Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Зия Самади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава восемнадцатая

1

Сопахун оставил на улице вооруженного бойца, а сам вошел во двор. Заман не ждал гостей в такой поздний час, он что-то записывал в дневнике и с карандашом в руке уставился на приятеля.

– Одевайтесь побыстрее, Заман. Махмут Мухит зовет.

– Вот как? Произошло что?

– Не знаю. Но вроде есть какие-то перемены.

– Перемены? Уж не на Тибет ли пойдем? – перевел на шутку Заман.

– В нашем положении и это не исключено.

– А еще какие новости?

– Наверное, новое оружие получим.

– Как это? Правда? – Заман так и замер, глядя на Сопахуна. – От кого? Ничего не понимаю…

– От кого и почему – не знаю. Хаджи-ата приказал Моллахуну принять оружие.

– Значит, в недавних ночных встречах наверняка есть какая-то тайна.

– Не сегодня завтра все станет известно. Идемте.

У Махмута Заман и Сопахун застали Моллахуна, Хамдулла-бека, полковника Амата и известного проводника караванов Зайдина.

– Входи, садись, сынок, – пригласил Замана Махмут. Заман сел рядом с Сопахуном.

– Если век не идет за тобой, ты иди за веком, такая есть, поговорка, – продолжал Махмут. – По обстоятельствам, по требованиям времени в наших целях произошли кое-какие изменения. Мы пришли к официальному соглашению с Шэн Шицаем…

– Что?

Махмут не удивился вопросу, вырвавшемуся одновременно у Замана и Сопахуна.

– Конечно, с первого взгляда эти изменения удивляют, – участливо сказал Махмут. – Но для нас другого пути нет. Заключив соглашение, мы сможем сохранить оставшиеся силы и позиции.

– А есть ли надежда, что китайские чиновники станут искренними друзьями? – спросил Хамдулла-бек.

– Надежда в том, – ответил Махмут, – что в состав нового правительства войдут представители обеих сторон. В Кашгаре сохраняются национальные воинские формирования под моим командованием.

– Начальство видит дальше нас. Потому мы начальству верим. Только…

– Говори, сынок, не стесняйся. И ты ведь занимаешь свое место среди нас, – подбодрил Махмут Замана.

– Сможет ли это «новое правительство» отвечать нашим желаниям?

Старшие не ожидали от Замана такого острого вопроса. Они растерянно переглянулись.

– Будем придерживаться соответствующей требованиям времени политики и отстаивать национальные интересы, – ответил Махмут.

– Все знаем, что положение тяжелое. Просто нет другого выхода, кроме соглашения, – добавил Моллахун.

– Теперь не время колебаться – надо разъяснять другим. По соглашению Шэн Шицай предоставляет нам оружие и снаряжение. За прием его отвечает Моллахун. Зайдин поведет караван. Если и тебя назначим на это дело, Заман, что скажешь? – спросил Махмут.

Заман не ответил. Он сидел, опустив голову. Он не доверял соглашению. Разве не станет их положение совсем гибельным, если Шэн Шицай смошенничает?

2

Юнус-байвачча больше не мог сдерживать ликования. Вновь и вновь перечитывал он телеграмму:

«Достойны особой награды за проявленную активность. До вступления в должность председателя остались считанные дни.

Шэн-дубань».

Юнус завернул ее в шелковый лоскут и бережно спрятал во внутренний карман. В честь такой радости сейчас готовилась пирушка в узком кругу. Он надел дорогой костюм, который носил в Шанхае, и рассматривал себя в зеркале, размышляя о том, что будет делать, когда станет председателем.

Вошла Чжу-шожа:

– Чем занимаешься, Ю-шангун?

На ней сегодня атласное платье, в ушах золотые серьги, на руках круглые золотые браслеты, на голове расшитая цветами тюбетейка – в общем совсем как шестнадцатилетняя девушка. Она была обворожительна, и Юнус не утерпел, поднял ее на руки и закружился по комнате. Потом, продолжая обнимать, усадил к себе на колени.

