Текст книги "Лабиринты свободы"

Автор книги: Юрий Устин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 42 страниц)

V

опыта лошадей генерала армии Речи Посполитой Тадеуша Бонавентура Костюшко и его верного ординарца Томаша поднимали пыль с дороги, ведущей к Пинску[31]31
  Находится на территории современной Беларуси.


[Закрыть]. Именно в этот город Костюшко был определён на службу в должности командира дивизии после утверждения его сеймом в звании генерала. Король Станислав Август Понятовский принял верное решение, и уже через месяц после своего назначения на должность командира дивизии Костюшко скакал верхом к пинской городской ратуше, чтобы представиться местной власти.

Пинск был одним из главных белорусских городов, получившим Магдебургское право ещё в 1581 году, и являлся столицей пинской шляхты. Её лучшие представители мало чем уступали по богатству и знатности рода таким известным в Речи Посполитой родам, как Радзивиллы, Сапеги и Хрептовичи. Город находился на перекрёстке торговых путей из Польши в Украину и недавно получил особые привилегии от самого короля. Он посетил Пинск в 1784 году по приглашению одного из известнейших его жителей городского судьи Матеуша Бутрымовича, который красочно описал королю перспективы развития города и всего региона. После возвращения в Варшаву Станислав Август Понятовский отдал соответствующие распоряжения, из казны были выделены деньги, и уже через несколько лет Пинск стал одним из развитых в экономическом плане городов в государстве.

Ещё в молодые годы, закончив Пинский иезуитский коллегиум, Матеуш Бутрымович дослужился до капитана в армии Речи Посполитой, но в 1778 году был сокращён. Активный молодой человек не остался без дела и был приглашён в Пинск на службу Михаилом Казимиром Огинским, известным магнатом, гетманом Великого княжества Литовского. Матеуш Бутрымович оправдал доверие гетмана и вскоре дослужился до пинского мечника, а позднее стал пинским городским судьёй. Именно по его инициативе была проложена насыпная дорога «волынский тракт», ведущая из Пинска в Украину. Не без его участия был осуществлён и проект по созданию водного канала между реками Бугом и Припятью, по которому активно начали сновать баржи с традиционным товаром пинщины. Польский король заметил усердие городского судьи и по просьбе последнего приказал выдать Пинску финансовую помощь и гарантировал пинским купцам таможенные и налоговые льготы при торговле с Украиной.

Ещё на въезде в город Костюшко обратил внимание на красивый одноэтажный дворец с высоким цоколем с небольшим, но великолепным садом. Он по достоинству оценил архитектуру строения и отметил, как удачно вписался дворец в городскую уличную застройку. Сразу было видно, что хозяин этого великолепия, судя по всему, один из влиятельных людей Пинска с хорошим современным вкусом. И Костюшко не ошибся: этот недавно построенный дворец являлся собственностью городского судьи Матеуша Бутрымовича и получил в народе название «Мур».

Проехав с Томашем мимо доминиканского монастыря, генерал Костюшко направился к рыночной площади, расположенной недалеко от костёла Святого Станислава, чтобы там уточнить дорогу к ратуше, основной цели прибытия в этот город. Когда же лошадь Костюшко встала на дыбы, укрощённая твёрдой генеральской рукой, в его сторону удивлённо обернулась девушка, которая о чём-то спорила с торговцем рыбой. Молодое румяное лицо девушки, густые русые волосы и карие глаза сразу обратили на себя внимание серьёзного всадника, и он решил спросить нужное направление почему-то именно у неё.

– А не подскажет ли уважаемая паненка, как проехать к городской ратуше, – спросил генерал простую девушку.

Девушка, как можно было ожидать, не смутилась при виде важной персоны и, сверкнув озорны ми глазами, улыбнулась, а вместо ответа пойнтере совалась:

– А вы и есть тот самый грозный командующий дивизией, прибытие которого все ждут из Варшавы?

