Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
– Ну и дыра, – оглушительно пробурчал шпик, с опаской поглядывая на низкую кровлю.
Вылезет или нет?
Мужчина тяжело шагнул вниз, заново заскрипели несчастные ступени, бухнулся-вернулся на место люк.
Анн не шевельнулась, лишь по щекам струились слезы. Так страшно ей никогда не было. Но теперь, наверное, всегда будет. Пусть и спас отлично изученный чердак и люк, только это последняя утешительная случайность.
…Что-то слышать она оказалась способна через минуту или две. Внизу совещались. Было понятно, что ловкая фрау Драй-Фир ускользнула, видимо, «сразу после визита». Анн узнала, что у нее есть богатый покровитель, «дом-то сам собой не купится», и что «медицинские шлюхи – виртуозки, такие фокусы знают, куда там ксанам-неряхам». Ладно, хоть что-то хорошее в столь недобрый вечер о себе услышишь. Обсудив насущное, шпики разделились: один собрался ехать докладывать «господину бригадфюру», двое оставались в засаде.
…– До утра точно не вернется, что она, совсем дура, чтоб во тьме у Хеллиша шнырять.
– Приказано взять немедля. Сейчас придется всех ее клиентов трясти, так что считайте, что вы здесь на отдыхе остаетесь. Всё Столичное Управление работает. И как мы эту медицинен-сестру раньше просмотрели? Она же явно подозрительная.
Самокритичный старший «геставец» отправился к экипажу. Застучали копыта упряжки – вот совершенно не призрачные, реальные эти шпики. Даже иногда их обмануть можно, пусть и временно.
Анн утирала капающие с носа слезы, старалась дышать ровно и медленно, прижавшись ухом к щели люка, слушала.
Внизу нашли полубутылку шнапса и теперь спорили – кому дежурить снаружи первым? Вот, вроде «геста», а уставы у них и правила словно в порядочном Ланцмахте. Один из шпиков вышел: сейчас заглянет к соседу, уточнит, что и как, засядет у забора на другой стороне улицы.
Анн убедилась, что насчет соседа не ошибалась – стукач. Впрочем, это Новый Хамбур, тут почти все стукачи, этой обязанности еще в школах учат. Иное дело, что кто-то просто стукач, а иной гражданин душевно работает, вдумчиво и истово доносит.
Внизу похрюкивали и вышагивали. Анн с грустью уловила аромат шнапса. Хорошо, что сама не успела глотнуть, точно бы унюхали. И что медицинен-профессия не позволяет ежедневно духами пользоваться, тоже хорошо. Но что теперь делать? Всю оставшуюся жизнь на чердаке не просидишь.
Было понятно, как «геста» будет искать. Прямо сейчас возьмутся за журнал посещений, начнут допрашивать клиентов – сначала мужчин, более охочих «до шлюх-виртуозок», потом всех подряд. Преступницу не найдут и пойдут по второму кругу. Шпиков уйма, их на все адреса хватит, в Медхеншуле уже наверняка роют, фрау Реке трясется.
Наверное, час прошел. Или три. Привычки сидеть на чердаках неподвижно медицинен-сестра не имела, потому быстро утеряла чувство времени. Слезы иссякли, из развлечений была только смена шпиков – мерзнуть на улицу ушел другой. Внизу выругались насчет «бесчестно поделенного» шнапса, обманутый шпик прикончил свою долю, поерзал и засопел. В кресле дремлет, урод, как будто для него кресло и мыли-скребли.
Решение созрело как-то незаметно, видимо, одновременно со злостью оно и созревало. Терять Анн было абсолютно нечего. Времени – только до утра, да и то условно. Сидеть неподвижно стало невыносимо, сейчас казалось, что пытка неподвижностью хуже той – профессиональной, «геставской». Медицинен-сестра размяла руки, мягко помассировала затекшие ноги. Сумка была рядом, пусть перегруженная предательскими «дарами», но своя, насквозь знакомая. Бесшумно извлечь нужное было не так сложно. Анн догадалась, что ей повезло – внизу похрапывал тот из шпиков, что уже заглядывал на чердак. Знает, что тут ничего страшного, кроме щелей, не таится, этот не испугается.
