Текст книги "Паук у моря (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Правильная разумная девушка на такое смотреть не должна. Анн смотреть и не стала, пошла к «задней двери» – к пролому, уводящему вниз и наружу. Чем дольше беглянка жила в Хеллише, тем меньше понимала, кто и зачем строил здешние галереи. Почему такие странные, и отчего среди коридоров и переходов так мало комнат? Интересно это, пускай и совершенно бессмысленно любопытствовать. Навсегда сгинули былые строители. Жаль. И их, и осла.

Осла уже точно не было в живых – отвели к спуску в нижний ярус галерей, с дороги его не видно, и мигом глотку перерезали. Сейчас тележку торопливо разбирают, позже сгорит в очаге, медные болты крепежа сплющат, этот лом Молодой в город отнесет, продаст. Должно всё бесследно сгинуть, это же Хеллиш. Повезло шайке, не застукали, прямо сказочно везет в последнее время. Хотя осел вряд ли так считает.

Пришлось пережидать: по дороге проехали три фургона, возниц и охраны человек двенадцать, да еще вооруженные погонщики каравана лам к обозу присоединились – эти-то благоразумные, сами кого угодно ограбят. Идущие цепочкой ламы дружно зафыркали-замыкали, учуяв в неприметном месте свежую кровь. Люди, понятно, ничего не углядели.

– Не угадают, – хихикнул Кудлатенький. – Была повозка, да сплыла.

– Заткнись. Язык отрежу, – прошипел Тихий.

Он и Здоровяк как-то странно переглядывались. Нашли что-то у пьянчуг. Что-то ценное. Ну, то Медхен не особо касается – у нее доля в прибыли самая символическая. Собственно, что там ценного может быть? Явно не инженериш ехали, у попавшихся простаков осел с повозкой самым дорогим имуществом и являлся. Совершенно неприбыльное дело эти грабежи, разбойникам приходится большую часть ценностей собственными руками уничтожать.

Тяжело нагруженные разбойники огибали «свой» склон. Анн волокла тяжеленную и неудобную ослиную ляжку. Отрубили ее криво, носильщица порядком измазалась свежей кровью. Постираться недолго, но одежка и так вид теряет, скоро как дикая полуголая тресго по скалам будешь скакать. Снятая с покойников одежка уж точноразбойничьей фрау не достанется.

Разгрузились в лагере, мужчины, отдуваясь, отправились за следующей порцией добычи, Тихий оглянулся:

– А кровь-то тебе идет. Может, тебе помягче мясца принести? Не побрезгуешь?

Анн хотела сказать, что при нужде и печень Тихого сожрет, даже не поморщится. Но такие откровенности с этим упырем могут дорого обойтись. Так что пришлось передернуться в ужасе и страхе. Тихий усмехнулся, весьма ласково:

– А ведь играешь, красотка. Знаешь, как мужчину заманить.

Вышел, поскольку снаружи дружки уже недоброе думать начали, там сходу объявил:

– Потрошки на ужин будут. Вдоволь!

Анн с ненавистью сплюнула в очаг, вытерла грязные руки об одеяло Тихого и занялась готовкой. Ослиные потроха ей варить не приходилось, но что тут сложного, все равно сожрут. Пока ходила за водой, разводила огонь и вешала котел, начали мучить сомнения и предчувствия. Слишком уж весел Тихий, азарт в глазах. Смотрел многообещающе.

Обычно мужчины смотрят на бедра и грудь – этими достоинствами бывшая медицинен-сестра не особо щедро одарилась от природы, но умела выгодно показать. Потом смотрят в лицо и на все остальное, порядок последовательности случается чуть разным, у каждого герра вкус свой собственный, но то тоже предсказуемо. Беда в том, что Тихий смотрел исключительно на шею разбойничьей соратницы. Сегодня даже не особо пристально взгляд ее ловил, только шея и шея на уме. Возбужден. Некий хороший куш сегодня взяли. И что же там такое могло быть?

Когда мужчины вернулись с новой партией мяса и иной добычей, печень и почки ослиные уже были в котле. Разгружаясь, Здоровяк поставил на камень вместительную бутыль:

– Шнапс! Фермерский, но у них даже крепче. Э, Медхен, только попробуй отхлебнуть! Живо каждый глоток у меня отработаешь.

– Куда тут хлебать? – озабоченно огрызнулась Анн. – Котел полный, огонь слабый. Соберите в костер подбросить что-нибудь.

