Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Зия Самади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– Хорошо. – Заман старался запомнить каждое слово Пазыла. Душа его переполнена была радостью и от встречи со старшим другом, которого он искренне любил, и от сообщенных им новостей, и от значимости той частички общего великого дела, которая поручена ему.

– Времени у нас в обрез. Мне нужно добраться до гор сегодня. Давай попрощаемся. – Пазыл обнял и поцеловал юношу.

Когда они догнали караван, он сказал:

– Будь осторожен, Заман. Ты еще молод, не торопись в делах и решениях.

Машина, притормозив на несколько секунд, пока вышел Заман, рванулась вперед.

Глава восьмая

1

Шэн Шицай постепенно завоевывал доверие Цзинь Шужэня, становился незаменимым советчиком в наиболее важных делах. Он проявил себя как деятельный исполнитель указаний чжуси. Шэн Шицай точнее других определил сущность кумульских событий, он же послал тайных лазутчиков в Кумул, Кульджу и Кашгар. Более того – в самом Урумчи он раскрыл группу, сочувствовавшую кумульским повстанцам…

Усилия Шэн Шицая не пропали даром: Цзинь Шужэнь открыл ему дорогу к высоким постам. С сегодняшнего дня Шэн Шицай перестал быть просто советчиком: он вступает в должность цаньмоучжана – начальника штаба всех войск провинции. И в этом новом качестве он должен сделать на военно-административном совете доклад о положении в Синьцзяне. Несколько дней посвятил Шэн Шицай сбору материалов, тщательно проанализировал сообщения своих лазутчиков. Наступил час, когда нужно было во всем блеске предстать перед соперниками по карьере, показать им свою хватку.

– Сегодняшнее военно-административное совещание, – начал Цзинь Шужэнь, – будет посвящено сложной обстановке в Синьцзяне. Перед тем как открыть его, я хочу объявить о назначении Шэн Шицая на пост начальника военного штаба.

Участники совещания замерли от неожиданности. Они, конечно, не могли пойти против решения председателя, но каждый был сам не прочь занять этот пост.

– Что же вы сразу примолкли? – холодно усмехнулся Цзинь Шужэнь. – Что скажет Ван-цаньмоучжан?

Ван, которого только что внезапно отстранили от занимаемой должности, понимал, что дальнейшая его судьба будет зависеть от покровительства Шэн Шицая. Поэтому, стремительно вскочив, он заявил:

– Господин Шэн Шицай вполне достоин этого поста.

Всем остальным ничего не оставалось, как поздравить с назначением нового начальника штаба.

Шэн Шицай встал с места:

– Хотя мои способности весьма ограниченны, я обещаю оправдать доверие его превосходительства, возложившего на меня новые обязанности! – Он вытянулся в струнку и по-военному отдал честь.

– Благодарю, Шэн-цаньмоучжан! – Цзинь Шужэнь подчеркнуто произнес новое звание. – А теперь давайте послушаем доклад. Пожалуйста!

Шэн Шицай раскрыл папку:

– Господа! Ясно одно: куда ни ступишь, земля горит!

При этих словах Цзинь Шужэнь в знак одобрения наклонил голову, и Шэн Шицай уверенно продолжал:

– Разбойник Ходжанияз готовится овладеть Кумулом – так они называют город Хами. Мы располагаем сведениями, что мятежник ищет объединения с Ма Чжунином. Если головорезы Ма вступят в Синьцзян, наше положение станет очень тяжелым… Не лучше обстоит дело в других округах провинции. В Хотане – Шамансур, в Кашгаре – Сабит Дамолла, в Аксу – Томур, и все они подстрекают народ к бунту. Наиболее опасен Сабит Дамолла, обучавшийся в Египте, он имеет большое влияние среди мусульман. Кульджа тоже очень тревожное место, этот город превратился в гнездо инакомыслящих.

– Мне кажется, – сморщился Цзинь Шужэнь, – вы чересчур преувеличиваете опасность Кульджи.

– Возможно, я сгущаю краски, но по отношению к Кульдже нельзя терять бдительность ни на минуту. Там обосновалось немало интеллигенции, получившей образование за рубежом – в Турции, в арабских странах, Англии, Германии, России…

– Подождите! – Цзинь начал раскуривать трубку. – Вы всерьез считаете этих людей опасными?

