Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Зия Самади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Глава семнадцатая

1

Юнуса-байваччу вызвали в штаб дивизии, расположенный в городке Куре недалеко от Кульджи. Его принял Чжао, передал привет от Шэн Шицая, а потом сообщил, что есть очень важное дело, после исполнения которого Юнус получит почетное назначение. Юнус заверил, что выполнит любое поручение Шэн Шицая.

Они очень долго совещались полушепотом, после чего Юнус отбыл в Кульджу.

Он возвратился из Куре окрыленный доверием и не стал, как обычно, заниматься собственными торговыми делами. Юнус приказал созвать в свой сад тех подонков с базара, которые постоянно там обретались и которых он, потихоньку прикармливая, использовал для различных темных рыночных махинаций.

Разъяснив, что предстоит им делать в ближайшую пятницу на базаре, Юнус тщательно проинструктировал каждого.

Вернувшись к себе в кабинет, он вызвал Замана.

– Я слышал, вы поддерживаете знакомства с сомнительными людьми, это правда?

– Я не понимаю ваших слов, байвачча, – непринужденно ответил Заман, хотя начало разговора напоминало допрос.

– Вам ничего не удастся скрыть от меня, джигит!

Это сказано было тоном чиновника, ведущего дознание, а совсем не торговца, беседующего с секретарем. Тем не менее Заман оставался вежливым и невозмутимым.

– В чем вы сомневаетесь, байвачча? Я со всей добросовестностью отношусь к вашим поручениям.

– Добросовестность в работе – это хорошо! Однако… Однако, мне кажется, в политическом отношении вы не совсем безупречны.

– Значит, вы занесли меня в списки политически неблагонадежных, так?

– Вы зачастили в аптеку недавно появившегося в Кульдже весьма сомнительного человека…

– А где же покупать лекарства? – наивно спросил Заман, глядя в глаза Юнуса.

– Вы ведь здоровы, как камень.

– Мать болеет…

– Где это вы научились хитрить? Такой молодой… Вот полюбуйтесь: по стилю это очень напоминает ваши письма. – Юнус бросил перед Заманом несколько листовок.

Заман недоуменно пожал плечами.

– Зря притворяетесь – бесполезно. Ведь это вы спрашивали у Ибрагима о Пазыле…

Такого удара Заман не ожидал, но все-таки не потерял самообладания.

– Ибрагим сам заговорил о Пазыле, я только спросил у него, что это, мол, за человек. Вот и все.

– А не тот ли это Пазыл, с которым вы встретились по дороге из Цзяюйгуаня, а? – усмехнулся Юнус.

Замана обдало холодным потом.

– Или язык проглотили? – торжествовал Юнус.

– Байвачча, какая же вина в том, что на чужбине я встретил соотечественника?

– Как бы он не оказался вашим политическим соотечественником, а? Ха-ха-ха!

– Будь у меня вредные мысли, вы сразу бы меня раскусили!

– А вдруг вы ловко притворялись?.. Но все равно вам ничего не скрыть от меня! Самое лучшее – раскайтесь и расскажите обо всем.

– А в чем я должен раскаяться?

– Вот наглец! Да я раздавлю тебя, как муху! Он хочет меня перехитрить, глупец!

– Вы меня не оскорбляйте! Если я не нужен – увольте!..

– Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься? Будь умнее, джигит! Все я знаю и лишь даю тебе время: пока не поздно, покайся и назови сообщников, иначе сгниешь в зиндане. Иди подумай! Потом поговорим как следует.

Едва Заман скрылся за дверью, как в кабинете появилась старшая жена Юнуса.

– Что случилось? – встревожился он. Женщине было запрещено показываться в кабинете, и, если жена нарушила этот порядок, значит, произошло что-то необычное.

– Прочитай-ка вот это письмо… – проговорила она дрожащим голосом.

– Что за письмо? – зло огрызнулся Юнус, но листок развернул.