Теперь настала очередь удивляться генералу. Недолго думая, он легко соскочил с коня и, держа за поводья молодую и резвую кобылу, подошёл ближе к такой смелой и обаятельной незнакомке.

– А откуда вы знаете про командующего? – спросил Костюшко, пытаясь как-то продолжить разговор.

– Так про это весь город говорит, – не задумываясь, ответила паненка.

– А что ещё говорят про него в вашем городе? – спросил заинтригованный Тадеуш. Ему уже стало интересно, что известно про Тадеуша Костюшко обывателям этого небольшого городка, стоящего на перекрёстке торговых и военных дорог.

– Да всякое... – вдруг опустила глаза девушка и отвернула лицо в сторону, чтобы генерал не видел её лукавой улыбки и горящих от смущения щёк.

– И всё-таки, – не унимался генерал.

Девушка решительно взглянула на него и быстро выпалила:

– Одни говорят, что вы американец, другие, что литвин.

– Ну а третьи?.. – растягивал удовольствие от беседы новым вопросом Костюшко.

– Третьи, что вы холостой и будете самым завидным женихом в городе, – ответила паненка и звонко рассмеялась.

Костюшко, поддавшись обаянию молодости и задорному смеху, тоже рассмеялся, а за ними стал хохотать и Томаш, до сих пор сидящий на лошади и ожидающий очередной команды своего командира.

От души насмеявшись, 43-летний генерал вновь обратился к 18-летней девушке:

– Ну а всё-таки, как проехать к городской ратуше?

– Вон за той горой, – показала она рукой куда-то в сторону, – стоит костёл бернардинцев, а за ним вы увидите двухэтажный дом, а рядом много повозок и кучи навоза. Это и есть городская ратуша. Сразу найдёте, не заблудитесь.

Генерал опять улыбнулся, вскочил на лошадь и, обернувшись, после небольшой паузы спросил:

– А как вас зовут, любезная паненка, и откуда вам известны знаки отличия военных?

– Зовут меня Тэкля. Тэкля Журовская... Я дочь хорунжего Журовского. Потому и знаки у военных разбираю, – как-то уже несмело ответила Тэкля, опасаясь, что ей влетит от отца, если он узнает от кого-нибудь об этом разговоре с генералом.

Костюшко вздрогнул: так звали его мать, которая так рано стала вдовой, приняв на себя всю тяжесть домашних дел после смерти мужа, и которую он так нежно любил. Тадеуш тряхнул головой, отгоняя щемящие душу воспоминания, и вновь обратился к девушке:

– Ну, спасибо тебе, Тэкля Журовская. Будь здорова и передай отцу, что у него замечательная дочь, – сказал на прощание Костюшко и дёрнул поводья, направляя лошадь в сторону ратуши.

– А ничего себе генерал, – вдруг раздался голос над ухом Тэкли.

Девушка обернулась на голос и увидела перед собой усатое лицо торговца. Он до сих пор сидел на бочке с рыбой и внимательно прислушивался к разговору, а теперь улыбался и хитро прищуривал свои добрые глаза. А через день в Пинске уже шли разговоры о том, что новый генерал дивизии влюбился в местную паненку, и, возможно, его холостяцкой жизни именно у них в городе (а не и столице) в ближайшее время придёт конец.

Прибыв в дивизию и ознакомившись с порядком, который установил в ней последний командующий, генерал Костюшко сразу отметил для себя уровень боеспособности солдат и офицеров. К сожалению, он ожидал гораздо большего и поэтому сразу наметил те изменения в службе и в обучении вверенного ему подразделения, которые предстояло внести в ближайшее время. Вновь прибывший командир твёрдо решил довести боеготовность дивизии до уровня лучших европейских армий, чтобы с честью представить её, обновлённую и обученную, на ближайших парадах и смотрах, которые ежегодно проводились по указанию короля и сейма.

