Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
Верн пожал плечами. Карта опять слегка привирала, что, собственно, свойственно всем генштабным картам. По внутренним ощущениям, озеро Двойное таилось где-то совсем рядом. Возможно, придется высылать промежуточную разведку на вершину горы, поскольку точное направление слегка утеряно. Ничего страшного, это тоже обычное дело.
…Берег озера открылся разом, словно только и ждал гостей. Уже вечерело, ложащееся за горные склоны солнце озаряло лишь один берег, вода и полоса прибрежных камней сверкали, словно оловянная руда, или нечто иное, тоже очень драгоценное. Противоположный теневой берег казался уже почти ночным, там деревья подступали вплотную к воде, ветви огромных сосен накрывали неживую темную гладь и спины лежащих в воде вековых валунов-ламантинов.
Рейдовики и ламы почему-то всё стояли и стояли на спуске – проход, весьма похожий на заброшенную тропу, довольно удобно уводил вниз, но почему-то было жутковато.
– Что-то здесь неверно, – пробурчал прямолинейный Фетте. – Слишком всё… э-э, резко и четко. Словно картинку на латуни накатали, да еще раскрасили.
– Художник-то недурен, – хладнокровно отметил Вольц, – цвета красок просто удивительны. Отнюдь не аккуратная акварель, которой нас пичкали в школе. Вот они – чистейшие тона жизни и смерти.
Немме судорожно вздохнул и сказал:
– Напрасно вы это сказали, господин Вольц. Напророчите. Вы хотя и тщательно скрываете, но не чужды поэзии и тонкости душевного восприятия.
– Почему это я скрываю? – удивился начальник штаба. – Мне на втором курсе за поэзию влепили восемь нарядов вне очереди. Проникся моим стихом наш фельдфебель. Я чертовски талантлив, скрывать это бесполезно.
– Аллес фергет, Варайт бассет[3], – с ухмылкой изрек Фетте.
– Поэзию и трогательные воспоминания оставим до лучших времен, – сказал Верн, передавая бинокль. – Внимание на правый берег. Там где проплешина, имеются развалины строения. К данному признаку былого присутствия людей сразу не пойдем, спустимся и устроимся на ночлег у плоской скалы. До темноты еще есть время, проведем короткую разведку. Ламам нужен отдых, остальным нужно удвоить бдительность.
Ламы согласно зафыркали и замыкали.
– Отлично устроились у нас камрад-скоты, – философски отметил Фетте, – жратвы у них навалом, обязанностей – наоборот.
– Не завидуй. На их обоняние мы надеемся круглосуточно, – напомнил командир отряда.
Спускались рейдовики без спешки, внимательно осматриваясь. Но ни невооруженный взгляд, ни бинокль, ни нюх лам не уловил ничего подозрительного. Признаки двуногих и четвероногих врагов отсутствовали. В то же время…
Озеро и берега оставались враждебны. Видимо, это впечатление создавалось из-за окружающих долину скал, вроде бы достаточно просторно расступившихся, но плотно запирающих берега извне. Глупейшая иллюзия, вполне очевидно, что склоны отнюдь не непроходимы, да и вдоль впадающих в озеро ручьев вполне можно уйти. И вообще тут привольно и красиво, прибрежный лес и тот светел, благоухает хвоей и смолой, тут древесины должно быть на миллион марок.
Обер-фенрих Халлт споткнулся.
– Ты чего? – удивился Вольц, державший «маузер» наготове – в обнимку поперек груди, в так называемой «древнеиндейской» манере.
– Не о том думаю, – пробормотал командир отряда.
Страх никуда не делся, пожалуй, стал еще гуще.
«Предчувствие – никчемная штука» – когда-то поясняла мама. «Никогда не поймешь суть и смысл поганых предчувствий. Они нас только путают. Но лучше обратить на них внимание, нет, не разгадывать, но оставаться вдвойне настороже».
