Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
– Стоять, Цвай! – приказал Верн, выбегая на пляж.
Тут фельдфебель сделал немыслимую вещь – плюнул в офицера! Нет, попасть так издалека не мог, но возмутительно оскорбительный смысл-то очевиден!
– Предупреждаю, я вас сейчас застрелю! – завопил обер-фенрих, выхватывая из кобуры «курц-курца».
Гад-фельдфебель даже не глянул в сторону огнестрельного оружия, видимо, был твердо уверен в его бесполезности. Вот и напрасно.
Фельдфебель шел на Вольца – похоже, у этих двоих мужчин пару минут назад возникли и некие глубоко личные разногласия. Явно собираются убить друг друга. Что категорически неразумно. И держит пи-лум Цвай как-то неуставно – одной рукой, под утяжелитель, длинный наконечник торчит на манер примитивной, но опасной шпаги.
– Вольц, осторожно! – крикнул Фетте, примеряясь к броску собственного копья.
Верн предостерегающе зашипел – предателя фельдфебеля следовало взять живым – мерзавец очень много знал…
У костра Вольц явно все слышал и осознавал – физиономия его была искажена болью, по почкам явно крепко перепало. Но клинком меча он крутанул многозначительно и эффектно. Немного бесполезное действие, учитывая, что фехтовать курсантов учили совершенно иным оружием, да и не особенно учили, поскольку в современной рейдовой войне использование офицерского палаша – случай ретроградный и редкий, ярко демонстрирующий беспомощность командира в организации коллективных результативных действий личного состава. Правда, сейчас сложилась откровенно неуставная ситуация.
Верн всё равно не понимал, что собирается делать мятежник. Один против троих, с единственным копьем, даже без щита. Да его сейчас Фетте запросто свалит, у него бросок пи-лума отлично поставлен.
– Цвай, немедленно сдавайтесь! – приказал Вольц. – Поговорим, возможно, найдутся смягчающие обстоятельства…
– Это с тобой-то говорить, свиненок ничтожный? – весьма правдоподобно удивился фельдфебель, грозя копейным наконечником.
Вольц ухмыльнулся:
– К чему нервничать? Ты мог бы и пронести «свиненка» километров десять-двадцать. Ты, Цвай, выносливее, чем кажешься, хотя и туповат. Купился на слепыша, а?
– Какая разница? Разберемся открыто, так даже послаще, – процедил фельдфебель.
Вообще-то сейчас он был неузнаваем. Куда делась возрастная медлительность и убогая услужливость штабного нижнего чина? Решительно иной человек, такому со штатным рядовым пи-лумом стоять даже немного странно…
Фельдфебель, не сводя взгляда с Вольца, пригибался все ниже, почти опускался коленом на песок. Это вообще что за такой странный прием боя?
– Я ему спину проткну, – не очень уверенно спросил-оповестил Фетте.
– Наоборот, – невнятно пробормотал Верн, но камрад его понял, перевернул копье тупым концом древка вперед.
Тут до Верна дошло: Цвай-Цвай вообще не фельдфебель. Если человек способен так притворяться, если он отравлял товарищей по отряду, если даже сейчас столь уверен в себе и нагл – он в ином звании. А у военнослужащего иного звания – иное оружие.
– Пистолет! – заорал Верн, уже видя, как ладонь предателя исчезает за широким голенищем сапога.
Нет, пистолета там быть никак не могло – не состоят на вооружении Ланцмахта столь миниатюрные пистолеты, это же бессмысленно. Но поза врага, его самоуверенность… в общем, Верн не знал, почему он закричал именно про пистолет. Но тут главное было не понимать, а немедля реагировать. Обер-фенрих успел замахнуться…
… фельдфебель уже разворачивался к нему, вскидывал левую руку с чем-то крошечным, совершенно непохожим на правильное и нормальное армейское оружие, одновременно донесся щелчок взводимого курка…
…Верн метнул навстречу врагу свой перехваченный за тонкий ствол «курц-курц» – офицерское оружие явно не было предназначено для метания, но с такого расстояния не попасть… обер-фенрих и сам уже летел в сторону – слепо подталкивающий инстинкт не позволил проделать этот маневр с должным изяществом, просто шарахнулся, уходя с линии прицела…
…крепко бухнул «курц-курц», угодивший покатой «ружейно-пистолетной» рукоятью в скулу врага. Одновременно хлопнул выстрел из крошечного фельдфебельского оружия. Пулька ушла куда-то в сторону скалы и напугала лам. Впрочем, треск негромкого выстрела тут же угас, унесенный в сторону моря…
… Вольц прыгнул на спину фельдфебелю, попытался ударить эфесом меча по затылку – преуспел лишь отчасти…
…Фетте ударом древка пресек попытку врага вскинуть копье правой рукой…
…Верн уже метнулся обратно на фельдфебеля, твердо зная, что пи-лум тот развернуть не успевает.
