Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Остановились, качнулся экипаж – выгружались недовольные полицейские. Вроде бы угол Имперской – полицейская тюрьма и городской суд. Хотя уверенности не было, а выглядывать, любопытствовать Анн не собиралась.
Молодой глянул исподлобья:
– Всё им скажи. Я всё сказал. Уж очень крепко бьют.
– Бьют⁈ – ужаснулась Анн-Медхен.
– Отупела от страха? – прошамкал подельник, тряся драной губой и демонстрируя свежий недостаток зубов. – Еще как бьют! И не притворяйся, не поможет. Тьфу! И как я с такой уродиной спать-то мог? Околдовала, что ли?
Вот это он напрасно. Ляпнет на допросе, что ведьма, лучшее точно не станет. А так, бьют, да – у самой Анн ощутимо задница болела. Хрупка отставная медицинен-сестра, такую ногами забить – раз плюнуть. Видимо, это учитывать будут – до суда должна дожить, и в относительной телесной целости. Но с зубами придется сразу распрощаться. Нужно зубы почернее сделать, может, побрезгуют вышибать,
Беда была в том, что уродовать себя Анн не очень-то и умела. Повода как-то не находилось. В детстве слегка баловалась, в те редкие моменты, когда удавалось у зеркала одной оказаться, страшные рожи «надевала». А так зачем? «Хорошенькая», «прельстительная», «милая, но строгая» – такие лица востребованы, собственно, они сами собой «надевались». «Уродка умственно-отсталая» была откровенно ненужной. Упущение…
– И как я с тобой либе-либе мог, с карлицей ненасытной, – повторил Молодой, как будто это недоумение и было его главной проблемой. – У тебя же и зубы сплошь гниловатые.
Получилось, значит, с зубами. Тут порадовал, скот бессовестный.
Анн захныкала:
– Ты же сам приставал. Мне разве в радость было?
Лязгнул засов на двери, широко распахнулся солнечный день. Молодого без лишних слов ухватили за сапог, выдернули наружу.
– Хорошо хоть это чучело не наше, – сказал длинноносый полицейский. – Такую блошиную помойку только трупным багром подцеплять.
– Да пусть ее «геста» и цепляет, – напарник длинноносого жизнерадостным пинком направил Молодого к распахнутым дверям здания.
Дверь фургона с грохотом захлопнулась, лязгнул засов.
В полутьме Анн на миг прикрыла глаза. Значит, «геста». Удивляться не приходится. Но там не бить будут, там хуже…. Видимо, разумнее сразу им в руки не даваться.
– Едем, что ли? – спросил невидимый возница.
– Ну, сдадим гнойницу и по домам, – утешил взбирающийся в головную часть фургона полицай-конвоир. Недовольно зафыркали уставшие кони…
Снова постукивали колеса. По звукам улицы можно было догадаться, где катит полицейский фургон. Но Анн это и так представляла, не отвлекалась, занималась осторожными приготовлениями. Освободить руки особого труда не составляло – связали надежно, но без учета имеющихся у преступницы режущих инструментов. А скальпель – вот он – из-под повязки на руке при нужде сам собой острое рыльце показывает, с этим приноровилась управляться ушлая разбойница. Но резать веревку пока не будем, мало ли как дело повернется.
Анн осознала, что к ней вернулось нормальное медицинен-сестринское равновесие духа. Видимо, город благотворно повлиял. Или одиночество? Да не важно, сдери ему башку. Терять нечего, отработает Анна Драй-Фир последнюю смену. Запомнят надолго, импотенты сраные.
Собственно, веревка на руках не особо и мешала. Стрелять придется в упор, особо вертеться и крутиться все равно негде. Сдвинула пистолет поудобнее. Как оружие вообще до сих пор удержалось под ветхой одеждой, не выпало и вообще не угадалось зоркому полицейскому взгляду, разбойница и сама не могла объяснить. Видимо, унаследованное искусство, близкое умению «надевать лицо». Вот бы бабка удивилась, узнав, что ее умение для сокрытия столь странных и редкостных штуковин используют.
Остановился фургон, спрыгнул на мостовую охранник. Опять пауза, томительная до невозможности.
