Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)
Женщина, что с нее возьмешь. Мигом уворачивается от прямой стрелы разговора.
Но в чем-то Анн права. Даже дважды права: образование у нее почти никакое, и вовсе не ее дела думать о судьбах великой страны. Но она умна, она боится, причем не только за себя, поэтому мучительно думает. А фон Рихтер – наоборот, ничего не думает, поскольку рыцарь, стопроцентный дойч, у него личные покои в замке, отличное жалование, и он ничего не боится. Два Рыцарских Креста на планке форменной кирасы: Боевой – за успехи в подготовке курсантов, и Гражданский Золотой – за многолетнюю и регулярную отдачу долг-ленда.
Нужно признать: регулярные встречи с некоторыми истинными дойч подрывают веру в основы существования государства куда вернее тайных разговоров. Фон Рихтер – один из самых авторитетных и титулованных преподавателей училища Ланцмахта, у него светлые волосы – не очень красиво, но многозначительно прилизанные на костистом черепе. Он окончил училище и Университет, он чертовски состоятелен. Он образец. Идеал. Он сделал немыслимо много для улучшения крови Эстерштайна. И при этом он идиот. Нет, не в чисто медицинском смысле, строго говоря, истинные дойч не могут быть идиотами по определению. Но в бытовом – да, идиот. Об этом все курсанты знают, и наверняка командный состав училища. Там есть умные вояки.
Но это сам фон Рихтер – он-то понятный. Если же подумать о его заслугах в долг-ленде…. Скольких детей он зачал, сколько из них заимели кровь истинных дойч, никто не знает. Но именно они – элита, они будущее Эстерштайна. Естественно, по праву чистоты крови и возможностям в получении образования. В законе сказано, «наследование – есть высший грех, лишь Народ в целом наследует мудрость, дух и общее имущество Предков-Дойч». Это верно и справедливо. Кровь расы – величайшая ценность. Но если смотреть более приземленно…
На практике судьба гражданина Эстерштайна зависит от обстоятельств зачатия. В полнолуние пара людей – несомненно, здоровая, здравомыслящая и сознающая ответственность перед государством, проводит приятные (или не очень) минуты в дойч-гостинице. Исполнив долг, мужчина оставляет партнерше концепцион-жетон с личным номером, дальше от отца-гражданина мало что зависит. Девушка беременеет (или ей в данное полнолуние не везет), регистрирует свое состояние у врача квартал-канцелярии, немедленно получает всемерную заботу и помощь Эстерштайна, включая усиленное питание, регулярные медицинские осмотры и прочее. В положенный срок рождается новый счастливый гражданин, в его первичный «свайс» немедленно вносятся данные о составе крови, малыш остается в Киндерпалас на попечении воспитательниц, а родители получают заверенные знаки об отлично исполненном долг-ленде. Система идеальна: младенец получает отличный уход, родители продолжают трудиться на благо Эстерштайна и готовятся к новой отдаче долг-ленда, собственно, мужчине нет причин и особо прерываться, найдет время для страны в очередное полнолуние. Обоснованная, цивилизованная, гуманная и продуманная схема народного развития.
На практике – работает просто отвратительно. По цифрам, публикуемым Канцелярией, дело не так плохо: доля дойч-крови у граждан растет с каждым годом, количество рождающихся детей стабильно, но в училище осталось всего по одному учебному взводу на курсе, во дворах Медхеншуле тоже стало весьма просторно – это только то, что знает и видит лично Верн. Лучше бы не знал. «Многие знания рождают многие беды», как вычитал Вольц в одной библиотечной книге и потом долго цитировал со смехом. Вольц умнейший курсант и верный друг, но он заточен исключительно на войну – а там любое знание на вес древнего золота, и столь спорная истина насчет «знаний-печалей» для солдата звучит откровенно смехотворно. Но кроме рейдов, боев и стычек, судьбоносных походов и захватов богатых земель, есть еще и огромный город Хамбур, есть форты, сотни ферм и прибрежных поселков, а там…
Собственно, почему только «там»? Везде в Эстерштайне. Жизнь стала глупой, поскольку умерло понимание смысла, нет былой дерзости и смелости, ушел-истаял точный расчет и мужество предков. Годы глупости и расслабленности. Вон – даже Фетте рисует растопыренную на тюфяке откровенную ксану – существо весьма привлекательное (хотя в реальности и не со столь чудовищно вздутыми сиськами), но никчемное. Они же даже гражданами не считаются, бессмысленная большеглазая тупиковая раса. Кстати, деньги на часовое развлечение с такой невольницей Фетте придется копить месяца три-четыре. Бордели хотя и не запрещены, но не одобряются государством. Жалование курсанта наоборот, одобряется, но столь сисястой мясистостью похвастать не может.