…– ожно! Он двухзаряд… – донесся вопль научного консультанта, благоразумно не вмешивающегося в схватку истинных профессионалов и держащегося поодаль, в районе лам.
… вот этого Верн осознать уже не вполне успел – навстречу сверкнуло – почти в упор. Удар в шлем и боль слегка сбили с траектории, обер-фенрих рухнул на врага довольно неуклюже. Ударил в горло, одновременно пытаясь поймать руку с внезапно многозарядным крошечным оружием…
… Соображал Верн плохо, все еще выкручивал руку противника, хотя в оба уха вопили:
– Отпусти его! Я забрал!
Фельдфебель Цвай хрипел и кехал как больная лама, ему уже скрутили руки за спиной – Вольц для такого дела не пожалел свой ремень. Справившись, начальник штаба победно пнул пленника в бок и, отдуваясь, заявил:
– Возмутительно! Такой шустрый и прыткий, а все это время трудился вполсилы. И меня нести не хотел. Бездельник! Разве это в традициях Ланцмахта, а, камрад Цвай? Или как тебя там?
– Оставь эту скотину! Он прострелил Верну голову. Нужно что-то делать! Перевязывать! – панически разорался Фетте.
– Нет, он не прострелил, – не очень уверенно заверил Верн – висок порядком жгло, на кирасу капала кровь.
Умная голова обер-фенриха пострадала лишь частично – от рикошета.
– Какая странная траектория, – размышлял Вольц, разглядывая подпорченный шлем товарища. – Видимо, это оттого что пуля маломощная. Попадание в дугу шлема – единственный действительно жесткий элемент – далее пуля прошила слои защитной шлемной кожи, а на пробитие черепа мощности уже не хватило. Обогнула мощный лоб нашего командира и вышла, зацепив лишь это мужественное ухо. Да ты везунчик не только с дамами, камрад Халлт!
– Оставь тарахтеть, и так голова гудит, – попросил Верн, трогая бинт на голове – наложили его довольно бестолково. – Как наш ценный пленник? Пришел в себя?
Помяли фельдфебеля изрядно – это был момент некоторого хаоса, все фенрихи били противника одновременно и с некоторой излишней, хотя и понятной, горячностью. Нужно будет сделать выводы на будущее. Вот и удар древком промеж ног явно был излишним. Впрочем, пленный уже мог сидеть и даже относительно ровно.
– Итак, Цвай, полагаю, нам пора побеседовать, – сказал Верн, угрожающе нависая над пленным.
Фельдфебель неспешно поднял голову:
– Считаете себя победителем, Халлт? Провалили рейд, потеряли всех своих людей, задачу не выполнили и скоро сдохнете сами. Об этом и мечтали?
Выглядел Цвай так себе: кроме попадания рукоятью «курц-курца» выбившего два зуба, ему подбили глаз и надорвали ухо, к тому же он хрипел помятым горлом. Но наглости это ничуть не убавило.
– Спорить не буду, операция началась не совсем удачно, – признал Верн. – Но у нас остается шанс поправить ход дела. А вот что насчет вас? Как оцениваете свои шансы?
– Всё еще собираетесь двинуть к озеру? – не обращая внимания на вопрос, спросил фельдфебель. – Прекрасное намерение. Вы мне и при жизни смертельно надоели. Особенно вот этот… все мозги проел своим цитированием уставов, ублюдок. А еще и притворщик и врун немыслимый. Какая-то говорливая ксана-артистка, а не офицер.
– Но-но! – обиделся Вольц. – Давно по яйцам не получал?
