Текст книги "Приключения Вехтора (СИ)"
Автор книги: Анатоль Нат
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)
Глава 6 Придорожный трактир
Знакомство с местным шляхтичем.*
– 'Ну вот, – подумал Сидор, подъезжая к трактиру. – Корней явно накаркал. Если это не мелкий шляхтич, то я папа римский'.
Вот так и увидел, первый раз в своей жизни, Сидор одного такого представителя мелкопоместной шляхты, торжественно подпирающего величественную створку ворот, как будто это были не пяток перевязанных кривых жердей от калитки свинарника, а парадные двери покоев Его Императорского Величества.
– 'Ну и что, что дворянин, ну и что, что шляхта, а взгляд-то голодный, – раздражённо подумал Сидор. – И не от сытой жизни, видать, подрядился, сей хмырь чистить свинарник. Хоть и не брезгует никакой работой, а понимает, зараза, чем занят. Вон как зыркает. Так и ждёт, что б кто-нибудь хоть словцо в его сторону сказал. А там можно и обидеться, да за сабельку схватиться. Вот и поправит такой говнюк своё финансовое положение добычей, снятой с тела убитого. Стервятники, Падальщики и стервятники', – пронеслась вялая, усталая мысль.
Сидор чувствовал, что не прав в своих рассуждениях, но ничего не мог с собой поделать. Прекрасно зная из книжек, ещё оттуда, с Земли, всю историю шляхетства польского, он, поневоле, примеривал историю несчастной Жечи Посполитой на место данного королевства. Чем-то оно ему нравилось. Может быть спокойным народом или тихими летними туманами, утром поднимающимся по-над речкою, что они пересекали третьего дня, или тихой, печальной песенкой, слышанной ими на привале у лесной деревеньки, прошлым вечером, или несмелой улыбкой деревенской молодки у околицы.
Но вот эта данная хмурая рожа гонористого пана ничего, кроме беспричинного раздражения, у него не вызывала.
– 'О таких у нас говорят: 'Без штанов, но в шляпе'. Лодырь, одним словом', – окончательно поставив штамп, успокоился Сидор.
Спешившись у высокого крыльца местного трактира, а иным это здоровенное, несуразное здание в центре местной деревеньки, быть, просто не могло, Сидор, ругаясь тихо сквозь зубы, стал подниматься по выщербленным ступеням, ведущим на примыкающую к трактиру террасу. Да, конник из меня, как из кота апельсин. Почему из кота, и почему апельсин, Сидор никак не мог понять. Ни с чего прицепилась эта дурацкая присказка, ни что она означала. Уже и Димон перестал над ним издеваться по этому поводу, уже и боевая коза Манька, подруга и верный товарищ, перестала обращать на это внимание, а раз за разом эта пара бестолковых словец слетала с языка, как будто ей там не сиделось, проклятым. И избавиться от присказки, не получалось никак.
– Вельможный пан имеет мне что-то сказать, – послышалось из-за спины Степана.
– 'Ну, вот, опять во что-то вляпался', – мелькнула ленивая мысль в усталых мозгах. – 'Ну, ни дня без приключений. Надоело. Убью, падлу. Здесь же, сейчас же, железным болтом в лоб, из любимого арбалета. На этих засранных, от века не мытых ступеньках, этой задрипанной деревни, этого клятого кабака. Чтоб иным неповадно было', – подумал зло Сидор, медленно оборачиваясь.
В нескольких шагах от него, у подножия крыльца, судорожно, до синевы в пальцах, вцепившись в ручку большой совковой лопаты, стоял давешний гонористый шляхтич, на кого мимолётно упал мрачный взгляд, злобно зыркнувшего, Сидора. Но, боже ты мой, какой там пан, какой там шляхтич? Нищее, оборванное существо, с затравленным, голодным взглядом. Не евшее или уж, наверняка, недоедавшее, судя по обтянутым тонкой кожицей скулам, где-то, наверное, с месяц, а то и два. Это несуразное создание сейчас судорожно цеплялось за остатки своей былой чести, и было видно, что предел уже пройден, и это существо решило больше не унижаться, выпрашивая кусок хлеба, по постоялым дворам, а решить свои проблемы раз и навсегда. Умереть, а не жить, – вот, что прочёл Степан в этих пронзительно голубых глазах. Какая, к чёрту, добыча, какая ещё поправка своего достатка. Смерти, своей смерти, отчаянно жаждало это юное существо, дрожащей рукой нашаривая на поясе изящную, тем не менее, сабельку.