Отряд спустился к берегу. У намеченной скалы оказалось не так уж плохо. Верн с главным ботаником занялись ламами и обустройством лагеря, двое разведчиков-фенрихов обследовалближайшие окрестности.
– Ничего этакого, приличная местность, – сообщил Вольц по возвращению.
– Прекрасно. Займемся ужином и утверждением плана первоочередных исследований на завтра.
* * *
Ночь прошла спокойно. Кроме крупных ночных птиц, никаких даже относительных угроз отмечено не было. Стоявший под утро на часах Фетте доложил, что видел всплеск на озере от чего-то крупного – но рыба или речной ламантин, рассмотреть не смог. Шутя на тему знаменитых водных красавиц-Лорелей, экспедиционные рейдовики позавтракали и свернули лагерь.
– Отмечаю: «рассвет плюс 24 минуты. Начинаем движение по восточному берегу оз. Двойное – сообщил Верн, раскрывая 'жобе».
– Отмечай. Мы бодры и рвемся вперед, – заверил Вольц.
На миг встретились взглядами, начальник штаба чуть заметно дернул углом губ. Ага, напряжение никуда не ушло. Что-то будет. И лучше бы побыстрее, ожидание изнуряет.
Не происходило ничего внезапного. Отряд двигался вдоль берега. Обследовали развалины – банально сложенный из местного камня фундамент и остатки стен. Древние, видимо, еще Доприходной эпохи, свежих следов человека нет.
– Но дикобразов тут много, – отметил зоркий ботаник, – всё загадили.
– Вечером отметите изобилие помета в записях. Что здесь еще неожиданного с точки зрения науки? – уточнил Верн.
– Вот цветы какие-то. Одичавшие, но ранее, видимо, культурные, – с сомнением указал пальцем научный специалист.
– По-моему, это некая разновидность шиповника. Он из выродившихся роз зарождается. Хотя, может, и наоборот, – предположил образованный начальник штаба.
Верн укоризненно посмотрел на ученого – тот только развел руками. Ну да, Немме со своей пыльной библиотекой и дикие цветы – это как затыльник приклада и «мушка» – противоположные полюса жизни.
Отряд двинулся дальше, Верну пришлось воспитывать Брека – лам норовил забрести в озерную воду поглубже, ему нравилось охлаждаться. Но легкомысленные развлечения, грозящие порчей вьюка, в походе недопустимы!
Господа фенрихи вполголоса обсуждали возможности рыбной ловли. В снаряжение отряда входили уставной набор крючков и медных блесен, но пользоваться снастями никто толком не умел. Прошла в училище пара теоретических занятий на эту тему, но внимания данному походному искусству не уделялось. Рыба в русле Ильбы и озере Альстер считалась съедобной исключительно условно: и тепловой обработки требует самой тщательной, и вкус… как у того собаковидного мехохвоста. Морская рыба – иное дело, но ту, как известно, малыми снастями изловить практически невозможно, необходимы сети, лодки и немалый рыбацкий опыт. В Ерстефлотте подобными хитростями кое-кто владеет, а в Ланцмахте нет традиций. А между тем рейдовые запасы провианта заметно уменьшились.
Командира и упрямого Брека догнал научный специалист, по-свойски подпихнул лама в мокрую задницу и покосился на начальство.
– Слушаю, – кивнул Верн.
– Во-первых, должен сказать, что цветоводческая флористика – отдельная наука, и мне ее изучать было негде и не у кого, – сходу оправдался Немме.
– Флористика? В первый раз слышу.
– Это наука о заготовке цветов.
– Я понял. Еще что-то?
Немме замялся, глянул исподлобья:
– Верн, у вас в училище преподают общие знания о магии?
– Очень общие. При планировании операций типа крупных рейдов командному составу прикомандировывают специалиста по дикому оккультизму, но честно говоря, работы для подобных спецов мало. О шаманах тресго рассказывают немало небылиц, но те колдуны больше воздействуют на соплеменников. Так сказать, обрядовая и моральная поддержка племенных воинов. На практике сосредоточенный винтовочный огонь вполне успешно противостоит любой дикой магии.