– Развяжи, и посмотрим, кто тут офицер, – щербато ухмыльнулся Цвай. – У костра-то обделался, сопляк?
– Слегка было, – не стал отрицать Вольц. – Полагал, что ты меня попытаешься проткнуть или стукнуть топором, а ты «маузер» вздумал наводить. Тут слегка удивишься. Думал – мне конец. Едва уклонился. Но уклонился!
– Верткий. Но это ненадолго. Ты чересчур солдафон, малыш. Ланцмахт никогда ничего не выигрывает, пора бы эту истину усвоить, – пленный сплюнул на песок розовым. – Вы просто кучка жалких глупцов. Разве вот он…
– Что за намек? – сумрачно уточнил Верн, которому не нравилось, когда на него все смотрят.
– По вполне разумной оценке: миловидный сопляк, охочий только до баб. Командовать не способен, в училище попал за взятку, мозгов вообще не имеет. Да, тут что-то в досье не сложилось, – фельдфебель глянул с некоторым интересом. – Любопытно, а как это вообще с училищем у тебя вышло? Неужели твоей заднице еще со времен школы кто-то покровительствует? Да нет, не настолько ты красавчик.
– Чего⁈ – изумился Верн.
– Да, тут что-то не то, – согласился, вновь ухмыльнувшись осколками зубов, пленный. – Тебе бы в Хейнате служить, в прислуге. Там таких милых и умненьких мальчиков очень ценят. Глядишь бы, и не пришлось нам с тобой в пустынных горах подыхать. Ну, что сделано, то сделано, так, парни?
Он глянул на Немме:
– Прощайте, господин филолог. Вы самая упрямая и вонючая скотина из всех преступников, встречавшихся мне в жизни. Идеальный дурак и импотент в одном лице – ну надо же! С кем приходится умирать, представить невозможно! Надеюсь, у вас хватить совести уйти подальше от этой милой бухты и оставить меня в покое. Вы меня утомили.
– Что-то я не понимаю, а кто тут вообще ведет допрос⁈ – возмутился Вольц.
– Отстань, лгун уставной, надоел, – сообщил пленник, глянул на море, и внезапно прихватил разбитым ртом угол воротника своей форменной куртки. Вздрогнул и расслабился…
– Притворяется? – не поверил Фетте, на всякий случай наводя на пленника наконечник копья.
– Нет. Мертв, – сказал научный специалист. – Чувствуете запах? Это синевая кислота… или синюшная. Я точно не помню.
– В смысле «не помню»⁈ – возмутился Вольц. – Преступник от нас улизнул, хитроумно, практически и не дернувшись перед смертью, а вы даже не можете объяснить, как это вышло⁈ У него ворот был отравлен, что ли?
– Ворот – это вряд ли. Скорее, внутри была вшита стеклянная колбочка с ядом. Ну и вот, – ученый указал на труп. – А в ядах я не разбираюсь. Это не мой профиль.
Фельдфебель действительно умер. Как-то внезапно и совершенно несвоевременно. Так и не поговорили.
– Вот, сдери ему башку… – Верн вздохнул. – И как узнать, что он сделал с нашими солдатами? Мне ведь что-то нужно указать в «жобе».
– Сомнительные слова предателя основанием для отчетности служить не могут, – успокоил Вольц. – С поведением и пропажей солдат разберемся позже. А вы, Немме, будьте любезны заранее упоминать о всяких возможных кислотах в воротниках подозреваемых лиц. Это ваша научная обязанность.
– Моя обязанность – записывать и интерпретировать уже случившиеся природные явления и ботанические феномены. А предугадывать изменения обстановки обязан начальник штаба, – заявил осмелевший научный консультант. – Кто мог знать, что этот шпион вдруг вздумает покончить с собой? Никто не мог. Но про использованный яд у нас есть определенная ясность – это явно иной яд, более действенный. Хотя, возможно, ему повредило тепловое воздействие супа. Он был очень горячий. Неплохая научная версия.
– Да, она здорово утешает, – проворчал Верн. – Что ж, обыщем и закопаем предателя и продолжим подготовку к выходу. Завтра на рассвете выступаем, и никакие случайные кислоты этому решению не помешают.
