Текст книги "Аллигат (СИ)"
Автор книги: Жанна Штиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
Глава 11
Граф прихватил стул от столика с рукоделием, поставил его напротив Ольги и, отвернув полу сюртука, сел.
– Вижу, Шэйла, тебе значительно лучше.
От того, что мужчина продолжал пристально всматриваться в её глаза, она не могла сосредоточиться. Нервно стянула у горла воротник халата:
– Об этом я и хотела с вами поговорить. Мне не нужна сиделка, – её голос с лёгкой хрипотцой выдавал волнение.
– Не будем спешить. Ты шла на поправку, а потом… – замолчал он и взял её руку. Накрыл второй, поглаживая: – Мне не хочется пройти через подобное ещё раз.
– Обещаю, подобное не повторится, – Ольга умоляюще смотрела в его глаза. Боялась отвести свои и в то же время чувствовала непреодолимое желание крепко смежить веки и провалиться сквозь пол. – Видите, я уже сама встаю, и голова совсем не кружится, – шёпотом сообщила она доверительно.
На миг почудилось, что граф Малгри видит и понимает, что перед ним подкидыш. Почему ей пришло на ум подобное сравнение, она объяснить не могла. Ощущала себя беспомощным кукушонком, подброшенным в чужое гнездо, в котором её приняли за своего птенца, окутали вниманием и заботой.
Его сиятельство задержал взгляд на её нездоровом румянце на скулах, на теребящих воротник ночного халата пальцах:
– Ты очень бледна. Доктор Пэйтон ещё несколько дней понаблюдает за тобой, а потом я решу, продолжить лечение или нет.
Ладно, несколько дней она потерпит.
Он встал и снова поцеловал её руку:
– Чего-нибудь хочешь, милая?
Она отрицательно покачала головой:
– Спасибо, мне всего хватает.
От графа пахло вяленой вишней и знойным летом. Пока он шёл к двери, Ольга смотрела на его прямую спину и широкие плечи, гадая, сколько же ему лет? Лёгкая пружинистая походка никак не вязалась с образом отца взрослого сына. А сколько лет Стэнли? Что тот не старше Ольги – очевидно.
– Да, – обернулся мужчина от двери и встретился с синим взглядом виконтессы, – Стэнли на неделю едет в Дербишир. Твой заказ выполнен, и он в этот раз привезёт его.
Она благодарно улыбнулась, а граф вздёрнул бровь и в раздумье склонил голову к плечу. Закрыл за собой дверь.
И чему этот мужчина постоянно удивляется? – сверлила назойливая мысль чужую платиновую голову. Неужели граф Малгри, и правда, сомневается, что перед ним не жена его сына?
Ольга поёжилась и резво вскочила, от чего её качнуло в сторону. Подошла к зеркалу на дверце шкафа и критически осмотрела себя новую. Погладила красивый уютный халат. Поправила упавшие на грудь наполовину распустившиеся косы. А что, неплохо. Но стоило глянуть на «своё» лицо, как румянец сменила мертвенная бледность. Женщина поспешила к туалетному столику и, из-за внезапно навалившейся слабости, упала на мягкое сиденье стула.
Из окна лился скудный дневной свет. Крупные капли дождя глухо барабанили по стеклу. Гонимые ветром, они извилистыми дорожками растекались по нему в разные стороны. Тяжело вздохнув, Ольга поймала в зеркале озадаченный взгляд незнакомки. Отрешённым взором блуждала по осунувшемуся лицу, скорбным складкам у опущенных уголков губ. Привыкнуть к новому «я», пожалуй, будет сложнее всего.
Народная мудрость гласит: «Глаза – зеркало души». Ольга была с этим полностью согласна. Всмотрелась в родную васильковую мозаику радужки с серыми вкраплениями вокруг зрачка. Прошептала безрадостно:
– Хоть что-то своё.
Мелькнула мысль, что ей повезло оказаться не в мужском теле, а в женском. К тому же довольно симпатичном. То, что Шэйла была значительно моложе, Ольгу не смутило.
– В человеке важна не его оболочка, а дух, – возразила она нетвёрдо, глядя на покрасневший шмыгающий нос и успевшие припухнуть веки глаз.
