал трактира.
– Ну, – раздался снизу насмешливый голос какой-то из амазонок, тесно забившей весь зал трактира, – наконец-то мы увидим знаменитую Машу из Кова?
– О-о-о! – раздался потрясённый и насмешливый выдох всего зала, битком забитого вооружёнными до зубов молодыми девицами. – Оно вышло! Класс!
– О-о-о! – раздалось снова. – Это она! Знаменитая Маша! Встречайте!
– Поделись Маша! – тут же раздался выкрик, перебивший весёлый шум и гам, разразившийся в трактире. – Зачем тебе трое. Дай нам хоть одного, на развод. Мы не гордые. Нам и одного хватит.
– Минут на пять, – тут же громкий и грубый хохот, перекрыл поднявшийся шум и гам.
– Фи, – сморщила носик Маня, демонстративно покрутив бёдрами и двинувшись в сторону парадной лестницы, ведущей со второго этажа прямо к барной стойке, возле которой столпилась основная масса амазонок. – Вам дай, так после вас нечем будет и пользоваться. – И перекрывая тут же раздавшийся громкий хохот, громким голосом добавила. – Винцом, девочки, я с вами поделюсь, а мужиков не дам. Моё! – И Маня, подбадриваемая громкими криками, комментирующими её любовные пристрастия, торжественно и величаво вышагивая, спустилась вниз в залу.
– А ты ничего, подруга, – дружески ткнула её под бок подошедшая к ней невысокого роста амазонка, явно выделяющаяся из гомонящей вокруг толпы своей командирской статью. – Так с ними и надо. Вино пусть пьют, его много, а будет ещё больше. А мужика, вот, не давай. Мужик, он существо нежное и трепетное. Могут и попортить. Их мало, и с каждым годом всё меньше и меньше. Так что, береги своё, но и чужого не упускай, – и громко расхохотавшись, потащила Маню знакомиться с остальными девицами.
– Меня, кстати, зовут Корделия из Ланы. Я, как ты уже, надеюсь, догадалась – командир этих оторв, именуемых Северный Дорожный Патруль.
– Название, конечно, так себе, – Корделия покрутила в воздухе пальцами, изображая что-то непонятное, и, чуть погодя, добавила, – но девочкам нравится, а большего им пока и не надо.
– Ты, я смотрю, из новеньких будешь, – с любопытством посмотрела она на сразу напрягшуюся Машу. – Да ты не боись! – рассмеявшись, хлопнула она её по плечу. – Ваших, здесь сразу примечают. И денег у вас, почему-то всегда больше. И мужиков, как правило, не менее парочки, всегда есть. Что они в вас находят, в землянах, непонятно, – недоумённо покрутила она головой. – Ну да ладно, – безразлично передёрнула она плечами и, миг спустя, тихо добавила. – А вот, за вино, тебе отдельное спасибо. Девочки устали с дороги и выпить им парочку стаканчиков, совсем не лишнее будет.
– Только вот, мужичков своих, ты держи подальше. А то ведь, сама знаешь, на что способна неудовлетворённая женщина, особенно когда такое под боком ходит, – Корделия многозначительно кивнула в сторону балкона, где располагалась комната Мани.
– Так что, вот тебе мой совет, подруга. Выстави нам ещё по бутылочке хорошего винца, чтоб было чем девочкам надолго заняться, а сама собирай по-тихому свои манатки и мотай, не медля отсюда, – Корделия покрутила головой, внимательно поглядев по сторонам. – И быстро, как только сможешь. А то, боюсь, что до вечера твоих мужичков пустят по рукам. И что от них после этого останется, ты и сама можешь догадаться. А они не похожи на тех, кто безропотно согласится. Хорошо, если к утру ещё живы будут.