…– Итак, мы выяснили – послабления в отношении низших рас приносят крушение единственно верного порядка нашего мира… – бубнил фон Рихтер, монотонно скрипя мелом по доске.
Скрип навевал какие-то топчанные рассохшиеся мысли, на строчках в планшете издевательски танцевали крошечные ксаны, вертели глянцевыми восковыми попками. Верн понял, что задремывает, причем весьма приятно.
Свисток дежурного фельдфебеля принес всеобщее облегчение.
– Предъявить конспекты и следовать на обед! – равнодушно приказал фон Рихтер.
Курсанты маршировали мимо стола преподавателя, показывая планшеты, заполненные мелкими строками. Ну, или не заполненные.
– Глупец, ты попадешься, – шепотом предрек Вольц. – Хотя бы затер бабскую башку. Запросто вышвырнут из училища.
– Меня? Никогда! Я один из лучших рубак курса, – напомнил Фетте, размахивая планшетом, на котором из-под размашистого заключительного тезиса о правильном расселении низших рабочих рас, выглядывала кудрявая головка некой легкомысленной красавицы. – Всем до жопы эти науки. Нас готовят к войне, это главное и единственное!
«Он прав» – подумал Верн, убирая планшет на место. «Мы рождены для боев, остальное, так или иначе, приложится».
На обед был томатный суп с надоевшей крольчатиной, но это тоже было вполне обычно. Опустошив миски, курсанты расхватали кружки с кофе и куски пирогов и высыпали во двор – приятная привилегия выпускного курса.
– Это все для детишек, – провозгласил, взмахивая кружкой, Вольц. – Истинные арийские герои после обеда сидели за беседой с сигаретами, а то и со старой доброй сигарой. Мы найдем табак и возобновим бессмертную традицию!
Вольц, Цицо и еще пара говорливых парней завели привычную трепотню на тему «что лучше – сигары или сигареты?».
Табак – это такое мифическое растение Старого мира, его по преданиям, как-то «курили», набирая дым в легкие. Лично Верн по древней дымной традиции ничуть не скучал, хватало занятий по химической подготовке и изучению противогаза Тип-38. Занятие, конечно, было чисто теоретическим, с использованием эрзац-прибора из кожи с пустым медным фильтром и настоящим классическим футляром-цилиндром. По слухам, в Замковом Арсенале еще сохранились исправные противогазы. Ну, о ЗамАрсе что только не болтали – пещера сказочных чудес, а не башня.
По правде говоря, Верн не думал, что противогазы когда-нибудь понадобятся воинам Эстерштайна. Даже в земляных жилищах тресго не так уж и воняет, слухи преувеличивают. О боевых газах и магическом удушье даже говорить нечего – в реальности таких кошмаров никто не встречал. В общем, чистая теория эти противогазы, военная история, столь возлюбленная Вольцем. Ну и традиции, на которых держится училище Ланцмахта.
«А ведь мы скоро отсюда уйдем» – подумал Верн, дожевывая сыроватый пирог с фиговой[6] начинкой и глядя на двор у казармы – здесь знаком каждый камень мостовой. ' Да и черт с ним, с училищем, башку ему сдери, пора в настоящую жизнь'.
Свисток – сорок пять минут обеда и отдыха промелькнули как и не бывало, торопливая сдача кружек, построение, получение личного оружия и снаряжения, бег к причалу…
– Живей, параша бродячая, шевелите сапогами! Бомме, не отставать, тюфяк ты мокрый! – вполнакала ревел капитан Ленц.
Взвод, тяжелый, как сборище гужевых тяжеловозов в кирасах, копьях и щитах, обвешанный арбалетами, ножнами гросс-мессов[7], подсумками болтов, частями тяжелого вооружения, сходу попрыгал на палубу шнель-бота[8] типа «В» и в буксируемую лодку. Посадка десанта отработана до последнего движения, на первом курсе обучения запрыгивали-выпрыгивали чаще, чем в сортир ходили.
