Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)
Дикарка моргнула – глаза, огромные, немыслимого иссиня-черно оттенка, похожие на самые дорогие рыночные сливы, были полны ужаса.
«Улыбайся почаще, прельщай» показала Анн, торопливо поворачивая кран второго душа. Принялась тереть бинт на руке. Разматывать некогда, снаружи ждать не станут. Эх, сдери им башку, истекает запас везения бывшей медицинен-сестры, определенно заканчивается, донышко уж показалось.
Тронули за локоть – дикарка протягивала кусочек мыла. О, мыло-то Анн в спешке не углядела. Бинт, унте – стираем, быстрее, еще быстрее…
В дверь бахнули ногой.
– Выходим, уже всё! – немедля отозвалась Анн, подхватывая пистолет. – Дикарке-то тут понравилось, в новинку ей такое.
За дверью что-то неодобрительно буркнули. Анн заново привела свои волосы в небрежность. Байджини смотрела и скалилась. А, это у нее улыбка такая, не особо удачная. Но старается. И понимает что-то этакое. Может и зря доверилась ей Анн, неглупа дикая девка. Только и выбора особого нет.
Вытолкала из душа случайную подругу:
– Иди-иди, хватит уж плескаться. Чистюля какая.
Прикрываясь красавицей, проскочила к своим вещичкам. Определенно прощупали одежду, вряд ли оружия опасались, скорее, на предмет утаенных монеток или украшений интересовались. Вот, сдери им башку, надевать платье, пряча пистолет, еще то упражнение…
Но на мелкую преступницу не смотрели. Весьма недурно внимание байджини отвлекала: с блестящей влажной кожей, немыслимо грациозная даже при смущенных движениях, с тяжелым хвостом кудрявых волос.
– Идите уже, огрызки бесстыжие! – рявкнула толстуха.
Так уже и идем, поскольку готовы.
Столовая успела опустеть. На столе остались дочиста выскобленные миски и большие, порядком мятые, медные кружки. Уже изволили отужинать пленники-мужчины. Интересно, осталось пожрать что-нибудь? Пахло довольно завлекательно, каша явно была с мясом.
– Сели! – гавкнула в спину толстая медицинен-надзирательница.
Девушки поспешно упали на скамью. Требовалось демонстрировать испуг и полную покорность, а как же иначе, проблемы никому не нужны. Особенно перед ужином.
Ждали в молчании, только конвоир почесывался, скрежетала под его ногтями щетина на подбородке. Бывают такие мужчины – растет у них на роже быстро, вроде только побрился, а уже колючий. Верна это не касается, у него борода мягкая будет и густая. А вот Дед именно жесткий был, гм, что тоже бывает приятно, если…
Вроде покой, пусть минутный, чистота тела (пусть и крайне суетливо наведенная), запахи вкусные, а мысли вдруг на иное съезжают. На что-то неуместное…
Со стуком распахнулось оконце в стене, на открывшуюся дверцу-полку кто-то невидимый брякнул миски с кашей, тут же звякнул кружками, полными кофе – оттуда с новой силой пополз запах. Байджини довольно отчетливо сглотнула слюну. А вот Анн есть уже вообще расхотелось.
– Встать! Еду взять! – скомандовала надзирательница.
Взяли.
– Сесть! Можно жрать. Быстро!
Вот, сорви им башку, и как теперь-то?
Есть расхотелось по причине запахов. Пауза ожидания пошла во вред аппетиту. Или на пользу, тут как посмотреть. Минуту назад сидела Анн, невольно принюхивалась, тоже слюну копила, а запахи-то оказались чуть разнообразнее, чем казалось сначала. Кроме жирной говядины (вот отлично здесь кормят, как в приличном гаштете) причудился характерный запах иксдэка[2]. Это снотворное, в малых дозах воздействующее весьма успокаивающе. И в более концентрированных применяемое для операционного наркоза. Довольно дорогой препарат, его в Дойч-клинике страшно экономят. Чтобы такую ценность в кашу и кофе для вкуса бухать, о таком и речи нет. Это сколько же его добавили, раз даже унюхался? После такой дозы можно и вообще не проснуться. Или на то и «выписан рецепт»?
Одни проблемы от этого медицинен-образования. Сожрала бы спокойно и заснула сладко. Теперь-то чего делать?
