Текст книги "Паук у моря (СИ)"
Автор книги: Юрий Валин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)
Глава 17
Сельские тайны
….– Простота, вот что восхищает. Всё понятно, разумно, доступно, в званиях не запутаешься, – Вольц с удовольствием еще раз подтянулся на ветхом косяке двери.
Окончательно выздоровел и радуется, мерзавец.
– Хижину развалишь, – проворчал с вороха сена Верн.
– Ну, тебе под апартаменты отвели отличное крепкое строение. Чтоб в случае чего можно было запереть снаружи, – начальник штаба одобрительно похлопал по добротно скрепленным глиной и илом камням. – К счастью, этого не понадобилось. Горжусь тобой, дружище! Валялся раздавленный, смятый, взглянуть было жутко, а дипломатия твоя работала в полную силу.
Верн поморщился. Окончания эпической битвы он не помнил, и это, видимо, только к лучшему. Такое себе зрелище было… печальное.
Судя по рассказам, выволакивали героического стрелка из-под Генерала объединенными усилиями. Львиная банда после подрыва и низвержения Генерала разбежалась сразу, но это ситуацию облегчило лишь отчасти. Сдвинуть зловонную тушу двое фенрихов, Немме и бесстрашный Брек оказались не в силах. Остальные отрядные ламы тоже честно пытались тянуть веревку, привязанную к задним лапам льва-монстра, но от запаха и страха у них подгибались ноги. Тогда подошло несколько воинов-селян…
Понять их настороженность вполне было можно. Схватку на склоне видела вся деревня. Но ведь ситуация сложная: понятно, что пришли солдаты Ланцмахта, а ведь ждать от них хорошего весьма трудно. С другой стороны, львиное войско отогнали, чудовище сразили. Переговоры повел Немме, но до этого все порядком измучались, двигая львиную тушу и извлекая бесчувственного обер-фенриха. Как известно, ничто так не сближает, как тяжелый и вонючий труд.
В общем, все пошло неплохо. Практически бездыханного и с ног до головы залитого отвратительной жижей героя понесли к ручью, самим спасителям тоже требовалось хорошенько вымыться. Уже пришел староста, который тут был не «староста», а «старший вождь». Появились селянки, охали над умирающим, хвалили бесстрашного Брека, «первым кинувшегося спасать хозяина». Понятно, в рождающейся легенде должно быть хоть что-то светлое и хорошее, а не только гной, рев и смрад.
Вольц рассказывал, что феаки немедля выслали разведчиков-наблюдателей на вершины двух холмов и убедились, что пришельцев только четверо. Это разом убавило настороженности. Кто бы стал винить селян? Политика – она доверчивости и легкомыслия не прощает.
Собственно говоря, это уже давно всё случилось – почти два месяца прошло. Выздоравливал Верн не особенно быстро – пять сломанных ребер, открытый перелом руки, сотрясение мозга, общая помятость и раздавленность, сдери им башку, просто так не проходят. Вон – начальник штаба давно бодр, сыт, здоров и полон энергии. Промыли ему подраненный бок хитрой настойкой из самодельного шнапса, мочи черной козы и чешуйчатой шкурки малой холмовой ящерки – воспаление как рукой сняло. Конечно, деревенская целительница Фей и чуток магии в лечение добавляла. Но магия, укрепленная черной козой и шнапсом – это уже мощное средство, а не просто утешительное снадобье-заговор. Холмовые ящерки, те не так важны – они лишь приятный зеленый цвет настойке придают.
Вот со знающей Фей было весьма интересно беседовать. Понятно, не сразу разговорились – дней десять бесстрашный обер-фенрих лежал пластом, не в силах с самыми мелкими проблемами организма справиться. Целительница с дочерью ухаживали, грубовато, но со знанием дела и прочувственной, почти материнской руганью. Она такая и была – красивая, статная, с умелыми сильными руками. Позже, уже когда раненый слегка прочухался, похвалила, что не особо стеснялся, «а то жмутся мужчины, будто их к чему неприличному склонить норовят». Бесспорно, сама Фей могла склонить мужчину к чему угодно. Но с Верном у нее разговоры шли куда интереснее, поскольку целительством красавица-вдова занималась с искренним увлечением, а гость мог кое-что про эстерштайнскую медицинен порассказать. Так отчего не поговорить с пусть и молодым, но неглупым парнем?
