Текст книги "Лабиринты свободы"

Автор книги: Юрий Устин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

XIII

осле того, как Екатерина II приняла решение о введении на территорию Речи Посполитой дополнительных воинских подразделений для подавления движения конфедератов, а Пруссия и Австрия через своих дипломатов поддержали её инициативу, конфедераты попали в сложную ситуацию. Тогда они поменяли тактику ведения войны: для активизации движения и военных действий против русских войск их отряды повсеместно начали применять методы партизанской войны. При этом уже в ближайшие месяцы они добились значительных успехов.

Многие области Речи Посполитой перешли под контроль конфедератов, и вскоре встал вопрос о взятии ими Кракова, занятого русскими войсками. Лидерам восстания казалось, что вот-вот наступит перелом и вся шляхта поднимется на борьбу с королём и русскими гарнизонами, расположенными на территории страны. К тому же в помощь восставшим на место Демурье прибыл барон де Виоменил с небольшим штатом советников, французских офицеров. Кроме них барон прихватил с собой и приличную сумму денег, предполагая с пользой потратить их на чужой территории (подкуп депутатов сейма, покупка оружия и оснащение новых вооружённых формирований конфедератов).

По мнению многих наиболее активных конфедератов, достаточно было взять Краков, устроить там избирательный сейм, и можно считать, что дело сделано: власть перейдёт в их руки, а короля Польши можно будет просто объявить низложенным. Однако более дальновидные понимали, что сам король не подпишет отречение от престола, а у него ещё достаточно сторонников. А если добавить к этому поддержку русскими солдатами и деньгами, то предполагаемый краковский сейм мог вызвать только новый виток гражданской войны.

Тогда наиболее активными конфедератами была выдвинута совсем простая идея, которая при её претворении в жизнь смогла бы коренным образом изменить ситуацию распределения власти в Речи Посполитой. А идея была стара, как весь мир человеческий: просто похитить короля и силой заставить его подписать отречение от короны. А если не согласится, то...

Шляхтич Стравиньский, уже известный тем, что 9 августа 1770 года он вручил королю в Варшавском замке акт бескоролевья, был приглашён Казимиром Пуласким на совещание в Ченстоховскую крепость. Это собрание заговорщики проводили в узком кругу: они обсуждали вопрос о возможном физическом устранении короля Польши. Неожиданно Стравиньский снова обратил всеобщее внимание на свою персону, заявив собравшимся:

– Панове! У меня на примете есть несколько шляхтичей, которые преданны мне и пойдут за мной в огонь и в воду. Поручите мне всё организовать, и очень скоро король будет сидеть за этим столом и собственноручно писать отречение от престола.

– А умеют ли твои люди держать язык за зубами? – спросил его Казимир Пулаский. – Ведь это не какой-то рейд организовать по тылам русской армии, а дело, которое может решить дальнейшую судьбу отчизны.

– Я знаю, что говорю, – с обидой ответил Стравиньский, – а за своих людей ручаюсь и отвечаю за них. Я организую с ними вылазку в Варшаву и попытаюсь через своих людей выследить Станислава Понятовского. А дальше... что Бог даст.

– Ну что же, сам сказал, за язык никто не тянул. Пусть будет по-твоему, – немного подумав, подвёл итоги совещания Пулаский.

Повернувшись к висевшей на стене иконе и широко перекрестившись, он произнёс:

– Матка Боска! Помоги в нашем святом деле. Пошли удачу твоим детям.

Все присутствующие последовали его примеру, после чего начали расходиться. Пулаский, оставшись со Стравиньским наедине, шёпотом сказал:

– Если не получится доставить короля к нам живым, то сам знаешь, что надо делать.

Стравиньский согласно кивнул в ответ. Больше слов не понадобилось: каждый из них и так понимал, что в случае провала операции их будущее и будущее Речи Посполитой станет уже совсем неопределённым.