– Я, собственно, не дикую магию подразумевал.
– А какую же? Слушайте, Немме, мы опять вступаем на скользкую почву. Конечно, я знаю, что ведутся многолетние исследования оккультных древних загадок, но они засекречены и не нашего ума дело. Ведь именно для этого и секретят исследования – дабы о них впустую не болтали языком, так ведь, а?
– Несомненно. Я так и знал, что вы зарычите. Но сейчас особый случай.
– Гм, ну ладно, я вас внимательно слушаю.
– Здесь есть магия. Весьма сконцентрированная. Я бы промолчал, но это однозначно важное обстоятельство. В смысле, важное для всех нас и результата рейда.
– А где «здесь»? – уточнил Верн.
– На берегах озера. Возможно, именно поэтому предыдущие разведки не возвращались. Понимаете?
– Пока не очень. Вы вообще магический опыт по какой линии имеете – по библиотечной или ботанической? Я про непосредственный уровень концентрации опыта.
– Какие уж тут шуточки, господин обер-фенрих⁈ Да, опыт у меня ничтожный, и способности низкие, но столь отчетливо магию я еще не ощущал.
– Чувствуют только чужеродный предмет в заднице, остальное ощущают. Извините, это я по инерции.
– А вы ведь тоже ее чувствуете, в смысле, ощущаете! – осенило не в меру догадливого ботаника, и он встал как вкопанный. – Верн, а кто ваш отец?
– Прекратите, Немме, вы военный ботаник или просто идиот? Причем тут мой абсолютно неведомый отец, я его знать не знаю. Верните мысли в строгий боевой порядок. Что вы чувствуете и почему уверены, что это именно магия? И ногами пошевеливайте, в любом случае мы при исполнении служебных обязанностей и время для привала еще не настало.
– Да, верно. Послушайте, я же дойч, как известно, все наши дети еще в раннем возрасте проходят проверку на чувствительность к магии. Это ведь очень редкие и ценные индивидуальные способности организма и психики.
– Гм, это далеко не всем известно, – кратко отметил Верн. – Но я понял. Продолжайте.
– У меня имеются некие способности, очень незначительные. Да, и в этом деле я тоже слабоват, – печально сказал Немме. – Но все же стоял вопрос о моем переводе в форт Нест. Но тут случился Белый мятеж, и я остался в Хамбуре. Видимо, это вышло даже к лучшему – я совершенно не хотел учиться в Закрытой школе…
Про форт Нест кое-что Верн, конечно, слышал. Укрепление к северо-западу от столицы, считается техническим-тыловым. По официальной версии там одно из отделений Центрального арсенала, естественно, все детали строго секретны. Гарнизон сплошь из эсэсов, ну, и сдери им башку, пусть секретничают, в Эстерштайне полным-полно секретных объектов, это все военнослужащие знают. Вот про Закрытую школу слышать не доводилось.
– Немме, давайте оставим в стороне подробности, о которых мне не нужно знать. Строго по ситуации – что вот здесь, у нас? Само озеро заколдовано или что-то иное?
– Господи, да как озеро заколдуешь⁈ Оно же огромно. Такая попытка и в принципе бессмысленна. У магии совершенно иные принципы воздействия….
– Господин ботаник, а давайте сейчас без принципов, – сквозь зубы предложил Верн. – Я чувствую некую близкую задницу, а вы меня еще больше путаете. Что за магия? Она нам угрожает? Поставлена ловушка? Каковы конкретные предложения по нашим оборонительным действиям? Сразу не отвечайте, подумайте.
Немме задумался, пытаясь сформулировать ответ. Верн древком копья призвал к здравомыслию лама, вновь вздумавшего освежиться. Идущий головным начальник штаба двигался спокойно, но явно прислушивался к разговору – изменившееся покачивание ствола «маузера» выдавало.