Анн придвинула к себе миску. Подруга по трапезе уже уминала кашу с крупными кубиками мяса. Вот дикарка дикаркой, а ложкой работать умеет.
Надо есть. Иначе хуже будет. Или тошноту изобразить? Мгновенно повело идиотку с жирного, сблевала?
На разбойничье счастье, вновь открылось окошко, выставили еще две кружки кофе (на этот раз грохнули побережнее, поскольку для своих). Толстуха с эсэсом ухватили угощение, плюхнулись за свободный стол. Блаженно втянули крепкий орехово-горьковатый аромат. На подконвойных не особо смотрели – не хватало еще себе аппетит портить. В смысле, солдат, может бы и глянул, особенно на длинноволосую красотку, но знал, что упитанная медицинен те осмотры не одобрит.
Анн изловчилась и украдкой сгрузила пару ложек каши в пустовавшую «мужскую» миску. Донервет! Все равно в своей посуде очень много оставалось. Соседка покосилась изумленно. «Хорошая же каша⁈». «Да, но меня тошнит. Откажусь, рассердится начальство» коротким знаком показала коварная разбойница. «Хочешь кашу?» Красотка, не задумываясь, кивнула.
Конвой посмотрел на ужинающих, пришлось сунуть в рот полную ложку. И как эту кашу жрут⁈ Если знаешь, что с иксдеком, даже пол-ложки не лезет.
Надзиратели отвернулись. Анн вопросительно качнула миску – «будешь?». Совесть слегка куснула. Но тут выбор прост: или обе пленницы иксдека обожрутся, или одна. А у бейджини детей еще явно нет, не к кому ей возвращаться.
А ведь что-то заподозрила смуглянка. Глянула испытывающе, а потом ухватила полную миску. Понятно: «будь что будет, а сейчас жрать невыносимо хочется». Анн и сама почти такой была. В молодости.
От кофе красотка тоже не отказалась, поменялись кружками. Тут с «рыцарского» стола рявкнули:
– Закончили? Десять секунд, чтоб дожрать!
Смуглянка управилась. Хороший у нее организм, емкий. Может и обойдется. А у престарелых разбойниц содержимое единственной ложки поперек горла как встало, так и осталось.
– Встать! Посуду собрать! И ту тоже! Тут прислуги нет!
Грязную посуду сгрузили на полку окна. По команде двинулись к двери.
Коридор… узкий, неудобный, без окон. В столовой тоже окон не было, кроме того посудного окошка, это Анн отметила. И очень тихо. Похоже, прямо в скальной глубине помещения вырублены. По ощущению на Хеллиш похоже. Только там без иксдека и толстых надзирательниц обходилось.
– Налево! Прямо! Тощая с солдатом осталась, недомытая стерва – вперед!
Анн шагнула в открытую дверь, пришлось пригнуться. Эсес не упустил случая – лапнул за ягодицу. Стукнула, захлопываясь, дверь. Еще какое-то время слышались удаляющиеся шаги, стихло.
Было темновато, свет падал только из коридора, сквозь узкую решетку, но яркий. Электричества здесь изобилие, во всей столице, наверное, его меньше. Роскошь. Из иной роскоши только узкий топчан, склепанный из полос металла. Похоже, и не топчан был раньше, а полка какая-то складская. Или арсенальная. Позже мебель слегка переделали. И вообще камера больше на чулан похожа: узкая, шаг шириной, четыре длиной. Копья в ней хранили, что ли? Тьфу, сдери им башку, да какая разница?
Анн пощупала дверь. Добротная толстая медь… выбоины на металле, кто-то изнутри долбился, вырваться пытался. Это, конечно, напрасно.
Время тянуть незачем. Препарат сильный, быстродействующий, придут скоро. Пора выйти, да напоследок развлечься.
Прежняя Анна Драй-Фир сидела бы, дожидалась. Настоящие медицинен-сестры в запертых дверях и запорах не разбираются, считают, что раз закрыли, нужно сидеть, надеяться на прибытие рыцаря-освободителя, потом уж за свободу расплатиться страстным либе-либе. Так в популярных театральных пьесах и бывает. Тоже вариант, но тут ждать третьего акта не приходится, скоротечна пьеска-то. Зато разбойница Медхен кое-что про вскрытие дверей слыхала, это же любимая тема у разбойников-недотеп…
Пришло время скальпелю выйти на дело. Иных инструментов у Анн не имелось, поскольку, если дверь пистолетом начать ковырять, то это наверняка будет какое-то страшное воинское богохульство и святотатство.