– И та прожорливая тварь придет? – Чжу-шожа игриво потянула Юнуса за нос.

– Придет. Он не помеха нам с тобой, шожа. А к твоим ушкам ничто, кроме бриллиантов, нейдет. – Юнус коснулся языком похожих на пельмешки ушей китаянки.

– Чтоб порадовать тебя, я оделась по-уйгурски.

– Спасибо! И я из-за тебя лишь скрываюсь, душа моя.

– И я за тобой лишь поехала в эту дыру. Ах, Шанхай мой…

– Осталось недолго. Теперь не Шанхай – Париж, Лондон, Рим… Весь свет объедем. – Юнус прижал китаянку к сердцу.

– Осторожно, спину сломаешь, медведь…

– Тебе надо теперь называть меня чжуси – председателем.

– Нет, из тебя председатель не получится. Ты лао мэй-мэй – старый торгаш!

– Сучка! – В горькой обиде Юнус сбросил ее с колен, шожа шлепнулась возле порога.

– Эй-я! – Она, согнувшись вдвое, жеманно замерла на полу.

Раскаиваясь в своей грубости, Юнус поднял китаянку, уложил на кровать.

– Душенька шожа, не сердись! Прости меня, сделаю все, что захочешь…

Чжу-шожа не двигалась, будто лежала без чувств. Не добившись ничего уговорами, Юнус стянул с нее чулки и начал целовать ноги. Всхлипывания прекратились. «Лижи, старая скотина, лижи. Ты у меня еще не те места оближешь…» – думала она.

Вдруг шожа пнула пяткой Юнуса в лоб и соскочила на пол, Юнус преградил ей путь:

– Куда?

– Пусти!

– Простишь меня?

– Что обещаешь?

– Пару бриллиантовых перстней.

– И только-то?

– Две пары!

– Простила. – На лице ее заиграла улыбка, Чжу-шожа пальцами прищемила Юнусу нос, насмешливо протянула: – Чжуси-и, – и выскочила.

Будто по ее следам, тут же вбежал Турди, размахивая руками:

– Дело плохо! Дело плохо!

– Что, что случилось? Да не маши, говори без причитаний!

– Ибраим… Ибраим… Ибраим попался!..

– Подлец! – бессильно сел Юнус.

Турди даже сейчас, увидев всевозможные яства, не смог сдержать себя, сделал шаг к столу, но остановился из боязни перед Юнусом.

– Как он попался?

Когда разбрасывал листовки.

– Погибли! На первом допросе он все выложит да еще будет глаза таращить. Черт возьми! – Юнус заходил по комнате.

– Можно ли было доверять слабому человеку важное дело?

– Да хватит тебе, – отмахнулся Юнус. Он и так уже бранил себя. – Теперь нам нельзя оставаться, – решил он. – Надо найти укромное местечко за городом.

– Вернее, чем мой сад в Когане, места нет. – Турди снова взглянул на стол.

– Не годится. Надо найти такое место, о котором не знает Ибраим. Если попадемся, Ма Чжунин вывернет наизнанку наши шкуры.

– О святые защитники наши! Не говорите так, байвачча! – У Турди прошла дрожь по рукам и ногам.

– Есть у тебя приятели шейхи среди кладбищенских старцев?

– Ну как же нет, байвачча! Я многих знаю.

– Я спрашиваю не о знакомых, а о надежных, – одернул Юнус.

– Надежен Ислам-шейх при гробнице Аппака-ходжи. Он в каждый рамазан[41]41
  Рамазан – тридцатидневный пост у мусульман, когда разрешается есть только после захода солнца.


[Закрыть] разговляется весь месяц в моем доме. – Турди теперь уверенно подошел к столу. – Я не обедал сегодня, мой желудок обточился, как оселок. – Он ухватил приготовленную под паром курицу.

