Текст книги "До новых снов с тобой...(СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Девушка собиралась уходить, но Локвуд преградил дорогу.

– Я больше не стану развлечением для твоих дружков, – промолвила девушка, упираясь руками о столешницу. – Сам выкарабкивайся.

Локвуд усмехнулся. Елену воротило от этого: его костюма, отвратительного запаха духов, его внешности и манеры «крутого мачо». Подделка.

– Твое предназначение быть игрушкой в руках мужчин, – произнес он с ядовитой ухмылкой.

Девушка вновь решила промолчать. Эту ее особенность – уметь достойно стерпеть унижение, промолчав, или выйти из бессмысленного разговора не проронив ни слова заметил еще Сальваторе. А Локвуд, похоже, только сейчас обратил внимание.

– Мне нравится это слово – метаморфоза. Изменяется жизнь, и ты из слепой гусеницы превратилась в красивую бабочку! – жестоко и низко. Гилберт снесла.

– А мне нравится слово «регресс».

– Я не регрессировал, – поспешил добавить Локвуд. – Я таким всегда и был.

– Это бессмысленно, – выдохнула она и собиралась уходить.

Слова Локвуда заставили ее остановиться:

– У него проблемы.

Не требовалось задавать глупых вопросов, таких как: «У кого?», «Какие проблемы?», «Где он?» и проч. Все было слишком очевидным. Девушка сжала кулаки, но оборачиваться не стала. Тайлер приблизился и положил руки на ее талию. От этого становилось невыносимо больно.

– Ведь есть какая-то тайна, которая разлучила вас, а? – его мерзкий шепот выводил Гилберт из себя. Она старалась держаться стойко, но от Локвуда как можно дальше. Терпеть его близость было выше всех сил.

– Что надо от меня?

Да. Да, она сделает что угодно ради… кого? Своего бывшего любовника? Лечащего врача? Отца? Как его называть? Безумство! Надо было покинуть этот город, уехать в Европу с Зальцманом, не отправляться в открытое море! Почему она это сделала?

Тайлер вложил маленькую карточку в ее руки.

– Просто прийти. Сегодня. Сейчас.

– Я буду. Дай мне несколько минут.

Девушка бросилась к тому диванчику, где ужинала со всеми остальными. Она схватила свою кофту, застегнула ее, спрятав свое тело от пристальных взоров. Гилберт убрала все эти украшения, заколки, которые выдали бы ее. Елена разыскала Аттума, который был в окружении молодых актрис. Нет, не ревность завладела девушкой. Что-то другое. Не понимая своих мотивация, зная, что потом об этом пожалеет, Елена бросилась к нему и, крепко обняла его, впилась в губы.

Нужно было вытеснить образы мужчин другим образом. Два романа Елены прошли неудачно, может с третьим повезет? Гилберт целовала его, стараясь убедить себя, что ей это нравится. Гилберт оторвалась и уставилась на недоуменного Аттума, который был в эйфории от произошедшего.

– Мне надо срочно уехать. Пожалуйста, позвони мне завтра, ладно?

– Что-то случилось?

– Нет. Да… Я потом объясню все, ладно?

Девушка вновь прильнула к его губам и потом бросилась к выходу.

И как можно не пасть при виде такой женщины? Она то холодная как мрамор, то жаркая, пылкая как огонь… То лицемерная и жестокая, то чуткая и проникновенная… Ее танцы пленяют, ее движения великолепны, а внешность и стиль одежды?? Аттум проводил взглядом шатенку.

Гилберт вышла из здания, вспомнив, что забыла попрощаться с Гиллисом и направилась к Локвуду, который стоял возле машины. Шатенке стоило больших усилий стать каменной и непроницаемой.

– Поехали, – произнесла она, открывая дверь автомобиля. Локвуд остановил бывшую пассию.

– Ты уверена?

Гилберт хмыкнула и села в автомобиль, не зная, что ее ожидает…

====== Глава 22. I will die for you. ======

Елена подошла к двери и, обернувшись, неуверенно посмотрела на Локвуда. Он усмехнулся и, подойдя вперед, открыл дверь. Гилберт однако предпочла идти за ним следом, нежели войти первой. Шатенка все еще не доверяла Локвуду, и внутренний голос говорил о том, что это может быть какая-то ловушка.