[1] На самом деле это оружие под патрон 7,65×17мм, но линейка боеприпасов в Ланцмахте короткая, пистолетные патроны, кроме универсального 9-миллиметрового, крайне редки, так что бытуют упрощенные обозначения.
Глава 10
Хозяева Хеллиша
Масло на почти насквозь прогоревшей сковороде зашипело, Анн плюхнула очередную порцию теста – пошел пахучий дым. Пахло аппетитно, хотя и довольно своеобразно. Масла у банды было еще полно – две здоровенные бутыли, жутко грязные снаружи. Но что за масло? Определенно оливу хорошего урожая разбавили какой-то дрянью. Вот так ограбишь кого, затратишь время и труд, а у с виду честных селян масло разбодяженное. Довели Эстерштайн…
Повариха перевернула оладь – с размерами она не возилась, заливала теста во всю сковороду, сожрут плюху, куда они денутся. На самом деле масло не такое уже плохое, желудки его исправно переносят, соли и сахара – полно, вот мука опять кончается. В шайке всегда так: и глупо, и непредсказуемо.
С шайкой бывшей медицинен-сестре тоже не повезло: мелкая и безмозглая свора, считается временной, а уж чего тут временного, второй месяц беглянка тут посланцев Юргена ждет, а от этих сказочных персонажей ни слуху ни духу. Остальные разбойнички еще дольше сидят, Кудлатенький уже больше года в этих пещерах. Пора бы обжиться, но нет…
Анн сняла оладь, прикрыла тряпкой – остывшую стряпню жрать сложно, в этом бандиты правы. В оконный проем заглядывало раскаленное солнце, пыталось выжечь пол. Но в тени было прохладно. Пещеры Хеллиша имели свои очевидные плюсы. Впрочем, пещеры – не пещеры, оладь – не оладь, разбойники тоже… оборванцы, а не разбойники. Вот и Медхен скоро окончательно дикаркой станет.
Хеллиш, несомненно, был городом. Пусть и скальным, хотя это и нелепость, но определенно городом. На счастье нынешних немногочисленных обитателей (которые срут где попало, хуже хамбурских мышей, сдери им башку), нынче во внешних залах и переходах никто из истинных былых хозяев появляться и не думал. Что таится там – в самой сокровенной скальной глуби – сказать сложно. Туда не ходили. Сама Анн разве что к колодцу спускалась: это сотня шагов от наружных галерей, по сути, дневной свет, пусть и самым краешком отблеска, но достает. Дальше и глубже… нет уж, не надо. Дело даже не в единственной отвратительной лампе, чадящей и норовящей погаснуть, эту ерундовую вещь новоявленная разбойница после первых спусков перестала брать. Просто не надо вглубь ходить, и всё тут. Анн вот такие бессловесные намеки и собственные личные предчувствия весьма уважала. Кудлатенький болтал о парне, который ошивался тут пару месяцев назад – того, дурака, так и тянуло в глубь залезть, «по-исследовать», иногда приносил всякие странные вещицы – непонятные, но любопытные. Впрочем, продать их в городе не особо получалось. Так вот где-то там – в глубине парень и остался. Нечуткий был, да. И хорошая лампа с ним исчезла, весьма изрядная потеря для шайки.
В Хеллише выживали пусть и не самые умные, но уж точно самые осторожные и чуткие изгнанники. Украдкой шныряли по окраине Хамбура, воровали по мелочам, при большой удаче грабили проезжающих, осторожно сбывали добычу – но то случалось не часто. Обычно – били диких голубей и грызунов, в скалах их хватало, искали старое железо – с этим иногда везло. «Официально» шаек было три: крупная банда Дупла, там больше десяти рыл, скромные «фортовские» – те больше по фермам у Форт-Белла промышляли. Ну и здешняя, «временная-приморская», что покровительством и пристанищем беглянку облагодетельствовала. Имелись и отдельные бродяги, но тех можно не учитывать – сегодня есть, завтра бесследно сгинули. Женщин на Хеллише практически нет, у Дупла вроде бы какая-то баба прижилась, по слухам, гадалка, но могут и врать.