Она бросила комок глины в один из углов «мезонина», потом в другой. И еще разок. Похрапывание внизу прервалось. Анн выковырнула между камней еще кусочек, «пошумела» в очередном углу. Чуть поскребла пальцем кровлю.
– Кошка? – пробормотал шпик внизу. – Донервет, да быть не может! Она же старая и убогая, эта медицинен. Кто ей подарит-то?
Последнее замечание звучало малоприятно, но в остальном решилось недурно. Вечная байка о том, что мужчины дарят лучшим содержанкам кошечек – тварей редких, вечно пачкающих в углах, но считающихся чрезвычайно престижными – эта байка была весьма живучей. Лично Анн, если бы была содержанкой, то предпочла бы деньги и только деньги. Хотя от кошек – вот – тоже бывает некоторая польза.
На сей раз шпик поднимался куда осторожнее – надеется схапать ценную тварь. Может, потом даже и кому-то передарить. Романтик, башку ему сдери.
Крышка люка приоткрылась.
– Ци-ци-ци… – умильно позвал шпик.
Анн видела кошек крайне редко – только на рынке, да несколько раз у клиентов – но почему-то представляла, что зверьков подзывают как-то иначе. Впрочем, «гесте» виднее, как кого подманивать. Только давай, высовывайся повыше, не тяни…
– Показалось, что ли? Ци-ци-ци… – шпик поднял свечу повыше, принялся вглядываться в самый дальний угол…
Анн высунулась из-за люка, схватила гостя за подбородок, изо всей силы прижала затылком к люку, одновременно вонзила скальпель в горло, регулируя глубину погружения лезвия, плавно и быстро провела поперек…
«Геставец» издал очень странный звук, уронил свечу, изо всех сил ухватился за проем люка, словно больше всего боялся рухнуть вниз. Это верно – Анн его вряд ли удержала, грохоту случилось бы изрядно.
Дернулся еще разок, обмяк.
– Красавчик, теперь держись, держись! – взмолилась Анн, чувствуя, как тяжелеет тело в абсолютной темноте – упавшая свеча погасла….
… Что они там болтали насчет «медицинских шлюх-виртуозок»? Фокус оказался еще тем – насквозь акробатическим – Анн изо всех сил удерживала покойника, неумолимо съезжая вслед за мертвым телом в провал люка, гад-«геставец» тянул и тянул вниз, пола там вообще не было. Повиснув вниз головой, медицинен-сестра растопыривала ноги, пытаясь удержаться. Может, нужно было его бросить? Грохоту от двух упавших тел будет всяко больше, чем от одного.
…Встал наконец. В буквально смысле – достал сапогами пол и слегка уперся.
– Ах ты, мой виртуоз! – страстно пролепетала Анн. – Всё можешь, просто маг и волшебник! Я от тебя без ума!
Последнее, видимо, было лишним – мертвец начал заваливаться набок. Бывают такие падкие на лесть самцы. Анн поднатужилась, направила тело ровнее, отпустила уже в последний момент. Сполз почти бесшумно, замер, трогательно положив грудь и голову на нижнюю ступеньку.
Медицинен-сестра 1-го класса беззвучно хихикнула – нервно, но удовлетворенно. Вот теперь действительно есть за что пытать и вешать бедняжку, а то уж к совсем невинной девушке злобно примерялись. Теперь бы самой в крови не измазаться.
Скальпель Анн вытерла уже внизу, когда втроем с сумкой туда перекочевали. Лазить, сжимая крошечное оружие в руке, было глупо. Скальпель – отличная вещь, но больше такой фокус не удастся. Даже у истинных виртуозок.
– Сейчас-сейчас, – прошептала убийца. План, вроде бы так четко сложившийся во время верхнего бесконечного сидения, сейчас почему-то рассыпался. Анн теряла присутствие духа.
– Спокойно! Меня здесь вообще не было. Я же раньше ушла, – беззвучно прошептала девушка и полезла под камзол мертвецу.
Про отпечатки кровавых пальцев Анн знала – вроде бы по ним можно убийцу вычислить. Так что пришлось сначала осторожно вытащить носовой платок умершего (засмарканый, но подобной мелочью медицинен-сестру не смутишь), уже потом, обернув платком, вынуть из тайных ножен кинжал «геставца». Отличное оружие, у Ланцмахта куда хуже. Впрочем, Анн все равно не воин, ей настоящее оружие без надобности.