Ей самой давали не более двадцати восьми лет. Её мама в свои пятьдесят восемь выглядела на пятьдесят, и волосы, слегка тронутые сединой, не красила. «Возраст определяется состоянием души, а не тела», – любила повторять она. В последние годы у Ольги были проблемы с состоянием души. На лет сто задралась её возрастная планка, и она чувствовала себя древней старухой, покорно ожидающей своей смерти.
Откинув крышку высокой шкатулки, «виконтесса» выдохнула:
– Пф-ф…
Бегала глазами по поблескивающим предметам в чудо-шкатулке – несессере, вдыхала приторный аромат духов и сливочно-ванильный запах крема. Предстояло изучить содержимое всех баночек и хрустальных гранёных бутылочек, занимающих в отделениях строго отведённое им место, разобраться с назначением щёточек и других – пока непонятных – предметов.
Открыв следующую низкую фигурную шкатулку, взяла знакомую щётку. Пригладила растрепавшиеся волосы, при дневном свете кажущиеся серебряными. Крашеные? Раздвинула пряди у корней, всмотрелась – некрашеные.
Подвинула тяжёлый ларец и, догадавшись, что в нём найдёт, осторожно приподняла крышку. Брови подпрыгнули вверх. Ольга и ожидала увидеть в нём украшения, но поразило их количество. Она выкладывала их на стол, с придыханием рассматривала, гадая, это подарки или наследство? Или то и другое? Перебрала гребешки и шпильки для причёсок с бриллиантами и жемчугом, золотые булавки с драгоценными камнями, круглые и овальные броши, заколки в виде фибул, кольца, браслеты. Любовалась серьгами: с длинными подвесками и небольшими с одиночными жемчужинами, сапфирами или изумрудами, окружёнными мелкими бриллиантами. Накрутила на руку бусы с отборным жемчугом. Сетка для волос из тёмно-синего бархата, отделанная золотой тесьмой и драгоценными камнями, явно входила в комплект к тому бархатному платью, которое очень шло Шэйле.
Не выдержав искушения, Ольга приспустила халат с плеч. Оттянув горловину сорочки, примерила ожерелье из очень красивых лиловых аметистов в ажурной золотой оправе, удерживая его сзади на шее за выпуклую застёжку. Шикарно и баснословно дорого. Вернув чужую роскошь на место, закрыла шкатулку. Вздохнула. Всё своё «богатство» она носила на себе: маленькое золотое колечко, тонкую цепочку с подвеской-подковой – на счастье, которое никак не примагничивалось – и маленькие серёжки-гвоздики с рубинами, подаренные родителями на совершеннолетие.
В выдвижных ящичках туалетного столика Ольга нашла батистовые носовые платки – один из которых тут же перекочевал в карман кимоно, – атласные и шёлковые ленты различных расцветок и ширины, коробочку с пуговицами, больше похожими на дорогие броши и, что уж совсем удивило, несколько коробков спичек в изящных спичечницах. Ничего подобного Ольга раньше не видела. Вспомнить, когда появились первые спички, она не смогла. Да и знала ли?
Прижавшись бедром к подоконнику, она задумчиво стояла у большого окна, по всей вероятности, находящегося на втором этаже старинного особняка. Не отрываясь, задумчиво смотрела на английский сельский пейзаж. Сквозь оголённые тонкие ветви растущих под окном деревьев просвечивали набухшие влагой поля, ровными строчками убегающие к реке. Вдали за ней – застывшая гряда затянутых мутным туманом холмов, над ней – серое и безликое зимнее небо. И среди всего этого она, Ольга, сбившаяся с пути и заплутавшая в сумраке незнакомого мира. Она потрогала пальцем влажную землю в цветочном горшке с неизвестным ей комнатным растением. На холодном подоконнике оно зачахло, листья подвяли, и только фарфоровое кашпо с начищенной бронзой, словно издеваясь над ним, пестрило ярким рисунком.
Ольга, не раздумывая, забрала кашпо с подоконника и остановилась посреди комнаты, высматривая местечко, куда бы пристроить подмёрзший цветок.
– Шэйла…
И снова она пропустила его появление. Снова вздрогнула, прижимая к груди тяжёлое кашпо с растением, норовящее выпасть из ослабевших рук. Не моргая, уставилась на мужчину с холодными глазами, словно зимнее небо за окном.