Медленно и неторопливо спустившись, Сидор молча посмотрел в эти голодные, с болезненным блеском, пронзительно яркие глаза.
– Ну что уставился? Чего зыркаешь? – хрипло повторил шляхтич.
– 'Пацан. Голодный, одинокий пацан, – ошарашенно подумал Сидор. – А я про него чего только не подумал. Идиот ты, братец. И когда только перестанешь ярлыки людям на лоб клеить?'
Медленно спустившись с крыльца и не отрывая взгляда от глаз паренька, Сидор вплотную подошёл к дерзкому пареньку, решившему, по-видимому, свести счёты с жизнью.
– Не соблаговолит ли ясновельможный пан составить компанию нашему скромному обществу. Нам будет весьма приятно угостить пана местным аналогом того, что в этих краях называют пивом и откушать каких-нибудь тефтелей, приготовленных местной хозяйкой. Судя по запахам, сие кулинарное творение должно представлять собой нечто исключительное. И нам будет приятно, если ясновельможный пан составит нам компанию и, если только ему это не трудно, расскажет местные новости, несомненно, представляющие интерес для дальнестранных путешественников, только-только прибывших в эти края.
– Ну, ты, блин, Сидор, и загнул, – раздался со стороны конюшни восхищённый голос подходящего Димона. – Куда там палата аглицких лордов.
– Цицерон! – продолжал он издеваться. – Не, этот как его, во, вспомнил – Конь.
– Сам ты Конь, знаток хренов, – перебил его насмешливый голос Мани. – Не Конь, а Кони. И не Цицерон, а Марк Юльевич Цицерон, темень несчастная, продолжала Маня издеваться, теперь уже над Димычем. Почувствовав, после длительного напряжения, что можно уже расслабиться, она решила оторваться по полной.
– Сама ты, Манька, темень, – ехидно заметил ей Димон, – а парня от голода шатает, и если сейчас его не покормить, то потом уже не будет тебе ни Цицерона, ни Марк Юльевича Цезаря. Ничего, одним словом, не будет.
– О чём это они говорят? – Слегка расслабившись и повернув в сторону конюшни голову, растерянным голосом спросил паренёк.
– Они спорят о ценах на постой в этом трактире и о возможности переночевать, а то всех уже утомило наше долгое путешествие, – в полголоса проговорил Корней, за спиной Сидора поднимаясь на крыльцо.
– Из дальних краёв, видимо, вы прибыли сюда, коли не знаете, что здесь место для ночлега есть всегда и для всех. И хозяева за ночлег, по крайней мере, в зале, денег не берут. Правда, даром не кормят, но хоть переночевать можно, – вежливо ответил паренёк Сидору, скосив глаза на спину Корнея.
– Ну, так и что, принимает пан моё предложение? – напомнил Сидор. – Кров и стол, в обмен на некоторую информацию. Невелика плата, но и мы люди небогатые. Чем можем, тем и заплатим.
– Ну, если только за сведения о нашем княжестве. О дорогах, трактирах и постоях, мостах и переправах, то я согласен. Буду весьма признателен, составить компанию Вашему, на мой взгляд, весьма странному обществу.
– Ну, вот и хорошо! А то мы уж забодались ночевать по кустам и полянам. Да жрать всякую дрянь, приготовленную впотьмах на вонючем костре, – довольно откликнулся Сидор, поднимаясь на крыльцо и входя в обеденный зал.
– Ну вот, бейте меня семеро, пинайте меня несчастного, – тут же возмутился Димон, поудобнее устраиваясь за отведённым для них столом. – Теперь до конца моей бренной жизни будут меня несчастного попрекать. Стоило только один раз приготовить похлёбку по своему фирменному рецепту, так теперь заедят, сырьём заедят.
– А нефига было воду из лужи черпать, – возмутилась Маня, устраиваясь напротив него. – Мог и прогуляться на десяток лишних шагов в сторону ручья. Благо он то, как раз был рядом.
– Так кто ж знал, что там деревня недалеко? Что эти, чёртовы свиньи, даже на ночь в хлев не запираются?
– Погоди, погоди, Димочка, я тебе и эту свинью, и эту лужу ещё не раз припомню.
– Подумаешь! – весело махнул Димон рукой, наливая себе стакан пива из заказанного Корнеем кувшина. – Ведь не помер же никто. И не отравился. Всё хорошо, одним словом.