– Если последовательно… магия здесь везде, но как бы рассредоточенно… клочьями, – пробормотал ботаник. – Витает над берегом и водой, уж прошу прощения за поэтичность. И нас не рады тут видеть. Весьма не рады.
– Вот, сейчас стало понятнее. Хотя насчет «не рады», об этом можно и без всякой магии догадаться. Ланцмахту исключительно дома – в Эстерштайне – рады. Но кто здесь колдует и есть ли реальная ловушка? Лично у меня ощущение, что мы идем прямиком в капкан, – прошептал Верн.
– Нет, такого я не чувствую, – подумав, заверил ботаник. – Мне кажется, озеро уверено в своих силах. Нас уничтожат, как только…. Нет, я не знаю «когда что». Я вообще не уверен…
– Прекратите, Немме. Уж какая тут однозначная уверенность, мы же в рейде. У нас четкий приказ, а всё остальное… «витает», как вы изволили точно отметить. Сейчас остановимся на краткий привал, перескажете свои мысли господам офицерам. Личный состав имеет право знать о сложившейся обстановке. Только попрошу без лишних подробностей! Да куда ты опять, сдери тебе башку⁈ – Верн пресек очередную попытку водолюбивого лама.
* * *
Вечером лагерь разбили в чрезвычайно живописном месте. Склон покатыми широкими террасами спускался к озерному берегу, далеко в воду тянулась каменистая, тоненькая, словно специально выложенная «пирс-дорожка», в ее конце сидели крупные птицы этакого сурового бакланьего вида, смотрели на пришельцев с чрезвычайно недовольным, хозяйским видом.
Фетте пригрозил крылатым наглецам «маузером», те грузно поднялись в воздух.
– Это реальная пристань или странная игра природы? – с сомнением вопросил Вольц.
Оставив личный состав заниматься ламами и сбором топлива для костра, командир и начальник штаба спустились к «пирсу».
– Видимо, естественное образование, – сказал Вольц, пихая сапогом плотно лежащие камни. – Вручную уложить так не получится. Но красиво. Порой у природы намного больше вкуса, чем у нас. А что думаешь о словах нашего умника? Магия здесь действительно есть? Вот, допустим, в этой насыпи магическая составляющая присутствует?
– Наверное. Уж очень линия изгиба изящна. Видимо, магия есть везде. В смысле и здесь, и в Эстерштайне. Но, к счастью, мы с ней не очень-то пересекаемся. Существуем параллельно.
– Иными словами, магия – часть мира, часть природы, – кивнул Вольц. – Малоизвестная скромная часть, поскольку ее нет в наших учебниках, а статуи колдунов отсутствуют в Музеуме.
– Как выясняется, учебники по магии, возможно, и существуют, – проворчал Верн. – Но мы этого не слышали. И вообще мы – солдаты. Нас вот этот пирс должен интересовать с точки зрения наличия на озере лодок и иных десантных средств.
– Верно. За водой тоже имеет смысл понаблюдать.
В лагере заорали – Фетте вытирал шлем и грозил небесам, научный специалист хихикал и пригибался, ламы с опаской задирали морды. Над лагерем кружил злопамятный баклан.
– За воздухом тоже нужно следить, по дружище Фетте уже отбомбились, – ухмыляясь, напомнил Вольц.
Сердитый Фетте напялил сырой, не без труда отмытый шлем, взял ботаника и отправился на ближнюю разведку. Командир отряда закладывал котел.
– Нарушаем, – заметил Вольц, сгружая собранный хворост. – Старший по званию обязан надзирать над приготовлением пищи, но не участвовать в процессе непосредственно.
– Да вашу готовку жрать невозможно, – проворчал Верн. – Неужели «тюр-болтушка» – это так трудно? Нет, у Фетте недурно выходит, но вы с господином ботаником… откровенная порча провизии.
– Ничего подобного. У нас вполне съедобно, но экономно.