Виконт, как и его отец, был одет в простой коричневый сюртук, застёгнутый на все пуговицы. Безупречно повязанный шейный платок в тон жилетки, брюки в чёрно-коричневую тонкую полоску, сапоги с отворотом. Гладко зачёсанные назад волосы, чисто выбритое лицо.
Он махнул сложенным пополам журналом и бросил его на столик-матрёшку у софы. Шагнул к Ольге, отнял кашпо:
– Почему ты одна? Где горничная, сиделка?
Она молчала. Когда-то она была общительна. И весела. Потом познала прелесть одиночества, научилась молчать. Её самыми благодарными и самыми любимыми собеседниками стали книги. Редкие посетители библиотеки приходили к ней только тогда, когда им что-то было от неё надо. Она поняла важную для себя вещь: одиночество как нельзя лучше показывает степень твоей ненужности. В этом мире Шэйла, судя по всему, тоже не очень-то была нужна своему мужу, и пришёл он, скорее всего, попрощаться перед отъездом.
– Куда его? – развернулся Стэнли к окну, собираясь вернуть цветок на прежнее место.
– Ему нельзя туда, – остановила мужчину Ольга, глядя в его спину. – Там холодно.
Скрипнула дверь и тут же закрылась. Качнулся от потока ветра балдахин над кроватью. Затухающее в камине пламя занялось с новой силой.
Стэнли повернулся и вопросительно посмотрел на Шэйлу:
– Куда же?
– Где тепло и светло.
Он подвинул вазу на каминной полке и поставил на её край кашпо. Потёр руки.
– Через час я уезжаю в Матлок. Надеюсь, за неделю ты не успеешь соскучиться по мне, – усмехнулся и убрал в сторону от топки камина защитный экран. Опустился на корточки, подбросил поленья.
Ольга испытала облегчение. Опустила глаза, пряча нечаянно вспыхнувшую радость. Неделя – целая неделя! – чтобы осмотреться и привести мысли в порядок. И не нужно бояться, что тебя застанут врасплох. Не будешь вздрагивать при звуке чужого голоса, от которого пробирает дрожь и вдоль позвоночника крадётся холод. Не будешь съёживаться от пронзительного взора стальных глаз.
– Не будешь скучать, – уверенно сказал виконт, подняв бровь, совсем как его отец, и вплотную приблизился к жене. – Как и раньше.
Ольга не сдвинулась с места, продолжая стоять с опущенной головой, сдерживая желание отступить, спрятаться за ширмой или сбежать в туалетную комнату.
Он двумя пальцами поднял её лицо за подбородок и тихо спросил:
– Что ж ты молчишь?
– Хорошей дороги, – ответила она, мысленно продолжив: «Айсберг». Подняв глаза, заметила, как дёрнулся в слабой улыбке уголок его рта. Когда мужчина склонился к её лицу, она закрыла глаза, вдыхая запах его одежды, тот самый: с нотками мускатного шалфея, гвоздики и корицы. Замерла в ожидании супружеского поцелуя, надеясь, что сможет сдержаться, не отшатнуться и ничем себя не выдать.
Глядя на закрытые глаза и дрожащие ресницы Шэйлы, Стэнли коснулся губами её лба. Комок подступил к горлу, перекрыв дыхание. Виконту опять не хватало воздуха. Тихий спокойный грудной голос жены пробудил воспоминания об их первых встречах, когда он был увлечён Шэйлой Табби Стакей, самой красивой леди в Лондоне, а она ленивой снисходительной улыбкой отвечала на его ухаживания. И снова его рука тянулась ослабить узел шейного платка, и хотелось смотреть в её глаза цвета штормового моря, не находя ответа на вопрос: «Почему они стали другими?» Оттаяли, потеплели. Почему он больше не слышит в её голосе резкие отталкивающие нотки, не чувствует прежнюю силу откровенной – впрочем, взаимной – неприязни? Она подавлена, и это видно. Неужели она, в самом деле, переживает потерю ребёнка?
Мысли Ольги вязли в паутине непонимания. Невесомый поцелуй в лоб. На что это похоже? На вынужденный брак между Стэнли и Шэйлой, как она и предполагала? Брак по расчёту, где не требовалось согласия молодых на союз? Поведение графа Малгри подтверждает догадку. Он, как может, старается облегчить жизнь невестки с игнорирующим её супругом.