К счастью, четвертый курс – не первый, сейчас никаких весел и «развития мускулатуры жопно-плечевого отдела». Курсанты – пассажиры, можно перевести дух. Нет, сегодня капитан не в духе, посему нарабатываем офицерский голос.
– Песню, ленивые олухи!
Скользил под парусом широкий старый шнель-бот через залив, блестели на солнце тщательно начищенные медно-кожаные учебные шлемы, а глотки пассажиров слаженно исторгали:
– И коль пробьет геройский час,
Судьба нам гавкнет – стоп!
Здесь в форте, многие из нас
Найдут плиту себе на гроб![9]
Песня была полна мрачного и мужественного арийского духа, но насчет гроба – явное преувеличение. Пехотному офицеру светит лишь торжественная церемония и пронос в медном временном гробу по пути в крематорий, да и то если повезет совершить подвиг, достойный Рыцарского креста, и погибнуть недалеко от Хамбура. Чаще – яма или скальная расщелина на пограничных территориях и «паук», наспех выбитый на надгробном камне или склоне обрыва. Дорогой деревянный гроб – лишь для истинных дойч, после траурного городского собрания у ратуши их тела замуруют в склепах подвалов замка. Лично Верн предпочел бы сожжение – подвалы замка Хейнат, по слухам, весьма неприятное место.
Плавать через Имперскую гавань курсантам нравилось – здесь никогда не штормило, ветер попеременно нес запахи океана и зелени Карл-парка; на северном берегу возвышалась твердыня Хейната – возможно, не очень изящная, но мощная и непоколебимая, как эпоха грядущего Рейха. Глядя на подобные стены и башни,можно было твердо верить в лучшее будущее, Второй Приход и воцарение Империи.
Шнель-бот подошел к пристани, дежурный моряк принял причальные концы.
– Выметайтесь, крысы сухопутные! – скомандовал бородатый шкипер.
Первая пара курсантов выскочила на причал, помогала выбираться остальным, волокущим разобранные взводные «скорпы»[10] и боезапас. Утопить оружие, даже легкое-штатное – неминуемый военный суд и суровый приговор. Шталаг – это снисходительный минимум.
Остров, именуемый как и здешний форт – Хаур, вытянутой и довольно узкой полосой прикрывал вход в Имперскую гавань. Сам форт и береговая батарея располагались на южной оконечности, все остальное занимало армейское стрельбище. Взвод рысью двинулся по утоптанной до каменной твердости песчаной дороге.
Далее всё как обычно: стрельба из легкого арбалета, сборка-разборка тяжелого станкового «скорпа», стрельба из него. Техническая команда лейтенанта Маке – вечного начальника стрельбища – меняла мишени на подвижные, тарахтел барабан троса, проволакивая условного «конного казака», «льва», «лодку»…
Свистнули перерыв, обозначенный возможностью присесть на песок, выхлебать кружку воды и сжевать походную соленую галету. Совершенно внезапно явился полковник фон Хайнц. Курсанты дружно вскочили.
– Будет дело! – в восторге прошептал Вольц.
– Молчать! Смирно! – заорал капитан. – Приветствовать!
– Хайль! – в один голос заорал взвод, слаженно и высоко вскидывая руку.
Полковник небрежно козырнул. Он был незаменимым и главным руководителем по занятиям с вундер-оружием[11]. Серьезные и секретные стратегические знания, обладая коими, курсанты закономерно причисляли себя к избранным.
– Господа, станковая стрельба, – без предисловий объявил полковник. – Три патрона на расчет. Дистанция пятьсот метров. Первое отделение – подготовиться к стрельбе!
Оба «скорпа» стояли на огневой позиции, тройки расчетов из первого отделения немедленно упали на колени. Собственно стреляющую часть – дуги, желоб и барабан – долой с треног! Метнуться к уже выставленным ящикам с секретным оружием, вынуть из оббитого сукном футляра. Третий номер несет коробку с боезапасом. Закрепить тело оружия на станке, проверить, протянуть спусковой шнур, прочистить затвор, снять дульную крышку…
– К стрельбе готов! – почти одновременно закричали расчеты.
