Текст книги "Избранное. Том 1"

Автор книги: Зия Самади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать первая

1

Ходжанияз, узнав о поражении Ма Чжунина, сказал:

– Вот, предал меня, а теперь получил по заслугам.

– Пакостник попадает в беду сам – говорят в народе, – ответил Моллахун.

– Ма Чжунин и Шэн Шицай – наши враги, один ненавистнее другого. Теперь они будут собирать силы и, несомненно, схватятся еще не раз. Нам надо использовать создавшееся положение, – заговорил Пазыл. – Мы должны набрать новых бойцов, обучить их военному делу, создать регулярные воинские части. Восставшие районы необходимо объединить и централизовать управление повстанческими силами. Сейчас каждый сам себе хозяин: в Аксу – Томур, в Кашгаре – Осман, в Хотане – Шамансур. Бывает и так, что они враждуют друг с другом. А это на руку врагам. Мы можем рассчитывать на победу лишь в том случае, если объединим все силы и возглавим их.

Все согласились с Пазылом. Назавтра двухтысячный отряд во главе с Ходжаниязом направился к городу Кур-ля. Через два дня выступил отряд Пазыла в пятьсот человек. Он шел к Курля кружным путем – через долину Юлдуза, где должен был соединиться с Бато, уехавшим туда заранее – пополнить ряды повстанцев монгольскими джигитами.

Будто серебряные купола, сверкали снежные вершины Тянь-Шаня. Солнечные лучи, отражаясь от ледников, как от зеркал, слепили глаза. Бойцы, спешившись, с трудом карабкались вверх по кручам. Уже три дня подряд не отдыхали они, и лошади едва держались на дрожащих от усталости ногах. Достаточно было одного неверного движения – и навьюченный конь, соскользнув, летел вниз со скал, а через короткое время снизу, со дна ущелья, доносилось гулкое эхо…

Отдохнув на перевале, начали спуск.

– До наступления темноты нужно выбраться из ущелья, – торопил Моллахун, хорошо знавший эти места.

Во избежание неожиданностей Пазыл направил вперед дозор из двадцати конников. Примерно через час примчался связной:

– У выхода из ущелья замечен вооруженный отряд!

– Наверное, карашарские дунгане. Видимо, хотят прямым путем через Токсун выйти к войскам Ма Чжунина, – предположил Моллахун.

– Ничего хорошего от этой встречи ждать не приходится. Ты, Заман, беря две сотни людей и иди вперед. Если пропустят, не трогайте их! – приказал Пазыл.

– Хорошо! – Заман с двумя сотнями джигитов поспешил вперед.

– С этого склона можно свалиться дунганам прямо на головы, – сказал, Моллахун.

– Вы, Моллахун-ака, вместе с грузом идите вслед Заману, – распорядился Пазыл. Сам он с оставшимися людьми начал карабкаться на склон, указанный Моллахуном.

Моллахун не ошибся. Около двухсот вооруженных дунган двигались навстречу отряду Пазыла через перевал на Токсун. Завидев впереди небольшой дозор, они решили прибрать к рукам легкую добычу и приготовились к бою. Когда люди Замана подъехали ближе, дунгане открыли огонь. От первого же залпа около десяти бойцов свалились с коней.

– Спешиться! – скомандовал Заман, и бойцы заняли оборону, укрываясь за камнями.

Дунгане занимали господствующие высоты, потери в сотнях Замана росли – нельзя было оторвать голову от камней, так метко вел огонь противник.

– Вперед, братья! – крикнул Заман и, встав во весь рост, бросился в атаку.

Бойцы ринулись за ним, но вновь вынуждены были прижаться к скалам, ибо дунгане спокойно расстреливали их. Еще какое-то время вражеская цепь вела огонь, потом человек пятьдесят с криком: «Ша! Ша! Ша!» – двинулись вперед. Но когда они, шурша камнями, подобрались близко к бойцам Замана, на вершине склона появились люди Пазыла. Своим огнем они нанесли дунганам большие потери. Дунгане в панике побежали.