…Повезло, что дверь была простая, а запор совсем уже ничтожной сложности: примитивная полоса меди, продетая в «ушки». Вся трудность в том, что засов массивный и тяжелый, сквозь щель у косяка цепляешь острием скальпеля, сдвигаешь – а он, зараза, то вообще не идет, то на жалкий миллиметр подвинется. Анн уже и взмокла, словно заново в душе побывала. Взлом – ремесло сложное, тут не на хвастливых россказнях нужно учиться, а у толкового наставника. Дед-то наверняка умел, мог бы и показать…
Засов ослаб-закончился как-то внезапно, дверь, освободившись, даже визгливо скрипнула. Анн перепуганно замерла… нет, тихо в коридоре. Обтерла ладони о подол, взяла пистолет. А вот интересно: в таких случаях нужно сразу предохранитель сдвигать, или то делается в последний момент? Вот так живешь на свете, а самого нужного-то и не знаешь.
Решив побеспокоить предохранитель в самом крайнем случае, Анн выбралась в коридор…
Все еще было тихо. Доносились равномерные звуки – вдали что-то работало, похоже на котел трамвая: пыхтит и рычагами исправно постукивает. Но что-то слегка урчало и ближе. Разбойница прислушалась и покачала головой – храпит кто-то, очень по-мужски. Наверное, один из «инженерингов», он и в фургоне подремывал созвучно.
Былые спутники сейчас Анн не волновали. На цыпочках проскочила по коридору – дверей было много, все одинаковые, с номерами, несколько дверей приоткрыты, внутри темно. Из одной явственно попахивало мочой, но уже давней, из другой несло чем-то техническим, вроде смазки. Моча и смазка интересовали разбойницу еще меньше, чем никчемные соседи. Нужно кого-то важного перед смертью прибить, лучше двоих-троих. А можно и поджечь что-нибудь ценное. Если возможность представится.
В подобную удачу верилось слабо, как и в возможность ускользнуть на свободу. Незнакомых гор Анн не боялась. Может, они даже и помогут, а нет, так на воле замерзнуть заметно приятнее, чем самосжечься.
Мечты оборвали звучные шаги и странное щелканье. Анн заметалась, крутанулась, нырнула в ближайшую приоткрытую дверь…
…Затхлость и мешки, в полутьме едва различимые.
…Шаги приблизились, негромкий разговор стал различим:
…– Чего опять ночью? Днем много нормальнее.
– Покомандуй еще. Сказали ночью, значит, так и делаем. Всё равно не спать, вспышка же будет.
– Тоже сказал. Вспышка – вообще не наше дело, от нее только голова болит. Спать она не мешает.
– Мне мешает. У меня от вспышки бессонница. Вот разве к дикарке заглянуть, утешиться. Сочная малышка.
– Я бы и от маленькой не отказался. Симпатичная, городская. Я по таким милым фрау стосковался. Зайти бы в настоящий гаштет…
Умники прошли мимо, Анн увидела спины в белых халатах, мало сочетающиеся с парадными стальными шлемами на головах. Медицинен-вояки толкали тележку на колесах – подобные каталки Анн видела в клинике, но те были попроще, массивные, медные, слегка громоздкие. Эта какая-то облегченная, возможно, цельностальная. Хотя одно колесико тоже неисправно: клинит и пощелкивает.
Из разговора Анн ничего не поняла, кроме комплимента на свой счет и того, что солдаты чего-то ждут. Что такое «вспышка» – загадка. Ну, эсэсов и иные сюрпризы сегодня уж точно ждут.
«Кучера» каталки отперли одну из дверей, донеслось пыхтение и приглушенная ругань.
– Да он тяжеленный как ламантин!
– Верно. И ноги скользкие…
Дожидаться Анн не стала, неслышно пробежала в ту сторону, откуда появились «кучера». Имеется у большинства служащих привычка «если на мгновенье по делу зашли, так зачем возиться и дверь запирать?».