– Ага! Это тебе хорошо. Освободился, думаешь, от очереди на готовку раз и навсегда. Фигушки. Будешь ты теперь, Димон, кухонный мужик, – удовлетворённо проговорила Маня, отбирая у него кувшин и наливая себе кружку пива.
– Что-о-о? Какой такой мужик?
– А такой, – продолжала балагурить Маня, прервавшись на секунду попробовать пива. – Будешь ты теперь дрова колоть и воду носить до конца своей бренной жизни. Мы все спать будем, а ты будешь носить. И вперёд носить, и назад носить. Туда, сюда. Туда, сюда. Пока нам не надоест. А как надоест, будешь ты, Димочка, дрова колоть. Колоть, колоть, колоть. И нам колоть и всем последующим путникам, кто вздумает там остановиться. На той, на полянке, то исть.
– Это они о чём? – тихо спросил Сидора давешний паренёк, робко тронув за рукав ветровки.
– Да, это они о своём. О девичьем, – бросил рассеянно Сидор, скидывая под стол, захваченный с собою дорожный баул.
– А что, он из этих? Ну, которые неполноценные, и с девицами не могут?
– Не! Этот с девицами может, – усмехнулся ему Сидор, устраиваясь поудобнее за столом и пододвигая к себе миску с каким-то хлёбовом, уже принесённым трактирщиком. – Ещё как может. Да только, видать, давненько он с девицами дел не имел, вот и несёт пургу всякую. Моча в голову, видать, вдарила, – улыбнулся он, глядя на веселящегося Димона. – Ну, да ничего. Поест вкусненького. Пивка хлебнёт кисленького. Отоспится на полатях мягоньких. Глядишь, дурь то и пройдёт. А не пройдёт, так по девкам понесёт. Вот тогда уж держись. Без приключений не обойдётся. Помню, как-то, занесло нас, проездом из Осташкова, в Бологое, что на Валдае. Каким ветром уж и не упомню, а….
– Сидор, у нас проблема, – перебил его незаметно подошедший Корней.
– Что Корней, без меня никак не решаемая? – недовольно отозвался Сидор. – Видишь, мы с нашим юным другом изволим каши откушать, да хлебного кваску хлебнуть.
– Откуда здесь квас? – скептически хмыкнул Корней. – Где ты его тут видал? А вот проблема имеет место быть. Хозяин местный требует паренька взад, к лопате. Говорит, что мол, обещался, паренёк стойла свиные вычистить, а работы не работает, должок не отрабатывает.
– Ну и в чём проблема? Дай ему денег и пусть отвалит. Сам же видишь, что у нас весьма познавательная беседа наблюдается. Да и паренька подкормить не мешало бы, – тихо шепнул на ухо Корнею, сквозь зубы Сидор.
– Не берёт, гнида кабацкая, – отвернувши лицо от паренька, на ухо прошептал ему Корней. – Вдвое, втрое, против долга паренька, денег давал. Не берёт. Да и должок то, так себе, две медные полушки. Слова доброго не стоит. А нет, зауздило, видать. Не деньги, говорит, нужны, а слово, даденное, пусть отрабатывает. Пан он или не пан. Слово евойное, мол, подороже то двух монеток будет. И, гаденько так, гнида, лыбится.
– Лыбится, говоришь, – начал заводиться Сидор. – Ну, ну.
– Видать пролетарскую свою, классовую любовь показывает. Да приязнь, выказать хочет, рожа щербатая.
– Она пока не щербатая, – усмехнулся Корней.
– Прошу прощенья, господа, но я и так, похоже, задержался в вашем обществе. О чём мне и напомнил многоуважаемый хозяин этих покоев, – тихо, на грани слышимости, сказал их сосед, криво улыбаясь одними губами и начиная подниматься из-за стола.
– А слово дадено, и не выполнить его негоже для дворянина.
– Гоже. Не гоже. А издеваться над человеком, да в тяжкую минуту, никому не позволено. И уж тем более, не гнили этой кабацкой, у которой на роже написана вся его пролетарская, холуйская ненависть. Ненависть холуя по жизни, к вольному человеку.
– Холуй, не холуй, а навоз чистить надо. Слово своё, долг свой, хоть и небольшой, а отработать требуется, – тихо ответил паренёк.