– Это да, вашей стряпни много не сожрешь. Ты пересчитал?
– Съестных припасов должно хватить до возвращения. В обрез, по минимальной норме. Ничего страшного, в крайнем случае, подстрелим какого-нибудь меткого баклана или замешкавшегося льва, – начальник штаба оглянулся. – Что-то шумно разведка возвращается.
Разведчики принесли картофель – наковыряли полный шлем и еще горсть. Клубни были некрупны, но это, несомненно, был именно картофель – вкусный и редкий овощ, столь ценимый в Эстерштайне, где почвы совершенно не подходили для картофелеводства. Собственно, картофельных клубней крупнее яйца лично Верну видеть не приходилось – такой продукт считался отборным, шел на рынке по марке за килограмм, только замковые обитатели и могли себе позволить.
– Вот она – удача! – в восторге тряхнул шлемом Фетте. – Такое лакомство, и полным-полно! Это озерцо начинает мне все больше нравиться.
– Варим, жарим, или печем? – немедля задал ключевые вопросы начальник штаба.
– Жарим! Быстрее будет, – сказал, пуская слюну, ботаник.
– Мудреете, господин Немме, – одобрил командир. – Но тогда продукт ужарится.
– Там еще много его растет, – указал в сгущающийся сумрак Фетте. – Роскошные заросли, прямо так рядками и идут, идут… Кто бы мог подумать – изобилие дикого крупного картофеля!
– Изобилие? «Рядками» – это грядками, так что ли? – Верн посмотрел на ботаника.
– А что здесь странного? – насторожился ученый. – Видимо, некогда эту культуру высадили здешние аборигены. Потом люди вымерли или ушли, а картофель одичал и растет. Вполне естественный процесс.
– Так грядками и одичал⁈
Личный состав смотрел на командира, явно не понимая, в чем подвох. Ну да, все городские, о жизни на фермах и в Холмах ничего не знают. Это Верну мама рассказывала о выхаживании тамошних крошечных огородиков. Там, конечно, не картофель растили, но всё равно.
– Это в том направлении? Двумя террасами выше? Я должен взглянуть, – сказал Верн. – А вы жарьте пока, но удвойте бдительность.
– Уже практически стемнело, – намекнул Вольц, передавая командиру «курц-курц».
– В случае чего, выдвинете мне на помощь резерв, – сказал Верн, вынимая из пирамиды свое копье.
Костер отдалился, сразу стало светлее. Вообще здесь – у Двойного – ночи были не только теплее, но и как-то прозрачнее. Верн отмечал это странное явление и в прежних рейдах, но сейчас это было намного очевиднее. Странный этот мир. Или это долина Ильбы так странна, а остальной мир в норме?
Найти роскошные картофельные заросли не составляло труда – кустики выделялись среди вольной дикой травы – посадка шла вдоль естественной террасы, рос благородный овощ не то чтобы рядками «по ниточке», но довольно аккуратно. Ну, до нынешнего вечера рос, сейчас-то часть грядки была взрыта, ископана и забросана выдранной ботвой, словно здесь взвод замковых саперов шуровал.
Верн прошел вдоль грядок. К сожалению, он не знал, как должны выглядеть настоящие картофельные плантации – на элитных фермах бывать не доводилось. Но явно не дикие эти кусты. Огород невелик, значит, людей немного.
– Ворье! Графители! – злобно сказали за спиной.
Верн стремительно обернулся, готовя копье и вскидывая «курц-курц». Как смогли подкрасться⁈
Никого…
Простор склонов, мерцающая под уже всплывшими лунами озерная гладь, оранжевое пятнышко костра – довольно близкое.
– Фертись-фертись, форюга. Мамке фсе скажу. Раздафит как клофа, тогда не пофертишься!
Верн обернулся еще резче, уже подозревая, что никого не увидит.