Здесь было довольно-таки тусклое освещение, которое позволяло увидеть лишь часть комнаты. Трубы, грязная штукатурка, облупившаяся краска. Шатенка шла аккуратной поступью, внимательно следя за каждым движением, не упуская ни малейшей детали. Гилберт шла за Локвудом, который вед ее к двери, расположенной в конце продолговатой комнаты. Самое главное – нужно сохранять спокойствие и быть готовой к любым поворотам. В конце концов, однажды она уже испытала боль, что ей мешает сделать это сейчас?

Локвуд дождался девушку. Елена обхватила себя руками и поежилась от здешнего холода. Тайлер с интересом разглядывал цыганку, которая озиралась по сторонfм, стараясь строить из себя фарфоровую куколку. Это плохо получалось… Парень усмехнулся и открыл дверь. Сразу стал слышен гул голосов, слышна какая-то музыка… Что ж, это видимо закрытое заведение.

Елена расстегнула кофту и, подняв подбородок выше, взглянула на Локвуда. Было в этом взгляде столько лицемерия, столько ядовитости и гадкости, что появилась мысль будто перед ним стоит другая девушка.

Гилберт сделала шаг вперед и, миновав проход, вышла в коридор. Здесь противно пахло сигаретами и алкоголем. Шатенка шла вперед гордо, не зная в верном ли направлении. Шатенка готовилась к самому ужасному. Она знала, что Клаус связан с миром извращений и похоти, а потому уже мысленно готовила себя к тому, что придется выполнять не совсем радостную работу. Тайлер открыл дверь, и девушка вошла внутрь, вопросительно оглянувшись на Локвуда.

– Там я не нужен, – с этими словами он закрыл дверь.

Гилберт повернула голову и увидала того, от кого мороз побежал по коже. Елена еще помнила жестокость его ударов, она знала, на что способен этот человек. Он беспощаден, ужасен… Девушка усмехнулась и, подойдя к его столу, сняла кофту. Он усмехнулся, внимательно оглядывая ее безупречное тело.

– Юная Елена, я рад нашей встрече.

Волосы спадали на плечи, но взору все равно была доступна зона декольте, плечи, шея… Да, это была дерзкая красавица, и Клаусу понравилась ее смелость. Из вежливости или из-за того, что собирался озвучить ужасную новость, но Майклсон предложил присесть. Девушка послушалась. Она вперила в этого мужчину самодовольный, едкий взгляд, не беспокоясь о том, что может поплатиться за свою дерзость.

– Я очень хочу рассказать тебе одну историю, но секунды сыграют плохую шутку с одним человеком.

Сердце сжалось. Внешне Гилберт оставалась непроницаемой, хоть и становилось жарко от угнетения и накала.

– Интересно, в ком из твоих родителей столько бойкости, сколько в тебе? Откуда унаследовала?

Клаус прищурился. Неужели он знает обо всем? Ну и пусть. Или он все-таки решился на шантаж? Гилберт знала, что теряет контроль, ощущала то, что больше не может терпеть.

Гилберт дерзко улыбнулась:

– От отца.

Главная защита – это нападение. Елена понимала, что нельзя сейчас позволять чувствам взять над собой верх. Шатенка перевела взгляд на стекло.

В этом кабинете было стекло, за которым был виден ринг и толпы зрителей. Оказывается, что Майклсон еще и любитель игр без правил. Незаконных игр без правил. И сколько еще граней у этого ублюдка? Шатенка возненавидела Локвуда. Ведь это он познакомил ее с этим Майклосном.

– Он на ринге.

Девушка встрепенулась и с испугом взглянула на мужчину, позабыв о свое принципе держаться стойко.

– Ты не читаешь газеты, а зря.

Поднявшись, Майклсон подошел к шкафу и извлек оттуда газету. Он положил ее на стол перед шатенкой. Гилберт склонилась и увидела заголовок, в котором говорилась, что самая успешная девушка-адвокат пошла по наклонной дорожке, подсев на наркотики и потеряв работу. Розали Хейл была обсуждаемой новостью номер один последних двух месяцев. Елена, конечно же, отгородила себя от влияния СМИ. Ей не хотелось вычитывать о достижениях успешного офтальмолога, бизнес своей матери, о Розали Хейл, которая пала на самое дно. Гилберт старательно бежала от самой себя, но это оказалось бесполезно.