Все же на собственные ноги встать и самостоятельно своими делами заняться было превеликим облегчением. Опираясь о худенькое девчачье плечо, Верн доплелся до угла хижины, там дочь знахарки тактично отлучилась. Вообще она – Бинхе – росла очень умненькой девочкой, наверное, тоже в знахарки пойдет, хотя пока что целительное сквернословие в себе не особо развила.
– Прошелся? – сразу угадала заглянувшая под вечер Фей. – Вот, козлищи вы, конечно, дойчевские, жутко тупорылые, умишки как у цизелей новорожденных. Но ведь точно час уловил, ни раньше и ни позже собрался и заковылял. Завтра я бы тебя силой на ноги вздернула, а так сам, сам. Герой, одно слово! Мамка твоя точно не с дойчем грешила, с кем-то поприличнее себе постель согрела.
– Не особо спрашивал, – вздохнул Верн. – У нас же законы, к чему лишний раз их нарушать.
– Я и говорю – тупорылые! – целительница в сердцах махнула рукой. – Ну ничего, у тебя-то может, что и наладится. Ты – посмышленее. Ваш-то крепкозубый на меня нынче опять так жаркенько смотрел, так жаркенько. Ой, нашел кого охмурять, умник.
– Насчет этого он слаб. Но искренен, – пояснил Верн. – Он и на Горную Хозяйку очень проникновенно поглядывал. Она тоже смеялась.
«Крепкозубый» – это, конечно, Фетте. Зубы у него действительно выразительные, как солдаты после гаштета – все в разные стороны. А про Хозяйку, или, точнее, Горную Хозяйку, слухи в здешних местах ходили очень яркие. По сути, настоящая богиня, пусть и далеко живущая. Даже странно, что в Хамбуре о ней – о таком знаменитом чуде – не слышали.
Целительница погрозила пальцем:
– Хитер ты, Верн, даром что сопляк. Экий этот… как его… копли-мент отвесил. И с божественной красавицей меня сравнил, и разом задницу дружку прикрыл.
– Как не прикрыть? Надежный парень, сколько раз он сам меня прикрывал. Да и ты весьма хороша собой, тут и ни капли привирать не приходится. Уж не говоря о том, что лечить на славу умеешь.
– Тоже верно, к чему нам излишняя скромность-то? – засмеялась Фей. – Живем, не жалуемся, что умеем, то умеем. Вот – знаменитый дойч-герой у нас лечится, хвалит, сам уже ссать выходить отваживается. Главное, не переусердствуй. Лучше еще про свой чудной город расскажи, Бинхе запомнит, потом мне перескажет.
Ушла деятельная целительница, у нее и иные больные имелись, и двое младших детей, и огородик, который «сам собой расти, гад, даже и не думает». Жизнь в Холмах ленивых людей не любит. Собственно, город их тоже не приветствует.
Верн осторожно подвигал пальцами битой руки. Пальцы работали исправно, выше – под лубками – еще побаливало, но больше чесалось. Подживает. И вообще жизнь хороша. Лежащий на приятно пахнущей сухой траве обер-фенрих осмотрел свое обиталище. По сути, тесное, с единственным крошечным окном под потолком – бывшее хранилище общественных запасов зерна. Но зато никто тут не мелькает. Не было же такого никогда: и в школе, и в училище сплошь общие спальни-казармы. В Киндерпалац наверняка так же было, хотя оно и не помнилось. А тут такая роскошь – одиночество, мысли спокойные, без соседского громового хохота, ругани и пердежа. Вроде и знал, что люди так могут жить, но насчет себя такого и не представлялось. Но ведь мама намекала, про свой домик рассказывала. Все же откуда она так всё знает и понимает? Ладно, главное, чтобы ей на улице Зак спокойно жилось, а сын потихоньку поумнеет.
В дверь осторожно заглянула Бинхе:
– Спишь?
Верн обрадовался. Одиночество чудесно, но в меру. Не особо здоровым людям скучать вредно.