Как давно не ощущал генерал Костюшко тех знакомых чувств силы и власти единоначалия, когда тысячи людей в общем порыве по его указанию выполняли приказы! Служба для Тадеуша опять стала, как глоток прохладной воды в жаркую по году, когда ещё минуту назад он испытывал сильную жажду, а сейчас получил живительную влагу, пробуждающую его к действию и дающую великую жизненную энергию.

В строевых занятиях, которые ввёл генерал Костюшко в систему, он старался применять свой личный боевой опыт, полученный во время службы в Континентальной армии. Он первый в польской армии ввёл во всех полках совместные тактические занятия всех родов войск, входящих в его дивизию, а также боевую практическую стрельбу, стремительные учебные походные марши и манёвры.

Кто-то из его подчинённых офицеров был недоволен нововведениями, нарушающими привычный жизненный ритм военных гарнизонов. Однако большинство понимало необходимость требований нового командира и с симпатией к нему относилось. Особую популярность Костюшко имел среди молодых офицеров благодаря своему американскому прошлому.

Возвращаясь поздно вечером в свой пустой холостяцкий дом, который снимал генерал Тадеуш Костюшко на окраине города, и поужинав скромной пищей, он ложился на жёсткую кровать и долго не спал, сверля глазами потолок спальни.

«А годы уже не идут, они убегают из моей жизни, чтобы никогда не вернуться, – с грустью думал генерал. – А я по-прежнему один, без семьи и без детей...»

Тадеуш всё чаще вспоминал ту обаятельную девушку, которую он встретил в первый день своего пребывания в Пинске.

«Тэкля Журовская, Тэкля Журовская... – с нежностью повторял про себя он это имя, и ему ужасно захотелось увидеть её снова. – Тэкля Журовская, Тэкля...» – стучали слова маленьким молоточком в его голове, когда он уже уснул.

Рано утром после совещания в штабе дивизии Костюшко попросил задержаться начальника штаба полковника Щетиньского.

– Подскажите мне, полковник, сколько вы служите в этой дивизии? – спросил его командующий.

– Да уже около десяти лет, – удивлённо ответил начальник штаба. – А что?

– Да так, просто интересно. Вы, наверно, хорошо знаете всех офицеров, которые здесь служат? – генерал продолжал спрашивать своего подчинённого, который начал догадываться, что Костюшко расспрашивает его не из праздного любопытства.

– Практически всех, кто пребывает в дивизии на службе, – отрапортовал полковник.

– А хорунжий Журовский знаком вам? – после небольшой паузы поинтересовался Костюшко.

«Так вот оно в чём дело, – сразу смекнул полковник, зачем ведёт эти расспросы командир дивизии. – Значит, не зря люди шепчутся про генерала. А я-то на жену накричал, чтобы не болтала пустое...»

– Так точно, знаком. Служит в четвёртом уланском полку уже года три, – доложил начальник штаба и тут же получил от командира приказ направить проверку в этот полк, а возглавить инспекцию генерал намеревался лично.

Через два дня генерал Костюшко прибыл в четвёртый уланский полк и даже решил устроить там небольшие учения. Оставшись наедине с командиром полка в полевой палатке, Костюшко обратился к нему с необычной просьбой пригласить на беседу хорунжего Журовского. При этом Костюшко заметил про себя, что командир полка ничуть не удивился этому распоряжению.

Когда через полчаса часовой доложил, что хорунжий Журовский прибыл, его пригласили войти, а сам командир полка, сославшись на занятость, получил разрешение от Костюшко удалиться.

– Присаживайтесь, хорунжий, – начал издалека нелёгкий для него разговор Костюшко.

– Спасибо, я постою, – почему-то резко ответил хорунжий генералу и продолжал стоять, вытянувшись перед командиром дивизии, но глаза его смотрели не на генерала, а куда-то за его спину.

Костюшко пришёл в ещё большее волнение и почувствовал, что просто не находит слов, чтобы продолжить разговор. Но говорить что-то нужно, чтобы не казаться смешным перед подчинённым.

Хорунжему Журовскому было примерно около 45 лет, и Костюшко был с ним, похоже, практически одного возраста.

