Текст книги "Приключения Вехтора (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
– 'Пожар что ли был здесь, – настороженно окинул он взглядом большое, просторное внутреннее помещение башни. – Но чему здесь гореть, камень же кругом.
Хруст. Хруст лопающихся под подошвами сапогов осколков битой стеклянной и керамической посуды густым, неровным слоем покрывающей весь пол везде, куда падал только княжеский глаз.
– Похоже, нет у тебя больше твоей знаменитой лаборатории.
Тихий голос княжны, раздавшийся у него за спиной было единственное что нарушило звук хрустящих осколков стекла у них под сапогами.
– Похоже, что тут вся твоя стеклянная посуда, да кое-что в придачу.
– Это реторта, – насмешливый, чуть ли не весёлый голос княжны единственный нарушал стоящую в башне чудовищную, мёртвую тишину. – А вот и остатки перегонного куба, вот и колбы, и пробирки с мензурками, – весело звучал весёлый голосок княжны в гробовой тишине башни.
– Пыль! Всё в пыль, в хлам! – звон поддетого носком сапога какого-то стеклянного осколка, с хрустальным звоном разбившегося о противоположную стену, повис медленно затухая в воздухе.
– Интересно, тут хоть что-нибудь целое осталось?
– Осталось, – раздался из противоположного угла зала первого этажа насмешливый голос княжны. – По-моему это какие-то твои прожженные старые медные сковороды, да пара гнутых, дырявых кастрюль.
– Негусто.
– Хорошо наши друзья поработали, – медленно проговорила она, застыв посреди зала и медленно поворачиваясь, окидывала взглядом царящий вокруг погром.
– Знать бы ещё по чьему заданию, – пробормотала она едва слышно. – Кто послал?
– Но какие молодцы!
Княжна с искренним восхищением медленно покачала головой обозревая царящий кругом разгром.
– Ну, наверх, в подвалы и вообще больше здесь смотреть нечего, – сама себе под нос пробормотала она. – Работали профессионалы. Искать после них чего целого – пустая трата времени.
– Кто же их послал? – тихо, едва слышно снова невнятно пробормотала она.
Медленной, шаркающей походкой старого, смертельно усталого старика, князь подошёл к стоящему возле камина большому, массивному креслу в котором он обычно любил сидеть в те редкие дни, когда приходил в гости к профессору, и тяжело опустился в него. Ласковое тепло топившегося этой ночью камина на миг пахнуло на него тяжёлым запахом горелой кожи из просторного зева и прямо перед ним осыпались вниз последние куски не до конца ещё сгоревших рулонов каких-то пергаментов и кусков рваных книг, дотлевавших у него перед глазами.
– Ненавижу! – едва слышно, бледными, трясущимися от бешенства губами, тихо выдохнул из себя князь, глядя как по большой горке пепла от сгоревших в камине книг пробежала робкая синяя искра. – Ненавижу! – повторил он одними губами, окидывая царящий вокруг погром каким-то лихорадочным, безумным взглядом.
– Пять лет, – в каком-то безумии князь медленно, словно сомнамбула, встал с кресла и заходил по разгромленной лаборатории. – Пять лет псу под хвост. Дело всей моей жизни! Кто мне за это за всё заплатит? Кто вернёт мне разбитое стекло и приборы. Где я найду специалистов, чтобы восстановили мне всё то, что собрали раньше, и что заказал этот недожжённый алхимик.
– Книги!
– Три поколения. Три поколения князей Подгорных собирали эту библиотеку. И всё псу под хвост.
Взяв с подставки большие каминные щипцы, он вяло поворошил кончиком большую гору пепла в просторном жерле камина и с лютой ненавистью в глазах медленно окинул взглядом пустые полки бывшей ещё вчера тут библиотеки:
– Вот значит, как вы мне за моё добро отплатили, – тихим, бешеным голосом медленно проговорил он. – За то что я вас, псов безродных, как самых дорогих гостей у себя дома привечал.
– Всё! Всё псу под хвост. Труды нескольких поколений князей Подгорных сгорело в этом камине.
Князь в каком-то трансе с остановившимся, безумным взглядом смотрел прямо перед собой.
