Текст книги "Лабиринты свободы"

Автор книги: Юрий Устин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

– Знаете, я не француз и мне сложно давать оценку поведения этих людей, – Костюшко после продолжительного молчания и размышления указал незнакомцу на стоящую внизу толпу. – Но ведь и вы пришли сюда, как и они, со своей определённой целью. И, прошу заметить, я не спрашиваю вас, с какой.

Оба неразговорчивых соседа замолчали уже надолго. Каждый думал о своём, и Костюшко вновь и вновь задавал себе вопрос: «Что казнь даст этим людям, новой власти? Ведь лишение жизни королевской особы является лишь демонстрацией своей силы и возможностей... Смотрите, мы казним самого короля! Тирана, который единолично управлял страной и повелевал нашими жизнями, а теперь он всецело находится в нашей власти, и мы решаем его судьбу, как захотим!..»

Размышления Тадеуша прервал рёв толпы, которая заметила карету, везущую Людовика XVI из тюрьмы Тампль в его последний путь. Жертва сидела в карете в полном молчании, а рядом с ним был единственный близкий ему человек аббат Эджворт де Фримонт, сопровождавший гражданина Людовика Бурбона до самого эшафота. Людовик понимал, что этот последний его земной путь скоро закончится. Но страшней всего было для Людовика в этот миг не сам факт приближающейся смерти, а то, что его жизнь оборвётся под ножом гильотины, на эшафоте под дикие возгласы толпы людей, которые ещё недавно были его подданными.

– Смерть деспоту! Казнить его! – то тут, то там доносились яростные крики.

Когда Костюшко слышал эти возгласы, он с горечью подумал о том, как быстро меняется настроение толпы. Ещё недавно парижане приветствовали своего короля совсем другими словами, а сегодня они жаждали его крови.

Но были и другие участники этого действа. Они стояли молча, без криков и разговоров, в недоумении рассматривая окружающих людей. Когда же показалась ожидаемая процессия, они с жалостью и какой-то безнадёжностью провожали её взглядом.

В тот момент, когда повозка с Людовиком XVI проезжала мимо окон дома, где находился Костюшко, он заметил, как напрягся незнакомец, как побледнело его лицо, а побелевшие пальцы с силой сжали эфес шпаги.

«Интересно, кто этот человек?» – подумал Костюшко и перевёл взгляд на движущуюся карету. На какой-то миг Костюшко представил себе, что на месте Людовика XVI может быть король Польши Станислав Август Понятовский, и от волнения ладонью провёл по лицу, прогоняя воображаемую картину.

Карета с приговорённым повернула за угол дома, и уже с другой улицы донеслась новая волна гула толпы.

Незнакомец вдруг резко встал и направился к выходу, а Костюшко остался сидеть у окна, погруженный в свои мысли в ожидании, когда толпа зевак рассеется, и он спокойно вернётся к себе в гостиницу. О том, чтобы попасть в качестве зрителя к самому месту казни, Костюшко даже и не помышлял.

Стоящие возле гостиницы люди большей своей массой направились вслед за каретой к площади Революции[38]38
  Бывшая площадь Людовика XV, сегодня – площадь Согласия.


[Закрыть] в надежде увидеть что-либо из-за толпы горожан и гвардейцев, которые с раннего утра уже стояли возле места предстоящей казни. Но улицы, примыкающие к площади Революции, уже были перекрыты солдатами Национальной гвардии, а вокруг эшафота стояли пушки, направив свои жерла в сторону толпы.

Людовик XVI вышел из кареты и твёрдым шагом пошёл к эшафоту под непрекращающийся грохот барабанов. Где-то в глубине души он ещё не мог поверить в свершившийся факт: государство, монархия, веками установленный порядок – всё рухнуло разом в течение года. Ему хотелось воскликнуть: «Господи! Зачем ты допустил это? За что?..», но никто из всей толпы не почувствовал его душевных мук. Людовик молчал и гордо стоял, осматривая толпу презрительным взглядом, а толпа в ответ также хранила тягостное молчание, ожидая развязки трагедии этого человека. Только непрекращающийся грохот барабанов рвал на части всё его естество, причиняя Людовику дополнительные душевные страдания. В какой-то момент он не выдержал и крикнул срывающимся голосом:

– Замолчите!

