Текст книги "До новых снов с тобой...(СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Девушка открыла дверь и спокойно вошла. Здесь было холодно. Погода ухудшалась еще со вчерашнего вечера. Елена поставила бутылку на стол и, сняв кофту, уселась на диван. В комнату влетел Сальваторе из кухни. Ей получилось войти тихо… бесшумно практически.

– Где ты была?! Ты видела время?!

Девушка взглянула на часы. Двенадцать. Она усмехнулась. Сальваторе увидел ее заплаканные глаза, пустую бутылку. Он сел рядом с цыганкой.

– Что случилось?

Елена взглянула на него. Было в этом взгляде что-то безумное. Так смотрят умалишенные, чокнутые, больные и… несчастные. Девушка усмехнулась и отстранилась. Она не понимала своих чувств, не знала как реагировать на правду: принять или отрицать. Не знала, убежать от Деймона или прижаться к нему сильно! Но Елена была уверена в одном: ей больше не хотелось никогда любить.

Гилберт поднялась. Зазвенели ее многочисленные браслеты, а длинная юбка была слишком яркой в полумраке этой комнаты.

Деймон медленно поднялся и, подойдя, резко развернул Елену к себе.

– Не смей, – сквозь зубы процедила Гилберт. – Слышишь? Никогда!

Она убрала его руки со своей талии. Она ненавидела его.

– Убирайся! Убирайся! Вон!

Девушка толкала его в грудь при каждом слове и при каждом слове голос срывался, крик становился громче. Слезы вновь покатились по щекам.

– Я не понимаю! – Деймон схватил девушку так, что заблокировал ее любую попытку сбежать. Девушка металась, старалась выбиться. Она хотела избавить себя от его касаний, которые в один миг стали омерзительными. – Я не понимаю, о чем ты!

– Не понимаешь?! Ах, ты не понимаешь! А когда ты меня оттрахал в своем кабинете, ты тоже ничего не понимал?

Нет, видимо агония еще не прекратилась. Ноги становились ватными… дыхание сбивалось, дышать становилось тяжело, а каждый удар сердца сопровождался болью; вдобавок разболелась еще и голова.

– Ненавижу! – Елена уперлась руками в грудную клетку Сальваторе и, оттолкнув его, вжалась в стену. Девушка спустилась по стене и, закрыв лицо руками, вновь дала волю рыданиям. Деймон понимал ее. Он аккуратно присел рядом, но его запах, его присутствие стали причинять боль и только! Шатенка резко поднялась и, бросилась к кофте, вынув листок из кармана кофты, она смяла его и кинула Сальваторе.

– Об этом ты не знал разве?

Мужчина нагнулся и поднял смятый клочок бумаги. Он аккуратно расправил его. Несколько секунд он просто вглядывался, читая слова, которые мало что могли сказать. И только потом сердце остановилось. Он поднял взгляд на девушку.

И как смотреть в глаза той, перед которой так виноват? И как забыть то, что они делали прошлой ночью? Как забыть о том? Как… как научиться… если он познал ее как женщину, как научиться смотреть на нее как на…

Как на дочь?

– Елена, я не знал, – он отрицательно покачал головой и двинулся навстречу девушке. Теперь и ему было мало воздуха в легких. – Я не знал!

– Ты лжешь! Я – твой проект! Теперь я поняла смысл этих слов!

– Я не знал! Если бы я знал! Откуда это? – подойдя, он схватил ее за плечи. – Откуда?

Это была экспертиза. Изобель сделала ее еще двадцать лет назад. Но как? Почему он не знал ничего о ее беременности? Поэтому она сбежала? Поэтому он предчувствовал нехорошее в тот день, когда ее избили? Как родитель? Интуиция? Голова разрывалась на части. Деймон, схватившись за голову, крикнул: «Нет!» и отошел от девушки подальше. Заняться любовью с собственной дочерью! И где те люди, которые чуть ли не благословляют инцест? Скажите, знатоки, как жить дальше? Когда омерзение, подобно наркотику, подобно вирусу, – по венам, по телу, по душе, по разуму растекается как горячая магма, расплавляя, обжигая и уничтожая. И, – о свята любовь сего мира! – куда же ты делась? Почему ненависть к самому себе становится такой невыносимой? Это невозможно выносить… Невозможно мириться с этой действительностью… Его крики, ее рыдания, их несчастье… Они не ненавидят друг друга. Елена ненавидит свою мать, которая рассказала обо всем слишком поздно! Деймон ненавидел себя за то, что совершил самое ужасное в мире деяние.