Не стоит объяснять, как Деймон оказался на ринге. Хейл сидит на наркотиках, а потому нуждается в постоянной дозе. Следовательно, нужны деньги. Но откуда их взять, если она потеряла работу? Правильно, в долг. У мафии. Как же глупо! Хейл ведь как никто другой знает жестокость мафиозных группировок и то, как разбираются они со своими должниками. Клаус предложил проделать с Хейл тоже самое, что когда-то проедал с самой Еленой. Деймон видел это зрелище и не мог этого допустить, именно поэтому он и оказался на ринге.

Девушка испуганно перевела взгляд на Майклсона, который, скрестив руки, смотрел на цыганку.

– Ты же понимаешь, что он не выиграет, – произнес Клаус, понимая, что Елена пришла к верному умозаключению. – А если не выиграет, то под горячую руку попадется не только его подружка.

– Хорошо, – Гилберт поднялась и вплотную подошла к Клаусу. Он был удивлен, даже ошеломлен такой спонтанности цыганки, позабывшей свои корни, свою гордость и неприступность. – Что ты хочешь?

Губы этого ублюдка исказила кривая усмешка. Он взял девушку за талию и притянул к себе. Елена сглотнула, но подалась, не отводя взгляд от Майколсона. Она готовилась к этому, знала, что могут от нее потребовать.

– Молодость… пора импульсивности… Тебе ведь двадцать один исполняется через несколько дней? Да… И ты поддаешься всем страстям, которые заполоняют твою душу…

– Что ты хочешь? – сквозь зубы процедила Гилберт, хоть это было и очевидно.

– Сначала Тайлер, потом этот Сальваторе, теперь Аттум… Согласись, что тебе нравится внимание мужчин…

Он посмотрел на нее с издевкой, но ответа не последовало. Майклсон убрал руку, чем привел Гилберт в недоумение. Девушка отошла на шаг назад.

– А мне нравится твоя импульсивность… Понимаешь ли, твой дружок не выиграет.

– Тогда зачем было ставить его, если вы знали об этом?

– Он сам пожелал. Он проиграет. Роазли подвергнут избиению, а его – пыткам… А потом одну я…

– Хватит! Просто скажи, что мне надо сделать.

В это время в кабинет вошел Локвуд, держа в руках черную коробку. Ящик Пандоры, блеять, только там будет что-то ужасное и нехорошее.

Девушка понимала, что эта коробка предназначалась ей. Гилберт подошла к парню и коснулась крышки. Все замерли. Локвуд ожидал результата, а Майклсон, кажется, предвкушал всю ситуацию, ибо знал, как Елена будет выкупать своего отца.

Он знал всю подноготную об этой девушке, знал ее самую сокровенную тайну, но шантажировать не стал. Зря злодеев изображают как насильников и аморальных ублюдков. Клаус любил искусство, увлекался различными развлечениями, и если разобраться, то он ей не враг. Это Локвуд предал. Предал свою возлюбленную... Майклсон всего лишь забирал долг. Его еще тогда пленила отчаянность и преданность этой цыганки, а сейчас он лишь продолжал восхищаться девушкой.

Елена схватилась за крышку и отшвырнула ее в сторону. На мягкой, бархатистой подушке лежал серебристый револьвер. Шатенка не собиралась касаться его, но металл, переливающийся оттенками серого, с черной рукоятью привлекал Гилберт. И если на протяжении всего этого вечера Гилберт проявляла всю свою стойкость, то сейчас была явно растеряна и напугана. Она обернулась к Клаусу в поисках ответов. Усмехнувшись, он подошел и извлек оружие, а Тайлер покинул комнату.

– Знаешь одну азартную игру? Говорят, она зародилась в России, так как офицеры стремились показать свою стойкость и свое мужество. Впервые упоминается у Лермонтова в «Герой нашего времени», – усмехнувшись, он протянул оружие шатенке и, обойдя, встал позади ее спины. – Три к трем. Шансы равны… Три пули на три осечки. Выиграешь – и я обещаю тебе свое покровительство. Проиграешь – и я пущу на самотек судьбу твоего любимого папочки.