Анн знала, что сейчас умрет. Стрелять нужно будет, как только дверь распахнут. В головы целить, без особой спешки, но палить точнее. Выскакивать и пытаться убежать – бесполезно. «Геста» рядом, целое управление, там все мужчины очень сытые, здоровые, бегают заведомо быстрее мелких разбойниц. Пусть уж здесь добивают. По сути, «клетка» полицейского фургона не такое уж плохое место. Решетка на оконце так и вообще роскошная, настоящее железо.
Распахнулась дверь. Заглянули. Анн зажмурилась от яркого солнца и от того, что сейчас пистолет начнет громыхать, а жизнь заканчиваться. Сдвинула под одеялом штучку-предохранитель, патрон уже в стволе.
– Да это определенно не она, – сообщил глядящий внутрь человек, и приказал. – Эй, тварь, глаза живо открыла!
Анн открыла глаза. В дверь заглядывали двое. Один в официальной форме «гесты», что редкость. Но рожа смутно знакомая. Кажется, в Медхеншуле его видела. Тогда, конечно, он не в форме был. Нет, как раз в форме, но иной. Обербранд[2], кажется.
– Нет, ничего общего, – поморщился «гестовец». – Та была медицинен-сестра, опытная, и на вид весьма приятненькая. Невысокая, конечно, но эта бродяга вообще недоросток. Кто вам наплел про сходство по приметам? Явная пьянчужка, чистокровная сельская феачка. А грязная какая⁈ Гадость. «Свайс» утерян?
– Так точно, не нашли.
– Но руки и ноги целые? Кашляет?
– Никак нет. Руки-ноги на месте, кашля нет, только перегар.
– Перегар? Вот же срань! Ладно, некогда с ней возиться, у нас и без бродяжек дел хватает. Вези ее обратно.
– Как обратно⁈ У меня же сопроводительная и ваше встречное требование с печатью! – испугался полицейский.
– Да, это подписано, – признал «гестовец» и тут же живо перерешил дело, – Тогда вон туда передавай. В тот фургон. Сейчас оформим.
– Так что, мне ее и пересаживать? – раздался неуверенный голос полицая.
– А что тебе еще? Подпись и печать сейчас получишь, закидывай задержанную, да кати отсюда. Вон он – фургон стоит, сейчас дверь отопрут. Тебя за руку подвести, что ли? – грубо вопросил гестовец, еще раз глянул на коростлявую губу Анн, и даже передернул плечами от омерзения.
– Я не к тому, – поспешно сказал полицейский. – Добыча у нас грязновата. Можно какой багор? Копьем-то цеплять я ее наверняка слегка подпорчу.
– Если попортишь, так и ответишь, – намекнул «гестовец». – Перегружай как хочешь, да проваливай. Некогда мне ерундой заниматься. Опознание провел, всё, списываем уродку.
– Сейчас сделаем, – заверил полицай.
Дверь захлопнули. Фургон дернулся, слегка перемещаясь. Анн перевела дыхание. Короста истинные чудеса творит. Выходит, отсрочка? Так какой смысл немедля итоги подводить, если еще куда-то повезут? Вдруг шанс появится? Да и вообще со стрельбой можно повременить. Убивать людей Анн совершенно не боялась, вот пистолет использовать – то иное дело, он страшный.
Лошади встали, распахнулась дверь.
– Я сама, сама! Не надо копьем! – немедля запищала Анн.
– Догадливая какая, – засмеялись снаружи. – Ну, прыгай.
Напротив повозки стоял другой фургон, похожий, с глухим кузовом, только без полицейской броской надписи на борту. Задняя дверь открыта. Всерьез опасаясь, что поддержат острием копья, Анн оттолкнулась спиной от стенки «клетки» и прыгнула в приглашающую дверь.
– Прыткая. И жопка вроде ничего, – сказал новый зритель из «гесты». – Что наговариваешь на бабенку?
– Ну да, как-то… – неопределенно согласился слегка удивленный полицай и поспешил закрыть дверь своего экипажа.