– Всё пропало! – в отчаянии схватился князь за стоящие дыбом волосы на голове. – Где все записи? – в отчаянии уставился он на пустые полки алхимической библиотеки. – Где чертежи? Где журналы наблюдений?
С отчаянием князь уставился каким-то отрешённым, безумным взглядом на обрывок какого-то чертежа, валявшийся на полу возле ножки кресла.
– Они мне за всё заплатят, – неожиданно успокаиваясь, тихо и спокойно проговорил он, подымая его. – Жизнь положу, а найду и уничтожу. Всех до единого. Никаких денег на это не пожалею.
Злым, брезгливым движением отбросив в сторону обрывок поднятого с пола обгорелого пергамента, князь резко поднялся и решительным, быстрым шагом вышел из дверей разграбленной лаборатории.
Планы княжеской мести.*
Мрачный, задумчивый князь сидел в своём кабинете, откинувшись на спинку любимого кресла из морёного чёрного дуба с мягкими кожаными подушечками под седалищем и с обитыми реноментским бархатом подлокотниками. Остановившимся, бездумным взглядом он молча смотрел в пространство прямо перед собой.
После возвращения из башни он всё время пребывал в тяжёлой чёрной меланхолии и апатии. Стражники, посланные в темницу сразу же после возвращения из башни с заданием доставить ему алхимика живым или мёртвым, вернулись ни с чем. Ни в замковой тюрьме, ни где-либо ещё во всём замке, который буквально перетрясли сверху донизу, алхимика не было.
Оставался только один вывод из всего этого. Алхимика увезли с собой воры. Те самые люди, которых он так душевно принял и которых посадил с собой за один стол, в радости по возвращении княжны чуть ли не признав их равными себе.
И такой жестокий удар по его престижу и самолюбию с их стороны.
Такое прощать было нельзя.
Неожиданно, князь резко вскинулся и спокойным, деловым тоном обратился к молча сидящей напротив него, и о чём-то усиленно думающей княжне.
– Надо послать сообщения нашим людям по всей Лонгаре и по её притокам. Особенно на этих их новых Левобережных землях. Ведь, вернутся же они когда-нибудь туда. Не забывай, дорогая, что они двигаются по суше, а на корабле вести о них намного обгонят.
– Придётся спуститься чуть ли не до устья Лонгары, – согласно кивнула, соглашаясь с ним, княжна. – Путь, конечно, не близкий, и можем не успеть, но и пренебрегать этим не стоит.
– Но не будем торопиться, – продолжила она, медленно вставая и подходя к окну кабинета.
Прислонившись лбом к прохладному стеклу, она медленно и задумчиво проговорила:
– Сначала надо их найти, узнать всё про них, как можно детальнее, кто они такие и что из себя представляют. А потом и будем действовать.
– Ты, я смотрю, не торопишься, – возразил ей князь, сидя в своём старом, любимом кресле и мрачно глядя прямо перед собой на пустой стол. – А вот я бы поторопился.
Скрестив перед собой руки, он в этот момент напоминал мрачную грозную статую грядущего возмездия для каких-то букашек, осмелившихся покуситься на его могущество. Недолго помолчав, он наконец-то поднял на княжну недовольный взгляд и продолжил.
– Нельзя ждать. Если сразу же не расправиться с быдлом, то оно само сядет тебе на шею, и потом не будешь знать, как от него избавиться.
– Если поторопиться, то можно провалить всё дело, – спокойно возразила ему княжна. – Мы ведь даже не знаем, толком, откуда они и где собираются остановиться. Где у них будет плантация? Мы о них, практически, ничего не знаем.
– Нам известно главное, – возразил князь. – Они дилетанты и им просто повезло. Повезло раз, повезло два, повезло три. А вот, чтобы им дальше не везло, надо будет уже нам постараться.
– Надо их отравить, – неожиданно вздрогнув от пришедшей ему в голову мысли, проговорил князь, с радостным удивлением уставившись на княжну. – Да, точно! – в нервном возбуждении он вскочил со своего кресла и забегал по комнате, мельтеша перед княжной из угла в угол. – Как только наши агенты их найдут, то надо стазу же их и отравить. Не хватало ещё, чтобы сам правящий князь Подгорный тратил своё время на каких-то нищебродов.