У Стравиньского всё получилось: 7 ноября 1771 года, пробравшись тайно в Варшаву, он через своих людей выследил короля Польши и захватил его, когда тот возвращался в сопровождении улан по улице Медовой от канцлера Чарторыского. Успешному проведению операции способствовала и осенняя погода: стоял густой туман, и сообщникам Стравиньского не составило большого труда укрыться, а потом без потерь с их стороны перебить немногочисленную охрану Станислава Августа Понятовского.

В то же время, к счастью для короля, этот же туман в дальнейшем сыграл дурную шутку с напавшими на него заговорщиками. Отъехав недалеко от Варшавы с драгоценным трофеем, Стравиньский и его люди из-за густого тумана заблудились в прилегающем к городу лесу. Они еле различали силуэты своих товарищей и были вынуждены всё время ехать совсем рядом друг с другом. При этом было строго запрещено громко переговариваться и окликать всадника, двигающегося впереди.

В какой-то момент король оказался рядом со Стравиньским.

– Вы понимаете, что вы сейчас делаете? С этого момента для всей Речи Посполитой вы – предатель, – шёпотом обратился Станислав Понятовский к командиру похитителей, цепляясь за последнюю надежду на спасение. Стравиньский хоть и заговорщик, но всё-таки шляхтич. А честь для шляхтича дороже жизни.

– Попрошу вас замолчать и тихо следовать за нами, – услышал в ответ король и понял, что надежда действительно умирает последней. – А то сами понимаете, вдруг кто-то выстрелит из мушкета, а пуля – она дура, – тихо, но с угрозой добавил Стравиньский на возмущение короля. – Тем более в таком густом тумане.

Король понял намёк и замолчал. Стравиньский же отъехал от него посмотреть дорогу, по которой они смогли бы следовать дальше. Сейчас, когда Станислав Август Понятовский находился в его руках, Стравиньскому и его людям совсем не хотелось нарваться на охрану короля. Наверняка о его похищении уже стало известно, и все занялись розыском похитителей.

Станислав Понятовский осмотрелся. В густом тумане перед ним маячила фигура только одного охранника Кузьмы. Остальные похитители были где-то совсем рядом: слышались их тихие голоса, но самих не было видно.

Король направил свою лошадь ближе к Кузьме и первым заговорил с ним:

– Ты знаешь, кто я?

– Мне не велено разговаривать с вами, – ответил охранник.

– Я – король Речи Посполитой Станислав Август Понятовский, – продолжал шептать заложник, не обращая внимания на ответ охранника.

По тому, как вытянулось лицо Кузьмы, король понял, что, назвав себя, он привёл того в замешательство. Другой же реакции не могло и быть: Стравиньский, соблюдая секретность захвата в плен коронованной особы, не сообщил своим людям истинной цели этой партизанской вылазки. Поставив задачу каждому из них, определив им место и цель при нападении, он никому, кроме двоих приближённых и особо доверенных лиц, не сообщил, кто будет объектом их нападения.

– Я даю королевское слово, что ты будешь помилован и прощён мною, если сейчас просто отъедешь и сторону и «потеряешь меня из вида», – уговаривал Кузьму Станислав Понятовский. – Решайся: или прощение короля, или дыба.

Кузьма быстро сообразил, в какое попал щекотливое положение, и предпочёл первый вариант. Он слегка потянул поводья, и его конь медленно отъехал в сторону от лошади короля. Ещё пару лошадиных шагов, и пленник пропал из вида, растворившись в густом тумане.

Станислав Август Понятовский также потянул поводья своего коня. Медленно и тихо он начал удаляться в противоположную сторону от доносившихся сзади и впереди голосов. Вскоре король услышал громкое ругательство, крики, шум и топот лошадей, но, к его счастью, они от него удалялись, а не наоборот.

Через пару часов туман-спаситель немного рассеялся. Король выехал из леса на дорогу и перекрестился. Теперь ему надо было разобраться, в какую сторону продолжать путь. Внезапно он услышал громкое ругательство: «Пошла, пся крев!», храп пощади и скрип не смазанных колёс. Наконец из-за деревьев показалась сама лошадь и деревенская телега, которой управлял местный крестьянин, везущий хворост для своего скромного жилища. Он-то и указал «ясновельможному пану» направление на Прагу – предместье Варшавы, куда и продолжил торопливо свой путь странный всадник, который почему-то постоянно с опаской оглядывался по сторонам.