Анн не особо слушала, поскольку только в прыжке разглядела, что новый экипаж отнюдь не пуст, пассажиров тут уже хватает. От этого открытия пистолет, и так чудом державшийся, чуть не вылетел. Пришлось удерживать всеми силами, приземляясь, прыгунья неловко упала на колени, уперлась в чей-то живот. С ругательством отпихнули. Новые попутчики не выглядели гостеприимными…
[1] Цугцманн – полицейское звание Эстерштайна, соответствующее (приблизительно) лейтенанту полиции.
[2] Обербранд – звание инспектора пожарной охраны.
Глава 13
На крючке или с крючком?
Море открылось внезапно, но сразу широко-широко: этаким бесконечным серо-синим одеялом, укрывшим половину мира. До берега оставались еще сутки пути, а дуновения ветра уже доносили острые запахи соли и влаги.
Рейдовики стояли на перевале, смотрели на водный простор – люди с облегчением и надеждой, ламы с обоснованным подозрением, поскольку помнили кошмар морского путешествия и отвратительную тесноту загона баржи.
– Не придет, – вздохнул Немме, подразумевая эвакуационный корабль.
Ламы одобрительно фыркнули.
– Придет и заберет. Есть четкий приказ, – веско напомнил Вольц.
– Проверим. Вперед! – приказал Верн, думая, что любым скотам хочется надеяться на лучшее.
Отряд начал спуск.
Тогда, у Двойного озера, всё обошлось. Отпустила Хозяйка. Вряд ли так уж поверила, что навсегда в покое оставят, просто после беседы сочла, что хуже не станет и стоит попробовать. А сидели тогда у костра до рассвета, и разговор, видимо, для рейдовиков был много полезнее, чем для местной властительницы. Поскольку…
Кстати, настоящим названием озера было – Колотое. Господа офицеры позже посмотрели на карте, убедились: действительно очертания берегов похожи на две скорлупки расколотого ореха. Вот так и с остальным, сказанным Хозяйкой – сначала изумление вызывает, а после обдумывания – кажется вполне естественным.
Спать тогда рейдовики не ложились, на рассвете свернули лагерь и ушли. Оставаться рядом с картофельным огородом было стыдно, опозорились, чего уж там. Да и время поджимало. Хозяйка разрешила обогнуть озеро, хотя и без особого восторга.
Там шли быстро, путь в общих чертах объяснила властительница. Господин ботаник на ходу делал записи, ему хором подсказывали. Рейдовикам было не совсем по себе: Хозяйка прямо пообещала, что будет присматривать, и теперь казалось, что любая птица в небе, плеснувшая на озере рыба, любопытный цизель в камнях – прямо все вокруг соглядатаи властительницы. Прямо неудобно штаны расстегнуть, чтоб облегчиться.
На четвертый день рейдовый отряд вышел к длинной лощине, уводящей к перевалу – всё, как было обещано. Это было у северо-восточной оконечности озера Колотое-Двойное, обогнуть озеро и пройти обоими берегами согласно точному приказу Генштаба рейдовики не смогли, но, учитывая сложившиеся реалии, и укороченное исследование можно было считать успешным результатом. Западный берег частично удалось рассмотреть в бинокль, нанести на карту отдельные ориентиры, и всё – это максимум.
За перевалом естественная тропа начинала спуск. Верн выстроил личный состав, в полный голос торжественно сообщил еще виднеющемуся озерному берегу:
– Благодарим за гостеприимство! В Хамбуре сделаем все, что возможно, обоснуем и предупредим. Еще раз извиняемся за беспокойство. Всего наилучшего, фрау Хозяйка!
Личный состав отдал честь, ламы бескорыстно ыгыкнули – приозерная трава им нравилась, вины за картофель и прочее честные животные не чувствовали.
– Фалите-фалите отсюда, – сказали откуда-то со стороны склона. – Хитрили, но ф меру. Относительно прилифные фрицы. Мама сказала, что дфое могут ф гости заглянуть. Но как воспифанные люди, заранее придупредиф.
– Благодарим. Возможно, когда-нибудь. Ты тоже будь здоров, дикцию выстраивай.
– Ерунфа. Зуфы сменятся, само пройдет, – заверил невидимый наследник Хозяйки, и добавил: – Ну, как гофорится, ф дофрый час! Быфайте здорофы!
Уходил отряд в молчании. А потом как-то разом стало легче, кусты боярышника уже не смотрели «в сто глаз», прям опьяняющее чувство свободы навалилось.
