Текст книги "Паук у моря (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– Ну, это тоже верно, – не особо уверенно подтвердил молодой соратник.

Кудлатенький двинул к лестнице, вернулся, прихватил короткое копьецо, которым довольно ловко умел орудовать покойный Здоровяк, и вновь устремился творить безотлагательный суд и справедливость.

Анн восхитилась: это что ж своевременно присвоенный арбалет с людьми творит⁈ Час назад сидел трусоватый человек-какашка, а сейчас с виду истинно всевластная дойч-какашка, будто от рождения привыкшая ротами и шайками повелевать.

Она рысцой двинулась следом. Догнала у первых ступеней.

– Ты чего? – мигом насторожился новый вожак. – Сиди у костра, жди.

– Если по законному приговору человека кончаешь, надобно молитву прочесть, а то боги обидятся. Нас так в Медхеншуле учили, – сказала Анн. – Я наскоро прочту, не помешаю. Сразу уйду, а ты уж потом кончишь. Я мертвецов вообще-то не люблю.

– Ишь ты, «не люблю». А тебе кто выбирать-то разрешал? – повысил голос кудлатый вожак.

– Я же про мертвецов. Кто ж их выбирает? – улыбнулась Анн, добавляя «в лицо» уместного, очень согревающего намека. – Живые да теплые – это совсем иное дело.

И улыбка, и вера в арбалет иной раз способны крепко обмануть. Подпустил, обе руки заняты, намертво в дорогое оружие вцепился. А шея-то поценнее арбалета с копьецом будет…

Полосующий короткий удар-взрез вышел точным.

…Смотрела Анн в выпученные мужские глаза без всякого торжества. Не та добыча, чтобы праздновать. За кудлатость и твердолобость вроде бы весьма баранов ценят, но в том ценном скоте бывшая медицинен-сестра совершенно не разбиралась, всегда только к ламам искреннее уважение испытывала.

…Кудлатенький булькал, смотрел умоляюще, сначала одной рукой за шею схватился, потом уж всё оружие бросил, двумя рану зажимал. Анн успела подхватить арбалет, уклонилась от попытавшейся опереться окровавленной руки.

– Не страдай, не так уж больно, – утешила Анн, подталкивая уже-покойника к краю лестницы.

…Полетел с удивительной готовностью, видимо, жизни в ногах уж вовсе не осталось. Снизу донесся неожиданно звучный шмяк, стены шахты отозвались коротким эхом. Тут и от колодца подали голос – донесся тихий стон. Жив цепкий Тихий, в себя пришел.

– Отдыхай, сил набирайся, приду, не забуду, – заверила разбойница, примиряясь к арбалету. Тоже замысловатая штука, да еще и громоздкая, но понятнее пистолета. Впрочем, скальпель, он еще понятнее и надежнее. Но главное в ловле удачи – знать анатомию и вовремя «лицо делать».

С арбалетом – вполне себе взведенным – Анн-Медхен вернулась к лагерному костру.

Молодой смотрел с безмолвным ужасом.

– Этот тоже упал, – пояснила Анн. – Там, видимо, что-то со ступенями. Нужно внимательнее под ноги смотреть. А может, просто день такой. Как с бедняги-осла криво пошло, так все кривее и косее. Вот у нас тут что? У нас – шайка! А можно ли в правильной шайке приговоры единолично выносить? Нет такого разбойничьего закона! Все право голоса имеют, даже фрау. Верно я говорю? Вот, киваешь. Потому что умный. Но если ты с чем-то не согласен, то можешь уйти. Прямо сейчас. Я даже в спину стрелять не буду.

– Ку-куда? – выдавил Молодой.

– Вот это верно. Некуда нам идти. Так что надо думать, как жить дальше. Только уже без психов, сумасшедших и без наглецов, что прямо немедля на место психов претендуют. Предлагаю решить по-честному: я пути прокорма и соблюдения выгоды нахожу, ты в город ходишь, товар сбываешь. Прибыль и труды делим строго поровну. Но первое право голоса у меня. Поскольку я чуть старше и заметно умнее.