После того как удивительный пан скрылся из вида, крестьянин долго чесал затылок, вспоминая, где он его видел и кого он ему напоминает, но так и не смог вспомнить. Тряхнув вожжами и крикнув на гною старую лошадёнку для ускорения движения, крестьянин поехал дальше своей дорогой, оставаясь наедине со своими невесёлыми мыслями.

Прибыв ко двору, где уже царило беспокойство и растерянность по поводу его исчезновения, Станислав Август Понятовский немедленно сообщил о случившемся с ним во все европейские дворы. Мнение всех коронованных особ всей Европы было однозначным: шляхта совсем выжила из ума – покушается на святое святых, на королевскую особу! Такого же мнения был даже король Франции. Он, конечно, являлся сторонником свержения польского короля, но не таким же варварским способом.

Представив своё похищение как попытку уничтожить его физически, Станислав Август Понятовский тем самым окончательно развязал руки России, Австрии и Пруссии. Они только и ждали благоприятного момента узаконить свою интервенцию на территорию Речи Посполитой. И вот этот долгожданный момент наступил! Под девизом защиты монашеской особы и наведения порядка монархи этих трёх стран принимают решение о первом разделе Речи Посполитой.

Екатерина II получила письмо от Фридриха II с предложением о разделе территории на три части. Прочитав его, она обратилась к Панину, который только что вручил это письмо своей императрице:

– Ну, вот твоя либеральная политика по «польскому вопросу». Хотел, чтобы всё было прилично, достойно, а они вот что творят, – начала говорить возмущённо Екатерина II. – Что на это скажешь, Никита Иванович?

Канцлер склонил голову и молчал. Ему нечего было сказать в ответ. Для него самого это было неожиданностью, причём очень неприятной. В своей политике в отношении Речи Посполитой Панин предпочитал дипломатические приёмы, с помощью которых Россия могла бы добиваться своей цели «цивилизованно», без вмешательства армии и пролития крови. Но расширение вооружённого движения Барской конфедерации и эта попытка покушения на жизнь польского короля спутала все его политические карты. Теперь он стоял перед императрицей и усиленно думал, что же ей ответить.

– Ну чего молчишь? А ведь отвечать своей императрице всё-таки придётся, – настаивала Екатерина II.

– Государыня, а я согласен с Фридрихом, – вдруг бодро начал говорить Панин. – Раз поляки пошли на такое гнусное преступление и замахнулись на жизнь королевской особы, то у нас другого выхода нет, как только их взять под свой жёсткий контроль.

– Именно жёсткий. Так ты согласен, что раздел Речи Посполитой пойдёт им на пользу? – императрица положила письмо Фридриха II на стол перед стоящим канцлером.

– Я думаю, что вы уже приняли решение, и оно будет как всегда верным, – ответил в поклоне придворный вельможа.

– Да, я приняла решение. Я немедленно вышлю ответ прусскому королю о своём согласии с его предложением, – решительно заявила Екатерина II. – А нашим войскам надо активизировать военные действия против конфедератов и разогнать их. Сколько можно с ними возиться?

Императрица старалась говорить спокойно, но это ей удавалось уже с трудом. Её раздражало, что командующий частями русской армии, расположенными в Польше, не смог до сих пор уничтожить партизанские подразделения конфедератов. Теперь придётся вводить на территорию Речи Посполитой ещё одну армию, а прусские и австрийские генералы опять будут пожинать плоды побед русского оружия. Но что поделаешь, политика есть политика: часто на дипломатическом поприще можно одержать более весомые победы, чем на полях сражений.

6 февраля 1772 года в Петербурге между Россией и Пруссией была подписана конвенция о разделе Польши. Император Австрии, Иосиф II, также не заставил себя долго ждать, и уже через несколько дней после этого события, а именно 19 февраля, присоединился к конвенции Пруссии и России. Польский пирог в виде дополнительных территорий к его королевству был как нельзя кстати. Тем более без особых усилий со стороны его армии и казны.