– Ну что ж. Коли такое дело, коль уж дал слово вычистить свинарник, значит вычистим.
– Тут ты прав. Слово, даденное надо держать. Вот только, слово ты дал, что свинарник вычистишь. А говорил ли ты, что сам чистить будешь? – весело ухмыляясь, спросил Сидор.
– Да нет, что говорить то. И так всё понятно? – растерянно просипел пацан.
– Кому понятно, а кому и нет, – скалясь лошадиной улыбкой, – проскрипел Корней, – мгновенно понявший, куда Сидор клонит.
– А пойдём ка, братцы, к хозяину этих злачных мест. Да объясним ему, непонятливому, юридические тонкости договоров. Дабы понял, сей клещ кабацкий, в чём разница между исполнением и исполнителем.
На сей возвышенной ноте, компания уже изрядно к тому времени подгулявших товарищей высыпала во двор, учить кабатчика тонкостям современной юриспруденции.
Бедный кабатчик и представить себе не мог, каковым трактовкам, данного мальцом слова, требуется следовать. Однако, на удивление, безропотно, затратив на это целую ночь, вычистил огромное стойло свиней, показав в этом деле удивительную сноровку и умение.
– Ну вот! Можешь же! Можешь! А то всё хлипкого пацана заставить норовишь. Не по товарищески это, не по товарищески, – заплетающимся языком, пьяно ухмыляясь, выговаривал мрачному хозяину изрядно к тому времени поддатый Димон.
– Не успело ещё солнышко встать. А у нас всё готово, – орал Димон, бегая по обширнейшему двору и делая физзарядку.
– Ты бы, вместо того, что бы руками махать, помог бы страдальцу то. Всё польза от тебя будет, – весело поддержал его Сидор, сам к тому времени изрядно пьяный.
– Не-е-е! Раз сказал, чтоб дочиста. Значит – дочиста! И никаких гвоздей, – возразил Димон. – И это, будет справедливо.
– Где ты их видел, гвозди эти. Да здесь за любой кусок металла удавятся, не то, что стойло вычистят.
– Ну, вот он и вычистил, да заодно и понял кое-какие тонкости отношений.
– Господа довольны? Я могу идти? – тяжело отдуваясь, прохрипел грязный, как та самая свинья, кабатчик.
– Иди дорогой. Иди, – развернул его к ним спиной и пихнул в сторону трактира, совсем уже пьяный Сидор. – Не стой здесь. Особливо, с той стороны. Иди отсюда. Да и мы поехали. Пора нам. Хоть и весело с тобой, да дела делать надо. Повеселились, и будет. Собирайтесь, хлопцы, по коням.
– Вот и я повеселился с вами, господа. Век не забуду доброты вашей, – тяжело переведя дух, поклонился ему в пояс трактирщик.
– Не забудь, дорогой. Не забудь, – согласно покивал головой Сидор. – А забудешь, ещё приедем и напомним. Чтоб знал, как с бедного человека последнюю рубаху снимать, да изгаляться, куражиться.
– И глазками тут не посверкивай, – неожиданно начал он звереть, заметив злобный взгляд трактирщика, – а то у тебя, как я погляжу, ещё и коровки есть. Да и лошадушками бог не обидел. Так что трудов тебе хватит. От загона и до обеда. А то и до ужина и совсем не этого дня. Совместишь, как у нас говорят, время с пространством, – мрачно процедил сквозь зубы Сидор, раздражённо постукивая каким-то подобранным прутиком по голенищу.
– 'Не нравится мне эта вся история', – думал мрачный и не выспавшийся Сидор, покачиваясь в седле уже за околицей. 'Хорошо, хоть парнишку с собой забрали, а то порубили бы его работнички упыря этого кабацкого. Вон как зыркали, напоследок то. Нет, не кончится эта история добром. Никак не могёт она так пройти. Надо ждать гадостей от кабатчика. Только вот, как и откуда?'
– Корней, дружище! – обратился он к бывшему телохранителю. – Развей мои сомнения. Будь ласка.
– Что, начальник, и тебя мысли точат? Чем всё это кончится?
– Ха! Два раза. Ха! Ха!
– Ты на эти рожи вокруг погляди. Если они думают не о том же, то я буду не я, а апельсин крашеный.
– 'Ну вот, ещё и этот апельсин. И чего пристал, спрашивается?' – рассеянно подумал он. – 'И лезет же дурь всякая в голову'.