– Не выйдет, – даже не повернув к поражённо замершему на месте князю, тихо проговорила княжна. – Одни такие уже пробовали. Ничего не получилось. Они неотравимые какие-то.
– Значит, это правда, – тихо и как-то потеряно проговорил князь, уставясь в спину княжны тусклым взглядом. – Значит, они мне не лгали.
– Что, правда? – сразу же насторожилась княжна, обернувшись к нему. – Что они тебе не врали?
– Они видели этот кустарник ещё до нашей встречи и пробовали до того эти ягоды, – потерянно посмотрел на неё князь. – И я им сам сказал, что человека, питавшегося этими ягодами хотя бы раз, очень трудно или вообще нельзя отравить.
– Кустарник! – князь в отчаянии схватился за голову. – Наш кустарник. Вот, где главный мой прокол. Сам породил себе конкурента. Своими руками, – в бешенстве потряс он перед собой сжатыми кулаками.
– И ещё, – задумчиво проговорила княжна, глядя в стекло остановившимся взглядом. – Этот их спиритус. То самое зелье, чем тебя, по твоему мнению, пытался отравить алхимик.
– Тебе не приходило в голову, дорогой дядюшка, что в этом зелье есть что-то притягательное, раз столько народу предпочло его нашему вину. Ведь не такое уж и плохое вино выделяется для твоих гвардейцев, но они предпочли напиться зельем алхимика. Знали, что возможно наказание, но всё равно предпочли вино этому спиритусу.
– Что говорить, – раздражёно передёрнул плечами старый князь, – нет алхимика, нет и спиритуса.
– Зато есть другие земляне, такие же, как твой алхимик. Как эта троица, что явилась незнамо откуда и выкрала твоего алхимика прямо с костра. Как десятки других, что регулярно появляются среди нас, что шляются непонятно зачем, по нашим дорогам и ведут себя, совершенно не считаясь ни с нашими обычаями, ни с нашими законами.
– Как те, – усмехнулась княжна, – что ты ловишь на дорогах и регулярно продаёшь ящерам. – Да, да, – усмехнувшись, покивала она головой. – Я и об этом твоём промысле знаю.
– И ты предлагаешь, – задумчиво посмотрел на неё князь, никак больше не прореагировав на обвинение княжны, – поспрашивать этих других, перед продажей?
– Один ничего не знает, – усмехнулась княжна, оборачиваясь и снова уткнувшись лбом в холодное стекло, – другой ничего не знает. Третий ничего не знает. Но десятый, наверняка чего-нибудь да скажет.
– А это будет увлекательное занятие, – довольно улыбнулся старый князь. – Но и от погони за нашими друзьями, – с удовольствием выделил он слово 'друзей', – мы не откажемся. Да и сведения о них будем собирать любым доступным способом. По крошечке, по крупиночке. Давненько я не развлекался подобным образом. Почитай, что со времён смерти боярина Рыкова Степан Романыча. Светлой души был человек. Сколько он мне доставил приятных моментов. Особенно когда я его детишек у него на глазах с живых ещё, шкурку их нежную содрал.
– Хорошие переплёты получились, – старый князь подошёл к полкам с книгами и любовно провёл кончиками пальцев по корешкам стоящих там книг. – Сейчас, таких уж не делают, – тяжело вздохнул он, – помер мастер. – И немного помолчав, стоя у стеллажей и рассматривая корешки, добавил с сожалением. – Хорошие враги повывелись. А тогда такая отличная кулинарная книга получилась, – сожалеючи покачал он головой. – Сколько лет уж прошло, а она всё как новая.
Ещё раз, погладив корешки книг, стоящих на стеллажах в его кабинете, он, с сожалением покачав головой, снова повернулся к княжне, так и продолжавшей стоять у окна и молча, с задумчивым видом, рассматривающей что-то во дворе.
– Что тебя ещё тревожит, дорогая? – улыбнулся он, с нежностью глядя на неё.
– Думаю, не стоит ли обратиться к амазонкам? – вопросительно глянула на него княжна, на минуту отвлекшись от чего-то, что рассматривала во дворе. – Или к ящерам? У нас ведь есть давние, налаженные связи с этими нелюдями.