Убийственное оружие Старого мира смотрело тонкими стволами на далекие мишени. Пятьсот метров – это далеко, даже очень далеко. На подобных дистанциях способна вести сражение лишь непобедимая армия Эстерштайна. Меткий выстрел – он действеннее почти любой магии. Даже самые дерзкие вожди тресго теряют мужество, осознавая, что в любом бою их может настичь неумолимая дойч-пуля. Нет, конечно, не в каждой мгновенной и незначительной стычке, там применение столь серьезного и дорогостоящего вооружения бессмысленно, но тут главное – враг знает, что его могут достать.
«Маузер 98К» – винтовочный карабин, изначально пятизарядный, сейчас наставления по стрельбе не рекомендуют заряжать более трех патронов в магазин даже в сложной боевой обстановке. Отличное, сказочно точное оружие. К сожалению, в полной мере его использовать запрещено, поскольку запасы ограничены, да и опасно.
– Зарядить!
Мягко и осторожно клацают затворы.
– Готов! Готов! – эхом отзываются расчеты.
– Навести!
Заряжающий и помощник немедля откатываются в ровик укрытия. У орудия остается лишь наводчик, подводит маховиками точную наводку.
– Цель определена!
– Полная готовность!
Наводчик, взрывая кирасой песок, сваливается в укрытие.
– Пли!
Плавное натяжение шнура спуска – щелчок выстрела разносится над берегом, гаснет над морем. На второй установке – осечка.
Это нормально. По заученной статистике, значащейся в боевом наставлении – осечка грозит в 42% открытия огня. Верн тайком подсчитал личные результаты – у расчета получалось 38 выстрелов из 93 патронов. Впрочем, это не так плохо.
– Устранить задержку! Два патрона – беглый огонь!
Четыре выстрела на шесть используемых патронов – отличный результат. Мишень поражена одна, это, конечно, хуже.
Готовятся следующие учебные расчеты.
– Покажем им как надо! – в голос призывает друзей Вольц. Он нагл, но службу знает, офицеры к нему, в общем-то, снисходительны.
– Не болтать! Курсант Вольц, вы хвастун. Не попадете в мишень – три наряда.
Вот кто его за язык тянул?
Расчет проверяет станковый карабин – от оружия пахнет дорогой смазкой, порохом, мощью всесилия – незабываемый, волшебный аромат. Станок-тренога, знакомая до последней царапины, впечатления не портит. Огнестрельное волшебство – истинная магия истинных дойч!
Вольц принимает поданные Фетте патроны, быстро, но тщательно повторно осматривает – курсантам выдают уже проверенные боеприпасы, но требования из стрелкового наставления никто не отменял. Верн тем временем продувает и прочищает специальной щеткой, привинченной к шомполу, ствол и патронник – единственная песчинка может послужить порчей бесценного оружия. Ствол, затвор, магазинная коробка, боевые пружины карабина – все это настоящая старинная сталь, испорченные запчасти можно лишь заменить, сняв с другого карабина. Все попытки изготавливать новые затворы и стволы – даже максимально упрощенные – не увенчались успехом. «Имперский-Оружейный» продолжает испытательные работы, но вряд ли они сотворят чудо.
– Карабин к стрельбе готов! – рапортует Вольц.
– Зарядить!
Старый вояка Вольц нежнейше – наверняка с девушками он грубее – вкладывает смазанные тельца патронов в магазин. Наработанным движением затвора досылает заряд в патронник. Трое курсантов даже не дышат – иногда по звуку затвора можно угадать неисправность или порчу патрона. Вроде бы все нормально.
– Готов!
– Навести! – приказывает полковник фон Хайнц.
Он стоит сзади, высокий, чуть сутулый, заложив руки за спину. Лицо со шрамами совершенно спокойно, кираса с колодками орденов покрыта легкой небрежной патиной. Он может себе позволить, любимец курсантов, участник десятков рейдов, кавалер трех Железных крестов. Сколько он отстрелял патронов лично? Наверное, больше тысячи. Уникальный офицер, легенда Ланцмахта.