С первых же строк глаза его гневно округлились и, казалось, готовы были выскочить из орбит:

«Ты мой, Заман! Ты для меня вся вселенная, мой Заман! – так начиналось письмо Халидам. – Склонив колени и благоговея перед тобою, я повторяю: „Эй, Меджнун и Лейли! Эй, Фархад и Ширин! Эй, Гариб и Санем! Эй, Юсуф и Зулейха! Смотрите – это мой Заман!“…»

Юнуса чуть не хватил удар. Гордость байваччи была уязвлена, он застонал и покачнулся. Жена поддержала Юнуса и тут же затараторила:

– Нужно немедленно отдать Халидам за Керимбая, иначе накличем беду на голову!

Невыносимая обида жгла Юнуса, голова стала тяжелой и как бы чужой. Юнус сделал несколько шагов, опираясь на жену, и вдруг закричал:

– Собственными руками задушу этого мерзавца! Рози, Хамид, Заир! Приведите его!

Халидам, подслушивавшая из соседней комнаты разговор родителей, быстро накинула на себя паранджу и выскочила на улицу.

Юнус, ожидая появления слуг, корил себя: «Глупец! Пустил в свои объятия змею… И чего я ждал сегодня? Надо было вот сейчас, когда говорил с ним, связать по рукам и ногам и бросить и зиндан…»

– Байвачча, вы меня звали? – спросил появившийся в дверях Рози.

– Где вы все пропадаете? Приведи ко мне этого подлеца!

– Кого?

– Скотина! Свяжи и приведи Замана!

– Слушаюсь, байвачча!

Халидам добежала до первого извозчика и попросила везти ее как можно быстрее – куда, она укажет. Как назло, улицы были забиты тележками с фруктами, зерном, мукой, овощами – люди спешили на базар.

– Быстрее, быстрее, ака, поторопитесь, пожалуйста, – нервничала, Халидам.

– Тр-р-р-чу! Хоть сто раз ударь, быстрее не идет, бездельница! – отвечал извозчик, настегивая лошадь, но та нисколько не убыстряла шаг, а лишь ниже наклоняла голову.

Халидам хотелось сойти с тележки и бежать, но она боялась, что ее опознают. Прошла, казалось, целая вечность, и она тревожилась все больше и больше. Когда наконец добрались до дома Замана, ее охватила нервная дрожь. Расплатиться было нечем, Халидам сдернула с пальца золотое кольцо. Извозчик от удивления растерялся, потом воскликнул:

– Сам бог послал ее мне! – и, стегнув коня, быстро исчез из виду. На этот раз лошадка, видно, послушалась его.

Халидам открыла калитку.

– Заман дома, апа?[23]23
  Апа – мама, матушка, ласково-почтительное обращение к старшей по возрасту женщине.


[Закрыть] – спросила она, приподнимая паранджу.

– Заманджан… – Женщина во дворе раскрыла рот от удивления, увидев, какая красивая девушка спрашивает Замана.

– Я спрашиваю, апа, где Заман? – повторила девушка.

– Заман? Заманджана нет дома…

Халидам исчезла так же быстро, как появилась. Она выбежала на улицу и теперь стояла, размышляя, что делать дальше. В это время появился на коне Рози.

– Вы видели Замана? – спросила Халидам, не открывая паранджи.

– Я ищу его, маленькая ханум, – ответил Рози, узнав ее по голосу. – В конторе его нет.

– Найдите его где бы то ни было, родной Рози-ака, и спасите… Отец хочет его выдать… торопитесь… быстрее…

– Идите домой, сестренка! Я найду, я сообщу ему! – И Рози пустил коня вскачь.

– Заман, мой Заман… – шептала бедная девушка. Голова у нее закружилась, и Халидам села прямо на дорогу…

Вдруг она почувствовала прикосновение ласковых рук и очнулась – перед ней была мать Замана. Женщина подняла девушку, завела во двор, дала воды. Халидам положила голову на плечо тетушки Раушанхан и расплакалась.

В это время Заман сидел у Лопяна, рассказывая о случившемся.

– Плохо, что ты выдал себя, – заключил Лопян, внимательно выслушав Замана, – нас сегодня же могут арестовать.

– Но ведь он только подозревает?