После того, как факт попытки похищения и покушения на жизнь короля Польши стал общеизвестным, многие сторонники конфедератов отошли от этого шляхетского движения и приняли позицию сторонних наблюдателей. Они опасались, что их имена будут склоняться рядом с именами Казимира Пулаского и Стравиньского. Ситуация для тех, кто продолжил борьбу, осложнялась ещё и тем, что конфедераты не знали о петербургских соглашениях. Они не ожидали такого быстрого вступления на территорию Речи Посполитой австрийских и прусских войск, которые активно начали занимать территории, отошедшие этим государствам по конвенции.

Суворов своими успешными военными победами практически завершил разгром конфедератов. Он осадил Краков, который не так давно был захвачен ими с помощью французов, и сделал в его стенах два пролома. Под угрозой наступления голода защитники древнего города вынуждены были сдаться. Сдача русским войскам Кракова явилась началом конца гражданской войны в Речи Посполитой.

После того как Казимир Пулаский, обвинённый в участии в покушении на жизнь короля, оставил крепость в Ченстохове, Суворов и здесь быстро занял её со своими солдатами. Лянцкорона и Тынец сдались уже австрийцам. Фактически на этом и закончилось движение Барской конфедерации, родившееся под лозунгами в защиту Отечества в феврале 1768 года.

Результаты этого героического шляхетского движения, полного политических ошибок, были для всей Польши плачевны. После первого раздела Речи Посполитой государство потеряло почти третью часть своих территорий с четырьмя миллионами населения. Оккупация её земель войсками союзников не встретила сопротивления ни среди шляхты, ни среди простого народа: люди устали от четырёхлетней гражданской войны. Материальная нищета и нищета духовная парализовали их, не вызывая никаких патриотических настроений. Все жаждали мира и были готовы подчиниться любому завоевателю, который бы остановил войну и навёл хоть какой-нибудь порядок в этом государстве.

Тысячи конфедератов были сосланы в Сибирь, а всего Речь Посполитая потеряла за эти годы около 100 000 мужского населения, способного оказывать вооружённое сопротивление и защищать свою родину. Из-за нищеты и разрухи тысячи польских семей искали для себя счастья и лучшей жизни в соседних странах. А тех мужчин, кто оставался на оккупированных Пруссией территориях, вылавливали и продавали, как скот, в прусскую армию.

Не лучшее положение было и на территории, оккупированной русскими войсками. Имения богатых конфедератов, которые были убиты во время этой войны или сосланы в Сибирь, подвергались разграблению со стороны русских офицеров и даже солдат. Опустевшие деревни, голодные скитальцы, дети-сироты.

А что же король Польши? Он оказался в сложнейшей для себя ситуации. С одной стороны, полная апатия общества, с другой – послы трёх стран-захватчиков навязали Речи Посполитой новую форму правления и новую конституцию. Она ставила своей целью установить такое положение в стране, которое бы обеспечивало её зависимость от России.

XIV

остюшко постоянно вёл переписку с Юзефом Сосновским в течение всех пяти лет своего проживания за границей. Он-то и сообщал Тадеушу в своих письмах обо всех событиях в стране и её проблемах. А так как армия Речи Посполитой вследствие последних событий была существенно сокращена, Сосновский рекомендовал Костюшко продолжать учёбу если не во Франции, то в любой другой стране Европы и даже предлагал свою материальную помощь.

Посоветовавшись с друзьями, Питером и Францем Цельтнерами, Тадеуш принял решение отказаться от очередной помощи Сосновского. Проживая в крупнейшей столице Европы, он начал давать уроки фехтования, так как на данный вид услуг в то время был большой спрос. Накопив немного денег, Тадеуш взял дополнительно ссуду у своих друзей и оправился с ними в Италию, а затем к ним домой в Швейцарию в Салюрн. Там Костюшко долго не задержался и поехал в Голландию и Англию, где пробыл около года. Эти страны в маршрут своих путешествий он выбрал не случайно: в Голландии Костюшко изучал мелиорацию и строительство каналов, а в Англии – возведение земляных укреплений, что в дальнейшем ему очень пригодилось.