– А ведь ты, Сидор, прав. Не оставит он нас в покое. Больно уж рожа гнусная у того кабатчика была. Мне она сразу не понравилась. Ну не может человек с такой рожей быть примерным христианином, – проворчала из конца колонны Манька, скорчившаяся в седле и клюющая носом.
– Где ты тут христиан, Манька, видела, – Тут же встрял в разговор Димон. Тут щёку не подставят. Ни правую, ни левую. И милостыню, как ты могла только что убедиться, тут не подадут.
– Простите меня, – раздался сзади тихий голосок. Я не хотел вас втравливать в свои проблемы. И, с вашего позволения, немедленно покину вас. Недостойно честного человека сваливать свои беды на плечи других.
– Ты, паренёк, подумал, что сказал?
– Я не паренёк. Я дворянин. Древнего, славного рода и достойных предков.
– Извини, конечно, парень, если словом нечаянно обидели тебя. Но ты, ведь так и не представился. Не сказал, как зовут тебя по имени, отчеству. Чьих ты отца-матери. Потому к тебе и обращение такое. Да и ты, вроде, ранее особо не возражал.
– Так что, раз уж свела нас судьба на дальней дорожке, давай представимся друг другу.
– Я – Сидор. Поставлен, как бы, начальником нашей экспедиции. Слева от меня, толстый такой, весельчак и балагур, Дмитрий. Для друзей Димон, Димка, Димыч и так далее и тому подобное. Он у нас отвечает за матобеспечение. Не в смысле посылать по матери. А в смысле материально-технического снабжения и достатка. Чтоб всё было, а недостатка не было.
– За ним. Сзади и справа. Прямо за мной, Мария. Лучница, или арбалетница, – задумчиво почесал он затылок. – Бьёт белку в глаз. Правда, я тут белок не видел, но и мыша в нос подстрелит на счёт раз. Не говоря уж про яйца.
– Какие яйца, – мгновенно вскипела Манька. Ты чего, Сидор, малыша пугаешь, в заблуждение вводишь. Всего то один раз и было, да и то, по пьяни.
– Поспорили мы, понимаешь, – зачастила Маня, лукаво заглядывая парню в глаза, – Кто из нас лучше из лука стреляет. А дело было ещё там, на Земле, у Димона на даче, то ли на третий, то ли на пятый день после дня рождения, когда уж всё было выпито и поедено, и делать было решительно нечего. Вот поспорить то, поспорили, а как меткость оценить не придумали. Куда не стрельнём, всё плохо. Стреляли мы тогда все примерно одинаково, хреново то есть. Вот тут то кто-то и увидал мыша, что на свою беду перебегал дорожку в саду у бассейна. И как взбесились все. Как начали пулять по бедной мышке всем, чем не попадя. Сразу бедного мыша до инфаркта довели. Вот они мерзавцы мыша довели, а не повезло больше всех мне. Надо же было такому случиться, что первым мне под руку лук попался. Пока я его натянула, пока стрелы нашла, бедный мышь уж сбледнуть успел. Был серый, а стал белый. От страха, то есть. Как и куда я стрелой зафитилила, не помню. Только очнулась, ржут, гады. И вижу я, что торчит моя стрела да в стенке надувного бассейна, а на ней, раскорячившись, мышь сидит. Сидит да попискивает, противным таким писклявым писком. А эти козлы ржут, заливаются. Ты, Машка, говорят, мышу яйца отстрелила. Одной стрелой, не открывая глаз, не просыпаясь и не вставая с кресла качалки, ты, говорят эти гады, аки Вильгельм Тель яблоко поразил. И ржут. Ржут, не переставая.
– Что потрясена я была тогда, это ничего не сказать. Да и гордость взяла. Это ведь надо же. Не открывая глаз, не вставая с кресла, одной стрелой и яйца мышу отстрелить. Это потом уже, спустя месяца два, признались, что мыша того они сами на стрелу посадили. Да и не мышь это был, а свинка морская, белая к тому ж, или крыс лабораторный, сейчас уже и не припомнишь. Впопыхах то я этого, поначалу, и не заметила. А потом не до того стало. Не дали приглядеться, ироды. Затормошили, засмеяли. Вот с тех пор и не дают покою. Чуть что, вспоминают.
– Ну, кончился день воспоминаний, – оборвал её Сидор. – Тогда пошли дальше.