Барабанщики восприняли этот крик как приказ и остановили свою барабанную дробь.

На эшафоте к Людовику подошли палачи и застыли в ожидании. Один из них протянул руку к одежде бывшего монарха, но Людовик оттолкнул его и сам снял свой коричневый камзол. Однако палачи в нерешительности продолжали стоять вокруг своей жертвы.

– Что вы хотите? – тихо спросил он.

– Мы должны вас связать, – ответил за всех главный палач Сансон.

Король Франции вдруг закричал:

– Связать?! Меня?!! Я никогда не соглашусь на это! – палачи продолжали стоять вокруг него, не решаясь применять силу. – Делайте, что вам положено, но не пытайтесь меня связать! – уже не говорил, а рычал Людовик. Но вдруг разом сник и обречённо махнул рукой. – Делайте, что хотите, я выпью чашу до дна, – промолвил он и тут же, возвысив голос и повернувшись к толпе, крикнул: – Французы! Я умираю невиновным в преступлениях, в которых меня обвиняют... Я прощаю своим врагам и молю Бога, чтобы Франция...

Генерал Сантер, командующий всей процедурой казни, не стал ждать продолжения последней речи Людовика XVI и что-то гневно прокричал. И тут же вновь ударили барабаны, а палачи начали вязать короля. Через минуту он уже лежал на доске, как жертва на заклании, и нож гильотины в 9 часов 10 минут утра 21 января 1793 года от Рождества Христова в полёте свободного падения с тихим свистом опустился на королевскую шею.

XV

остюшко добрался до гостиницы только к вечеру. По улицам и на площадях Парижа ликующие толпы людей отмечали смерть тирана и деспота, и почти каждый третий утверждал, что он лично присутствовал при казни Людовика Бурбона.

В гостинице Костюшко с волнением ожидал Юлиан Немцевич, встревоженный его долгим отсутствием. Ведь толпа народа, возбуждённая революционными настроениями и сценой казни самого короля, могла принять Костюшко за французского аристократа и учинить над ним самосуд.

– Ну слава богу, явился, – вместо приветствия проговорил Юлиан, выдохнул с облегчением воздух и перекрестился. – А я уже волноваться начал.

Костюшко молча прошёл в гостиную и сел за стол. Некоторое время он сидел, вспоминая картины прошедшего дня, потом повернулся к товарищу и спросил:

– Когда мы должны быть в Дрездене?

– Через неделю. А потом нас ждут в Гродно и Вильне... – доложил Немцевич.

Костюшко согласно кивнул. Времени у них совсем мало, а сделать предстоит ещё многое. В разных странах Костюшко и его соратники образовывали «Союзы», членами которых становились бывшие офицеры польской армии либо простые патриоты Речи Посполитой. У всех их была одна цель – поднять всепольское восстание и освободиться от оккупации Россией, Пруссией и Австрией. Им предстояло возродить новое государство в границах Речи Посполитой до первого её раздела в 1772 году и восстановить первую в Европе конституцию.

Национальная гвардия Франции отбивала атаки регулярной прусской армии и даже стала производить завоевания, оккупируя территории Бельгии, а также левого берега Рейна и Савойи с Ниццей. Значит, не всё потеряно и для Речи Посполитой после её второго раздела. При правильной организации восстания можно ещё не только собрать из патриотов сильную армию, но и поднять на восстание народ. Без поддержки народных масс, без «посполитого рушения» Костюшко вообще не видел смысла борьбы за независимость своей родины и не был уверен в победе восстания. Он был военным и хорошо понимал мощь армий трёх сильнейших европейских государств. Поэтому им нужна была помощь революционной Франции, однако, судя по последним событиям в Париже, в ближайшее время рассчитывать на неё не придётся.

– Всё. Нет больше во Франции короля, – подвёл итог сегодняшнему дню Костюшко. – В этой стране полный хаос, и поэтому ждать помощи с их стороны нам нечего.

Немцевич понимающе кивнул. Раз Тадеуш не хочет рассказывать про то, что он видел, значит, ему это неприятно, и Немцевич корректно ни о чём не стал его расспрашивать.