«А ведь Тэкля годится мне в дочери», – вдруг с ужасом подумал Костюшко, представив себя на месте отца своей избранницы.

– Я хотел бы поблагодарить вашу дочь. Она была первой, кто повстречался мне в городе, и указала дорогу... – как-то попытался разговорить Костюшко хорунжего, но тот продолжал молчать. – И благодаря ей я не только быстро добрался к месту назначения, но и узнал все городские новости, – попробовал пошутить генерал.

Хорунжий продолжал молчать.

– Хорунжий, я хотел бы в память об этой встрече пригласить Тэклю и вас с женой на бал, который в честь моего назначения устраивает через неделю городской судья Бутрымович в своём новом дворце. Как вы на это смотрите?! – поставил конкретный вопрос перед Журовским его командир, на который хорунжему нужно было дать такой же конкретный ответ.

– Моя жена не ходит на такие великосветские балы, – наконец Костюшко услышал от Журовского вторую фразу с момента их встречи.

– Простите, – смутился ещё больше Костюшко. – Приходите с дочерью. Вы придёте, хорунжий? – не выдержав напряжения и повысив голос, спросил Костюшко.

– Никак нет, – услышал он в ответ.

– Почему же?

– Я также не посещаю подобные мероприятия, – пояснил Журовский.

– А Тэкля?

– Она уже взрослая, пусть сама решает, – подвёл итог разговору Журовский, и Тадеуш понял, что Тэклю, вероятнее всего, он тоже не увидит.

– Тогда я вас не задерживаю. Вы свободны, – уже твёрдым голосом командира сказал генерал, и хорунжий, козырнув по уставу, вышел из палатки.

VI

 тот же вечер между хорунжим Журовским и его единственной дочерью Тэклей произошёл серьёзный разговор, причиной которого был всё тот же генерал Костюшко. В последнее время Тэкля ходила по городу, как героиня французского романа. Слухи о том, что новый командир дивизии обратил свой взор на юную особу и собирается сделать предложение её отцу, стали разрастаться среди пинской шляхты, как снежный ком. Тэкля не опровергала все эти измышления, когда её подруги пытались выведать у неё подробности этой пикантной истории, и ничего не объясняла им. А наигранная таинственность сложившейся ситуации ещё больше подливала масла в огонь страстей, который перекинулся уже в дом Журовского, хотя он этого и не желал.

– Что хочешь мне говори, но не нравится мне этот генерал, – упрямо твердил хорунжий своей дочери в который раз после того, как рассказал ей о приглашении Костюшко, а Тэкля вдруг выразила своё желание туда пойти. – Бродяжничал по Америке десять лет, как казак, ничего не нажил... А до этого дочку у пана Сосновского хотел выкрасть... Ласый на чужие колбасы, – так целый вечер сердито пыхтел трубкой Журовский.

Но Тэкля стояла на своём – она непременно пойдёт на бал. А пока, поджав под себя ноги, девушка сидела на кровати за перегородкой, разделяющей мужскую и женскую половины дома, и обиженно молчала. Ей льстило, что на неё обратил внимание такой известный человек, как генерал Костюшко, и ещё больше тешило её юное самолюбие, что это событие в последнее время оживлённо обсуждала вся пинская шляхта. И если вначале она просто смеялась над этими светскими сплетнями, то сегодня, после того как её отец передал ей приглашение от самого... Теперь она всерьёз задумалась о перспективе стать в ближайшее время генеральшей и даже в мыслях представляла себя рядом с немолодым, но ещё вполне симпатичным и стройным Костюшко.

«А почему бы мне не испытать судьбу? – по-простому размышляла она о возможности вступить в неравный брак. – Я его буду любить. Ведь он будет моим мужем... У нас будут дети, и всё будет замечательно. И через десять лет я буду его любить, и через двадцать, и...

Наконец, после последних слов отца, она не выдержала его ворчания и вскочила с кровати.

– Ну что ты говоришь, чего не знаешь?! – возмутилась она. – Слушаешь лишь бы кого.