– Нет, ночью высплюсь. Вернулась уже? Мама же на огород загнать грозилась.
– Я ее у ручья встретила. Говорит: «иди, пои героя. Он потом нам на огороде отработает, после героев тыква отменно прет, это же известное дело».
Верн засмеялся:
– Да я с удовольствием. Вот чем не занимался, так это тыкву не растил. Умнейший человек твоя мама.
Девочка показала горшок, еще влажный после ручейной воды, темный:
– Так будешь «ягодник»?
Рот обер-фенриха немедленно наполнился слюной. «Ягодник», да еще остуженный в прохладной воде… да такой напиток и с пивом не сравнится.
– Кто же от такой вкусноты отказывается? – вздохнул Верн. – Наливай! Только и себе, чтоб поровну, а не как вчера.
– Мне-то за что? – печально вздохнула девочка. – Я Гнилого Льва не убивала, да и вообще здоровая.
– Так положено. Если сидят двое, беседуют, так и угощение должно быть поровну у обоих. Иначе обиженный злобу затаит и непременно яда подсыплет.
Бинхе хихикнула. С чувством юмора у нее было отлично. Неудивительно, с такой-то мамой.
– Так на чем мы остановились? – спросил Верн, осторожно пригубливая «ягодник». Ух, вкус-то какой!
– На страшном-страшном Хеллише, – подсказала девчонка, выразительно округляя глаза.
Глаза у нее были удивительные. Пожалуй, глазами мамку превзойдет. В остальном хрупковата, наверное, даже когда вырастит, будет невысокой и слишком легкой. Ну, ей пока только двенадцать, все еще измениться может.
– Да, Хеллиш. Вроде бы просто скалы, изрытые ходами, крутые, с обрывами, на холмы не очень похожи, там куда выше, – Верн показал крутизну склонов рукой в лубках. – Но в них обитает древняя жуть! Человеку там жить невозможно, только пройти-проехать побыстрее мимо, да не оглядываться. Стоят, конечно, там солдатские посты, охраняют…
…Вот с этим было сложно. Гости не знали, что можно рассказывать, а что нельзя. Строго говоря, расположение постов, распорядок несения службы, всякие технические подробности – военная и государственная тайна. Дело не в том, что деревенские жители способны атаковать столицу или совершить диверсию. В деревушке чуть больше ста пятидесяти жителей, из них видело дойчей, да и вообще эстерштайнцев, всего два человека. Но слухи непременно разойдутся, о вражеском городе узнают очень разные племена феаков, а там и до бдительных тресго кое-что дойдет. Местные племена между собой враждуют редко, здесь что феак, что тресго – всё едино. Слишком мало людей. Первым мужем Фей был воин-тресго, тоже подлечивался тут случайно. И совершенно случайно у Бинхе характерная резкая линия скул и чуть больше зубов, кстати, мелких, но ровных и белых, хотя тут зубы золой чистят, цивилизованного зубного порошка никогда не видели. Впрочем, причем тут зубы? Военная тайна, да. Начальник штаба страдает – товарищи, да и он сам, балансируют на самой грани нарушения устава. Правда, в уставе ничего про болтовню с дикими феаками не значится – не предусматривались такие ситуации. Но есть же и дух устава! И этот дух аж повизгивает от негодования – не болтать! Молчать! Скрывать! Неоднократно обсуждали эту проблему с Вольцем.
…– Это не прямая измена, но какая-то косвенная, – страдал начальник штаба. – Так нельзя. Это незаконно.
– С одной стороны ты прав. С другой, молчать бессмысленно. Наш научный специалист остается здесь и он точно не собирается держать язык за зубами. Воспрепятствовать мы не можем – он свободный гражданин, да к тому же дойч.
Вольц закряхтел:
– В этом ты прав. К счастью, он мало что знает по практической военной организации Ланцмахта и об оборонительных укреплениях Эстерштайна.
– Так это, вроде бы, никому и не интересно. У меня ничего подобного и не пытались выспросить.
– Да, у меня тоже. Но нужно оставаться настороже. Я еще раз поговорю с Фетте.
На том и порешили.