– Не выпускайте живыми этих убийц! – крикнул сверху Пазыл, и тут вражеская пуля свалила его с коня.

– А-фан-дим! – бросился к нему ехавший рядом Рози.

Когда, разгромив врага и взяв в плен около полусотни дунган, бойцы во главе с Заманом вернулись обратно, Пазыл был без сознания. Моллахун сидел у изголовья и пытался напоить его. У Рози по щекам ползли слезы.

Увидев все это, Заман замер, застыл, как изваяние. Пазыл открыл глаза. Узнал Замана, взглядом попросил подойти. Только теперь Заман, упав к ногам Пазыла, зарыдал.

– Н-не плачь, 3-за-ман, – ясным голосом проговорил Пазыл. – Сле-зы н-не к лицу борцу… – Он снова закрыл глаза. По его лицу было заметно, что хочет сказать еще что-то. – Пить!

Отхлебнув глоток из фляги, он сжал руку Замана.

– Я ошибся… Нужно было… создать трудовую партию… для руководства… восстанием… – Он ослабел, умолк и опять отпил воды. – Заман, помни, что я сказал… Не п-пов-то-рряйте эту ошибку…

Пазыл еще раз пожал руку Замана, закрыл глаза. Его лицо было спокойно: он, казалось, был уверен, что освобождение, за которое он отдал жизнь, обязательно придет…

2

Предприимчивостью, энергией, решительностью Шэн-дубань превосходил всех (не считая, конечно, Ма Чжунина), кто оказался на арене борьбы в Синьцзяне. Он понимал, что имеющихся у него сил для победы мало. Поэтому переворот 12 апреля был не просто сменой правителей – он привел к резким переменам во внутренней и внешней политике. Основная цель Шэн Шицая заключалась в том, чтобы любой ценой сохранить Синьцзян как часть Китая, упрочить свое положение всесильного владыки в провинции. Ради этого он готов был использовать любые средства.

Он провозгласил принцип «равноправия и сплочения национальностей» и даже предпринял ряд маневров в этом направлении. Но положение в провинции еще не стабилизировалось, оно находилось в том крайне опасном и неустойчивом состоянии, когда необходимо действовать очень осторожно, учитывая каждую мелочь, в одних случаях принимая решительные меры, а в других – терпеливо выжидая.

Шэн Шицаю, помимо мелких противников, противостояли три силы: Ма Чжунин, захвативший Турфан, Токсун, Карашар, повстанцы Ходжанияза и, наконец, Исламская республика в Кашгаре. Шэн Шицай стремился не допустить их сплочения, искал среди них союзников для себя и лихорадочно проводил военные приготовления, Были значительно укреплены важнейшие стратегические пункты провинции – Урумчи, Гучен, Шихо, Чугучак, усилена деятельность разведывательных органов. Но о спокойствии думать не приходилось. Мало, очень мало еще точек на карте Синьцзяна, где осуществляется его власть…

– Разрешите, господин дубань? – Вошедший Лю Бин прервал размышления Шэн Шицая над картой провинции.

Дубань резко обернулся, спросил:

– Что известно о Ма Чжунине?

– Пополнил свои войска за счет местных дунган Турфана, Токсуна, Карашара, готовится к боям.

– Что еще?

– Произошли стычки дунган с отрядом Ходжанияза, который отошел к югу.

– Да. В стычке на горном перевале убит Пазыл. Это хорошая весть. Мы избавлены от одного из самых опасных врагов. Но положение все еще ненадежно… Что делает Чжан Пейюань в Кульдже?

– Я не получил сообщений…

– Начальник штаба должен знать обо всем. По моим данным, Ма Чжунин сговорился с Чжан Пейюанем, и они хотят наступать на Урумчи с двух сторон – от Турфана и Кульджи.

