Текст книги "Приключения Вехтора (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
– Что-то подобное я и начал подозревать, пока по речному порту с Маней шлялись, – флегматично заметил Димон. – То-то они все на меня как-то странно смотрели и старались, как можно быстрей отвязаться, едва завидев за моей спиной Маню.
– Это ты о ком? – заинтересовался Сидор.
– Да о капитанах лодий, что мы хотели нанять для путешествия вниз по реке. Как со мной разговаривают, так нормальные мужики и готовы чуть ли не задаром к устью отвезти. А как Маню увидят, так прямо на глазах меняются. И дела у них в других местах появляются, и ремонт необходимо провести прямо сейчас, и заняты они в ближайшее время. С радостью, мол, помогли бы, да не могут. И то, и сё, и пятое, и десятое. Я, поначалу, ничего понять не мог, а после того, как пятый капитан подряд отказался, стал Маню за штабелями, да за складами прятать, пока договаривался с капитаном. И всё равно, как только они видели Маню, так сразу отказывались и возвращали задаток.
– Что же ты хочешь, – насмешливо посмотрел на него Корней. – У амазонок по реке идёт такая дурная слава, что ни один нормальный капитан, вас не возьмёт.
– А в чём дело то, – решил уточнить Сидор. – Амазонки, вроде нормальные бабы. Да и заплатить за проезд, мы согласны. И столько, сколько скажут. В чём дело то?
– Дело в том, – задумчиво ответил ему Корней, – что корабли, которые нанимают амазонки для своих нужд, или просто для проезда куда-либо, пропадают. Все. Всегда. За последнюю пару лет не было ни одного случая, когда бы корабль, нанятый амазонками, куда-либо дошёл. Как только скрывается из глаз наблюдателей, или попутчиков, так сразу, как в воздухе растаивает. Потому и не везут больше капитаны амазонок. Никуда и ни за какие деньги. А напрямую отказать, боятся. Вот и выдумывают тысячи причин, по который они ну никак не могут вас взять на борт. И рады бы, да обстоятельства мешают.
– Опана, – растерянный Сидор, посмотрел на Димона с Маней.
Маня, к этому времени уже справившаяся со своими чувствами, ещё пребывала во вздёрнутом состоянии и поэтому только скривилась в ответ, ничего ему не сказав, и только передёрнула растерянно плечами.
– Влипли, – поморщился Димон. – Значит, весь наш план по найму лодьи где-нибудь выше по течению, летит псу под хвост? – обратился он к Корнею.
– Ещё дальше, – флегматично ответил тот.
– А что можно сделать? – поинтересовался у него Сидор. – Ты местные реалии знаешь лучше, так, может, подскажешь чего-нибудь.
– Или верхами прорываться обратно, мимо города, вниз по Большому Стрыю. Либо двигаться ещё дальше на север, в Северное Герцогство и далее в Подгорное княжество, на Северном Стрые, а там уже по морю попытаться добраться до устья Лонгары. Это реально. Там к амазонкам нет такого враждебного отношения.
– Идти обратно мимо города – верное самоубийство, – покачал головой Димон. – Там уже все давно на ноги подняты и, помимо жемчуга, убийство одного из своих, не простят.
– И надо было тебе его давить до смерти, – недовольно поморщился Сидор.
– Иначе не умею, – резко бросил ему нахмурившийся Корней, сразу же замолчав.
Установившееся, буквально на минуту, неловкое молчание сразу же было нарушено Маней, наконец-то справившейся со своими чувствами.
– Ну вот что, – хриплым голосом, старательно откашливаясь и пряча от Корнея глаза, заявила она. – Никакая я не амазонка. И это не мои мужья. И никакой семьи у нас нет, не было и не будет. И если я ещё раз об этом услышу, от тебя ли или от кого-либо из этих двух придурков, то придушу всех троих одновременно.
– Кто про что, а вшивый про баню, – рассердился на неё Сидор. – Тут надо решить насущный вопрос, куда и как двигаться, а она о своём семейном положении. У нас куча проблем, а она всем кричит, что не замужем.
– Угомонись, Маня, – недовольно буркнул Димон. – Корней с нами только до очередного поворота, а дальше он сам по себе, а мы сами по себе. Так что нечего перед ним оправдываться и что-либо объяснять.
– Ну, делать мне особо нечего, – неожиданно перебил его непонятно с чего повеселевший Корней, до того хмурый как осенняя туча, – так что я могу вас и проводить куда-нибудь до безопасного места. Единственно только, что денег, вот, у меня нет, так что питание за ваш счёт. А охрану, я могу обеспечить. Вы, я смотрю, люди в наших краях случайные и местных обычаев, да порядков не знаете, так что моя помощь вам не помешает.