Дважды пырнув (не без доли мстительности) жертву в бок, медицинен-сестра расширила рану на горле и положила кинжал рядом с мертвецом. Платок придется прихватить с собой.
Надевая сумку через плечо, Анн в последний раз окинула взглядом комнату. На мертвеца наплевать – сам пришел, сдери ему башку – а дом жаль. Эх, можно было всё хорошо здесь сделать, сто лет еще простоял бы. Может, еще и простоит, другие люди позаботятся. А медицинен-сестре до утра бы дожить – уже предел мечтаний.
Вот окно Анн могла бы открыть с закрытыми глазами. Гвоздик памятный оставляем на месте…
Выбралась без происшествий, каменная «лесенка» ждала под окном, шпик, еще не знающий, что остался без напарника, дисциплинированно мерз на противоположной стороне улицы. Анн поднялась по тропке, прячась в тени провалов галерей, прокралась в обход соседнего дома, дальше через малый отрог скал, и прямо к улице, идущей вдоль городской стены. Во тьме по Хеллишу люди не гуляют – более идиотского поступка трудно представить. Но опасаться чего-то больше, чем «гесты» – еще более глупая идея.
* * *
Вот она – городская стена, основная опора и защита славной столицы, ныне весьма слабо охраняемая. Не хватает копий и щитов у Эстерштайна, вернее, оружия еще можно наскрести, вот вояк маловато. Теперь главное – ворота, выводящие на Нордри-бан обойти, там точно застава-охрана, им скучно, могут и углядеть.
Пройти шесть башен…. Анн то бежала, то, переходя на шаг, прокрадываясь мимо башен. Надвратную благополучно миновала, прорысила дальше. Как-то расспрашивала Верна насчет охраны стены – курсантов посылали и туда и сюда, дабы учились и разносторонне понимали, как несется служба. Вот как знала, что пригодится. Но теперь, башку ему сдери, ничего и не вспомнить: вроде бы постоянные посты стоят не на всех башнях, а через одну, да еще патруль регулярно по стене марширует. Но на каких башнях и как часто патруль – разве сообразишь? Вот дура! Может, проще было обойти?
Нет, обходить не хотелось. У стены хоть относительно спокойно, ближе к Карл-парку сунешься, там ночью куда веселее, особенно для одинокой девушки. Еще поди докажи, что ты сама убийца и шлюха-виртуозка.
Дух Анн перевела, только выскочив к ограде Медхеншуле. С этой стороны – ближе к городской стене – было гораздо спокойнее – по сути, только узкий проезд да заросли высокой, много лет не кошеной дрянной травы. Все очень ругались – кусачие насекомые на школьную территорию лезут, а то и змея протиснется, но вообще-то такие дебри чрезвычайно удобны. Для убийц вне закона.
Придерживая в рукаве мешающую «ударку», Анн перебралась через стену Музеума. Всё так же торчали вечные статуи, свет лун равнодушно скользил по гипсовым башкам, которые никто никогда срывать не будет – сами отвалятся. Ладно, наверное, и здесь медицинен-сестра в последний раз. Но дело сделать-то нужно. Анн, пошатываясь, выбрела к Рус-Кате, вяло подняла в приветствии ладонь:
– Стоишь, демонша? Стой, жди. Оставляю тебе целое богатство, уж передай, пожалуйста.
С богатством получилось так себе – оно в тайник не влезало. Анн заново вынула мешки с монетами, сначала пристроила сверток с пистолетом, потом уж принялась загружать деньги. Все равно не влезало. Пришлось раскрыть один из кошелей, отсыпать монет. Пятимарковые кругляши блестели как новенькие. Уж не фальшивые ли? С благородной курицы станется и тут обмануть. У-у, сука чистокровная!
Отдуваясь, Анн двинулась к Меморию. Терзали запоздалые сомнения: не лучше ли было вообще выкинуть непонятный пистолик и оставить в тайнике лишь монеты? Серебро есть серебро, вряд ли они действительно фальшивые, такое мошенничество не соответствует уровню высокомерной курицы. А железка, она что…. С другой стороны, сын – солдат, может, ему то оружие действительно ценнее? И в мешочек с золотом не посмотрела. Может, оно и неправильное? Хотя и тяжелое.