Верно: трава, зловеще замершие кустики картофеля, изломанная черта горного обрыва вдалеке…
– Фо, обофрался? – мстительно поинтересовался голос – довольно невнятный, с шепелявостью и странной манерой произношения, но при этом тонкий, не очень-то магический. Хотя кто его знает, как маги должны говорить. Вон – научный специалист имеет легкие магические способности, а тон у него… абсолютно не командный, несерьезный.
– Как тут не обосрешься? Неожиданно же, – пробормотал Верн. – Послушайте, тут недоразумение. Весьма прискорбное. Мои товарищи ничего не понимают в картофеле и его выращивании. Увидели, обрадовались, нахватали. Думали что дикий, ничейный.
– Картофка и ничейная⁈ Фот сказанул! Брехать нуфно уметь, – наставительно сказал шепеляво-гнусавый картофелевод.
– Да не растет у нас картофель. Редкость он. Откуда простым солдатам хитрости знать? Ошиблись.
– Нифиго, мамка фас жифо выучит. Фрицы прокляфые.
– Почему Фрицы? – растерялся Верн. – Меня вовсе не Фриц зовут. У нас в отряде Фрицев вообще нет.
– Фрете и нагло отмазыфаетесь, – не очень уверенно парировал голос. – Как же не фриц, раз картоху форуешь и огнефстрелом грозишь? Гофнюк!
Верн сунул «курц-курц» за ремень:
– Это я немного испугался. И вообще мы виноваты. Готовы за картофель заплатить. По столичным расценкам. Полновесным эстерштайнским серебром.
– Серефром⁈ Да видал я фаше серефро… – сердитый шепелявец употребил несколько слов, точного значения которых обер-фенрих не знал. Но догадаться вполне мог. Вообще складывалось впечатление, что за спиной не злобный карлик-маг и не сказочный картофельный цверг, а ребенок. Пусть и откровенно магический.
– Послушайте, я признаю вину. Можем мы как-то возместить ущерб? Просто скажите, каким образом.
– Каким-каким, да никаким. Сдохните фсе, туда фам и дороха! – припечатал зловредный абориген. – Мамка с фами цафкаться не станет.
– Да что ж так сразу? Что сразу «мамка»? Я же вежливо пытаюсь, извиняюсь,– вздохнул Верн, пытаясь оглянуться – на этот раз медленно, плавно.
– Нету тут никофо, – ехидно заверил невидимый шепелявец. – Мне фелели на глаза чуфым не показыфаться, я и не покафусь.
– А ну, Ф-федька, язык прикусил и домой сгинул, – певуче и жестко сказали рядом.
– Да я-ф ничефо…
– Домой, я сказала! Отлучиться от вас и на день нельзя, дурни безмозглые…
Верн онемел.
Мамка невидимого Ф-федьки была вполне видимой. Настолько, что глазам трудно поверить.
Невысокая и одновременно статная, почти неразличимая в темноте и сияющее красивая, соблазнительная и жуткая. Роскошное, отливающее в глубокую зелень, видимо, очень дорогого атласа платье, драгоценный и странный головной убор, переброшенная на грудь пара толстых кос.
– Насмотрелся? Хороша ли смерть? – говорила ужасная красавица вполне четко, без всякого упора на «фффф», но со странным произношением. Впрочем, это не имело значения. Магическая особа – вот сейчас однозначно понималось – очень магическая. И то, что такая красота странна и неуместна среди картофельных грядок, значения не имело.
– Смерть лучше, чем мечталось, – признался обер-фенрих.
– Это хорошо сказал – одобрила ночная красавица. – Особо больно не сделаю. Соучастников твоих куда подольше помучаю.
– Да за что их? Не ведали, что творят. Думали, что картошка дикая. Глупо, но это так и есть.
– Вижу, что так и есть. Только причем тут картофель? Да жрите перед смертью, не жалко. Огородик-то все равно – баловство пустое. Зачем опять приперлись? Или не понимаете?