Сальваторе резко оборачивается и, подходя к девушке, хватает ее за плечи так, что становится невыносимо больно. Он внимательно смотрит в глаза девушки, словно силясь что-то сказать. В ее измученные, уставшие глаза. Он хотел бы извиниться! Просить прощения никогда не поздно, но как бессмысленно! Ведь все уже свершено...

– Ну, кто я без тебя? Я не умею жить без тебя. Я любил твою страстную натуру и твое тело, но не твою душу. Я привык, что ты – мой проект! Кем я стану без тебя? Я, как роза на песке, я погибаю… Я потеряюсь! Я ненавижу, – он резко распространился и сделал несколько шагов назад. – Вы одинаковы! Ты, твоя мать! Сколько можно разбивать мое сердце?! Сколько можно лишать меня жизни? Я устал тонуть в омуте этой безудержной, никчемной и бездарной страсти, слышишь? Вы – персональные убийцы!

Елена оперлась о стол. Она пыталась уравновесить дыхание, но все эти попытки были непродуктивны. Голова раскалывалась, а желание забыть, что такое любовь, становится таким сильным, что согласен подписать контракт с самим дьяволом. И только тихое тиканье часов разрывает тишину.

Деймон произнес эту пламенную речь с криками и ненавистью в голосе! Прошла минута… или две. А потом он настиг девушку и крепко прижал к себе. Так он хотел избавиться от своей боли, забрать ее, так он хотел… Тешил себя ложью, что все это – неправда! О, как же больно… И пусть эта ночь будет страшным сном! Как же хочется, чтобы это было так! Но, когда так думается, это означает лишь одно – вокруг реальность.

Рыдания вырывались из ее груди, и она снова оттолкнула мужчину.

– Уходи, – произнесла она, – уходи от меня подальше. Навсегда. Навечно! Кань в лету! Пожалуйста, уходи… Убирайся!!!

Она толкнула его, и Деймон, сделав несколько шагов назад, еще несколько секунд смотрел на девушку, которая, закрыв лицо руками, села на диван. Ему надо бежать. Сейчас!

Сальваторе бросается вон из дома. Подальше от нее. Куда нибудь на забытое всеми шоссе, по неизвестной дороге в неизвестном направлении.

Ему нельзя не то что смотреть на нее! Ему нельзя просто быть в одном городе с ней. Четвертая передача, педаль газа, открытые окна, в которые проникает ледяной воздух. Музыка погромче! Так, чтобы децибелы разрывали барабанные перепонки! Чтобы голова болела от этой громкой музыки!

Лишь бы только не слышать крики души.

Вдаль! От нее подальше. К потерянному, всеми забытому шоссе! Забыть! И больше никогда в жизни и ни за что ни к кому не привязываться! Стать циником, ублюдком! И не позволять своей душе чувствовать жить!

Драгоценная апатия, Черствость к жизни, Цинизм! Я возвращаюсь к вам.

====== Глава 20. My lady. ======

В порванном платье она сидела возле огромного камня и смотрела в Небо, словно в Вечность. В руках сжимала красный, шелковый платок, будто это был оберег, будто это был новый стимул… Растрепанные волосы ниспадали на обнаженные плечи. Платье порвано, тело в синяках, а душа в шрамах… И если бы душевные раны оставались на теле, мы бы все были уродливыми! Хотя бы, какая-то часть из нас! Луч света прожектора освещал ее, создавая метафору луча надежды. Вокруг было темно. Весь зал замер, зрители забыли как дышать… Как и режиссер этой постановки. Девушка выдохнула и, опустив взгляд, медленно поднялась. Платок еле-еле она держала пальцами, что символизировало лишь одно: оберег для героини больше не имел смысла… Он потерял свою ценность.