– Думал, не выдержу, – признался Немме. – Какое одновременно и, прекрасное, и ужасное создание! И все время стоит за спиной. У меня прямо руки тряслись, карандаш вываливался.
– Ничего, зато мы теперь имеем опыт встречи с подлинной магией, – напомнил начальник штаба. – Опыт дался нелегко, но тем он ценнее! Откровенно говоря, я полагал, что нас не отпустят. Рисковая женщина. И Верн таки смог подобрать ключ к ее каменному сердцу.
– Это вряд ли. Я лишь понимаю, чего хотят женщины. Ну, слегка понимаю, в общих чертах, – вздохнул Верн.
– Уже этого хватило. Прекрасные дипломатические способности. Как подумаю, что эта ее красивая драгоценная ручка ложится мне на загривок… – Вольц зябко передернул плечами. – Ужасна столь парадоксальная смерть для настоящего солдата.
– Что же в ней ужасного? – пробормотал Фетте, сутулившийся под тяжестью длинного «маузера».
– Так-так, – ухмыльнулся Вольц. – Одно предложение наведываться в гости безусловно обращено к нашему командиру и чуткому дипломату. Кому бы предназначалось второе?
– Точно не мне! – заверил ботаник. – Хозяйка произвела на меня неизгладимое впечатление, но больше я сюда ни ногой. Я вообще опасаюсь женщин, особенно красивых. Кстати, вы поняли, что Хозяйка из славян? Скорее всего, она русская.
– Ерунда! С чего это вдруг обязательно русская? – засмеялся Вольц. – Абсолютно непохожа.
– Вы судите о русских женщинах по одному-единственному известному нам всем изображению. Но Рус-Катя, скорее всего, особа чисто мифическая и не совсем характерной для русских внешности. Не то чтобы она чистая выдумка, но в действительности русские очень разнообразная нация. По сути, это целая группа славянских племен. Я как-то листал опознаватель рус-типов: там сибиряки, тамбовцы, татары, башкирские евреи… или еврейские башкирцы, сейчас уже и не вспомню. Десятки, а может быть и сотни племен – и все воевали против наших предков.
– Как-то уж очень много племен, – усомнился Верн.
– Возможно, того уникального издания опознавателя больше не существует, он мне только в детстве попадался, уже уничтожен, – Немме помолчал. – Собственно, я подразумеваю определенную параллель с нашей эстерштайнской ситуацией.
– Это вы прозрачно подразумеваете, – пробурчал Вольц. – Но у нас намного меньше племен. Феаки, байджини, не знаю, стоит ли упоминать ксан – они все же ущербное и неполноценное племя. Собственно, вот и всё. Прогрессивные дойчи являются ключевым звеном: дойч-образование, медицина, промышленность – это основы нашей жизни. На занятиях по расовой осведомленности все это поясняют крайне переусложненно, но нельзя же отрицать, что в принципе оно так и есть.
– Достижения образования и санитарии опровергать бессмысленно, – кивнул Немме. – Но ты задумывался о том, что тогда – после Прихода – отношения с воинственными племенами тресго могли бы сложиться совершенно иначе, и они могли бы стать полноценными гражданами Эстерштайна?
Вольц снисходительно улыбнулся:
– Крайне фантастическое допущение, господин ботаник. У тресго иной объем лобной доли черепа и в верхней челюсти на шесть зубов больше. Общеизвестный факт, уж не говоря об их четырехпалых загребущих лапах. Они не люди, это иной вид. Это же очевидно с первого взгляда. Нас не должно обманывать внешнее сходство. Они мыслят совершенно иначе.
– Ну, мы-то с вами тоже в способности мыслить заметно отличаемся, – рискованно заметил ботаник.
– Еще бы, вы ведь чистый дойч, куда мне ровняться, жалкому полукровке… – с угрозой заворчал начальник штаба.
– Надоели, сдери вам башку, – рявкнул Верн. – Сейчас нас госпожа Хозяйка нагонит – в ней дойч-крови точно нет – передавит всех, невзирая на лобные доли и пропорции.
– Нет, это зачем же, – запротестовал начальник штаба, невольно оглядываясь. – Мы так переругиваемся, исключительно по традиции, чисто по-товарищески.