Внимательно посмотрев прямо в глаза начальнику патруля, Маня незаметно опустила в подставленную ладонь небольшой кожаный кошелёк, чем-то глухо звякнувший. Судя по звуку, и по тому, как расправилось разом повеселевшее лицо командира патруля, она прекрасно расслышала, что за монеты и сколько их там глухо звякнуло. Поэтому, когда Маша, ни слова больше не говоря, молча повернулась и спокойно, решительно раздвигая плечом толпящихся возле барной стойки амазонок, вышла из зала на улицу, она уже весело смеясь угощала собравшихся вокруг девиц самым лучшим местным вином, отвлекая внимание от исчезнувшей из помещения Маши.
Бросив внешне безразличный взгляд на ряд кольев, украшенный одним из вчерашних её знакомцев, она так же молча, ни слова, никому не говоря из приветствовавших её вчерашних подруг, а только криво им улыбаясь и кивая головой, прошла в конюшню и приказала седлать своих лошадей.
Статус Мани.*
Неизвестно как здесь разносились вести, но неожиданно возникший буквально на пустом месте высокий социальный статус Мани всем встречавшимся им по пути, каким-то неведомым образом был уже хорошо известен. Так что дальше у них уже не возникало столь напряжённых ситуаций, как в первом посещённом ими трактире и само путешествие дальше можно было рассматривать как весьма приятное и необременительное.
Неожиданно высокий статус Мани, как имеющей двух мужей, да одного телохранителя, к тому же, с высоким уровнем материального достатка, на что указывал большой обоз тяжело навьюченных лошадей, позволял им без больших проблем свободно передвигаться по коренным землям амазонок. Богатая хозяйка, едущая куда-то по своим нуждам и сопровождаемая слугами. Более детально интересующимся, она рассказывала трогательную историю, про разбившегося на охоте старика-отца, за которого она выдавала старика-профессора.
Дочь, везущая старика отца, к тому же, никак не преходящего в сознание, на лечение куда-то на море, к тамошним докторам, про которых ей рассказали много интересного, что там, мол, и полумёртвых ставят на ноги. Всё это позволяло им проскакивать дозоры амазонок на дорогах без какого-либо тщательного досмотра. Да и особо не привлекая внимания, они теперь спокойно проходили стражу в укреплённых городках, где теперь постоянно вынуждены были останавливаться на ночлег, так как ночевать в лесу, или в поле, было чревато привлечением к себе повышенного внимания.
Да, к тому же, хоть и можно было считать земли амазонок более безопасными, чем пустые, ничейные земли, всё же приходилось опасаться периодически встречающихся им отрядов ящеров, направляющихся сквозь земли амазонок в набеги на другие, занятые людьми земли. На них то, уж точно, никакие рассказы о бедном папе, не подействовали бы. И так уж Мане приходилось изворачиваться, придумывая с каждым разом всё более сочные и душераздирающие подробности своего несчастья. Более всего ей было трудно что-либо отвечать на совершенно естественный, в представлении амазонок, недоумевающий вопрос: 'А не проще ли было придушить старика, чем маяться со старым пердуном и тащить его куда-то за тридевять земель'. Спасало её лишь то, что в глазах амазонок, она была явно новичок в этом мире и новичок в своём статусе амазонки, не проникшейся ещё до конца их идеологией и культурой.
Скептически выслушав очередной бред, повешенный Маней на уши очередному дозору, встреченному где-нибудь на дороге, те лишь насмешливо ей указывали, что только новые переселенцы и новые посвящённые, так носятся со своими отцами. Истинные же амазонки, почитая мать, никогда не обращают внимания на какого-то мужика, которым, всего то и попользовались, а потом и забыли, до очередной подобной надобности.
Прочитав лекцию, от них, как правило, тут же отставали, видимо, не считая необходимым тратить своё время на всяких недочеловеков, как они считали мужиков, или новенькую амазонку из землян, за которую они принимали Маню. Похоже, что никому из них и в голову не могло прийти, что в глубине их земель появится группа людей, едущая куда-то по своим нуждам, и мало того, что не имеющая к ним никакого отношения, но и, с каждым последующим километром, всё более и более враждебная. Узнавая всё больше и больше реалии существования мужчин на этих землях, Сидор с Димоном, зверели буквально на глазах. То, что тут творилось, не укладывалось не только в промытые эмансипацией мозги наших современников, но и в голову местного уроженца, Корнея, вроде бы должного спокойно воспринимать достаточно известную ему местную реальность.