– Оставьте! – крикнул Юнус. – Надо заботиться о жизни, а вы заботитесь о брюхе.

– Как говорится, принимать еду – наслаждение и выводить еду – наслаждение. – Не обратив внимания на упрек Юнуса, Турди оторвал куриную ножку.

«Тварь!» – с ненавистью подумал Юнус, грубо отстранил его и раздраженно сказал:

– Разыщите сначала своего демона шейха, притащите для троих войлочные одежды одержимых дервишей, а потом уж тяните руки к блюдам!

– Ладно. – Турди, недовольный, вышел.

Юнус взглянул на часы. Восемь. Ворота крепости закрывают в десять. Нужно успеть. «Чуть-чуть не попался. А ведь будут мучить, если схватят… – Юнусом овладели сомнения. – И зачем ввязался я в это дело? Чтобы стать председателем? Дадут ли мне в самом деле председательскую должность? Поговаривают, что Шэн Шицай кормит обещаниями – как из тысячи грудей. Так не подсовывает ли он мне пустой сосок?.. – Мысли его будто натолкнулись на что-то, а сердце беспокойно забилось. – У меня тысячи овец и лошадей, земля, капитал… Чего еще не хватало? Разъезжал в свое удовольствие с торговлей от Ташкента до Тяньцзиня и Шанхая… А теперь на каждом шагу опасности, страхи…»

– Ты что, бредишь? – появилась в двери Чжу-шожа.

– Еще какие-то новости? – спросил Юнус.

– На, читай.

Юнус взял только что полученную телеграмму:

«Аксу взят. На этой неделе начнется наступление на Кашгар. Активизируйте разлагающую работу.

Чжао».

– Приказы! Приказы! – заскулил Юнус. Он хоть и был доволен быстрым продвижением шэншицаевских войск, однако сейчас, после ареста Ибраима, его больше всего заботило, как сохранить голову на плечах. – Собирай вещи! Упакуй получше радио!

– Так ведь едва неделя, как мы здесь!

– Обстоятельства требуют.

– Ты так переменился… Кто похитил твою радость?

– Нечаянная нелепость… – Юнус решил скрыть происшествие с Ибраимом.

– Подожди-ка… – Шожа подошла совсем близко. – Ты не хочешь сказать мне, что тебе это надоело?

– Что? – испугался Юнус.

– И я сыта по горло шпионством!

– Шпи-он-ством? – выдохнул Юнус. Он не считал себя шпионом. Пожалуй, даже гордился, что он соратник Шэн Шицая. Слово «шпион» оскорбило его.

– Да, да, мы профессиональные шпионы, – повторила шожа. – И не вырвемся из когтей Шэн Шицая до самой смерти.

– Не болтай глупостей! – Юнус подумал, что она ловит его на слове.

– Не веришь – воля твоя. Когда наступят черные дни, поймешь все, шпион. – Чжу-шожа вышла.

«Ну и наговорила! Или насмехалась? Нет, шожа сказала правду. Жизнь того, кто знает многие тайны, может укоротиться. Шэн Шицай, чтобы скрыть следы, способен… и меня… Господи! – На лбу Юнуса выступил холодный пот. Он выпил две рюмки коньяку, глубоко вздохнул. – А! Не жаль и умереть за то, чтоб хоть день побыть председателем Синьцзяна…» – решил он, и к нему снова вернулась уверенность.

Вошел Масак, даже не поздоровался. Юнус вздрогнул, внезапно увидев его.

– Ты откуда взялся?

– Хи, вот! – Масак вытянул зз-за пазухи пачку листовок.

– Где взял?

– Баба Ияима…

– Чего болтаешь, бестолочь!

– Ияима схватили…

– А ты жену Ибраима откуда знаешь?

– Хи, чего ж не знать! Кому не известна шлюха Шерек?

– Ну, поганцы… Все запакостили! – Юнус вышел из себя. – Кто дал тебе эти бумаги?

– Шерек, подлая…

– А она где взяла?