– Это верно, – подтвердил ботаник. – Собственно, я упомянул о разнице мышлений как об определенном преимуществе. Это как на военном совете – разнообразие мнений помогает полнее разгадать замысел противника и добиться победы.
– Безусловно, – признал Вольц. – Слушайте, господин ученый, а что вам известно о фремдах[1]? Это просто сумасшедшие или действительно шпионы?
Трое фенрихов заинтересовано глянули на научного консультанта.
О фремдах Верн, конечно, знал. Даже видел одного такого типа, задержанного патрулем. Полуголый, всколоченный, с диким взглядом. Абсолютный безумец. И брюки очень странные: вроде бы добротные, с отличными карманами, но словно нарочно укороченные, едва доходящие до колен. Ноги безумца были порядком изуродованы холмовыми клещами, сам он, очевидно, страшно оголодал, а человеческого языка не понимал в принципе. Сумасшедшего быстро забрала «геста».
– В подавляющем большинстве фремды – не сумасшедшие и не шпионы, – помолчав, сказал Немме. – Статистики я не знаю. Фремды редки, появляются неупорядочено, в самых разных районах нашего фатерлянда. Мы вправе предположить, что это люди, непреднамеренно совершившие Приход. Так сказать, жертвы случайных обстоятельств.
Офицеры переглянулись.
– Но это же крайне маловероятно, – сказал, поразмыслив, Вольц. – Сам процесс Прихода и Первый портал – гениальнейшие изобретения дойч-ученых. Сколько факторов должно совпасть, чтобы человек из Старого мира переместился непреднамеренно? Это какая-то нелепая сказка!
– Я бы сказал – «фантастика», был некогда такой литературный жанр в Старом мире, – сообщил образованный ботаник. – Я не настаиваю. Просто ходили такие слухи. Смутные, поскольку «геста», как вы знаете, бдит. Были слухи и о том, что некоторые фремды получили гражданство и работают на пользу Эстерштайна. Под бдительным присмотром, разумеется. И о том, что эти несчастные к нам не только из Старого мира попадают, тоже ходили слухи. Естественно, совершенно безосновательные. Чего только не выдумывают люди в наше прогрессивное, но безответственное время.
– Вот тут вы, Немме, молодцом, – одобрил Вольц. – Очень верная формулировка! «Выдумывают», и, конечно, со скуки и без злого умысла. Людям такое легкомыслие весьма свойственно.
Верн поморщился:
– Господа, здесь нет агентов «гесты». К тому же мы встретились с магией и заведомо слегка бредим. Известное последствие.
– Насчет «гесты» рискованный вывод, – проворчал начальник штаба. – У них везде глаза и уши. Вот Фетте помалкивает. Уверенны ли мы, что он не завербован?
– Я завербован, – меланхолично признал Фетте. – Красивая женщина может склонить меня к чему угодно. Даже если она каменная. Слушайте, а в «гесте» есть красивые бабы?
Рейдовики с печалью посмотрели на слабовольного командира линейных стрелков. И подчиненных стрелков у этого дурака нет, и здравого смысла ни капли не наблюдается.
– Не отвлекайся, мечтай, – добросердечно посоветовал Верн. – Господин ботаник, можете на распутного бабника не отвлекаться. О чем был намек?
– О слухах. О очень глупых, неправдоподобных, смехотворных слухах, – подчеркнул ботаник. – Врут, что несколько лет назад был возобновлен контакт со Старым миром. По инициативе с той стороны. К нам пришли.
Господа фенрихи замерли, даже Вольц онемел. Обеспокоенные ламы вопросительно повернули морды.
– Ну, и? – наконец, уточнил Верн.
– Ну, и ничего особенного, – вздохнул научный консультант. – Информация полностью засекречена. В воздухе витает ощущение, что существует некая договоренность: мы им что-то передаем, они нам что-то ответно пересылают. Взаимовыгодный обмен. В крайне умеренных количествах.
– Такого не может быть! Почему об этом не объявлено⁈ Это же старый Дойчлянд! Древняя прародина! – проревел Вольц.
– Не ори! – командиру рейдовиков пришлось хватать повод шарахнувшегося от истового штабного рева Брека.