Маню, по началу весело воспринимавшую подчинённое положение мужчин в этих землях, чем дальше, тем всё больше и больше стали угнетать постоянные придирки встречавшихся им по пути, как молодых девиц, так и пожилых матрон на, как тем казалось, слишком вольное поведение мужиков в её свите.
Маню принимали за свою, молодую и безалаберную, которая со временем перебесится и станет как все. А теперь же, пусть себе шляется, куда хочет, и как хочет, и с кем хочет, о чём ей откровенно и поведала одна их девиц, какого-то очередного дозора, встреченного ими в пути. Она же попросила Маню какого-нибудь одного мужичка для развлечения на ночь, и была весьма удивлена резким отказом последней, в такой невинной, на её взгляд, просьбе.
Поняв, что их отряд полностью соответствует каким-то внутренним представлениям культуры амазонок, они перестали шарахаться от каждого куста и объезжать по огромной дуге, зачастую по бездорожью и глухим оврагам, любой встреченный город или поселение. Это позволило им резко увеличить скорость передвижения и за одну неделю покрыть расстояние, которое они раньше проходили не менее чем недели за две.
Легенда о больном отце, везомым куда-то далеко на лечение, при всей её корявости и неудобстве исполнения, вполне выполняла свою роль, отвлекая внимание амазонок, как от других членов группы, так и от самого каравана. Так что, войдя в оптимальный, для такого большого и разношерстного каравана, ритм перемещения, они и думали, что спокойно дойдут до Лонгары, а дальше, наняв любой подходящий корабль, спустятся до нужного им места. Благо, что до реки оставалась не более одного дня пути.
Но тут существующий статус кво, сложившуюся идиллию и спокойный ритм перемещения сломал неугомонный профессор.
Как оказалось, натура это была совершенно неуёмная и безбандажная. Достаточно и того, что на саму эту планету, его занёсло по какому-то там дурацкому договору. По собственному желанию, как он неустанно им пояснял, рассказывая о том, как и почему он оказался в этом мире. Так вот он и здесь не усидел на одном месте. Поругавшись с Советом, отправился бродить по иным городам и весям, рассчитывая посмотреть новый мир, а заодно и показывая везде всю кипучесть и неуёмность своего характера, что естественным образом и привело его на костёр.
Профессор, в самом начале пути, действительно тяжело больной и жестоко избитый, несколько дней, находившийся вообще без сознания, поначалу не доставлял им совершенно никаких хлопот и трудностей. Первый месяц пути, он даже не вставал с носилок, закреплённых между двумя иноходцами, спокойно покачиваясь в импровизированном ложе. Но дальше, свежий воздух, усиленное питание и приятная компания, всё то, чего он, по его собственным словам, был лишён практически все последние месяцы, сотворили с ним чудо. Он ожил.
Но мало того, что он ожил, он заговорил. И говорил, говорил, говорил. Говорил не переставая. И даже на редких ночлегах, изредка устраиваемых за пределами укреплённых городков, где им приходилось останавливаться, он не прекращал разглагольствовать и о себе, и о своей бедной судьбе, и об этом мире, будь он трижды проклят, и о своих ближайших, совсем не радужный перспективах.
Но как ни надоел им профессор со своим бесконечными рассказами и подробными поучениями по малейшему поводу, все терпеливо и молча сносили профессорские чудачества, понимая, что тому необходимо просто выговориться и прийти в себя после пережитого ужаса и потрясения.
И именно профессор, со своим непосредственным и живым характером, чуть не провалил всю их экспедицию. Он не мог больше лежать. Ну не мог и всё. Что бы ему ни говорили, всё было, как об стенку горох.
– Профессор, – стараясь сдержать накипающее бешенство, в который уже раз за последние дни, пытался достучаться до его сознания Сидор. – Надо немного потерпеть. Всего только несколько дней. Максимум, неделю. И мы будем в безопасности на Левобережье. Там, ведите себя, как хотите и делайте, что только взбредёт вам в голову. А здесь же, будьте любезны, соблюдать определённые правила.