Девушка резко обернулась и вновь отошла от него. Нет, не разоблачения тайны Елена боялась, она даже не боялась предстоящей игры, ибо не могла себе пока что представить весь этот ужас. Девушка боялась этого человека и того, что его условие не обещали покоя, какой бы исход не пошел бы.

Земля уходила из-под ног. Становилось душно, а безысходность лишала способности здраво мыслить. Гилберт перевела взгляд на оружие, понимая, что выхода не остается. Она уже и так потеряла в своей жизни многое. Чего теперь бояться? Правильно… Нужно было действовать.

Гилберт выхватила оружие и поднесла к виску, но Клаус остановил.

– Не так дела делаются…

– Что же еще?

Клаус улыбнулся.

– Это будет потрясающее шоу!

Стук каблуков нарушает тишину. К пьедесталу движется уверенная в себе девушка, которая сохраняет непроницаемость даже сейчас. Ее шаги твердые, и в глазах не читаются эмоции: нет страх, испуга, волнения или даже надменности. Елена, в коротком атласном платье и туфлях на высокой шпильке вышагивает к столику, который разместили как раз на том самом ринге, с которого только что забрали бойцов. Здесь холодно, и дрожь пробирает тело, но шатенка уверена в себе как никогда. Она приковывает взгляды мужчин и женщин. В частности, Елена знает, что один человек сверлит ее взглядом и ждет результата этой смертоносной игры. Это ужасной, но увлекающей его игры.

Елена поднимает ногу и ступает на первую ступеньку. Она поднимается по прожкам и, нагнувшись, пролезает через канаты бойцовского ринга, прекрасно зная, что ее и без того успели оглядеть со всех ракурсов. Шатенка походит к маленькому столику, возле которого стоит не менее привлекательная блондинка с подносом в руке, который накрыт материей серебристого цвета. Все замерли в предвкушении предстоящей игры, а Клаус уже улыбается, поскольку знает, сколько заплатят любители «редкого искусства».

Ребекка кладет поднос на стол и срывает материю. Елена старается не смотреть на револьвер и не думать о том, что сейчас она будет играть с самой Смертью. Гилберт стояла в атласном, красном, коротком платье, а ее волосы были собраны в красивую прическу и позволяли оглядывать шею, грудь, лопатки. Майклсон тем временем вставляет в барабан одну пулю.

Три пули. Три осечки. Три шанса умереть. Три шанса выжить. Вот она, справедливость. Верно говорят, что она от лукавого, ибо только в справедливости столько жестокости и иронии. Это теперь не просто избиение плетью. Это игры со смертью, потому что если прозвучит звук выстрела, все будет навеки кончено. Она погибнет, Розали пустят по кругу, а Деймоном займутся высокопрофиссиональные садисты и ублюдки. А судьба бедной, нелюбимой матери превратится в кромешный ад.

Но если она выиграет, она подчинит главу мафии Майами. Клаус будет ее личной марионеткой. Конечно, девушка понимала, что в этой игре не суждено выйти победителем, даже несмотря на такое равновесие. Баланс, мать его.

Ребекка вставляет последний патрон и, кладя револьвер на стол, отходит. Теперь Елена может приступить к действию.

В руках металл превращается в раскаленную магму, готовую обжечь кожу. Елене уже даже кажется, что появляются волдыри от такой высокой температуры. Тишину разрывает звук вертящегося барабана. Этот звук – как музыка, как транс, – увлекает в пучину своего мира. Сердце бьется спокойно и нет бешенного страха, нет волнения. Или просто еще не пришло осознание?

Цыганский мир, полных цветов, музыки и спокойствия, где с помощью танца можно выразить свою душ – забыт, потерян. Елена же никогда не станет прежней, не будет больше отдаваться страсти танцев, не будет больше смеяться и наслаждаться видом моря. Никто и никогда не назовет ее Дриной, никто и никогда не увидит ее прежней. Все кончено. Мир претерпел метаморфозу.