– Хи, кто знает?

– Астахпирулла! Боже сохрани!

Юнус не знал, что предпринять. Он обошел комнату, у него кружилась голова. Хотел тут же пристрелить Ма-сака из маленького пистолета, который всегда лежал у него во внутреннем кармане, но передумал:

– Ты посиди в передней.

– Хи, ладно. – Масак бросил взгляд на еду, облизал углы широкого рта и с тоской посмотрел на Юнуса.

– Захвати с собой мясо с блюда, ешь!

– Хи, спасибо. – Масак схватил блюдо и вышел.

«Если скотина Масак попадется, выдаст на первом же допросе… Подлец Турди! Набрал идиотов, одни беды от них. Только бы Замана прикончить! Как не станет его, пусть меня хватают…»

Юнус открыл чемодан, достал склянку величиной с мизинец. Жидкость из склянки вылил в начатую бутылку коньяка, встряхнул несколько раз, вышел в переднюю.

– Пьешь, Масак?

– Хи, чего ж не пить. – Тот проглотил кусок мяса.

– На! – Юнус протянул коньяк.

– Хи, спасибо!

– Никуда не уходи, понадобишься.

– Хи, ладно.

Едва Юнус прикрыл за собой дверь, Масак вылил коньяк в пиалу и выпил, не отрываясь. Он съел половину мяса, когда вдруг сильно заколотилось сердце. «Шальная сила у этой водки, – подумал он, взглянув на дверь, – жаль, нет еще…» Минут через пять его стало мутить, голова закружилась. Тело пронизали судороги. Масак с трудом встал, шагнул два раза и рухнул, как подпиленный ствол. При падении голова его ударилась в дверь, распахнула ее…

3

Сабит-дамолла, как покорившийся судьбе человек, с терпением и выдержкой перенес разгром и, покинутый всеми, уединился в своем доме.

Взяв Кашгар, Ма Чжунин в тот же день через Бэйда пригласил Сабита к себе. Обещал сохранить ему звание шейх уль-ислама, но дамолла отклонил приглашение. Ма Чжунин не отступался. Он хотел использовать влияние шейха в народе и неоднократно присылал послов. Сабит-дамолла ответил наконец резко: «В мои намерения не входит ни признавать, ни отвергать Га-сылина…»

Сегодня Бэйда снова появился в покоях Сабита-дамоллы. Эта встреча не прервалась сразу, в отличие от предыдущих.

– Действительность и создавшиеся условия принуждают Га-сылина и меня, обоих вместе, сойти с политической арены, – заявил Сабит-дамолла.

– Поразительно! – не скрыл удивления Бэйда. – Вы, уважаемый дамолла, вместо того чтобы поддержать Га-сылина, призываете его отказаться от деятельности!

– Почему вы не хотите понять, что история уже приговорила по своим законам – и Га-сылина, и меня?

– Вывод, достойный удивления. Значит, по-вашему, Шэн Шицай достиг победной вершины?

– Так, милый мой, именно так, – решительно подтвердил Сабит и, подумав немного, выпрямился. – Шэн Шицай одержал верх не потому, что был сильнее, а потому, что он гибкий политик и действовал в соответствиис требованиями времени.

– Вы имеете в виду, что он добился поддержки Союза Советов, дамолла?

– Конечно! Я на своем опыте убедился и хоть поздно, но понял: русские не будут беспечно наблюдать, как в одной пяди от их границ враждебные силы пытаются действовать против них.

– Не могу поверить, что ваше превосходительство вдруг стали восхищаться внешней политикой русских! – Бэйда мысленно усмехнулся.

– Практика в конце концов показывает, что век не считается с тем, восхищаемся или не восхищаемся мы и подобные нам противники красных русских их внешней политикой, так? А кроме того, не находимся ли мы а тылу китайских коммунистов?

– Следовательно, просчитались: мы – доверившись Японии, а вы – Англии?