– Если я когда-нибудь тебя прощу, пусть это будет в дождливом ноябре, когда птицы покидают наш серый город, а природа умирает…

Ее голос был тих, будто девушка смирилась с участью и не верила в свои слова. Она говорила это тихо и спокойно. Девушка вновь повернулась в сторону света прожектора. Публика, включая зрителей, режиссера, сценариста, даже звукооператоров и осветителей – все замерли. Такой пьесы не было уже давно. Такого фурора больше никогда и не будет.

– Пусть будет лить дождь, повсюду будет грязь, и сгнившие листья будут прилипать к подошве ботинок, – она чуть покачнулась, словно подкосились ноги. Но шатенка устояла. – Пусть не будет этого солнечного мая! Тепла! Сентиментальности! Если я когда-нибудь тебя прощу, пусть вокруг будет серо! Зачем? – она усмехнулась и вновь опустила взгляд.– Чтобы не природа раскрасила наше примирение. Но ты…

Вдох. Выдох. Платок девушка приподнимает над головой, а потом опускает и кидает на пол. Она вновь покачнулась и вновь устояла. Как сломанная птица, как раненый воин! До самого последнего конца…

– Если ты когда-нибудь меня простишь, пусть это будет в тот день, когда на небе взойдет еще одна луна, а солнце спрячется за облаками и тучами! – голос стал чуть громче. – Пусть создастся впечатление, что солнце просто было свергнуто с небесного пантеона! И больше никогда-никогда не взойдет! – девушка подняла руки к небу и пала на колени. Все зрители вздрогнули и лишь сильнее напряглись.

– Зачем? – она смеется, вернее, хохочет, как умалишённая, как потерявшая здравомыслие обольстительница! Это был какой-то отчаянный смех… Когда долгое время бежишь от себя, от чувств, от любви, а потом резко останавливаешься, становится невыносимо больно… И усталость сваливает с ног, сердце отбивает свои последние удары. Это состояние называется «агония». Девушка хохотала, как будто она не была актрисой, как будто она была реальной жертвой жестокой любви.

– Пусть Ра проиграет свою битву с Анубисом! Пусть он познает горечь поражения! Я желаю, чтобы ты, Ра, проиграл! – закричала она во все горло так, словно это была ее мольба высшим Силам. Все вздрогнули, и наступила окончательная тишина.

Помолчав, девушка опустила руки и оперлась ими о пол. Несколько секунд для того, чтобы отдышаться…

– Чтобы не солнце осветило наше примирение, – прошептала мученица, – чтобы не оно согрело тебя. Но я…

По лицу некоторых зрителей потекли слезы. Здесь не было ни единого, кто бы не испытывал сейчас тех же эмоций, что и главная героиня. А та, между тем, прислонилась к камню, как к самому любимому и дорогому человеку.

– Если мы когда-нибудь снова полюбим, то пусть это будет во время апокалипсиса. Я согласна погибать с тобой в последние дни нашей Вселенной… – девушка встрепенулась и вновь поднялась на ноги, но смотрела не на луч, а в темноту. – Ну а пока на улице солнечный май… А на небе улыбчивое солнце… Мир только в самом рождении!.. Он так молод в бесконечности этих веков!.. Знаешь, – девушка обратилась к зрителям, резко подойдя к самому концу сцены. – Это произойдет нескоро, а я не знаю, улыбаться этому или плакать от горя... – В глазах был страх. Она схватила платок и, прижав его к груди, снова вернулась к зрителям. – Когда мы простим, мы снова полюбим! – тон голоса вновь повышается. – Снова станем грешниками, падшими ангелами… А сейчас мы в покое, тишине и спокойствии, – девушка отвела взор своих удивительных глаз и сделала несколько шагов назад. – Так, что выбирать мой милый друг? Я не знаю… Как там говорилось? «Мне очень нравится этот глагол – сопротивляться». Знаешь, в нем есть великолепие!

Ее игра была жизнеподобной. В ее глазах не было наигранности. Создавалось чувство, что актриса забыла, где она, что она срослась со своей ролью, стала своей героиней.