Шатенка подносит пистолет к виску, вспоминая образ единственного человека. Она сейчас бы отдала много, лищь бы вновь оказаться рядом с ним…

Или убежать от него навсегда! Тайлер предал ее, Деймон бросил, уничтожил! Никогда и никого не любить. Никогда ни о ком не мечтать. Только использовать, наслаждаться, стать гедонистом!

Под натиском холодных пальцев курок начинает медленно нажиматься.

Думать на вдохе.

Девушка закрывает глаза и набирает в легкие побольше воздуха. Она уже ни о ком не думает. Елена обещает себе, что если выживет, уйдет из театра, бросит Аттума и уйдет кочевать с табором. Больше не хочется этого мира. Больше не хочется ни с кем общаться, ни для кого танцевать.

Сталь становится огненной. Девушка сильнее сжимает глаза. Будь что будет.

Действовать на выдохе.

Одно резкое нажатие… Шатенка боится.

Она нажимает курок.

Шок на лицах присутствующих. Шок на лице Локвуда.

Тишину разорвал звук выстрела.

====== Глава 23. Рассвет. ======

Головная боль заставила пробудиться. Тяжелые мысли – груз. В открытое окно проникал холодный воздух, но становилось еще жарче. Открыв глаза, он медленно поднялся и обнаружил себя на диване, не в своей квартире. Руки были избиты в кровь, голова разболелась еще сильнее, а все тело одолевала неимоверная слабость. Мужчина хотел подняться, но рухнул обратно на диван и, откинув голову, уставился в потолок.

Вчерашние события вспомнились особенно ярко и живо. Все началось спонтанно и резко, его выбили из равновесия еще первым ударом, а потом все пошло по наклонной. Было бы неплохо выпить чего-то обезболивающего и принять душ…

Он проиграл. Что ж, теперь Клаус претворит свой план в реальность и теперь уже бесполезно куда-либо бежать.

Последние два месяца его существоания напоминали игру Sims. Все сводилось к каким-то элементарным потребностям, создавалось впечатление, что его жизнью кто-то управлял, превращая в безропотную мышь. Бессонницы вновь овладели, заставляя забыть что есть нормальный сон. Временами, усталость валила с ног, но спасительного сна не было. Прогулки по ночному городу не приводили ни к каким результатам. Тот бар, – в котором когда-то работала бедная Кэролайн, которой он в смех дал клятву кровью, – закрылся, а ночной город больше не казался красивым и привлекательным. Все вновь превратилось в однообразную, скучную рутину. Деймон начинал снова подумывать о суициде, понимая, что в прежнюю колею ему никогда больше не вернуться в прежнюю жизнь, полную радости, любви и спокойствия… Да даже спокойствие поменяло свое смысл. Ведь стабильности и рутины хотелось меньше всего. И такой рьяности, как вчера, тоже не хотелось.

Сальваторе хотел закурить и потянулся к тумбочке за пачкой сигарет, но остановился. Только сейчас он оглядел обстановку и сразу же вспомнил ее. Это была та самая ферма брата Розали. Значит, Хейл привезла его сюда… где так много воспоминаний.

Деймон вновь лег на диван. Боль напоминала о себе, но Сальваторе старался не обращаться на это внимание. В последние недели он не думал о Елене. А вчера, во время драки, вспоминал все свои отношения с этой девушкой. И бил он не противника, а, наверное, прежнего себя… Дрина! Его дочь… Когда он обрел семью, смех, когда мог разделять сон с ней… И теперь все вернулось на круги своя. Не дозволено ему быть рядом с ней.

Надо все-таки прикурить. Мужчина вновь поднялся. Он потянулся к пачке сигарет, а рядом увидел белый листок. Сальваторе ненавидел эту банальщину и, взяв бумажку, развернул ее. Почерк Розали всегда был небрежным, размашистым, но мало сейчас это смущало Сальваторе. Он начал вчитываться в строки:

«Ты проснешься, когда меня уже не будет рядом… Ты был в ужасном состоянии вчера вечером и если бы не… Я не могу и не хочу причинять боль. Я отдала свою квартиру своему брату, при условии, что он освободит для тебя этот дом, ведь ты часто упоминал его в разговорах после разрыва с Еленой. Обойдемся без бумажной волокиты и пусть все останется так, как есть…

Я солгала. В прошлый раз я не поехала в наркодиспасер, но после вчерашнего решила, что больше так продолжаться не будет. Я согласилась бы стать твоей женой… согласилась бы бросить все и уехать, быть рядом, если вместе нельзя… Я бы согласилась переждать этот июль, лето…

Но ничего не получится.