– Люди так просто о подобных вещах говорить не будут.

– Да любили они друг друга, отец! А пан Сосновский хотел её за другого отдать... Это как же надо было любить, чтобы согласиться бежать без отцовского благословения?! – мечтательно посмотрела куда-то вдаль Тэкля. – Как это романтично.

– Дурочка ты, дурочка, – ласково и с печалью в голосе сказал Журовский, смотря на свою уже повзрослевшую дочь. Ещё недавно он рассказывал ей старые добрые сказки, а сегодня она грезит о романтической любви. А он, видимо, просто ста реет.

– Ну ты подумай ещё раз: кто он? – пробовал образумить свою несмышлёную дочь Журовский. – Генерал, назначенный командиром дивизии лично королём, в Америке с самим Вашингтоном в друзьях был... А ты кто? Девчонка, дочка обедневшего шляхтича, который зарабатывает себе на жизнь службой в коронных войсках.

– Но он же обыкновенный человек, – не сдавалась Тэкля. – Одинокий и, наверно, поэтому несчастный.

– Это почему же он несчастный? – удивился такой философии хорунжий.

– Да потому, что у тебя есть я, мама, а у него нет никого. Кругом только офицеры и солдаты, – разъясняла Тэкля своему непонятливому отцу простую женскую логику.

Но и Журовский не собирался уступать: как-никак решалась судьба его единственной дочери.

– Ты не очень-то беспокойся за него. Лучше о себе подумай: знаешь, какая молва о нас по всему воеводству идёт? – сделал ещё один шаг отец, чтобы отговорить дочку от посещения бала, на котором соберётся вся именитая пинская шляхта.

– Слышала, – вдруг уже примирительно и спокойно заговорила Тэкля. – На чужой роток не набросишь платок, отец. Поэтому пойдём все вместе. Тебя с мамой ведь тоже приглашали.

– Ладно, иди одна, – сдался Журовский. – Только веди себя достойно.

Тэкля не ожидала от отца такой быстрой капитуляции. Довольная тем, что он дал согласие на посещение такого представительного бала, она подбежала к нему, поцеловала в его заросшую жёсткой щетиной щёку и выскочила из дому. Ей не терпелось поделиться последней новостью со своей лучшей подругой, проживающей по соседству.

От такой неожиданной нежности Журовский ещё больше расстроился и прослезился.

«Как быстро ты выросла, дочка, – подумал он, проводив взглядом Тэклю. – Пора тебе уже и наряды менять...»

Хорунжий вдруг понял, что, кроме дочери, у него с женой нет никого на свете. И если так случится, что генерал Костюшко всё-таки сделает ей предложение выйти за него замуж, а она согласится, то они просто останутся одни в целом мире. Ведь этот американец запросто может её и в Америку увезти.

Некоторые части дворца Бутрымовичей ещё находились в стадии строительства: ощущались запахи краски, кое-где стояли строительные леса, на которых трудились работники. Но в целом дворец уже был готов для проживания и организации различных торжеств, вроде городского бала, на который Бутрымовичи пригласили весь цвет пинской шляхты. Бал обещал быть великолепным и представительным.

Генерал Костюшко, одетый в парадный мундир, прибыл ко дворцу в открытой карете, любезно предоставленной ему Бутрымовичем. Выйдя из кареты, он пересёк полузакрытый парадный двор, обращённый в сторону реки, ещё раз отметив про себя великолепие и архитектуру здания. Войдя в пристроенный ризалит, он попал в просторный вестибюль, а через него в роскошный овальный зал с выходом на террасу.

В огромном зале дворца оркестр играл весь вечер музыку, чередуя быстрые ритмы мазурки с плавными переливами вальса. По залу кружились пары, радуясь счастливым мгновениям свободного движения в такт такой приятной музыке. Кавалеры в восхищении держали своих дам за талию одной рукой, а второй поддерживали их нежные руки.