Анн тяжко вздохнула. В золоте она разбиралась весьма поверхностно, всего несколько раз держала в руках, но то так… для удовлетворения самолюбия. «Золото? Ах, видала я ваше золото». На самом деле в золоте разбираться необходимо тонко, обычно украшения из золота с драгоценными камешками, а та тема – вообще отдельные тайные знания. Разберется ли Верн? Но медицинен-сестре времени разбираться уж точно нет.
…Знакомый проход под сводами кустов. Анн посидела, прислушиваясь. Тихо. Точно как у морга и должно быть. Вот чего не хватает Эстерштайну – так это стабильности. Вечно какие-то происшествия: то кого-то спасают, то наоборот, то мятежи и «геста», а серебро вечно подозрительное. В старом мире такой беспорядок именовали – «бардак». Очень экзотичное заведение, там целый штат девок исключительно за деньги либе-либе занимался, без всяких долг-лендов и иных государственных хитростей. Дико жили предки, зато вольно и интересно.
Анн еще раз прислушалась и постучала. Ждала с замиранием сердца… вот шорох, окно открылось.
– Ого! Не ждал, – прохрипел Дед.
– Ты один?
– Нет, конечно. Гостей полно. Лежат, ждут. Завтра кочегарим.
– Я не про холодных. «Геста» не приходила?
– Не было. А что случилось?
– Много чего, – Анн всхлипнула и соскользнула в надежные руки, в благоденственное спокойствие и тишь морга.
…– Тебя сначала успокоить и потом расскажешь, или наоборот? – поинтересовался Дед, держа гостью на коленях.
– Какое «успокоить»⁈ Не до этого. Мне бежать нужно! Срочно, прямо сейчас! Я у тебя только уточнить хотела….
– Спокойней, малышка. Ты все успеешь, у тебя впереди уйма времени.
– Это точно? – замерев, спросила Анн. – Учти, я тебе верю. Тебе одному.
– Точно. Только будь разумной, и не выспрашивай «откуда? откуда?». Так что с тобой случилось?
– Выспрашивать не буду. Остальное по порядку. Ты, случайно, о моем Верне ничего не слышал?
– Слышал, конечно. А он разве тебе весточку не передавал? Его с товарищами повысили, и сразу отправили в срочный рейд. Вернется уже лейтенантом. Я думал, ты уже знаешь. Он не оставил записку под вашей красавицей?
– Можно сказать, оставил. Только уж с другой красавицей передал, – с горечью объяснила Анн.
– Это как?
– Сейчас объясню. Но сначала скажи: что произошло в замке три дня назад, вечером? Кто там злосчастно сдох?
– Погибли две девицы. У меня тут лежат, можешь взглянуть, убедиться. Мост обрушился, бедняжки разбились одним мигом. Хорошенькие, обе халь-дойч, служанки, из самых верхних. Странно, что мне их отправили, но я всех беру.
– Вот жаль, что не совсем «всех-всех», некоторые-то там отлынивают, – пробормотала Анн. – Надо же, целый мост рухнул, а разбились только две. Нет бы хотя бы три. А лучше весь сраный Хейнат. Нет, Дед, я не спятила. Там у моста стоял Верн со своими друзьями-лоботрясами. Пост у Главных ворот. Так вот, мальчишки не нашли ничего лучшего, как спасти одну сущую суку…
…Когда Анн закончила рассказ, перед ней стоял полный стакан шнапса – против обыкновения хрустально чистый, даже на вид холодный.
– Дед, мне же нельзя! – застонала страдающая медицинен-сестра. – Мне нужно уходить! Прямо сию же минуту. Вдруг «геста» по моим следам идет? Я не хочу и тебя утопить.
– Не утопишь, – заверил хозяин Мемория. – До утра никто тебя не выследит, «геста» не очень-то любит ночь. Ночь – наше с тобой время, малышка. Тебе нужно отдохнуть. Но хорошенько запомни – это твой последний шнапс на долгое-долгое время. Может, и навсегда. Лучше брось этот способ отдыха разума. В любом случае тебе будет нечего и не с кем пить ближайшие дни.