С этим угадала. Дверь была прикрыта, оба засова – внутренний и наружный – отодвинуты. За дверью оказалась площадка: окон опять нет, но с одной из сторон явно ночной прохладой веет, в другом направлении уходит ковровая дорожка, а перед ней ступеньки вверх, с аккуратно проложенными медными «рельсиками» – явно для каталки.
Насчет вольной прохлады Анн не обольщалась – у дверей заведомо стоит пост, шансов на тихий успешный поединок с подготовленным воином у обычных разбойниц нет, и быть не может. Часового застать врасплох сложно, про это Верн хорошо объяснял. Да и во дворе… время непозднее, полным-полно там будет вояк. Пробиться силой из форта – это медицинен-сестре даже с разбойным опытом явно не под силу.
Разбойница взбежала по мягкой дорожке, для надежности взяла пистолет двумя руками. Сейчас, сейчас точно на кого-то налетит. Стрелять нужно сразу…
… а рукоять пистолета уже стала привычной. И даже удобной. Не должен пистолет подвести. Ну⁈
… опять дверь. Тоже не заперта.
Анн выглянула. Невнятные голоса доносились слева, видимо, там дальше было дежурное помещение. Но говорят грубо, наверное, рядовые эсэсы. Не стоит размениваться…
… а предполагала ли приличная медицинен-сестра Анна Драй-Фир, что когда-то будет метаться с секретным пистолем и выбирать, кого бы первым пристрелить? В сущности, эти солдаты такие же вояки как Верн, пусть и «эсэсы» с особо качественной кровью…
…Угу, сдери им башку. Нормальные вояки ввосьмером с одной девчонкой не играют. По-крайней мере, Верн не такой. В смысле, сейчас не такой, и в будущем не должен таким стать.
«Надо бы мне таки постараться вернуться и довоспитать» – решила Анн и пошла прочь от голосов.
Опять мягкая дорожка. Вот к чему этой армии столько ковров, всё равно же наследят и испортят.
…Часового Анн увидела в отражении стекла. Стоял у широких дверей, широко расставив ноги, и сам довольно широкий, даже слегка пузатый. В Ланцмахте таких красавцев нет, а здесь пожалуйста, каждый второй – сытый толстяк.
Сбоку от охраняемой двери, за солдатом, виднелась какая-то мебель, темнело окно во внешний ночной мир, над головой часового светила лампа, забавная такая, на фрукт-грушу похожая, чуть подмигивала – все ж чудо электричества здесь не было идеальным.
Подальше в коридор свет лампы не доставал, Анн прижималась к стене, таилась в полутьме, благо солдат был отлично виден в отражении – висела на стене картина застекленная, бликовала – на ней только лампа, окно с часовым и видны.
Решиться Анн никак не могла. Нужно выйти, и сразу выстрелить. В голову, прямо в лицо. Кирасу пулька, наверное, не пробьет: пистолет маленький, а латы на вояке… Собственно, он и сам толстый. И просто так стоит, служба у него.
«А я просто жила. Никого не трогала, ну, подворовывала по налогам чуть-чуть. Так меня вообще ни за это гонять начали. Безвинно прицепились. И я все потеряла! Сейчас выйду и убью жирного! А потом в дверь и там всех постреляю!» – наливалась злобой разбойница. «Он ответить не успеет. Точно не успеет».
Винтовка (или ружье?) висело на шее вояки. Не очень длинное, но с виду чрезвычайно массивное, с покатой, похожей на пистолетную рукоятью и относительно длинным стволом, украшенным непонятными крючками. Снизу имелась стальная штука, похожая на сложенный механизм. Приклад такой, что ли? Подобного оружия Анн видеть не приходилось. Наверное, тоже секретное. Понаделают всякого, взглянуть жутко.
Нет, не успеет свою хитрую винтовку развернуть и нацелить. На этом оружии тоже предохранитель какой-то должен быть. Нужно выпрыгнуть и выстрелить. Чего ждать-то?
Нет, страшно. Пистолет, он же такой… не особо надежный. И ведь саму убьют через минуту. Если повезет. А могут и живой скрутить…
За окном что-то громыхнуло, истошно залязгало.
Анн от неожиданности чуть пистолет не выронила. Часовой, невзирая на свой грозный вид, тоже вздрогнул. Шагнул к окну, согнулся, пытаясь рассмотреть, что там стряслось.