В самом начале вечера генерал Костюшко стоял в окружении офицеров и воеводы, но постепенно тесный круг мужчин вокруг него начал редеть, как в атаке редеют шеренги строя под выстрелами противника. Офицеры не могли спокойно стоять возле командира, когда кругом столько прекрасных паненок жаждут, чтобы их пригласили на танец. Да и для чего ещё приходить на подобные балы?!

Костюшко старался улыбаться в ответ, когда к нему обращались с каким-нибудь вопросом, и даже что-то отвечать. Но глаза его были печальны и всё время посматривали на массивную входную дверь, откуда он, хоть и с малой надеждой, ожидал появления знакомого и дорогого образа. И всё-таки надежды его сбылись: в дверях показалась Тэкля, которая также оглядела сразу весь зал и очень быстро нашла в нём того, ради которого собралась на бал вся пинская шляхта.

Не только Костюшко, но и все, кто знал или слышал о романтической встрече генерала с простой девушкой, тут же обратили своё внимание на Тэклю. По залу пошёл шёпот, к счастью, заглушаемый звуками музыки. Под взглядами десятков глаз Тэкля подошла к ближайшей колонне и остановилась в ожидании, с волнением разглядывая танцующих.

Костюшко не замедлил подойти к Тэкле.

– Очень рад, что вы приняли моё приглашение, – тихо произнёс Тадеуш, внимательно вглядываясь в юное лицо девушки и восторгаясь его свежестью и открытостью. Большие и наивные глаза Тэкли смотрели с нескрываемым восторгом на Костюшко, который стоял перед ней в полном генеральском облачении и нежно целовал ей при всех руку.

– Здравствуйте, пан генерал, – еле смогла вымолвить она. – Спасибо за приглашение. Я никогда не была на таких светских вечерах, – честно призналась Тэкля, растерянно оглядываясь вокруг.

– Так разрешите пригласить вас на следующий танец? – спросил Тадеуш, надеясь в танце обнять эту юную особу.

– Я-то с удовольствием, но готовы ли вы со мной танцевать, когда вокруг столько великосветских дам, которые только и мечтают быть вашей партнёршей? – уже немного освоившись, вдруг дерзко ответила девушка, заметив устремлённый на них завистливый взгляд стоящих рядом красивых паненок.

Костюшко посмотрел вокруг себя, потом, повернувшись снова к Тэкле, ответил:

– Милая Тэкля, когда я стою рядом с вами, то для меня другие дамы не существуют, я их просто не замечаю.

Этими словами генерал Костюшко совершенно обезоружил Тэклю, и она, торжествующе и гордо посмотрев на своих потенциальных соперниц, молча подала ему руку, когда начался новый танец.

Тадеуш нежно поддерживал в танце лёгкое тело Тэкли и, не отрывая свой взгляд, смотрел на её раскрасневшееся лицо. В какое-то мгновение Тадеушу показалось, что он смотрит не на Тэклю, а на Людовику, но видение в его сознании испарилось так же быстро, как и возникло.

Тэкля же наслаждалась движением под музыку и с трепетом ощущала под своей рукой сильную мужскую руку генерала. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, тем более танец на балу. Костюшко проводил девушку до колонны, но не отошёл от неё, а предложил Тэкле прогуляться по дворцовому саду. Взволнованная танцем и немного уставшая от нахлынувших на неё эмоций, Тэкля сразу согласилась, и через минуту они уже прогуливались по тенистой аллее, оставив участников бала обсуждать будущее нового командира дивизии.

– Вот так меня и гоняла судьба в этой жизни по разным странам и континентам, а в итоге живу один, без семьи, и мечтаю встретить ту единственную, которая заполнит пустоту в моей душе и в моём доме, – откровенничал Тадеуш перед юной особой. Сам он и не помнил, кому так много рассказывал о себе в последний раз. Наверно, только Томасу Джефферсону когда-то очень-очень давно да родному брату Иосифу, когда долгими зимними вечерами они рассказывали друг другу о своей жизни за восемь лет разлуки.