– Я за, – тут же поддержала его Маня, перебив Сидора, только открывшего рот и попытавшегося что-то сказать. – Хватит с нас в одиночку бродить по незнакомым местам и нарываться на неприятности по обыкновенному незнанию, – и как-то жалобно посмотрела ему в глаза.
– А, кхм, эта, – почесал тот затылок. – Да я, в общем-то, не прочь, – вопросительно посмотрел он на Димона, и ехидно подмигнул тому одним глазом, чтобы Маня не видела.
– Как показала практика, – улыбнулся Димон, народу много не бывает. А вчетвером легче и вахты ночные стоять. Так что я тоже за.
– Ну вот и отлично, – хмыкнул Сидор. – Теперь остаётся только определиться с маршрутом и вперёд, – подстегнул он усталую лошадь. – Да и с маршрутом у нас выбора особого нет. Можно, конечно, вернуться в пустые земли рядом с амазонками и краем попытаться обойти город, но что-то меня туда не тянет. Больно уж там опасно, а с нашим боевым умением, там от нас мгновенно оставят рожки, да ножки.
– Поэтому, как мы тебя поняли, – откликнулся Димон, – выбора то у нас и нет.
– Нет. Точнее, да, – усмехнулся Сидор. – Выбора у нас нет. Двигаемся на Северный Стрый, а там по морю до устья Лонгары, за профессором.
Проведя в седле весь день, к вечеру, компания буквально вываливалась из сёдел, с непривычки отбив себе все сидячие места. Поэтому, хоть и надо было постараться удалиться от города как можно дальше, но сил на это уже не было. Поэтому заночевали в первом подходящем укромном месте, старательно замаскировав его от возможного обнаружения. Хоть и были все смертельно усталые, но опыт, приобретённый в Пустых Землях, оказался буквально въевшимся в кровь. Поэтому, как и там, костёр жгли в одном месте, а потребляли пищу и остановились на ночлег, в другом. Чем, к слову сказать, весьма поразили Корнея, не привычного к подобной скрытности.
Так, в этом бешеном режиме, прошло пять дней.
Утром шестого дня, решив, что от преследователей они, похоже, что оторвались, немного поуспокоились, и дальнейший путь уже не сопровождался бешеной скачкой по незнакомой дороге. К концу шестого дня они уже не нахлёстывали нещадно лошадей, а неторопливо трусили, давая им роздых и ведя неспешные дорожные разговоры.
– Слушай, Корней, – Сидор подъехал поближе к нему, оттеснив лошадью Маню, постоянно последнее время мешавшуюся у того под ногами.
Недовольно посмотрев на мурлыкающую какую-то песенку несостоявшуюся амазонку, он обратился к Корнею за разъяснением некоторых весьма животрепещущих вопросов.
– Ты не расскажешь, что в этих ваших краях наиболее ценится. Ну, там вино, пиво, товары какие. Где, что, кто производит, и по каким ценам продаёт. Как торговля идёт. Ну и всё такое прочее. Что в этой округе есть интересного и чем люди живут. Чем питаются, хотя бы.
– Да что особенно то говорить, – пожал плечами Корней. – Как народ живёт, вы видели. Ничего нового в их жизни нет. Всё, как и везде. Дворяне, бояре, князья, да бароны – вот эти, да, живут. Остальные так себе, прозябают. Про смердов, или, как их ещё называют в иных местах, крестьян, сказать ничего не могу – не знаю. Знаю, что живут тяжело, но как именно, без понятия. Есть ещё вольные поселенцы, но те живут вечно под ощущение топора на шее. Или бароны с князьями до них доберутся, к оброку принудят, или амазонки, а то, не дай бог, и к ящеру в котёл попасть могут. Хотя, к ящерам в котёл, любой попасть может. Там все равны. И князья, и бароны, и смерды. Есть ещё рабы. Но это отдельная, больная тема. И с ходу её не разберёшь. Тут многие руку приложили: и дворянство, и ящеры, и амазонки. Последние – особенно в этом грязном деле постарались. Именно благодаря им на Лонгаре процветает рабство. Они основной поставщик рабов на невольничьи рынки. Хоть и говорят, в основном, что пираты в этом виноваты, но главные здесь амазонки. Они никогда на первый план не вылазят и действуют исподтишка. Нигде стараются не засвечиваться, но основные капиталы и доходы от этого вида торговли, имеют они и только они.