– А как же? Они находятся под влиянием заграницы и не желают мириться с бедственным положением своего народа. А просоветские элементы? Вот где главная опасность! Подрывную организацию «Дярняк» разгромили еще в 1924 году, но кто поручится, что корни ее вырваны до основания? В Кульджу из-за рубежа выписываются журналы: «Туркестан» из Турции, «Путь наций» из Германии, «Новый японец» из Японии. Они превратились в каждодневное чтиво интеллигенции. Допустим, это не столь опасно, однако нельзя не учитывать влияния красной литературы, господа!

Цзинь скривился:

– И какими путями попадает в Синьцзян этот яд.

– Литературу привозят обучающиеся за границей, путешественники, торговцы…

– Пресечь! Пресечь! – крикнул Цзинь, ударив пухлым кулаком по столу.

Чиновники многозначительно переглянулись. Они давно посмеивались над недалекостью председателя, усердно занимавшегося лишь собственным обогащением.

– Да, положение серьезное, и трудности очевидны. А есть ли у докладчика какие-нибудь конкретные предложения? – прозвучал ехидный вопрос. Его задал генерал Цзинь Чжун, пользовавшийся влиянием среди офицеров гарнизона Урумчи.

– Разумеется, есть! – коротко ответил Шэн Шицай.

– Говорите! – приказал председатель.

– Нужно увеличить численность войск, заново переформировать воинские части; нужно, используя белогвардейских офицеров, бежавших из России, создать эмигрантский полк; нужно преградить Ма Чжунину путь в Синьцзян и не допустить его объединения с Ходжаниязом. В местах возникновения волнений объявлять военное положение и проводить суровые карательные меры; использовать для предотвращения волнений и борьбы с ними местную знать и духовенство…

– Это очень серьезные, ответственные мероприятия, и приступать к ним, не согласовав с центром, нельзя, – прервал докладчика Тао Минью, считавший себя представителем центрального правительства и проводником его политики.

Шэн Шицай решил дать ему отпор:

– Всем известно, что в непосредственном управлении Синьцзяном нашей главной опорой является господин чжуси. Он осуществляет волю центра, который сейчас поглощен своими заботами и военной помощи нам не окажет. Мы должны опираться на собственные силы и руководство уважаемого Цзинь Шужэня.

– Я согласен с докладчиком, – поспешно заявил председатель, предотвратив тем самым возражения участников совещания.

– Не считаться с мнением господина чжуси, безусловно, нельзя. Но, увеличив численность войск, усилив политический нажим, не вызовем ли мы еще большую ненависть народа? – Цзинь Чжун все же осмелился выступить в поддержку Тао Минью. – А вооружив русских эмигрантов, не создадим ли больших осложнений для самих себя?

– А что предлагаете вы?

– Думаю, что полезнее проводить более умеренную политику…

– В данной ситуации это невозможно! – оборвал его Шэн Шицай. – Сначала необходимо подавить восстание, а потом уж думать об умеренной политике.

– Шэн-цаньмоучжан прав, – заключил чжуси.

Все предложения Шэн Шицая были приняты, несмотря на противодействие оппозиционной группы, затаившей в душе ненависть к новому начальнику штаба…

2

Шэн Шицай с удовольствием рассматривал себя в зеркале: на его стройной фигуре превосходно сидела новенькая военная форма с петлицами генерал-лейтенанта. Да, он добился того, о чем мечтал, но желания его уже не ограничивались достигнутым. «Я должен быть командующим войсками», – подумал он и улыбнулся своему отражению в зеркале при мысли, что это вполне достижимо. Наконец он отошел от зеркала и нажал на кнопку. Из-за боковой двери неслышно появился адъютант:

– Слушаю, господин цаньмоучжан!

– Конь готов?

– Готов, господин цаньмоучжан!

– Подай перчатки!

– Пожалуйста, господин цаньмоучжан! – Адъютант протянул белые перчатки.

Шэн Шицай натянул их на ходу. Во дворе коноводы держали двух лошадей под английскими седлами. Шэн Шицай легко вскочил в седло и дал шпоры. Конь рванулся.

У северных ворот городской цитадели, перед штабом расквартированной здесь дивизии, Шэн Шицая встретили офицеры. Дежурный по штабу отдал рапорт. Шэн Шицай приказал:

– Ведите!

– Слушаюсь, господин цаньмоучжан! – ответил командир дивизии и зашагал впереди Шэн Шицая к площади, где была выстроена его Дивизия.

Внешний вид колонн привел Шэн Шицая в гнев. Солдаты были разных возрастов, в разноцветной одежде, рваной обуви. Некоторые стояли даже без поясных ремней. Козырьки фуражек свисали вниз, бросая тени на небритые лица. Этих людей никак нельзя было назвать солдатами – просто толпа, наспех согнанная и кое-как построенная в ряды.