А Немме оставался в деревне – это уже было решено однозначно. По крайней мере, к тому моменту, когда Верн окончательно пришел в себя, научному специалисту уже выделили пустующий дом, там намечался предварительный ремонт. Никакой предубежденности селяне к плешивому умнику не выказывали, похоже, они вообще не понимали, что вот этот – плешивый, и есть настоящий дойч, а остальные его спутники всего лишь полукровки. Для местных все эстерштайнцы были людьми сомнительными и злодейски настроенными, требующими проверки и надзора. Но Немме был, вполне очевидно, не очень боевым человеком, хотя храбрым и очень образованным, следовательно, достойным, менее опасным, и даже полезным. Дойч полностью оправдывал надежды, ему тут нравилось, и он чувствовал, что будет полезен и уважаем. Еще бы – человек, в одиночку добивавший Гнилого Льва выстрелами в ухо из крошечного таинственного оружия, да еще умеющий читать и писать, – это уже знаменитость и великий авторитет.
Вообще Немме разительно преобразился. Регулярно заглядывал проведать и поделиться новостями – весь такой деловитый, сосредоточенный. Наверное, таким был раньше в своей библиотеке. Что характерно, абсолютно трезвый. С ним местный феак, тоже довольно тщедушный, косолапый и подслеповатый, но некоторые буквы знает – явный интеллектуал и светлое будущее чиновничьего сословия. Всё, конец деревушке приходит.
Нет, конечно, не конец, видимо, наоборот – начало расцвета и подъема. Местные вожди отнюдь неглупы – тут, собственно, все взрослые мужчины – поголовно вожди, так уж заведено – сразу шанс учуяли. Деревня по местным понятиям средняя, но расположена удачно: на тропе к горам, да еще ручей отличный, не пересыхающий. Шансов покорить и завоевать окружающие племена у деревенских вождей нет, да и смысла в такой экспансии немного – до соседней деревни почти три дня пути. А вот поставить трактир с гостиным двором, это очень даже можно. Три сорта пива (уже намечено начало производства), свежайшие речные раки, ну и прохлада с музыкой под отстроенными навесами – столь завлекательные чудеса не только из ближайших деревень гостей привлекут. Ну и намеченная школа, конечно.
Детей в деревушке хватало. Понятно, никто их не забирает, заботливого фатерлянда нет, сами по себе детеныши бегают, орут, раков ловят и подзатыльники получают. И долг-ленда нет, сами собой рождаются, неупорядоченно. Далеко не все малые сельчане своих отцов знают, но мамку, братьев-сестер – все знают, некоторые даже с братьями дерутся или сестер дразнят, глупыши. Еще с повитухой-целительницей деревне повезло, да и Старший вождь умен.
Странный дикий мир. Прямо хоть не уходи из него. Но это, конечно, невозможно.
Выходить подальше от хижины Верн начал с осторожностью – голова еще кружилась, порой внезапно и неприятно. Приходилось опираться на копье, а в первых прогулках сопровождала-поддерживала Бинхе. Дотащились тогда до загона. Ламы весьма обрадовались, мыгали восхищенно, Брек вообще обниматься лез. Четвероногие были сыты, чисты, в прекрасном настроении. Нравилась легкая деревенская жизнь геройским скотам.
– Вон как командира любят, – сказала Бинхе. – А мы думали, они только вашего Фетте слушаются. Он их водил камни к запруде таскать. Крупные, сильные, у нас таких лам нет. Но таскать не очень любят. Вот этот – прищуренный – в кузнеца нашего плюнул.
Верн засмеялся:
– Это Брек может. Они же не сельские ламы, эти специально выращивались для армии, приручались к вьюкам и стрельбе. А что у вас с запрудой? Продвинулась?
До запруды добрались через несколько дней. Бинхе уже не столько поддерживала, как сопровождала и показывала.