– Сегодня не показывайся нигде. И домой не ходи. Посмотрим, как развернутся события…

Лопян не успел закончить фразу – вбежал запыхавшийся Рози…

– Заман, тебе нужно бежать! Они хотят схватить тебя…

– Вот видишь… Немедленно скрывайся. – Лопян побледнел.

– Куда же скрываться? Будь что будет…

– Брось глупости! Повредишь делу, – оборвал Лопян и, подумав, добавил: – Вечером встретимся на китайском кладбище. Идемте, нужно торопиться.

Выйдя, они разошлись в разные стороны…

2

Как всегда в пятницу, кульджинский базар кипел с раннего утра, напоминая потревоженный муравейник. Расхваливали свой товар торговцы, озабоченно сновали взад и вперед или рядились до седьмого пота покупатели… Когда же в мечетях закончилась утренняя молитва, людей на базаре стало еще больше. В бурлившей толпе тут и там шныряли юнусовские прихвостни, разбрасывая какие-то листовки.

– Братья! – закричал кто-то во всю мочь с крыши ларька. – До каких нор будем терпеть? Гнет стал невыносим!

– С нас дерут по тридцать налогов! – вторил другой с арбы. – Неужели будем ждать, когда у нас вырвут душу?

Толпа ответила гулом. Торговля прекратилась, все смотрели на ораторов. Гнев и тревожное предчувствие охватывали людей. В толпе поползли слухи: «Прибыли люди Ходжанияза – освобождать ислам!»

Ораторы сменяли один другого, и каждое выступление подогревало ненависть к гоминьдановцам. Толпа возбуждалась все больше и больше.

В своей коляске подъехал Юнус вместе с друзьями Садыком и Муталлибом. Они попытались пройти поближе к ораторам, но это не удалось. Тогда они вернулись к коляске и встали на нее, стараясь с возвышения рассмотреть, что творится.

– Конечно же, это дело красных! – заявил Юнус.

Муталлиб ответил:

– Это страшно. Народ способен на все… Если гнев его усилится…

– А вы станьте его вождем… – ехидно предложил Юнус.

Муталлиб отпарировал:

– Нам с вами никогда не удастся повести за собой народ!

– Если это превратится в бунт, будет плохо… Почему попустительствуют власти? – взволнованно проговорил Садык.

К ним донесся крик очередного оратора:

– Сколько еще угнетатели будут мучить нас?

«Молодец!» – одобрил его про себя Юнус, а Муталлиб толкнул Садыка:

– Да-а… Речи приобретают серьезный характер. Чем все это кончится?

Садык не успел ответить. Раздался крик:

– Люди! Пойдем к губернатору!

– Пошли!

Над толпой взметнулось знамя со звездой и полумесяцем, и люди двинулись по улице за знаменосцем, подобно тому как отара овец идет за козлом.

– Это уже лишнее. Может плохо кончиться, уедем отсюда, – начал тормошить своих друзей Садык.

Взмыла вверх и разлилась по толпе широко известная, запрещенная властями песня.

 
Мы сыны родины,
Народные барсы…
 

Неорганизованное вначале шествие на глазах превратилось в могучую, стройную, монолитную колонну, направлявшуюся к ямыню – резиденции военного губернатора. Юнус перепугался. «Как бы затеянная мной игра не обернулась бедой!» – подумал он в страхе. Друзья поспешили уехать.

А многострадальный народ, долго переносивший гоминьдановское иго, теперь как бы расправлял плечи, изливая свое возмущение в лозунгах.

– Долой гоминьдановских разбойников!

– Пусть убираются с нашей земли!

В колонне шли Зикри, Касым и их друзья, такие же молодые парни. Все они участвовали в распространении листовок Замана.

– Куда исчез Заман? – спросил Зикри у Касыма. Он был встревожен.

– Не знаю. Не видел его сегодня.

– Кто затеял все это?

– Клянусь богом, не понимаю.

– Не Заман ли, а?

– Нет. Но какие-то зачинщики тут есть.

– Одного из выступавших я узнал. Он человек Юнуса.

– А ты не ошибся?

– Кто знает… – покачал головой Зикри.

– Лучше найди-ка Замана.