– Ладно, не ору. Но как такое может быть⁈ – Вольц шагнул к научному консультанту, сгреб за ворот камзола.
– Вот я так и знал – окажусь виноватым, – печально прокряхтел подвисший в воздухе Немме.
– Извини, – начальник штаба отпустил невинную жертву, и даже поправил протертый воротник ученого. – Просто ты так равнодушно об этом говоришь. Второй Приход! Это же была наша всеобщая мечта!
– Вряд ли мы мечтали о встрече с американцами, – пробормотал Немме. – Это всего лишь взаимовыгодный – для узкого круга причастных лиц – мелкий торговый бартер.
– Это американцы? – изумился Вольц. – Но это же наш многовековой противник!
– Видимо, уже нет, – пожал плечами ботаник. – Собственно, выбора контактов не имелось. Из Германии к нам никто так и не пришел.
Отряд в молчании двинулся дальше. Верн был в полной растерянности. Похоже, Немме и не думал шутить. Но тогда получается, что возможность возобновления связи со Старым миром абсолютно ничего не меняет⁈ Хотя…. Как говорила мама: «помни, – каждый только сам за себя, так всегда было и будет». Отношений между мирами эта древняя аксиома ведь тоже касается, верно?
Отряд двигался к побережью, прощупывал маршрут, нес охрану, наблюдал, записывал, в свободное время спорил о Старом мире, судьбах Эстерштайна, и тщательно экономил провизию. Добыча попутной охоты была скромна, спокойные приозерные края давно остались за спиной – вокруг вновь кружили львы, распугивали возможную добычу и ограничивали возможности рейдовиков. И требовалось торопиться – когда за рейдовиками придет «шнель-бот», долго ждать он не будет. Если вообще придет.
К промежуточному складу вышли благополучно. Продуктами не стали отягощаться, взяли лишь немного муки и бутылку «Черных сапог», остальное место во вьюках заняло дорогое отрядное оружие – меру ответственности за утрату огнестрела фенрихи знали отлично. Завершающий бросок к морю был поспешен, ночевки предельно сокращены. У водопада пришлось потратить два драгоценных патрона – на водопое тройка львов атаковала лам. Практически на ходу жуя полусырое львиное филе, рейдовики торопились к берегу.
И вот он – берег – вполне достижим.
* * *
«В 17:34 отряд прибыл к точке эвакуации. Погода ясная, ветер слабый. Развернут временный лагерь» – вывел в журнале Верн и поставил точку. Перед морским переходом ЖБП предстоит упаковать надлежащим образом, не хватает еще подмочить ценный документ, в который вложено столько усилий.
Береговой лагерь не особо изменился. Следы кострища, под скалой давние отпечатки складированного груза, следы пары полюбопытствовавших львов, иного, более мелкого зверья. Видимо, прошли шторма, в полосе прибоя нанесло водорослей и плавника, смыло могилу Цвай-Цвая. Ну и черт с ним, покойнику все равно.
Вспоминая шпиона-предателя, Верн не мог избавиться от досады. Нужно было тогда побеседовать, очень даже нужно. Многое могло проясниться. В своей последней схватке Цва-Цвай, нужно отдать ему должное, показал себя крепким и стойким бойцом. Кто мог подумать, что он так легко уйдет из жизни? Нет, в Эстерштайне что-то определенно не в порядке: даже опытные шпионы теряют веру в будущее и слишком легко умирают. А ведь мог бы столько рассказать. Увы, уже даже могилы нет, осталось несколько мелочей: недурная старинная бритва, дешевый компас, двухзарядный миниатюрный пистолет, явно эстерштайнской работы, под нечастый, но вполне известный господам фенрихам семимиллиметровый патрон. Дорогостоящая и абсолютно ненужная в рейде хлопушка, имеющая свою тайну – клейма «КК», проставленной на литой медной рукояти, никто из рейдовиков, включая Немме, раньше не видел. Впрочем, эта тайна тоже совершенно ненужная – все нужные тайны хитроумный Цвай-Цвай прихватил с собой. Что ж, в этом он выиграл, сдери ему башку.