Пожалуйста, не впутывайся ни во что. Будь счастлив и навсегда прощай».

Сальваторе отшвырнул лист и мигом поднялся. Голова сильно болела. Дверь распахнулась, и с огромным тазом в руках влетела Елена. Она тихо выругнулась и хотела было отправиться дальше, но замерла. Девушка прятала взгляд, боясь посмотреть на Деймона, в то время как тот не сводил взгляда с Елены.

В сердце вспыхнули боль, обида, потом страсть, потом девушка поняла, что дико соскучилась. Но между ними будто выросла стена, которая не позволяла касаться друг друга. Как будто нарушение этого правила влекло ужасные последствия.

Елена выдохнула и направилась к дивану. Девушка поставила таз с водой на тумбочку и подошла к Деймону, опустив взгляд.

Это был ток. От его воздействия блокировались любые мысли, любые действия совершить казалось невозможным. Девушка не могла пошевелиться, поднять взгляд, хоть стоило поговорить. Последние сутки в ее жизни – самые ужасные. Она жутко устала, вымоталась и хотела спать. Елена села на диван и взяла аптечку с соседнего кресла. Сальваторе присел рядом, уставясь в пустоту, не произнося ни слова.

А о чем говорить? Они оба знают насколько дерьмово им было все эти два месяца, оба знают, в какие передряги попали. Деймон не знает об игре и никогда не узнает. Девушка с ужасом вспоминала события этой ночи и больше всего хотела забыться сном, чтобы выпасть на время из реалий этого гребанного мира.

Шатенка выдохнула и, смочив бинт перекисью, взяла руку Деймона. Гилберт вдохнула побольше воздуха, но старалась быть невозмутимой и спокойной. Она скучала! Даже события этой ночи не выбили ее из колеи, но сейчас Гилберт чувствовала, что вся эта напыщенность рушится на части. Вторую руку девушка перебинтовала, не поднимая взгляда на мужчину. Она старалась концентрироваться на том, что произошло сегдня ночью, чтобы отвлечься от Сальваторе.

Все было как в тумане. Слов Клауса девушка практически не запомнила, кроме тех, что касались Деймона. Потом эта ужасная игра, выстрел… Как оказалось, вышла осечка. Елена осталась жива но замертво упал другой человек. Ребекку убили высококвалифицированные киллеры. Клаус рвал и метал… Даже у самого ужасного могут появится еще более злобные враги. Конечно, с его жестокостью он мог кого-угодно довести до безумия. Ребекка была мертва, а Елена выжила, а следовательно и выиграла пари. Теперь Клаус обещал полную опеку. Зачем? Гилберт сама не понимала…

Потом Локвуд отвел ее в коморку, где в отключке лежал избитый Деймон, потом прибежала и Розали. Девушки так и не сказали друг другу и слова. Розали спокойно вложила ключи в ладонь Гилберт и со слезами на глазах скрылась.

Занималась заря. Солнце скоро осветит и быть может даже согреет грешную землю... А души? Кто согреет души? Елена хотела спать, и ей сейчас было не до диалогов. Обработав руки, шатенка обернулась к тазу и намочила тряпку в теплой воде. Она вспомнила как за ней ухаживал Деймон после того избиения, и сейчас понимала, что должна ответить тем же…

Оба они знали, что никогда не наладят тех обычных отношений, которые существуют между отцом и дочерью. Всегда будет эта напряженность, недоговоренность, быть может, молчание… Быть может…

Девушка отжала тряпку и обернулась к Деймону. Угораздило же ее взглянуть в его глаза! Нет, не было в этом взгляде ничего родственного! Они были вместе всего лишь один раз! Один гребанный раз, который перевернул все с ног на голову! Она смотрела на него, как женщина на мужчину, как жертва на своего обольстителя, как падший ангел на… Словом, в этом взгляде было больше, чем в прикосновении.