– Мы не знали, – Верн почувствовал, что падает на колени…
…как приблизилась, как ее рука на плече оказалась – не понял. Ноги подогнулись под немыслимой тяжестью, на плечо словно тонны и тонны каменного груза давили, холод навалился, сейчас она чуть кистью шевельнет и хрустнут позвонки солдатской шеи…
– Постой, хозяйка! Там не знают. Не знают, что сюда нельзя!
– Вот еще новости, – удивилась прекрасная убийца, но движение жестких пальцев приостановила. – Вам как еще пояснять-то? Поголовно передавить ваш фашистский Эстерштайн, что ли? Так там народец еще поглупее вас, с них какой спрос, бабы да детки невинные. Не привыкла я всех подряд давить, да и многовато там глупых лбов.
– Всех давить не надо. У меня там мама, – выговорил Верн, едва не теряя сознание.
– Ишь ты, фриц командный, а на святое упирает, – поморщилась красавица, но ослабила каменную хватку.
Истинно каменную – Верн, хотя от боли мутилось в глазах, осознал – она действительно каменная: гладкая кожа, изящные украшения и яркий блеск зеленых глаз лишь иллюзия. Каменная хозяйка каменных гор.
– С мамой мне повезло, – попытался выговорить обер-фенрих. – Хотелось бы еще ее увидеть. Но смерти не боюсь. Только слово разрешите? У нас ведь общая ситуация: у меня приказ, а у вас проблемы с гостями. Надо бы уладить.
– Хитро намекаешь, – усмехнулась убийца. – Мне и с фрицами дела улаживать? Это что за позор такой? Опять дойчи думают, что хитрее всех?
– Я не совсем дойч. Я больше феак, – выдохнул Верн.
Зеленые немыслимые глаза приблизились.
– Что, и правда гордишься, что большей кровью ты пиндос[4]? – удивилась каменная красавица. – Да вы там, в Эстерштайне, совсем спятили: то все в немцы поголовно зачислиться норовите, то наоборот. Революция какая бахнула?
– Этого нет. И не особо я горжусь. Чему тут гордиться: стою на коленях перед красивой женщиной, да не по своей воле, да еще и в штаны чуть не наделал.
– Экий тонкий обольститель. Ладно, постой по своей воле. На штанах сосредоточься, излишнего возбуждения, как и вони, не люблю.
– Понял, – Верн с позорным облегчением почувствовал, как тяжесть снялась с хрустевшей шеи.
– Догадливый какой. Таких гостей от вас еще не приходило, – красавица машинально отерла ладошку о подол длинного платья, сверкнул массивный и длинный браслет-наруч. – Для начала вот что скажи – откуда про меня пронюхали?
– Мы? Вообще ничего не знали. Отсюда же никто не возвращался.
– Да? – красавица глянула пристально. – А отчего меня по прежней должности назвал? Я давно в отставке.
– Хозяйкой? Это я интуитивно догадался, – признался Верн. – Такое же сразу видно. Наверное, отставных Хозяек не бывает. Это как полковники – навсегда в звании.
– «Полковники»… пакость какая. Дурь у тебя в башке, мальчик, сплошная дурь. Но врать даже не пытаешься. В этом молодец. Хотя и интуитивный. Лови момент, предлагай сделку.
– Так всё просто. Тут не сделка, а просто по устав… давайте строго по порядку делаем. Вы нас отпускаете, мы уходим, докладываем, что путь сюда закрыт, жить и проводить работы у Двойного озера не только нецелесообразно, но и категорически невозможно.
– Хороший ход. Понятный. Главное, ваши фюреры сразу поверят, согласятся, успокоятся. Или пришлют сюда целую экспедицию с пушками и взрывчаткой? Меня уничтожить, а лучше захватить и в концлагере опыты надо мной и детьми ставить?
– Вы очень образованная Хозяйка. Про пушки и фюреров осведомлены. Но фюреров у нас давно нет, а пушки сюда вряд ли возможно протащить. Мы налегке-то едва прошли. Взрывчатка теоретически возможна, в этом вы правы. Но вряд ли. Она очень ценная, а вы очень далеко обитаете. Не окупит себя такой рейд. К вам вообще-то не так часто и пытались пройти.