Брак, устроенный родителями… Она видела отца Стэнли. А где же мать? Её нет или хозяйка поместья в отъезде? Может быть, больна и пока не в состоянии навестить жену сына?
Необходимо ещё что-то сказать отъезжающему Айсбергу. Но Ольга молчала, снова боясь выдать себя – в этот раз – необдуманным словом. Как? Как его называть? Стэнли, Стэн, милорд? Какое принято общение между супругами? Можно симулировать частичную потерю памяти и всё списать на болезнь. Но тогда она никогда не избавится от заботы Айболита и его преданной помощницы. Знать бы, кому сказать за это спасибо! По чьей милости угораздило её вляпаться в такую запутанную историю?
Пока она терзалась мыслями, виконт, так и не дождавшись от жены прощальных слов, ушёл.
Ольга вздохнула: он и не нуждался в её добрых напутствиях в дорогу. Такого мужчину всегда найдётся кому проводить.
Глава 12
Ольга сидела на софе и, облокотившись на подушку, листала женский журнал. Тот самый, что Стэнли бросил на столик, когда зашёл проститься. Ей не терпелось окунуться в последние и самые достоверные новости мира, в который она попала.
На тонкой матовой обложке с изображением двух красивых леди в зимней меховой одежде, значилось: Иллюстрированный «Домашний журнал» № 4, февраль 1867 год. Издательство Вилсон Фостер, Лондон.
Девятнадцатый век. Дата не вызвала паники. Как и предполагала Ольга, её душа угодила в не очень отдалённое прошлое. Оставалось вспомнить, кто правил в Англии в это время. Виктория, – без труда всплыла в памяти нужная информация. Королеве сорок семь лет, пять лет как вдова, и у неё девять детей.
Только что Ольга одержала маленькую победу на пути к своему «выздоровлению».
Появившаяся в дверях сиделка и вошедшая следом Мадди, попытались вернуть леди Хардинг в кровать.
– Миледи, вам нужно принять порошки и лечь в постель, – невозмутимо сообщила сиделка, высматривая на столике очередную «пилюлю» для больной.
Мадди бросилась поправлять одеяло и подбивать подушки, подталкивая под них тугой валик, который Ольга накануне сдвинула к другому краю кровати. Привычка спать на низкой подушке перешла и к «виконтессе». С этим она ничего не могла поделать, да и не хотела. Уж коль она собирается задержаться в этом мире, то некоторые полезные привычки менять не стоит.
– Подождут ваши порошки, – спокойно отозвалась больная, не отрываясь от просмотра журнала. – А вот чаю с чем-нибудь вкусненьким я бы попила с удовольствием.
Она помнила, что ужин в Англии обильный и приходится на позднее вечернее время. Гадала, как сможет привыкнуть к тяжёлой еде на ночь? Съеденные на ленч бульон и протёртое пюре – неизвестно из чего приготовленное, – оказались очень даже ничего на цвет и вкус. Но Ольга привыкла к другой пище: калорийной и вредной. Сейчас ей хотелось горячего чая с сытным бутербродом. Лишний вес? Да, было немного. В той жизни. Лишних шесть-семь килограммов её не портили и, при желании, от них легко можно было избавиться. Только желания не было. А вот Шэйле не помешает набрать столько же и стать более женственной. Понятно, что болезнь никого не красит, но как раз именно это легко исправить.
Мадди вышла за дверь, а сиделка села на стул с выражением покорности и послушания на лице.
Итак, Ольга листала женский журнал и с интересом рассматривала цветные иллюстрации, вручную раскрашенные акварелью. Шестнадцать страниц желтоватой бумаги размером А4 изобиловали выкройками, схемами для вязания и вышивки, нотами – как она поняла – новой модной песни, советами по обустройству дома, ведению домашнего хозяйства и разведению цветов. Много отсылок было к правящей королеве – как к образцу стиля и поведения, – которая предпочитает то-то, очень любит это, стремится к тому-то. Её любили, ей подражали, её боготворили.
В конце журнала Ольга нашла короткий рассказ миссис Дейколл о её милой комнатной собачке Белле, которую она учит выполнять простые команды. «Виконтесса», посмеиваясь, фыркнула, отметив скучный стиль повествования и полное отсутствие какой-либо идеи. К этой чепухе прилагался рисунок маленькой гладкошерстной собачки и будто отрубленные женские ручки с кусочком печенья в тонких пальчиках. Последняя страница пестрела десятком объявлений о вакансиях. В декоративной рамке бросался в глаза призыв к читательницам присылать рассказы для публикаций. И ни слова о политике!