* * *
Все, кроме часового, наслаждались отдыхом. Насекомых у берега было куда меньше, не досаждали. Господин ботаник спал, задрав босые ноги на камень. Вольц голяком бродил вдоль прибоя, собирая мидий и ворча про их «малокалиберность». Наглый Брек подбил четвероногих товарищей – все ламы залезли в море по шею и фыркали, балуясь с набегающими волнами. Верн не препятствовал – все заслужили отдых, да и заново попривыкнуть к морю ламам не помешает. Сам командир сидел раздетый по пояс и размышлял – что же будет дальше? Размышлялось плохо – день, в меру жаркий, спокойный, без бесконечной ходьбы и ожидания звериных и иных засад, был чудесен сам по себе.
– Верн, глянь на север, над берегом, – сказал Фетте, сидевший с «маузером» на скале над лагерем.
В бинокль было видно кружащих чаек. Выбросило море на пляж что-то. Вряд ли это «что-то» полезно для солдат, но взглянуть все-таки нужно.
– Вольц, сходим? – спросил Верн, поднимаясь.
– Я схожу, господа, – неожиданно вызвался проснувшийся ботаник. – А то ноги от неподвижности затекают. Привык шагать и шагать.
– Пошли. А вы тут мидий не вздумайте переваривать, – напомнил Верн, обуваясь.
– Не беспокойся, дружище, я сменю Фетте, он сварит виртуозно, – заверил голый, похожий на новенькую, еще не растрескавшуюся статую с аллей Музеума, начальник штаба.
Перебравшись через очередной каменный завал, Верн ощутил первую волну тяжелого запаха. Оглянулся на ученого ботаника, тот мгновенно побледнел….
Подходить к трупам Немме так и не стал. Заставлять ученого не было необходимости. Обследовал останки Верн в одиночестве, солдатских жетонов не нашел, но это, бесспорно, были бывшие подчиненные – по остаткам формы и обуви можно угадать. Одно тело, лежащее на пляже, уже ссохлось, только в сапогах осталось что-то кроме костей. Череп улыбался, неожиданно ярко белели зубы на дочиста расклеванном лице. Второй мертвец, застрявший в воде между камней, выглядел намного хуже.
– Пошли, – сказал Верн, пытаясь продышаться, – нужно взять лопату.
Ботаник лишь кивнул.
Когда пробирались обратно вдоль берега, угодили в тупик между камнями, пришлось, ругаясь, возвращаться.
– Как он это сделал? – спросил Немме, подразумевая хитроумного фельдфебеля-убийцу.
– Не знаю. Видимо, обманом отвел их от лагеря, потом яд начал действовать, фельдфебель добил бедняг холодным оружием. Порой солдаты доверчивее детей. Потом столкнул тела в море. Возможно, нижние чины спасли нам жизнь: пока он с ними возился, мы успели слегка очухаться. Хотя и не совсем понятно, под каким предлогом он их сманил от лагеря. Скорее всего, имел место заговор против командования. Фальшивый заговор, но все же.
– Ужасно. Верн, вы осознаете, что корабль за нами не придет? Нас отсылали на смерть не для этого, глупо нас возвращать в столицу.
Верн привалился к камню, посмотрел на научного консультанта – загорелый, тощий и бритый наголо, тот походил на пляжного покойника. Но выглядел куда лучше, чем в начале рейда.
– Научно-военная жизнь вам на пользу. Но что за удивительно цепкая и откровенно дерьмовая привычка задавать лишние вопросы?Придет «шнель-бот» или не придет, мы узнаем в ближайшие дни. Какой смысл обсуждать это заранее?
– Я гадаю, что с нами будет, если нас не заберут.
– Ну и гадайте, – в сердцах сказал командир рейдовиков. – Хотя что тут гадать? Направимся к границе Эстерштайна пешим порядком. Это тяжело, но порой люди преодолевали и большие расстояния. Если хотите, мы вас пристроим в какое-то относительно дружественное племя феаков. Будете учить их грамоте и зачитывать выдержки из «Бестиария».
– Вообще-то меня посещала такая мысль, – тихо признался Немме. – Не уверен, что дикие феаки решат, что от меня может быть хоть какой-то прок, но возвращаться на закланье не вижу смысла. В Хамбуре нас ликвидируют. Или вы считаете, что наш героический поход в случае успеха что-то изменит? Напрасно. В столице лишь сочтут, что мы злонамеренно и осмысленно создаем новые проблемы.