– Справа, воин, профессиональный телохранитель. Ты о таких должен был слышать, а то и встречаться, в силу профессиональной воинской подготовки. Зовут – Корней. Бойцы мы хоть не ахти, но товарищи верные. Прошу любить и жаловать.
Сидор, напоследок улыбнувшись, гордо оглядел своё воинство и обратил взгляд на паренька, молча выслушавшего это, несколько странное, если не больше, представление.
Ну вот, теперь ты знаешь, кто мы, и нам хотелось бы узнать что-нибудь о тебе, – улыбаясь, проговорил Сидор.
Парень молчал. Смотрел в глаза Сидора и молчал. Улыбка медленно сползла с лица Сидора. Почуяв повисшую между ними напряжённость, в разговор опять вклинилась Маня.
– Ну что ты пристал к пареньку, Сидор. Ну, право слово, не хочет он говорить и не надо. Мало ли какие у него резоны молчать и не называть своего имени. Может, из дома сбежал, и его папенька с маменькой ищут. Вот он и скрывается.
Лицо паренька перекосила невнятная гримаса, и на скулах заходили желваки.
– А может от невесты, нелюбимой, сбежал, – продолжала неугомонная Машка. Из-под венца, то есть. Мало ли кого папенька с маменькой выберут. Тут, я слышала, не больно то прислушиваются к голосу юных чад.
– Нравится, не нравится. Женись, моя красавица, – ни к селу, ни к городу неожиданно брякнул, молчавший до того Димон.
– Не всё же одним невестам бегать, – мгновенно затараторила Манька, почувствовав неожиданную поддержку. Надо и равноправие поддерживать, пусть и они помучаются, – закончила Манька, в ответ на растерянный, и какой-то удивлённый взгляд паренька.
– Довольно базарить, – недовольно проворчал Корней, бросив на паренька внимательный взгляд.
– Кажется, вы забыли. Но у нас на хвосте возможная погоня. А леса здешние они знают получше нашего, да и чего ждать от той рожи кабацкой вам всем объяснять не надо. Так что завязывай болтовню и марш вперёд.
– Ты, Корней вперёд то нас не гони, – остановил его Сидор, – мы ещё здесь дела не закончили. И я лично бы хотел знать, с кем мне, возможно, придётся плечом к плечу с бандитами драться, а то и голову где склонить в землю матушку. И лежать под одной ёлкой не знамо с кем я не хочу. Так что ответствуй нам парень кто ты и что ты. Ну а коли молчать и дальше будешь, то вот тебе моё слово.
– Не скажешь до перекрёстка, поедешь от нас в другую сторону. Мы налево, ты – направо. Мы направо, ты – налево.
Тягостное молчание было ему ответом. Замолчали теперь уже все. Да и что говорить, коль уж не сложились отношения между попутчиками, вроде бы до того и бывшие вполне доброжелательными.
Оставшиеся до ближайшего перекрёстка пятьсот метров проехали молча. На перекрёстке, перед видневшимся впереди широким болотом, развернулись в разные стороны, как бы объезжая его с обоих сторон, молча же разошлись, про себя надеясь больше никогда не встретиться. Правда, была ли та сторона, куда свернул парнишка, ему нужной, никто из компании не удосужился спросить, больно уж всех задело его пренебрежительное молчание. Которого, что там не говори, но они накормили, напоили и защитили от домогательств кабатчика. Ну да не первый он такой, и, как ни жаль, не последний.
– 'Сопляк неблагодарный', – мрачно думал Сидор, ритмично покачиваясь в седле.
– А скажите ка мне, господа товарищи, вот какую сказку, – неожиданно он прервал тягостное молчание.
– Ага, сказку ему, – тут же встрял Димон, обрадовавшись прерванному, тягостному для всех молчанию. – А не хочешь ли сам ответить своим товарищам. Какого хрена ты влез в это свиняче дело? С чего это ты того пацана пожалел и за наш стол посадил. Напоил, накормил, спать уложил. Это всё денег стоит, и немаленьких.
– Дурак ты, Димон. Хоть и умный, но дурак, – поддержал Сидора Корней.
– Денег он пожалел. Ты бы лучше человека пожалел, что у тебя на глазах подыхал от голода. Ты видел, как он ту кашу со шкварками наворачивал. Как человек, до этого недели две, а то и три, маковой росинки во рту не державший. А деньги что, сегодня есть, завтра нет.