– Первое. Надо лежать, изображая тяжело больного. Это основа нашей легенды на этих землях. Только поэтому мы можем так свободно передвигаться через посты и города амазонок.
– Нам опасно привлекать их внимание. Не дай бог, если они заподозрят что-либо. Нам же придётся тогда всё бросить и бежать налегке, а это недопустимо.
– То, что мы везём, очень важно для нас и тяжело нам досталось, – бросив мрачный взгляд на равнодушно взимающего речам Сидора, профессора, заметил Димон.
– Не соблюдение местных норм жизни может привести нас на виселицу, – подал равнодушный голос и Корней, стараясь, как и остальные убедить профессора в необходимости быть осторожным.
Но всё было без толку. Не раз и не два ему указывали на подобные украшения местного пейзажа, постоянно повторяя ему, что, то, что он видит вокруг – это всё не шутки. И о том, что профессора, они, сейчас, просто побьют. Наконец, не выдержав, они стали ему угрожать, чуть ли не с матом, укладывая в постель, особенно при приближении к любому населённому пункту или замечая кого-нибудь поблизости.
На профессора не действовало ничего. Он им не верил. Он верил только в свою звезду и лично в себя. И вечно встревал во все разговоры, касалось это его или нет. Он комментировал всё происходящее, и, главное, он норовил вскочить со своего ложа и лично сунуть нос туда, куда его не звали или, даже, прямо запрещали. До поры, до времени это проходило без последствий, списываемое на чудачества старика, но, профессор зарвался и они, нарвались.
Началось всё, как это обычно у них и начиналось, рано утром, едва только они встали и ещё даже не завтракали. Из-за поворота дороги, выныривающего из-за небольшого перелеска, неожиданно выметнулась лава всадников, числом не менее полусотни, и мгновенно взяла их в кольцо. Это были амазонки, но не те, что им ранее постоянно встречались на дороге, вооружённые или нет, группами, отрядами или по одиночке. Нет, это была какая-то регулярная часть. И намерения у неё были совершенно однозначные, как пришло в голову Сидору.
– 'Сейчас, или будут грабить, или убьют', – подумал он про себя, безнадёжно рассматривая сверкающий в первых лучах солнца кончик копья, уткнувшийся ему в горло.
– 'Если убьют, то лучше сразу, без кольев, своего излюбленного развлечения'.
– 'Твою мать! – тоскливо, про себя выругался он. – И как раз на последнем переходе, когда река уже в пределах прямой видимости'.
Искоса озирая место, где они вчера остановились переночевать, укромно расположенное возле стен небольшого приречного городка, стоящего на берегу уютного речного залива, он отчётливо понимал насколько они были близки к дому. И как это вдруг стало очень далеко.
Массой речных судов, с самого утра уже снующих вверх и вниз по реке, он только что спокойно любовался, надеясь уже к обеду устроиться на какое-нибудь из этих судёнышек, идущее вниз по реке, и скоро уже быть дома. И тут…., такой облом.
– Кто такие и почему ночуете не в городе, – раздался грубый и хриплый женский голос, без малейшего признака доброжелательности.
– Э-э, – протянула Маня, осипшим с утра голосом, старательно кланяясь грозной и мрачной воительнице, суровой скалой выступившей вперёд из середины отряда. – Прошу прощения, госпожа, но мы не успели. Вчера поздно пришли, хотели до сумерек добраться до города, но было уже поздно, и я решила заночевать рядом. Мне не привыкать, я уже давно в пути, и привыкла спать на земле….
– Я задала вопрос, ты не ответила, – ровным, лишённым каких-либо интонаций голосом, оборвала её воительница.
– Да, да, конечно. Прошу прощения, госпожа, – залебезила перед ней Маня. – Мы путешественники, едем с товаром и больным отцом на юг, на побережье. Говорят, там его можно подлечить, больно уж он болен. Расшибся, на охоте. Да и мне интересно побывать там, никогда большой воды не видела. А она солёная, говорят, – разом севшим голосом, закончила она.