– Ну да, – не стал возражать очевидному юный разбойник, только покосился в сторону колодезной лестницы.

– Значит, договорились. Тело Здоровяка надо убрать, потом поужинаем.

– А это… там?

– Там я сама справлюсь. У меня планы на Тихого. Нам с ним сердечно поговорить надо. Сейчас пойду, проверю, может он пить захотел, или еще чего. А ты пока мертвеца раздень, всяко тащить будет легче, да и камзол неплохой.

* * *

Ничего в этот день не решилось, да и решиться не могло. Иллюзий Анн не испытывала – толку от Молодого, как от копыт того мертвого осла. И доверия никакого. Но одной в скалах вообще не выжить. Хотелось бы, но никак не получится. Возможно, позже что-то умное придумается. В обращении с оружием, в готовке ослятины и разбойничьих делах, главное – опыт.

Глава 11
Маршруты рейда

На какой именно день пути Верн осознал, что ему даже нравится так идти, вспомнить не получалось. Но наверняка это случилось уже после закладки промежуточной базы. До этого все ламы были весьма грустны, а у господ офицеров даже ругаться сил не оставалось. Бесконечные погрузки-разгрузки вьюков, возвращение за следующей партией груза, жутко изнуряли. Ничего, справились. Сейчас во вьюках и заплечных ранц-мешках имелся лишь минимальный походный запас припасов, из оружия и инструмента личный состав волок лишь самое необходимое. Остальное было тщательно спрятано для обеспечения обратного пути. Рискованно решение, но обоснованное.

Двенадцатый день рейда. Удалось углубиться в горы. Здесь, на месте, склоны уже не казались столь крутыми и непроходимыми: расщелины вполне преодолимы, по руслу ручьев так и вообще идешь как по дороге, только ноги зверски начинают замерзать. Много зелени – пышные кусты, сочная трава – ламы довольны. В последние два дня и люди чуть расслабились – крутившиеся вокруг отряда львы исчезли. Собственно, нападение пока было единственное: два туповатых льва решились покуситься на Брека, но получили должный отпор. Один из хищников успел удрать и потом долго разгневанно ревел в зарослях, второго бдительные фенрихи мгновенно расстреляли из арбалетов и добили копьями. Сделать это оказалось не так сложно – львы явно не имели представления, чего можно ждать от хорошо вооруженных двуногих. Вот съесть добычу не получилось. «Столь характерный привкус преодолим лишь в случае крайнего дефицита провизионных запасов» – как всегда безупречно четко характеризовал ситуацию начальник штаба.

Еще до свежевания, осматривая и измеряя трофей, Немме зачитал подходящий отрывок из своего единственного справочника:

'Ученые отмечают четыре главных повадки льва:

Во-первых, он любит прогуливаться по холмам и возвышенностям, обозревая с вершин свои владенья. Во-вторых, в случае погони он привык хитроумно заметать свои следы собственным хвостом. В-третьих, все львята рождаются мертвыми и оживают лишь после того, как на третий день вожак стаи дыхнет им в глаза – лишь тогда они пробуждаются к жизни. В-четвертых, напав на человека, кровожадные львы непременно начинают пожирать несчастного, начиная с ног, наслаждаясь его отчаянием и слезными мольбами'.

Офицеры посмеялись – древний научный труд оказался весьма увлекательной книгой, вовсе не столь дурацкой, как выглядел вначале. Просто «Бестиарий»[1] разумнее было не напрямую понимать, а как остроумно зашифрованный и крайне ехидный научный труд.

Тогда, пытаясь приготовить львиное жаркое, Верн слушал размышления господ офицеров по поводу общей складывающейся ситуации. Все верно: хищники людей не знают, следовательно, ближайшие территории не заселены. Может и обойдется без серьезных столкновений – племена тресго пронырливы, но не вездесущи. Вывод вполне логичный. Но закономерно возникал следующий вопрос – земли-то вполне приличные, ночи здесь теплые, хорошей пресной воды изобилие, так отчего людей нет?