Прогрессивное сооружение, давно задуманное селянами, строилось при помощи волокуши «легко-саперного типа». Начальник штаба порядком поколебался, но счел, что сие армейское оснащение не является секретным, нарисовал чертежик. Воплотили в жизнь на редкость быстро, хотя и не совсем совершенно – один из полозов получился составным и требовал регулярной подправки: с древесиной в деревне было, как и везде – плоховато. Но доселе неподдающиеся камни удалось сдвинуть, в один день загородить часть русла. Небывалое свершение приводило в восторг селян, народ теперь ходил к запруде как в гаштет, посмотреть, обсудить, пива хлебнуть, дать советы четверым постоянным строителям-копателям, ну и заодно помочь слегка. Вечерами тут все деревня и собиралась. Вольц чертил на земле схемы шлюза, пояснял пользу и принцип действия. Вожди обсуждали. Фетте распевал боевые и игривые эстерштайнские песни, в лицах повествовал о личном знакомстве с Хозяйкой Гор (привирал, конечно, отчаянно). Потом наступал торжественный момент лекции. Торжественный господин научный консультант рассказывал нечто из области общих знаний, а потом вся деревня пыталась заучить и накарябать на земле очередную букву – с этим делом шло непросто.
Верн буквы не карябал, просто сидел, слегка участвовал в разговорах, но больше отдыхал, набирался сил. Его частенько расспрашивали про беспримерную битву с Гнилым Львом. Собственно, общий ход сражения наблюдала вся деревня, кроме младенцев, которых спрятали в доме старосты. Ну, младенцам теперь уже и сказки рассказывают про тот легендарный вечер, а главного героя достают вопросами «что за копейный прием?», «а правда, что дойч-щит надежное заклятье несет?», «а что будет, если льву в зад выстрелить – пуля из пасти выйдет или в кишке застрянет?». Про зависимость результата от размера кишки обер-фенрих объяснял, насчет остального тоже, но от некоторых вопросов уклонялся – «когда Гнилой на меня рушиться собрался, вообще многое от страха позабылось». Селяне не особо удивлялись – все вожди, так или иначе, со львами сталкивались, пусть и не с Генералами, но сельским бойцам тоже мало не казалось. Лев – он лев и есть, встреча с ним непредсказуема.
Кстати, вот как в жизни получается: жил лев-гигант в звании Генерала, а издох и останется в истории как Гнилой Лев. Но это не самое странное. Получается, что не кончилась история Генерала. Придется рейдовикам к ней позже вернуться, и это еще одна сложность.
Тайный разговор состоялся, еще когда Верн в хижине практически безвылазно отлеживался. Пришли в гости Вольц и Старший вождь – физиономии обоих были крайне серьезны и сосредоточены. Вольц принялся разворачивать сверток – немедленно засмердело, весьма отвратно.
– Это что еще такое⁈ – запротестовал Верн, пытаясь отстраниться.
– Кусок твоего льва. Придется взглянуть, поскольку важно, – пояснил начальник штаба, и сам морщась.
Собственно, самого льва в предмете было немного: лоскут звериной шкуры с насколько возможно отскобленным мясом, и на лоскуте некий продолговатый металлический предмет, похожий на оружейно-магазинную коробку на винтах.
– Развинтить не получается, винты особенные, я таких не видел, специальная отвертка нужна, – пояснил Вольц. – Прибор, по сути, вживлен в шкуру, в смысле, был частью Генерала, отделить не вышло. Да, воняет.
– Хуже, чем просто воняет, – со значением сказал Старший вождь – Он вас выдает.
– Нас⁈ – изумился Верн.
– Нет, не нас конкретно. Собственно, я эту штуковину в гриве и нашел. То еще занятие было, – начальника штаба передернуло. – Когда туша слегка подсохла, решили закопать. Но прежде нужно было измерить, записать, указать прижизненные повреждения и попадания. Немме кое-как измерил, потом его крепко вывернуло. Пришлось мне. Изучая ранения покойника, я и нашел данный прибор. Оглашать о находке мы с господином Старшим вождем не стали. Попытались изучить в узком кругу. Пришлось стащить у Немме лупу, что, конечно, не совсем законно.
На очищенной узкой боковой грани пахучего прибора красовались крошечные цифры и несколько букв – с виду вполне бессмысленных. Но отчеканенный символ Ланцмахта был куда уж понятнее. Собственно, он и без лупы был вполне различим.
Верн выругался.