– Это ты про кого? – усмехнулся невольно князь. – Про первых, или про вторых. Если брать их методы обращения с пленными, то и те, и другие стоят друг друга. Да и не кажется ли тебе милая, что подобная публика мелковата для того, чтобы обращаться к императрице ящеров, или к той же Верховной Правительнице Амазонок. Ты представляешь, как мы будем выглядеть, если признаемся, что какая-то шайка безродных бродяг ограбила самого Подгорного Князя? Да ещё и стащила княжеского алхимика с уготованного ему костра! Не-ет, – князь медленно покачал отрицательно головой, – о причине нашего интереса к этой компании надо молчать, чтобы каждая собака не думала, что самого Подгорного князя можно вот так просто провести и ограбить. Задействуем наши потаённые связи, а потом разом ударим. Да так, чтоб одна только юшка от них осталась.
Князь, с искажённым злобой лицом, вцепился обеими руками в корешки книг на полках и, переведя взгляд из пространства перед собой на княжну, тихо добавил.
– Не прощу. Костьми лягу, а отомщу.
Побег начальника стражи.*
В тишине подземной тюрьмы, к которой за прошедшие дни уже успел привыкнуть бывший теперь начальник замковой стражи, что-то изменилось. Какое-то неясное движение, на грани восприятия обострённых чувств покалеченного человека, нарушило его покой и вывело его из отупелого состояния, в котором он находился последние несколько суток, после ареста.
– Начальник! Ты ещё живой, начальник? – тихий шёпот, раздавшийся в тишине пыточной камеры, показался измученному сотнику громом средь ясного неба.
– Кто здесь? – пытаясь хоть что-то выговорить членораздельно, проскрипел хриплым, чуть слышным голосом сотник.
– Да мы это, – тут же до него донеслись радостные голоса, чем-то ему смутно знакомые. – Это мы, гвардейцы, – послышался ему у самого уха чей-то, смутно знакомый по прошлой жизни голос, и темноту камеры рассекла искра из кресала.
Блеснув пару раз, под рукой неизвестного, она, наконец-то, попала на какую-то тряпку и разом занялась дымным, чадящим факелом.
– Мы это, – уже гораздо спокойнее и увереннее раздались голоса прямо над опущенной головой сотника.
– Эк тебя, – как-то поражённо и с сочувствием произнёс всё тот же голос.
– Это ты, что ли, Дубина? – тихо спросил сотник, так и не поднимая головы.
– А кто же ещё, – тяжело вздохнул, как оказалось, старый подчинённый сотника, гвардеец из его сотни, и, как он раньше считал, самый ни на что не пригодный и никчёмный человек.
– Что это тебя сюда занесло? – еле двигая губами, хрипло поинтересовался сотник. – Никак решил на меня перед смертью посмотреть. Или перед княжной надумал выслужиться. Не пытать ли меня, часом явились? Что задумали, ребятушки? – равнодушно поинтересовался сотник, так и не подымая головы. – Так вам до местных палачей далеко будет. В ваших тупых башках не хватит столько фантазии, чтобы придумать то, что ни тут со мной вытворяли, – хрипло засмеялся сотник и тут же закашлялся, сплёвывая выступившую на губах кровь.
– Всё нутро отбили, – тихо пожаловался он. – И вам отобьют, если не свалите отсюда по-тихому.
– Ну, – сотник замер, тяжело переводя дух. – Чего надо?
– Тебя забрать надо, – спокойно, и без всякого осуждения за его слова, тихо проговорил Дубина. – Мы тут с ребятами поговорили и решили, что нам всем валить из замка надо. А то скоро гвардия с границы вернётся, вот тогда то княжна на нас, на всех, и отыграется. Не простит она нам того пьянства, ни в жизнь не простит. И за меньшее то на костёр посылала, а тут такое. Да ещё эта пропавшая лаборатория алхимика. Нет, – отрицательно покрутил он головой, – не простит.