– Сама соберешь. Ишь, фрау чисто-дойч выискалась, прислугу ей подавай, – герои-разбойники засмеялись, ушли.

А кому был иной ответ нужен? Никому. Когда кучей соберутся, тупеют, и дело у Анн много глаже идет.

Разбойница-повариха выбралась на сияющий простор склона, принялась собирать топливо. Вечная проблема, что в Хеллише, что в городе: каждый подходящий стебелек, щепочку, мусор подходящий – всё для очага. На заводы, фабрики и в замок уголь привозят, но он дико дорогой, с шахт через озеро барками переправляют. Надо бы какой фургон с углем на дороге в Хеллише «растворить», но такие грузы тут и возят-то раз в год, когда добротное топливо для начальства в форт доставляют.

Собирая в ведро пересушенную колючую траву и катышки помета скальных крыс и дикобразов, хозяйственная разбойница прошла до заветного места. Вроде никто не следит. Вот с этим в шайке сложно: вроде и глаз немного, а каждый раз приходится тщательно проверяться. Анн сдвинула заветный камень, достала сверток, поспешно размотала промасленную тряпку. Сейчас только пистолет, остальные сокровища ждут нужного часа. Надо думать, более счастливого, башку ему сдери…

Тяжесть небольшого, но надежного пистоля слегка успокоила. Вернее, эта тяжесть перевела нервность дурного предчувствия в иное русло. Изучение оружия отняло уйму времени, но Анн так и не была уверена, что все правильно поняла. Испытать бы пистоль, патрона очень жаль, но все равно стоило бы. Но как и где? Он же шумный. Наверное.

Бывшая медицинен-сестра осознавала, что абсолютно не дружит с секретным оружием. Тут особое образование нужно. И годные надежные учителя. В пересказе, да с чужих обрывочных слов, уже позже вспоминая и сопоставляя – это вообще ужас, а не учеба! Оружие маленькое, но жутко непонятное, боишься, что в тебя же и пульнет. Проще тысячу марок из клиента за один визит выдавить, чем вот с этакой тайной разобраться. Патроны эти… ты попробуй его вынь, а потом обратно вставь⁈ Варить живьем надо тех, кто такое замысловатое оружие придумал. Да, варить! В медленном кипятке, на потроха!

В принципе, с оружием Анн как-то свыклась. Не так уж непонятно, если почаще о нем думать. Пружина, то и сё – хитро придумано, но попроще, чем устройство организма человека. Или осла. Просто к железу иной подход нужен. Подход, сдери ему башку, вроде бы нашелся, но уверенности по-прежнему не возникало. Главное, и попалось-то совершенно неизвестное науке оружие. Положим, Молодой, он по жизни дурачок, хотя с оружейным делом и знаком, только откуда ему знать про такую редкость. Но о подобных пистолях, видимо, и Верн ничего не слышал. Хотя…

Анн вздохнула. С детьми остается вечная недосказанность. Свои у них тайны, и служебные, и вообще. С другой стороны, Верн определенно бы подсказал, если бы знал, что маме такое знание нужно. Но кто мог предугадать-то?

Ничего, слова «магазин», «затвор», «взвод» и «предохранитель» не такие уж магические. Понять можно. Как говорит чудик Молодой, «огнестрелы хоть и очень секретные, изначально задумывались понятными и для самых глупых стрелков, вот ремонт и настройка – то истинное высокое искусство!». Великий маг «Хамбур-Арсенала», понимаете ли.

О чем Анн догадаться не могла, да видимо, в Эстерштайне никто и не знал – как такие пистолетики положено носить? Видимо, подразумевалась некая сумка-кобура. Но высокопоставленная засранка (у-у, сука безухая!) надлежащую сумочку принести не догадалась. Хотя, может, и не было кобурки, ведь непонятно, как пистолетик достался самой аристократке. Может, тоже с какого-то осла «подрезала»? Она, хоть и пустоголовая, но выглядит шикарно, в постельках наверняка многих перебывала.

Разбойница печально помешала в котле – запах шел своеобразный, оригинальное блюдо. И вообще жизнь нескучная. Но по нормальной постели жутко скучалось, прямо даже и по школьной койке, известной своим неудобством. А уж тюфяки в Мемории – истинная мечта! Со здешней подстилкой из морской травы (которую еще поди насобирай и притащи) не сравниться – тут, кроме тебя, в траве еще и иных жильцов полно, возятся, шурудят, щекочут. Хорошо, что не особо кусачие.