Верн прекрасно знал, что Ланцмахт постоянно сталкивается с сопротивлением – иногда активным и жестким, порой лишь символически обозначаемым – но абсолютно на всех направлениях. По сути, Эстерштайн изначально, с самого своего основания, оказался в плотном вражеском окружении, историю этого семидесятилетнего непримиримого противостояния преподавали еще в младшей школе, а уж в училище так и весьма подробно разбирали. Безостановочная цепь нападений и диверсий аборигенов, жесткие ответные рейды и длительные масштабные военные операции. Да, четких территориальных границ противостояние не имело, но наиболее опасные направления до сих пор именовались в сводках «фронтами», имена коварных вождей диких племен знал каждый солдат, да и в газетах об этих преступниках регулярно писали, интересующееся политикой гражданское население было в курсе. Война – это данность, именно на защите культурных достижений цивилизации стоят Ланцмахт и Ерстефлотте, и скучать им не приходится.

Но вот что там дальше – за спинами хорошо знакомых вражеских племен?

Географию в училище преподавали достаточно подробно. Еще бы! – одна из фундаментальных основ военного искусства. Ориентирование, картография, выбор удобных позиций для временных и постоянных лагерей, для засад и пикетов, учет особенностей рельефа местности при планировании штурмов и в длительном походе, таблицы суточного перепада температур по отдельным районам Эстерштайна…. Курсанты учили старательно, понимая, что от усвоения подобных деталей и соотношений зависит не только успех боев, но и сама жизнь будущих лейтенантов.

Но сейчас, разглядывая в бинокль вершины гор и ближайшие склоны, Верн осознал, что абсолютно ничего не знает вот об этих территориях. Безусловно, местности весьма далеки от границ Эстерштайна, но не так уж недостижимы. Но о них попросту не упоминают на лекциях. Вообще ни слова. И это странно. При должных успехах, развиваясь, цивилизовывая и осваивая новые земли, народ Эстерштайна неизбежно выйдет и сюда. Это же логично. Тем более существуют карты – пусть и не идеально точные, но относительно добротные. Рейдовый отряд следует по маршруту достаточно уверенно, да, имеются некоторые отклонения и сложности, но составители карт явно не могли знать, что некоторые долины заболотились, видимо, вследствие серии лавин и оседания склона.

Нет, обер-фенрих Верн Халлт прекрасно знал, откуда в Генштабе столь подробная подборка карт. В первые годы после Прихода еще существовала возможность ведения регулярной авиаразведки и аэрофотосъемки, действовал Отдельный дивизион Нового Люфтваффе. Но два самолета были потеряны в разведывательных полетах, один вроде бы сохранился и даже содержался в готовности (по некоторым слухам), но в воздух поднимался крайне редко вследствие дефицита горючего и ничтожного остатка моторесурса. Насчет этих специфических и секретно-технических сторон военного дела курсантов просвещали слабо. Было понятно, что с авиацией дело обстояло, как и со многим иным: теоретически воссоздать аппараты и механизмы вполне возможно, практически – не получается. «Исследовательские и конструкторские работы ведутся». Ну, вероятно. Так-то это строгая государственная тайна.

Насчет неисследованных местностей, видимо, тоже государственная тайна. Но откровенно нелепая. Как может существовать мощное государство, не исследуя окружающий мир, не строя планов по дальнейшему расширению? Вот же она – земля, во многом более удобная, чем устье реки Ильбы, тут, по крайней мере, не приходится так мерзнуть ночами. Мысль об основании форта (это как минимум) обязана была возникнуть еще много лет назад. Пусть предыдущие экспедиции и заканчивались неудачей, следовало повторить и добиться успеха. Этот вопрос господа фенрихи обсуждали на привалах, и даже неоднократно. Причина должна быть, обоснованная причина. Имелись разведданные о многочисленных воинственных племенах? Отмечены аномальные погодные явления? Или действительно – нечто магическое, труднообъяснимое?

– Вы, господа офицеры, попробуйте оценить ситуацию с совершенно иной стороны, – как-то сказанул консультант-ботаник, вообще-то предпочитавший помалкивать во время подобных дискуссий.