Верн не отвлекается, работает маховиками наводки. Мишень почти неразличима – плетеный круг, превратившийся в точку, затаившийся меж складок песчаного пляжа. Нет смысла напрягать глаза, лучше представить мишень, сплюсовать дальность, силу ветра, настроение карабина и влажность воздуха. Звучит глупо, башку ему сдери. Но именно так поступает курсант Верн, личный номер 9954, именно поэтому заслуженно носит значок «Лучший стрелок». Готово – пальцы больше не хотят крутить маховики, кругляши тяжелы, надежны – они сменные, из меди с отличной насечкой – пальцы замерли, лучше не навести.
– Цель определена! – кричит Верн.
– Полная готовность!
Курсант ошалелой ящерицей, не жалея форменных брюк, скатывается в ровик. Норматив стрельбы из станкового карабина – выстрел в минуту, курсанты как будущие офицеры управляются быстрее, в бою каждая секунда на счету, песок, вытекающий в нижнюю колбу контрольных стрелковых часов, иногда даже снится по ночам.
– Пли!
Вольц наработанным коротким рывком «подсекает» спусковой шнур.
Выстрел!
С души рушится истинный камень – патрон не подвел. Расчет, спрятавшийся в момент выстрела в ровике, вынужден не поднимать головы – второй карабин еще не выстрелил, опасность получить в физиономию обломком разорванного затвора и ложа еще существует. В боевой обстановке наводчик расчета вынужден вести наблюдение самостоятельно, для этого существуют тяжелые защитные маски и специальные стрелковые подзорные трубы. Но сейчас функция наблюдения у офицеров-инструкторов, они объявляют результат и дают поправку прицела.
Секунды тянутся как сопли замерзшего ночного часового. Наконец, гремит выстрел второго расчета. И тут же результат:
– Расчет старшего курсанта Вольца – попадание. Расчет старшего курсанта Баура – ноль три левее. Беглый огонь обеими расчетами – два патрона!
Стрелки кидаются к карабинам, но Верн успевает получить от друзей одобрительные толчки – с первого выстрела в цель, отличный результат!
Чистка оружия – заряжание – наводка – падение в ровик – выстрел! Вновь к оружию… отработанные манипуляции… и осечка у обоих расчетов…
– Устранить задержку, разрядить, сдать нерабочие боеприпасы…
Курсанты наблюдают за стрельбой, осечек и задержек сегодня многовато. На предпоследней серии выходит из строя второй карабин – проблемы с разболтавшимся прицелом. Поломка устранимая, но сейчас станковый карабин годен лишь для пальбы в упор. Такое возможно, даже стрельба с рук, применяется в исключительных случаях. Глаза может выбить, защитная маска не всегда спасает. И главное – безвозвратная потеря оружия. Нет, при благоприятном разрыве остаток части ствола может пойти на изготовления «Маузера КК», но то оружие однозарядное и справедливо имеющее кличку «КаКа».
– По сути, наши стволы разваливаются, – шепчет Вольц. – В своем бою я бы делал твердую ставку на стандартное оружие.
– Не болтай, ушей много, – предупреждает Фетте.
– Между прочим, я правду говорю, – упорствует всезнайка Вольц. – Дайте мне взвод бойцов со старыми добрыми алебардами, и имея в прикрытии толково обученных арбалетчиков, я готов…
– Не болтать! – рявкает капитан Ленц.
Собственно, стрельбы окончены. Служащие полигона уже собрали гильзы и упаковывают карабины, курсанты подметают стрелковые площадки и подравнивают ровики – дело знакомое, много времени не отнимет. Остается дождаться подхода шнель-бота.
Взвод сидит на длинных скамьях у причала, копья привычно зажаты между колен, щиты за спиной, утомленные разобранные станки и тела «скорпов» сложены в безупречном порядке. Но это уже отдых. Остается добраться до казармы, сдать оружие и поужинать.
– Мы поддержали репутацию лучшего расчета, – возвещает Вольц, ухмыляясь и насмешливо глядя на старшего курсанта Цицо.
Тот равнодушно отмахивается:
– Не удивили. Карабин – это ваше, кто спорит. По-правде говоря, Верну самое место в артиллерии. Какой из него пехотинец.
– Но-но, я рубака не хуже других! – заверяет Верн.
– Не хуже, – соглашается Цицо. – Но уж точно не лучше. Подай рапорт по получении звания, могут перевести. У артиллерии вечная нехватка офицеров.