– Попробую. – И, отделясь от толпы, Зикри побежал.

Тем временем колонна остановилась перед ямынем. Послышались крики:

– Пусть выйдет к народу губернатор!

– Пусть выйдет! Пусть выйдет!

– Губернатора!

– Сам не выйдет – выведем! – подстрекал кто-то.

Народ заволновался еще сильнее.

– Не будем упускать момент, – сказал друзьям Касым и взобрался на каменного льва перёд воротами. Его охватило такое волнение, что он не сразу смог заговорить.

– Дорогие соотечественники! – наконец крикнул Касым. – Во всех уголках нашего края поднимаются знамена освобождения… Если мы не будем сражаться за свободу сами, то никто нам ее не даст!

– Правильно говорит! – раздалось в толпе. Рядом с Касымом встали его друзья.

– До каких пор будем прятать голову? – продолжал Касым. – Так мы никогда не избавимся от рабства!

– Молодец! Настоящий джигит! – вновь раздались голоса, и толпа всколыхнулась. Пламенные слова Касыма придали ей энергии. Откуда-то появились камни, ими начали бить в запертые ворота ямыня.

В эту самую минуту с крыш ударили по толпе заранее установленные там пулеметы. Раздались вопли раненых, люди в ужасе кинулись прочь, давя друг друга. Навстречу им из прилегающих улиц вынеслись вооруженные всадники, рубя шашками направо и налево, сбивая бегущих лошадьми. Ворота ямыня распахнулись, и оттуда хлынули с винтовками наперевес пешие солдаты. Они избивали и связывали всех, кто попадал им в руки…

В этой кровавой трагедии десятки людей были убиты, сотни ранены, многие схвачены. Среди арестованных оказались Касым и его друзья.

Так Шэн Шицай «предотвратил» назревавшее в Кульдже народное восстание.

Глава восемнадцатая

1

Черные клубки облаков словно гнались друг за другом. Казалось, им не хватает места на небе и они вот-вот продолжат погоню на земле, где померкли все краски, кроме навевавшей грусть желтизны. Листья на деревьях и кустах пожелтели, малейший ветерок срывал их с веток, и, покружившись в воздухе, они падали на землю, устилая ее слой за слоем. Вершины гор окутались, будто чалмой, белыми облаками. А у берегов горной речки искрились прозрачные горошинки льдинок. Все напоминало о том, что скоро наступит хмурое зимнее безмолвие.

Таким же хмурым и безрадостным было настроение Замана и его друга Рози, уже несколько дней пробиравшихся по безлюдным тропам.

– Мы не сбились с пути, Рози-ака? – спросил Заман, когда вдали зачернели кустарники.

– По этим дорогам я пройду даже с завязанными глазами, – шутливо похвастал Рози, хотя дорога измучила и его. – Мы идем правильно: видите, справа – горы Богдо, а слева степи Идигуша. А эти темные кусты впереди расположены под небом Турфана.

За прошедшие несколько дней Заман и Рози добрались от Кульджи до Турфана. Они миновали Аралтюбе, прошли долиной Юлдуза, перевалили через горы и вышли к Турфану. Они торопились в Кумул, к восставшим:-пусть будет, что будет, лишь бы оказаться рядом с Пазылом, пусть смерть, но после того, как удастся выпустить по врагу хотя бы пулю…

Заман думал о том, что произошло в Кульдже: «Был бы я рядом с Касымом и друзьями, может, и не случилось бы такой беды… Что с ними будет? Эх и дурак же я!.. Так сглупил… Сам все испортил. Как посмотрю в глаза Пазылу-ака? Из-за кого пострадали невинные люди, из-за кого, безмозглый Заман?»

– Эй, джигит, погрузившийся в реку дум! – ткнул Замана концом кнута Рози. – Ну зачем так! Теперь хоть о камень бейся головой, не поможешь!

– Если б выдали меня Юнусу, легче было бы, чем сейчас.

– Зачем молоть такой вздор? Рози человек неученый, но и он отличит черное от белого.