– Не может быть! Неужели Чжан Пейюань предаст нас дунганам?

– Очевидно, личная неприязнь для него превыше нашего единства. Это очень опасно.

– Конечно… Внутренние разногласия всегда опасны…

– С сегодняшнего дня, Лю Бин, вы возглавляете оборону Урумчи.

– Слушаюсь, господин дубань!

– Нужно укрепить оборону Шихо, Манаса, всех важных пунктов по Кульджинской дороге.

– Слушаюсь!

– Чжао прибыл?

– Ждет.

– Пусть войдет.

Лю Бин вышел. Появился Чжао, молча склонил голову с отметиной.

– Думаю назначить тебя на очень ответственный, пост…

Глаза Чжао ликующе блеснули. Вместо ответа он склонил голову еще ниже.

– Будешь руководить управлением государственной безопасности.

– Слушаюсь!

– Подожди. Я назначаю тебя на эту должность потому, что ты выдержал испытание…

– Я оправдаю ваше доверие, господин…

– Ты знаешь о разногласиях между руководителями восстаний в Аксу, Кашгаре, Хотане.?

– Да. Они спорят о том, кто будет главным.

– Правильно. Но теперь их объединил Сабит-дамолла и объявил Исламскую республику. – Шэн Шицай достал из шкафа листок, исписанный по-уйгурски и по-китайски. – Читай!

Чжао начал внимательно читать. Это была программа правительства Исламской республики. В ней говорилось, что Исламская республика является государством религиозно-политического характера с центром в Кашгаре. Премьером правительства из восьми министров объявлялся Сабит-дамолла, Ходжанияз заочно провозглашался президентом.

Было легко догадаться, что программа эта составлена отнюдь не профаном в политике, что автор ее человек грамотный и умный.

– Удивительно… Неужели за ними кто-то стоит? – проговорил в задумчивости Чжао.

– Утверждают, что Сабит-дамолла образованный человек, обучавшийся в Египте. Как бы там ни было, надо вбить клин между ними. Понял?

– Понял!

– Я вызвал в Урумчи Юнуса. Поручим ему выполнить это дело. Объясни ему все, что нужно. Через чао я приму его.

– Слушаюсь, господин дубань!

– Да, подожди. Ты мне докладывал, что арестовал Лопяна. Освободи его… Да, да, не удивляйся. До поры до времени коммунистов трогать не будем, даже привлечем их к культурно-просветительным мероприятиям… Понимаешь? Но глаз с них не спускать!

Через час Шэн Шицай принял Юнуса.

– Как думаешь, правительство Сабита поддержат народы Синьцзяна? – спросил дубань.

– По-моему, – как старательный ученик на уроке заговорил Юнус, – Исламская республика – это мыльный пузырь, который в нынешней обстановке должен очень скоро лопнуть.

– Нет, – поморщился Шэн Шицай, – Сабит-дамолла не простой человек… Он начал с организации, мысль о которой не приходила Ходжаниязу в голову в течение целых трех лет.

– Может, и не совсем так, – заявил Юнус, понявший свой промах в начале разговора.

– До сих пор я был спокоен за юг, ибо главари мятежников в Кашгаре, Аксу, Турфане никак не могли договориться. Томур требовал должности главнокомандующего, Осман грабил Кашгар, Шамансур хотел стать хотанским эмиром, а Ма Чжунин пытался подчинить себе всех. Борясь между собою, они развязывали мне руки. А теперь, друг мой, нельзя быть безразличным к Сабиту-дамолле, объединившему их.

– Я уверен, что конфликт между Ходжаниязом и Ма Чжунином будет продолжаться, – сказал Юнус.

– Нельзя строить планы на такой уверенности. Если Ма Чжунин объединится с Сабитом-дамоллой… Во что бы то ни стало надо усилить вражду между ними.

– Правильно.

– Если правильно, то выполни это.

– Я? – Юнус удивился, даже испугался.