– Почему? Потому что… он агитирует, призывает! – безумная улыбка, а потом опять страх. – Он заставляет мое сердце биться. Мое мертвое сердце. Это слово, оно… оно мое… Сопротивляться моим чувствам к тебе? – гласно молвила актриса. – И воспарить на самый верх! К самой вершине пьедестала! Стать дорогим человеком и дешевой душой!? – во все горло закричала она. Женщины утирали глаза платком, а мужчины крепко сжимали ручки сидений. – Или пасть в самую пропасть твоей всепоглощающей и безумной любви? Стать бесценной душой, но падшей, ибо никто тут не признает любовь…

Вновь тишина, вновь робость и покорность. В этой девушке на сцене вера боролась с действительностью. Когда девушка срывалась на крик – это страдала душа. Когда голос сникал до шепота – примирение… И оба эти состояния были великолепными! На время Елены не стало. Осталась лишь ее героиня. О чем думают актеры во время своего выступления? Актера не остается на самом деле. Остается лишь его герой.

– Если я когда-нибудь тебя прощу, пусть это случится тогда, когда я разучусь любить! – девушка, сжимая платок, стала метаться по сцене, как олигархи, которые понимают что вот-вот потеряют свое состояние. – Мне будет чуждо любое стремление к чувствам! И я отключу эмоции! – переливы голоса с крика на шепот заставили и сердце режиссера дрогнуть. – Чтобы простив тебя, больше никогда не сметь тебя полюбить! Я не хочу воспарить! Не хочу пасть!

Девушка резко остановилась. Елена смотрела в пустоту. Взгляд был стеклянным. Она поднесла платок к лицу, а потом откинула его с какой-то злобой, с каким-то омерзением. Шатенка отпрянула от него, как от огня. Затем она перевела взгляд на луч, на зрителей… А потом на пустоту. И ледяным, холодным голосом завершила свою речь:

– Сегодня день моего перерождения, – так произносит тосты великий полководец, который сумел покорить народ и захватить земли. – И я загадываю мое единственное желание вслух, ведь, как сказал О. Ж. Грант*, желания исполняются только тогда, когда их загадывают вслух. Тебе интересно знать, что же я загадала? – усмехается. – До конца этой безумной вечности любить тебя, но больше никогда не сметь мечтать о нас.

Из-за кулис вырывается еще один герой и выстреливает в девушку. Она прогибает позвоночник, смотрит вверх, а потом падает на сцену замертво. Кулисы закрываются.

Зал взрывается. Все поднимаются с криками: «Браво!», «Великолепно!». Кто-то плачет, кто-то кричит во все горло, как это было здорово. Из-за кулис выходит весь актерский состав, включая режиссера и сценариста. Они представляют актеров, а в конце актеры представляют их.

Елена смотрит на всю эту публику с улыбкой. В ее руках цветы, а улыбки и крики этих людей, которые аплодируют стоя – затмевают любой Оскар. Самое важное – это признание. Девушка хлопает, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. Когда представили ее, зал просто взорвался.

Спустя некоторое время, актеры переодевались в гримерной, обсуждая премьеру спектакля, который произвел фурор. Конечно, Елена знала, что здесь буду ее недоброжелательницы и завистницы, но без этого никуда. Девушка переоделась и хотела было уходить, но в гримерку вошли и сказали подойти к директору. Гилберт попрощалась и, взяв сумку, направилась в кабинет.

Войдя, девушка увидела улыбающегося директора. Элайджа Гиллис встретил девушку с таким криком, что Елена всерьез заволновалась о своем слухе. Обняв актрису, он отстранился и похлопал ее по плечу.

– Я утвердил тебя на главную роль нового спектакля! Ты ведь не откажешься?

Елена покачала головой.

– Нам надо это отметить!

– Нет, я... домой поеду. Спасибо… Правда, я устала.

– Хорошо! – вновь громко закричал Гиллис. – Отметим на выходных.

Улыбнувшись, девушка попрощалась и вышла.

Свежий воздух наполнил легкие. На губах вновь возникла улыбка. Огни вечернего города были ярче звезд. Машины, стремительно проносящиеся мимо, как и люди, улучшали настроение. Спустя некоторое время к театру подъехал автомобиль. Елена открыла дверь и села внутрь. Она захлопнула дверь и перевела взгляд на водителя, который внимательно смотрел на свою подругу.