– Вот мы и решили. Раз уж бежим, то и тебя, с собой заодно, прихватить. Хоть ты и зверь, начальник. Но нас никогда не подставлял и от гнева князя, когда мог, прикрывал. Мы не твари, какие-нибудь, неблагодарные, как княжна наша. Мы всё помним: и плохое, и хорошее. И не забыли, как ты нас спиритусом отпаивал, пытаясь на ноги поднять, и как защищал перед князем с княжной, когда мы валялись пьяные в казарме.
– Кто же такой умный оказался, что бежать додумался, – тихо спросил сотник, когда гвардейцы сняли его с цепей, прибитых к стене, и осторожно устроили на полусгнившей куче соломы, что валялась на полу.
– Да он это, – сгрудившиеся вокруг сотника гвардейцы дружно указали на смутившегося Дубину. – Мы, поначалу было, ему не поверили, а потом, после того, как тебя схватить приказали, и до нас доходить стало, что сначала тебя, а потом и нас в камеру эту потащат.
– Хорошо ещё если просто повесят, а если княжна пожелает сварить нас заживо? – мрачно заметил Дубина. – Или на костре подкоптить? Её ведь ничто не остановит. Что захочет, то и сотворит. А фантазия у неё, ты сам знаешь, богатая.
– Не ожидал, – тихо проговорил сотник, с трудом дыша и тяжело переводя дух. – От кого, от кого, а от тебя я этого не ожидал, – с недоумением посмотрел он на Дубину. – Казался такая тупая дубина, а говоришь, как весьма образованная личность.
– Давно я собирался двинуть отсюда, – тихо пояснил тот, глядя на сотника из подлобья. – Больно уж мне не нравятся здешние порядки, особенно, что сложились в замке у князя за последнее время. А нынче, когда и княжна взялась здесь командовать, то понял, что бежать надо немедленно, пока ещё шкура цела, да покуда живы, хоть как-то.
– Ну и как вы собираетесь бежать? – поинтересовался сотник, с интересом рассматривая толпящимися возле него гвардейцев. – Повесят, не повесят, это ещё неизвестно. А вот за освобождение пленного из-под стражи, да попытку побега, явно не помилуют. Так что, ребятушки, бежать надо с умом. Чтоб не поймали. Или вы, как те земляне, надеетесь из арбалетов отстреляться. Так не надейтесь, – криво ухмыльнулся сотник. – Вам до них, как до миминов, раком. Мало я вас учил, да и плохо, как оказалось. Ни на что вы казались не пригодные.
– Бежать будем по реке, – перебил его разглагольствования Дубина. – Вчера судно прошло. Везёт княжеский товар куда-то в Северо-западное Герцогство. Это чуть ли не на другом краю континента, – пояснил Дубина. – Там нас князь уж по всякому не достанет. Судно ещё вчера отошло от причала и якобы ушло вниз по реке. Но я договорился с капитаном, и он нас подождёт чуть ниже столицы, в протоках. Никто на него и не подумает. Нам хорошо, и ему неплохо. Всё, какая никакая, а дополнительная защита от пиратов для него будет. Вот он и купился на наше предложение.
– Правда, пришлось скинуться, как следует. Защита, не защита, охрана, не охрана, а за перевоз такую плату содрал, что выгреб практически все наши капиталы, почитай, что подчистую. Даже не знаем, как на новом месте устраиваться будем. На тебя, начальник, наша вся надежда и осталась.
– А я то чем вам помочь смогу, – недоумённо уставился на Дубину сотник, пытаясь с трудом подняться на ноги. – Всё, что у меня было, князь подчистую выгреб. Уж я то его знаю. Чай не первый год ему служу. Он никогда не оставит безнадзорной ни одной монетки, особенно чужой. Так что у меня ничего нет, можете даже не сомневаться.
– Да мы не о деньгах речь ведём, – внимательно выслушав его не перебивая, насмешливо ответил ему Дубина. – Нам начальник нужен, чтобы к морским или речным капитанам в охрану наниматься не толпой бесправной, а отрядом регулярным. А тут без тебя никак не обойдёшься. Тебя, почитай, каждая собака на реке, да и на море, знает. С тобой не пропадёшь. А у нас ведь семьи ещё. Их же кормить надо.
– Так вы и семьи берёте? – недоумённо глядя на него, тупо спросил сотник, медленно покачиваясь на нетвёрдо стоящих ногах.