– И что, никто не пытался их осадить? – удивилась Маня.
– Пытались, и многие. Но все плохо кончали. У амазонок мощная армия, великолепный речной флот и, главное, поддержка ящеров. Чем уж амазонки ящерам приглянулись, никому не известно, но в любой заварушке, они всегда на стороне амазонок. Видимо, это как-то связано с их культурой. С культом матери, главы рода в их кланах.
После этих слов, в компании повисло долгое молчание, нарушаемое только топотом копыт лошадей, позвякиванием сбруи, да поскрипыванием новеньких, ещё не обмятых сёдел, закупленных Маней в Мерзком Стрые.
– Ну а пьют то у вас что, – нарушил затянувшееся молчание Димон. – Неужели ту гадость, что здесь выдают за пиво?
– По-разному, – пожал плечами Корней. – В основном травы заваривают, ромашку, зверобой, мяту, но больше, конечно, пиво пьют. Иногда ещё пьют самогон, доставляемый с Левобережья Лонгары. Его также водкой называют. Вина всякие, бражки. Но самый прекрасный напиток, это, конечно, ореховое вино. Делают его только в одном месте, в Подгорном княжестве. Нигде в других местах, ягода, из которой его делают, не встречается. Ни в диком, ни в культурном виде. Только там.
– Почему-то только в этом княжестве, есть такая вкусная ягода, или, как они её ещё иногда называют, шишкой-ягода. По виду, похожа на нечто среднее между сливой и вишней с характерной такой ребристой кожурой, а по вкусу, похожая на вкус поджаренных орешек лещины. Небольшая такая шишкой-ягода, сантиметра 3–4 в диаметре, иногда больше. Внутри со сдвоенной косточкой, по типу раздвоенного сердечка. Мякоти много, удивительно нежной и сочной. Если раздавить такую шишкой-ягоду, то она даёт много тёмного, тягучего, терпкого, сладкого до приторности сока, При отчиме, практически не оставляет жмыха.
– В местностях, куда мы сейчас едем, шишкой-ягоду используют на все сто процентов. Время сбора ягоды, это фактически время постоянного праздника. Чарующий аромат спелой ягоды, разогретой на солнце, настраивают сборщиков шишкой-ягоды, таскающих корзины с собранным урожаем, на лёгкое, легкомысленно радостное веселье, что выражается в постоянных песнях и танцах сборщиков урожая. В деревнях, где выращивают шишкой-ягоду, даже сложился особый танец сборщика ягоды. Красивый, – тяжело вздохнул Корней, видимо вспомнив что-то личное.
– Да ты, Корней, поэт, – улыбнулась, глядя на него, Маня.
– Ягоду, вялят на солнце вместе с косточкой, – как-то встряхнувшись, продолжил он, – а зимой варят из вяленой ягоды компоты, и даже ставят на ней бражку. Очищают от косточек, и из мякоти варят варенье и джемы.
– Вялят её на таких огромных медных поддонах, где-то метра два на два, а то и больше. По мере провяливания, ворошат её такими особыми черпаками, специально для этого сделанными. Черпак, сам по себе отличие кастовое, цеховое. Им могут пользоваться только особые, доверенные люди, и никто другой не имеет права даже взять его в руки. Если же кто осмеливается, то черпальщик имеет право бить им провинившегося, куда только дотянется. А это – мощное оружие в умелых руках. Получить в лоб таким черпаком, у крестьян, проживающих в деревнях, окружающих плантации с шишкой-ягодой, считается верным способом превратиться в тихого идиота, пускающего слюни и писающего в свою постель.
– Зёрна сами по себе, отдельно, не употребляют, выбрасывая за ненадобностью, а если и используют, то только вместе с кожурой и мякотью, вяля и получая что-то навроде инжира. Он так и называется – ленивый инжир. Из-за косточки, – уточнил Корней.
– Вываривают варенье до такой степени, что получают тягучую массу, что при застывании становится мягкой, жёсткой и пластичной, принимая любую форму, куда её заливают. Это употребляется в пищу как сладость.
– Из всего вяленого продукта крестьяне готовили зимой взвар, и пили для бодрости. Особенно приурочивая к весеннему периоду, когда организм ослаблен, но в основном на свадьбы, дни деревенских или городских праздников, а также иные празднества. Те семьи, что побогаче, могли себе позволить и постоянно пить этот взвар, особенно в конце зимнего периода, – повторился Корней. – Запасы, как правило, уже на исходе, и в деревне появлялся призрак надвигающегося голода. Тогда крестьянам, истощённым поборами баронов и изнурительной, полуголодной зимой, требовалось хоть сколько-нибудь дополнительных сил для предстоящей посевной.