– Ты произвела фурор! Что дальше?

Ее статус теперь высок. Лучшая актриса лучшего театра Майами. На построение этой карьеры ушло около двух месяцев. Короткий срок, большие результаты. Елена улыбнулась и, откинувшись на спинку кресла, перевела взгляд на окно. Не окончив учебу в театральном, построить карьеру! Этого добивается не каждый…

– Можешь отвезти меня домой? Я хочу отдохнуть.

Он улыбнулся и вывел машину на проезжую часть.

Прошло два месяца с момента разрыва отношений с Деймоном. До сегодняшнего монолога Елена избегала мыслей о нем. А что сейчас? На следующее утро после ухода Сальваторе, девушка собрала вещи и покинула отчий дом. Елена заняла денег, устроилась на работу, пошла на пробы и устроилась в театр Гиллиса. Девушка любила то, что она делала. Отношения с матерью? Ну, они окончательно ухудшились. Звонили друг другу они из вежливости раз в две недели. Говорили натянуто… Два месяца, чтобы вылечиться! А вылечилась ли? Да. Этого хватило. Наверное…

Приятный голос K-Maro на радиостанции развеял меланхолию. Девушка перевела взгляд на парня, который спокойно вел автомобиль. Улыбнувшись, она развернулась к нему и несколько минут пристально сканировала взглядом. Водитель ощущал себя как под микроскопом, но запретить ничего не мог.

– Я же не могу ответить тебе взаимностью… А ты продолжаешь приезжать за мной, встречать… Я чувствую себя полной сукой.

Он усмехнулся и провел вести автомобиль.

– Желания имеют огромную мощь, – произнес он уверенно.

– Ты оптимист.

– Можешь называть это так, если тебе нравится…

Елена приблизилась к парню. Ее запах сводил его с ума, и парень еще крепче вцепился в руль. Он старался сконцентрироваться на дороге, но эта цыганочка сводила его сума. Она была его личным палачом.

– Ты хочешь угодить?

– Прекрати…

– Мне просто непонятны твои мотивации.

Он резко поворачивает руль направо и выезжает на обочину. Жмет на тормоз, ставит на ручник и блокирует дверь. Елена остается недвижимой и переводит взгляд на цыганку, которая стала за последнее время дерзкой и даже жестокой. Шатенка усмехается.

– Решил напугать?

– Нет. Действовать.

Парень приближается к девушке и, хватая ее за талию, прижимает ее сильно к себе. На секунду в глазах Гилберт появляется страх, а потом страх исчезает, а на устах появляется усмешка. Ее ничто не сломит!

Макс Аттум после разрыва с Сальваторе стал хорошим другом, часто вывозил девушку в открытое море. Он не стеснялся говорить о своих чувствах, пытался соблазнять, очень красиво ухаживал. Елена была благодарна ему за всю его поддержку, ведь он оказался рядом, когда все отвернулись, хотя… с Деймоном было тоже самое… И что делать? Оттолкнуть. Елена больше не хотела влюбляться и убивала в себе малейшие чувства, которые иногда пробуждались к этому парню.

– К чему все это, Елена? – он властно держал девушку за талию, прижимая к себе все ближе и ближе. – Зачем играешь со мной? К чему эти свидания?

– Ты – мой проект.

– Он не вернется. Доверься мне…

Мужчина потянулся к ее губам, но Елена уперлась руками в его грудную клетку и отвернулась. Это рефлекс. Обожжешься кипятком, и второй раз не потянешься. А в жизни есть то, что намного приятнее поцелуев и ласк…

Аттум был уверен, что Сальваторе бросил ее, что разбил ей сердце. Елена и не спорила.

– Прости, – вдруг произнесла она. – За все эти грязные слова, такие как «проект», «невзаимность»… Прости! – Девушка оттолкнула парня и внимательно посмотрела на Макса. – Но ты забыл, кто я! Мы разного склада! Понимаешь?