– Как всё сложно и противоречиво, – вдруг опять заговорил Костюшко после небольшой паузы.

– Ты это о чём? – полюбопытствовал его товарищ.

– Да вот об этом, – кивнул в сторону окна Костюшко. – Стоило ли делать революцию, чтобы потом устраивать такие кровавые спектакли? Сколько за последние месяцы скатилось голов под ножом гильотины? Тысячи. А сколько ещё скатится? Кому это нужно и, главное, есть ли в этом такая необходимость?

– Ты опасаешься, что что-то подобное может произойти у нас? – спросил, задумавшись, Юлиан.

– Опасаюсь, – честно признался Костюшко. – И чем больше я нахожусь здесь, тем больше меня терзают сомнения, тем ли мы идём путём. Не повторится ли всё это, – Костюшко кивнул в сторону окна, – у нас?

Услышать такие откровения от Костюшко Немцевич просто не ожидал. Он начинал понимать, что Тадеуш близко к сердцу принял кровавые события последних месяцев, свидетелями которых они стали в Париже. Понимая душевное состояние товарища, Немцевич решил его отвлечь от мрачных мыслей.

– А ты сходи к знаменитой парижской прорицательнице Марии Ленорман, – полушутя-полусерьёзно предложил Юлиан. – Может, она напророчествует тебе будущее, предскажет, что нас ожидает впереди.

Костюшко улыбнулся подобному предложению. Он слышал не раз о популярности этой особы. Недавно она появилась откуда-то в Париже и открыла свой гадальный салон. Он за короткое время стал настолько известен в столице, что это заведение посетили даже такие революционеры, как Робеспьер и Марат. Представители «старого» времени также не обошли вниманием мадам Ленорман: продажный политический интриган Шарль Талейран решил узнать своё будущее и после сеанса гадания на картах вышел из салона весьма довольный предсказанным.

– А что, может, и схожу, – вдруг заявил Костюшко. – Раз мы в Париже, так почему бы не окунуться один раз в ту жизнь, которой живут сегодня парижане?

Немного удивлённый тем, что Костюшко так быстро принял его шутливое предложение, Немцевич ничего не сказал, а только пожал плечами.

А парижане даже в эти тревожные дни революционных событий каждое утро ходили на работу, рожали детей и провожали на кладбища покойников, заботились о пропитании и постились в дни религиозных праздников. В кофейнях по-прежнему постоянные клиенты просиживали за чашкой кофе с французской булочкой, а любители острых ощущений посещали игорные дома, которые открывались в последнее время в большом количестве[39]39
  В те годы в моду вошла игра с картами с изображением видных революционных деятелей Франции: Робеспьера, Дантона, Марата и других лидеров Французской революции.


[Закрыть].

Но парижане привыкли и к тому, что по дороге к гильотине каждый день на повозках провозят по 40—60 человек, что французские солдаты воюют за идеалы революции где-то на границе с Италией или участвуют в очередном государственном перевороте, а некоторые лидеры Французской революции в это время живут как настоящие буржуа. Например Демурье, бывший лакей госпожи Дюбарри, ловко использовал своё положение и популярность после взятия Бастилии и открыл самый «шикарный» игорный дом в Пале-Рояле. Там во время игры никогда не произносились революционные лозунги и не цитировались республиканские идеи Монтескьё и Руссо, там существовал совсем иной мир и другой дух.

Когда Костюшко вошёл в приёмную Марии Ленорман, там уже сидел какой-то молодой военный небольшого роста в форме генерала французской Национальной гвардии. С виду генерал был похож на итальянца: чёрные волосы, смуглое лицо. Резкие движения и цепкий, оценивающий взгляд карих глаз выдавали в нём импульсивную личность. Генерал почему-то волновался и в ожидании своей очереди нервно постукивал ногой по полу. Костюшко попросил служанку доложить о своём прибытии, а сам уселся в кресло напротив генерала. Не прошло и пяти минут, как двери комнаты, куда желали попасть оба посетителя, открылись. Из глубины затемнённой комнаты вышли миловидная женщина и девушка лет двадцати невысокого роста, которая немного прихрамывала на одну ногу.