Но пришла пора возвращаться домой. Во-первых, большего, чего достиг Костюшко во время своего зарубежного обучения, он получить уже не мог, а во-вторых, просто закончились деньги. И, наконец, Тадеуш по-настоящему заскучал по дому, по родине. Костюшко всё-таки надеялся, что с таким багажом знаний он всё-таки найдёт себе применение в армии Речи Посполитой, и был готов служить своей родине на любой должности. К тому же Юзеф Сосновский в своих письмах намекал ему, что на первое время Тадеуш может остановиться у него дома и обещал не оставить без дела.

За прошедшие годы обучения и зарубежных путешествий Костюшко из двадцатичетырёхлетнего молодого человека превратился в мужчину, имеющего солидный по тем временам багаж знаний и владеющего в совершенстве пятью языками. Но, к большому сожалению, этот красивый и образованный человек по-прежнему был беден и одинок, так как не встретил за это время ту, с которой он мог бы связать свою судьбу. Возвращаясь на родину, Тадеуш в душе надеялся, что фортуна опять ему улыбнётся, как это было ранее. Он был уверен, что найдёт себе место службы и ту единственную, которая пройдёт с ним эту жизнь до конца.

В один из тёплых летних дней 1774 года по лесной дороге ехала почтовая карета, в которой сидели четыре пассажира. Одним из сидящих в карете был будущий генерал армии двух, совершенно разных государств Тадеуш Бонавентура Костюшко. Карета только что пересекла уже новую границу Речи Посполитой, и Тадеуш жадно вглядывался в окружающий его мир, который он покинул несколько лет назад. Проезжая через одну из деревень, возница остановился на отдых и для замены лошадей. Все пассажиры вышли из кареты поесть и размять свои мышцы, затёкшие в долгой дороге.

Выйдя из кареты и осмотревшись вокруг, Костюшко обратил внимание на то, что большая с виду деревня была практически безлюдна. Он почти не встречал детей, не было видно и стариков, сидящих обычно в летние дни возле своих изб, согревая под тёплыми солнечными лучами свои старые кости. Только один мальчишка лет восьми, весь чумазый и худой, в старой и рваной рубашке до пят стоял перед каретой и с интересом смотрел на приезжих. Постояв минуту и заметив, что Костюшко тоже рассматривает его, мальчишка подошёл к нему и протянул руку.

«Может, дать ему мелкую монету», – подумал Тадеуш и достал свой кожаный кошелёк. Вынув оттуда монетку, Костюшко протянул её мальчику. Но тот даже не обратил внимания на деньги и продолжал держать руку ладошкой вверх. Только тогда до Костюшко дошло, что мальчик просит еды. Тадеуш быстро достал из дорожной сумки кусок хлеба и протянул его попрошайке. По той скорости, с какой мальчишка ухватился за хлеб и стал запихивать его в свой маленький рот, было видно, насколько он был голоден. Глаза мальчика вдруг стали злыми и колючими. Он с жадностью откусывал большие куски хлеба и глотал их, почти не жуя. При этом озирался по сторонам, словно боялся, что кто-нибудь сейчас подойдёт и отберёт у него этот кусок жизни.

На глазах у Костюшко навернулись слёзы: весь вид мальчика говорил, что его уже давно никто не кормил. Наверняка, он был либо сирота, которых в это время в Речи Посполитой стало достаточно много, либо он был из большой семьи, где всех накормить досыта не всегда удаётся. Тадеуш сразу почему-то вспомнил тех крестьян из своего далёкого детства, которые приходили к его отцу просить о милости. Они тоже хлопотали за свои семьи, за своих детей, но Людвиг Костюшко тогда прогнал их со двора. А вскоре крестьяне взбунтовались и пошли против своего пана.