Аттум ответил, что и ОН был другим… Но ведь Деймон был ее отцом. Значит, они были больше, чем просто похожи. Елена отвела взор своих глаз и, сев ровно, спокойно и холодно проговорила с акцентом:

– Я устала. Отвези меня, пожалуйста, домой.

– Ты любишь, чтобы тебя добавились?

Она ничего не ответила. Парень завел автомобиль, и они снова двинулись навстречу этому холодному городу.

Поддаваться страсти больше не хотелось. Отношения – это вообще самое бездарное, что есть на земле. Елена усмехнулась… Когда-то она говорила Сальваторе, что невозможно разучиться любить. А теперь понимает, что это вполне реально.

Вдох. Выдох. Нет. Больше ни секунды мысли о нем. Все в прошлом. Надо жить дальше. Девушка перевела взгляд на Макса и тут же отвела взор. Когда автомобиль остановился возле особняка, Елена открыла дверь, но, развернувшись к Максу, произнесла:

– На этих выходных Гиллис планирует отметить премьеру… А когда Гиллис хочет что-нибудь отметить, это всегда бывает грандиозно, – девушка взглянула на мужчину. – Если хочешь, можем пойти туда вместе?

– Зачем? Чтобы ты опять не позволяла к себе прикасаться?

– Позволю, – девушка приблизилась к Аттуму и, поцеловав его в щеку, покинула салон автомобиля. Елены открыла дверь и скрылась в доме. Что ж, он пойдет с ней… Ему надо покорить ее сердце.

Комментарий к Глава 20. My lady. * отсылка к фильму “Трасса 60”

====== Глава 21. Следом. ======

Струнный инструмент создавал красивую, великолепную мелодию. Свет был приглушен, а все присутствующие здесь, как и в театре, просто замерли. Их внимание было привлечено красивой девушкой. Нет! Это была не та красота, которую можно назвать понятием «свэг». Нет пафоса, нет никакой крутости и напыщенности. Есть только красота… Девушка, танцующая в центре, была отдана своему делу. В этот раз в танцах Елены не было никаких резких, быстрых движений. Ее тело изгибалось в свете огней под пристальные взоры мужчины и восхищенные (впервые!) взгляды женщин.

Вы только представьте! Играет восточная, медленная музыка, состоящая из сочетания чарующих инструментов: бубна, барабанов, дудука… Музыка, тусклое освещение, направленное лишь на одну танцовщицу.

Она не похожа на тех девушек, которые, владея своим телом в танце, привлекают не меньшее внимание. Нет! Хоть Елена практически обнажена, но эта ее обнаженность придает магии, таинственности и неизвестности. Все ее движения грациозны, точны, прекрасны… Длинная юбка черного цвета из шифона, которая украшена поддельными монетками и украшениями… Сквозь тонкую материю можно узреть стройные ноги и даже белье. На щиколотке левой ноги золотой браслет с бубенчиками, который звякает при каждом движении. На груди – красивый топ, закрывающий зону декольте, руки и плечи. Однако раскрыта ровная спина, и посетители могут полюбоваться безупречной осанкой сей танцовщицы. Руки в многочисленных браслетах. Волосы собраны в красивую прическу и украшены многочисленными заколками. Цвет одежды – темный, но эти украшения, открытые участки тела осветляют образ.

И в полумраке звяканье украшений, изгибы тела и эти дивные танцы заставили всех посетителей забыть обо всем на свете. Они окунулись в гармонию потрясающего мира. Цыганского мира. Мира непокорности и великолепия.

Элайджа восхищался, нисколько не скрывая этого. Он понимал, что нашел самородок. И дело даже не в том, что Елена – воплощение грации и изящества, что она – цыганская девушка, владеющая языком танца. Гилберт была талантлива. Ее вокальные данные, танцы и актерская игра были выше всех похвал. Гиллис не собирался упускать такую находку. Для себя он точно решил продвигать эту девочку вперед. И когда она достигнет пика своей популярности, то никогда не забудет, кем был ее учитель… Такие как она не забывают.

Елена танцевала откровенно, привлекательно, но не пошло. Она ни с кем не заигрывала. Она была отдана себе и только себе! Под барабаны, которые наращивали темп, Елена умело виляла бедрами, разводя руки в стороны. Она была изящная. Ее плоский животик, движения бедрами манили всех и каждого. Девушка наращивала темп по мере учащения темпа музыки. Звякание браслетов, шум барабанов и бубна! Елена была великолепна.