Мысли поварихи вернулись к жильцам крупным и кусачим в максимальной степени опасности. Вот будет сегодня что-то, точно будет…

* * *

А ничего не было. Пока не было. Сожрали похлебку с крупно нарубленными потрошками, обсудили, что соли осталось много, а перца мало, надо бы при случае украсть или купить. Прошлась по кругу бутыль со шнапсом, Анн как обычно обнесли, впрочем, это было только к лучшему. Мозг сейчас туманить – себя убить.

Младшие разбойники помалкивали, но изнывали от нетерпения. Анн, баба неразумная, важности момента не улавливающая, возилась, убирая миски.

– Ну что, покажем? – гоготнул Здоровяк, с чувством глубокого превосходства озирая подельников. – Мало кто поймет, что за редкостная добыча подвалила. Но я объясню.

Он придвинул корзину, ждавшую у стены. Не особо большая корзина, плоская, плетеная из стеблей болотного тростника. Такие в арлагах непрерывно производят, там заросли, говорят, бесконечные. Эти почти бесплатные корзины у фермеров в большом почете, но так-то ничего особенного, обычная вещь.

Здоровяк бережно, даже с нежностью, выкладывал из корзины продолговатые штуковины. Анн догадалась, что это оружие. Похоже на палицы: медная трубчатая рукоять, видимо, с отвинчивающимся колпаком на конце, на другой стороне цилиндр потолще, тоже медный, с глубоко накатанным «клетчатым» узором.

– Ну⁈ – Здоровяк обвел взглядом разбойников. – Что, не догадались? Гранаты это! Настоящие ланцмахтовские гранаты! Одна такая больше ста марок стоит.

Шайка в молчании разглядывала необычную добычу.

Анн взял новый приступ тоски. Тут не успеешь с пистолем разобраться, как новое оружие подваливает, с виду вообще крайне глупое, непонятное и опасное. И что это за жизнь у немолодой усталой женщины⁈

– Слыхал про такие, – подал голос Молодой. – Но нам их не показывали.

– Тюфяк ты сопливый, кто же вам показывать будет⁈ – захохотал Здоровяк. – Это же граната, надежнее ее огневого оружия еще не придумали. Такие гранаты чинить без надобности. Они как ксаны – всегда жару зададут.

– Так уж и всегда? – намекнул Тихий.

– Огнестрел же, отказы бывают, не без этого. Но только одна из восьми не взрывается, а то и меньше, – явно преувеличил Здоровяк.

Он свинтил колпачок, вытряхнул из рукояти красивый блестящий медный шарик на шнурке:

– Вот – разок дернул, и вас нет! Кого в клочки разорвет, кого осколками иссечет.

– Ты это… завинти обратно, – заерзав, посоветовал Кудлатенький. – Тебя, небось, и самого посечет.

– Думай, что говоришь! – захохотал Здоровяк. – Я-то знаю, как оно работает, обучался, меня не затронет.

Тихий смотрел на болтуна почти ласково. Анн этот взгляд понимала – кто ж такие вещи и такие важные шарики несведущим людям показывает, да еще объясняет? Нашел чем хвастать, недоумок крепкоплечий. В один миг львиную долю личной прибыли от добычи профукал.

– С таким-то оружием мы любой обоз взять можем, – Здоровяк любовно завинчивал колпачок. – С гранатами-то легко, это как с горы поссать, это запросто. Можно и рейсовый фургон ломануть, в рыночный-то день там уйма серебра из города возвращается… эх, да под тысячу марок взять можно!

Боги-боги, да что ж вы таким тупым людям разрешаете по земле ходить? Это он оружия на тысячу марок извести собирается, чтоб ту же тысячу хапнуть и на весь Эстерштайн мгновенно прославиться? Отличная сделка, чего уж там. Хотя на фургон одиннадцати гранат, наверное, многовато. Как их силу-то узнать? А если они тут взорвутся⁈ Тут же костер! Донервет, нельзя было разбойникам что-то попроще добыть, побезопаснее⁈

– С фургоном мы погодим, – намекнул Тихий. – Тут неспешно подумать нужно, прикинуть, поразмыслить.