Анн вмиг оказалась у него за спиной, аккуратно положила пистолет на столик с каким-то округлым механизмом, похожим на непомерно увеличенный стетоскоп. Скальпель мгновенно оказался в правой руке. Свободной ладонью зажала рот высоченному парню (едва дотянулась) правой вогнала скальпель под горло, быстро полоснула-вспорола…
Как-то само собой это вышло, даже и не осознала, что делает.
…По стеклу окна стекали брызги крови – покойник был полнокровен. Сам он опустился под окно, довольно смирно, лишь подвинул столик, на который опирался, звуки издавал, но приглушенные. Только каблук сапога судорожно упирался в ковровую дорожку, ну, силился упереться.
Анн вытерла скальпель о погон на стальном плече покойника. Смутно оглядела сотворенный результат. Сидит. Нога тоже расслаблена. Готов. Теперь у разбойницы еще и ружье есть.
Ружье на груди мертвеца пугало даже больше, чем сам мертвец. Очень сложное. Ствол понятен, рукоятка со спуском, магазин можно угадать – он в серединку винтовки пристроен, куценький такой, медный, коробчатый, патронов на шесть, не больше. Нет, с таким сложным оружием не совладать.
Анн глянула в окно – за полосками крови был двор форта. Там светил сильный электрический фонарь, в его узком лучегруппа солдат тянула трос или веревку, похоже, тоже металлическую. Что-то поднимают. Мачту для флага ставят? Большая. Видимо, одну секцию и уронили.
Ладно. Главное, чтобы сюда не побежали.
Чувствуя себя слегка пьяной, разбойница подошла к большим дверям. Машинально глянула на картину на стене. Фюрер, тот – древний, с усиками, которые в Эстерштайне только рыцарям-полковникам разрешено носить. Кричит с трибуны, руку вздернул. Наверное, завещает насчет избранности усов. Анн опомнилась, дернула одну ручку двери, другую – заперто. Взламывать нужно, отжимать створку. Так всегда во время воровства делают.
Машинально вынула из ножен на ремне мертвеца «гросс-месс» – тяжелый, дорогой кинжал из настоящей «старой» стали.
…Шаги. Всё, не успеть с дверью. Ну и ладно.
Анн даже некоторое облегчение почувствовала, пусть и глупое. Взлом больших дверей – подвиг явно не по силам тщедушным разбойницам. Сейчас всё закончим. Злоумышленница успела отпихнуть-спрятать ногу покойника (тяжеленную до невозможности) глубже под столик, отскочила за угол.
Человек подходил по коридору, насвистывал что-то сложное, весьма музыкальное. Не из простых урод, чистый дойч, наверное. Ну и отлично.
Анн прицелилась из пистолета, стараясь угадать, на каком уровне окажется башка врага…
… человек-свистун оказался знаком. Герр Лицман, в легкомысленно распахнутом халате, деловитый и веселый.
Гость с удивлением глянул на место, где должен был стоять часовой, на смятую ковровую дорожку. Замер, мыслишки сработали, качнулся чуть вперед, углядел труп под окном. Да как его и не заметишь, этакая туша кирасная.
– Лицман, а Лицман, – позвала Анн.
Доктор вздрогнул, обернулся. Ствол пистолета смотрел ему в лоб.
– А… – сходу развернуть свою мысль герр Лицман не смог.
Анн не была уверена, что доктор испугается пистолета – человек, конечно, образованный, но где ему в уникальном оружии разбираться, пистолет-то с виду невелик и не очень страшен – поэтому грозила заодно и понятным, хорошо заточенным «гросс-мессом».
Но Лицман оказался даже образованнее, чем думалось – как уставился в ствол пистолета, так и не сводил взгляда. В прогрессивной эстерштайнской медицине это состояние называется ' глубоко шокирован'.
– Дверь! – приказала Анн.
– А? – доктор был прочно околдован пистолетом.
– Дверь открыл! Поговорим! – гавкнула Анн тоном надзирательницы, правда приглушенным, считая, что Лицману такая манера обращения будет ближе и понятнее.
Не угадала. Доктор начал приходить в себя. Пробормотал:
– Вам туда нельзя. Фрау, что вы вообще делаете⁈ Прекратите немедленно! Вас за такое могут казнить.
Очнулся, обезьян лысый.