– И всё же, возвращаясь к нашим баранам, скажите мне, непонятливому, – покрутил головой Димон. – Что-то там было, на этом пареньке, когда он стоял у свинарника. Вместо пояса, у него на бёдрах болталось. Пояс, не пояс. Лохматка какая-то.
Тут, Корней не удержавшись, заржал как та лошадь.
– Да-а-а! – Задумчиво протянул он. – Ты даже себе и не представляешь с чем, или с кем довелось столкнуться.
– Ну-ка, ну-ка. С этого места поподробнее, пожалуйста. А то мы люди на сей планете новые и многих реальностей, для вас привычных, даже не подозреваем.
– Я и сам видел на том пареньке, действительно, что-то необычное, – заметил Сидор, – раз уж и вы это отметили. Да и новое узнать, совсем не лишнее. Как говорится, учиться никогда не поздно. В другой раз целее будешь.
Корней помолчал, видимо с непривычки к долгим разговорам, тщательно подбирая слова, и неожиданным вопросом озадачил всех землян.
– А опишите ка мне то, что было на поясе у паренька. Да поподробнее.
– Ну и чего там описывать, – сварливым голосом проворчала Маша. – Тряпочка и тряпочка. Я, поначалу подумала, платок ветхий подпоясан. Для защиты от грязи свинарника.
– И мне он тоже платком показался, – поддержал её Димон. – Сереньким таким, скрученным.
– Ага, – закончил за них за всех Сидор. – Действительно, был там, платочек такой, ветхонький.
Тут опять, не удержавшись, рассмеялся Коней.
– Ну, вы и рассмешили. А о том не подумали, как может платочек ветхонький удержать на себе вес сабельки, пусть и самой лёгонькой. Какой никакой, а металла кусок. И кило несколько в той сабельке будет. Так что и в бою, и при случайном падении, оборваться ну никак не должен.
– Дурдом, – процедил сквозь зубы Сидор, внимательно присматриваясь к небольшому холму, справа от дороги, совершенно невинному на вид и внешне ничем не примечательному.
– Скоро на новом языке говорить будем. С непременным присюсюкиванием в окончании слов, – продолжил он, невольно придерживая поводья, итак неторопливо перебиравшего копытами, коня.
Повернув головы к практически остановившемуся Сидору, и Димон и Манька, не говоря ни слова, молчком, стали быстро и делово доставать, притороченные к сёдлам арбалеты и заряжать болты.
– Вы чего? – удивлённо спросил насторожившийся Корней, – вроде тихо вокруг.
– Вроде будет в огороде, – процедил Сидор, – доставая ещё одну стрелку и настороженно осматриваясь.
– Группа справа, – вполголоса, сквозь зубы проговорил он. – Двести метров Кусты под холмом.
– Вторая, слева от дороги, в траве у болота. Метров пятьдесят, не более.
– Бьём ближнюю, сходу, – быстрой скороговоркой вполголоса проговорил Сидор.
И, резко пришпорив, бросил коня к болоту, разрядив арбалет в высокую траву у кромки воды.
Вся группа бешеным аллюром понеслась к подозрительной низинке, стреляя на скаку.
Неожиданное и непонятное поведение, бешеный галоп лошадей, свист арбалетных болтов и хрипы умирающих, сразу сломало дух подготовленной засады и бросило оставшихся ещё живых в разные стороны. Кого в отчаянную атаку на конников, кого в сторону близкого болота, как будто трясина могла кого-либо спасти. Вот только добежать никто так и не успел. Дальних побили болтами, а ближних порубили Корней, с Димоном, со зверскими лицами кружась по пятачку засады и добивая раненых.
Ещё только ошеломлённая вторая, дальняя группа, выбиралась из кустов и вразнобой бросалась в атаку, а Сидор с друзьями уже развернулись в её сторону и неторопливо, тщательно выбирая цели, принялись выбивать вторую группу.
– Всех не перебьём. Не успеем, их ещё штук десять, – прокричала в азарте Манька, разряжая сразу оба болта арбалета в самого дальнего от неё бандита.
– На счёт десять, разворачиваемся и идём в отрыв. Корней вперёд, мы сзади. Как останется пять-шесть, останавливаемся.
– Ну, всё! Десять! Пошли, – и, рассыпавшись широко дугой, пропустив вперёд Корнея, вся группа бросилась наутёк.