Анн сняла очередную оладь, оглянулась и прислушалась – тихо, Молодой спит – он утром в город ходил. Остальные снаружи. Ну и ладно. Повариха разорвала успевшую чуть остыть оладь и принялась жевать, запивая из зверски мятой позеленевшей кружки прохладной хеллишской водой. Особых угрызений совести не чувствовала. Отношения в шайке сложились своеобразные, фрау Медхен тут по статусу заведомо ниже всех. Так что жуй, несчастная, давись украдкой, а то попросту не оставят тебе пожрать. С аппетитом тут у всех куда получше, чем с мозгами.
Особо несчастной Анн себя не чувствовала. Нормально. Бывали в жизни бывшей медицинен-сестры времена и похуже, хотя столь нищих, конечно, не было. Но не в чистоте и сытости счастье. Точно рассчитывать и просчитывать траты и запасы «бесценные покровители» не умеют, так что с голоду сдохнуть одинокая дамочка не рискует. Особенно когда она повариха.
Вообще шайка только считалась «приморской». Спускались к морю крайне редко. Не потому что бессмысленно, наоборот, в полосе прибоя всегда есть чем поживиться. Но сам спуск со скал труден, а на берегу легко могут углядеть солдаты и иные бдительные благонадежные граждане. Пролив в этом месте узкий, лодки довольно часто у берега проходят, а на острове торчит форт с секретным оружием, там казарма, наблюдатели-вояки круглосуточно бдят. В общем, сложно у разбойников с морскими прогулками и купаниями. Особенно, если умники только на гулящую удачу и надеются.
Вот все эти «особенно» начинали Анн порядком утомлять. Нужно как-то решить дело. А то окончательно отупеешь тут в скалах. И вообще до смешного доходит: где это видано чтоб ценный приз заставляли стирать, готовить, да еще полноценно не кормили?
Беглянка Медхен являлась предметом потенциальной бандитской роскоши, за который закономерно шел спор. Спать с симпатичной, пусть и не юной, фрау – это, конечно, шикарная удача, тут ведь вопрос не только престижа, но и согрева. Ночами в галереях Хеллиша весьма прохладно. Но сколько можно выяснять, у кого на ту роскошь больше прав? Приз, между прочим, тоже мерзнет. А эти два хряка до сих пор не прояснили ситуацию. Уж давно бы за ножи взялись, придурки…
Одеяла (пусть уже и два) у Анн были – откровенная дрянь. У остальных разбойников, конечно, не намного лучше. Но дело даже не в этом. Просто привыкла беглянка в прошлой жизни регулярно спать с горячим хорошим мужчиной. Полноценно так спать, чтоб было жарко и в глазах темнело. Увы, вот такая она низменная особа, да простят ее боги.
И что теперь за жизнь⁈ Анн с трудом сдержала себя от желания плюнуть на подрумянивающийся оладь. Нет, плеваться недостойное дело, еду нужно уважать. Поскольку больше уважать некого. Давно бы уж пора помочь с решением выбора, но тут и сама «призовая фрау» прискорбно затопталась в нерешительности.
Когда-то Анн, тогда еще благовоспитанная Драй-Фир, слышала выражение «завести отношения». Смехотворно – это же отношения, они не клопы, чтобы их заводить? Отношения – или есть, или нет. Впрочем, с клопами дело примерно так же обстоит, неудачное сравнение, да. Оставим клопов, они тут непричастны.
Опытной девушке не так сложно вот это самое: уловить момент и «завести отношения на пробу». Анн попробовала. Со всеми четырьмя соучастниками. Ну, пусть с тремя с половиной: Молодого считать за полноценного мужчину рановато, он пусть физически и вырос, но совсем, бедняга, недоумок. С ним-то и с Кудлатеньким оказалось проще всего – их вожаки за конкурентов не считали. Вот с самим Тихим и Здоровяком было трудно. Эти друг за другом бдительно приглядывали, отлучались из лагерной галереи только вместе. Тут пришлось «призу» и просчитывать, и подлавливать.
Сравнив результаты проб, Анн поняла, что просчиталась. Странная ситуация, как говорят образованные нездешние мужчины – «парадоксальная». Мужчина необходим, но вот это всё – ну никак. Бывшая медицинен-сестра в своей жизни частенько шла на компромиссы. Эх, что там говорить, вся жизнь, считай, одним сплошным компромиссом и прошла. Но в компромиссе должна присутствовать не только бочка густого дерьмища, но и вкусное ореховое ядрышко. Но нету!