Музыка закончились и все громко зааплодировали. Елена остановилась и с улыбкой и опущенным взглядом принимала похвалы, как данность. Она знала себе цену, знала свою индивидуальность, обособленность от внешнего мира… И это был не эгоизм. Это была не гордыня. Это была некая радость, которая возникает у любого, когда его талант искренне воспринимают в обществе. Макс, хлопая в ладоши, любовался девушкой издалека, решив не навязываться на сегодняшний вечер, ведь, «чем меньше женщину мы любим…»

Элайджа с возгласом говорил комплименты, а потом поднес бокал цыганке. Она не хотела напиваться, но не выпить с Гиллисом было чревато последствиями.

– Идея нового спектакля ошеломительна! – заговорил он, перебивая рассказ какой-то своенравной девушки. – Ты произведешь больше впечатления, если сыграешь роль лицемерной суки.

Елена прищурилась. Если честно, после такого сложного спектакля ей хотелось чего-то легкого. Вот почему все актеры, рано или поздно, ступают на кривую дорожку? Их утомляет не столько популярность, сколько роли. Только представьте! Каждый день становиться чужим человеком, внедряться в амплуа другого образа, произносить слова по сценарию… Елена почувствовала усталость. Этот вечер длился уже полтора часа, и за это время Гилберт стала ощущать себя совершенно опустошенной. Казалось, что и Гиллис, Аттум и все остальные просто выпивают жизнь.

Гилберт пыталась вникнуть в слова Гиллиса, что удавалось плохо. Шатенке стало не по себе от своего внешнего вида. Она захотела переодеться, убежать отсюда…

Но веселье только начинается.

– Я бы хотел отдохнуть стояще. Поэтому и решил устроить шоу.

Место, в котором директор решил отметить фееричную премьеру, было расположено в центре города. Развлекательный комплекс для элиты. Елена с детства привыкла к роскоши и не кричала на каждом шагу: «Ой, я вовсе не мечтала о таком!». О богатстве думает каждый. И Гилберт поначалу нравились первые пьесы в театре, первые падения, и первый грандиозный взлет. Это было потрясающе! А сейчас девушке хотелось глотка свежего воздуха…

Так вот, этот комплекс, в котором и отдыхали актеры, был в самом центре Майами. Он включал в себя бассейн, огромную комнату для пиршеств, комнату чуть поменьше, оборудованную под бар и танцпол, а еще здесь была маленькая площадка. Для чего – Елена не знала. Силовые бои Гиллис вряд ли любит, если только женские...

Пока Елена предавалась мыслям, свет погас и прожекторы направили свои лучи на эту самую площадку. На нее вышло двое человек в костюмах и масках. Шатенка, склонив голову на бок, внимательно пригляделась. В первые дни своего прозрения ей хотелось объять необъятное, и сейчас ей казалось, что не весь мир удалось познать. Такого дресс-кода Гилберт еще не видела. Она отступила назад, заметив, что все замерли и с воодушевлением смотрят на сцену.

Здесь было жарко, несмотря на то, что девушка была практически раздета. Елена была голодна и девушку мучила жажда.

Двое людей поднесли длинные палки и встали в какую-то стойку. Елена улыбнулась и эту потрясающую улыбку Аттум не мог не заметить. Он понимал, что Елена – его Атлантида. Нечто фантастическое, великое и недосягаемое. Но Макс не собирался отступать.

Послышался скрежет металла и двое людей оголили мечи. Это было фехтование. Гилберт затаила дыхание. Такой красоты она еще не видела ни разу. Лиц противников не было видно, но их грация, их сила и мужественность влюбляли. Гилберт улыбалась, смотря за соприкосновением лезвий мечей, и скрежет металла заставлял сердце биться сильнее. Это было великолепно и про себя девушка поняла, что все, окружающее ее – есть величайшее искусство. А разве не так? Потрясающая схватка, битва, где нет кровавого мяса, где нет разбитых лиц и насилия. Да! В былые времена люди были более духовными.