– А ты что думал, что мы их князю на расправу оставим? – зло сверкнул глазами ещё один из его старых солдат, Игнат, по прозвищу Канарейка.
Канарейкой прозвали его уже давно, так что никто и не помнил, с чего именно эта кличка к нему прилипла, но, по всей видимости, это произошло из-за того, что любил вечно наряжаться во всякие яркие тряпки, не имея к тому же ни малейшего художественного вкуса.
– Ты ли это, Канарейка, – потрясённо глядя на него, с глубочайшим изумлением выдохнул сотник. – Я тебя сразу то и не признал. Где шмотки твои? – поражённо уставился он на серо-буро-зелёное одеяние, какой-то неряшливой хламидой висящее на плечах Канарейки.
– Там, куда мы отправляемся, оно будет нужнее, – недовольно скривив рожу, выдавил тот. – Тут наслушался я этих путешественников, – Канарейка кивнул куда-то в сторону потолка подземелья, – вот и решил, что в таком одеянии мне скрыться легче будет. Неделю целую, моя шила, – любовно провёл он себя ладонью по груди. – Изругалась вся, что все тряпки, да клочки, на неё извёл, однако, как сделала, сама довольна осталась, как хорошо мне она идёт. Как устроимся на новом месте, обещала и остальным пошить, больно уж вещь удобная, да неприметная оказалась. Как раз под наше будущее занятие.
– Какое такое занятие, – насмешливо глянул на него сотник.
– Ясно какое, – тяжело вздохнул Канарейка, – бандитское, конечно. Или ты думаешь, что на охране кораблей, да лодий нам дадут много заработать? – насмешливо посмотрел он на своего сотника.
– Сколько ни дадут, а грабить не позволю, – как отрезал сотник.
– А грабить и не надо, – усмехнулся Канарейка. – Любой из прибрежных баронов с радостью нас наймёт себе в команду на береговые корабли. Проходящих купцов досматривать. Или границы свои от докучливых соседей охранять. А для этого нам, опять же, ты, сотник, нужен. Живой и здоровый. Так что напрягись и пошли с нами. А то время идёт, а мы здесь всё разговоры разговариваем, а там, наверху бабы наши ещё, наверняка, не собрались. Моя то давно уж на судне, что Дубина нанял, а остальные до сих пор ещё в замке канителятся. Всё никак не могут с добром своим расстаться, – насмешливо добавил он.
– Моя жёнка, как узнала, что бежим, так разом подхватилась и только нитки с иголками с собой и забрала, всё бросив. А их, – Канарейка презрительно кивнул в сторону толпящихся за его спиной, и тут же недовольно засопевших гвардейцев, – так и копаются до сих пор. Дождутся, что князь опять стражу из города вызовет. Вот тогда посмотрим, как они заверещат, что нельзя добро, годами наживаемое разом бросать.
– Ну ты, – тут же недовольно заворчали практически все, кто толпился за его спиной. – Сам был всю жизнь босяк и нас хочешь такими же сделать. Не ты его, добро наше, наживал, чтобы бросать. А на лодье той, всем места хватит. И нам и добру нашему.
– Больно уж как-то вы не торопитесь, – тяжело переводя дух, медленно выговорил сотник. – Так в побеги не бегают, а от нашего князя, тем более.
– А ну двинули, – раздвинул он плечом толпу перед ним и, направившись в сторону полуприкрытой двери, на миг, обернувшись, закончил.
– Если бежать, то бежать быстро, гвардия его уже где-то рядом. Не сегодня, так завтра здесь будет, а вы, вместо того, чтобы шкуру спасать, о добре своём думаете.
– Успеем сотник, – тут же радостно загалдели гвардейцы, потянувшись за ним к входной двери. – До утра ещё времени, чуть ли не половина ночи, ну а поутру, по утреннему холодку, можно спокойно и отправляться. Ну что нам один князь сделает. Здесь, почитай что, вся его стража и собралась. Отобьёмся, какой бы он мечник хороший не был. А будет буянить, так и из арбалетов по нему пощёлкаем. Нас пример той компании, что от него сбежала, здорово, на сей счёт, вдохновил.