Спрашивать Мадди о предыдущих номерах журнала Ольга не стала. Если они есть – а они должны быть, – то неминуемо попадутся на глаза. Хотелось заглянуть в газеты, которые должны получать мужчины. Чем занимаются хозяева дома, и откуда исходит достаток графской семьи, тоже в скором времени прояснится. Наследство наследством, но и оно не является неиссякаемым источником. Деньги должны работать на своих хозяев.
Ольга, обмакивая в вишнёвый джем ломтики фруктового пирога с сушёной смородиной и изюмом, пила несладкий чай. Смотрела, как у кровати хлопочет Мадди, разглаживая складки на одеяле, а сиделка сосредоточенно перебирает коробочки и склянки на прикроватном столике.
Ничего, – утешала себя «виконтесса», – даст Бог, через несколько дней все эти так называемые лекарства полетят в урну. Мечтательно сузив глаза, вертела в пальцах серебряную вилочку, поглядывая на такой же нож и ложечку. Она вовремя догадалась, что приборы предназначены для еды всевозможной выпечки с тарелок. Очень непривычно. Несомненно, вкуснее откусывать от большого куска, но традиция есть традиция.
Поев и окончательно успокоившись от потрясения после встречи с «мужем» и его отцом, она, прикрыв рот ладонью, расслабленно зевнула. Расправила шерстяной клетчатый плед и поправила подушки под боком. На недоуменный взор Мадди пояснила:
– Вздремну здесь, а ты забирай посуду и иди.
Сиделка, молча, протянула ей на тарелочке два крошечных бумажных фунтика.
– Что это? – тянула время Ольга, не зная, как избавиться от сомнительного лекарства. Одно дело выполнять рекомендации квалифицированного лечащего врача в двадцать первом веке и другое – избегать всеми силами предписаний врача-дилетанта девятнадцатого века.
– То, что прописал вам доктор Пэйтон, – поставила женщина тарелочку на столик и подала чашку с водой.
– Я потом выпью.
– Так нельзя, миледи. Нужно выпить сейчас, – в голосе сиделки послышались металлические нотки.
– У меня ничего не болит, – заупрямилась больная, не показывая неприязни к настырной женщине.
– Потому и не болит, что вы их пьёте.
– А мы попробуем не пить, – настаивала «виконтесса», демонстративно укрываясь пледом. – Как только я почувствую боль, сразу же выпью.
– Миледи, я вынуждена доложить об этом доктору Пэйтону, – пообещала сиделка обиженным голосом.
Ольга кивнула:
– Вот и сходите к нему, пока я буду спать, – отвернулась к стене, прислушиваясь.
Спор с женщиной оставил нехороший осадок. Сиделка ушла, а Ольга, не имея сил сдвинуться с места, слушала нарастающий в ушах шум. Секретер она обследует позже. А сейчас… спать.
Проснулась она, когда за окном сгустилась темень. Масляный ночник отбрасывал на стену угловатую остроносую тень сиделки, дремлющей в кресле у камина.
Ольга сладко потянулась – выспалась.
Чуткое ухо надзирательницы уловило лёгкий шум, и она открыла глаза. Моргнув, прогоняя остатки дрёмы, быстро встала и дёрнула за кольцо сонетки. Зажгла керосиновую лампу и свечи на каминной полке.
Мадди будто ждала сигнала сообщницы. Не успела Ольга размять затёкшие ноги, как горничная вошла с подносом.
Ужин, – сглотнула голодную слюну «виконтесса». Она наблюдала за Мадди, выставляющей на столик-матрёшку глубокую тарелку с супом-пюре зелёного цвета – снова суп! – лапшу с кусочками отварной курицы в белом соусе, небольшой кусочек хлеба, рисовый пудинг с изюмом, чай и банан.
Ольге понравилось всё. Порции были достаточными, чтобы насытиться и, главное, не переесть. Стало понятно, почему Шэйла была стройной, даже слишком стройной до болезни, которая вконец иссушила её. Ольга опустила глаза на небольшую грудь виконтессы. Её была на размер больше.