– И запомните, мадам, через несколько лет в ваших руках будет судьба всей Франции, – невольно услышал Костюшко страстный шёпот той, что была помоложе, – а в будущем вы станете императрицей, – предрекала она, провожая гостью до входной двери.

Когда же посетительница покинула дом, хромоножка повернулась к сидящему нетерпеливому генералу.

– А, вы уже здесь, генерал Бонапарт! – воскликнула она. – А ваш брак почти свершён, и вам предстоит скорая встреча с вашей будущей супругой. Ну, проходите же, я обязательно уделю внимание будущему императору Франции.

Когда генерал с предсказательницей скрылся в полутёмной комнате, Костюшко подумал: «Какая-то сумасшедшая. Всем предрекает будущее среди императорской семьи. А не вернуться ли мне домой...» Но он не успел совершить задуманное, так как двери в таинственную комнату вновь открылись, и генерал быстрым, почти строевым шагом покинул приёмную, даже не оглянувшись.

– Теперь ваша очередь, – сообщила служанка госпожи Ленорман. – Проходите, – добавила она, и Костюшко повторил недавний путь генерала.

Войдя в затемнённое помещение, он увидел уже знакомую ему женщину, но только в этот раз она сидела за большим столом, на котором были разбросаны веером игральные карты со странными и непонятными изображениями. На углу стола стоял большой канделябр с пятью горящими свечами, а перед хозяйкой салона лежал большой стеклянный шар с каким-то странным внутренним сиреневым свечением.

– Что вы хотите услышать от меня? – начала гадалка свои предсказания со странного вопроса. – Этот генерал даже не дослушал меня о своей судьбе, а зря... – с огорчением добавила она уставшим грудным голосом, выходящим откуда-то из глубины её небольшого тела. При этом она кивнула головой на дверь, за которой пару минут назад скрылся последний посетитель.

– Будущее, мадам, – ответил ей коротко Костюшко, присаживаясь напротив гадалки в глубокое кресло. – Моё будущее и будущее моей родины...

– Мадемуазель, – поправила его хозяйка салона. – А будущего у вас не будет после того, как вы лишитесь навсегда родины. И это свершится в ближайшее время.

– Я скоро умру? – спросил Костюшко, вдруг проникшись доверием к Ленорман.

Но прорицательница отрицательно покачала головой. Она погладила рукой стеклянный шар и взяла в руки новую колоду карт. Через минуту, разложив на столе несколько картинок, она подняла на Костюшко свои глаза и произнесла:

– Вы проживёте довольно долгую для военного человека жизнь, но родины у вас больше никогда не будет.

Костюшко вышел из салона со странным чувством досады, что ему чего-то не рассказали, что он не услышал главного и важного для него. Но понять до конца и разобраться в своих противоречивых чувствах Тадеуш так и не смог. Видимо, все они одинаковы, эти прорицательницы: наговорят, заинтригуют, а до конца правды всё равно никогда и не скажут. Ведь судьбу человека решают не они.

XVI

 один из вечеров 1793 года к неприметному одноэтажному, но просторному дому в Лейпциге подъезжали повозки, из которых выходили и скрывались внутри дома какие-то серьёзные мужчины. При этом они как-то неестественно оглядывались по сторонам, словно высматривали кого-то или, наоборот, опасались, что кто-либо следит за ними.

В просторной большой гостиной с высоким потолком и зашторенными наглухо окнами ярко горели свечи, а посреди комнаты за круглым столом сидели несколько человек. Они тихо о чём-то переговаривались между собой, и на первый взгляд создавалось впечатление, что все присутствующие кого-то ожидают. Генералы Бышевский и Граховский молча стояли у окна, а за столом Гуго Колонтай о чём-то беседовал с. Якубом Ясинским. Остальные участники этого собрания расположились рядом с ними или в соседних комнатах.

Но вот в дверь постучали, и Бышевский поспешил навстречу новому гостю. Буквально через минуту в его сопровождении в комнату вошёл Тадеуш Костюшко. Он подошёл к каждому из присутствующих, чтобы только поздороваться, так как представляться ему не было необходимости. Всем, кто находился в доме, этот гость был хорошо известен, и они с удовольствием обменялись с ним рукопожатием.