– Это с какой именно стороны? – въедливо уточнил Фетте.

– С самой очевидной. С политической, – намекнул Немме и снова уткнулся в свою излюбленную книгу.

Господа офицеры только переглянулись, Фетте театрально закатил глаза.

С политической точки зрения рассматривать загадку было заведомо глупо. Ланцмахт – вне политики, это широко известно и накрепко вбито в голову молодым офицерам. Достаточно вспомнить печальный пример крайне неосмотрительного участия некоторых высокопоставленных армейских чинов в предательских мятежах. Серьезно ослабили страну, едва не подкосили армию. Да и какая связь у политики и здешней географии?

Верн вел навьюченных лам, осматривал местность в бинокль, совещался с друзьями о выборе дальнейшего маршрута – от пути, указанного в приказе, пришлось еще более уклониться, поскольку преодолеть и вторую заболоченную долину рейдовики не смогли. Но отвлеченные мысли продолжали пытаться выстроиться в единственно верную логично-боевую колонну. Политики касаться крайне не хотелось, но…. Вот же мерзавец этот Немме, засадил таки занозу.

– Что-то не так с этим делом, это же очевидно, – проворчал обер-фенрих, осматривая ногу Черноносому. Лам согласно всхрюкнул – он тоже считал, что пока всё идет размеренно, в соответствии с походным уставом, можно слегка погадать и об отстраненном. Но важном. Имелись подозрения, что господа фенрихи уже по уши встряли в некую политическую историю. Совершенно неумышленно, но это же такая липкая субстанция, что вряд ли сама собой отвалится.

А горы вздымались всё выше и выше, склоны становились живописнее и зеленее. С топливом для костра не было никаких проблем – некоторый кустарник, по мнению офицерского состава, уже можно было именовать «деревцами». Главный ботаник считал, что подобная переклассификация преждевременна, поскольку «это однозначный куст по веткосложению». Ладно, специалисту виднее. Он – ботаник – и сам был склонен к буйному и неопрятному произрастанию.

…– Идите сюда, господин Немме, я вас стричь буду, – приказал командир отряда на привале у крошечного, но изящного водопадика.

– Что, опять⁈ Верн, между прочим, насекомые обожают, когда человеческая шея оголена.

– Повязывайте шейный платок повыше, – посоветовал Верн, непреклонно щелкая ножницами.

Стрижка много времени не заняла.

– Отлично у вас получается, – польстил ботаник. – Выйдете в отставку, открывайте парикмахерскую. Весьма выгодное предприятие.

– Недурная идея, я над ней подумаю. А сейчас будьте любезны развернуть вашу мысль чуть шире.

– Гм. Ну, полагаю, в женском зале вам будет разумнее обслуживать клиенток собственноручно. С возрастом вы будете нравиться дамам даже больше, и…

– Не дурите, Немме. Вы поняли, о чем речь. Что у нас с политикой? Я пытался догадаться, но не преуспел.

– Неудивительно, – ботаник еще раз отряхнул тощую шею. – Вас старательно приучали не думать о некоторых очевидных обстоятельствах.

– Попрошу без провокаций. Строго по сути. Кто бы ни был у власти в Эстерштайне, он заинтересован в процветании нашего фатерлянда. Любой партии лантага[2] выгоден прогресс и совершенствование общества. Ведь так?

– Формально, да, – Немме посмотрел на остальных офицеров: Вольц нес стражу, Фетте, ухая на манер лама, плескался в освежающем озерце под водопадом. – Власти крайне желателен процветающий Эстерштайн. Несомненно, в этом вы правы. Но есть и нюансы. К примеру, стоящие у власти господа намного лучше нас с вами осознают истинную ситуацию и реальные возможности страны. У них есть статистика. Не та, которую регулярно накатывают в «Эстерштайн-Хойте», а реальная и крайне печальная. Вы, Верн, намного моложе меня. Но вы действительно умны и на редкость наблюдательны. Как, по-вашему, идут дела в стране?