– Поедешь в Кашгар. Ты должен взять в свои руки Сабита-дамоллу. А Ходжанияза я беру на себя. Я его опутаю в Курля…

– Очень трудная задача…

– Я уверен, что мы с тобой справимся. – Дубань похлопал Юнуса по плечу.

Тот не смог отказаться от поручения. Еще некоторое время они уточняли детали, а потом Юнус собрался уходить. Дубань, улыбаясь, спросил:

– Ты помнишь барышню Чжу? Хочешь увидеть ее?

– Чжу-шожа? – Глаза Юнуса заиграли.

– Она здесь. Вчера прибыла из Шанхая.

– Да ну?

– Только тебе одному могу разрешить ее видеть…

Глава двадцать вторая

1

Январь 1934 года был холодным: от стужи околевали собаки, замерзали на лету птицы. В такой жестокий мороз войска Ма Чжунина прошли через перевал Даванчин и обложили Урумчи. Город был отрезан от внешнего мира, Шэн Шицай не мог теперь надеяться на помощь извне, и Ма Чжунин предвкушал скорую капитуляцию своего противника. Загнанный в городскую цитадель, Шэн Шицай, однако, сдаваться не спешил, яростно огрызался, отбивал атаки дунган, хотя артиллерийский обстрел наносил обороняющимся большой урон.

В эти лютые морозы дунгане дни и ночи находились на открытом воздухе. Чтобы как-то обогреться, они рубили на дрова все окрестные постройки и скотные дворы. Когда по ночам зажигались их бесчисленные костры, казалось, что горит вся земля вокруг города.

Однако сам Урумчи все-таки еще не был взят, и на восьмой день осады разъяренные дунгане начали решительный штурм. В пылу сражения, когда наступавшие уже достигли крепостных стен, в тыл им ударили подошедшие на помощь части… Ма Чжунин, казалось, уже схватил врага за горло, но вдруг этот неожиданный удар с тыла свел на нет все его успехи…

Взбешенный Га-сылин, как раненый зверь, бросился в атаку, принудил подошедшие части отступить до Санджи, уничтожив целый полк. Однако противник успел перегруппироваться и, воспользовавшись превосходством в технике, нанес Ма Чжунину мощный контрудар.

Потерпев поражение, Ма Чжунин вынужден был отступить, и его отступление скорее походило на бегство. Больше половины хорошо обученной десятитысячной дунганской армии осталось лежать в глубоких снегах на пути к Токсуну…

Огонь маленького дымного очага едва освещал камышовый потолок крохотной комнатушки. Га-сылин еще несколько дней назад, когда готовился расположиться в «дубань гуншу», чтобы править оттуда Синьцзяном, никак не мог предположить, что очутится в этом жалком курятнике. Удрученный поражением, огромными потерями, он погрузился в мучительные, путаные думы. Ему хотелось все понять, распутать, но это ему не удавалось. По молодости своей он еще не осознал, что в этой запутанности отражаются сложные законы жизни, которых он раньше и знать не хотел: просто верил в свою звезду, стремился к ней и теперь был жестоко наказан. Он проиграл не потому, что был молод или бездарен. Он ошибся, и ошибка его заключалась в том, что он не понял сложившейся в Синьцзяне обстановки, не знал, как повести себя в создавшихся условиях, да и не стремился узнать, ибо не сумел подняться выше дунганских узконациональных устремлений. Только сейчас, сидя перед дымящимся очагом, он начал понимать все это и терзался жестоким раскаянием.

– Разрешите? – Ма Шимин приоткрыл едва державшуюся на петлях дверь.

Га-сылин наклонил голову.

– Посланец от Шэн-дубаня.

– Посланец? – поднял голову Ма Чжунин.

– Посланец…

– Что он хочет сказать?

– Если мы решим уйти из Синьцзяна – дорога открыта.