И, весело балагуря, вся толпа разом ломанулась во входные двери, поневоле устроив в них весёлую толчею и давку. Так, дружески, пихаясь, и подначивая друг друга, они и вывалились во двор замка, где застали толпу таких же, как сами весёлых и радостных своих домочадцев, весело грабивших замок. Бывшие гвардейцы со своими домочадцами, по-видимому, решили напоследок, забрать с собой всё, до чего можно было дотянуться.
Дошло до того, что кто-то из гвардейцев тянул через двор яростно сопротивлявшегося козла, гордость князя, вывезенного им из каких-то дальних краёв и успешно использовавшегося для улучшения местной породы коз.
– Идиоты! – тихо выдохнул сотник, глядя на весь этот бедлам широко раскрытыми глазами. – Рвать надо скорее отсюда, а они и козла надумали с собой уволочь. Уроды, – схватился он за голову, тут же пошатнувшись и чуть не свалившись от слабости на землю.
– Кони есть? – вопросительно глянул он на молча стоявшую за его спиной пятёрку таких же, как он, мрачных гвардейцев, глядящих на бушующий кругом бедлам такими же, как и у него, мрачными глазами.
– У задней калитки привязаны, – тихо бросил Дубина, переглянувшись со стоящим возле него Канарейкой. – Если поторопимся, то ещё взять их сможем. Там их всего то один из наших и охраняет. Как бы у него наших коников не отобрали, добытчики эти, – неодобрительно кивнул он в сторону царящего во дворе замка хаоса.
– Князь смотрит, – тут же, без перерыва, на одном дыхании, выговорил он, даже не изменив тональность речи.
– Где? – в ужасе шарахнулся в сторону сотник, невольно подымая глаза на княжеские окна, высоко расположенные во дворце.
– Уходим! – тихим шёпотом, с каким-то ужасом в голосе, выдохнул он. – Берите меня, ребятушки, под рученьки и бегом! Бегом к лошадям. Если он так стоит, – кивнул он в сторону широко распахнутого окна, где, скрестив руки на груди, стоял старый князь, молча наблюдая за царящим во дворе бедламом, – то дело плохо. Значит, гвардия уже рядом. Порубят, как пить дать, всех порубят.
Дубина с Канарейкой, как-то растерянно и недоумённо переглянувшись, и тут же молча подхватили окончательно ослабшего сотника под руки. И чуть ли не таща его волоком, цепляя волочащимися ногами сотника за все выступающие камешки из брусчатки, бросились в сторону задней калитки, где было на удивление тихо.
– Как здесь, – тяжело выдохнул Дубина, подбегая к полуоткрытой калитке и осторожно прислоняя окончательно сомлевшего сотника к замковой стене.
– Тихо, – настороженно на него оглянувшись, негромко выговорил оставленный на охране гвардеец. – Но, как-то странно, – задумчиво протянул он, вглядываясь в предрассветный уже сумрак, сереющий уже в верхушках деревьев леса, окружающего замок. – Какое-то там шевеление непонятное, – кивнул он в ту сторону. – Кто-то возится возле главных ворот, а кто, неясно.
– Уходим, – раздался тихий, слабый голос сотника. – Прекратить разговоры. Немедленно по коням и уходим. Только тихо. Как можно тише. Пока нас никто не заметил.
Тут же, ни слова больше не говоря, Дубина с Канарейкой, подняли сотника в седло и, быстро и осторожно связав ему под седлом ноги, так чтобы он в скачке не вывалился из седла, сунули ему в руки поводья.
– Вы двигайтесь, – остановил своего коня Дубина, когда, аккуратно придерживая заваливающегося в сторону сотника, вся группа выбралась в распахнутую калитку, – а я в замок вернусь, за жёнкой своей. Попробую вытащить её, а если так и не бросит тряпьё своё, то дам по башке и на коне увезу. – И не говоря больше ни слова, скрылся обратно в калитке.
Не успели они отъехать и пары сотен метров от стен замка, и едва только ступив под полог леса, как до них начал долетать какой-то невнятный шум, всё нарастающий и нарастающий, несмотря на то, что они всё дальше и дальше удалялись от замка.