Тряпка выпала из рук, и девушка, не помня себя, обняла мужчину, крепко прижавшись к нему. Он ответил таким же крепким, сильным объятием. Они очень соскучились, очень сильно. Им было невтерпеж наговориться друг с другом, невтерпеж было высказать друг другу кучу обвинений. Да, грешники! Да, падшие. Но им нельзя друг без друга. Они никогда не смогут полюбить друг друга, но и порознь быть невыносимо… Общаться! Общаться им ведь не запрещено? А даже если и запрещено…

<Дышать становится легче. Девушка обнимает отца. И какую ужасную ночь им удалось пережить вместе! Но они ведь справились… вместе.

Елена отстранилась, но все еще крепко сжимала его оголенные плечи. По лицу потекли слезы. После напряжения и такого огромного стресса хотелось дать волю эмоциям. И лед вновь треснул. Живительные воды, скрывавшиеся под ним, придавали огромной силы, заставляя чувствовать тонкость жизни, касаться ее острых граней. И пусть…

– Тебе надо отдохнуть, – произнес он. – Ты сама еле на ногах стоишь.

Девушка вдруг резко отстранилась от мужчины. Вновь этот барьер, вновь эта стена. И прежня нежность тонула в пучине запретов и правил. Шатенка бросилась на второй этаж, и спустя несколько секунд мужчина услышал хлопок дверью.

Что ж, поговорят они позже. А пока надо просто встретить это утро и постараться больше не думать о минувшей ночи.

====== Глава 24. Грязь. ======

Виниловые пластинки – это самое потрясающее, что изобрело человечество. Девушка поставилу одну, и легкий джаз с хрипами стал разноситься по дому. Елена закрыла дверь на кухню, чтобы не разбудить Деймона; она распахнула окна, и комнату наполнил поток свежего, холодного воздуха. На душе по-прежнему все еще царило угнетение, но Гилберт понимала, что от него не удастся избавиться, как не удастся избавиться от прошлого. Бесполезно. Пора сдаться, подняв белый флаг. Пора остепениться, оглянуться и, увидев, сколько всего произошло, больше не бояться будущего.

Глупо. Девушка отрицательно покачала головой. Так можно рассуждать, если тебе за сорок и у тебя есть какой-то жизненный опыт. А ей всего двадцать, она молода, и Клаус был прав, когда говорил, что сейчас ее сердце подвержено страстям. Она будет совершать множество ошибок, она будет отдаваться опиуму страсти снова и снова. Только когда мы молодые – в нас бьет этот клокочущий фонтан живительной энергии, только когда мы молоды, не взирая на шрамы, мы желаем любить еще неистовей и сильней, чем в прошлый раз. Бесполезно бороться против самого же себя, бесполезно окружать себя выдуманными правилами, никому не нужной философией и нравственностью. Елена понимает, что в таких ситуациях никогда не удастся вернуться к былым отношения, никогда не удастся взглянуть на него как на отца и рассказать ему о своих сердечных делах… Не удастся быть с ним физически, но неужели все в этом мире меряется сексом?

Она будет на расстоянии. Сейчас выходит его после боя, потом уедет… Будет звонить периодически, воровать секунды для болезненных поцелуев и получать взамен бесконечные часы боли и отчаянья. Но в жизни не отделить любовь от ненависти, счастье от боли… Нет любви без боли, нет правда без лжи, нет счастья без…

Зазвонил телефон. Так не вовремя. Девушка выключила джаз, который заставлял не погружаться в глубины своей души и боли. Шатенка взяла мобильный и взглянула на дисплей. Макс. Стоило объясниться после вчерашнего. Выдохнув, шатенка подошла к окну и ответила на звонок, стараясь придать своему голосу больше радужности и спокойствия.

– Елена? – послышалось на том конце провода. – С тобой все в порядке?

Девушка закрыла глаза рукой, понимая что сейчас придется врать. Шатенка выдохнула и устремила взор на кукурузное поле, чьи плоды уже поспевали, но из-за недосмотра, поклевались воронами. Небо было грозным, предвещало, видать, очередную катастрофу.