Главная неприятность в виде доктора Пэйтона ждала больную сразу после ужина. Сиделка выполнила угрозу и, как только Айболит вошёл в спальню, кляузница, поджав губы, чинно стала за спинкой его стула.
Доктор поставил саквояж у ножки стула и сел. Строго заглянул в глаза миледи и, играя бровями, вопросительно на неё посмотрел:
– Как вы себя чувствуете, миледи?
Ольга на всякий случай улыбнулась – пусть думает, что ей очень хорошо. А так оно и было.
– Мистер Пэйтон, у меня ничего не болит. Спасибо за вашу заботу, – ответила она.
– Миледи, вы же понимаете, что улучшение может быть временным. Вы отказываетесь принимать порошки, пренебрегаете моими предписаниями и нарушаете постельный режим. Это может привести к серьёзным последствиям.
Он смотрел на неё, как смотрят на непослушного ребёнка, отказывающегося выполнять указания взрослых.
– Понимаю, – с готовностью кивнула Ольга, – и беру на себя всю ответственность за отказ следовать вашим предписаниям.
– Вы сняли электропатический пояс, – проигнорировал он явный намёк на его отставку.
– Сняла. Мне он не нравится, – пусть она выглядит в его глазах глуповатой. Лучше так, чем медленная смерть от непонятного изобретения шарлатанов.
– Так нельзя, миледи. Я призван лечить вас.
– От чего лечить? Простите, доктор, можно спросить, где вы учились на врача?
От неожиданного вопроса он неловко развернулся к сиделке, словно ища её поддержки. Бессознательно тронув брегет в кармашке жилетки, уставился в глаза виконтессы:
– Вы подвергаете сомнению мои медицинские знания и долголетний опыт врачебной практики? – его гладко выбритый подбородок подрагивал, пушистые баки на щеках топорщились.
Да, подвергаю и очень хочу посмотреть лицензию на вашу медицинскую деятельность! – не отвела Ольга от его лица горящего негодованием взгляда. От готового сорваться возражения покалывало язык. На худой конец, она бы заглянула в диплом доктора. Вместо этого «виконтесса» подавила вздох и отметила чистые руки Айболита. Миролюбиво ответила:
– Ну что вы, мистер Пэйтон, мне не совсем понятно, от чего вы меня лечите.
– Я обсудил это с лордом Малгри.
– Я бы тоже хотела услышать свой диагноз. Если вы скажете, что у меня было сотрясение мозга, то с этим уже всё в порядке. Я вылежала положенный срок, голова не кружится, меня не тошнит, аппетит хороший. Я уже самостоятельно хожу, читаю, здраво мыслю.
– И живот не болит?
– Нет, – вспомнила она, что и раньше слышала от доктора упоминание о животе и удивлялась этому. – Почему у меня должен болеть живот?
– Как же… Вы потеряли ребёнка… Вы не помните? – он подозрительно всматривался в её лицо.
Ольга онемела. Это оказалось для неё ударом ниже пояса. Её предшественница потеряла ребёнка? Какое выражение было на её застывшем маской лице, она видеть не могла, но Пэйтон беспокойно вздохнул и виновато сказал:
– Простите, миледи. Не следовало напоминать вам.
Тяжёлый взгляд доктора остановился на её лице. Его руки нащупали ручку саквояжа и навели Ольгу на мысль, что ей собираются вколоть наркотик. От воспоминания о «кондитерском» шприце, она быстро пришла в себя и, не моргнув глазом, солгала:
– Я ничего не забыла. Со мной всё в порядке, мистер Пэйтон.
– Всё же я должен сделать вам укол морфина, – вскочил Айболит и поспешно водрузил на стул медицинскую сумку. Распахнул её: – Когда вы потеряли ребёнка в первый раз, у вас была запоздалая вспышка истерии.
У Ольги потемнело в глазах: был ещё и первый раз?
Она выставила руку, протестуя:
– Не надо укола, я справлюсь. Обещаю вам – истерики не будет.