– Панове, прошу садиться, – раздался голос извозчика, и все принялись поудобнее усаживаться в карете перед дальней дорогой. Тадеуш тряхнул головой, отгоняя воспоминания детства. С жалостью посмотрев ещё раз на мальчика, он хотел погладить его по голове, но мальчик уклонился от ладони, которая только что дала ему такой желанный хлеб. Развернувшись, он быстро побежал куда-то но пыльной деревенской дороге и вскоре скрылся за углом ближайшего дома.

– Прошу вас садиться, пане, – ещё раз обратился уже только к Тадеушу возница. Костюшко снова посмотрел в сторону убежавшего ребёнка, поправил камзол и направился к карете. Его спутники недовольно смотрели на него: сколько можно ждать, все уже давно готовы были ехать. Но Костюшко не обратил на это внимание, а всё ещё думал о мальчике и о том, как его встречает родина, в которой он уже начинал чувствовать себя чужим.

По прибытии в родные Сехновичи его встретил настороженно брат Иосиф со своей женой Марией. Но Тадеуш быстро их успокоил и подтвердил, что не претендует на наследство, как и обещал, покидая отчий дом почли десять лет назад.

В хозяйстве Иосифа Костюшко практически ничего не изменилось с того времени, как Тадеуш уехал из дому в Варшаву в поисках счастья и удачи. Вечером, сидя за столом, он долго рассказывал Иосифу и его жене о своей учёбе, поездках и людях, с которыми ему пришлось общаться в разных странах Европы.

Слушая брата, Иосиф тоскливо смотрел на своих троих детей, сидящих на лавке, которые, открыв рот, с удивлением рассматривали своего дядьку, приехавшего из далёких краёв. Тадеуш сидел среди них как чужестранник и понимал, что долго здесь не задержится. Уж слишком разными стали родные братья за эти прошедшие годы.

– Да, брат, повезло тебе. А мы вот тут барахтаемся, барахтаемся, – Иосиф налил себе полную чарку водки и залпом выпил. Его жена неодобрительно посмотрела на мужа, но ничего вслух не сказала.

«Наверно, выпивает Иосиф. А жена уже привыкла», – подумал Тадеуш, заметив, с каким осуждением смотрела сноха на своего мужа.

– Вот и всё. Остальное расскажу завтра. Устал, хочу отдохнуть, – поднявшись из-за стола, сказал Тадеуш. – Скажи кому-нибудь, пусть постелят на сеновале, – вдруг попросил он брата.

– Томаш! – громко позвал кого-то Иосиф, и в комнату уже через секунду на зов хозяина вошёл высокий красивый парень. – Постели пану Тадеушу на сеновале. Видишь, соскучился он по деревенской жизни.

Иосиф как-то криво улыбнулся на свои же слова и налил себе ещё рюмку, но выпить не успел. Мария быстро выхвалила чарку и вылила обратно в бутылку.

– Всё, хватит на сегодня, – коротко сказала она мужу.

– Хватит, так хватит, – вдруг миролюбиво согласился с ней Иосиф и пошёл, шатаясь, в соседнюю комнату с явным намерением завалиться спать.

– Пойдёмте, пане, за мной. Я вам быстро постелю, – предложил Томаш «пану Тадеушу» и повёл его за собой.

Тадеуш с интересом посмотрел на парня и спросил его:

– Ну а ты как поживаешь? Женился уже, наверное?

Томаш сразу как-то смутился, опустил голову и тихо ответил:

– Нет, пан Томаш, не женился.

Тадеуш ещё раз осмотрел Томаша с ног до головы: перед ним стоял молодой, здоровый мужчина, которого он ещё помнил четырнадцатилетним мальчишкой перед своим отъездом в Варшаву.

«А неплохой бы получился из него солдат, – подумал Тадеуш. – Интересно, почему он не женат?» Но от долгой дороги, усталости прошедшего дня и выпитого вина Тадеуша разморило и потянуло ко сну. Он больше ничего не спрашивал у парня, пока тот стелил на сеновале тёплое одеяло. Но прежде, чем отпустить слугу, Тадеуш придержал его за руку:

– Сын за отца не отвечает. Понял меня? – Тадеуш внимательно посмотрел на Томаша. Тот опять опустил голову и согласно кивнул. – Ну, тогда ступай и разбуди меня на рассвете. Рано утром мне нужна повозка. Отвезёшь меня в Варшаву, – приказал Тадеуш тоном хозяина.