Вообще-то на первом курсе, да и на втором, дискуссии с Цицо и его прихлебателями частенько заканчивались драками. Но то в далеком прошлом, «почти-выпускникам» училища делить нечего, остались лишь привычные подшучивания и подначивания. Обычно довольно глупые.
Но в чем-то Цицо прав. Береговая артиллерия – это… это настоящая легенда даже для героического Ланцмахта. В детстве казалось, что ничего великолепнее могучих пушек и быть не может. Разящая сила Эстерштайна, заведомо закрывающая путь к городу любому, пусть даже самому могущественному противнику. Артиллеристы носят пехотную форму, но с шикарными кавалерийскими сапогами и палашами, только по этому их – засекреченных скромников – и можно угадать. Ну, еще по удвоенному жалованию. Самые тайные военнослужащие Эстерштайна, они числятся наравне с «геста», военно-научными магами и замковым СС-батальоном.
Перед поступлением в училище, Верн пытался подать прошение на зачисление в Арт-школу. Не прошел по «физическим данным». Стандартный отказ, означающий «кровью не вышел». Некоторым мальчишкам вот как угодно отлично школу заканчивай, а в некоторые службы не попасть. Ну и не очень-то хотелось. Насчет «геста» и магов Верн даже в младших классах не мечтал, уже знал, что способностей нет. В замковую СС вполне очевидно ростом не вышел, с этим фактом уже в четвертом классе пришлось смириться. Да и на артиллерию наплевать, они, башки им сдери, всю службу на одном месте торчат, в ротах Ланцмахта хоть мир посмотришь.
Кстати, строго секретные артиллерийские орудия Верн все же видел. Учебный взвод дважды возили на форт Манд, а на тренировках расчетов в казематах форта Хаур пехотинцы бывали, наверное, раз десять. Мощнейшие – даже представить сложно силу поражения такого снаряда – 7,5-см орудия производили неизгладимое впечатление. Согласно (очень смутно изложенным) техническим возможностям, пара орудий форта держала под контролем морской простор в радиусе семи километров. Поистине божественные возможности!
Конечно, имелась и проблема. Правда, вслух ее не осмеливался обсуждать даже болтун Вольц. Береговые артиллеристы отрабатывали стрельбы ежедневно, но без реальной стрельбы. За четыре года учебы курсантам лишь дважды доводилось слышать грохот великолепных орудий Эстерштайна. Весьма запоминающиеся звуки, хотя в одном случае, видимо, непреднамеренные – в форте Занн что-то взорвалось, видимо, неисправный снаряд. Курсант Верн как раз был на посту на смотровой вышке, видел, как встревоженно снуют шнель-боты, на борту одного жутковато орал раненый. В другом случае форт Некк демонстрировал боевую стрельбу, по слухам, туда сам Канцлер приезжал смотреть. Но слухи – дело отвратительное и лживое, как верно говорит Анн. Правда, она неизменно добавляет «отвратительное, лживое, но полезное». Последнее весьма спорно. Хотя взгляды на жизнь мирной женщины и боевого офицера, безусловно, должны как-то отличаться.
В жизни все сложно: девушки, деньги, будущее распределение по гарнизонам – от удачности этого события зависит жалование и карьера, и многое-многое иное. Чертова прорва забот, сдери им башку. С другой стороны, курсант Верн – довольно удачливый парень.
– Что ты ухмыляешься? О бабах думаешь? – пхнул друга Вольц.
– А о чем еще? У нас сегодня законная увольнительная в город.
– Бедняга крепко влип, – вздохнул Фетте. – Бегать к одной и той же девке, когда вокруг столько цыпочек, курочек и пышечек, только и ждущих внимания курсантского тела, – глупо. Меняй мишень, дружище Верн.
– Не-не, Верн у нас старый вояка, опытный, особенно по девкам. Ты же с этой девчонкой уже года два встречаешься, так? И что в ней этакого? – прищурился Вольц, обычно к любовным свиданиям относящийся чисто практически – пришел, потратил пять минут, и ушел читать про Блюхера или Блюменталя. У парня вечное либе-либе с тактикой и стратегией.
– Действительно, что ты там такое подцепил? Выкладывай, нам тоже хочется, – поддержал Фетте.