Поначалу напуганная жёстким отпором, изрядно поредевшая к тому времени, вторая засадная группа с радостным улюлюкиванием бросилась вдогонку. Яростно махая странного вида топорами, и ловко уклоняясь от свистевших болтов, первая тройка радостно уже орала, настигая ускользавшую добычу, когда вся группа до того убегавшая, разом остановившись, болтами в упор вышибли их из седла.
– Мда-а-а? – задумчиво протянул подъехавший сзади Корней. Вы бы, всё-таки, заранее, что ли предупреждали. А то так по незнанию и обратно до трактира можно добежать.
– Нет, ну надо же быть такими идиотами, – продолжил он, разглядывая утыканное арбалетными болтами тело самого вырвавшегося вперёд бандита.
– Переть дуриком вперёд, не видеть и не почувствовать, что сзади уж никого нет и пусто, одни трупы, – осуждаючи покачал он головой.
– Зато, небось, думали какие они смелые. Как ловко от стрел уклоняются, – усмехнулся Димон.
– И как это называется? – спросил Корней, оборачиваясь к Сидору.
– Уход от погони, это называется. Это называется прекратить чесать языками, философы доморощенные, и быстро собрать все болты. Убрать трупы. Уничтожить все следы. Ни у кого не должно возникнуть ни тени мысли, что эта бойня с нами как-то связана. Нас здесь не было, и мы ничего не знаем, – закончил Сидор.
– Ну, живо, живо. И найдите мне хотя бы одного живого. Порасспросить надо, и кто они такие, и чего они к нам пристали.
Битая княжна.*
– Ба-а-а! Какая встреча, – донёсся с края болота радостный возглас Димона. – Не утерпел, всё-таки, радость моя. Не бросил нас в одиночестве на богом забытом тракте. Догнал, таки, – балагурил, ёрничая Димон.
– С кем это ты там веселишься? Ба! Да никак с нашим старым другом, кабатчиком? – весело спросил, подъехавший Корней, разглядывая валяющееся на земле тело.
– Ну а с кем же ещё? – отозвался улыбающийся Димон. – Он, родимец. Он, сучёнок. Ну, теперь ясно, кто нам эту тёплую встречу организовал.
– Ну, здравствуй, здравствуй, друг сердешный, – поддержал веселье Сидор, неторопливо подъезжая к веселящейся компании с охапкой ломаных и целых болтов в обеих руках.
– Не нукай, не нукай! Не запряг ещё! – прохрипел валявшийся у кромки воды раненый трактирщик, тяжело поворачивая в его сторону голову.
– Гляди к ты! Борзеет мужик, – негромко бросил помрачневший разом Корней.
– Думает, что терять нечего. Наивный! – мрачно глянул на кабатчика Димон.
– Эге-е-ей, Сидор! Давай сюда! Что покажу! – вклинился в разговор вопль Маньки.
Оглянувшись, Сидор увидел у кустов, прикрывавших место второй засады, Машу, призывно машущую руками.
– Ну, орлы, вы пока порасспросите нашего приятеля о том, о сём. Только не убивайте пока, а я к Машке. Что-то она нашла, интересное.
Быстро развернув коня и подхватив на скаку очередной обломок болта, Сидор торопливо погнал коня к кустам у подножия холма.
Подъехав к склонившейся над чем-то Мане, Сидор с удивлением уставился на туго спелёнутое верёвками тело, безвольным кулём валявшееся в яме, под огромным выворотнем.
– Ну и ну! Вечер встреч, не иначе. Куда ни плюнь, попадёшь в старого приятеля. Там трактирщик, тут пастушок наш таинственный, – хмуро заметил он, разглядывая жестоко избитое лицо паренька.
– Сам ты пастушок, кретин облезлый. Развяжи меня! Немедленно! Ну-у-у! – заорало тонким голосом тельце.
– Во, как, – удивился Сидор, присаживаясь на корточки перед ним, и рукой поворачивая лицо паренька к солнцу. – А хорошо же тебя отделали, однако. На самом места живого нет, а туда же, орёшь как резанный. А ты, Маня, не спеши, – остановил он Машу, бросившуюся было развязывать верёвки. – Не надо. Сначала спросим нашего юного друга, каким это образом он, пойдя налево, оказался справа. И что это он тут делает, в компании с нашими трактирными друзьями. И чего ему от нас надо. Что это он так навязчиво нас преследует. Даже в связанном виде. Или, может быть, он расскажет, что трактирщику от него надо.