Кудлатенький – никакой, во всех смыслах.
Молодой… ну тут и говорить нечего, кличка за себя поясняет.
Здоровяк. О боги! Всё ушло во внешние мускулы, вот прямо буквально всё. Разочарование рассветного Хеллиша, а не самец. Нет, мощные мускулы для бандита немаловажны, кто же спорит. Но хоть капля мозга и склонности к искусству либе-либе должны в большом теле помещаться⁈ Откуда же такая пустота⁈ Слов нет.
Тихий…. Тут мозги были. И цепкость к жизни, и воля, да… Ножом на загляденье работает. Прирожденный бандит, имеет талант душегуба. С таким серьезную банду можно сколотить, собрать вот этих дурачков, что по скалам дырявые штаны просиживают, пару серьезных дел сделать, а потом и до Юргена добраться, если этот легендарный тип, конечно, и взаправду существует. Проблема у Тихого единственная. Он псих. Вот по части либе-либе и псих. И это обстоятельство напрочь перечеркивает все нужные бандитские таланты.
Тот момент Анн запомнила накрепко. Столкнулись (конечно, совершенно случайно) на лестнице, к колодцу уводящей. Почти темно, рядом вертикальный провал к «первому дну» и крошечному бассейну колодца, а узкая лестница вдоль стены кружит, кружит, словно нарочно не спешит – этакие просторные шахты тут иногда встречаются. Анн стоило большого труда в такой темноте «подсветить» лицо, сделать ярким и привлекательным, прямо на самые цветущие шестнадцать лет. И манящий блеск глаз сквозь удлиненно падающий на глаза локон, и танцующее покачивание бедрами, да все что хотите покажем. Соблазн с большой и темной буквы «С». Ни слова Тихий не сказал, подхватил мятое ведро, чтоб не звякнуло – эхо в галереях шокирующее – осторожно поставил под стену. Развернул фрау спиной к себе…. Откровенно говоря, Анн в первый момент даже понравилось – хотелось этакого… решительного и обжигающего. Второй момент тоже был недурен – смыслил что-то в телесном действе Тихий. Напор, прямо таки демоновски согревающий, тесные жаркие движения…. И то, что горячая ладонь рот зажала, не смутило – лишний страстный звук при таком эхе живо до верхних комнат дойдет, услышат, испортят свидание…
…Но через мгновение Анн поняла – убьет. Прямо в ритмичных движениях либе-либе и прикончит. Непонятно: то ли шею свернет, то ли в шахту спихнет. Возбуждение в его не очень-то рослом, но жилистом теле так и полыхало, мускулы напряглись, сдавили добычу жесткими медными жгутами. Разворачивал лицом к провалу, о, боги! вот последним толчком и спихнет…
…Нет, тогда он не успел. Поскольку бывшая медицинен-сестра в технике любви и любовниках тоже что-то понимала. С бессмысленным желанием вырываться и орать совладала, наоборот, сделала собственными бедрами партнеру максимум приятного. Не успел Тихий столкнуть партнершу с себя и с края жизни – кипящее удовольствие раньше вырвалось. Трудно задышал сквозь зубы, а потом чуть слышно шепнул:
– Ух, и жжешь, красотка. Ну, погоди, продолжим.
Анн в тот момент и сама не дышала. Бездна глубины Хеллиша – вот она – полступни до лестничного края осталось. Тоже молчит бездна, ждет с интересом, из глубины взирает. Столкнет или нет? Анн в отличие от темноты знала – сейчас он не столкнет, предпочтет повторить удовольствие, только уже до конца, неспешно, прочувственно. Но понимание выигранной отсрочки ужаса не особо убавляло.