– Нет. Теперь соглашаться на это тяжелее смерти… – Ма Чжунин достал из нагрудного кармана блокнот, быстро написал: «Дубань, ты выиграл. Возможно, это судьба. Я не могу простить себе ошибки в выборе сил, на которые можно было опереться…» Протянул листок Ма Шимину: – Отдай посланцу.

– Слушаюсь!

– Сколько с нами людей?

– Около тысячи… Но все очень устали…

– Ничего. Мы пришли сюда воевать. И будем воевать…

– Когда тронемся в путь? – спросил Ма Шимин.

– Подождем два-три дня известий от Чжан Пейюаня…

Не видя в командующем прежней решительности, Ма Шимин тяжело вздохнул.

– Разрешите доложить? – на пороге появился адъютант. – Прибыли двое из Кульджи.

– Пусть войдут.

Адъютант ввел двух дунган, одетых в тулупы и лисьи шапки.

Пришельцы рассказали следующее. Илийские дунгане, взяв Кульджу и объединившись с войсками Чжан Пейюаня, собрались было в поход, чтобы присоединиться к Га-сылину, как вдруг появились отряды противника. Они взяли Куре, затем двинулись на Кульджу и разбили дунган наголову. Чжан Пейюань покончил с собой…

– Это рок! – пробормотал Ма Чжунин.

Все погрузилось в гнетущую тишину, лишь в очаге время от времени трещали дрова. Наконец командующий поднял голову:

– Готовьтесь, тронемся в путь!

2

Заман пришел в штаб с небольшим опозданием против назначенного срока. Почтительно поздоровавшись со всеми, он устроился рядом с Моллахуном. Ходжанияз сидел, скрестив ноги, на толстых одеялах на почетном месте и то и дело гладил руками бороду. Можно было заметить, что он пал духом, хотя старался не показать этого. Появление Замана прервало разговор, и Ходжанияз подал знак сидевшему рядом человеку, которого Заман видел впервые:

– Продолжайте.

– Господина Гази-ходжу давно ждут в Кашгаре уважаемые люди во главе с Сабитом-дамоллой. Когда его высокопревосходительство займет пост президента, мусульманский народ достигнет своего, иншалла!

«Откуда взялся этот умник?» – подумал Заман и шепотом спросил Сопахуна, но Сопахун лишь подмигнул ему – слушай, мол, поймешь сам. И действительно, понять было нетрудно, Сабит-дамолла, назначивший себя «премьер-министром», давно приглашал Ходжанияза прибыть в Кашгар и стать «президентом», но под влиянием Пазыла Ходжанияз упорно отклонял эти приглашения. А теперь Пазыла нет…

– Дорогой всем нам Кашгар должен стать центром ислама, – поддержал незнакомца Хатипахун.

– Вот! – подхватил его слова «умник». – В Кашгаре под руководством Гази-ходжи мы создадим мощные исламские войска. И тогда сумеем отразить натиск Шэн Шицая и Ма Чжунина и победить их.

– Другого пути нет, – подвел итог Хатипахун.

Но Ходжанияз продолжал молча теребить бороду. Возникла продолжительная пауза, и Заман, хоть это считалось неприличным перед старшими, нарушил молчание:

– Мы без боя отдали Ма Чжунину Курля. А теперь, значит, должны оставить Кучар и отступить в Кашгар…

– Вы еще младенец! – прервал Замана Хатипахун. – Ничего не понимаете!

– Пусть я младенец, зато наши бойцы не младенцы!

– Что могут знать ваши бойцы? Все знает только Гази-ходжа! Вы…

– Заман правильно сказал, – вмешался Сопахун. – Бойцы недовольны: если мы уйдем в Кашгар… – Сопахун виновато посмотрел на Ходжанияза и замолк.

Но тут, окрыленный поддержкой, заговорил Заман:

– Отдать свой народ в руки врага…

– Подожди, Заман! – Обозленный Хатипахун поднял четки. – Хорошо, допустим, мы остановим уже разбитого Ма Чжунина… А что делать с Шэн Шицаем? Он силен, с ним не сладить.