– А пан Иосиф знает? – только и спросил Томаш.

– Знает и даже будет рад этому, – усмехнулся Тадеуш и полез спать на сеновал.

На заре следующего дня, сидя в повозке, которой управлял Томаш, Тадеуш Костюшко представлял, какую встречу ему устроит Юзеф Сосновский. В то же время он терялся в догадках, что тот собирался ему предложить вместо службы в армии.

Прибыв в Варшаву, Тадеуш сразу направился к дому Юзефа Сосновского. Постучав в знакомую калитку, он с ностальгией вспомнил тот день, когда впервые очутился в этом месте. Вот и сегодня на его стук двери открыл знакомый привратник и, без труда узнав Костюшко, заулыбался.

– С приездом, пан Тадеуш! Как добрались? Всё ли благополучно? – низко кланяясь, спросил слуга.

– Здравствуй, здравствуй! А ты всё такой же, Вацлав, время тебя не берёт, – похлопав дружески по плечу привратника, поприветствовал его Тадеуш как старого знакомого. – А пан Юзеф дома?

– Дома, дома, – суетливо заговорил Вацлав. – Уже предупреждал меня, чтобы я немедленно доложил ему о вашем прибытии.

– Ну, так веди меня к нему, докладывай, – подтолкнул привратника Костюшко, и они вдвоём пошли по садовой дорожке к дому.

Юзеф Сосновский как всегда был занят. Сидя в кресле в рабочем кабинете, поседевший и немного от этого постаревший, он что-то диктовал своему писарю, попыхивая трубкой с длинным мундштуком.

– Ну наконец-то прибыл, голубчик! – Радостно встретил Сосновский долгожданного гостя, встал с кресла и раскрыл свои объятия. Обнимая Тадеуша и похлопывая своей большой ладонью его по спине, Сосновский приговаривал: – А возмужал, возмужал, чертяка! Наверно, молодые паненки слетаются к тебе, как пчёлы на мёд?

Но заметив смущение Тадеуша от этих слов, Сосновский с удивлением спросил:

– Что? Неужели тебя до сих пор ни одна не приголубила?

Костюшко корректно промолчал. Но литовский писарь не унимался:

– Ну, присаживайся, рассказывай о своих заграничных приключениях.

– Да что рассказывать, я обо всём подробно нам писал, пан Юзеф, – наконец-то заговорил Костюшко. – Пять лет даром не прошли: многому научился, много повидал. А теперь – вот приехал домой, надо же отслужить родине и королю за его милость.

Хозяин и гость присели за большим столом, на котором уже стоял графин с вином и закуска.

– Королю сейчас не до тебя: сам знаешь, какие у нас события происходили, пока ты там по зарубежным столицам прогуливался, – проворчал недовольно Сосновский. Он выпил вино, и слуга тут же наполнил пустой бокал по одному движению пальца хозяина. – Нашу армию по требованию российской императрицы сократили в несколько раз, а российские дипломаты суют нос во все дела Речи Посполитой.

– А что король? – спросил, дождавшись паузы, Костюшко.

– Король? – повторил вопрос, как бы недоумевая, Сосновский. – Ему сейчас не позавидуешь: с одной стороны Россия, с другой – Австрия с Пруссией. Всё никак не могут успокоиться, всем им Речь Посполитая представляется в виде дойной коровы. А ведь если корову не кормить, молоко в какой-то момент может пропасть. Заметил уже, наверно, до чего страну довели?

– Заметил, – грустно ответил Костюшко. – Но ведь надо что-то делать, надо что-то предпринимать.

– Ладно, что-то мы не о том говорим. Давай лучше подумаем, чем тебя занять, – заговорил вдруг на другую тему Сосновский. – Так сразу в армию ты не попадёшь: нет сейчас для тебя места. Сегодня наши офицеры либо служат в чужих странах, либо покупают офицерский патент за деньги. Ты готов заплатить в казну за патент?