– Я и не говорю, что прям сейчас бежать нужно, – ухмыльнулся многознающий дезертир. – Думайте, а потом я объясню, что делать надлежит. Я-то знаю.

– Можно и так, – неопределенно кивнул Тихий. – Сегодня уж подустали мы думать и бегать. Эй, женщина, кофе-то где?

– Готов кофе, – заверила Анн-Медхен. – Наливать или вы еще совещаться будете?

– Наливай, не топчись без толку.

Анн наполняла кружки, умники прикладывались к шнапсу, запивали кофе, спорили о покойниках. Было понятно, что путники вовсе не из военных чинов были, просто перевозчики краденого. Видимо, гранаты в одном из фортов «растворились», везли их в столицу сбывать, по дороге одну «толкушку» удачно и «толкнули», что и отпраздновали. Вот переполнен мир дураками…

Быстрей бы. Чего дуракам ждать, им же это не свойственно.

Анн было не по себе, может, мамкино-бабкино колдовство намекало-предупреждало, или уж собственный изрядный медицинен-опыт нашептывал. Сейчас, сейчас что-то будет. Пистолет, теплый, уже с патроном в этом… как его… опять из башки вылетело… патроннике, ждал под платьем на похудевшем животе. Сразу оружие не выхватишь, тряпье одежды мешает. Зато никто и не ждет что у девушки и свой довод найдется в намечающейся сваре.

С насмешками над глупцами-возчиками и с половиной шнапса покончили. Перешли к дележу иной добычи. Из одежды Анн ничего не досталось (не особо удивило), но деньги поделили поровну. Марка и сорок пфеннигов – тоже сумма.

– Пропили серебро, крысюки тупые, – проницательно заметил Кудлатенький. – Это же надо, продать гранату и всё пропить⁈ Вот же тупоумные!

– Нехорошо так о мертвых говорить, – мягко попенял Тихий. – Мертвецы они завсегда одним мигом умнеют, они тихие, спокойные, ласковые.

Анн снова почувствовала на себе скользящий взгляд Тихого. Определенно будет плохое, и именно сегодня. Ладно, нужно кофейник на огонь повесить, а то кроме плохого еще и ненужные пустяшные вопли начнутся. Мужчины-разбойники еще те скандалисты, только со склочным и вздорным педагогическим населением Медхеншуле и сравняться.

Мужчины взялись играть в кости на хороший складной нож покойников, а Анн пошла за водой.

В последнее время ходить к колодцу стало даже приятно. Прохудившееся в верхней части ведро вмешало едва ли половину прежнего объема и руку почти не оттягивало. На ступенях было тихо и спокойно, после того отвратительного мгновенного либе-либе, Анн преисполнилась глупейшей уверенности что именно здесь с ней ничего плохого не случиться. Мысль смехотворная, но вот засела и всё. В Хеллише так бывало. Видимо эта… атмосфера такая.

Про атмосферу Анн помнилось смутно. В школе про нее объясняли, но учительница и сама толком не понимала. Собственно, знание сути данного научного термина в жизни ни разу и не понадобилось. Есть атмосфера, ну ладно, раз данность такая. Конкретные уточнения не особо нужны. Примерно как с деньгами: в принципе очень нужная вещь, но в Хеллише вообще не нужна. Город и неисчислимые богатства лавок и магазинов отсюда кажутся нереальными. Здесь – вон – истинная сказка: ослятина в котел сами приходит.

Анн спустилась до выложенного плоскими камнями колодезного бассейна, со вздохом зачерпнула воды. Красиво когда-то борт выложили. В городе такой кладки не увидишь. Чужая. Чуждая. Как и сам Хеллиш.

Тишина и тьма подступили вплотную. Слабый свет, падающий сверху, чуть слышные звуки болтовни разбойников, лишь оттеняли близость скальной тьмы. Накатывала печаль.

– Да я понимаю что чужая, – прошептала Анн. – И что никогда своей не стану, тоже понимаю. Шумлю, гажу, хоть по мелкому, но все равно гажу. Но что делать? Идти-то мне некуда. Плохая я соседка, всё верно. Вы уж простите.

Обращаться непонятно к кому, видимо, прямо к Темноте – заведомое нездоровье человеческой головы. Хотя в разбойничьей шайке со здоровой головой делать нечего, сюда здоровых не принимают.

Анн вздохнула еще разок, взяла ведро и пошла к ступеням. Пусть уж как-то решается поскорее, ждать невмочь.