– Мудрые слова, – подхватил незнакомец. – Прежде всего, нужно позаботиться о силах, которые можно противопоставить противнику, а потом уже действовать…

Ходжанияз был мужественным, отважным человеком, но как руководитель и политик он был слаб и плохо разбирался в хитросплетениях лжи и коварства. Поэтому после: смерти Пазыла он, растерявшись, стал следовать советам Хатипахуна и ему подобных. По их настоянию он сдал без боя Курля. Сейчас, прислушиваясь к спору, он должен был принять важное решение. И как никогда он вдруг понял всю тяжесть утраты Пазыла. Ему так не хватало сейчас надежного, умного друга!

– Что думаешь, Моллахун, ну-ка, говори! – повернулся он к Моллахуну. В его голосе можно было услышать просьбу о помощи.

– Что могу я сказать, Ходжа-ака? – Моллахун поднял голову, помолчал. – Вы наш вожак. Куда поведете, туда и пойдем…

– Бог даст хороший конец… Собирайтесь. Отправимся в Кашгар, посоветуемся… – сказал Ходжанияз, сам еще не придя к выводу, правильно ли это решение.

По приказу Ходжанияза последними покидали Кучар бойцы Замана. Народ провожал их за ворота города. Кучарцы совали бойцам узелки с хлебом и фруктами, напутствовали добрыми словами, плакали. Седобородые старцы не удерживались от упреков:

– Когда пришли вы к нам, души наши достигли рая… Что же теперь вы уходите, оставляя нас в руках врагов?

Слова эти ранили душу Замана, болью отзывались в сердце. «Сам не понимаю, куда мы бежим. Бежим от своего народа… Кому поверил Ходжа-ака? Ведь посоветоваться можно было и в Кучаре… Зачем ехать для этого в Кашгар?..»

Заман ехал среди бойцов, не замечая сказочной красоты цветущих фруктовых садов, их чистого белого наряда, он ехал, погруженный в тяжелые думы о прошлом, о настоящем, пытаясь проникнуть за черную завесу тайны будущих лет…

– Что-то не по душе мне этот поход! – прервал его мысли Рози.

– Думаешь, мне он по душе?

– А может, повернем коней обратно и сами начнем газават, мой ходжа?

– Нет, нельзя…

– Значит, как говорят в народе, конь рысит впереди, за ним трусит овца, за овцой ползет змея: Шэн Шицай ползет за Ма Чжунином, а тот – за Ходжаниязом. А что будем делать мы, мой ходжа?

Заман горько рассмеялся. Рози просто, но точно истолковал положение. Те, кто пристально наблюдал за событиями со стороны, вскоре поняли, что борьба закончится победой Шэн Шицая, и потому поспешили встать на его сторону – помочь расчистить от препятствий путь к победе. И кто знает, может, уже определились судьбы Ходжанияза, Сабита-дамоллы, Ма Чжунина и даже выкопаны их могилы, кто знает. Эти тайны откроет только время…

– Я вспомнил слова, которые как-то сказал Пазыл-ака!

– Повторите их, – Рози приблизил своего коня.

– Он сказал, что социальный облик Восточного Туркестана изменят не твердолобые ходжи и муллы, находящиеся в плену предрассудков, не ученые афанди с их узким национализмом, не одинокие руководители, появляющиеся извне, – не на них нужно возлагать надежды. Историю, общество может изменить только сам народ и те люди, которые сумеют организовать его на борьбу и повести по правильному пути…

– Гм… – Рози не уяснил сразу полностью смысл этих слов, но, произнесенные искренне и горячо, они запали в его душу.

– К сожалению, – продолжал совсем тихо Заман, окидывая взором необозримые просторы Таримской долины, – к несчастью моему и моего народа, у нас пока не вырос такой руководитель… Когда он появится? Наверное, это тайна годов…