Костюшко отрицательно замотал головой. Он знал примерно, сколько это стоит, и не надеялся на свой тощий кошелёк.

– То-то же, – за него ответил Сосновский. – А поэтому я предлагаю тебе временно пожить у меня. Ну а чтобы ты не скучал без дела, пока я попытаюсь найти тебе должность, предлагаю послужить мне.

– Всегда готов, – радостно вскочил с кресла Костюшко.

– Да сядь ты. Я предлагаю тебе, – продолжил хозяин дома, – послужить у меня гувернёром.

Костюшко от неожиданности от такого предложения сел обратно в кресло.

– Я же офицер, а не гувернёр. Я – шляхтич, – с обидой напомнил Сосновскому Костюшко.

– Да пойми ты, я хотел для своих дочерей нанять французского учителя, – начал уговаривать его Сосновский. – А зачем мне в доме всякие вольнодумства в виде Руссо и Вольтера? А ты свой, земляк, и языки знаешь иностранные не хуже иноземцев.

Тадеуш на минуту задумался. Сосновский выпил ещё бокал вина, закусил куском мяса и снова завёл свою речь.

– Соглашайся, Тадеуш, ведь это недолго. Я через пару месяцев обращусь к королю, напомню о тебе. Смотришь, и определят тебя в какой-нибудь полк.

Сосновский был уверен, что Костюшко не откажется от его предложения. Ведь он столько сделал для этого молодого человека. Вот и сейчас даёт приют в своём доме.

– Хорошо. Пусть будет по-вашему, послужу гувернёром, – согласился Тадеуш и тяжело вздохнул. – А если я панночкам не понравлюсь? – спросил он и улыбнулся.

– Этого, дорогой, я не боюсь, а опасаюсь, чтобы не получилось наоборот, – то ли серьёзно, то ли шутя ответил Сосновский и погрозил пальцем Костюшко. – Поэтому веди себя с ними строго, не позволяй им переходить грань дозволенного. Всё-таки ты старше их и мудрее, а они ещё дети по сравнению с тобой. Рано им о женихах думать.

– Когда вы собираетесь меня представить им? – уточнил начало своей новой «службы» Костюшко.

– Да сейчас и представлю. Янек, – позвал стоящего в стороне слугу, – пригласи паненок. Пусть придут в мой кабинет познакомиться с учителем.

Пока слуга ходил за паненками, Костюшко более подробно расспрашивал их отца о событиях последних лет, которые потрясали его родину и его отсутствие. Общая картина положения Речи Посполитой была ужасна: она попала в полную зависимость от России и от её союзников. Король же находился под контролем и влиянием российских политиков, которые диктовали ему волю своей государыни.

– Вот такие у нас дела, – с грустью завершил свой рассказ Юзеф Сосновский о бедах Речи Посполитой и причинах, приведших её к такому состоянию.

В это время двери в кабинет широко отворились, и слуга пропустил перед собой двух молодых и красивых паненок: Людовику и Екатерину. Они плавно и достойно вошли в кабинет и, увидев Тадеуша Костюшко, приостановились и поклонились ему в приветствии. Вскочив с места при их появлении, он также поклонился паненкам и по-офицерски щёлкнул каблуками.

– Ну, знакомьтесь, дочки. Это ваш учитель Тадеуш Бонавентура Костюшко, – представил Сосновский гостя. – Кстати, сын того достойного шляхтича Людвига Костюшко, с которым я дружил в молодости, – добавил он, многозначительно подняв указательный палец вверх.

Молодые люди несколько мгновений изучали друг друга, но это изучение было прервано хозяином дома:

– Это моя младшая дочь – Катерина, – представил он, подойдя к одной из дочерей и обняв за плечи. Тут же он переложил свою руку на плечо второй дочери. – А это моя старшенькая, Людовика. Так что прошу, пан Тадеуш (Сосновский повысил голос, стараясь показать свою строгость), отнестись к обучению этих двух милых особ со всей серьёзностью.