– Ответ – в нашем собственном нынешнем положении, ваше превосходительство, Вы искали покровительства на востоке нашего мира – у Японии, мы – на западе, у англичан. Мы сыты пустыми обещаниями. По существу, мы закрыли глаза на требования века, обрядились в ветхие лохмотья. Теперь глаза у меня открылись, я понял, что одряхлевшие силы не только не сумеют овладеть Восточным Туркестаном, но и не удержат в когтях захваченное раньше: Англия – Индостан, Япония – Маньчжурию.

– Однако в нашей борьбе внешняя поддержка не основное условие победы, не так ли, ваше превосходительство? Ведь можно объединить внутренние силы!

– Опоздали. Шэн Шицай успел раздробить их. Столкновение Ходжанияза с Ма Чжунином ярко доказывает это.

– Таким образом, вы отреклись от исламского единения, дамолла?

– Нет! – вздернул руки Сабит. – Умру, но от цели своей не откажусь! Я повторил лишь то, что сложилось на практике, только!

– Мне, лично мне, очень не хотелось, чтобы народ Восточного Туркестана был вновь обречен на произвол китайских властителей.

– Мы опять повторили ошибки прошлых воин за освобождение. Верю, что освободительная борьба не пришла к концу. Народ почувствовал вкус свободы и независимости. Будущие борцы за свободу, возможно, не повторят нас, найдут путь, соответствующий времени…

– Благодарю за открытую сердечную беседу, уважаемый дамолла. – Бэйда по-дунгански наклонил голову, но вместо того, чтоб распрощаться, остановился у двери. – Что же сказать мне Га-сылину?

– Воля ваша, Бэйда. В нынешнем моем состоянии нет разницы между злобой и благосклонностью окружающих.

Глава девятнадцатая

Кашгарцы, можно сказать, все высыпали на улицы, на плоские крыши домов – смотрели вверх. В высоком небе, раскинув по-орлиному серебристые крылья, кружила в воздухе железная птица. Она не опасалась нацеленных в нее выстрелов – мало-помалу опускалась все ниже.

– Эй, люди! Это и есть айлипран! Укрывайтесь в доме! Сейчас с неба бомбы полетят! – закричал кто-то сведущий.

– Разбегайтесь! Если у бомбы разрывается брюхо, то дома переворачиваются крышей вниз! – крикнул другой.

– Вот оно: когда с неба посыплются беды – придет конец света!

– Столько пуль выстрелили – и никакого толку!

– О всевышний! Невиданное показал, охрани теперь от бед и напастей…

Это был первый самолет над Кашгаром. Люди хоть и побаивались, а все же не расходились, продолжали смотреть вверх. Самолет заметно уменьшился, потом, наклонившись носом, заскользил вниз, как голубь турман, и точно в этот момент из него посыпалось в небо что-то белое, как снег.

– Вот вам! Не говорил ли я! – раздался опять голос сведущего человека. – Это и есть белая бомба!

– Беги! Бегите!

Поднялся шум. Находившиеся здесь Шапи и Аджри взобрались повыше, закричали, что было сил:

– Братья, не бегите!

– С неба падают не бомбы – бумажки!

– Кто пугал бомбами – подстрекатели!

Некоторые остановились. Листовки опускались на крыши и улицы, устилали землю, будто листвой. А самолет улетел к северу.

– Почитаем. Кто грамотный?

– Я прочту! – И Аджри начал читать:

«Люди Кашгара! Вы теперь идете к свободе! Мы с Ходжаниязом-хаджи заключили соглашение и прекратили воевать. Если Ма Чжунин сложит оружие подобру, и его не оставим в стороне. А если вздумает сопротивляться – грех будет за ним, мы сотрем его с земли! Положим конец многолетней войне, установим мир и спокойствие…»

У людей не хватило терпения дослушать листовку до конца, они загудели:

– Ходжанияз сторговался-таки с Шэном!

– Хе, как бы и нас не продал?!