– Здравия желаем, господин Шэн-цаньмоучжан! – громко прокричал начальник штаба. Колонны повторили приветствие нестройным, разноголосым гулом.

Лицо Шэн Шицая сделалось каменным. Спрыгнув с коня, он вошел в здание штаба. Здесь в комнатах стояли деревянные кровати, висели умывальники и грязные Полотенца. Шэн Шицай брезгливо поморщился. Ему захотелось плюнуть в лицо командиру дивизии, но он сдержался. Сняв перчатки, он бросил их адъютанту, пригладил дрожащими от нервного напряжения руками жесткие, ежиком, волосы.

– Сколько солдат отсутствуют?

– По-моему… все н-на месте…

– Ложь! – заорал Шэн Шицай.

Командир дивизии от испуга лишился речи.

– Не будем скрывать, отсутствует двести тридцать человек, – выступил вперед начальник штаба дивизии.

– А оружие?

– Оружие полностью, однако…

– Что «однако»?

– Много негодных винтовок…

– А седла, сбруя?

– Насчет этого…

– Ясно! – Шэн Шицай уставился на командира дивизии. – Половина ваших солдат к службе не пригодна. Как можно при таком положении назвать вас воинской частью?

Командир, не поднимая головы, бормотал односложно: «Да… да… верно…»

Шэн Шицай продолжал:

– Выделенными средствами вы набили карманы, а этот сброд собрали на улицах и выстроили в колонны. Хотели провести меня, так?

Голова командира склонилась еще ниже. Слова Шэн Шицая попали в самую точку.

– Да если вас в таком виде послать в Кумул, там вас, мерзавцев, перебьют, как кроликов! – Шэн Шицай вышел на улицу, вскочил на коня. – Даю недельный срок. Если все не будет приведено в порядок, предстанете перед военным трибуналом!

В тот же день Шэн Шицай осмотрел остальные части гарнизона Урумчи. Везде картина была одинаковой. Вечером он написал рапорт на имя Цзинь Шужэня, требуя одних командиров примерно наказать, других отстранить от должностей, поставив на их место надежных офицеров. На следующий день Цзинь Шужэнь подписал приказ. Шэн Шицай спешно сформировал особую бригаду под командованием преданного ему генерала Доу Цзигана, вооружил ее новым оружием и отправил в Кумул, на подавление восстания.

3

Улица Янхан, что делит Урумчи на две части, с утра запружена войсками и повозками мобилизованных возчиков. Колонна вытянулась так, что ей, казалось, нет конца. Когда головой она достигла рощи Уланбай далеко за чертой города, хвост ее только выползал из ворот городской цитадели.

Жителей города охватила тревога. Ларьки, столовые, караван-сараи, двери и окна домов, обычно открытые с раннего утра, сегодня закрыты. Люди, приникнув к щелям, глядели на проходивших солдат. Все понимали, что гоминьдановцы решили продемонстрировать силу оружия, попугать народ…

Лишь к обеду люди стали появляться на улицах, перешептываться, собираясь в немногочисленные группки.

– Туго, видать, им приходится – муравейник растревожился! – проговорил пекарь.

– Не шути, друг, солдаты хоть и в повозках, но могут оказаться мастерами ловить зайцев! – предостерег кто-то.

Ему возразил мясник:

– Раз эти вояки не умеют ездить верхом, как им обойтись без повозок!

Раздался смех.

В другом кружке тоже шел оживленный разговор.

– Говорят, мобилизовали пятьсот телег. Досталось же беднягам возчикам!

– Не беспокойся, и до тебя дойдет черед. Как бы завтра-послезавтра не заголосил от налога! – проговорил портной.

– Эти сволочи мобилизовали все телеги, пришедшие из Кульджи, вместе с их хозяевами!

– Видно, кумульские смельчаки дали им жару! – предположил сапожник.

– Эй вы, осторожнее! Бородки бы свои не обожгли! – предупредил водовоз, везший на ослах бочки с водой. – Вон посмотрите!

Из крепостных ворот выехала группа вооруженных всадников. За ними появились две телеги, окруженные пешими солдатами. На телегах сидело человек десять со связанными руками и налепленными, на спины листками бумаги в форме пули. Процессия остановилась на площади. Кто-то крикнул:

– Будут расстреливать! – и сразу же по улицам прокатился гул, горожане устремились к площади из всех улиц и переулков. Собралась большая толпа.