Отложили с этим. Что хорошо. Хуже, что Анн и собственное возбуждение четко запомнила. Не столь острое, как в Мемории с Дедом, но тоже… жгуче было. Долей дурного разума даже тянуло-подмывало в полет отправиться. Противоестественно – люди должны в постели летать, иные полеты им не даны, о таком даже и мечтать глупо…
Анн сунула под тряпку очередной обжигающий оладь и утерла слезы. Что за ситуация? Что делать-то? Разумнее всего убрать Тихого, упредить в развлечениях. Оно, конечно – уйти из жизни в тот момент было бы не так и плохо, прямо, ух! Но где-то на свете еще есть Верн, и он здорово огорчится пропаже мамы. Потом, конечно, забудет, но нескоро. Нет, о Верне сейчас думать как-то грешно, вообще не к месту. Вот о том, что доставлять одностороннее удовольствие Тихому не подобает – об этом как раз надлежит накрепко помнить. Не тот случай, никаких компромиссов, сдери им башку.
Но если Тихий сдохнет, то с кем останется одинокая и беззащитная фрау? По сути, шайка и выживает только благодаря этому умному психу. Умеет он на дороге добычу подловить, талантлив в разбойной охоте. Здоровяк – того хватит на один, максимум, два шумных грабежа. Туп. Остальные… и говорить нечего. Нет, если бы ими управлять и направлять, можно было бы выкрутиться. Но бабу слушать и бояться они не станут. Да и как с ними спать⁈ Такое мученье даже похуже вот этих оладий.
Анн сердито утерла щеку. Это Дед разбаловал. Сколько лет, чтобы ни случилось, с кем бы ни пришлось дело иметь, какие бы проблемы ни возникали, медицинен-сестра точно знала, что в морг придет, там блаженство и совет получит. И как теперь жить? Зла не хватает. Исчез же в самый нужный момент.
Показалось, что Дед за спиной стоит и ухмыляется. Анн резко обернулась, прямо со сковородой в руке. Нет никого, только стена закопченная и солнечный свет по скальному полу неутомимо ползет. Не придет. Это понятно, попрощались. Но Дед, наверное, где-то здесь. Присматривает, проверяет. Вот чистое же издевательство – так символически покровительствовать – но почему-то чуть легче.
Послышался топот торопливых шагов – от входа кто-то бежал.
– Да заканчиваю, заканчиваю. Два последних поджарить и осталось, – проворчала Анн, возвращая себе привычное уныло-усредненное лицо.
– Бросай! Дело на дороге! – азартно объявил Кудлатенький и сходу принялся пинками будить Молодого. – Живее! Упустим!
* * *
Анн сидела за низким скальным окном – «подоконник», длинный, почти ровный, если тщательно приглядеться, видны следы древних инструментов – прикрывал ее от дороги. Задача разбойницы Медхен была проста, понятна, но ответственна. Сейчас Анн пыталась привести в порядок дыхание: запыхалась пока наперерез бежала, хорошо еще галерею-«сквозняк» осмелилась изучить, сокращенный путь здорово жизнь облегчает. Разбойница утерла концом косынки лоб.
Внизу пылало солнце, тянулась дорога, сейчас по жаркому полуденному солнцу совершенно пустынная. Перерыв в движении рейсового «№3»: в середине дня пассажиров мало, да и вообще тащиться по такому пеклу тяжеловато. Сколько раз здесь проезжала медицинен-сестра, столько раз безмолвных вымерших склонов опасалась. А сейчас наоборот. Вот наскочит патруль… Конечно, верховых патрулей здесь практически не бывает, а от пеших спрятаться не проблема, но мало ли. И вообще уже не в первый раз засада устраивается в том же самом месте, а это неблагоразумно. Мало ли что «засидка» столь удобная…
«Засидку» выбирали главные вожаки банды, бабское дело – выполнять всё в точности и четко. Анн выглянула в расщелину. Едут, близко уже. Ну, «едут», это громко сказано. «Плетутся» будет точнее. Повозка, двое седоков, клюют носами. Запряженный осел тоже норовит задремать, только отсутствие тени его вперед и подталкивает. Определенно поддатые. В смысле, осел-то трезв, а вот его дураков-хозяев совсем развезло. Утром поверх вчерашнего изрядно приняли, да еще по кружке пива в Форт-Белл пропустили. Умишко дома оставили, перед Хеллишем страх потеряли. Таких взять просто, можно и без представления. Но всё по плану пойдет, с этим строго.