– Вы ведь тоже терпите из-за меня…

– Бросьте, говорю, молоть! Кто у меня есть, кроме вас? Что видел я хорошего от баев, хотя всю жизнь проливал пот и прислуживал? Если б я не вас, а луну с неба поймал для Юнуса, все равно заслужил бы лишь сто проклятия.

– Но ведь вы только что женились, а теперь пустились из-за меня по горам и степям.

– Опять не то… Устроив мою жену прислугой в своем доме, Юнус думал превратить нас в своих вечных рабов… Да что мне скрывать от вас? Она, бедняжка, любит другого… Теперь, без меня, может быть, найдет свое счастье…

– Так, значит…

– Я же сказал, что ее, горемыку, насильно выдали за меня.

– А почему вы не говорили мне об этом раньше?

– А если бы вы сказали мне о Халидам-ханум, мы могли бы взять ее с собой!

У Замана при имени возлюбленной сжалось сердце. Перед глазами возник грустный образ Халидам. Вспомнилась последняя встреча в саду. Она сказала ему тогда: «…Буду стоять на своем, даже если мне грозят все муки ада!..»

– Я, похоже, сказал лишнее, не обижайтесь, мой ходжа, – проговорил Рози, взглянув на побледневшее лицо Замана.

– Нет, на что обижаться, Рози-ака? Если бы вы и не напомнили, все равно Халидам и во сне, и наяву со мною.

– Давайте я вернусь и привезу Халидам. Да-да! Не удивляйтесь, мой ходжа! Рози теперь ничего не боится!

– Спасибо, Рози-ака. Освободим родину, тогда и Халидам станет свободной.

– Дай бог… Пусть придут времена, когда и бедняки вздохнут свободно…

Оба замолчали, думая каждый о своем. А уставшие кони, словно почуяв душевное состояние седоков, пошли совсем медленно.

Было еще сравнительно рано, однако улицы Турфана словно вымерли. Ни из-за плотно прикрытых окон, ни из-под дверей не пробивалось ни единой полоски света, Кругом стояла могильная тишина, иногда нарушаемая редким лаем собак.

Обычно гостеприимно открытые, постоялые дворы и чайханы на этот раз были заперты наглухо. Не найдя места для ночлега, Заман и Рози стали стучаться в двери, но никто не открыл им. Путники решили переночевать в мечети – доме аллаха, но ни один мулла не растворил ворот.

– Пожалуй, так мы кроме как в кяризе[24]24
  Кяриз – подземная галерея для сбора воды.


[Закрыть] нигде не найдем пристанища, – сказал Рози.

– Неужели народ до того напуган?..

– Люди пережили ужасы погрома и потому ночью дверей не открывают.

– А почему не видно солдат?

– Не будем искушать судьбу, уедем поскорее отсюда, мой ходжа. Мне что-то становится не по себе…

Они выехали из города и свернули с дороги на боковую тропинку. Рози, как видно, отлично знал эти места, потому что уверенно привел к выходу одного из кяризов между Турфаном и селением Сингим.

– Вы подождите тут, и лошади пусть отдохнут, а я скоро вернусь.

Рози отдал поводья Заману и скрылся. Разнуздав коней и спутав передние ноги, Заман пустил их пастись на ровную лужайку, а сам улегся на спину.

На почти всегда безоблачном небе Турфана и сегодня не было ни облачка. Ярко светились бесчисленные Звезды. Тишина. Все спало кругом, лишь слышно было, как кони рвут траву да изредка пофыркивают. Вот упала звезда, ее хвост, длинно протянувшись, постепенно исчез. А прямо над головой мерцало созвездие Весов… Как-то раньше, дома, они поздно вечером ели во дворе суп с лапшой, мать тогда указала ему на это созвездие и сказала: «На этих весах взвешивают грехи людей перед тем, как отправлять грешников в ад». Зандан вздохнул, вспомнив о близких: «Даже попрощаться не удалось… Как мать, наверное, тревожится! Все время плакать будет. А младшие? Неужели Юнус будет их притеснять?» Сердце Замана сжалось. Он вскочил, в смятении огляделся кругом к начал ходить по поляне. Нежность, любовь к матери, брату и сестре, разлука с любимой терзали его душу…

– Вы шагаете, как на прогулке в саду, мой ходжа! – сказал появившийся Рози. – Идемте, я нашел в кяризе одинокого старика.