– Это я догадываюсь, – вздохнула Анн. – А давай мы отдохнем и ты свернешь мне шею? В твоей печи меня никто не найдет, а оказавшись в Засмертных Холмах, я буду очень-очень тебе благодарна.
Дед ухмыльнулся:
– А если не трону шею, не будешь благодарна?
– Буду. Ты лучший мужчина и мой друг. Но я до усрачки боюсь «гесту».
– Не преувеличивай. Ты можешь быть похитрее «гесты», и вообще очень везучая. Сейчас начинается твоя основная жизнь. Не сказать, что она будет абсолютно безоблачной, но ты не пожалеешь.
– Дед, ты ничего не перепутал? Что тут начинать? Даже если без «гесты». Мне лет-то сколько?
Дед молча показал три пальца.
– Это что за загадка? – вяло спросила Анн, гладя замечательно прохладное стекло бокала.
Хозяин подвалов и мертвецов медленно загнул один палец, потом второй, остался единственный – крепкий, рабочий, не очень ровный мизинец.
– Я, кстати, так сегодня уже делала, неоднократно пальцы гнула, – сообщила Анн. – Не очень-то помогло. Что такое «один палец из трех»?
– Треть. Ты прожила треть жизни.
– Смешно. Ха-ха. По-твоему, я доживу до девяноста лет?
– Это точно. Дальше я не уверен.
– Забавно. И что я буду делать в столь почтенном возрасте? Разлагаться заживо и изводить своим безумием санитарок городского приюта?
– Внешне ты весьма мало изменишься. Будешь воспитывать внуков, правнуков, и прочих «пра». И преподавать науки другим детям.
– Преподавать? В Медхеншуле? Да вряд ли. И откуда у меня правнуки? Нет, я уверена, что Верн славно исполнит долг-ленд, но вряд ли ему повезет как мне, и он не узнает имена своих детей. Мужчинам с этим сложно, откуда им знать….
– Вот и я о том же, – усмехнулся Дед. – Иногда видеть будущее или разглядывать его как абсолютно понятный спектакль – совершенно разные вещи. Я сказал что знаю, а детали уж тебе самой придется рассмотреть.
– Ты меня глупо утешаешь.
– Нет. Пей и иди ко мне.
Анн медленно выцедила жгучую холодную жидкость и оказалась в горячих объятиях…. Голова закружилась, как тот дурацкий падающий мост, но это не пугало.
* * *
Она заснула после блаженства. Глаза неудержимо закрывались, но еще видели сухо-мускулистую спину Деда. Он будет думать – за нее и о ней. И что-то придумает. Или мгновенно свернет спящей глупышке шею. В любом случае всё будет хорошо. Иметь в друзьях и любовниках Деда – исключительная удача.
[1] Пути словообразования неисповедимы. Видимо, название лакомства происходит от турецко-персидского «бекмез», он же «дошаб» – вываренный фруктовый сок. Но способ производства здесь иной. В принципе, вкусно и полезно, я пробовала. При смешивании с рыбьим жиром еще вкуснее, но опять эту здоровую новацию принципиально бракуют. (примечание известного специалиста общемировых гастрономий Л. Островитянской)
Глава 7
Рейдовики
Море – мягкая, изощренная и бесконечная пытка. Измучены были все пассажиры, но Верн полагал, что ему хуже, чем прочим. Ни капли не врал, когда про укачивание говорил. Но необходимо держаться.
«Шнель-бот», носивший звучное, но малопонятное мифическое имя «Тевтон», шел на север девятые сутки. По мнению знающего мельчайшие тонкости штабного планирования Вольца, «это уже никакой не рейд, а дальний разведывательный поход. Или даже 'военная экспедиция». Откровенно говоря, Верну было глубоко наплевать, как это мучение называется, но командир отряда должен был держаться, и он держался. Главное – заниматься делом и не подавать вида, что хочется сдохнуть.
– Нам здорово повезло, что тебе доверено общее командование, – заметил Вольц, где-то на третий день пути. – Иначе бы ты уже утопился. Да, нижние чины могут полагать, что ты всегда похож на бледно-синего покойника, но мы-то, старые вояки, знаем, что некогда твоей физиономии был присущ нормальный цвет загорелой армейской шкуры. Странно – волнение-то на море пустяковое. Держись!