– Возможно. Я не испытываю особых иллюзий, – Верн поморщился. – Но мы обязаны выполнить приказ. К тому же у меня есть серьезные личные причины для возвращения. И вообще мы офицеры Ланцмахта, что обязывает! Вы – несколько иное дело. В сущности, вы гражданский свободный человек. «Шпак», как говорили в старину.
– И вы меня не расстреляете за дезертирство?
– Вряд ли. Впрочем, нужно посоветоваться с начальником штаба. Ситуация нестандартная, здесь нужна твердая и безукоризненная ссылка на уставные требования.
Ботаник застонал.
Верн ухмыльнулся:
– Это вы напрасно. Вольц неплохо к вам относится и способен тонко истолковать любой параграф устава. Но не будем опережать события. Всё равно ближайшие территории необитаемы, а «шнель-бот» может появиться на рассвете, и мы с относительным удобством проследуем прямиком в бухту Хамбура.
– Это будет замечательно – перед смертью мы успеем отдохнуть. Вот только наших ламов жаль, они успели к нам привязаться. Особенно к вам, Верн.
– Переживут. Они стойкие. А нам нужно идти за лопатой, – пробурчал командир отряда.
* * *
Тела были захоронены там же на пляже. Опознать мертвецов не смог даже проницательный начальник штаба. Прошло еще четыре дня – «шнель-бот» не появился, тщательное наблюдение за морем вообще ничего не дало, если не считать занесения в «жобе» отметки о миграции большого стада ламантинов. На пятый день Верн назначил совещание командного состава. Нижние чины тоже приглашались на обсуждения, но права слова не имели – собственно, ламы на это и не особо претендовали.
…– Итак, господа офицеры и гражданские чины, ситуация прояснилась. Забирать нас не будут. Возможно, что-то случилось со «шнель-ботом», а возможно, у командования изначально не имелось планов на эвакуацию – этот вопрос пока оставим за рамками текущего обсуждения. Нам нужен план действий. Прошу высказываться, – призвал обер-фенрих.
Все посмотрели на научного консультанта.
– Господа, я мало что могу сказать, – признался Немме. – О боевых переходах и расчетах расстояний вы знаете намного лучше меня. Мы все понимаем, что до границы Эстерштайна жутко далеко. Зная вашу стойкость и несгибаемое чувство долга, уверен, что вы имеете твердую решимость превозмочь любые трудности и достичь цели. Что ж, верный духу предков и всему такому прочему, я безоговорочно готов последовать за опытными офицерами. Хотя у меня есть личная просьба.
– О личном чуть позже, – многозначительно кивнул начальник штаба. – В целом, вы готовы присоединиться к решению армейского командования?
– Всецело готов, – подтвердил мужественный ботаник.
– Прекрасно! Что скажет командир стрелков?
– Идем домой. Это будет непросто, но иных решений я что-то вообще не усматриваю, – лаконично сказал Фетте.
– Итак, решено – двигаемся в пешем порядке к границам Эстерштайна. Вьючные животные отдохнули, двуногие тоже. Предварительный маршрут штабом проработан, к сожалению, в этом деле наши оперативные возможности ограничены, но кое-что сделано… – Вольц развернул карту.
Обсудили маршрут – первая часть пути была вполне понятна: выход к промежуточному складу, пополнение запасов остатками припрятанного провианта, затем поворот на юг – на карте значилось ущелье, предположительно подходящее для движения. Основная проблема возникала позже – там, где лист карты заканчивался.
– Нельзя сказать, что мы упремся в полную неизвестность, – пояснил Вольц, сворачивая затрепанную карту. – В общих чертах всё понятно: горы пойдут на убыль, начнется то, что у нас принято называть крайне расплывчатым термином «холмы». Километрах в восьмидесяти от реальной границы Эстерштайна начнется зона относительной оперативной ясности – это земли с враждебными племенами, там будет непросто. Но большая часть маршрута – «холмовая пустота». Сведений о местности и настроениях аборигенов не имеем. Возможно, это необитаемая местность.