– Люди! – крикнул переводчик, взобравшийся на заранее приготовленное возвышение. – Вот эти, сидящие в телегах, – разбойники, которые, подобно кумульским грабителям, пытались сеять смуту в Урумчи!

– О боже!.. – раздался вопль, и над толпой покатился тревожный ропот.

Крик переводчика: «Успокойтесь!» – не дал результатов. Толпа немного притихла лишь тогда, когда офицер, который должен был зачитать приговор, дважды выстрелил в воздух.

– Среди них, – продолжал переводчик, – есть и те, кто выступил против правительственных налогов. Они тоже приговорены к расстрелу…

– О бедные люди…

Вновь усилилось волнение, и людской поток двинулся туда, где должна была состояться казнь. Солдаты встретили толпу винтовками наперевес.

Приговоренных заставили сойти с телег и поставили лицом к стене. Только теперь обреченные на смерть попытались вырваться из рук конвоиров. Они кричали:

– За что? За что мы умираем?..

Раздались выстрелы. Смертники один за другим повалились на землю…

На площадь опустилась тишина. Тяжелая, страшная, предгрозовая… И тут над расстрелянными возникла фигура в большой чалме. Люди узнали Назара-кази. Он обратился к толпе:

– Люди! Без воли аллаха не умирает даже муха! Этим суждено было умереть – и они умерли. Правительство наше справедливо, невиновных не наказывает! Но если кто провинится – вот что ждет его! Расходитесь!

Казнь была осуществлена по замыслу Шэн Шицая. Он хотел запугать народ, сломить его волю, добиться повиновения. Но ответом ему были ненависть и готовый взорваться гнев…

Глава девятая

1

Вступив на территорию Кумульского округа, Ма Чжунин дал солдатам два дня отдыха. Узнав о прибытии Ма Чжунина, Ходжанияз в тот же день собрался в дорогу. Ма Чжунин встретил его с почестями.

– На пути ислама вы – старший брат, а я младший, – сказал он, поцеловав полу халата Ходжанияза.

Эти слова тронули до глубины души доверчивого полководца гор, и он со слезами на глазах прижал к груди «младшего брата».

– Ты крыло моего полета!

Ма Чжунин, склонив голову, ответил:

– Да, это так.

Ходжанияз, как ревностный последователь учения пророка Мухаммеда, предложил:

– Нашу первую вечернюю молитву давайте прочтем здесь, на месте нашей встречи.

– Хорошо. Просим вас быть предстоятелем в молитве – имамом, – согласился Ма.

После молитвы они вошли в шатер.

– Мы, цинхайские дунгане, – сказал Ма Чжунин, когда все разместились вокруг дастархана, – перед едой подносим почетному гостю чашу танши[19]19
  Танши – просяная патока.


[Закрыть]. Это знак кровного родства. Прошу вас, Ходжа-ака, – он протянул чашу.

Поблагодарив, Ходжанияз принял чашу в обе руки и отпил из нее. Пазыл, Сопахун и Палтахун тоже отведали танши.

– Странно, что мы в гостях у вас. Это вам полагалось бы оказаться нашими гостями, – сказал Пазыл.

– Теперь между нами не должно быть «твое – мое», – улыбнулся ему Ма Чжунин.

– Я хочу сделать вам небольшой подарок. Прошу принять его.

Ходжанияз подал знак Сопахуну. Тот, выйдя, подвел к шатру стройного белого коня, который сверкал глазами и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Этот конь стоит целого города! – восхищенно сказал Ма Чжунин. Он обошел вокруг коня и добавил: – Ходжа-ака, честь, которую вы мне оказываете, выше гор Тянь-Шаня!

– У нас говорят: «Конь – крылья мужчины, дорогая одежда – признак богатства», – с этими словами Пазыл бросил на плечи Ма Чжунина полосатый халат, а на голову надел соболью шапку.

Прием происходил в степи, тем не менее дунгане сумели приготовить разнообразные блюда для угощения. Ма Чжунин не переставая потчевал гостей.

Ходжанияз подметил, что молодой командующий строго соблюдает обычаи и отлично знает, как обращаться к старшему и как к младшему.

Наконец с едой покончили. Принесли густо заваренный чай.

– Если вы не устали, Ходжа-ака, я был бы рад побеседовать с вами, – предложил Ма Чжунин.

– Да, да, конечно…

Ма Чжунин оставил при себе лишь своего помощника Ма Шимина, младшего брата Ма Чина и переводчика.