– Ха, какой быстрый. Тут как с наводкой – спешить не выйдет, весь смысл теряется, – загадочно намекнул Верн. – Если вкратце. Во-первых, она не девчонка, имеет опыт в играх. Я от нее чертовски много узнал полезного. И приятного. Во-вторых, это единственная дама, с которой я не прочь распить бутылочку шнапса.
– О, так она фрау? Неужели халь-дойч? Это многое объясняет, – цыкнул зубом Вольц.
– Нет, конечно. Едва ли я могу наскрести деньжат и угостить настоящую халь-дойч. Я встречаюсь с умной, симпатичной особой, способной многое дать и многому научить толкового курсанта. Полагаю, затраты на комнату и бутылку полностью окупаются. И этакое свидание доставляет изрядное облегчение такому парню как я. Вот так-то, друзья.
– Хвастун, – проворчал Фетте. – Вообще постоянная и искусная любовница – это редкость. Лично мне все время какие-то дурищи попадаются. Пожалуй, я прослежу за тобой. В «Горячей крови» встречаетесь?
– Подбери слюни. Я сейчас не собираюсь делиться, самому мало. Получим погоны, если кто-то из вас останется в столице, познакомлю с этим сокровищем. Но не раньше! – отрезал Верн.
– Ход твоих мыслей весьма логичен, – признал Вольц. – Не забудь об обещании. Что-то мне тоже попадаются нелепые и странные девицы. Возможно, дело не в их умственных способностях, а в чем-то ином. Нужно как-то выделить время и подумать об этом. Про либе-либе слишком много болтают, а на самом деле ерунда какая-то. Полагаю, мне нужна толковая инструкция!
– В определенном смысле, инструкция никому не помешает, – подтвердил Верн.
Врать друзьям было легко и просто. Именно благодаря инструкциям – Анн умела четко объяснить, что-как-когда и с каким выражением надлежит говорить, дабы создать нужное впечатление. По сути, эта та же «магия лица», пусть попроще и попонятнее.
Подходил «шнель-бот», на мачте вяло развевался вымпел с военно-морским «пауком».
– Встать! К погрузке приготовиться! Первое отделение – в лодку!
Доплыть, развесить оружие, умыться, переодеться, сожрать ужин – и в город! Свобода до завтрашнего обеда, потом очередь отделения заступать в парадный наряд…
[1] Как известно, астрономический год планеты, на которой происходят события, не совсем соответствует земному – он несколько длиннее.
[2] Армейские и флотские звания и чины Эстерштайна все же не совсем аналогичны званиям и чинам германской армии и флота Старого мира. В данном случае, поскольку кавалерии мало и она считается элитным родом войск, младшему офицеру-кавалеристу положено звучное звание ротмистра. В нашей реальности немецким званиям ХХ века тоже свойственна некоторая путаница, так что традиция строго блюдется.
[3] Сленг. Несколько правильнее – Хаупттор – Главные ворота.
[4]Герренфольк – (нем. Herrenrasse) — дословно «Раса/народ господ» – отвратительная концепция, бытующая в рамках нацистской расовой теории. К счастью, погружаться в ее глубины нет необходимости – народ Эстерштайна сути идеи не понимает, и вряд ли когда вообще в этот бред всерьез вдумывался.
[5] Курсант Верн глубоко заблуждается по понятным причинам.
[6] Речь не о качестве начинки, а о фрукте «фига» – то есть инжир.
[7] Безусловно, название личного штатного оружия курсантов и офицеров Ланцмахта произошло от древнего «гросс-мессера», но само оружие отличается – имеет клинок меньшей длины, литую медную рукоять и эфес, более надежно защищающий кисть руки.
[8] Здешние шнель-боты имеют весьма мало общего с классическими Schnellboot или S-boot того – Старого мира. Конкретно этот «шнелльбот» так и вообще парусный. Но традиция названий сохраняется.
[9] Версия древней немецкой солдатской песни, авторов дивного текста установить не удалось.
[10] «Скорпионы» – мощные станковые арбалеты, здесь усовершенствованные, на разборных станках-треногах.
[11] Термин, видимо, произошел от знаменитого Вундерваффе, но подсократился в соответствии с местными масштабами и манерой изъясняться.