– Герр Лицман, вы что насвистывали?
– А? Это Порнакобец, такая старинная компози….
– Прекрасная мелодия. Дверь откройте, там мне досвистите. И поговорим. Или прямо здесь башку сдеру. Дверь открыл! – почти ласково проворковала Анн.
Доктор мог, как высокообразованный человек, сделать вид, что слово «башка» ему непонятно, тогда бы всё здесь и закончилось. Но пистолет и внезапно «переодетое» лицо разбойницы на Лицмана все же крепко давили. Шагнул к двери, вынул из кармана ключ.
Тут Анн должна была бы в свою очередь удивиться – ключ был какой-то дикий: пластинка, похожая на стандартный «свайс», только чуть побольше размером и не медная, а какая-то светлая. Доктор сунул ее в малозаметную щель, дверь волшебно щелкнула.
Щелчок, видимо, вновь отрезвил Лицмана. Он начал поворачиваться:
– Послушайте, вам сюда входить запрещено. И вообще, как вы смеете…
Терпение Анн иссякло – без всяких преувеличений, от нервов бывшей медицинен-сестры осталась жалкая ниточка, много тоньше вот этого магического ключа. Вскинула пистолет, направляя в лысый лоб – с виду твердый, но явно будет помягче кирасы, должен пробиться.
Герр Лицман оказался весьма чуток на интуицию, осознал, что убьют прямо сейчас. Живо приоткрыл половинку двери, попятился внутрь, не сводя взгляда с разбойницы. На этот раз именно с лица Анн-Медхен, не с пистолета. Очень приятно, когда тебя саму ценить начинают.
Внутри оказалось роскошно. Что-то вроде гостиной, наверное, прямо как в замке Хейнат: огромный ковер, дорогая мебель, сплошь отборное дерево и стекло. Диван у камина… у Анн на улочке Зак комната размером с такой диван была. Зажрался докторишка.
Но пахло здесь вполне определенно – клиникой и моргом. Служебная, видимо, роскошь. Вот и следы от колесиков каталки угол ковра густо исполосовали, проезжая, стало быть, дорожка.
Анн оглянулась на дверь. Хитроумный, сам собой захлопнувшийся замок изнутри выглядел очевиднее – этакая гладкая коробочка приделана, очень аккуратненько. Оставалось вставить в прорезь коробки кончик «гросс-месса» и хорошенько нажать. Внутри хрустнуло.
– Вы что⁈ – ахнул Лицман. – Знаете, сколько такой запор стоит⁈
– Сейчас могу себе позволить любую цену, – заверила Анн. – Кто тут у вас еще есть?
– Никого, – заверил доктор с обиженным лицом. – Это моя личная квартира.
Хорошо врет. С этим искусством у него полный порядок, это еще внизу, при первой встрече, стало понятно.
– Прекрасная квартира. Не одиноко?
– Глупейшая неуместная шутка, – намекнул Лицман. – Не помню как вас там в документах назвали, дорогая фрау, но, в сущности…
– Продолжайте. Свистеть продолжайте. И вперед! – Анн показала пистолетом. – Кстати, шутить я и не думала.
Доктор посмотрел в лицо, проникся искренностью гостьи, и на всякий случай засвистел.
Возобновление мелодии вышло так себе. Возможно, эта часть песни неведомому Порнокабцу[3] не так хорошо удалась, но, скорее, доктор лажал от нервного волнения. Анн с грустью подумала, что совершенно не разбирается в музыке. Случилась бы еще одна жизнь, можно было бы научиться. Хотя бы на губной гармошке. В Медхеншуле одна девчонка здорово умела. Или уместнее на флейте? Злодеяния под флейту наверняка идут торжественнее, гармоничнее.
Доктор фальшивил, шагали по следам каталки – наезжено было изрядно, пол подпортили. Слева показалась дверь спальни, мелькнула довольно неряшливая постель. Служанок тут явно нет. Дальше – опять слева – кабинет, на столе красуется настоящая пишущая машинка – Анн такую в музее видела, рядом тарелка с чем-то недоеденным, уже заплесневевшим. Ужас! У приличных лам в загоне и то почище.