– Я не имею полного представления о ваших действиях, – сказал Ма Чжунин. – Однако на основе известных нам данных мы составили вот эту карту.

Он кивнул Ма Шимину, тот разостлал карту. Неграмотный Ходжанияз с недоумением разглядывал на ней обозначенные кружками места столкновений гоминьдановцев и повстанцев.

Пазыл, внимательно просмотрев карту, сказал:

– Наши отряды и вражеские войска отмечены точно. Но здесь отсутствуют два полка солдат, направленные врагом в Кумул и Барколь, а также эскадрон, посланный к границам Монголии.

– Это новые данные. Видимо, они появились, когда мы вышли в путь, – ответил Ма Чжунин.

– Да, – подтвердил Пазыл. – Кроме того, стало известно, что особая бригада Доу Цзигана и дивизия генерала Лю Таоцзи держат путь сюда.

– Понятно. Шэн Шицай, став начальником главного штаба, активизирует деятельность! – Ма Чжунин задумался, потом со свойственной ему находчивостью предложил: – Если вы не против, Ходжа-ака, давайте, обойдя Кумул, ударим по частям Доу Цзигана и Лю Таоцзи.

Ходжанияз медлил с ответом. Он любил все делать основательно, постепенно, – как говорится, глотать, сначала хорошо прожевав, – поэтому он считал, что прежде следует овладеть горными районами, потом Кумулом и лишь затем идти на Урумчи. Сразу ему трудно было принять план обхода Кумула и внезапного удара по врагу.

– Пусть враг думает, – продолжал Ма Чжунин, – что мы наступаем на Кумул. Мы же возникнем у него на пути и неожиданным ударом легко добьемся победы.

– С этим трудно согласиться, – в нерешительности проговорил Ходжанияз.

– А как вы смотрите, Пазыл-сяньшэн?

– Кажется, верная мысль. Но двигаться нужно очень быстро и лишь через горы, иначе мы не перережем им путь.

– В бою быстрота всегда обеспечивает победу. А через горные перевалы проведете нас вы, – заключил Ма Чжунин.

Тщательно обсудив все, пришли к следующему решению: часть сил Ходжанияза и Ма Чжунина для отвода глаз пусть атакует Кумул и поднимет против врага местное население – дунган и уйгуров, а главные силы объединенных войск, совершив скрытный переход, ударят по бригаде Доу Цзигана и дивизии Лю Таоцзи, находящимся на марше. Ма Чжунин выделяет для отрядов Ходжанияза двести винтовок.

Увлекшись обсуждением конкретных военных вопросов, Ходжанияз и Ма Чжунин даже речи не завели о централизованном командовании отрядами и административном управлении в освобожденных районах, договорились лишь о совместных действиях и о ведении там дозорной службы – чтобы обеспечить прочный тыл восстания.

На этом первая беседа завершилась.

2

Назавтра после утренней молитвы Ходжанияз собрался в обратный путь. Ма Чжунин выстроил полк солдат и перед строем вручил Ходжаниязу свой личный маузер. Пазыл тоже получил маузер – от Ма Чина.

– Аминь! – прокричал имам войск Ма Чжунина, и возглас этот подхватил весь строй.

Ходжанияз благословил солдат и тронулся в путь. С ними вместе поехали три дунганина-офицера – для военного обучения повстанцев. У Ма Чжунина в качестве проводников остались Палтахун и Самсакнияз.

Юный командующий стоял, не двигаясь с места, до тех пор, пока Ходжанияз не скрылся из виду. Мысли о будущем завладели им. «Ты, густобородый Ходжанияз, мечтаешь стать повелителем этого края! Но нет, у тебя для этого не хватит ума! Только я! Только я смогу управлять этим отсталым краем, – думал он. – Конечно, если ты будешь слушаться Пазыла, ты кое-чего добьешься. Но мы уберем его от тебя… Как бы там ни было, пока что придется сесть с вами на одного коня…» Он резко обернулся к стоявшим позади Ма Шимину и Ма Чину:

– Ходжаниязу отдавать почести, как мне! Внимательно присматривайте за Пазылом.

– Хао! Хорошо! – ответили они разом.

– Пазыл, возможно, приставлен к Ходжаниязу. Если это так, он для нас опасен.

– Разрешите, я его сейчас же…

– Прекрати! – покосился на брата Ма Чжунин. – Испортишь дело, подожди, еще придет время!

– Хао! – по-военному ответил Ма Чин.