Анн посмотрела на лежащий на «подоконнике» камень, поудобнее перехватила палку-«ударку». Вот в грозной шайке числишься, а единственное оружие – смехотворное, в самый первый день даже и не забрали дубинку опытные разбойники, только посмеялись. Ну да ничего. Не в оружии истинная сила, а в точно выбранном моменте его применения.
За последнее время Анн узнала уйму всякого разного про разбойничьи уловки, воровские приемы, оружейные ухватки. По большей части сущая ерунда, конечно. Здоровяк выдумывать вообще не умел, врал неинтересно «тут я как ударю! Чую, тяжеловато! Оказалось, одного тресго насквозь проткнул, а второму весь наконечник в брюхо засадил. Корчится урод, орет, а мне „пи-лум“ аж выгнуло». Смехотворно. Ну, тупой дезертир, он такой и есть. Кудлатенький умел воровать, что плохо лежит. Толку с его рассказов было чуть, разве что про удобные моменты для «щипка» любопытно рассказывал. Совсем иное дело – Тихий. Этот иногда, под настроение, весьма злые и тонкие штучки показывал-рассказывал. Анн опасалась мерзавца, порой прямо до слез и тошноты, но эти вот злодейские манеры запоминала старательно. Немолод уже убийца, за сорок годков перевалило, а это само за себя говорит. Опыт – штука ценная, опыт везучего разбойника и маньяка – вообще редчайшее сокровище. Если, конечно, и сами слушатели подобную жизнь ведут.
Но самое смешное: больше всего пользы пришло от Молодого. Конечно, не оттого, что сопляк был изощрен в разбойничьих ухватках, куда уж там – сдуру попытался своровать на заводе железки из дорогой стали, мигом, прямо на месте, поймали, судили. Дали пять лет штлага, по малолетству под стражу не взяли – чего зря охранников отвлекать, все же знают: Штлаг №3 не так уж страшен, по режиму почти как гражданский арлаг. Паренек снисходительности приговора не осознал, дал деру. А куда в Хамбуре сбежишь? Дурачок. Но дурачок работал младшим подмастерьем в ремонтных мастерских «Хамбур-Арсенала». Секретное ремесло, оружейное дело, жалованье там, ого.… Эх, совсем глуповат парнишка. Бывает такое. Зато рассказывает, хвастает. Опытные мужчины только отмахиваются, Здоровяк про огнестрельное оружие и так знает. Убийца Тихий и воришка-Кудлатенький к байкам о сложном и тайном военном оружии равнодушны – не было у них огнестрела и не будет, так какой смысл голову лишним забивать. А Анн так с восторгом слушала. Верн про служебные оружейные секреты язык за зубами держал, да и не приходило в голову его маме о таких вещах расспрашивать, а этот сопляк так и распевает.
Ну, сейчас-то иное оружие, попроще, в руках коварной Медхен. Осел уже с выдернутым кустиком поравнялся, пора о баснях и слухах забыть, делом заняться. Анн подсунула конец дубинки под камень, нажала коротким рычагом. Старательно уложенный камень послушно скатился за подоконник, запрыгал вниз по склону…
Вот как мгновенно всё меняется в разбойничьем деле – Анн не переставала удивляться. Почти всю длинную-длинную жизнь, аж тридцать лет жила, тщательнейше, наперед просчитывая план каждого дня, месяца, года…. А тут единственное мгновенье – и всё меняется враз и навсегда.
…Камень-снаряд сшиб за собой еще несколько, в облаке треска и белесой пыли обвальчик скатился на дорогу перед путниками. Опытный осел замер на месте, с тревогой задрал морду и заревел – умен. Один из седоков тоже встрепенулся, потянулся к чему-то под ногами…
…Поздно! Беззвучно спрыгнувший из темного окна-провала Тихий был уже в двух шагах от задка крошечной повозки. Одновременно щелкнула тетива арбалета – бил Здоровяк с двадцати шагов, армейский болт прошил голову дернувшегося седока, словно та была подгнившим фруктом. Убитый откинулся на соседа, тот, наконец, проснулся. Но его уже стаскивали на дорогу, били в висок кистенем – этот момент Тихий любил, прямо даже смотреть жутковато. Подбежал припоздавший Кудлатенький, тоже ударил пассажира… Ему что-то грозно сказали – наверное «не брызгай!». Дорога чистой должна оставаться.