– В данное время не блестяще, – сказал Верн. – Не вижу причин закрывать глаза на очевидные сложности. В истории любой страны случаются не лучшие времена. Так даже и в Старом мире бывало. Но это не повод для уныния. Времена неизбежно меняются.

– Это верно. Но статистика неумолима. Она же бездушна, Верн, и не желает утешать нас даже в малой степени. Мы последовательно деградируем. Мне больно и неприятно это говорить вслух, но вы же и сами видите.

– Мы говорили о нелегких временах. Вот именно так они и выглядят. Мы нащупаем выход и прорвемся. Найдется железная руда, разведка отыщет легендарный оловянный камень касситерит, наконец, наладятся регулярные поставки древесины. Работы ведутся безостановочно, наши люди упорны и бесстрашны, настойчивости и терпения народу Эстерштайна не занимать.

– Вот в это я как раз охотно верю, да что там «верю» – знаю наверняка, – печально заверил Немме.

Верн посмотрел на ботаника настороженно – не иначе издевается недоделанный консультант.

– Честное слово – верю. Поскольку мы и есть рейдовая разведка, – пояснил Немме. – Мы честны, храбры и упрямы. Только ни черта не умеем. Вы – вояки, я – книжный червь. Искать руду и древесину должны совершенно иные специалисты. Этому искусству специально обучаются.

– Не так уж важно, кто именно найдет руду. Нам нужно железо, а не соблюдение формальностей процесса поиска. Хотя допускаю, вы правы. Такими исследованиями уместнее заниматься профессионалам.

– Но их нет. И, видимо, уже не будет. Специалисты – не клопы, сами собой они не заводятся. Вы вот не помните, а на моей памяти в университете еще существовала геологическая группа. Но уже лет пятнадцать как она закрыта. Иссякла геология Эстерштайна.

– Кто-то должен был остаться, – не поверил Верн. – Потери в экспедициях неизбежны, но они редко бывают стопроцентными.

– В потерях боевых, и, видимо, экспедиционных, вы разбираетесь намного лучше меня. Спорить не буду. Возможно, вы правы, и в горах и болотах погибло не так много научных специалистов. Собственно, мы не знаем, как обстояло дело с исследовательскими экспедициями в те давние годы. Но одно из судьбоносных трагических событий тех лет мы точно знаем.

– Белый мятеж? Считайте, я этого не слышал! Списывать временный упадок геологической дисциплины на последствия предательского мятежа, это…. Не станете же вы утверждать, что заговор составили злодеи-геологи⁈

– Да кто же знает, кто его составил, – фыркнул ботаник. – И не смотрите на меня так, я был мал и в заговоре не участвовал по понятным причинам. Но помню, что число окружающих меня взрослых резко сократилось. А это были не самые глупые и необразованные люди. В частности, исчез мой отец, преподаватель университета…

– И на какой же стороне сражающихся он погиб? – угрюмо уточнил Верн.

– Откуда мне знать? Это не разглашалось. Если вы думаете, что Белый заговор был очень понятным событием даже для его участников…

– Стоп! Вы знали своего отца?

– Я же дойч, – с некоторым смущением напомнил Немме. – Когда окружающих единокровных людей не так уж много, скрывать, кто чей родитель, бессмысленно. Отец, кстати, был здорово похож на меня – такой же рыжий и нескладный.

– Оставим ваше личное в стороне, расспрашивать было невежливо с моей стороны, – пробурчал Верн. – Вернемся к основной теме. Какая связь между утратой научного геологического отделения и нынешней политикой отказа от реальных разведок?

– Косвенная. Выражаясь вашим военным языком: штаб Эстерштайн счел, что для серьезного наступления сил-средств недостаточно, и принял решение перейти к стратегической обороне. Если допустить принятие именно такой стратегии, то что становится приоритетной задачей? Что самое ценное в Эстерштайне?

– Дети? Медхеншуле и рабочие школы?

– Верн, иногда вы становитесь до невозможности тупым! – злобно заявил Немме. – Много при штабе вашего училища числится детей? А в Генштабе? Сам штаб и есть Наивысшая ценность! По мнению самого штаба, разумеется.