– Я держусь, – заверил Верн. – Собственно, иных вариантов пока и нет.
– Держись и нормально питайся, – напомнил Фетте. – Судовая холодная похлебка – чистые помои, в этом ты прав, но если размочить в воде ломтик-другой ламмки[1]….
– Заткнись! – потребовал командир отряда и ушел на корму. Там качало чуть меньше, хотя, конечно, это был лишь жалкий самообман.
Вообще «ушел» – абсолютно неверный термин. «Протиснулся» – куда вернее. «Тевтон» был мал и сам по себе, сейчас же, перегруженное солдатами и снаряжением, суденышко было похоже на плавучий двухмачтовый курятник. Весьма-весьма тесновато, и то, что часть груза волочила БДБ, идущая на буксире за «шнель-ботом», выручало лишь отчасти. Хотя лично обер-фенрих Халлт на малом борту чувствовал себя получше. И даже стыдно признаться, почему.
БДБ – это Барка Десантная-Буксируемая, строго говоря, для дальних морских переходов она не предусмотрена. По сути – широкое плоскодонное корыто, на бортах которого смолы вдвое больше чем древесины; общая длина около восьми метров, носовая и кормовая части завалены зачехленным грузом,в середине отгорожено стойло для вьючного экспедиционного скота – шесть лам, одно из животных уже списано как «утраченное по естественным причинам походное имущество». Околел самец. Его можно понять – тренированные люди и то на грани.
Отныне Верн Халлт командовал двенадцатью двуногими и пятью четвероногими существами. Плюс один, гм, неопределенный член отряда (именно что член) с невнятным статусом. Хотя подчиненных должно быть больше, а главное, они должны быть качественно лучше.
Все шло криво и крайне сомнительно с самого начала. Нет, в данном случае собственно приказ о внезапном рейде можно и не считать. Пусть курсантов выслали второпях, срочно, без всякой подготовки – такое в армии случается, хотя и редко. Оскорбление присвоением ничтожного звания фенрихов – это конечно… нет цензурных слов. Случай исключительный, но хотя бы теоретически возможный. Но вот эта спешка.… Даже непонятно, повезло с ней или наоборот.
В те хаотичные часы сборов сюрпризам казалось, нет числа. Причем не только для новоявленных фенрихов. Дежурный врач училища вылупился на внезапно явившегося Халлта, еще раз перечитал выписку из приказа, и сообщил:
– Слушай, курсант, в смысле, обер-фенрих, но у меня почти ничего нет. Если кто-то считает, что в жалком училищном лазарете таятся залежи медикаментов для обеспечения рейдовых отрядов, так передайте этому идиоту, что он глубоко заблуждается.
– При случае передам, господин обер-артц. Но приказ – вот он. И я надеюсь, что в рейде мы будем вспоминать вас исключительно добрыми, благодарными и сердечными словами. Вы знаете, что такое рейд. У нас от силы полчаса на сборы.
Медик ругался весьма изощренно, выгребая из шкафов и сумок «первой помощи» бинты, резинен-жгуты, настойки от лихорадки, антисептики и прочее. Верн в меру сил поддерживал достойный столь исключительного момента ругательный уровень (некая медицинен-сестра считала, что знание характерных словесных оборотов насущно необходимо юным военным, и не скрывала специфические медицинен-речевые наработки). В общем, это были краткие и яркие сборы, обер-артц-лекарь даже восхитился глупостью происходящего и искренне пожелал удачи.
На плацу обвешанный сумками с красным крестами Верн столкнулся с несколько обескураженным Фетте.
– Нам все отгрузили, сейчас на причал отправят, – известил Фетте. – Мука, сухари, вяленое мясо, сахар, кофе и чай, мед, масло – все до грамма из расчета на полувзвод и офицеров. Дополнительный офицерский паек на четыре рыла, включая ящик «Черных сапог», печенье и «кола-фокс». От «колы-фокса» я отказываться не стал, сможем позже сменять на что-то.
– И нам всё это выдали⁈ – изумился Верн.