– Да, я в порядке, – ответила она, наконец.

– Послушай, я не хочу лезть в твою личную жизнь, но вчера ты была…

Он что-то говорил, а шатенка старалась подобрать слова для последующего монолога. Нет, она никогда не полюбит Аттума, она никогда не сможет отвечать ему взаимностью.

– Прости, но ничего не получится, – перебила Гилберт. – Ни завтра, ни сегодня, ни сейчас… Мне пора.

Девушка отклонила вызов и обернулась, чтобы вновь поставить пластинку, но увидела Сальваторе, который застыл в проходе. Он чувствовал себя неловко из-за того, что подслушивал разговор. Правда, Елена миновала тот возраст, когда выставляют претензии насчет подслушанных разговоров. У них был грешок потяжелее…

Девушка приблизилась к мужчине. Под глазом был мощный кровоподтек сине-лилового цвета. Лицо в царапинах и ссадинах, губа подбита, да и все тело покрыто увечьями. Н-да, сильно же ему досталось.

– Ты ужасно выглядишь, – произнесла девушка, подходя к холодильнику. – Тебе надо поесть.

Мужчина сел за стол, наблюдая за движениями своей дочери, которая так искусно расправлялась с продуктами. Сейчас, когда на ней не было напущенной дороговизны, цыганской атрибутики, а красовался сарафанчик средней длины, Елена стала казаться ему давнишней подругой, какой когда-то была Розали… Теперь в Елене не было магии и чего-то сакрального. Она казалась обычной представительницей прекрасного пола, и создавалось чувство, что и не было этой разлуки, того грешного полового акта и прочих обстоятельств, будто они и не покидали эту ферму.

Свежий поток воздуха и раскат грома заставили его быть более смелым.

– Нам не избежать разговора.

Девушка дернулась, из-за чего часть посуды повалилась на пол. Шатенка быстро взяла себя в руки и достала чистую посуду, не удосужившись поднять упавшей.

Елена поставила сковородку на газ и, обернувшись к мужчине, уцепилась руками за столешницу.

– Хорошо. Давай поговорим.

Гилберт выглядела сногсшибательно в этом джинсовом сарафане, а двухмесячное воздержание от половых связей заставило мужчину испытать вожделение, сопровождаемое боль и презрением. Ведь ему нельзя ее желать.

И эта красавица – его дочь. Если бы все ложилось иначе, если бы их семья была полноценной, Деймон бы не допустил, чтобы его девочка потеряла зрение, чтобы так поздно сделала операцию, чтобы вляпалась во всю эту ситуацию с Локвудом. Сальваторе бы ссорился с неугомонной цыганкой, но оберегал.

Однако в сегодняшней вариации их жизни все складывалось иначе. Деймон, к вышеперечисленному списку добавил и то, что он желает ее, как любой мужчина может желать страстную, полную великолепия и загадочности женщину. Мужчина понимал, что с ней рядом будет сложно. Нельзя было теперь заглядываться, нельзя было просто мечтать… Но он, как и Елена, понимал, что им вряд ли удастся существовать порознь.

– Что было прошлой ночью? Как ты нашла меня?

Девушка принялась поднимать посуду, тем самым пряча взгляд. Ему не следует знать истинную правду. Но Деймон, потерявший к жизни любой малейший интерес, научился видеть людей, плененных страстями, и сейчас понимал этот тонкий психологический мотив.

На самом деле, Елена ожидала разговора на тему их порочной связи. Шатенка выдохнула и поставила посуду в раковину, а потом вернулась к сковородке и перевернула мясо.

– Клаус сказал, – произнесла шатенка, накрывая сковородку крышкой и оборачиваясь к мужчине. Сальваторе усмехнулся.

– Да ну?

– Тебе передать дословно его вчерашние речи или выявить основную мысль и озвучить ее?

Ее слова были с явной издевкой, с каким-то презрением. Сальваторе вспомнил поездку на пароходе и слова про проект… Теперь Гилберт решила отыграться. А почему бы ей этого не делать? Он виноват перед своей дочерью, он поставил ее под удар, издевался над ней и ее светлыми чувствами.