– Вы испытываете к офицерству заведомое и оскорбительное предубеждение! Прямо при одном упоминании вовсю вонять начинаете. А офицеров совсем не знаете. Безусловно, в армии служат очень разные люди, порой неидеальные, но многим офицерам знакомы понятие честь и достоинство. Ланцмахт – это Ланцмахт!

– Постойте, Верн, не надо меня бить в лицо! – попятился Немме. – Мы не про Ланцмахт говорим. И вообще не про военных. Они же вне политики. В данном случае «штаб» – всего лишь фигура речи. Я ее употребил, видимо, неосмотрительно, чтоб вам было понятнее. Политический штаб вообще не «штабом» называется.

– Поосторожнее с фигурами речи, господин ботаник!

– Я понял уже, понял, – заверил Немме. – Приношу свои извинения за неудачное сравнение. Ничего против полковников вашего Генштаба не имею, я их и не знаю совершенно. Наверняка там весьма достойные люди. По-крайней мере, воины тресго пока еще не бегают по улицам Хамбура и не грабят дома горожан. Это, безусловно, заслуга Ланцмахта, охотно признаю. В остальном… Просто подумайте. Мы идем прямиком в задницу. В смысле, не мы – рейдовый отряд – мы в определенном смысле даже отдаляемся. Но Эстерштайн⁈ Мысленно продлите очевидный курс деградации, оцените перспективы. Сравните со стартовой точкой, с блеском культурного общества и расцветом науки первой эпохи Прихода.

– По вашим словам получается, что только на второй Приход нам и можно надеяться? – рявкнул Верн. – Вот в это я как раз никогда не поверю. Второй Приход – религиозная чушь! Только на себя и собственную стойкость нам имеет смысл опираться.

– Даже не подумаю спорить, – примирительно выставил ладони консультант-ботаник. – Если что-то и спасет Эстерштайн, так это молодые и решительные люди вроде вас. Вот со Вторым Приходом не так однозначно…

– Хватит, Немме, вы мне уже столько бредней наговорили, что хочется вас немедля утопить в водопаде.

– Топить не надо, я же уже извинился! – нервно напомнил ботаник.

– И передо мной извинитесь, как перед представителем штабистов! – подал голос Вольц. – Мало того что вы орете и отвлекаете часового от несения службы, так еще и орете возмутительные вещи! Я едва удержался от броска в вас тяжелого и твердого предмета.

– Извините, Вольц! И вам, Фетте, тоже приношу извинения. Последние дни в вашем обществе укрепили меня в уважении к Ланцмахту вообще и к походно-полевым штабам в частности! – в полный голос известил ботаник. – Безусловно, речь шла не о таких славных парнях, как вы. В качестве более весомого извинения, готов вымыть посуду и вычистить котел. Хотя эти работы и не предусмотрены для временно прикомандированных специалистов действующим походным наставлением Ланцмахта.

– Все же вы небезнадежны, Немме. Мойте котел. Получается у вас из рук вон плохо, но мы еще сделаем из вас настоящего боевого ботаника! – пообещал Вольц.

* * *

Пятнадцатый день маршрута принес рейдовикам истинное потрясение.

Отряд вышел в широкую долину, местность здесь начинала пологий спуск, ручей, напоминающий изящную миниатюрную речушку, игриво проистекал вдоль юго-восточного склона. Простор открывался изрядный, фенрихи, уже привыкшие к извилистым ущельям, неприятно напирающим обрывам и осыпям, испытали прилив понятного восхищения и удивления.

– А что это там впереди, темнеется? – всматривался Фетте.

– Не могу понять, – признался Верн, передавая друзьям бинокль.

– Возможно, это то, что меня истинно пугает, – сказал научный специалист. – Оно явно зеленое. Возможно, это лес.

Фетте насмешливо хрюкнул. Понятно, что термин «лес» – подразумевает огромное скопление деревьев. Но вряд ли действительно разросшееся во всю ширь долины, такого леса и в сказках-то не бывает.

Но Немме оказался прав. Это были деревья! Сотни, а может быть тысячи достаточно высоких, весьма ветвистых и сучистых растений. Подойдя ближе, отряд вновь остановился.