Наполовину поднялась – ступени неспешно кружили, хороводя вдоль шахтного провала. А вот и шаги навстречу, тихие, вкрадчивые, хотя и не особо легкие. Понятно. Вот и началось.

Анн-Медхен поставила ведро. Даже с некоторым облегчением поставила.

Пролепетала, неопределенно играя лицом:

– Ты что? Зачем? Парни разозлятся.

Улыбка Тихого почему-то аж засверкала в полутьме. Хотя зубы у упыря не белые, скорее, уж наоборот. А сейчас сияют.

– Даже не пикнут парни, – упырь сходу притиснул маленькую фрау к стене, за задницу схватил. Анн ужаснулась – сейчас тискать начнет, мигом пистолет натискает…

…Нет, за ягодицу тиснул, и сразу разворачивать начал. Поджимает нетерпенье пылкого мужчину. Опять к провалу шахты нагибает. Пробормотал в опьяненной спешке:

– Они-то не шумнут. А ты? Орать, стонать, умолять будешь? Или внезапно онемела? Ты же догадливая.

– Да о чем мне умолять? Только и думаю, что сейчас мне платье дорвешь. Дай хоть сниму, – Анн завозилась, делая вид что пытается снять платье, одновременно горяча «клиента» задом.

– Ш-шшш! Замри, не играй. Я твой страх хочу. Бойся, подстилка дойчевская! Голос подай! Или сразу столкну, да сверху на тебя передерну.

– Да зачем сталкивать⁈ – заскулила Анн. – Я же сладенькая как мед. Я все могу. У меня рот горячий. Хочешь? Ты же даже не пробовал.

Смеялся, гад, прямо в ухо, запахом шнапса, жратвы и гнили обдавал:

– Вот, упрашивай, упрашивай.

Вот же жаб проклятый, болотный: и напряжен предельно, а даже под юбку не лезет, так елозит, знает, что сам на грани, силы рассчитывает, спешить не хочет.

Жертва в отчаянии (боги видят – в совершенно непритворном) обхватила сама себя руками, ждала момента, лепетала:

– Не убивай! Все что хочешь буду делать, на коленях ползать, вылизывать. Ну куда тебе спешить? Где ты еще такую сладкую найдешь? Попробуй, ахнешь.

Тьма дна колодца покачивалась, ползла наверх, весь мир заполняя, ступенек уже и не видно, висит на краю бывшая медицинен-сестра, лапы хищника только и удерживают, а он тихонько подталкивает, подталкивает. Этакое либен-либен прямо сквозь одежду, иной услады ему почти и не надо. И ничего уже не сделаешь, хотя и наготове была, боги, хоть какой шанс мизерный дайте, чтоб вам…

– Ладно… – убийца качнул чуть назад, дал обрести равновесие. – Давай, пробуй…

– А?

– Ноги мне целуй. Моли меня. Хорошо умолять будешь, выше позволю облизать. Чего замерла? Ну⁈

Да как тут не замереть, если даже что он говорит почти непонятно: во рту слюни, гной и похоть густо булькают. У, гангреноз ходячий!

Но отпустил. Самого аж подергивает, колени его сами собой раздвигаются, штаны вспучились. Вот хороша ты, прекрасная Медхен: этак неистово тебя еще никто не хотел, жаль что недолгий поклонник, вот прям до леденящего ужаса недолгий.

Анн рухнула на колени – со ступеньки пониже безумный Тихий казался истинным великаном – смутной башкой в блеклость далекого и спасительного дневного света уходящий.

– Пожалей, хозяин! Всё сделаю! Всё!

Да, но как это «всё» сейчас сделаешь? Плакала, трясла Анн стиснутыми молящими ладонями, кончик рукояти скальпеля пальцами уже прихвачен, сам инструмент ждет за черным от грязи бинтом. Всё не заживала окончательно рука у Медхен-грязнули, очень благоразумно не заживала, ждал своего мига скальпель. И пистолет всего в двух движеньях. Всё у разбойницы есть, удачи нет. С пистолетом не успеть, скальпель… отсюда им не дотянуться, Тихий же только и ждет. Столкнет, как цизеля новорожденного. Но может соблазниться, даст облобызать…

Анн сделала самое соблазнительное лицо, слезы драгоценно засверкали – истинное украшение для понимающих маньяков. Куда там до такой прелести всем этим дамочкам замковым, тут уж ничего не экономишь, иного шанса не будет…

– Ну, ты ведьма… – застонал Тихий, густая слюна закапала на грудь. Потянулся схватить, сжать горло, придушить сладчайше…

Анн знала, что полоснуть по руке – толку не будет. Да и вообще толку не будет, убийце до экстаза полдвиженья осталось. Немыслимо взводит его близкая чужая смерть. Не успеть.