– Я думаю, что многие девушки этого города были бы счастливы, если бы вы сделали им подобное признание, – искренне удивилась Тэкля рассказу генерала. Она не ожидала таких откровений от человека, который видит её лишь второй раз в жизни и годится в отцы.

– Понимаете, милая Тэкля, я стараюсь уходить на службу пораньше и приходить домой как можно позднее, чтобы оставалось время только на сон и еду, – продолжал изливать накопившуюся в душе горечь Костюшко. – Чем больше свободного времени, тем острее ощущаешь своё одиночество в этом мире.

– Ну, вы ведь такой известный человек, герой, неужели вы не смогли до сих пор найти себе спутницу жизни? – заикаясь от волнения, спросила Тэкля, ожидая, что вот-вот генерал скажет сейчас самое главное, ради чего они уже около часа гуляют по парку.

– Раньше не мог... Но надеюсь, что я её уже нашёл, – Костюшко остановился после последней фразы, осторожно взял Тэклю за плечи и повернул к себе лицом.

– Посмотрите на меня. Вы видите, я уже не молод, но полон сил и желания создать семью. Я хочу сделать вам предложение стать моей женой, дорогая Тэкля, – наконец произнёс Костюшко и понял, что Рубикон перейдён. Теперь или уже никогда...

Тэкля ожидала подобного разговора, но всё равно не нашлась, что ответить. Она была в полном смятении от того, что это всё-таки произошло и теперь ей надо отвечать, а вот эта задача была для неё пока не по силам. Смущаясь ещё больше от того, что Костюшко ждал от неё ответа и молчал, она отвернулась от негр и попробовала его отговорить от данного решения:

– Я простая девушка, дочка хорунжего, обедневшего шляхтича, а вы генерал...

– Я тоже не сразу стал генералом. Ещё недавно я жил в небольшой деревне и помогал брату в управлении поместьем, – напомнил девушке о своём происхождении Костюшко.

– Я не могу сразу принять решение, – уклонилась от прямого ответа Тэкля. Ей вдруг стало страшно, что с момента её согласия в её жизни всё переменится. Она вскоре станет замужней женщиной, будет следовать за своим мужем по гарнизонам или, что вероятнее, годами сидеть дома и с волнением ожидать его возвращения после очередного военного похода. А она ещё так молода и не готова к серьёзной семейной жизни, тем более с таким известным человеком.

– Вас смущает мой возраст? – прямо спросил Костюшко, огорчённый её ответом.

– Дело совсем не в вашем возрасте, – с испугом за свою бестактность возразила Тэкля. – Я приду домой и всё расскажу отцу и маме. Надо же получить от них благословение. Я у родителей единственная дочь, и кроме меня у них никого нет.

– Да-да, конечно. Я вас понимаю... – рассеянно пробормотал генерал, вспомнив гордого хорунжего Журовского и разговор с ним. Тадеуш понимал, что шансов получить от него отцовское благословение на этот брак совсем мало.

– А теперь мне пора домой, – проговорила Тэкля, – а то родители, наверно, ждут меня, не спят, волнуются. Он... – Тэкля замялась, не зная, как объяснить Костюшко неприязнь к нему со стороны отца. – Отец не хотел, чтобы я ходила на этот бал.

– Не хотел потому, что вас пригласил я?

– Не сердитесь на него, – умоляюще сложила на груди руки Тэкля. – Его можно понять, как и меня.

Тадеуш поправил на плече девушки лёгкую шаль, горько усмехнулся и успокаивающим тоном сказал:

– Что вы, я не сержусь и прекрасно его понимаю. Наверно, я бы тоже переживал и волновался, если бы у меня была такая красавица дочь.

Больше Костюшко ничего не говорил, а Тэкля ни о чём не спрашивала его. Они медленно дошли до конца садовой аллеи с красивыми цветочными клумбами, где стояла карета, на которой Костюшко приехал на бал. Кучер, выполняя свою почётную миссию, сердито отмахивался от надоевших комаров и радостно заулыбался, когда увидел генерала. Он готов был ехать куда угодно, лишь бы избавиться от укусов проклятых насекомых.