Генералы Ясинский, Домбровский и другие бывшие офицеры польской армии, которые после кампании 1792 года подали в отставку и разъехались по европейским странам, прибыли сюда с надеждой вернуться на родину, но уже как освободители. Все они являлись членами патриотического общества «Союз», задачей которого была подготовка всепольского восстания. В душах этих людей бушевал огонь революции, а целью они ставили возрождение независимости своей родины. Именно эти люди стали главными связующими звеньями, которые объединяли патриотов Речи Посполитой с организаторами центра по подготовке восстания против трёх оккупантов их страны: России, Австрии и Пруссии.

Второй раздел родины стал очередным унижением настоящих патриотов Речи Посполитой. Они собрались, чтобы принять решение о начале восстания, определить пути возрождения государства «от моря до моря» и сделать всё, чтобы аннулировать последствия двух разделов своей страны. Конечной целью заговорщиков стояло создание парламентской республики с конституционной монархией или без неё – в зависимости от ситуации, которая может сложиться в ходе восстания. Все собравшиеся прекрасно понимали, что дебаты в данном случае неуместны и излишни, а вооружённая борьба за свободу родины неизбежна. Оставалось только решить два основных вопроса: когда и где начинать и кто возглавит это освободительное движение.

Последний вопрос оказался наиболее сложным. С одной стороны, все понимали, какую огромную ответственность возьмёт на себя «главный начальник» восстания. С другой, некоторые из них не прочь были видеть себя на белом коне во главе нового «посполитого рушения». В конце концов, после долгих споров и обсуждений кандидатур, большинство сошлись на генерале Тадеуше Бонавентура Костюшко. Именно ему на этом совещании генералы и идейные вдохновители всепольского восстания собирались предложить стать во главе дела освобождения Отчизны. Мнение всех было едино: возглавить восстание должен известный всей стране генерал-патриот, который поддерживает республиканские идеи и обладает организаторскими способностями. Кандидатура генерала Тадеуша Бонавентура Костюшко как нельзя лучше подходила в качестве лидера восстания и восставшего народа. Но согласится ли сам Костюшко на роль, которую собирались ему предложить в этот вечер? Какие у него буду требования и планы, каким он сам представляет будущее своей родины, если восстание удастся поднять и оно добьётся своей цели?

Генералы и офицеры с нескрываемым волнением ожидали его прихода, хорошо понимая, что если Костюшко согласится возглавить восстание, то уже в ближайшее время начнётся новая война. И эту войну нельзя будет сравнить по масштабам с войной 1792 года, когда только одно решение Тарговицкой конфедерации смогло свести на нет все статьи Конституции 3 мая.

– Панове, прошу садиться, – попросил генерал Бышевский всех собравшихся занять свои места, взяв на себя роль председателя. – Я не буду представлять вас друг другу. Многие из вас плечом к плечу защищали свободу своей родины и с этой целью сегодня опять собрались вместе.

Бышевский обвёл взглядом всех присутствующих. В этом доме собралась элита польской армии. Любая армия Европы считала бы за честь иметь в своих рядах этих генералов и офицеров с опытом боевых сражений, умеющих воевать и по-настоящему понимающих значение слов «присяга и долг».

– Вы сегодня являетесь посланниками своих «Союзов», организации, которая готовит восстание на всей территории Речи Посполитой. И сегодня мы предлагаем избрать главнокомандующего будущим восстанием, который поведёт нас к победе над нашим общим врагом.

После такого торжественного вступления генерал Бышевский решил, что он не на сейме и долгих дискуссий по этому вопросу проводить не стоит. Поэтому, вдохнув в себя больше воздуха, он высказал главное:

– Мы предлагаем начальником и командующим всеми вооружёнными силами восстания назначить известного всем генерала Тадеуша Бонавентура Костюшко, который присутствует сегодня здесь.

После небольшой паузы, возникающей обычно на подобных важных собраниях, поднялся с места Тадеуш Костюшко. Он сразу дал всем понять, что в курсе, зачем его пригласили на это собрание в этот вечер.

– Панове! Я литвин, а Речь Посполитая моя родина, за которую я готов отдать жизнь, – начал он говорить тихо, но твёрдым голосом. Затем, с вызовом подняв голову, уже громко заявил: – Однако я хочу, чтобы вы знали: за одну лишь шляхту я сражаться не буду. Я хочу свободы для всего народа и только ей посвящу свою жизнь, – поставил свой ультиматум будущий руководитель восстания.