– То-то и оно! – сказал пристально наблюдавший Старший вождь. – Мы с господином фенрихом примерно так же высказались. Не сомневаюсь, что лично вы ничего об этой шкатулке не знали. Тварь вас самих чуть не погубила. Но это ваш лев – эстерштайнский. Вот Вольц, в смысле, господин фенрих не отрицает.
– Мы в неофициальной обстановке, можно без чинов и званий, – напомнил начальник штаба. – Отрицать не собираюсь, это бессмысленно. Перед нами явное доказательство. Более того, я обещаю с этим делом тщательно разобраться в Хамбуре. Это возмутительно! С какой стати подобные чудовища бегают по Холмам и пожирают людей! Это категорически незаконно!
– Да как такое вообще возможно⁉ – ужаснулся Верн.
– Полагаю, магия, – сказал Старший вождь. – В железо вделан амулет, он науськивает тварь на людей. Возможно, такая хитрость по-научному как-то иначе называется. Но лучше у господина учителя не уточнять, он человек хороший, очень ученый, но слишком разговорчивый. Нам лишние слухи не нужны. Говоря по правде, мы и поделать-то ничего не можем. Вот разве что Вольц у вас там, дома, что-то сообразит.
– Я даже приблизительно не представляю, зачем на здешние деревни гигантского льва напускать, – растерянно признался Верн.
– Мы вот тоже сильно удивились, – проворчал начальник штаба. – Но потом подумали, прикинули варианты. Возможно, это пробный образец вооружения, вышедший из управления и повиновения.
– Удрал от ваших магов и зверствовал сам по себе, – пояснил Старший вождь, склонный к более простым формулировкам. – Как мы все знаем – магия сильна, но частенько глуповата. Особенно это касается эстерштайнской магии. Полное говно! Я не очень грубо выражаюсь?
– Ничуть, – заверил Верн.
– Лично я буду помалкивать. Но раз вы идете в свой Хамбур, так попробуйте разобраться. Но очень осторожненько, – посоветовал умный селянин. – Опасное это дело. С другой стороны, если пара таких зверьков вырвется из этого самого «управления-повиновения» и к вам в столицу невзначай заскочит, сладко дойчам не покажется. Конечно, поубиваете львов, у вас оружие-то хорошее, но уйма народа пострадает. Пожрут самых невиновных. Надо как-то предупредить. Но тонко, без риска.
– Тут политика, – проворчал Вольц. – Дело заведомо тонкое и вонючее.
Собеседники начали обсуждать, как выделать кусок шкуры с уликой, чтоб весь рейд насквозь не провонялся. Верн уже много позже об этом страшном и странном «львином деле» по-настоящему задумался.
А здоровье вернулось как-то сразу, в один миг – Верн просто проснулся и понял, что у него ничего не болит. Ну, при глубоком вдохе ребра чуть покалывало, и рука не совсем хорошо двигалась, но это пустяки. У настоящего солдата всегда что-то побаливает и ноет, ибо «боль – это жизнь», как сказал некий неизвестный, но мудрый фельдфебель.
Верн заправил свою травяную койку и отправился на огород. Утро выдалось недурным – этаким прозрачным и почти прохладным.
Семейство целителей поливало кабачки и тыквы. Ну, средний-то отпрыск Фей явно не в целители нацелился – опять у самого лоб расцарапан и по-простому листом заклеен. Уж очень деятельный мальчишка. Обо всех деревенских событиях он в курсе, в запруду уже дважды прыгал, хотя туда и воду пока не напустили, а то изловчился и главного деревенского козла чуть с ума не свел – тыквенную погремушку к рогам привязал. Ошалевшее животное едва всю улицу не разнесло, гром, вой, громовое мемеканье – жуть! – у селян уж мысли о втором пришествии Гнилого мелькнули. Истинный вождь растет – оплеухи как награды воспринимает. Зато младшая сестрица у Бинхе дивно вдумчивая – сидит, из плошки точно под стебель воду заливает, с этакой аккуратностью, что ей станковый «маузер» впору доверять. Хотя рановато для шести лет.
– О! Вынюхал про наше тайное кабачковое место⁈ – ужаснулась целительница.
– Бинхе вашу ферму показала. Пришел долги отрабатывать, – пояснил, Верн, улыбаясь.