– Бражку же ставят на праздник Опахивания. В этот день вся деревня, коллективно проведя Первую борозду и обойдя ею всю деревню, после чего, восславив всех местных святых, и спев хором Святочную песенку про Богатый Урожай, всей толпой отправлялась за общий праздничный стол, накрытый из последних припасов. Первая чарка подносится, обязательно, местному священнику. Это, при отсутствии Хозяина деревни – барона, или князя, или же какого-нибудь дворянина. Если же барон, или поместный дворянин присутствовали на празднике, то первая и вторая и все последующие чарки выпивались во здравие Господина Барона, и ни один смерд не смеет, нарушить этот порядок. За нарушение, накладывается страшный штраф, в размере половины всего урожая. Штраф вкупе с ежегодным оброком гарантировано приводит всю деревню на погост от голода. Но из обречённой деревни никто уже не может ни уйти, ни сбежать. Вокруг устанавливаются даже не господские или боярские, а княжеские дозоры, которые жестоко и непреклонно заворачивают назад любое лицо, имевшее несчастье оказаться на тот момент в деревне. И даже не работать смерды тоже не могут, ибо за отказ от работы и выправления оброка, виновные подвергаются таким чудовищным пыткам и истязаниям, что сломленные духом безропотно позволяют себя истреблять голодной смертью.
– Знать же брезгует 'мужицким пойлом'. Брезгует, что взваром, что бражкой, и открыто его не потребляет. Хотя, в глухих замках и поместьях, в местах, где практически не отличить хозяев от их крестьян, шляхта отнюдь не лишает себя удовольствия потребить стаканчик-другой перебродившего сока шишкой-ягоды.
– Осенью, уже по окончании полевых работ, наступает время основных деревенских праздников. Вот уж где потребляются даже не литры, а десятки, если не сотни декалитров, что бражки, что взвара. Хотя, честно сказать, бражка, тем более для крепости сброженная до состояния мутного деревенского вина, по моему мнению, весьма дурного вкуса. Единственным её достоинством является состояние удивительно лёгкого, воздушного полёта, но только при умеренном потреблении. Перебравшие, или не знавшие в употреблении меры, не раз утверждали, что это удивительное состояние никак не определяется ни количеством, ни качеством, и больше всего похоже на состояние человека, казнённого посредством отсечения головы. Тело – отдельно, голова – отдельно. Так же и все прочие выступающие части тела приобретали полную независимость и свободомыслие.
– За что, кстати, и ценится это мутное пойло, как среди крестьян, так и среди мелкопоместного дворянства, – усмехнулся Корней.
Рассказ о шляхте.*
– А что это за шляхта, которую ты постоянно упоминаешь? – поинтересовался Сидор, повернувшись к нему.
– Мелкопоместная шляхта мало чем отличается от смердов, – пояснил тот, – разве что наличием, какой никакой сабельки, да отцовской, дедовской, а то и прадедовской кольчужкой. И клочка, как правило, заболоченной, ни на что не потребной землицы, где-нибудь на задворках боярской вотчины или на выселках, даденных дворянину за какие-нибудь заслуги перед бароном. Нищая шляхта представляет собой гремучую смесь, которую категорически опасаются цеплять всякие там бароны, князьи и бояре. Во избежание поголовного восстания. Шляхта, она нищая, гордая и самолюбивая, не признающая никакой власти и верная только королю, герцогу или князю, сидящему где-то там вдалеке, в столице, за тремя речками и семи буграми, да своему барону, регулярно подкармливающему нищее воинство мелкими подачками, и, главное, своему слову. И если воля короля или барона ещё может шляхтой нарушаться, легко трактуемая в любую, удобную для толкователя сторону, то своё слово шляхта бережёт свято. Нет, и не было, на сём свете ничего более крепкого, монолитного и нерушимого, чем слово, данное дворянином своему товарищу или, даже смерду. Ничто не имело такой цены, чем клятва, произнесённая перед лицом любого человека. За что и уважают их крестьяне, и глухо ненавидит верховная знать.
– 'Дворня босяцкая', – нередко можно услышать из уст какого-нибудь расфуфыренного барончика, его жены или любовницы, в адрес потрёпанного чумазого мужичка, нередко подпиравшего коновязь где-нибудь у придорожного трактира. В рваном армяке и стоптанных сапогах, а, зачастую, и в лаптях, но, непременно с саблей на поясе, с пышными усами и надменным взглядом.