– Готовьтесь в путь.

Возвратившись в свой лагерь перед наступлением темноты, Ходжанияз разрешил прибывшим с ним дунганским офицерам отдохнуть, а сам начал осматривать полученные от Ма Чжунина винтовки. Они оказались заржавленными, старыми. Знаменитый охотник, Ходжанияз знал толк в ружьях и не верил своим глазам: ведь только сегодня утром он видел у большинства дунган сверкающие, новенькие японские винтовки…

– Кажется, этот дунганин самый обыкновенный прохвост, – проговорил с горькой обидой Ходжанияз. – Здесь одни черные кочерыжки…

– Когда нет оружия, и за это спасибо, Ходжа-ака! – Пазыл стремился погасить гнев Ходжанияза.

– Из этих кочерыжек выстрели три раза, и ствол раздует… – горячился Ходжанияз.

– Все равно это лучше, чем ничего!

– А вдруг этот дунганин не тот, за кого мы его принимаем?..

Слова Ходжанияза усилили сомнения Пазыла: «И в самом деле, откуда у его солдат новенькие японские винтовки? Японцы дали?.. Тогда выходит, что мы приласкали змею!..»

Пазыл не высказал своих сомнений Ходжаниязу, боясь, что тот все перевернет вверх дном и воевать придется не с гоминьдановцами, а с Ма Чжунином.

– Давайте спать, Ходжа-ака. Бог справедлив. Если у этого дунганина душа темна, бог сам накажет его…

Прохладный горный ветерок взбодрил Пазыла. Он поднялся на вершину холма. Все спят, бодрствуют лишь дозорные. Кругом тишина. Изредка слышны фырканье пасущихся лошадей, далекий вой шакалов. Всю ночь размышлял Пазыл о Ма Чжунине и ничего так и не смог решить. Оставалось уповать на благоприятное будущее: «Дело сделано, поживем – увидим». Только сейчас вспомнил он о письме Замана, полученном накануне. Заман сообщал, что те кульджинские интеллигенты, которых Пазыл назвал ему как возможных единомышленников,

«кроме как о небесном рае ни о чем не мечтают. Я не знаю, на кого опереться и с кем работать. И тем не менее веду пропаганду по мере сил. Простой люд прислушивается к ней. Думаю начать действовать совместно с несколькими друзьями – близкими мне единомышленниками. Но было бы хорошо иметь рядом опытного, влиятельного человека, Посоветуйте…»

Письмо Замана развеяло надежды Пазыла на восстание в Кульдже, как ветер солому. И все-таки еще не все потеряно. Заман прав: надо стараться пробудить народ, его поддержка обеспечит победу. Вот доберется Лопян до Кульджи, будет лучше…

Долго сидел Пазыл на холме и не заметил, как затекли ноги. Он отчаянно захромал, когда встал, чтобы спуститься вниз.

– Что это ты вдруг калекой сделался, Пазыл?

Вздрогнув от неожиданно прозвучавшего вопроса, Пазыл остановился.

– А, это ты, Асылкан? Почему не спишь?

– Да не спится. Давай покурим.

– Давай. – Он протянул Асылкану кисет.

– Ты что-то недовольным вернулся из поездки, Пазыл…

– Откуда ты взял?..

– Разве я не вижу? Очень уж много стал задумываться. И шуток твоих не слыхать.

– Как тут не задумываться… Да ты и сам так ли уж спокоен?

– Говоря честно, – ответил казахский джигит, с малых лет выросший рядом с уйгурами, – с тех пор, как взял оружие, потерял покой.

– Что же тебя тревожит?

– Будет ли толк от нашего дела?

– А ты как считаешь?

– Сам у тебя хочу спросить!

– Приступив к какому-нибудь делу, надо верить в него. Раз начал – доведи до конца.

Асылкану хотелось расспросить о Ма Чжунине, однако он не решился.

– Мы объединились с Ма Чжунином. Но только запомни, Асылкан: в борьбе за освобождение основная тяжесть падет на нас!

– Вот как… – протянул Асылкан.

– Если мы сами – уйгуры, казахи, узбеки и все, кто живет здесь, – не нарушим своего единства, то любые преграды одолеем и победим. Наша сила – в сплочении. Среди казахских братьев ты почаще обращай на это внимание.

– Понимаю.

– А вы перевели мое воззвание на казахский и монгольский?

– Перевели. Переписали по сто штук.

– Отлично! Ты должен выехать завтра на рассвете. Отдыхай…