Всё оказалось хуже, чем она думала. Шэйла потеряла ребёнка дважды. Что это? Беспечность или преднамеренность? Если брать в расчёт отношения между супругами, то Ольга не удивилась бы желанию виконтессы не иметь детей от нелюбимого мужчины. Но это противоречит морали викторианской эпохи, когда был развит культ семьи, и рожать много детей, как правящая королева Виктория, было нормой. Как бы там ни было, но родить наследника и продлить род своего мужа – первая и самая главная обязанность женщины, особенно в браке по расчёту. Первенец, особенно мальчик, родившийся с золотой ложкой во рту, станет наследником не только титула, но и всего состояния графа Малгри. Отсутствие любви между супругами в данном случае не играет никакой роли. Тем более что зачатие состоялось, и не раз. Стэнли и Шэйла, как видно, понимают, что супружеские обязанности и любовь – не одно и то же.
Проблемы были у виконтессы и её мужа, а душа болела у Ольги.
– Как же не надо? – услышала она голос доктора, отвлекаясь от дум. – Я вижу, вам нехорошо.
– Мне уже заранее плохо от вашего укола, – возразила она, морщась. – Вам ли не знать, что морфий опасен и вызывает привыкание организма. Согласна, что он снимает боль. Но и одновременно разрушает головной мозг, парализует дыхание. От этого можно умереть.
Произнеся это, она ужаснулась. Скорее всего, так и было: леди Хардинг умерла от передозировки морфия. Ещё сверху тот электрический пояс.
Пэйтон продолжал держать руку на открытой сумке:
– Кто вам такое сказал, миледи? Вы неправильно понимаете его действие. Я вам сейчас всё объясню, – обернулся он на сиделку, напряжённо выпрямившуюся в ожидании указаний.
В какой-то миг Ольге показалось, что её сейчас скрутят и насильно сделают инъекцию, предварительно упаковав в электропатический пояс. Название-то какое противное!
– Хорошо, – устало согласилась она, вспомнив, что имеет дело с дилетантом, – пусть я ничего не понимаю в медицине, но уколы делать я себе больше не дам. Со своими страхами я справлюсь сама.
Хотелось добавить открытым текстом, что она больше не нуждается в его услугах и опеке сиделки.
Мистер Пэйтон побагровел и захлопнул сумку, демонстративно щёлкнув замком. Молча, с достоинством удалился. Кажется, Ольга его сильно обидела, но угрызений совести по этому поводу она не испытала. Ей удалось избавиться от Айболита. Только надолго ли? Она посмотрела на сиделку, которая не знала, как поступить: то ли пойти следом за доктором, то ли остаться рядом с больной. Решив, что новых указаний от Пэйтона не было, она села на стул и слабо натянуто улыбнулась.
Ольга взяла свечу и прошла в туалетную комнату.
Долго плескалась в миске с холодной водой, обтирала лицо и шею. Казалось, что вместе со свежестью проясняется сознание, из головы уходят тяжёлые мысли, которые вертелись вокруг полученной новой информации.
Неожиданно в дверь, ведущую в коридор, вошла молоденькая служанка с бидоном горячей воды. Испуганно ахнув, она уставилась на виконтессу. Следом вошла Мадди и, отняв бидон у ротозейки, бесцеремонно вытолкала её и захлопнула дверь.
– Хотите принять ванну, хозяйка? – спросила она. – Только надо подождать, когда воду нагреют.
– Завтра, – ответила Ольга устало. – Сегодня оботрусь губкой.
Её назвали хозяйкой, и это означало одно: в этом доме нет старшей высокопоставленной женщины. Следовательно, граф Малгри – вдовец. Или разведён. Учитывая, что разводы в это время были крайне редки, первый вариант выглядел убедительнее.
Ольга безучастно сидела у туалетного столика, а горничная расчёсывала ей волосы, заплетая косы.
– Сегодня я останусь на ночь одна, – сообщила больная сиделке ледяным тоном, укладываясь в постель, расправляя на груди широкие кружева на вышитой ночной сорочке. Надоело играть роль беспомощной страдалицы. Будь, что будет! Она хозяйка или нет?
– А как же…
– Если мне что-нибудь понадобится – позову.
Не верилось, что вот так просто ей удалось спровадить надзирательницу. Ольга ждала, что откроется дверь и войдёт граф, чтобы пожурить её за несдержанность и навязать общество сиделки на обещанных два дня. Знала – отказать ему она не сможет. Обходительный внимательный мужчина вызывал симпатию.
Но время шло, часы на каминной полке показывали пол-одиннадцатого, а со стороны коридора не раздавалось ни звука.