– Всё, – тихо выдохнул сотник, прислушиваясь к доносящимся до них всё более и более громким крикам. – С ними покончено.
– С кем? – растеряно повернувшись в его сторону, недоумённо спросил Канарейка, старательно его поддерживая.
– С гвардейцами нашими, – тихо, одними губами, хрипло выдохнул сотник. – Говорил я вам, что поторопиться надо, а им бы только пограбить напоследок. Добра княжеского захотелось, – осуждающе покачал он головой. – Вот сейчас, тем, кто жив останется, князь и покажет, как с добром его лучше всего распорядиться. Всех кто живой останется, на кол посадит.
– И нас не забудет, – резко зашипел он на остановившихся в растерянности гвардейцев. – А ну живо, живо. Тем уже не поможешь, – тяжело кивнул он в сторону оставленного за спиной воя, уже явственно доносившегося до них. – Сразу бежать надо было, пока князь не знал, а не носиться весело по его замку, пытаясь утащить то, что тебе не принадлежит. Теперь наша жизнь и свобода только в наших лошадях. Если успеем до корабля добраться раньше княжеской своры, то живы останемся, а нет, то жить нам лишь до этого утра. Теперь то уж князь никого не упустит.
И, не отвлекаясь больше ни на какие разговоры, вся группа сорвалась в бешеный галоп, не пытаясь уже даже скрываться. Да и бессмысленно это уже было, в разгорающихся лучах подымающегося солнца.
Только беспорядками и хаосом, воцарившимся в замке, и можно было объяснить, что никто из прибывших сотен конной гвардии не бросился сразу же за ними в погоню, хоть, со стен замка их и заметили. Но бойня, которую прибывшие гвардейцы развернули в его стенах, задержала ненадолго стоящие возле главных ворот конные сотни, а потом стало уже не до того.
Зажатые во дворе замка, гвардейцы со своими семьями, как только поняли, что главные ворота плотно перекрыты, неведомо когда прибывшими конными и деваться им уже некуда, а остаётся только или умереть, или сдаться на милость князя, решили дорого продать свою жизнь. Бежать было поздно, но рук, никто из них, сдаваясь, не поднял. И во дворе замка развернулась бойня.
Все прекрасно знали, о какой милости князя может идти речь, и поэтому с отчаянием обречённых бросились на прорыв. Все. И мятежные гвардейцы, и их жёны, прекрасно понимающие, чего им следует ждать от милости князя, и их дети, надеющиеся теперь только на лёгкую смерть в бою. Даже малые детишки, только и могущие, что поднять какую-нибудь палку, бросились в бушующую во дворе свалку.
И может быть они бы прорвались, если бы не было уже слишком поздно. Слишком много гвардейцев уже подошло к замку, и слишком плотным кольцом охватили они мятежников.
Никто не ушёл. Только маленькая группка каких-то отчаянных гвардейцев, бешеным рывком, рванувшая в сторону от главных ворот, сумела прорваться к открытой кем-то задней калитке. Потеряв при прорыве, чуть ли не половину людей, она прорвала тощее ещё оцепление вокруг замка, буквально разметав его в стороны и вырубив подчистую, и насмерть загоняя лошадей, бешеным галопом бросилась в сторону столицы.
Не сразу оценив возможность прорыва, а точнее, будучи абсолютно уверенными, что деваться им там некуда, только что подошедшая конная сотня не стала особо рьяно преследовать прорвавшихся. Да и уставшие после длительного перехода кони гвардии мгновенно отстали от застоявшихся в княжеских конюшнях рысаков.
Проскакав, буквально пару вёрст, следом за беглецами и окончательно загнав лошадей, они вынуждены были вернуться, чтобы плотнее перекрыть замок не допуская больше подобного прорыва.
Однако к этому времени, прорываться уже было некому.
Весь двор замка был завален порубанными телами. И мятежных гвардейцев, и группами, наспех собравшимися в разных углах двора, и по одиночке, тех, кто не успел выскочить из своих одиноких клетушек. И баб их. И детишек. Всех княжна приказала рубить. Всех порубили. Даже скотину домашнюю, и ту себе не оставили, пустив под нож.