– Это как сказать, – красавица поправила помятый стебель картофеля. – Время, оно, юный офицерик, весьма относительно. Мне про это еще дома объясняли, потом и подтвердилось. Впрочем, это тема сложная и ненужная. Пушек и динамита вашего я не боюсь, мне что десяток человек завалить, что тысячу – все едино, обвалы в горах экономить нужды нет. Я бы все перевалы и долины давно позакрывала, так скучновато будет. Вольные феаки наведываются, тресго изредка заглядывают – все ж развлечение мне и детям. Вот вас бы, поганцев, столетья не видать. Хуже львов – вечно шум, срач, стрельба, планы дурацкие и оскорбительные. Не ваше это место, уж пора бы понять.
– Я понял, – заверил Верн.
– Да я вижу. Ты вообще странноватый для дойчевого прихвостня. Даже слегка симпатичный. Но толку-то? Ты такой, а сотоварищи твои – истинные фашисты. На птиц безвинных ружье наставлять – вот зачем? У этих птиц и мясо-то несъедобное. А картошка⁈ Накопали-то чуть-чуть, больше вытоптали.
– Они не специально. Просто не умеют. Мы возместим. И мы не фашисты. В Эстерштайне такой партии нет.
– То-то и оно. Партии нет, а прислуги фашисткой полным-полно. И не стыдно? Мать свою помнишь, не как у вас обычно, сплошное безродье. А карателями командуешь.
– Воля ваша, Хозяйка, но какие мы каратели? – печально сказал Верн. – Это даже не рейд. Нас самих сослали. Желательно, чтобы без возвращения. Ходим, смотрим новые места. Не знали, что тут занято.
– Молодец какой. Выкрутился. И даже искренне. А те рейды – прежние? Не карательные, точно, а? Дурак. Одно у вас оправдание – что сплошь сопляки. И тот лысый от вас недалеко умишком-то ушел, – Хозяйка глянула в сторону лагеря, на почему-то практически исчезнувшее, затуманившееся пятнышко костра, и поморщилась. – Вот что, мальчик. Я на твоих бродяг вблизи гляну, потом решу, что с вами делать. Может, у вас в будущем что хорошее мелькнет, жизни ваши оправдает. А нет, так не обессудь. Одно обещаю – мучить не буду, тут убедил. Быстро умрете.
– Мы солдаты. О большем и не мечтаем.
– Ох, и дурачки вы. Как ваш вшивый Эстерштайн и земля-то еще терпит? Одно слово – приречная землица, вечно всякой гадостью и гнилью удобриться норовит. В чистых горах давно бы сгинул отвратный народец.
Несмотря на боль в помятой шее и предчувствие крайне тяжелого разговора (вернее, допроса), Верн полноценно смог оценить выражения лиц товарищей, когда рейдовики увидели, с кем он возвращается к костру. Ну и рожи же у них были.
[1] Специалист-ботаник цитирует научное описание, унаследованное от XI-XII веков Старого мира. Весьма назидательная книга, наглядно напоминающая, что исследование мира – весьма сложный и небыстрый процесс. Здесь цитируется довольно редкое издание, заметно отличающееся от канонического. Учитывая обстоятельства и историю переводов, это неудивительно.
[2] Лантаг – формальный орган власти – выборное собрание Эстерштайна, практической власти не имеет, но теоретически существует.
[3] Жуткое у них произношение. Бассет-хаунды тут ни при чем. В оригинале должно звучать Аллес фергет, Варайт бестет – Alles vergeht, Wahrheit besteht, что логично перевести как «Всё пройдет/минётся, правда остаётся». (прим. известного переводчика и зоозащитника проф. Островитянской)
[4] Здесь употреблено в устаревшем смысле. В русском языке XIX – начала ХХ веков так именовали в быту местных греков.