Что нужно делать, Анн по-прежнему не знала. С замком вышло по наитию, разбойнички вечно говорили: «если куда залез, главное, чтоб со спины хозяева или сторож внезапно не вперлись, нужно озаботиться, за собой запереться». Ну, замок хрупким выглядел, таким и оказался. Еще точно помнилось, что с ограбляемым клиентом сближаться нельзя – держишь на прицеле, держи, но так, чтобы клиент внезапно тебя не достал. А то случаются среди «терпил» смельчаки-герои. Правда, речь в разбойничьей болтовне об арбалетах шла, но уместнее об этом и с пистолетом помнить.
Ободранный угол дверного косяка указывал – здесь каталка обычно сворачивала. Очередной коридорчик, сильнее потянуло ароматом лекарств, и освещение на потолке иное.
– Док, прекратите фальшивить! – сказали из ярко освещенной комнаты. – Это же пытка какая-то! И у нас мало времени. Мне пора отбывать, холодильники у вас ненадежные. Готовьте последнюю пару почек и печень, остальное в следующий раз…
– А… – взялся за свое любимое Лицман…
Анн предостерегающе зашипела в спину. Доктор унялся, впрочем, попытку предупредить говорливый тип, сидящий за столом, вряд ли бы и уловил – сам болтал без умолку.
…– боксы еще ненадежнее, на место назначения пребывает частичная некондиция. Казалось бы, мелкий баг, но претензий у заказчиков масса…
Анн не поняла и половины – термины незнакомые, и говорил болтун с удивительно невнятным акцентом.
…Помещение оказалось действительно служебным: длинный стол, простенькие конторские стулья со стандартными медными ножками. Говорливый умник сидел спиной, смотрел в книгу – тоже странную, нетолстую, но с удивительно яркими картинками. Листнул пальцем, появилась новая таблица, сбоку бежали крошечные изображения.
Болтун почуял странную тишину за спиной, повернул голову:
– О, док, а кто это с вами?
Страха в голосе не было, скорее, веселое удивление. Сам болтун оказался относительно молод: лет тридцать, хорошая короткая стрижка, одет обычно: офицерская куртка «эсэс», но без кирасы, узковатые темные брюки. Обувь немного необычна – и не башмаки, и не сапоги, но добротные.
Анн шагнула в сторону, так, чтоб за спиной оказалась стена, и приказала:
– Заткнулся! Руки в карманы!
– Что⁈ – изумился красавчик. – Это ты мне, детка?
Анн ткнула в его сторону пистолетом.
– Восхитительно! – одобрил парень. – Это ППК? Неужели из моей партии?
– Рей, держите язык за зубами, – предупредил Лицман. – Похоже, фрау находится под воздействием препаратов. Она определенно приняла полноценную дозу снотворного, но видимо, имела в запасе что-то тонизирующее. И скорее всего, ее прислал Канцлер. Она убила часового.
– Вот она? Эта крошка⁈ – изумился красавчик Рей.
– Я сам видел труп, – почему-то без всякого ответного восторга заверил доктор. – Она дьявольски опасна, Рей. Неадекватна.
– Вы же утверждали, что проявлений феминизма у вас нет и не будет? – усмехнулся многословный весельчак. – Так вот же он, живой безумный пример.
– Причем тут ваш идиотский феминизм⁈ – повысил голос Лицман. – Ее прислал Канцлер, ей убить, как чихнуть, она сумела проскочить сюда, и она до ушей напичкана мощными препаратами. Вы понимаете?
– Да, нештатная ситуация, – протянул красавчик, по-прежнему улыбаясь.
Опасный. Мускулы ног сократились, глупые штаны этого не скрывают. Готов прыгнуть.
– Руки в карманы! – процедила Анн. – Лезь в штаны, урод! Или стреляю в печень. Ну!
– Спокойнее, красотка, – белозубо улыбнулся красавец, но все же сунул руки в тесные карманы брюк, где явно не имелось ничего опасного. – Док, а что у нее с лицом?
– Понятия не имею. Говорю же – она неадекватна.
– Послушайте, фрау, – чуть посерьезневший Рей откинулся на стуле. – Передайте господину Канцлеру, что все наши соглашения остаются в силе, всё будет выполнено, всё до последнего пункта. Да, дела идут не очень быстро, но это как всегда. Согласования, голосования, решения, рассмотрения.… Я же объяснял. Но оборудование и прочее мы поставим в срок. В следующий раз я предоставлю скорректированный график отправки грузов и попрошу личной аудиенции…
Послышался какой-то шум, застучали по ковру легкие шажки, из темной двери выскочило маленькое существо, за ним шел кто-то крупнее.