– Теперь пойдет у нас кабачок, живо подравняется и форму сапога примет, – возрадовалась Фей. – По полведра воды бери, не больше.
Носили воду вдвоем, дело пошло быстро. Девчонки поливали, малолетний специалист по укрощению козлов короткой мотыжкой рыхлил то, что надо, и, иногда, то что не надо.
– Слышь, Верн, поговаривают, уходите вы скоро? – намекнула Фей, легко неся широкие деревенские ведра.
– Да пора бы. А то совсем обожрем вашу деревню.
– Не обожрете, от твоих сотоварищей польза есть, про разогнанных львов уже не вспоминаю. Ты, герой, вот что… чего лишнего на память о себе не оставь. Не по возрасту будет, – ровно и довольно мирно сказала целительница.
– Понимаю. Согласен, – так же спокойно ответил Верн. – Нам бы с Гнилым годика через четыре к вашей деревне выйти. Эх, поспешили.
– Вот подлюка, даже не дрогнул, не смутился! – возмутилась Фей. – Экое городское поганое воспитание! Щас как врежу ведром!
– Не надо, ведро треснет, я костистый. Кого мне смущаться? Тебя, что ли? Ты и так все видишь. Дочь у тебя – чистое серебро. Хотя что серебро, серебро – ерунда, оно просто металл. Человек – это иное. Хорошо с твоей дочкой, легко. Но возраст.
– Сказал-то верно, – Фей смотрела прямо в глаза. – Все вы, мужчины – что те козлы, только погремушка не туда привязана. Но ты не из худших. Дойдете до вашего сраного Хамбура, мамке привет от меня передашь. Редкой цепкости и твердости фрау, сумела парнишку воспитать. И вот что… Понятно, ты офицер, герой, вояка, высоко взлетишь. Но если что, деревню нашу отыщешь.
Ответить на это было нечего.
– Хорошая у вас деревня, – только и сказал Верн.
Постояли, глядя на неровную полоску огородика, где сидели на корточках две девчонки, издали одна другой разве чуть-чуть больше. А будущий вождь со своей мотыжкой опять куда-то сгинул, насчет этого – исчезать и маскироваться – он был ловок.
Именно такой деревня почему-то Верну и запомнилась. Не запруда новая, не битва с Гнилым или умные беседы с вождями. И даже не хижина, в которой на душистой траве сил набирался. Тот подъем от ручья, синь утреннего неба, капли прохладные на грубоватом и ненадежном ведре…
Веревочные ручки на ведре успел по-новому переплести, а ограду огородика вместе с Вольцем и Фетте переложили…
* * *
Бодро вышагивали Брек и Чернонос со своими нетяжелыми вьюками, ничуть не завидовали ламы оставшимся в деревне бывшим сослуживцам. Ничего, переживет Ланцмахт потерю тех двух ламов, это не огнестрел, вполне поправимое дело. Правда, начальник штаба вдоволь поныл «как списывать будем? Это же незаконно». Верн лично записал в ЖБП «ламы вьючные №№… – прокорм личного состава». Вольц признал, что формулировка вполне приемлемая. Собственно, в журнале оставалась единственная последняя страница, да и та уже заполненная на треть, тут особо в деталях не распишешь.
Рейд подходил к концу. Прямо даже стремительно летел, как на аэроплане.
Нет, про аэроплан преувеличение. Двигались походным порядком, по большей части солдатскими ногами, на повозку присаживались редко. Но двигался обоз по накатанной тропе, точно зная, где идет и где встанет ночевать, никаких проблем с едой, водой и точным направлением. Да что там говорить – на ногах фенрихов были новые, пусть и не уставного образца, но уже обношенные и удобные сапоги. Разве это рейд⁈ Это мечта, а не рейд! Километры так и улетали.
Но ничего магического в этом не было. План, четко разработанный начальником штаба и Старшим вождем, вполне работал – собственно, он – план – и не особо сложным был.
Нечасто, но регулярно ходили к горам торговые обозы. Сушеные ягоды, редкие лекарственные травы, связки отборных брусков и дощечек из ценного пестро-дуба, северные резные шкатулки… о, да много товара, причем достаточно дорогого. В Холмах тропы относительно спокойны, разбойнички редки, но дополнительные попутчики, опытные и надежные вояки, предусмотрительным торговцам не помешают.