Всё, конец. Что ж, пожила, бывало и приятное в жизни. Жалеть не о чем. Нет, вот Верна жаль – будет гадать-переживать, не зная, что с мамой случилось, тут даже слухов верных не останется. Эх, боги-боги…

…В безумно расширенных глазах Тихого мелькнуло изумление. Покачнулся, оступился…

…Каким-то чудом Анн успела шарахнуться к стене, вжалась плечом. Изувер прокатился мимо, попытался уцепиться за одежду жертвы, шаль сорвал… и катился вниз все быстрее, суетливо взмахивал руками и шалью, пытаясь остановиться, не получалось…

… поскольку ступеней под ним не было. Не то чтобы осыпались или исчезли, просто не было, словно и не высекали их никогда. Скальный склон, довольно неровный и не особо гладкий, но попробуй на нем задержись, если такая крутизна…

… внизу еще катилось, сухо стучало головой и костями, в последний миг Тихий все ж издал какой-то возглас, донесся удар, затарахтел по камню вылетевший из-за ремня бандитский кистень… и стихло…

Анн сидела, вжимаясь в стену, с выхваченным и уже ненужным скальпелем. Крошечное лезвие сияло, смешило тьму…

А ступени уже вернулись на место. Не особо изящные, но на вид твердые, реальные…

Бывшая медицинен-сестра еще раз потрогала камень. Обычная ступень. В меру прохладная. Словно и не исчезала. Ну да, понятно. Иногда лестница здесь, а иногда так и нет её. Хеллиш, да.

Хотелось выскочить наружу – к свету, солнцу, к живым (пусть и поганеньким) людям. Но Анн заставила себя встать, и пошла вниз. Во-первых, Тихий явно не убился и вряд ли надежно сломал себе хребет. Нужно уладить это дельце. А во-вторых, невежливо Хеллишу свою вопиющую неучтивость и дурной страх показывать. Тебе помогли, так веди себя прилично.

Дышал гангрен живучий. Но без сознания. Кажется, руку сломал. И крепко об обрамление колодца черепом двинулся. Ничего, это мелочи, колодец не пострадал. Анн наметила точку на шее, куда скальпелем ткнуть – самое милое дело. Но план был уже иной, поинтереснее. Держа скальпель в зубах, стянула маньяку руки за спиной. Мужской ремень – вещь надежная, а для страховки еще прихватим в локтях веревкой – в карманах убийцы уйма полезных мелочей. Интересно, душить он тоже был большой умелец? Талантливых людей нам Хеллиш дарит, прямо вот всё восхищает.

– Спасибо! – отдуваясь, поблагодарила разбойница, обращаясь сразу к удобной веревке, колодцу, тьме, и собственно пленнику. – Порадовали. Вернусь, как дела позволят.

Удивительно – всего три-четыре минуты, а как жизнь-то поменялась⁈ Есть в ней место приятным сюрпризам, есть!

Наверху было подозрительно тихо. Анн постояла недалеко от выхода, прислушиваясь. Сидит там кто-то. Затаились. Но выходить все равно надо.

Тьма Хеллиша смотрела в спину. Не зло, но с большим любопытством.

Анн заставила себя успокоиться. Может, вновь придется ползать на коленях и умолять, но попозже. Пока всё идет нормально. Да, нормально, сдери ему башку! Есть некоторые издержки, но когда без них выходило?

Очень хотелось взять в одну руку скальпель, а в другую пистолет – выглядело бы намного убедительнее. Но это глупо. В прямой схватке победить шансов нет. Может и были бы, если бы пистолетом умела пользоваться. Но увы.… Выходим.

Шайка по-прежнему сидела у костра. Или полулежала. Но в странном напряжении. Делать вид, что не замечаешь, глупо. Анн замерла:

– Чего это у вас⁈

На нее смотрели во все глаза. В смысле, Молодой и Кудлатенький пялились, а Здоровяк безучастно лежал на спине, даже голову не повернул. Упился, что ли?