Костюшко замолчал. Офицеры начали переглядываться между собой, кто-то тихо переговаривался, обсуждая заявление Костюшко. Чтобы как-то сгладить возникшее напряжение, генерал Бышевский, усмехнувшись, его спросил:

– Так, может быть, вы посвятите нас в свои ближайшие планы?

Костюшко понимал, делая своё заявление, что не всем оно понравится. Однако он понимал и то, что если с самого начала не возьмёт организацию восстания в свои руки, то лучше ему воевать простым командиром дивизии, чем руководить неуправляемой вооружённой массой людей. Такая «армия» будет постоянно отступать перед более организованным, а следовательно, и боеспособным противником, а в первом же крупном сражении будет разбита. Тем более предстоящая война должна превзойти по масштабам и территории военных действий все предыдущие.

– План мой таков: сначала выработать самостоятельную государственную концепцию развития Речи Посполитой. Наша родина должна, наконец, стать обществом, состоящим из свободных крестьян, собственников земли, ремесленников и купцов...

Среди собравшихся опять послышался недовольный шёпот, который сразу насторожил Костюшко. Некоторые из тех, кто в этот вечер пришёл на собрание, не ожидали такого подхода Костюшко к самой подготовке восстания. Будучи людьми военными, они предполагали ограничиться только составлением предварительных планов военных действий, определением командующих будущих армий, времени и места начала восстания, но никак не решением каких-то социальных вопросов и способов правления будущим государством.

Однако Костюшко понимал, что смотреть необходимо далеко вперёд. Он хорошо помнил установки по захвату власти, которые изложил в своих трудах достопочтенный итальянец Макиавелли. Будущий руководитель восстания предполагал, что пожар войны разжечь будет не сложно, но как правильно вести эту войну, как заинтересовать народные массы встать под свои знамёна? Ведь без их поддержки война сразу с тремя державами обречена на поражение. Тогда зачем вообще её начинать и проливать кровь на полях сражений, если судьба восстания предрешена?

Игнатий Потоцкий покрутил кончики своих длинных усов. Он понимал, что война неизбежна, но кто пойдёт за ними, не повернут ли крестьяне косы на своих хозяев?

– А как насчёт помещичьих угодий? Ведь во время восстания крестьяне будут в любом случае вовлечены в боевые действия, – задал он провокационный вопрос Костюшко. Если уж разбираться, так разбираться от начала и до конца.

– Я считаю, что необходимо сохранить помещичье землевладение, но основанное на найме рабочей силы, – пояснил всем свою позицию Костюшко. – Когда мы начнём восстание, то к этому времени народ должен знать для чего и ради чего мы затеваем это великое дело. Только тогда он пойдёт за нами, а значит, обеспечит нам свою поддержку.

Костюшко посмотрел на задумчивых заговорщиков. Было видно, что они напряжены и усилен но обдумывают то, что только что он сказал.

– В ином случае все наши жертвы могут быть напрасны, а мы не достигнем конечной и главной цели восстания – восстановления государственности Речи Посполитой в тех её границах, которые она имела в годы былого величия, – попытался снова пояснить свою позицию некоторым сомневающимся Костюшко.

Ещё долго члены «Союза» обсуждали будущее восстание. Единогласно было принято и утверждено решение, что главнокомандующим вооружёнными силами восставших будет генерал Тадеуш Костюшко. Ему же вменялась координация всех действий по подготовке восстания, определение точного времени и места начала этого великого движения. Костюшко сумел убедить присутствующих наделить его диктаторскими полномочиями, чтобы с начала военных действий генералы его армии не вели себя подобно депутатам сейма, а подчинялись только главнокомандующему.

Совещание закончилось уже под утро. Каждому, кто принимал участие в этом совещании, был определён план действий на ближайшее время. На рассвете полусонные извозчики с закрытыми повозками уже ожидали своих пассажиров, которым предстояло возвращаться кому-то в Польшу, кому-то во Францию, а кому-то в действующую армию, где продолжали пока служить. Теперь они ждали только сигнала.