– Море, говоришь? – задумчиво протянула воительница, разглядывая её с каким-то непонятным, странным интересом в глазах. – Море, это хорошо. Море, это правильно. Хоть раз в жизни, но надо побывать и на море.
– Ну, тогда давай, принимай, да угощай, подруга, – по-прежнему мрачно процедила, сквозь зубы неулыбчивая амазонка, спрыгивая с коня и направляясь к костру.
Сидор, наперегонки с Димоном, бросился принимать повод и подставлять спину под ногу тяжело спрыгнувшей с коня амазонке, всячески выказывая той почтение и раболепие. Корней, не ожидая непосредственных указаний, поспешил преподнести ей кружку подогретого ещё рано утром вина, являющегося, в этих краях, непременным атрибутом раннего завтрака. И только так и не опустившие копья конные амазонки, плотным двойным строем окружившие лагерь, не позволяли им окончательно расслабиться.
Удобно устроившаяся на бауле с вещами, начальник подъехавшего отряда, приняв кружку подогретого вина, представилась Тарой из Сенка. Маня тут же поспешила представиться Машей из Кова, соблюдая выверенный ритуал представления, и, наконец-то, переведя дух и немного придя в себя, рассыпалась мелким бесом, всячески выказывая грозной начальнице пятидесяти тяжеловооружённых всадниц всяческое почёт и уважение, одновременно помогая той поудобнее устроиться возле костра.
Казалось, что и на этот раз нелёгкая пронесла. Тем более что им не повезло наткнуться на конный разъезд Речной стражи, проводящей патрулирование берега реки, и ещё с вечера получившей предупреждение о появившихся в пределах города путниках. Их то они и явились проверить, не дождавшись, когда те сами явятся в городок.
Маня, смекнувшая, что если она не ублаготворит амазонку, то одними только разговорами они не обойдутся, постаралась на совесть, всячески захвалив воительницу и выразив своё искреннее восхищение её оперативностью и трудолюбием, не позволяющем ей оставлять без внимания ни малейшего изменения на реке. Под конец, даже как бы расщедрилась, и выкатила ей в подарок небольшой бочонок орехового вина, того самого, из шишкой-ягоды, которого в этих местах и днём с огнём не сыщешь.
Вот тут то в мирную и благостную беседу Мани с начальником Речной стражи профессор и встрял, прервав поднявшуюся было уезжать воительницу.
Благополучно проспав весь драматический момент появления амазонок в лагере, он, увидав гостью, спокойно встал и, подойдя к костру, взял первую попавшуюся на столе пустую кружку, оказавшейся той, из которой только что пила воительница. Спокойно зачерпнув себе горячего вина из стоявшего рядом котла, невнятно пробормотал что-то типа: 'Хлебнуть с утра', – как он обычно в таких случаях говорил, А затем, душераздирающе зевнув, сонным, ещё не проснувшимся голосом, спросил, посмотрев на воительницу: 'А это что тут за баба? Спать не даёт!'
Шок у присутствующих был не передаваем. Всё это было прямое оскорбление. Сколько бы ему ни говорили, о чем бы ни предупреждали, ему было плевать.
Положение спас Корней. Метнувшись к профессору, он, не давая возможности ещё не пришедшим в себя от шока, амазонкам зарубить наглеца на месте, так врезал тому по почкам, что тот только хрюкнул и свалился на месте, как срубленный, замертво. Дальше уже Корней демонстративно и даже с изрядной долей театральности полчаса демонстративно избивал профессора в кровь. Бил он его не сильно, но долго, умело и даже, как-то красиво. Только когда воительница сказала, что: 'Всё, довольно! С меня хватит!', только тогда он смог прекратить избиение.