– Сей тип дворянина, непременно имеет особой выделки пояс, являвшийся его гордостью. Нередко кожаный, из шкуры подгорного ящера, богатый на вид и дорогой сам по себе, отделанный жемчужный вышивкой. А порой и какой-нибудь простой, холстяной, полуистлевший, плетёный из обрывков верёвочек и держащийся на хозяине на честном слове.
– Потеря или кража пояса приравнивается к потере чести и достоинства дворянина и, как следствие, смывается одной только кровью, и только кровью. Своей или чужой. А крови здесь не жалели никогда. Потому-то и нет в этих краях ни одного идиота: ни богатого, ни бедного, ни знатного, ни безродного, кто осмелился бы лишить шляхту их статуса дворянина, а, значит, и поясов.
Рассказ Мани с Димоном об их похождениях в Мерзком Стрые
– Всё это конечно интересно, – скептически хмыкнул Димон, – но мы уже видели одного такого дворянина. И что-то его честь и достоинство спокойно выдержали куплю-продажу и родового меча, и потерю пояса. Ведь это был пояс там такой весь из себя расшитый, на мече том? – уточнил Димон.
– Пояс, пояс, – усмехнулся Корней. – Только ты не путай мелкую шляхту и барона де Гарс. Барон, не мелкая шляхта. Он родовитый дворянин, из богатого рода. Возможно, когда-нибудь станет главой рода или вообще герцогом, владетелем всего баронства. Ему проливать свою кровь для поддержания своей чести, совершенно необязательно и даже нежелательно. За него это сделают другие. Такие как я или вообще наёмные убийцы.
– А у вас, значит, здесь есть и такие? – внимательно посмотрел на него Сидор.
– У нас здесь многое чего есть, – хмыкнул Корней. – И те, с кем вы в городе столкнулись, ещё не самые худшие. Тот же барон. Он, конечно, сволочь, что так поступил, но у него и выбора не было. Не получи он назад свой меч, его просто убьют. А вся его семья будет покрыта позором, и сыновьям его не бывать уже дворянами. Да и род его весь будет опозорен. Так, что ему не позавидуешь. Да и вам бы я посоветовал держаться от барона подальше, да и от всего их рода. Если что-либо просочится, они не остановятся ни перед чем, чтобы только убрать свидетелей своего позора. Боюсь, как бы барон не устроил охоту и за вашими головами, да и за моей тоже.
– Вот, значит, как, – скептически заметила Маня, так и держащаяся поблизости. – Мало нам бандитов, так ещё и от барона прятаться придётся.
– Кстати о бандитах, – повернулся к ней Сидор. – А что там у вас то произошло, когда вы продавали жемчуг.
– Да ничего особого то и не произошло, – недоумённо пожала плечами Маня. – Ну, после того, как нас на реке отшили, зашли на рынок. Ну, походили по палаткам, да по лабазам. Посмотрели шмотки всякие, ткани, лошадей со сбруей купили. Сёдлами отоварились. Поспрашивали про профессора, где только можно было, начиная от речного порта и до базара включительно. Нигде, ничего. Потом решили раков продать. Никто не взял. Все сразу стали отказываться. Походили по трактирам с этими раками. Нигде не берут. Плюнули, решили сами съесть, под пиво. Потом решили, что надо бы прицениться к жемчугу. Нашли какого-то менялу, там же на базаре. Продали ему пару жемчужин, что похуже. Всё, – недоумённо развела Маня руками. – Потом вернулись в трактир, сварили на кухне раков, купили бочонок пива и поднялись к тебе в номер. А дальше, ты уже всё знаешь.
– Меняле? Продали жемчуг? – покачал осуждающе головой Корней. – Все менялы на базаре под контролем бандитов. И выручили вы за свой жемчуг раз в десять меньше того, что он стоит. Как за краденый. Там то вы и засветились. Нет, не оставят они вас в покое. И погоня никуда не оторвалась, а только отстала. Не сегодня, так завтра, жди, обязательно нагонят.
– Похоже, впереди трактир какой-то, – крикнул, обернувшись назад Сидор, до того вырвавшийся далеко вперёд. – Может, заночуем, а то я уже из седла вываливаюсь. Надо бы отдохнуть. Хоть на кроватях отоспимся, раз в городе не свезло. А то всё гоним и гоним. Надо бы и остановиться.
– Надо, так надо, – хмыкнул Димон, догоняя Сидора и сворачивая к воротам открывшегося перед ними постоялого двора.