– Сейчас вас отвезут домой, а я буду ждать ответа столько времени, сколько потребуется для принятия решения вам и вашим родителям, – сказал на прощание генерал, целуя девушке её прохладную руку, разочарованный результатом вечерней прогулки. Повернувшись к кучеру, он приказал ему:

– Отвези паненку туда, куда она скажет. Трогай!

Карета тронулась с места и, слегка качаясь на английских рессорах, плавно покатила по хорошей дороге. А генерал Костюшко ещё долго бродил по вечернему саду. Он вспоминал каждую сказанную им Тэкле фразу, каждое слово, строя догадки, не обидел ли он её чем-нибудь и правильно ли она поняла его признание и предложение.

На следующий день генерал Костюшко занимался своими повседневными делами в штабе дивизии, когда часовой доложил, что к нему прибыл хорунжий Журовский и просит его принять. Костюшко напрягся, как перед дуэлью, застегнул мундир и приказал впустить хорунжего.

Журовский вошёл в комнату и, вытянувшись перед генералом, подал ему лист бумаги.

– Что это? – спросил хорунжего генерал Костюшко.

– Это прошение на перевод в другую дивизию, – чётко ответил хорунжий, не смотря в глаза своему командиру.

– Вот в чём дело... Вы твёрдо решили поменять место службы? – тихо спросил Костюшко, подойдя к нему вплотную. – Ваше решение связано со мной и вашей дочерью?

– Мне дочь вчера рассказала о вашем разговоре и вашем предложении. В связи с этим я прошу вашего разрешения на мой перевод в другое воеводство, – честно признался Журовский.

Тадеуш понял, что и на этот раз счастье не улыбнулось ему, опять прошло мимо.

– Хорунжий, скажите честно, вы считаете, что я не смогу сделать вашу дочь счастливой? – вспылил генерал. – Вас пугает мой возраст? Или есть другие причины вашего отказа выдать замуж за меня вашу дочь?

– Дочь у меня одна, и я хочу, чтобы она была счастлива. И дело не в вашем возрасте или положении, – быстро забормотал хорунжий, пытаясь как-то объяснить генералу своё решение в таком щепетильном вопросе. – Я хочу спасти репутацию Тэкли. И так всё воеводство только и обсуждает отношения американского генерала и моей дочери. А я не верю, что она будет счастлива с вами. Вот и всё, – закончил он свои объяснения, с волнением ожидая решения генерала.

– Если дело не в возрасте, то почему, хорунжий? – продолжал допытываться Костюшко.

– Вы человек не постоянный: сегодня здесь командуете, завтра в Америку уедете... Нет, такая жизнь не для неё, да и не для меня. Она у меня одна. Поймите и отпустите, прошу ради Христа.

«Ну вот и всё. Пусть уезжают. Насильно люб не будешь, – с горечью подумал Костюшко. Он уже принял решение. – А жаль, – вдруг ему в голову пришла шальная мысль, – у нас могли бы быть красивые дети».

Ещё больше расстроившись от этой мысли, Тадеуш охрипшим от волнения голосом произнёс:

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Ступайте. Распоряжение о вашем переводе я сегодня же подпишу.

Хорунжий молча быстро вышел из комнаты, оставив на столе генерала своё прошение.

Костюшко в волнении, как раненый зверь в клетке, ещё некоторое время метался по ставшей вдруг очень маленькой комнате, потом вышел наружу и громко крикнул:

– Томаш! Коня мне! Быстро!

Легко вскочив на резвого жеребца, генерал поскакал в сторону реки. Резко осадив лошадь на берегу, он соскочил с её потной спины и широкими шагами подошёл к воде. Сбросив генеральский мундир, он стал плескать на пылающее лицо прохладную воду, пытаясь его остудить, а заодно и те мысли, которые словно в горячке носились и путались в голове.