Под классическую музыку, под скрежет метала, которые появлялся от соприкосновения саблей, с улыбками на лицах, все наблюдали за искусством. Не было видно эмоций противников, и их битва от этого становилась еще шикарнее. Девушка оглядывала их, оглядывала публику, понимая, что несмотря на усталость, ей нравится быть в этом обществе. Оно высокое, организованное, духовное… И нет падших, нет пьяниц и бродящих цыган. Есть только тонкий мир искусство, которого можно коснуться пальцами.

Битва была окончена, и весь этот зал взорвался бурными аплодисменатами. Были слышны крики женщин, басы мужчины и возгласы Гиллиса. Елена улыбнулась. Этот человек никогда не унывает.

– Я хочу выпить.

С этими словами она направилась к столику с напитками, но вместо вина и коньяка, девушка выпила стакан холодной воды. Ей нравилось это общество! Но почему-то все равно ощущался дискомфорт, а желание сбежать отсюда становилось сильнее и сильнее.

Девушка среди глума и шума услышала знакомый голос. Она замерла, начиная прислушиваться. Это был забытый в памяти голос… Голос, который Елена когда-то знала, который когда-то любила.

Она вспомнила! Сердце забилось сильнее. Прошлое нагнало! Несмотря на то, что девушка скрывалась уже вот несколько месяцев, несмотря на то, что вылечивала душу, прошлое нагнало! Бесполезно бежать от двух вещей: от прошлого и от себя.

Елена стояла, боясь пошевелиться. И как он здесь оказался?

– Елена! Вот она! Иди сюда.

Знакомый голос приближался, а запах этих духов вызывал неприятные ассоциации. Как же порой хочется забыть про прошлое, стереть его из памяти. Но прятаться бесполезно. Девушка выдохнула и, приняв непроницаемый вид, резко обернулась.

Он оглядел свою бывшую внимательным взором, стараясь быть таким же безразличным и холодным, как и она. Это удалось. Елена осталась непокорной, красивой, потрясающей, талантливой. А он? А он пустился в мир криминала, погружаясь в грязь.

– Тайлер Локвуд, – цинично улыбнулся он и протянул руку.

– Елена Гилберт, – ответила девушку, но, спрятав руки за спину, обратилась к Гиллису. – Мне надо удалиться…

Шатенка улыбнулась ему и прошла мимо Локвуда, оставляя после себя аромат своих тонких, изысканных духов.

Еще один стакан холодной воды. Еще один бокал виски. Надо было притупить боль от всплывших и нахлынувших воспоминаний. Все, чего она желала сейчас сильнее всего – чтобы Тайлер исчез не просто из ее жизни, из ее мыслей, ведь они влекли за собой воспоминания о другом человеке… Шатенка выдохнула. Уходить нельзя. Оставаться невыносимо.

Макс! Елена обернулась в поисках Аттума, но вместо этого наткнулась на Локвуда. Все-таки общение с Сальваторе дало свои плоды. Елена приняла вид спокойной, непроницаемой девушки и, выдохнув, скрестила руки на груди. Сердце бьется ровно… И когда-то она любила этого человека! Какой-же стыд…

– Ты неплохо устроилась, – спокойно проговорил он, наливая себе бокал виски. – Ты всегда любила роскошь…

Елена хмыкнула, но ничего не ответила, продолжая выискивать глазами Макса, который как сквозь землю провалился. И почему, когда он нужен, он где-то пропадает?..

– Ты знал, куда шел?

– Естественно.

Засунув руку в карман, а другой сжимая бокал, Тайлер с ухмылкой уставился на шатенку, которая пыталась сохранять самообладание. Локвуд усмехнулся, вспоминая былые времена…

У материалистов существует понятие «отрицание отрицания». К примеру, один начинающий писатель создал по его словам «шедевр» и, несомненно, гордился им. Спустя какое-то количество времени, он перечитывает его и видит изъяны, испытывает недовольство, разочарование. Сейчас Елена переживала ту же стадию. Она оглядывалась назад, понимая насколько же глупа была ее первая любовь! И нет даже Великой боли! Есть разочарование…