– Что произошло? Все в голове перемешалось!

– Верно говоришь. Кому из них верить?

– Прекратили воевать, наступил мир – это хорошо.

Появился конный патруль. Солдаты стали собирать листовки, а людям предложили разойтись. Применять силу, как прежде, не стали.

– И что вы скажете? – спросил Аджри по пути домой.

– Ты о чем?

– Я о соглашении Ходжанияза с Шэн Шицаем.

– Дело конченое, – удрученно ответил Шапи. – Опять обречены будем на рабские оковы – снова одурачили нас…

Больше они ни о чем не говорили. В этот момент оба не могли ни размышлять, ни беседовать.

2

Ма Чжунин расхаживал по комнате, ощущая себя зверем в железной клетке. Он обложен со всех сторон. Лицо его, лишенное всякого выражения, напоминало скорее всего лицо человека, решившего покончить с собой. Он овладел Кашгаром, но надежда собрать силы для борьбы с Шэн Шицаем оказалась несбыточной. Какая-то часть высших слоев духовенства и корыстолюбцев поддержала его, однако народ не поверил и не пошел за ним. Шэншицаевские и зарубежные агенты препятствовали его деятельности, мешали на каждом шагу, а теперь войска Шэн Шицая и Ходжанияза окружили и начали сжимать с обеих сторон.

Ма Чжунину не хочется даже смотреть на лежащее на столе письмо. Это проклятое письмо – требование Шэн Шицая. Дубаню хочется безоговорочной капитуляции. В случае мирного разоружения с просьбой о пощаде Ма Чжунину и его соратникам предусмотрены «соответствующие» должности. Слово «капитуляция» для Ма Чжунина тяжелее смерти. Гордый, безгранично уверенный в себе «юный командующий» понимал неизбежность разгрома, но честь не позволяла ему покориться беспомощной безвыходности. С отяжелевшей от дум головой Ма Чжунин решил последний раз посоветоваться со своими соратниками и пригласил их.

Пришли Ма Шимин, Ма Хусян, Бэйда, Ма Чжинсян. Четыре «чахарских утеса» не думали о печальном повороте в своих судьбах. Они сочувствовали Га-сылину, которого сами вырастили, сами возвысили до главнокомандующего, и сейчас, в самый тяжелый момент, они не отвернулись от него. Они стояли, готовые без колебаний тут же выполнить все, что скажет Га-сылин.

– Что будем делать, братья? – голос командующего был по-обычному спокоен.

– Заявляем о готовности исполнить ваши пожелания, – проявил уважение Ма Шимин.

– Нет, говорите вы, я так хочу.

– Будем драться до последнего! – задиристо предложил Ма Хусян.

– Лучше действовать сообразно обстоятельствам. Война не избавит нас от гибели, кроме того, народу…

– У тебя до самой могилы, наверное, слово «народ» не сойдет с языка! – фыркнул на Бэйда Ма Хусян.

– Именно так, – дал отпор Бэйда. – Мы не получили поддержки народа и вот до чего дошли.

– Бэйда прав, – произнес Ма Чжунин. – Мы ошиблись, когда с самого начала не прислушались к пожеланиям здешнего народа, и теперь остались в одиночестве, – сказал он тоном человека, жалеющего, что слишком поздно осознал допущенную ошибку.

– Вывод Га-сылина справедлив. Мы не отличали врагов от друзей. Поэтому…

Ма Хусян опять перебил:

– Что нам делать теперь?

– В нынешнем положении продолжать войну значит совершить глупость, – резко бросил Га-сылин.

– Иными словами, соглашаемся с условиями Шэн Шицая, уважаемый Га-сылин? – нервно спросил Ма Хусян. Он набил табаком китайскую трубочку, раскурил ее, заполнив комнату удушливым дымом.