– Ну да. Никто из снабженцев не знал, какого разряда паек положен фенрихам. Пришлось требовать старинный сборник инструкций, там фенрихи тоже не значатся, но есть «прикомандированные полковники запаса и иные отдельные экспедиционные чины». Я счел это самой близкой к нашей ситуации формулировкой, у нас же и ученый будет, да и мы сами в отдельных, исключительных, но совершенно законных званиях. Мне сказали «ну и подавитесь» и отгрузили из особой кладовой. Полагаю, «фенрих» – это не так плохо, как нам показалось.
Верн передал пронырливому провизионному специалисту медицинские сумки и побежал к вещевому складу. Даже снаружи было слышно, как орет Вольц – речь здесь тоже шла об инструкциях.
…– Исчислять пройденный рейдовый маршрут, отображать результаты, заносить на карту суточные отметки и точные координаты без часов походно-хронометронного типа – категорически невозможно! И мне все равно, откуда вы их возьмете! У нас стратегический рейд, а не скидочная прогулка по гаштетам!
Походно-полевые часы – прибор воистину драгоценный, штучный, – Вольц все же урвал. Как и дополнительную обувь, новые ранц-мешки, офицерские бинокли (тяжелые, но недурного качества), и всё остальное строго по нормативу. Тут доставать с полок своды инструкций не понадобилось – Вольц и так знал наизусть каждый параграф норм и разнарядок военно-полевого снабжения. Но на складе училища попросту не имелось правильных фляг и ведер, да и многого иного, пришлось довольствоваться неуклюжими стеклянными и иными эрзац-образцами
– Обидно. Но войсковое снабжение – искусство возможного! – отдуваясь, объявил Вольц. – Вернемся, пространную докладную напишу. Сейчас придется выступать с чем есть. Теперь главное – Оружейный!
Друзья были полны приятных предчувствий: ограбление училищного арсенала – редчайший шанс, можно сказать, мечта! Но оказалось, что для вооружения отряда всё подготовлено.
– Прикатил фургон из Центр-арсенал, передали все по списку, – пояснил фельдфебель Зиббе. – Передаю: вот опечатанный боезапас, согласно накладной: триста двадцать патронов, всё в укупорках. Два длинноствольных «маузера», три «курц-курца» – вам теперь положено по званию. «Барх» для вашего консультанта. Он – этот ученый – хотя бы стрелял когда-то?
– Понятия не имеем, – отозвался Вольц, задумчиво глядя на тяжеленный, опечатанный свинцовой пломбой патронный сундук. – Это всё так и прислали?
– Именно. Распечатаем под проверочную опись?
Вместе с опытным Зиббе пересчитали патроны – все точно, боеприпасы в деревянных, хорошо смазанных ячеистых футлярах производства Центр-арсенал, упаковка просто образцовая. Кобуру с легким четырехзарядным пистолетом для «научного чина» вскрывать не стали – пусть сам проверяет.
– Теперь остальное, – Зиббе повернулся к оружейным стойкам. – Арбалеты наверняка свои взводные возьмете, проверенные? Щиты тоже взводные?
– Естественно!
– Всё верно, своё надежнее. Болты вам отобрал – вот лежат. Можете проверять, но качество гарантирую. Вот с остальным сложно. Вам теперь положены офицерские палаши, но на складе их нет. По понятным причинам. К экзаменам заказаны поштучно, ну так времени-то еще сколько до выпуска. С палашами, господа фенрихи, можете меня хоть на куски рубить – чего нет, того нет.
– Это как раз ожидаемо, – Вольц вздохнул. – Замены и альтернативы?
– Нет ничего. Откуда? На ваш полувзвод и командный состав положено три топора, но имею один, штатно-показательный, так и быть, отдам. Приказ Генштаба: стальные клинки по счету, все строго номерные, на училище уже лет пять не выдают. Есть абордажный меч, трофейный. Когда полковник Броде изволил всмерть упиться, его имущество никак не могли списать в связи с отсутствием аналогов и юридических прецедентов. С тех пор меч у меня валяется, в смысле, хранится. Рискнете?
– Хоть что-то, – уныло сказал Вольц. – Тележку-то можно взять?
– Это конечно, – Зиббе тоже вздохнул. – Между нами, весьма непонятно с вами поступили. Странно. Погончики эти, дас-с.… Впрочем, это не мое дело.
Верн выкатывал тяжело нагруженную тележку за ворота, а Вольц все еще шептался с Зиббе. Догнал уже на плацу, мощно навалился на перекладину арсенального средства перевозки.