Конечно, серьезным препятствием виделось то, что вояки – эстерштайнские дойчи, что, конечно, дело небывалое и, прямо сказать, противоестественное. Но помогли слухи – про Гнилого Льва знали, наверное, уже все Холмы. Жуткая гибель деревень нагнала ужаса: тогда-то никто и не знал, отчего львы так озверели. Теперь дело прояснилось – вел хищников громадный мертвый лев – явное злодейство безымянного некроманта. Этих проклятых колдунов, которые мертвых поднимают, ненавидели все жители Холмов, причем вполне справедливо полагая, что и в Эстерштайне некромантов не любят. Так, собственно, оно и было, если говорить о простых жителях фатерлянда. И вполне логично получалось, что Эстерштайн счел уместным выслать по следу гигантского льва-людоеда не военный, но специальный охотничий отряд. Не сразу, но удалось настичь проклятого зверюгу и его банду, в жестокой битве, совместно с храбрыми местными феаками, героически завалили небывалого убийцу. Неплохая трактовка, не хуже любой иной, причем вранья практически и нет. А некоторые умолчания… куда без них?
…– Что-то молоды вы больно, – не скрыл удивления глава торгового каравана. – Неужто в вашем Эстерштайне охотников-следопытов поопытнее не нашлось?
– Были у нас люди и постарше. Научный специалист имелся – по части львов весьма сведущий. Но тяжеловато пришлось, не всем оказалось суждено вернуться, – со вздохом намекнул Верн.
– Это как же, это да, наслышаны, – закивал торговец. – Что ж, парни, пусть с Эстерштайном мы не в большой дружбе, но тут случай особый. Присоединяйтесь. Оплату за охрану посчитаем взаимозачетом за найм наших проводников, но питание будет полноценное, тут без обмана. На ночную стражу порознь будете заступать, в смысле, вместе с нашими людьми. Вы хоть и львиные победители, но все ж дойчи.
– Имеем полное понимание. Мы люди дисциплинированные, обученные, – заверил Верн.
– Вот и хорошо. Нам главное – поспокойнее пройти, без подвигов, – наметил главную стратегическую задачу мудрый торговец.
Конечно, внимательно присматривали за попутчиками торговые феаки, особенно в первые дни. Фенрихи тоже оставались настороже, хотя виду и не подавали. Но ничего этакого не происходило. Двигался обоз без спешки, но и не медля, все здесь были людьми опытными, свое дело знали. Так что не случалось никаких подвигов, разве что Брек поцапался с чужим крупным ламом и метко оплевал наглеца.
Идти без подвигов оказалось даже интереснее. Обозные охранники и возницы знали много неизвестного про земли к северу и западу, и явно не считали эту информацию чересчур секретной. Вообще-то информация, которая наполовину из баек, вряд ли может считаться важными откровениями. Но если бывалый человек начинает «заливать» – это же заслушаться можно. Эстерштайнцы отвечали тем же: Фетте вдохновенно врал о столичных гаштетах и борделях с ксанами, его слушали, открыв рты, а когда Вольц демонстрировал приемы работы со штатным армейским щитом, тут уже и сами друзья удивлялись – столь сложно, виртуозно и замысловато выглядели обычные упражнения. Хитер был начальник штаба, не упускал случая поднять авторитет пехоты Ланцмахта.
Под утро Верн заступал на стражу, вместе с бойцами-феаками обходили похрапывающий, сонно пофыркивающий и поыгивающий обоз, особое внимание уделяя драгоценным фургонным лошадям.
– Раньше думали – в Эстерштайне сплошь безмозглые головорезы живут, которым лишь бы набежать да пограбить, – сказал молодой щербатый охранник, вглядываясь в неспешно светлеющие склоны. – А вы – ничего парни, хотя и любите приврать.
– Байки рассказывать, это же, считай, единственное развлечение на боевой службе, – напомнил известную истину Верн. – А так народ у нас, конечно, разный. Есть и полные психи, отрицать не буду.