– Сдаваться не будем! – твердо сказал Га-сылин. Он внимательно оглядел каждого из соратников. – Мое решение: прославленную тридцать шестую дивизию сохранить, командиру дивизии Ма Хусяну взять Хотан, Я выезжаю за границу искать помощи…

Военачальники, словно не поверив своим ушам, переглянулись. Но никто не осудил и не одобрил решения Ма Чжунина. В комнате воцарилась тишина, какая бывает, когда люди покоряются судьбе.

– Это мое последнее решение! – Ма Чжунин как бы подводил итог собственной жизни и деятельности…

3

Невзрачный по природе Бугра усох еще больше, сделался совсем маленьким. Трагическая гибель младшего брата Шамансура, падение республики, переход Ходжанияза к Шэн Шицаю и, наконец, начавшееся продвижение дивизии Ма Хусяна к Хотану развеяли в прах излюбленные мечты Бугры. «Падем и в этот раз – когда-то встанем? – печалился он. – Ма Хусян идет ка Хотан, устоим ли? А очень скоро Шэн Шицай, несомненно, выгонит Ма Хусяна. В какую силу мы, в сущности, верили? Чему – могуществу аллаха или соблазнам иностранцев?»

Будто невидимая сила подняла его, он вскочил и принялся разыскивать что-то среди книг на полке. Книги теперь валялись в беспорядке, а Бугра продолжал ворошить их, ища ответа на вопросы.

– Вот, вот они, доказательства того, кто такие уйгуры! – закричал Бугра, отобрав несколько книг по истории. Это были «Всеобщая история», «Записки по уйгуро-тюркской истории», «Записки Бабура», «Китайская история», «Тамерлан», «Мустафадел ахбар», «Талифекел ахбар». Он раскрыл «Тарихи Рашиди» мирзы Мухаммед-Хайдера. – Это ли не доказательство? Оставим древние времена – всего четыре с половиной века назад образовался Восточнотуркестанский султанат, наши предки основали государство Саидия, почему же мы не можем добиться самостоятельности?..

Нияз-алам и вошедшие с ним четыре человека были поражены видом Бугры.

– Кто-то огорчил вас, ваше сиятельство? Мы зайдем потом. – Нияз-алам приготовился уйти.

– Никто, кроме самого себя, меня не обидел, господа. – Бугра жестом пригласил гостей в соседнюю комнату. – Садитесь.

– Что будем делать? – спросил Нияз-алам.

– А как думаете вы?

– Проливать кровь бессмысленно. Если бы договориться с Ма Хусяном.

– Договориться? – задумался Бугра. Он сам пришел к такому же выводу несколько дней назад, но нервное расстройство и тяжелые беспорядочные размышления не позволили прийти к окончательному решению.

– Нам выгоднее договориться, – повторил Нияз-алам.

Так же думали и вошедшие с ним.

– Договоримся или нет – в любом случае Ма Хусян овладеет Хотаном. А потом станет хозяйничать Шэн Шицай, – скорбно сказал Бугра. – Самое подходящее – сдать Хотан по доброй воле.

– Значит, сами отрекаемся от власти?

– Да, – вздохнул Бугра. – Верх взял Шэн Шицай. А условия для него создали мы.

– Наузямбилла! – горестно вздохнули деятели хотанского правительства в ответ на жестокие, но соответствующие реальной правде выводы Бугры. Они поняли, что все уходит из их рук, никакие попытки не помогут нм сохранить власть. Однако, уповая на аллаха, они ожидали еще какой-то призрачной помощи.

Недолго тянулось последнее совещание «узкого круга» правителей «хотанского исламиата». Как дунгане покорились намерениям Ма Чжунина, так и хотанцы в один голос поддержали предложение Бугры:

1. Пойти на уступки Ма Хусяну.

2. Припрятать казенное золото и серебро.

3. Махамматимину Бугре переправиться за границу, где создавать возможность «исцеления родины», а в подходящее время – и для «продолжения освободительной борьбы».

Просуществовавшее год с лишним «хотанское падишахство» с этого дня прекратилось…