– Это она! – Кудлатенький внезапно вскочил на ноги и наставил указательный палец на Анн.

Теперь Молодой, раззявив рот, смотрел уже на товарища. Здоровяка нервный возглас соратника опять же ничуть не заинтересовал.

– Что я-то? – Анн невольно попятилась.

– Ты убила!

– Да кто его убивал⁈ Он сам упал и покатился.

– Куда покатился? – тупо переспросил Кудлатенький и внезапно начал поднимать взведенный арбалет. – Он упал, когда я его тронул. Сидел-сидел, молчал, я его подпихнул шутливо – а он мертвый.

– Почему мертвый? Расшибся, но там, у колодца и лежит, дышит, – начиная кое-что понимать, пояснила Анн.

Разбойники молча посмотрели на Здоровяка. Тот лежал не у колодца, но, похоже, не дышал. Да, вообще не сходилось.

– Вы про него? А что с ним? – делая даже более глупое лицо, чем оно вправду было, спросила Анн.

Оставшиеся члены бесстрашной шайки переглянулись.

– Помер Здоровяк, – подумав, сказал Молодой. – Сидел, а потом упал. Ни с того, ни с сего. А Тихий, стало быть, тоже упал?

– Ну да, – без затей подтвердила Анн. – Но он понятно упал и не насмерть. Я видела. Выскакивает такой радостный на лестницу, а я навстречу с ведром иду. Ну, думаю, сейчас опять приставать начнет. А тут он вдруг как оступится, да как загремит вниз. Ведро у меня вышиб. Вы, наверное, слышали. Но он точно живой. Отлежится.

– Да, мы что-то этакое слыхали… – неуверенно согласился Молодой.

– Что ты ее слушаешь⁈ Кому веришь⁈ – завопил Кудлатенький, вновь нацеливая арбалет. – Как такое может быть⁈ Здоровяк здесь помер, Тихий там упал – а она нам глазки строит, сама живая и целехонькая. Верно Тихий намекал – ведьма она! Подстерегла! Обоих подстерегла!

– Ты в своем уме⁈ – завизжала перепуганная Анн-Медхен. – Ладно с Тихим. Может, я могла ему подножку поставить или в спину умудрилась толкнуть. Только не было такого! Он в себя придет, сам подтвердит! А со Здоровяком-то что я могла сделать⁈ Я за водой уходила – он же еще живехонький был!

– Может, и не был. Просто сидел, молчал. Мертвый, – предположил Кудлатенький, не опуская арбалет.

Взведенный арбалет сильно нервировал. Пожалуй, меньше, чем та близость еще бодрого и не поломанного Тихого, но тоже неслабо.

Анн закрыла лицо руками и заплакала:

– Стреляй, безумец. Меня обвинить хотите, пусть! Только когда я уходила, вы в кости играли. На ножик дохлого ослятника. Здоровяк еще про свое везенье распинался. Мертвый болтал, да⁈

– Она верно говорит, было такое, – в замешательстве пробормотал Молодой. – Выходит, не она. Но кто? Тихий за ней пошел, Здоровяк еще сидел. Выходит, кто-то из нас двоих его убил? А я-то точно не убивал.

– Ты что намекаешь⁈ На кого намекаешь⁈ – взвыл Кудлатенький. – Кому веришь⁈ Я рядом с тобой сидел, а Здоровяк – вот – напротив. Я ему что, смертное заклятье через огонь послал?

– Тоже верно, – согласился Молодой. – Но ее-то точно уже не было. В смысле, покуда он не помер, она ушла.

– А может и была? Она ведьма. С ней либе-либе, а она потом глянет, словно ты ей марку задолжал и не отдаешь.

– Ты с ней тоже либе-либе, что ли? – поразился молокосос.

– Что значит «тоже»⁈ – напрягся стрелок, разворачивая арбалет.

– В меня-то чего целишь⁈ – взвыл Молодой. – И я, что ли, ведьма⁈ Я же рядом с тобой сидел, на самом виду!

– А ты когда с ведьмой развлекался? – сумрачно спросил бдительный арбалетчик. – Она тебя к чему соблазняла?

– Да не соблазняла я! – взвизгнула Анн. – Вы сами все время жметесь. И причем тут это? Ну, либе-либе, ну согрелись капельку. Вы о серьезном думайте! Как Здоровяк умер? Он же действительно ходил тут здоровей всех нас, вместе взятых.