Заявив, напоследок, что если бы не горячее одобрение, чуть ли не ненависть, которое они увидела в глазах других мужчин, он бы ещё подумала что Маня совсем не та, за кого себя выдаёт. Но, откровенное желание убить наглеца, что она прочитала в их глазах, смягчило её гнев и она даже готова оказать Маше услугу и проводить её до пристани, где поможет устроиться на какой-нибудь проходящий корабль.
Рассыпавшаяся в благодарностях Маня, стараясь, лишний раз не глядеть на, избитого до полусмерти, профессора, постаралась её уверить, что она ей будет искренне благодарна за помощь и сочувствие, особенно учитывая непочтительность отдельных её людей.
Так Маня и провертелась возле Начальника Стражи: и когда сворачивали лагерь, и когда ехали до города, и когда устраивались на мимо проходящий корабль.
Переправа.*
В город заходить нужды не было, поэтому, не заходя в городские ворота и сэкономив тем самым кучу серебра на воротном сборе, сразу завернули на пристань. Здесь, так и сопровождавшая их Начальник Речной Стражи, проявив странную, настораживающую предупредительность к мало знакомым прохожим, на удивление быстро сторговала для их нужд небольшое каботажное судно, из тех, что постоянно снуют из верховьев в низовье и обратно, перевозя различные грузы и пассажиров. Его было вполне достаточно для перевозки их немалого табуна и размещения небольшого груза.
Это была небольшая парусная баржа, с экипажем из шести 'гребных баб', как здесь называли матросов, и капитанши, тоже амазонки.
О чём там договаривалась Тара из Сенка с капитаном судна, Маня не имела ни малейшего представления, занятая в это время погрузкой в трюм своего табуна, и укладкой вьюков с грузом. Но то, что капитанша о чём-то явно предупреждена, она сразу заметила, перехватив косой взгляд, брошенный капитаншей на избитого профессора.
Сделав вид, что совершено ничего не заметила, Маня прошла в предоставленную ей для отдыха каюту, и спокойно проспала до вечера, решив для себя, что уж до вечера амазонки на корабле ничего предпринимать не станут, а если и станут, так для защиты мужики есть. А вот завтра с утра, или, что вернее, сегодня ночью, попытаются их или перебить, или повязать, зная уже по собственному опыту, что веры им нет ни на грош. Живой товар, а особенно здоровые вьюки, в её багаже, обязательно должны были спровоцировать экипаж на попытку присвоить их имущество, а людей же, имеется в виду, только мужчин, продать в рабство пиратам, получив гораздо большую прибыль, чем просто плату за проезд. Ей же, по всей видимости, планировался заплыв с камнем на шее, чтобы не оставлять следов, уж больно взгляд, который бросила на прощанье Тара на её вьюки, был характерный.
Зарядив, спрятанный ещё при погрузке на корабль, арбалет, Маня, аккуратно прикрыв его плащом, вышла вечером на палубу, как бы подышать воздухом, заодно ленивым и сонным воздухом поинтересовавшись у капитанши, когда будет ужин. Подойдя поближе к капитану и откровенно позёвывая, она попросила её послать кого-нибудь из матросов в трюм, за её слугами, чтобы они ей принесли вина из орехового бочонка. Ни минуты не сомневаясь, что наученные прошлым опытом общения с амазонками, те только и ждут сигнала, чтобы наброситься на экипаж.
Как только она увидела поднявшегося из широкой горловины грузового трюма Корнея, почему-то одного, без матроса сопровождения, посланного за ним, она, мило улыбнувшись, воткнула в бок капитанши арбалет.
– Правь к берегу, милочка. Правь! – тихим, спокойным голосом, посоветовала Маша капитанше, и в подтверждение серьёзности своих намерений ещё раз жёстко ткнула арбалетом ей в бок. – Нет, нет, нет, – тихо и жёстко остановила она её. – К левому берегу, к левому, – кивнула она в недоумённо задранные брови капитанши. – Там оно нам как-то спокойнее будет, да и от вас, сволочей, подальше. А всякую ерунду, типа наших прошлых договорённостей, ты, милочка, забудь. Тебе же спокойней будет, – усмехнулась она. – Да и для тела здоровей.