К приходу Рози и Замана старик разостлал одеяло, нарезал дыню и сидел в ожидании.

– Входите, дети мои. У меня нет клевера для ваших лошадей, покормите их кукурузными листьями.

– Спасибо, отец. – Устроив лошадей, Заман и Рози уселись рядом со стариком.

– Я не решился кипятить чай: огонь может привлечь солдат. Ешьте дыню.

– Почему вы один, отец? – спросил Заман, жуя дыню вместе с хлебом, испеченным по-турфански.

Старик вздохнул.

– Один мой сын ушел с повстанцами, другой прячется в горах вместе с семьей. А со мной, стариком, что сделать могут?

– Судя по всему, Турфан потерял много людей? – осторожно спросил Рози.

– Больше половины… – Старик дрожащими руками обхватил бороду и начал изливать переполнявшее душу горе. Он рассказал, что восставшие жители, предводительствуемые Махмудом, захватили Турфан и Токсун и через Сингим собирались напасть на гоминьдановцев. Но появился отряд Папенгута и принудил их к отступлению. Когда восставшие оставили Турфан, папенгутовцы устроили в городе погром. Те, кому удалось бежать, спрятались в кяризах, остальные были уничтожены.

– То, что мне довелось увидеть, не в силах вынести сердце, – закончил старик свой рассказ и заплакал. На глаза мягкосердечного Рози тоже навернулись слезы. Заман сидел в тягостном молчании. – Нет, аллах не оставит без наказания этих палачей! – простонал старик.

– Мы едем из далекой Кульджи, чтобы отомстить ненавистным угнетателям и освободить родину, – сказал Заман.

– Пусть удача сопутствует вам, дети мои. Пусть ни одна пуля не заденет вас… Пусть дадут вам силы молитвы наши, дети мои! – Старик обеими ладонями провел по лицу и бороде.

2

Штаб командования фронтом против повстанцев – так называемым восточным фронтом – обосновался в Гучене. Чжан Пейюань был намерен окружить Кумул и уничтожить Ходжанияза.

Однако Ходжанияз оставил Кумул и сохранил в неприкосновенности свои силы. Чжан Пейюань легко занял незащищенный город, зато в горных районах прочно утвердились повстанцы.

Ходжанияз был недоволен: ему не хотелось покидать город, оставлять на произвол судьбы его жителей, он согласился сделать это лишь под давлением Пазыла и его сторонников и вот теперь между руководителями восставших начались разногласия. Хатипахун не мог упустить такого случая.

– Наглость этого пришельца из чужого края перешла все границы. Он будет таскать вас по горам, пока не выдаст капирам – неверным… Вот увидите, так и будет, – нашептывал он Ходжаниязу. – Собрав вокруг себя таких, как Асылкан, он думает занять ваше место…

– Бросьте болтать вздор, ахун! – вспылил Ходжанияз. Он хоть и бывал иногда недоволен Пазылом, все же не позволял говорить о нем плохо, потому что любил его и верил в его безукоризненную честность.

– Это не вздор, Гази-ходжа! Мы хотели объявить вас главой мусульман – шейх уль-исламом… Почему вы нам не верите?

– Кто это – мы?

– Ахуны, духовные пастыри…

– Не морочьте мне голову, ахун! – оборвал муллу Ходжанияз. – Не смейте говорить мне о нем такое! Чем нести чепуху, занимайтесь своим делом!

– Нявузям билла… О аллах, ты свидетель искренности моих намерений, – поднял глаза к небу Хатипахун. – Когда мы хотели обратить в мусульманство пленных китайцев, этот пришелец заступился за них и не позволил… А вот в Турфане капиры вырезали всех мусульман…

Вошел Пазыл, причитания Хатипахуна оборвались на полуслове. После долгой паузы мулла обратился к Пазылу:

– По вашим настояниям мы оставили Кумул. Теперь так и будем бродить по горам, афандим? Исламские войска опозорены отступлением! Достоинство Гази-ходжи унижено перед лицом всего мира!