– Да откуда нам знать⁈ Сидел, а потом раз – и повалился! – взрычал Кудлатенький, вместе с чужим арбалетом явно обретший внезапный вкус к власти.

– После того, как ты его тронул, – напомнил Молодой и уверенно добился точного нацеливания арбалета в свою грудь.

– Постойте вы грызться, – всхлипнула Анн. – Тут и так уже никого не осталось, как жить-то будем? Нужно узнать, отчего Здоровяк концы отдал. Давайте я гляну. Я все же была медицинен-сестрой, нас этому учили. Мертвецы, они большого внимания требуют, это строгая наука.

– Смотри. Только не вздумай… – Кудлатенький не придумал, чего именно нельзя вздумывать, и просто грозно повел оружием.

– Не цель в меня, у меня тогда слезы текут, вообще ничего не вижу, – взмолилась Анн.

Стрелок многозначительно отошел ей за спину, но арбалет слегка опустил.

Мертвец был еще тепл, но определенно и гарантированно мертв. Возясь с огромным неподатливым телом, Анн подумала, что это вышло не так плохо: жить под командой очень крупного и очень глупого человека неудобно, спать с ним тоже не восторг. Помер и ладно. Пусть это и немного неожиданно.

Лицо у покойника было относительно чистым, насколько удалось разглядеть под густой бородой, пятен и посинений-покраснений нет. Глаза бессмысленные, красноватые, впрочем, они и при жизни такими были. Удалось расстегнуть добротный, хотя уже и слегка дырявый камзол.

– Признаков насильственной смерти пока не обнаружено, – сообщила Анн зрителям. – Не обмочился, не обделался, руками не размахивал, свежих ссадин нет.

– Поиздевайся над мертвым, поиздевайся, – угрожающе пригласил Кудлатенький.

– Я не издеваюсь. Так положено. Раз не обмочился, значит, не душили. Следовательно, смерть была внезапной, – пояснила опытная медицинен-разбойница.

– Это мы и так знаем. Мы же здесь были, – нервно напомнил Молодой, трепетно следивший за исследованиями.

– Вы-то были, меня не было, – сказала Анн. – Вдруг вы его задушили, а теперь притворяетесь?

– Мы задушили⁈ Это Здоровяка-то⁈ – хихикнул Кудлатенький.

Анн чувствовала его взгляд на своей, вынужденно выпяченной, кормовой части. Идиотская повадка у мужчин: ты уж будь любезен, определись – или ведьма, или вожделеешь? Так нет, вечно пиво со шнапсом в одной кружке норовят потребить.

– Переворачиваем. Надо со спины осмотреть.

Молодой решился помочь, но не особо вышло – покойный весил даже потяжелее того утреннего безгрешного бедняги-осла. Кудлатенькому пришлось подпихнуть массивные ноги трупа.

– Так говорите, «здесь были»⁈ – обвиняющее воскликнула Анн. – А это вот что⁈

Отверстие в камзоле было крошечным, с ноготь. Немного терялось на фоне прожженных искрами дыр и потертостей ткани, но вполне видно – колотое.

Анн с трудом задрала узковатый (из удачной добычи) камзол, подняла обе рубашки. Теперь была видна рана, да и крови тут было изрядно.

– Это как же⁈ – ужаснулся Молодой. – Когда⁈

– Ловко. Точнехонько под лопатку кольнули, – восхитился новоявленный главарь-арбалетчик.

Проницательные мужчины переглянулись.

– Он, значит, встал, по плечу мимоходом хлопнул, и к лестнице, – припоминал Молодой. – Я еще удивился – явно же к бабе двинул, а Здоровяк даже не почесался. А ведь как ее покойник себе забрать хотел.

– Да, хлопнул так хлопнул. Ловко, – повторил Кудлатенький. – Говоришь, он внизу лежит? Подломанный?

– Лежит, – не стала отрицать Анн. – Я же сразу сказала. Только вы уверены, что это Тихий убил? Он, конечно, ловкий, но чтоб так незаметно…

Разбойники испытывающе посмотрели на друг друга и дружно покачали головами:

– Не, мы рядом были, друг друга видели. Тихий его кольнул, больше некому. И его это «перо» – тоненькое.

– Своих, да без разговора, со спины резать – не дело! – заявил Кудлатенький. – За такое приговор один. И мое слово крепкое! Прощать не собираюсь!