– О, господин, Ззон, – не оглядываясь определил Рей. – А у нас тут небольшая проблемка.
Анн не слушала. Поскольку смотрела на маленькое существо. Лама. Маленькая, годовалый детеныш. Белая чистая шерстка, забавные ножки. Миленькая.
Жуткая. Поскольку точно не лама.
У ламы было лицо. Не мордочка, а именно лицо. Девочка, три-четыре года. Чуть свалявшиеся светлые волосы, не очень ровно подстриженные, бантик на макушке. Следы хирургических швов на шее. Любопытство в голубых глазах. Бессмысленное. Нечеловеческое.
За ламой-дитем вышел человек. Мужчина, и тоже довольно странный. В длинной черной одежде из дорогого бархата, широкоплечий, но невысокий, и видимо, до уродства кривоногий. Густая черная борода, очки, сидящие на кончике мясистого носа.
На кривоногого Анн глянула мельком. Взгляд приковывала жуткая ламка.
– Фрау, это не то, что вы думаете! – поспешно сказал чуткий герр Лицман. – Это всего лишь эксперимент…
– Это что? Это кто сделал⁈ – пролепетала Анн, чувствуя, как слезы хлынули из глаз.
Доктор скосил глаза на черного Ззона, красавчик Рей тоже вроде бы глянул на того…
Анн выстрелила, целясь в черную бороду…
… пистолет оказался внезапно очень послушен – щелчок выстрела (не такой уж оглушительный), отдача (не такая уж выламывающая кисть)…
…Крупная голова цели дернулась…
Попала!
…Анн поспешно перевела прицел – Рей на своем стуле сместил центр тяжести, еще не прыгнул, но начал, начал движение…
…Выстрел…
… дырочка во лбу, маленькая, зато сзади из черепа вылетело намного погуще. Рей откинулся, сел как сидел…
…это легко. Пистолет – замечательная штука!
…Перепуганная ламка-девочка, беззвучно разевая ротик, кинулась прочь, проскочила в проход, наступив на грудь лежащему черному бородачу.
…Анн сместила прицел оружия на ошеломленного герра Лицмана.
– Нет-нет-нет! – решительно зачастил тот, пятясь. – Я тут вообще не при чем. Меня, как и вас, привезли под конвоем. Я выполнял приказы под угрозой!
– Коврами грозили? Ты же, тварь, врач, так?
Анн выбирала, куда мерзавцу стрельнуть, но проклятые слезы мешали, туманили глаза. Этак запросто все пули растранжиришь.
– Да, я врач. Но я не инициатор, я лишь выполнял указания! – со страху, или из иных побуждений, Лицман все повышал и повышал голос. – Я не выбираю, чем заниматься. Приказали – делаю!
– Не ори! – приказала Анн, прислушиваясь.
Кажется, снаружи пытались открыть ту хитрозамковую дверь. Наверное, каталку с донором прикатили, труп часового увидели, спохватились. Вот и всё. Пистолет – замечательная вещь, но не магическая. Не спасет.
– Послушайте, фрау, вы же молодая женщина, – послушно сбавил голос Лицман. – Зачем вам умирать? Это же будет мучительная, непростая, ужасная смерть. Вы уничтожили надежду Эстерштайна.
– На этих говнюков должна была надеяться наша страна? – все же удивилась Анн. – Впрочем, какая страна, такие и спасители.
– Ну, во многом вы правы, – немедленно согласился врач. – Но Ззон был, как вам известно, незаурядным ученым, уникальным специалистом, можно сказать, государственным магом высшего уровня. Второго человека, должно быть, вы не знали, но это посланник. Причем, очень важный посланник.
Маг по имени Ззон не был известен разбойнице. Она вообще никаких имен магов не знала. На посланников вообще было наплевать. И на разговоры.
Наверное, Анн продолжала беседу исключительно по привычке. Приучилась с детства – беседовать, поддакивать, запоминать и делать полезные выводы. Сейчас никакой нужды в этом не было. И болтовня, и хитрости, и карьера медицинен-сестры – всё в прошлом. Но привычка-то осталась.