Пазыл ответил не сразу. Хатипахун давно уже подбивал Ходжанияза провозгласить «исламият», и Ходжанияз как будто стал склоняться к этой мысли. Он меньше прислушивался к советам Пазыла, в некоторых случаях уступал напору религиозных фанатиков. Пазыл даже начал подумывать о том, как бы избавиться от Хатипахуна. Он внимательно посмотрел на муллу и наконец ответил:

– Победа заключается не в том, займем ли мы Кумул или оставим его. В войне закономерны и победы, и поражения. Если бы мы приняли бой с превосходящими силами противника, Кумула все равно не удержали бы. Повторилась бы трагедия Турфана.

– Значит, вы предпочитаете бежать, афандим?

– Это не бегство, это временное отступление! Мы сберегли свои силы…

– А теперь с этими силами будем прятаться в горах? – с иронией спросил мулла.

– Почему прятаться? Зимой будем партизанить, а с наступлением весны двинемся на юг и поднимем народ там…

– Партизанить? Что это за слово?

– Да, партизанить! Мы уже советовались с Ходжой-ака. А вас, Хатипахун, я бы попросил не вмешиваться в военные вопросы.

– Когда капиры… – опять забубнил мулла, но вдруг спохватился: – Как бы время молитвы не упустить, ходжа…

Он взялся за Коран. Беседа прервалась.

Пазыл вышел от Ходжанияза рассерженным. «Проклятая темнота! Ты опаснее, чем вооруженный враг, – думал он, шагая по дороге. – Не изгнав из своих рядов таких, как Хатипахун, победы над врагом не добиться…»

Едва Пазыл вошел к себе, как двое джигитов с криком: «Пазыл-ака!» – бросились к нему. Это были Заман и Рози. Пазыл заключил их в объятия, как самых близких, родных людей, появившихся так неожиданно, словно с неба. От радости у всех троих навернулись на глаза слезы.

– Настоящие джигиты… Как же вместить мне в сердце мою радость? Заман мой, – Пазыл обнял джигита, – как вы доехали? Намучились в пути! Как почернели, а!

Когда закончились приветствия и немного улеглась радость от встречи, Заман рассказал обо всем происшедшем в Кульдже. Его рассказ огорчил и встревожил Пазыла.

– Я ждал от Кульджи большего. Не получилось, поддались на вражескую провокацию…

– Я виноват…

– Не о тебе, Заман, я говорю. Ты еще молод, неопытен. Что с Лопяном?

– Он должен был уехать в Урумчи. А за его аптекой стали следить… На последнее свидание он не пришел…

Пазыл прикусил губу и молчал долго. Наконец поднял голову.

– Да, борьба обостряется, – заговорил он. – Сейчас подлецы в собственных рядах становятся опаснее, чем откровенный враг. При наступлении они путаются в ногах, во время боя хватают за руки…

– Привет джигитам, преодолевшим степи и горы! – воскликнул появившийся Моллахун. За ним показались Асылкан, Сопахун, Бато.

– Входите, входите, – пригласил Пазыл. – Это тот самый Заман, о котором я говорил.

– Молодец! Хорошо, что приехали! – Моллахун похлопал Замана по спине. – С такими джигитами мы не ударим лицом в грязь! Все дело в пашем единстве.

– Правильно, Моллахун-ака! – под-хватил Пазыл. – Без единства мы ничего не добьемся. Враг побеждает не потому, что он сильнее, а потому, что у нас нет единства. Не обезвредив скрытых врагов, не победим, в открытом бою…

– Да. Мы все должны быть как одно тело, одна душа! – горячо сказал Асылкан.

– Моллахун-ака! Что же это? Так и будем потчевать гостей речами, да?

– Нет, почему же? У меня все готово. Пусть помоются с дороги. Пойдемте. – Моллахун встал, пропустил вперед себя приехавших и задержался на пороге. – А этот Рози, пожалуй, мне подойдет. Я возьму его в помощники, хорошо?

– Я не против, Моллахун-ака. Лишь бы бойцы были сыты и одеты, – разрешил Пазыл.