– Боги! Да это же целое богатство! – застонал Фетте.

– Увы, но нет, – охладил восторги Вольц. – Сами деревья, безусловно, большая ценность. Но вывезти отсюда древесину практически невозможно. Была бы рядом серьезная река или озеро, по которому можно сплавлять бревна к морю, тогда иное дело. Но в данном случае…. Разве что поставить лесопилку прямо здесь и транспортировать брус и доски. Хотя вряд ли и это предприятие окупится. Слишком далеко.

– Да черт с ней, с лесопилкой. Меня больше иное пугает. Вот что это за дерево? – заныл ботаник. – Почему оно с иглами, но явно не сосна или кедр? Как прикажете его записывать?

– Зарисуйте и опишите, по возвращению пороетесь в архивах, разберетесь с точным названием и породой, – распорядился Вольц. – И не медлим! У нас не так много маршрутного времени. Вдохновляемся мыслями о хорошем костре на ночлеге и идем вперед.

– И не забываем об осторожности, – напомнил Верн. – Леса крайне опасны.

Напоминание было своевременным, но, как выяснилось, не очень насущным. Лес никаких неприятных сюрпризов не принес. Удалось подстрелить двух сонных и глуповатых птиц, обозванных ученым как «рябчиковые дрофы». Ночевали на опушке, не углубляясь под сень крон. Верн заступил на охрану после полуночи, подкладывал в костер прекрасные сухие ветки, слушал шорох листвы. Всё это было странно. Но скорее приятно волновало, чем пугало. Знаменитые легенды Старого мира о непроходимых русс-лесах и неуловимых «партизанен» казались сильно преувеличенными. Возможно, не совсем чистая кровь Верна Халлта не позволяла прочувствовать глубинную опасность леса. Хотя вон – истинный дойч преспокойно дрых, равнодушен к легендам, только от москитов лысую башку и прячет. Может, Немме тоже не настоящий дойч? Так-то он слегка вздорен и крайне нелепо образован, но ничего в нем сверхъестественного и сверхчеловеческого.

Утром выяснилось, что лес все-таки таит неприятные сюрпризы: Белый и Пятлик сожрали слишком много веток и у них расстроились желудки. Поклажу ламов пришлось облегчить, Верн вел ослабевших животных, ругал за обжорство, вдалбливая мысль, что настоящие рейдовые ламы должны вести себя более ответственно. Впрочем, к полудню понос лам прошел, что и было отмечено соответствующей записью в ЖБП.

Обсуждая, нужно ли набрать дров в запас, рейдовики взошли к невысокому перевалу, открылась следующая долина…

…– Зря спорили, – хладнокровно отметил Вольц, возвращая бинокль командиру отряда.

В долине тоже имелись леса. Не столь густые, как предыдущий массив, зато многочисленные, привольно раскинувшиеся разнообразными зелеными пятнами там и сям меж пологих холмов. От оттенков зелени листвы даже в глазах зарябило.

– Это называется «естественные рощи» и «перелески», – сообщил научный специалист.

Потрясенные офицеры промолчали. Слово «роща» было им отлично известно. Но одно дело аккуратно высаженные культурные рощи олив и ценнейших фруктовых садов, и совсем иное вот это… растущее как попало, зато в шокирующем изобилии.

– М-да, одна-две подобных долины способны кардинально изменить историю развития Эстерштайна, – пробормотал Вольц. – Есть всего одна проблема, зато нерешаемая – это богатство слишком отдалено от заводов и фабрик Хамбура.

Отряд пересекал долину. Между насущными походными заботами у обер-фенриха Халлта вновь нашлось время поразмыслить. Одной такой долины Эстерштайну не хватит. И пяти-шести долин не хватит. Цивилизация – чрезвычайно прожорливый организм. Она быстро убивает долины. Хотя возможна и встречная точка зрения: некоторые речные долины незаметно и мягко убивают города и народы. Можно ли прекратить это противостояние – вот вопрос. Хотя вряд ли молодые фенрихи способны его разрешить.