– Зиббе – свой человек! Подарил кое-что на прощание. Нужно будет отблагодарить по возвращению.
– Не забудем, – пробормотал Верн.
Подпихивая тележку, бывшие курсанты везли единственную надежду на свое будущее – винтовки в промасленных кожаных чехлах, массивный ящик с патронами, арбалеты и подсумки-футляры со стрелами к ним, щиты и боевые пи-лумы. Больше надеяться не на что. Это рейд, первая самостоятельная боевая операция. Так сказать, «первое одиночное плаванье» господ фенрихов. Можно вернуться с успехом и получить награды, а можно не вернуться и бесславно сгинуть. Все зависит только от самих вояк…
…Тогда думалось про «первое плаванье» в переносном смысле. На самом деле именно плаванье-то и убивало. Девять дней, сдери им башку…
…А вышли в море тогда мгновенно. Когда прикатили на причал с походным арсеналом, уже подваливал «шнель-бот», смотрели с палубы пехотинцы, рычал команды корветтен-капитан:
– Пять минут на погрузку, господа младшие офицера Ланцмахта. Я вам жетон на вдумчивый долг-ленд выдавать не намерен. Пошевеливайтесь!
– Ослы Ерстефлотте опять нарываются? – обращаясь к тележке, спросил Вольц и чуть повысил голос: – Отвалим после загрузки всего имущества и не секундой раньше. Фетте, дружище, прогуляйся за нашими личными вещами. И ничего там не забудь.
– Эй там, чего уставились? Тут вам не театр! На причал, живо! – рявкнул Верн солдатам. – Грузить аккуратно, морячкам не доверять. Им на нашу провизию плевать, разве что исподтишка растащить и сожрать словчатся.
Солдаты без особого энтузиазма спрыгивали с борта.
– Стоп! Строиться! – заорал не понявший внезапного нюанса Верн. – Почему вас только восемь? Где остальные?
– Сколько было в команде, все здесь. Вон еще господин фельдфебель, он у вас на особом положении, – указал капрал с рубленым, криво зажившим ухом.
Верн переглянулся с Вольцем. Пехотно-копейный полувзвод – это шестнадцать человек. Здесь ровно половина, если не считать глядящего с палубы долговязого фельдфебеля.
– Я в штаб. Разберусь, – кратко сказал Вольц. – Кажется, они там окончательно спятили.
Он ушел, Верн приказал младшим чинам приступать к погрузке, а сам поднялся на палубу.
– Фельдфебель, вы у нас действительно на особом положении?
Долговязый фельдфебель со знаками сапера на кирасе, вытянулся:
– Простите, господин, э-э, обер-фенрих. Я не знаю, как быть. Мне приказано безотлучно находиться при господине Немме. Если дословно: «подтирать жопу, вытирать нос, смотреть, чтоб не оступился с борта, быть нежнее кормилицы в Киндерпалац. И чтоб с ним ничего не случилось. Или под суд пойдешь, говнюк длинный». Прошу прощения, вот точно так и приказали. И сказали, что вас предупредят.
– И где этот господин Немме? – поинтересовался не очень понявший Верн.
– Вот! – фельдфебель с готовностью указал на тряпье у себя под ногами.
Верн древком пи-лума приподнял нечто, оказавшееся замусоленным плащом. Под ним свернулся тщедушный человек: зверски мятый камзол, разбитые и потрескавшиеся высокие сапоги, нестиранная сорочка. Рыжеволос, с проклюнувшейся на макушке плешью.
– Господин Немме – это из тех Немме, что дойчи? – неуверенно предположил Верн.
– Именно он. Дойч, важный, очень образованный человек, – заверил фельдфебель. – Ну, так говорят. Сейчас-то он не в форме. Поскольку огорчен. Он уезжать не очень хотел, порядком расчувствовался.
– Сильно расчувствовался? – уточнил Верн, разглядывая выразительного научного специалиста.
– При мне – ровно на бутылку «Короля Фридри», – с готовностью пояснил фельдфебель. – Принял легко, оно само шло, без излишеств закуски.
– Понятно. Сразу видно опытного ученого, – не без горечи констатировал обер-фенрих. – У него багаж есть? Или вся мудрость уже внутри плещется?