Львы по-прежнему не встречались. Но у одной из «перелесочных рощ» Фетте подстрелил зверя – низкорослого, почти в метр длиной, судя по зубам, хищного, но для человека едва ли опасного. На вкус зверь оказался так себе, но пышный длинный хвост выглядел отличным трофеем.

– Это был представитель семейства собачьих, – предположил Немме, пытаясь уже третьей наскоро выструганной зубочисткой выковырять остатки жесткого мяса.

– Так и запишите, – согласился Вольц. – «Собаковидный мехохвост», в скобочках «жилист» и параметры. Для отчетности должно хватить.

– Мы обязаны сдавать шкуры? – поинтересовался Фетте, любуясь трофеем-хвостом.

– Нет. Можешь оставить. Только проветри – попахивает, – сказал Верн.

– Непременно. Роскошная вещь! – меткий стрелок явно витал мыслями о каком-то веселом столичном гаштете, видя себя средь прелестных особ, восхищенных экзотическими мехами.

Странно, но самого Верна в эти дни Хамбур совершенно не манил. Здесь – в неизвестных долинах – было куда интереснее. И главное – уже который день никаких боевых столкновений. Это уже не «боевой рейд», а как-то иначе называется. Возможно, «научно-ботаническая экспедиция»? Название смехотворное, но нельзя сказать, что такой вариант похода не нравился самому командиру. Скорее, наоборот – это было здорово.

Но обер-фенрих прекрасно знал – прогулка без крови не может длиться вечно.

К бою рейдовики Ланцмахта были готовы. Да, теперь уже легковооруженные: большую часть огнестрела упаковали и закопали в промежуточном лагере. Единственный большой «маузер», два «курц-курца» – вот, собственно, и всё. Если говорить честно, учитывая ничтожный отрядный боезапас, даже этих стволов слишком много. Но приказать оставить всё огнестрельное оружие Верн не мог даже в принципе. Во-первых, иной раз даже единственный точный выстрел способен решить исход боя с дикарями, во-вторых, офицер Ланцмахта без огнестрела – это сущая нелепица, «нонсенс», если выражаться научно. Друзья не поймут. Тем более патроны все-таки есть – рейдовики возлагали серьезные надежды на прощальный подарок фельдфебеля Зиббе. Имелись и поштучно отобранные патроны из бракованной арсенальной партии, несколько патронов непонятного происхождения оставил на память о себе зловещий Михель Цвай-Цвай. Имелись подозрения, что патронов он припрятал больше, но увы, тайник найти не удалось. Лишь карманные мелочи, при вдумчивом рассмотрении подсказавшие, что Цвай-Цвай был не так прост, но об этом господа офицеры уже и так догадались. Верн весьма жалел, что разговор с предателем оборвался так внезапно. Много вопросов имелось, могли бы попробовать договориться. Но, увы…

В общем, кое-какой запас боеприпасов у отряда оставался. Стоило ли на него возлагать серьезные надежды – большой вопрос.

Беда в том, что лично Верн в патроны больше не верил. Появилось этакое малообъяснимое и смутное предчувствие. Нет, выбрасывать огнестрел обер-фенрих не собирался – что за совершенно безумная, возмутительная идея⁈ Просто заменив на поясе тяжесть кобуры «курц-курца» на примитивную увесистость топора, почувствовал себя увереннее. Топор, копье, «гросс-месс» в ножнах, арбалет, верная кираса, щит – разве этого недостаточно опытному вояке? Да, еще шлем – как говаривал училищный фельдфебель – специалист по рукопашному бою – «вояка почаще должен работать головой – тараньте башкой вонючих тресго, не стесняйтесь, ваши черепа крепче». Кстати, шлем в этом походе господина обер-фенриха уже выручил – от пули в упор осталась лишь дыра на ценном предмете экипировки и подпорченное ухо. Впрочем, слышал Верн хорошо, а шрам…. Не очень-то он безобразный, как утверждают друзья.

* * *

…– Видимо, это последний перевал, за ним наша цель, – сказал Вольц, в очередной раз завершая исчисления по карте.